Текст книги "Истории о безумном йогине. Жизнь и безумная мудрость Другпы Кюнле"

Вступление

Из достоверного и полного фактов рассказа о периодах моей жизни – от рождения до моей нынешней деятельности и до пиров, которые последует за моей смертью, – вышло бы действительно никчёмное произведение! За исключением сухих слов, которыми я направляю своих учеников к Дхарме всякий раз, когда они задают мне вопросы, и с помощью которых выражаю важность соединения основных положений для выполнения духовной практики в наши дни, нет никакого смысла писать об абсурдности моей жизни, о еде, которую я ел утром, и о том, где я испражнялся вечером¹².

Кем был Владыка Дхармы Другпа Кюнле? О нём говорят разное: сумасшедший, мастер безумной мудрости, йогин, образованный учёный, странствующий монах, язвительный критик общества и религии, одинокий ребёнок, просветлённый учитель, пьяница, развратник, реинкарнация Сарахи¹³, великий махасиддха; этот список можно продолжать долго. При таком количестве проявлений возникает вопрос: был ли Другпа Кюнле реальным человеком, с реальными проблемами и страданиями, радостями и достижениями? Или же эта легендарная личность – скорее мифическая, чем реальная, скорее воображаемая, чем историческая, а его имя используется как способ обозначить определённый образ жизни?

Наследие Другпы Кюнле оказало глубокое влияние на представления о том, как подлинная духовная реализация может проявиться в религиозном мире, где эгоизм, материализм и лицемерие часто подрывают подлинную передачу и практику Дхармы. Как же выглядит проявление истинной реализации? Изучая речь и действия Другпы Кюнле, мы обнаруживаем сложный узел взаимопроникающих, порой противоречивых, но всегда захватывающих идей о том, как может выглядеть такая реализация.

В Бутане, где процветает наследие Другпы Кюнле, современные фольклорные истории изображают непристойного, распутного, дерзкого балагура – любвеобильного безумного йогина, не упускающего возможности совершить нечто непотребное или развратное, чтобы вышибить обычных людей из их привычного восприятия действительности. Этот Другпа Кюнле не стеснялся нарушать общественные устои и бросать вызов этическим и моральным ценностям, на которые люди опираются как в личной, так и в общественной жизни. Он с удовольствием учил обычных людей и подшучивал над теми, кто называл себя «практикующими Дхарму». Сейчас он вызывает не меньше смеха и радости, чем шесть веков назад. Он был безумным йогином, который спал с собственной матерью, разлучал женщин с мужьями и напивался до потери сознания, но его также почитают как второго Гуру Ринпоче, умиротворяющего и усмиряющего диких демонических духов, которые населяют гималайские горные джунгли Бутана. То, что он добился этого в основном с помощью своей пульсирующей «молнии мудрости», продолжает очаровывать и забавлять всех, кто слышит о его подвигах.

Сегодня в Бутане туристы могут приобрести сувениры в виде его «молнии мудрости». Люди стекаются в храм Другпы Кюнле, Чиме Лхакханг, в центральной долине Пунакха, чтобы получить благословение от огромного фаллоса, который, как говорят, был вырезан святым, а также от копии лука и стрел, которые он использовал для охоты. По сей день женщины, которые не могут зачать ребёнка, приезжают в этот храм со всего света, чтобы попросить благословения Ламы; они спят там на земле в надежде, что их молитвы о зачатии будут услышаны. И они осуществляются. Снова и снова появляются сообщения о действенности благословений Другпы Кюнле, что укрепляет его репутацию.

Чтобы нам не было слишком комфортно с этим представлением о танцующем пьяном безумце, тексты самого Другпы Кюнле, написанные в XV веке, вырывают у нас ковёр из-под ног. В единственном известном собрании его сочинений, упомянутом выше, – четырёхтомнике, состоящем из биографических и автобиографических работ, мы сталкиваемся с безумцем иного рода. С тем, чьё орудие для умиротворения и воспитания включает в себя и язвительный язык, и острый ум, и пронзительную критику религиозного лицемерия. Если это проявление Другпы Кюнле и можно считать безумцем, то только благодаря его неустанному стремлению раскрывать коварные обманы, которыми одурачивают и себя, и других те, кто считает себя образцом религиозной жизни. Он демонстрирует такое же безумие, когда обращает этот острый взгляд на себя самого и разоблачает собственные недостатки, уловки и тайное стремление показать другим определённый образ себя – безумца, наделённого смирением и правдивостью.

Попытаться определить все характеристики йогина, изображённого в этих томах, – йогина, ловко танцующего на границе литературных жанров, так же сложно, как и по признанию самого Другпы Кюнле в цитате, открывающей это вступление. В «Историях освобождения» читатель сталкивается с обескураживающим разнообразием различных произведений – от спонтанных песен реализации до рассказов, дидактических тирад, насмешливых подражаний, пародий, повествований о снах, видений и мощных эмоциональных реакций на непостоянство и страдания, которые переживают все существа во времени и пространстве. Хотя невозможно определить единый знаменатель этих сочинений, их центральной темой является вопрос: что действительно означает быть человеком, идущим по пути Дхармы, – как внешне, с точки зрения участия в мирской жизни, так и внутренне, с точки зрения личного роста и реализации. Безумец, который предстаёт на этих страницах, бывает сострадателен, до боли откровенен, спонтанен, весел, печален, романтичен, практичен и таинственен.

Феномен безумного йогина

Чтобы понять, как жил Другпа Кюнле и почему он так жил, следует учитывать явление, возникшее в XV веке, которое Э. Джин Смит назвал «феномен ньонпа»¹⁴. Хотя традиция святых безумцев довольно стара в Тибете, Смит рассматривает её как новое явление в эпоху бурной доктринальной и религиозной реформы¹⁵. Термин ньонпа переводится как «безумный», «сумасшедший», «ненормальный». Три основных представителя традиции ньонпа жили в Тибете XV и XVI веков: Цанг Ньон Херука (1452–1507), Другпа Кюнле (1455–1529) и У Ньон (1458–1532)¹⁶. В один и тот же период эти трое путешествовали примерно по одним и тем же местам на юге Центрального Тибета и жили там. Безумные йогины встречаются во многих школах тибетского буддизма, но большинство из них связаны с традициями, сосредоточенными на медитации, а не на схоластике. Знаменитые безумные йогины, упомянутые выше, принадлежали к школам ньингма и кагью (особенно к линии другпа кагью) или были связаны с ними.

В тибетском буддизме можно встретить различные формы «безумия». Та, что наиболее соответствует истории Другпы Кюнле, предполагает религиозную модель, которая считает святостью изменение обычного, нормального поведения с целью проявления духовных сил и достижения освобождения. В случае освобождённого безумца то, что кажется безумием, на самом деле является «высшей степенью духовного достижения»¹⁷. Нынешний Далай-лама описывает это безумие так: «Если человек получает опыт пустотности, истинного способа существования всех явлений, то его восприятие отличается от восприятия обычных людей так же, как восприятие сумасшедшего». Взгляд такого «практикующего полностью выходит за рамки обычного взгляда на мир»¹⁸. Если применить это определение, то термин «ньонпа» относится к людям, чьи цели чисты и которые заметно превосходят других в духовной и созерцательной силе. В результате они рассматриваются вне дуалистических представлений о хорошем и плохом, дозволенном и запрещённом. Такие люди часто (но не всегда) являются йогинами-одиночками, ведущими странствующий образ жизни или пребывающими в уединении, а не монахами – хотя, возможно, когда-то были таковыми.

Йогические безумцы, как мужчины, так и женщины, отличаются от других практикующих своим поведением. Эти странствующие безумные йогины постоянно нарушали общепринятые правила, этические и общественные нормы, могли странно одеваться, отказываться жить оседлой жизнью, заявлять о своей способности творить «чудеса» и исцелять болезни, а также вести себя эксцентрично и даже аморально. В результате они заметно выделялись на фоне множества религиозных практикующих, населявших тибетское нагорье.

Важной практикой безумных йогинов была практика «обращения вспять»¹⁹. В этой практике йогин применяет различные медитационные техники, идущие вразрез с общепринятой моралью. Это делается с целью обратить вспять процессы рождения, смерти и становления, возникающие по причине незнания нашей истинной природы. Такие практики постепенно освобождают практикующего из круговорота сансары. Посредством «обращения вспять» практикующие осознают свою изначальную, нерождённую природу и учатся укреплять эту реализацию²⁰. Кроме того, безумный йогин может вести себя неприемлемо с точки зрения традиций, например быть нечистоплотным. Действуя вопреки социальным нормам, он преодолевает концептуальные разделения на хорошее и плохое, правильное и неправильное, чтобы ощутить всё как «единый вкус»²¹.

В «Историях освобождения» Другпа Кюнле представлен как человек, знающий об этих практиках и их подводных камнях. Комментируя их, он критикует тех, кто занимается ими, не осознав своей истинной природы, с целью продемонстрировать йогические способности и произвести впечатление на других:

Если они не могут соединить все действия с четырьмя временами практики²², то кто эти йогины, называющие себя «безумными»? Даже обладая однонаправленным сосредоточением, но не осознавая, что истинное воззрение находится за пределами оценочных суждений, какую пользу они получат?²³

Итак, вместо того чтобы изображать Другпу Кюнле, который непосредственно занимается подобными практиками, этот текст показывает его как внимательного наблюдателя, который держит дистанцию и видит разницу между тем, кто проявляет подлинную «безумную мудрость», и тем, кто лишь притворяется, надеясь обмануть окружающих.

Согласно Смит, другая возможная причина возникновения феномена безумного йогина заключается в том, что он возник как протест против растущей систематизации тибетских буддийских школ в XV и XVI веках и их упора на схоластику, что наиболее ярко выражено в традиции гелуг, влияние которой стало быстро усиливаться. С этой точки зрения безумные йогины представляли собой противоположность монахам-схоластам. Они олицетворяли собой перемены, попытку вернуть традиции кагью и ньингма к изначальным тантрическим практикам и воззрениям, исчезающим по мере создания мощных монастырских институтов. Эти исчезающие практики включали устную передачу, уединённое созерцание и глубокую духовную связь между гуру и учеником. С этой точки зрения движение безумных йогинов послужило средством, благодаря которому традиция кагью вновь обрела былую религиозную пылкость, чтобы «возродить духовное рвение ранних йогинов»²⁴. Главной символической фигурой этого движения стал великий йогин Миларепа (ок. 1052 – ок. 1135).

Некоторые характеристики безумных йогинов подразумевают создание возмутительного публичного образа, который выставляется напоказ и позволяет им действовать за пределами общепринятой морали. Некоторые из этих действий включают публичную демонстрацию наготы, пьяный трёп, употребление большого количества спиртного и отвратительное, неприемлемое в обществе поведение, например обмазывание себя фекалиями или открытое общение со сверхъестественными существами²⁵. Хотя в устном фольклоре Другпа Кюнле прочно ассоциируется с образом безумного йогина-аморалиста, в его собственных текстах меньше свидетельств того, что он делал нечто подобное. Однако и возмутительный образ Другпы Кюнле, столь популярный в современном Бутане, и его менее эпатажный образ из «Историй освобождения» свидетельствуют о том, что постижение истины приходит не через схоластическое обучение, не через моральные правила и даже не через личного учителя. Оно возникает из непосредственного переживания явлений – особенно мира природы – такими, какие они есть.

О том, что Другпа Кюнле – человек, воспринимающий весь мир как своего гуру, говорит следующая цитата из его автобиографии: «Кто бы ни возник, что бы ни возникло – это становится моим основным гуру»²⁶. Как только человек осознаёт природу всех явлений, включая самого себя, как пустотное сияние²⁷, всё, что бы ни возникло, напоминает ему об этом осознавании. Достижение этого воззрения может привести к действиям безумного йогина, и неважно, проявляются эти действия открыто: как разгуливание нагишом или выкрикивание непристойностей или же менее явно: как стремление разоблачать собственное и чужое лицемерие, что мы и видим в трудах Другпы Кюнле.

Возможно, существовал некий стереотип йогического безумия, и Другпа Кюнле изображается человеком, особенно удачно в него вписывающимся. Если, с одной стороны, посмотреть на его собственное восприятие себя, которое описано в его трудах как ньонпы, а с другой – на ярлык, которым его снабдили ученики и потомки, жившие в разное время и в разных местах, то нельзя отрицать тот факт, что эти два образа трудно сочетаются друг с другом. Хотя некоторые черты его характера номинально соответствуют тем, что приписываются безумным йогинам, другие важные качества, описанные им самим в его текстах, либо не стыкуются с ними, либо видоизменяют их. Учитывая обилие критических замечаний в его текстах относительно «безумного» йогического поведения, которое ничем не подтверждено, однозначного ответа на этот вопрос не существует. Возможно, рассказчик успешно создаёт новую норму или антинорму, но на более высоком, абстрактном уровне, которая считает все проявления религиозности заблуждением, если только человек добровольно не раскрывает истину о собственном лицемерии.

Исторический контекст

Для знакомства с Другпой Кюнле полезно понимать исторические события, происходившие в Тибете в XV–XVI веках. Многие из этих событий и порождённая ими культура оказали глубокое влияние на решения и взгляды, сформировавшиеся в начале его жизни. Эти решения и взгляды легли в основу его системы ценностей и образа жизни. Другпа Кунга Легпа (сокращённо – Другпа Кюнле)²⁸, безумный йогин традиции другпа, родился в 1455 году, в год Земляной Свиньи, в монастыре Друг Ралунг, расположенном в современном Гьянце в Цанге, что на юге Центрального Тибета. Его семья принадлежала к клану Гья – кочевому народу, который считал себя частью королевского рода. Вероятно, его мать, Гонгмо Кьи, была знатного происхождения. Его отец, Ринчен Зангпо, был чиновником монастыря Ралунг и, вероятно, владел большим количеством земли и имущества.

Монастырь Ралунг основал в 1180 году Цангпа Гьяре, первый Гьялванг Другпа, ученик Дрогона Пхагмодрупы, который считался реинкарнацией сиддха Наропы и основателем школы другпа кагью. Монастырь получил своё название из-за «самовозникшего» изображения козла (тиб. «ра»), определившего место его строительства. Ралунг был основой средней традиции другпа кагью в Тибете и находился под властью клана гья вплоть до XVII века, пока род не угас²⁹. Школа другпа кагью по-прежнему активна по всему Тибету и особенно в Бутане, который на тибетском и бутанском языках называется Друг Юл, что иногда понимается как «земля другпа»³⁰.

Во второй половине XV века, когда родился Другпа Кюнле, Тибет был охвачен битвами между различными знатными семьями и религиозными группами. В свою очередь, буддийские группы наблюдали за соперничеством знатных семей и вносили в их распри свой вклад. Другпа Кюнле имел отношение к кармапам – главам школы карма кагью, которые были учителями принцев Ринпунг из Цанга – местной правящей семьи того региона. По другую сторону находилась зарождавшаяся традиция гелуг, основанная Дже Цонкапой и поддерживавшая знать клана Пхагмодру из У, которая опасалась распространения власти клана Ринпунг. С начала XV века акцент стал смещаться с борьбы между соперничающими знатными семействами на противостояние между линией карма кагью, которую поддерживал клан Ринпунг, и школой гелуг, которую поддерживали оставшиеся представители семьи Пхагмодру из У. Для монастыря Ралунг, оказавшегося между двумя сильными соперниками, это было трудное и нестабильное время. Вероятно, что в начале жизни Другпы Кюнле междоусобицы, соперничество и общая враждебность послужили причиной тех событий, которые навсегда врезались ему в память и определили ход его жизни.

Религиозный контекст

Другпа Кюнле принадлежал к тибетской буддийской линии кагью, или «линии устной передачи», и в особенности отождествлял себя со школой другпа кагью. Школы линии кагью ведут своё происхождение от индийского сиддхи Тилопы (988–1096) и его ученика Наропы (1012–1100), которые являются родоначальниками основных доктрин их учения. Тибетский ученик Наропы – Марпа (1012–1097) принёс основные учения и тексты доктрин кагью обратно в Тибет. Знаменитый ученик Марпы – йогин Миларепа стал главной символической фигурой странствующего йогина. Его взгляды, практика, образ жизни и литературные произведения стали эталоном для школы другпа кагью и подшколы средней другпы. Учитывая популярность истории жизни Миларепы в Тибете, его пример может лежать в основе образа тибетских «безумных йогинов».

Ученик Миларепы Гампопа (1079–1153/9) также был исключительно важной фигурой для Другпы Кюнле. Гампопа хорошо известен тем, что соединил учения традиции кадам³¹ о схоластической монашеской дисциплине и буддийской этике с медитационными традициями Марпы и Миларепы, особенно с йогической традицией махамудры. Это соединение религиозных взглядов и практики пронизывает тексты Другпы Кюнле и делает упор на равной важности обычной (или повседневной) мудрости и истин, которым учил Будда. Этот акцент подчёркивает интерес другпа кагью к освобождающей природе всех переживаний – явлений как они есть – без концептуальных трактовок или приукрашивания.

Школа другпа кагью ведёт свою родословную от главного ученика Гампопы – Пхагмодрупы (1110–1170). Ученик Пхагмодрупы Лингрепа (1128–1188) продолжил линию, но именно его главный ученик, Цангпа Гьяре (1161–1211) считается официальным основателем школы другпа. Как и Гампопа, Цангпа Гьяре синтезировал учения нескольких школ, включая кадам и дзогчен. Это говорит о том, что религиозные доктрины школы другпа кагью была весьма неоднородны. Джон Ардусси во введении к своему переводу первой половины тома Кха «Собрания сочинений» утверждает, что столь эклектичный подход к учениям Дхармы, возможно, стал одной из главных причин появления безумных йогинов. Кроме того, говорится, что Цангпа Гьяре открыл сокровище (терма) самого важного собрания тантрических практик в линии другпа кагью, а также ряд медитационных техник, известных как шесть практик с единым вкусом, которые тесно связаны с основными кагьюпинскими практиками Шести йог Наропы. Предположительно этот текст-терма был сокрыт одним из главных учеников Миларепы – Речунгпой. «Собрание сочинений» Кюнле изобилует размышлениями и умозаключениями относительно практик, включённых в эти йогические техники.

Цангпа Гьяре также основал монастыри Лонгдол, Ралунг и Намдруг. Что касается названия Намдруг, то, согласно преданию, во время паломничества Цангпы Гьяре его ученики наблюдали, как девять ревущих драконов (тиб. «друг») вырвались из трещины в земле и взмыли в небо (тиб. «нам»), а вокруг них с неба пролился дождь из цветов. В результате они назвали свою школу друг, «школа дракона», и дали то же название своему главному монастырю. Монастырь Ралунг стал резиденцией Гья – это та самая линия практикующих, в которой родился Другпа Кюнле, а также самая могущественная линия преемственности другпа в Тибете того времени. Она процветала с XIII по XVI век.

При Цангпе Гьяре слава и численность школы другпа кагью резко возросли. Как утверждал Третий Тхукван – Лобсанг Чокьи Ньима (1732–1802):

Ученики его линии распространились так же далеко, как орёл может пролететь за восемнадцать дней. Все узнали эту весть, будто её разнёс ветер: «Половина людей – другпа, половина другпа – нищие, а половина нищих – сиддхи»³².

Тибетский термин друбтхоб, который используется для перевода санскритского слова сиддха, или «реализованный», относится к человеку, который достиг реализации через отречение и йогическую практику. Распространённость таких практикующих в другпа кагью отражает упор школы на достижение реализации через медитацию. Такова традиция, с которой тесно связан Другпа Кюнле.

Считается, что линия другпа имеет три основные ветви, происходящие от Цангпы Гьяре. Нижняя и верхняя ветви были основаны двумя главными учениками Цангпы Гьяре – Лорепой (1187–1250) и Гоцангпой (1189–1258). Нижняя другпа процветала преимущественно в Бутане после того, как в 1616 году её привёз туда Нгаванг Намгьял (1594–1651). Племянник Цангпы Гьяре – Дхарма Сенге (1177–1237) со временем занял резиденцию Ралунг на юге Центрального Тибета, и она стала основной для средней ветви школы другпа кагью. Со времён Цангпы Гьяре до середины XV века, когда родился Другпа Кюнле, школа другпа кагью была сосредоточена вокруг монастырей Намдруг и Ралунг.

«Собрание сочинений Другпы Кюнле»

Четыре тома «Собрания сочинений Другпы Кюнле», частично описанные выше, не следуют общим литературным традициям, свойственным тибетским жизнеописаниям. Традиционные жизнеописания включают: чудесное рождение или по крайней мере появление чудесных знамений в момент рождения; роскошная жизнь принца или благородного человека; ключевой момент реализации; хронологический перечень учителей, полученных учений и посвящений, а также учений, которые герой получал и давал на протяжении всей жизни; смерть, которая, как и рождение, сопровождается чудесными знамениями. Не то чтобы этих событий не было, но в автобиографии Другпы Кюнле они не используются как основа для хронологического повествования.

В «Собрании сочинений Другпы Кюнле» можно найти лишь несколько упоминаний о хронологии его жизни, полученных учениях, религиозных активностях и учениках. На самом деле взгляды, выраженные Другпой Кюнле, показывают, что у него была ясная, хотя и необычная, цель написания автобиографии. По его словам,

биографии гуру, где всё выстроено по порядку, похожи на записи ростовщика: «В таком-то году, такого-то числа, такого-то месяца мною было получено в обеспечение по кредиту бушель ячменя или гороха»³³.

Далее он высмеивает тех «великих» учителей, что записывают крупные пожертвования, которые им сделали, а также учителей ниже рангом, что записывают даже самые незначительные вещи, которые ученики подносят им в знак доказательства их важности. Другпа Кюнле насмехается: «Как узколобо!».

Другпа Кюнле игнорирует хронологический порядок, столь распространённый в тибетских биографиях и автобиографиях, а также не описывает медитативный опыт и не фиксирует полученные подношения. Кроме того, в «Собрании текстов» не используется тройная схема классификации – внешнее, внутреннее и тайное, – часто встречающаяся в тибетских текстах о духовной жизни. Теоретически «внешняя» биография касается публичных и видимых аспектов жизни героя, таких как родословная, место рождения, образование, учителя, принятые обеты, полученные учения, имена учеников и смерть. Этот вид биографии описывает внешние события его жизни обычным языком. В отличие от этого, «внутренняя» и «тайная» биографии описывают сны, посвящения, видéния и медитативные переживания как главное измерение жизни героя.