Текст книги "Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк"

Лучший в мире способ маршировать

Работа чрезвычайно меня развлекает.

Жан-Поль Сартр

Очаровательную Парижанку, порхающую по улицам без гроша в кармане, Жан-Поль воспел в коллекциях «Барбес» и «Паригот, Парижская девчонка». В коллекции «Консьержка» отразилась другая сторона его характера: нам словно хитро подмигивает болтливый уличный мальчишка. Простая элегантность улиц стала первой отличительной чертой стиля Готье. 10 мая 1981 года[74]74
  В этот день во Франции проходил второй тур президентских выборов. – Прим. ред.


[Закрыть] все знаменитые французские модельеры находились вне Франции. Они собрались в Бразилии на вечерний прием: Жан-Шарль де Кастельбажак, Тьерри Мюглер и Жан-Поль Готье. Результаты выборов показывали по бразильскому телевидению. В отеле в Рио, где они остановились, эти новости представлялись еще более удивительными. «Я тут же позвонил матери, – рассказывает Кастельбажак. – Она была напугана, словно наступала заря второй революции, потому что машины заезжали в парк, расположенный на частной территории, останавливались там и сигналили. И вдруг я увидел, как Жан-Поль вскочил на стол в ресторане и стал танцевать и петь как умалишенный. Я же был почти готов разрыдаться! Эта победа повергла меня в совершенную растерянность[75]75
  Победу на выборах одержал Франсуа Миттеран, став первым социалистом на посту президента Пятой республики. – Прим. ред.


[Закрыть]. Душа моя оставалась на стороне правых, а сердце рвалось к левым».

Целых семь лет президентского срока будет продолжаться праздник. В период с 1981 по 1988 год Жан-Поль конечно же появлялся и в «Ле Бэн», и в «Паласе», и в «Квин», но блокнот для рисунков все-таки всегда заменял ему танцпол. «Я был тогда, да и сейчас остаюсь, большим тусовщиком, – признается Кастельбажак. – Всю жизнь это качество меня подводит и ставит иногда в прескверное положение. Я встречал его [Готье] время от времени в разных модных местах, но, между прочим, он никогда не появлялся на костюмированных вечеринках в “Паласе”. Он редко принимал участие в шумных тусовках. Я вообще думаю, что он по натуре домосед, который хорошо себя чувствует только в узкой компании близких друзей. Он так сосредоточился на выполнении своей миссии, что, по-моему, чувствовал себя носителем всего исторического наследия моды. Проще говоря, в возбужденное состояние его приводила работа, а не угар, который царил тогда на вечеринках, и темперамент свой он выражал тоже в работе». А ведь его работа состояла в том, чтобы подрывать устои, в частности, в области моды. Овладев парадоксальными символами эстетической диктатуры, он сделал следующий шаг – предложил женщине путь к эротической свободе. Корсет с коническими выступами стал его тотемом. Сегодня узнаваемый повсюду, этот предмет одежды, который появился в его фантазиях довольно рано, покорил Мадонну и за тридцать лет превратился в фетиш, позволяя сразу узнавать фирменный стиль JPG от Милана до Токио. Внешний отличительный признак: чашки выступающие, острые, больше похожие на груши, чем на яблоки, больше на Африку, чем на Америку. Едва появившись, этот корсет вызвал невероятное смятение в обществе. В нем видели символ новой сексуальности, эстетской крайности, игру с телом, которая приводила прессу, этого вечного посредника между художником и обществом, в лихорадочное волнение. В статье для журнала «Актюэль» восторженный Жан-Франсуа Бизо[76]76
  Жан-Франсуа Бизо (1944–2007) – французский журналист и писатель. – Прим. ред.


[Закрыть] сказал о нем так: «Шелковый корсет с острыми выступами, похожими на рожки с кремом». Готье предлагал публике варианты из бархата малинового и мандаринового цвета, использовал корсет как элемент облегающего платья мини, снабжал его шнуровкой сзади. Вся суть либертианского стиля кутюрье находит отражение в коллекции 1984 года. Он не удовлетворяется игрой с тесьмой и шнурками, у него в шоу участвуют белые и чернокожие манекенщицы, цирковые артисты, модели носят африканские бубу и поют негритянские спиричуэлс[77]77
  Бубу – традиционная длинная широкая мужская рубаха типа туники у народов Западной Африки (главным образом, в Судане). Спиричуэл – негритянская духовная песня. – Прим. ред.


[Закрыть]. Великий сотрясатель устоев! На показах Готье бьет ключом настоящая жизнь, как она есть, а не та, которую хотелось бы видеть теоретикам моды. Отзывы о коллекции «Барбес» говорят, что она всех потрясла. Журналисты вынуждены пересмотреть привычные клише и способы описания дефиле. «Сборная солянка», которую предлагал Готье, была непривычна, и понадобился новый язык, чтобы рассуждать о его стиле. Фантазия этого фигляра не знала границ: Африка из Пигаль, квартала красных фонарей, сироты Чарльза Диккенса, Мэри Поппинс, чемпионки по лыжному спорту, гладиаторы, чаровницы, неземные существа кружили по подиуму. Тот, кто намеревался рассуждать о его коллекциях, должен был быть эрудитом, обладать легким пером и глубоким художественным видением. Рассказывая о его творениях, журналист, пишущий о моде, мог превратиться в спортивного комментатора. Писать о Готье было все равно что участвовать в марафоне. А он собирался использовать это замешательство для своего шоу «In&Out», которое перевернуло вверх тормашками внутренние законы и показов модной одежды, и театральных постановок. В тот год две тысячи человек без приглашения пришли в его грандиозный волшебный цирк. Зал de facto[78]78
  Фактически, на деле (лат.). – Прим. перев.


[Закрыть] превратился в театральные подмостки, где разворачивалось самостоятельное действо, и журналистам предстояло постараться, чтобы описать все в подробностях, включая разные забавные эпизоды, что часто приводило к увеличению вдвое объема статьи.

В 1984 году газета «Матин» не ограничилась описанием туалетов: редакция сочла обязательным рассказать в статье, что модельер арендовал Зимний цирк у Жозефа Буглиона, человека прошлого столетия, одетого как Баффало Билл. Писательница Мари-Доминик Лельевр сообщала, что на шоу собрались пятьсот человек, перед зданием цирка стояли полицейские автобусы, люди забирались на крыши машин. Все были готовы отдать 300 франков за вход… На сцену поднялись три чернокожих музыканта и запели госпел. Это было не шоу, а настоящий хаос, из глубин которого на арену цирка выходили модели, задрапированные в роскошные ткани, воплощая новый, дерзкий образ вамп от JPG. Журналист газеты «Матин», ошеломленный дефиле тридцати моделей-африканок, одна поразительнее другой, в конце статьи сравнивает их с «завернутыми в бархат сомнительными пилюлями».

Рассуждать о его вызывающих взрывы эмоций показах стало всеобщим развлечением на следующие десять лет. Он придерживался четкого ритма: два показа в год, переходя из зала «Ваграм» в парк Ла Виллет, охватив еще и сквер Тампль, – и повсюду за ним следовали фанаты, не уступающие в численности поклонникам «Роллинг стоунз»… Жан-Поль стал так же популярен, как рок-звезды. Он устраивал яркие представления на подиуме, поражая зрителей невероятной сценографией своих шоу, сопровождающихся музыкой, так что они напоминали рок– или поп-концерт. Иногда в них участвовали Нене Черри и Бой Джордж[79]79
  Нене Черри (настоящее имя Нене Мэрианн Карлссон) (р. 1964) – шведская певица, поэт, композитор и рэпер. Бой Джордж (настоящее имя Джордж О’Дауд) (р. 1961) – британский певец и композитор. – Прим. ред.


[Закрыть], которые пели вживую. Во время шоу Готье выступала группа «Рита Митсоуко» и близкие с ней по стилю коллективы, играла аккордеонистка Иветт Орнер, похожая на лесную нимфу в расшитом золотом наряде… Никогда нельзя было предсказать, что приготовит Жан-Поль. Поэтому все хотели любой ценой попасть на его показы. Это было так, словно огромный «Палас» раскинулся под стеклянным потолком Большого зала в Ла Виллет. Журналистки Мари Колман и Паскалин Кювлие о шоу «Трижды ничто ни о чем» говорили: «Люди наступали друг другу на пятки… Забывали про журналистов из модных журналов и байеров, затерявшихся в толпе фанатов, которые пришли ради удовольствия. Объединенное общим инстинктом, племя Готье собиралось вместе, мы чувствовали себя одной семьей, мы находились среди своих. Это был не просто показ мод, это было событие». Обычно там работали около трехсот фотографов и дюжины международных телеканалов. Приходили прирученные буржуа и аккуратненькая молодежь, «бесебеже». Сильви Жоли согласилась на пародийную роль «манекен де кабин»[80]80
  «Манекен де кабин» – в 1920–1930-х гг. так называли девушек, постоянно работавших в модных домах и демонстрировавших те платья, которые просто хотели посмотреть покупательницы. – Прим. ред.


[Закрыть] в отставке. Конечно же, в спектаклях Готье наибольший интерес вызывали его модели одежды, но иногда иронические выпады попадали в цель так точно, что это становилось самым важным моментом. «Ну, а кроме этого, что же мы увидели?» – задавалась вопросом газета «Матен», раздраженная избытком юмористических аллюзий. Однажды журналистка, разнервничавшись при виде платья домохозяйки, сшитого из синтетического покрывала (коллекция под названием «Нескромное обаяние буржуазии»), заключила: «В конце концов, жизнь – это всего лишь балаган».

Готье было не занимать ни иронии, ни таланта. Все знали, на что он способен. Катрин Лардер, главный редактор журнала «Мари Клэр», очень быстро распознала в нем врожденный талант поражать зрителей, а в его шоу – скрытую буффонадой строгость. От его пронзительной иронии, таланта художника, потрясающего умения показать множество очень разных женских образов во время одного дефиле кружилась голова. О нем писали даже слишком много; Готье стал главной темой почти в каждом издании. Репортеры следовали за ним повсюду, чтобы потом написать, как он ведет себя в ателье, в кабинете, в квартале Ле-Аль, во время показа. Его называли только по имени, поскольку посвященные уже образовали огромное число: все понимали, о ком идет речь. Его имя превратилось в символ поколения, которое восторгалось «Балом вампиров» Полански и фильмами Трюффо, ставшими сенсационными манифестами бунтарского духа нового времени. Непредсказуемая знаменитость, всеобщий любимец, он вскрыл истинную сущность пышных ритуалов показов мод. Вместо величественных, пафосных дефиле Сен-Лорана, напоминающих венчание монарха, царственно ведущего к алтарю новобрачную, появились хулиганские спектакли, которые возвещали об окончании привычного восприятия моды. Теперь по подиуму модели передвигались бегом или вприпрыжку, вовсю веселясь. Пришло время неотразимых шутов, состоявших при дворе короля-чудодея, где вместо напыщенного благоговения царили дружба и обожание. С этого времени любовь к Готье все возрастала.

Итак, первое: в мире моды наконец появился великий реформатор, опрокинувший все догмы. Второе: Жан-Поль Готье не относился к себе всерьез, а это, по всеобщему мнению, редчайшее качество в этой области. «Высокий угловатый человек с белыми волосами, подстриженными ежиком, на минуту выбегает на подиум под горячие аплодисменты зрителей», – восторгалась пресса, сраженная простым отношением модельера к самому себе. На самом деле такое поведение не было ни обдуманным, ни просчитанным. Никакого особенного эффекта он произвести не хотел. Жан-Поль приветствовал зрителей так же, как он делал выкройки, рисовал, пел, танцевал и просто ходил – инстинктивно быстро, легко и весело. Он был быком, по его собственным словам, но быком крылатым. Иногда он выводил за собой на сцену всю команду. Выволакивал под свет прожекторов смущенных портних и осветителей, делая их, против их воли, лицами недели. После этого шоу заканчивалось. Жан-Шарль де Кастельбажак так говорит об особенной легкости характера Готье: «Даже в трудные моменты он излучал радость и был великодушен. Для меня в девяностые годы наступили тяжелые времена, это был очень неблагоприятный период. Такому эксцентрику, как я, имеющему за плечами уже сорок лет работы, трудностей, взлетов и падений, было нелегко пережить это время. Однажды Жан-Поль зашел навестить меня. Он положил руку мне на плечо и сказал: “Популярность придет. Ты снова будешь работать, все вернется сполна”. Это по-настоящему меня тронуло. К тому же он не ошибся, потому что я уже вынашивал идею “Молодых христианок”, которую и осуществил в 1997 году. Я переосмыслил свои правила. А поддержка и философия Жан-Поля придали мне сил. Он вел себя очень доброжелательно, по-братски. Это совершенно уникально в нашей области. Он был единственным, кто подбадривал меня, кто сказал мне: “Держись, все будет хорошо!” Теперь я вижу в этом некое предзнаменование. Он всегда служил фантазии, и он всегда любил делиться. Когда наблюдал, как работает Сен-Лоран, я видел, что страдание у него – часть творческого акта. А он [Готье] всегда стремился к своему горизонту, не мудрствуя, двигаясь легко, без всяких экзистенциальных мучений. Этот образ Жан-Поля, появлявшегося в конце дефиле на сцене бегом, подпрыгивая и восторженно улыбаясь, дает о нем самое полное представление. Его философию можно выразить словами Сервантеса о том, что нельзя терять ребенка в себе».

Детство, проведенное в Аркёй, всегда его вдохновляло. Оттуда родом все его разгулявшиеся матросики, старые безрукие куклы и воришки в розовых пачках… Но время шло вперед: влюбленный Франсис и друг Дональд тоже стали неотъемлемой частью его творческой жизни. Без кипучей энергии, выплескивавшейся в классе или на площадке для игр и объединявшей всю жизнь трех верных друзей, ничего бы не получилось. Они не смогли бы настолько дерзко, самоуверенно, держа руки в карманах, заявиться в строгий и чопорный мир моды. Однако они смело стремились вперед, не тоскуя о прошлом. Эти три Гавроша не стучались, робея, в дверь – они перевернули все вверх дном в этом золотом королевстве. В результате газеты окрестили Готье «ужасным ребенком» моды, вспомнив литературное произведение Кокто[81]81
  Имеется в виду роман «Ужасные дети» (1929). – Прим. перев.


[Закрыть].

Ему нравится бегать и прыгать, носить свитера в полоску и стричься ежиком, как Тинтин? Он злоупотребляет сладостями, обожает цирк и шутки Тото[82]82
  Тото (настоящее имя Антонио Винченцо Стефано Клементе) (1898–1967) – один из величайших итальянских комиков. – Прим. ред.


[Закрыть]? Все, что Готье любил делать, тут же превращалось им в символы того мира, в котором игра, воображение и мечта важнее правил и запретов. В его вселенной допускалось почти все, благо родителей никогда не было дома. Так он и жил на самом деле с подросткового возраста, разбалованный обожавшей его взбалмошной бабушкой, мадам Розой, которая учила его, что «вся жизнь впереди». Ее причудливость и своенравность заменили для Жан-Поля авторитет родителей. Влияние неординарной бабушки чувствовалось и в его ранних коллекциях. Его «супергероини», смешные колдуньи, «девушки Джеймса Бонда» в плаще с капюшоном и с автоматом в руках, диско-нимфетки, словно вышедшие из фильма «Бриолин», в брючках из искусственной кожи – все эти мультяшные персонажи, казалось, прерывают связь поколений. Они существовали в стране вечной юности, где старших просто не было, где детство сменяло бесконечное отрочество, потому что им не хотелось взрослеть.

Мода всегда привлекала молодое поколение, но образ «прекрасной мадам», весьма популярный в пятидесятые годы, не утратил своей притягательной силы для покупательниц. У Сен-Лорана предлагались брюки, прозрачные блузы, костюмы и платья для женщин за тридцать – холеных молодых матерей. А платья больших размеров от Анн-Мари Беретта подходили для начального периода беременности, когда покупки еще можно делать, не демонстрируя своего интересного положения. Кастельбажак и Кензо работали для деловых женщин, ведущих активный образ жизни, – будущих жен и матерей. Для женщин, на которых ориентировался Жан-Поль, материнство было еще туманной перспективой, как и профессиональная жизнь, которая могла так и не обрести четких очертаний. Его стиль подходил вечно молодым бунтаркам, ведущим сумасшедший ночной образ жизни, проводящим дни в праздности, поисках приключений и веселья. Придуманный им образ представлял собой лишь предложение «играть в женщину», прикрываясь надежной маской ребенка. Женщины-дети, женщины-клоунессы, женщины-бунтарки… Провокация, иллюзия, постмодерн, но никогда – общепринятая спокойная жизнь. Он обращался к странным, экстравагантным существам, которым еще только предстояло раскрыться полностью. В его женских образах детская незрелость сразу бросалась в глаза. Ирен Сильвани говорила, что Жан-Поль был похож на «того мальчишку, который вечно ставит на уши весь класс».

Непосредственному и эксцентричному стилю его дефиле скоро стали подражать. В эту игру особенно нравилось играть прессе. Он притворяется, «играется» в модельера, нанимает непрофессиональных моделей – мужчин и женщин с улицы, которых отбирают в ходе живых кастингов, где все, включая пожарного и даму сильно за тридцать, имеют равные шансы попасть в шоу… Раз так, редакторам журналов пришла в голову мысль подослать к нему на подиум известнейшего репортера, просто для смеха. Жан-Полю Дюбуа, журналисту, поручили притвориться моделью и стать участником вечернего показа, а потом описать свой опыт в мире моды. Это было журналистское расследование, и так появилась статья от первого лица в стиле «Актюэль». Готье позволил этот эксперимент. Могли бы другие кутюрье пойти на такое, рискуя быть ославленными как дилетанты и самозванцы? Маловероятно. А для него искушение оказалось слишком велико: комичная ситуация, возможность взглянуть с улыбкой на самого себя. «Нечего скрывать!» – эту фразу Жан-Поль мог бы использовать как девиз. Но первое, что стало занимать будущего романиста, это его собственные худые икры. Потому что не складывался образ модели, которому хотел соответствовать Жан-Поль Дюбуа. Его статья получилась забавной хотя бы потому, что этой навязчивой идее посвящены два абзаца! Очевидно, что у него осталось нерадостное впечатление от первого и последнего прохода. Во время примерки неофит не видел ничего, кроме «зеленого трико, плотно обтягивающего эти крабьи лапки». Он объяснил, что симпатичный Жан-Поль придумал для него «чудесные провокационные» костюмы, что красноречиво говорит о его полном невежестве в вопросах моды. Сидя за гримерным столиком, Дюбуа претерпел пытку насильственным изменением внешности. «На затылке у меня был шиньон, – рассказывает он, – волосы покрывал слой лака, лицо – слой пудры. От туши для ресниц щипало глаза, из ушей торчали кисточки для теней, а изо рта – тюбики губной помады». Но работа есть работа. После двух часов изнурительной подготовки тонконогий репортер все же оказался способен описать свои наряды и все, что с ним происходило во время примерки. Безусловно, Жан-Поль на нем оторвался: сорокасантиметровый гульфик, огромные подтяжки, жилет на молнии и трико нежно-зеленого цвета. Между тем во время третьего выхода Дюбуа показал себя почти как профессионал. «На мне был надет адский смокинг и “Перфекто” без рукавов, – пишет он. – Великолепно. Рэмбо на приеме у Рене Коти». «Рэмбо» имел грандиозный успех. Перед тем как очутиться на подиуме под светом прожекторов, он почувствовал похлопывание по плечу, и ему на ухо быстро прошептали: «Идите так, словно вы на улице». Все стало ясно. Во время дефиле было достаточно просто идти, а еще лучше – двигаться так, словно бредешь по улице. Именно на улице Готье черпал вдохновение, там рождались образы будущих коллекций, и его нетрадиционные модели тоже должны были разгуливать по воображаемому асфальту. Это было правдой: чтобы творить, рисовать или выступать на сцене, нужно вступить, широко открыв глаза, в театр улицы.

Образы, теснившиеся у него в голове, новые идеи… Готье жил урбанистической поэзией улиц. «Меня вдохновляют улицы», – читаешь в каждом его интервью. Его наука «шататься по улицам» – street walk – это манифест. Он поднял обыкновенное на необычайно высокий уровень, и никто не видел того, что могли различить в обыденном его глаза. Красные головы Матисса, синие всадники Кандинского – все эти визуальные искажения были ему знакомы. Фаиза, ассистентка, работавшая у него пятнадцать лет, настоящий клон Фриды Кало, пытается объяснить метод восприятия Жан-Поля. Она наблюдала это много раз, но до сих пор эта удивительная техника, отработанная до мелочей, ее восхищает. «Когда Жан-Поль оказывался с нами перед Бобуром[83]83
  Так – Бобур – парижане называют расположенный в одноименном районе французской столицы Национальный центр искусства и культуры имени Жоржа Помпиду. – Прим. ред.


[Закрыть], глаза его начинали поворачиваться на 180 градусов. Он замечал то, что мы не увидели бы никогда. Из всего множества разноцветных лучей, исходящих от движущейся перед ним толпы, он мог выбрать бегущего мальчика в смешном пальто. А золотой цветочный горшок Рейно[84]84
  Имеется в виду скульптура Жан-Пьера Рейно (р. 1939), французского художника и скульптора. – Прим. перев.


[Закрыть] у входа в Центр Помпиду его воображение превращало в нечто совершенно иное, например в странный велосипед ярко-красного или розового цвета».

Поп-кастинг

Наименее полезно прожит тот день, который мы провели ни разу не засмеявшись.

Шамфор

Жан-Поль имел талант подмечать мельчайшие детали окружающего мира, сканировать жизнь с компьютерной точностью, у него это происходило рефлекторно. Потом, в качестве второго шага, он делал зарисовки движущихся людей, странных женских торсов, лишенных головы, и создавал ситуацию, в которой эти образы оживали, вписывал их в контекст. От сюжета до постановки на сцене был один шаг. Для актрис, участвующих в его маленьких пьесах, он разработал особый метод. Прежде всего, вместо того чтобы просматривать портфолио, он обращался в агентства. Но профессионалы его не интересовали, он хотел сам набирать моделей, устраивая массовые просмотры. Был запущен неправдоподобный проект неподготовленных спонтанных кастингов. Это оказалось решительно ни на что не похоже. Конечно, Готье был готов на все, чтобы обратить на себя внимание. Можно представить, как трясло закрытый чопорный мирок Высокой моды! Он ставил себя выше законов этого мира, отказывался соблюдать общепринятые правила, сворачивал с пути традиции и перекраивал на свой манер существующие каноны красоты. Он не просто не приглашал для участия в своих показах звезд подиума, для этих образчиков элегантности двери его причудливого мира были плотно закрыты. В то время этот скоморох принялся вовсю смущать умы. Он провозгласил: «Существование Красоты так же иллюзорно, как существование Добра или Правды». Выбрасывая на помойку запыленные убеждения прошлых времен, принятые всеми как негласные законы Высокой моды, кроме Сен-Лорана, который первым вывел на подиум темнокожих моделей, он вызывал мир на бой. Для него идеальный нос, прямые светлые волосы, голубые глаза и рост метр семьдесят шесть вовсе не были достаточным основанием для того, чтобы взять модель для показа. Наоборот, тех, кому предстояло демонстрировать его сумасшедшие творения, родившиеся благодаря наблюдению за жизнью города, он искал там же, на городских улицах. Что может быть логичнее! Жан-Поль не имел ничего против избыточного веса, карамельного или черного цвета кожи, маленького роста, накачанных мускулов или курчавой шевелюры. Моложавость, столь популярная в восьмидесятые годы, его нисколько не интересовала. Он искал бодлеровский шарм в людях с прорезанным морщинами лицом и седыми волосами… Следствием этой революции в эстетике оказалось то, что каждый, кто приходил на кастинг, получал равные с остальными шансы поработать у Готье. Так же как и Энди Уорхол, он открывал двери перед никому не известными людьми, обещая им эфемерную славу. «Для своих дефиле профессиональных моделей я тоже приглашаю, – говорил он, желая успокоить ворчунов, – но мне нравятся люди, в которых виден характер, которые двигаются по-другому, как в реальной жизни, естественно. Не существует строгих критериев привлекательности. Все индивидуально. Мне, например, не нравятся носы, выпрямленные у пластического хирурга».

Как назначают встречу у какого-нибудь фонтана те, кто боится потерять друг друга в толпе, или как дают объявление о пропаже любимой кошки, не вернувшейся домой в дождливый день, так же Жан-Поль обращался к людям через газету «Либерасьон», публикуя короткие анонсы, эксцентрические мольбы о помощи. Он словно запечатывал послание в бутылку и пускал ее по волнам в надежде, что она попадется тому, кого он ждал. «Модельер, не подчиняющийся общепринятым стандартам, ищет моделей с нетипичной внешностью. Разбитые физиономии также приветствуются». «Он просто давал в газеты короткие объявления, – говорит Фредерик Лорка, вспоминая об этой охоте за необычными типажами. – И все, кто откликался, приходили на кастинг, потому что, естественно, Жан-Поль хотел сам оценить внешность будущих моделей, не довольствуясь описанием». Он хотел видеть на подиуме реальных людей, настоящих горожан с улицы, а не их имитацию. Как Робер Брессон, который снимал в своих фильмах непрофессиональных актеров, Готье предпочитал иметь дело с совершенно случайными людьми. «Для коллекции “Тату и пирсинг”, моей любимой, искали здоровяков, – рассказывает Фредерик. – На улице Вивьен вытянулась бесконечная очередь из претендентов. Там можно было увидеть кого угодно – скинхедов, постпанков, африканцев с дредами, бородатых индусов. В какой-то момент появились циркачи. Мы сидели за огромным столом, и Жан-Поль любезно попросил их показать какой-нибудь номер. Я не уверена, что все, кто пришел, понимали, что ведется отбор для участия в дефиле. Они показали все, что пришло им в голову. Мы посмотрели выступление жонглера, глотателя огня и акробата. Это могло длиться часами, но Жан-Поль вежливо встречал каждого и наблюдал за его выступлением до самого конца. Это была просто какая-то “Академия звезд”! Мы обожали эту атмосферу, но некоторые журналисты откровенно издевались над такой открытостью». Кастинг для показа мужской коллекции вошел в историю как одно из самых ярких, почти ярмарочных представлений: в тот день около тысячи человек пришли показать, на что они способны!

Но Готье не ограничивался воззваниями к общественности; еще существовал «Палас», где среди безликой толпы ночных бабочек иногда можно было встретить настоящих красавиц с оригинальнейшей внешностью. У «профессора» Фредерик Лорки имелся нюх на них, она также обладала врожденным чувством стиля. Профессии «первооткрыватель моделей» не существует, но она придумала все, что входит в это понятие. Как в свое время Жан-Поль и Франсис сразу выбрали ее, случайно встретив Фредерик в ночном клубе и восхитившись ее необычной внешностью, изящным поворотом головы и элегантностью, ее стилем (она сочетала пиджак от Шанель с кожей и очками Ray Ban и красила губы ярко-алой губной помадой), так и она теперь искала для их талантливой команды никому не известных красавиц. Фредерик внимательно наблюдала за посетителями ночных клубов. Фарида Хельфа обнаружилась в «Мингетт». Марокканка из Лиона, она уехала из провинции и отправилась на поиски счастья в Париж. Она была очень высокой и тонкой, а черные курчавые волосы придавали ей демонический вид. Она говорит о себе, что была «какой угодно, только не интересной». Для нее Париж представлялся местом непрекращающейся вечеринки. «Мы с подружками жили коммуной, – говорит она, поклевывая салат из лангустинов в баре “Рафаэль”. – Мы все выходили из дома вечером, но я, как ни удивительно, чувствовала себя в полной безопасности на ночных парижских улицах. Боялась я как раз днем».

Бесстрашные друзья и подружки интересовались модой и искусством. Полин Лафон, белокурая Бетти Буп[85]85
  Автор сравнивает французскую киноактрису Полин Лафон с Бетти Буп, созданным Максом Флейшером персонажем рисованных мультфильмов, которые в 1932–1939 гг. выпускала компания «Парамаунт Пикчерз». Бетти Буп отличалась откровенной сексуальностью. – Прим. ред.


[Закрыть], дизайнер обуви Кристиан Лабутен и актриса Ева Ионеско… Местом их постоянного обитания был «Палас». «Мы выходили не раньше двух часов ночи, – рассказывает Фарида. – У нас был классный прикид. Мы целыми днями торчали на Центральном блошином рынке, выбирая вещи. Или на рынке Сен-Пьер. Покупали за два с половиной франка ярких расцветок клеенку, из которой делали одежду. Я даже стала манекеном для дизайнеров, которые обожали обряжать меня в то, что придумывали». В то время стиль в одежде был напрямую связан с музыкальными стилями. Фариде и ее приятелям нравились ска, кожаные брюки в обтяжку и аккуратные шляпы «Борсалино». Довольно часто она появлялась на людях в черной кожаной мини-юбке, туфлях на десятисантиметровых каблуках, асимметричном свитере с большим декольте на спине и с ярко-вишневой помадой на губах. Фредерик или, как ее называли, Фредо, зонд Жан-Поля в темных пространствах ночной жизни, однажды увидела Фариду и тут же отправила ее к нему в ателье. Лионке было всего девятнадцать лет. Она была очень напряженна и подозрительна, почти напугана и очень неразговорчива. О молодом модельере Фарида почти ничего не слышала, потому что самыми известными именами на тот момент были «Тьерри Мюглер» и «Клод Монтана». Но она сразу почувствовала «хорошую энергию» и согласилась участвовать в показе. «Но я все-таки не понимала, почему меня выбрали для этой работы, – признается она. – Мне самой казалось, что я совсем не красива».

Она стала членом фантастической команды. Именно Фарида появлялась в Ла Виллет и в зале «Ваграм» в ставших легендарными браслетах из консервных банок, платьях из мусорных мешков и юбках из рафии, как «девушка Джеймса Бонда» в плаще с монашеским капюшоном и с автоматом в руках. Она вызывала восторг у публики. Между делом Фарида очаровала Аззедина Алайю, малорослого дизайнера, чьи наряды для русалок[86]86
  Имеются в виду платья, облегающие тело, как вторая кожа. – Прим. ред.


[Закрыть] она позже прославит. Когда сравнивает Аззедина и Жан-Поля, первое, о чем она вспоминает, это быстрота и порывистость Готье: «Примерки у Аззедина могли длиться часами. А у Жан-Поля – тик-так, и все! Репетиция за час до показа – и хватит! Надо сказать, что ему везло. Все, что он делал, совершалось с быстротой молнии. Модели выходили на подиум с кастрюлями на голове, а на следующий день все женщины хотели купить такие шляпы! И он всегда был мил и любезен и держался посреди всего этого милого хаоса очень твердо». Из рук Жан-Поля Фарида перешла в объятия другого художника. Жан-Поль Гуд, король графики восьмидесятых, разделял с Готье любовь к другим культурам, народам далеких стран и к эклектике. Он был режиссером, публицистом и фотографом, о нем писали все журналы. Из Фариды он сделал легенду восьмидесятых. Ее изящные позы, ее пышные волосы, которые она стала стричь очень коротко, матовая кожа и тонкие черты можно было увидеть на страницах любого глянцевого журнала. Знаменитость, созданную Гудом, прославлял и Аззедин, благодушный тунисец, обожавший арабскую Белоснежку. «Тогда слово “арабка”, beure[87]87
  Жаргонизм, обозначающий людей с темным цветом кожи, в основном выходцев с арабского Востока. – Прим. перев.


[Закрыть], не использовалось, – говорит Фарида. – Так говорили только мы сами между собой. В обиход оно вошло два года спустя, после того как Арлем Дезир[88]88
  Арлем Дезир (р. 1959) – французский политический деятель. – Прим. перев.


[Закрыть] основал движение “SOS Rasism” и в ход пустили слоган “Не тронь моего приятеля”».

Готье оказался в самой гуще знаменательных событий. Антирасизм и нонконформизм шли рука об руку. Стала знаменитой Грейс Джонс, в моду вошла бисексуальность, трансвеститы были необычайно популярны, Клаус Номи пел гомосексуальный блюз. Действовал негласный закон, запрещавший осуждать других. Все имели право на всё, слово «толерантность» вошло в правительственную лексику, и была объявлена война стереотипам. В показах коллекций Готье вместе с Фаридой участвовали Эдвиж, белокурая королева панков, Эжени Вансен, высоченная русская с молочно-белой кожей, Фредо, перебежчица от Шанель, Клодия Хьюидобро и Кристин Бергстрем. Все было возможно. В мире моды наступила новая жизнь, и теперь модельерам требовалось смешивать стили, формы и материалы, нарушать стандарты и отдаваться на волю фантазии. Кристин, уроженку Швеции, привели в Париж любовь и желание сбежать от унылой учебы в Стокгольме. Жан-Поль заметил ее в 1983 году в салоне одних молодых стилистов. Все смотрели только на нее. Она поражала высоким ростом и ослепительной красотой. Эта скандинавская сирена укладывала свои длинные волосы, обесцвеченные до снежной белизны, в высокую прическу, носила платья а-ля Рита Хейворт и туфли на пятнадцатисантиметровых каблуках. У них с Жан-Полем моментально возникла взаимная симпатия. «Он уже был известен, и мне очень польстило его предложение работать вместе, – говорит Кристин. – В то время я была подопытным кроликом у Монтана. Он все примерял на меня, и мой рабочий день длился двадцать часов. Тогда Жан-Поль не носил еще знаменитую стрижку “ежик”, высокий и красивый, он все время улыбался. Я обожала все, с ним связанное. Он был просто классный!»