Текст книги "Идеальная женщина"

Глава 5

За окном было еще темно, до рассвета оставался почти час. Энджел тихо ходила по кухне, раскладывая еду по пакетам, нарезая в дорогу бутерброды и одновременно следя за шипящими на сковороде кусочками бекона.

Услышав в коридоре стук костылей, она добавила на сковороду еще бекона.

– Чтото ты рано сегодня, – заметила она, поворачиваясь к Дерри. – Это я тебя разбудила?

– Нет. – Дерри скривился и перенес вес на здоровую ногу. Обычно по утрам, часто к немалому удивлению окружающих, у него бывало отличное настроение, но сегодняшний вид его яснее ясного дал понять Энджел, что боль в лодыжке не оставляет его в покое.

– Как спалось? – спросила она, заглядывая ему в лицо.

Дерри нахмурился и сразу стал похож на юнца.

– Отвратительно, – пробормотал он. – Чувствую себя как с похмелья.

– Выглядишь соответственно. Сок?

Дерри кивнул, зевнул и провел рукой по волосам.

– А кофе будет? – с надеждой спросил он.

– Садись. Я принесу.

Пока Дерри ковылял к маленькому столику, откуда открывался вид на пролив, Энджел поставила на поднос кофе, сок, тосты и немного домашнего варенья. Последнее было подарком миссис Карей – соседки, лучше которой никто не варил варенье на острове Ванкувер. Два месяца назад она споткнулась о своего кота и сломала бедро. Гипс уже сняли, но Энджел попрежнему приносила старой женщине продукты, так же как и двум другим соседям, прикованным болезнью к кровати.

– Где Хок? – спросил Дерри, когда Энджел поставила поднос на стол.

– Звонит.

Дерри покачал головой:

– Чтото он слишком рано принялся за работу. Солнце еще не встало.

– Он разговаривает с Лондоном, с какимто там лордом.

– Должно быть, речь идет об острове, который Хок пытается купить.

– Целый остров?

– Ага. Он хочет построить на нем завод по переработке нефти из Северного моря.

Энджел помедлила, затем вернулась к плите.

– Хок, должно быть, очень богат.

– Похоже на то. Когда я справлялся о нем в банке как о потенциальном покупателе ИглХед, достаточно оказалось лишь упомянуть его имя, и глаза старого Джонсона загорелись, словно лампочки на рождественской елке.

– Апельсиновый сок, – напомнила Энджел.

Дерри послушно выпил сок.

– У Хока хорошая репутация, как сказал Джонсон, в «международном финансовом сообществе». Он птица высокого полета.

Дерри замолчал и сделал несколько глотков душистого кофе. Вздохнув, он бросил на Энджел умоляющий взгляд.

Энджел взяла кофейник и вновь наполнила его чашку.

– Странно, однако, – заговорил Дерри через несколько секунд, – что Хок ведет себя совсем не как богач.

Пожав плечами, Энджел вернулась к сковородке с беконом.

– А что значит вести себя как богач?

– Ну ты знаешь. Сорить деньгами, то и дело бросаться названиями модных курортов или именами модных людей, иметь в собственности личные истребители и машины, что быстрее скорости света.

– Как Кларисса?

Дерри подумал, затем кивнул:

– Да, она была совсем другая.

Энджел с трудом подавила улыбку.

– Я бы сказала, какая она, – заметила Энджел, – да только мне не положено знать подобных слов. Слава Богу, Дерри, что ты вовремя разглядел ее сущность. Она, конечно, красавица, но у нее мозги устрицы.

– Сама ты устрица, – хихикнул Дерри.

Улыбаясь уже в открытую, Энджел выложила кусочки бекона на бумажную салфетку, чтобы они обсохли.

– Сколько тебе яиц?

– Пять.

– Голоден?

– Я же проспал ужин.

– Угу, – согласилась Энджел, занося нож над яйцом.

Зато она хорошо помнила этот ужин. Они с Хоком провели час, обсуждая будущую поездку. Она написала список предполагаемых дел. Хок быстро проглядел бумажку и, отложив листок в сторону, принялся подробно расспрашивать ее, не пропустив ни одного из тридцати семи составленных ею пунктов, хотя видел их в течение какихнибудь нескольких секунд. Его вопросы были емкими и по существу, так что к концу этого часа Энджел чувствовала себя выжатой как лимон.

Получив необходимую ему информацию, Хок, все так же не заглядывая в ее список, набросал примерный план поездки, передал Энджел несколько тысяч долларов на расходы и, извинившись, ушел звонить.

Разбитые яйца шипели на раскаленной сковородке. Энджел помешала содержимое, постепенно добавляя в омлет различные ингредиенты.

– Грибы будешь?

– Давай по полной программе, – тут же отозвался Дерри.

Омлет загустел, блестя коркой расплавленного сыра.

Энджел положила готовый омлет в нагретую тарелку, затем вытащила из духовки противень с булочками, и по кухне поплыл соблазнительный запах свежевыпеченного хлеба.

– Спасибо, Энджи. – Дерри улыбнулся. – Это намного лучше орехового масла и тостов.

– Все что угодно покажется лучше орехового масла.

– Даже ливерная колбаса со сметаной? – невинно осведомился Дерри.

Энджел вздрогнула от отвращения.

Дерри положил в рот кусочек омлета и вздохнул:

– Кларисса была права.

– Да?

– Ты избаловала меня так, что я теперь не могу смотреть на других женщин.

Энджел рассмеялась и любовно взъерошила волосы Дерри. Затем повернулась, чтобы пройти к плите, и чуть не врезалась в Хока.

– Ой! – Энджел испуганно отшатнулась. – Боже мой, ну и легкая у тебя поступь.

Хок молчал, холодно поглядывая на Энджел. Черты его лица казались особенно суровыми, а глаза при искусственном освещении выглядели словно черные дыры.

Энджел хотела отойти, но помешали костыли Дерри.

– Хорошо спалось?

– Насколько это вообще возможно. – Ледяной тон вполне соответствовал его глазам.

Повернувшись к шкафчику, Хок достал себе чашку и налил кофе. Сделав глоток, он бросил взгляд на компоненты следующей порции омлета, колоритной горкой возвышающиеся на столе.

– Присаживайся, – быстро сказала Энджел. – Сколько тебе яиц?

– Не беспокойся обо мне, – резко ответил Хок. – А то вдруг после общения с тобой я тоже не смогу смотреть на других женщин.

Дерри словно бы поперхнулся и тут же разразился хохотом.

Энджел поджала губы, с трудом беря себя в руки. Ей хотелось бы тоже, как Дерри, с юмором относиться к ядовитым замечаниям Хока, но она воспринимала их как личные оскорбления.

– Не валяй дурака, – строго сказала она, подходя к плите. – Сколько яиц?

– Шесть.

Энджел удивленно обернулась к Хоку и неожиданно обнаружила, что он намного крупнее, чем это показалось ей вначале. По крайней мере под метр девяносто – очень стройный, мускулистый, мужественный.

Одежда, что сейчас была на Хоке, почемуто больше подчеркивала его солидные размеры, чем деловой костюм, который был на нем вчера. В обтягивающем черном пуловере, связанном на манер ирландского рыбачьего свитера, широкие плечи Хока, казалось, загораживали свет.

Линялые джинсы прекрасно сидели на его бедрах, обрисовывая мускулистые икры, но внимание Энджел больше привлекли мощь тела Хока, обманчиво тонкая линия бедер и талии, лишь подчеркивающая широкий размах истинно мужских его плеч.

– Все застежки на месте? – спросил Хок так тихо, чтобы слышала только Энджел.

Энджел вспыхнула от смущения.

– Все, кроме застежки на твоем рту, – буркнула она так же тихо.

Уголки губ Хока поползли вверх.

– А у тебя нет.

– Что?!

– Не застегнуто.

Энджел посмотрела вниз и обнаружила, что Хок говорил правду. В спешке она забыла о «молнии» на джинсах, и теперь через узкую щель проглядывали оранжевые шелковые трусики.

Смена ролей в этой известной ситуации с незастегнутой «молнией» моментально погасила раздражение Энджел.

«Может быть, Дерри и прав, – подумала она. – Грубоватый, неожиданный юмор Хока в конце концов начинает мне нравиться».

Попрежнему улыбаясь, Энджел спокойно застегнула «молнию», затем повернулась к плите и принялась разбивать яйца над сковородкой.

Хок наблюдал, как Энджел готовит омлет, отметив про себя, что у нее явно богатый опыт в кулинарии. Это не удивило его; мужчины любят, когда их ублажают, а Энджел, безусловно, принадлежала к той породе женщин, которые считают, что противоположному полу следует угождать.

Прихлебывая кофе, Хок гадал, каким образом она еще угождает мужчинам. Эта мысль мгновенно возбудила его, но он заставил себя отвлечься, зная, что его любопытство не может быть удовлетворено в ближайшее время.

Энджел, как самка, которая наслаждается преследованием, то будет отбегать от него в сторону, то возвращаться, дразня его и оставаясь вне пределов досягаемости. Впрочем, это не особенно его волновало – подобное поведение делает еще более сладостным неизбежный финал.

Легкая добыча не стоит усилий.

Хок молча ел нежный, тающий во рту омлет. Булочки оказались удивительно мягкими, а варенье имело вкус фруктов, а не сахара.

За окном забрезжила заря, колышущиеся тени понемногу исчезали. Хок слышал тихие звуки утренней трапезы – серебряные вилки легонько клацали о тарелки, потрескивали стулья, шаги Энджел приближались и удалялись, когда она отходила к плите.

Тишина и спокойствие этого утра какимто образом проникли через защитные барьеры Хока. Слишком давно он не завтракал в такой обстановке.

Обычно по утрам он бывал один, а порой рядом оказывалась очередная женщина, которая говорила без умолку, выплескивая из себя слова в тщетной попытке заполнить пустоту, неизбежно возникающую наутро после окончания охоты. Подобная отчаянная болтовня оставляла Хока равнодушным, но сейчас ему было удивительно приятно находиться рядом с людьми, которые ничего от него не требовали.

Хок сжал зубы и резко отодвинул пустую тарелку.

«Кого я пытаюсь обмануть? Конечно же, Дерри и Энджел коечто требуется от меня. Деньги. И Энджел вовсе не по доброте сердечной отправится показывать мне остров Ванкувер. Если я куплю ИглХед, она получит сполна за свои услуги. А если сделка сорвется, она все равно выгадает, ведь Дерри останется у нее в должниках».

Разумеется, это едва ли задевало его. Обычные правила игры – он знал это со дня своего восемнадцатилетия. В тот день Хок понял: быть честным человеком в мире лжи – значит быть дураком.

Энджел доела свой омлет, встала и начала собирать со стола.

Дерри выглянул в окно, привлеченный видом огоньков на многочисленных лодках, которые торопились выйти по реке Кэмпбелл в пролив.

– Оставь тарелки, Энджи, – сказал он, – иначе вы пропустите прилив.

– Мы его уже прозевали, – вздохнула Энджел.

– Ты на самом деле любишь рыбачить? – Хок был искренне удивлен.

– Не люблю, а просто обожаю.

– И у нее отлично получается, – вмешался Дерри. – Лучше, чем у меня. Она знает, где надо остановиться, как глубоко забрасывать удочку, какую наживку использовать, какие из небольших бухточек и мысов…

– Достаточно, – сухо прервала его Энджел. – Хок явно не рыбак.

– Почему ты мне раньше не сказала про прилив?

– Ты разговаривал по телефону в то время, когда мы должны были уже быть на воде.

– Это деловые звонки.

– Вот я и говорю, что ты не рыбак. Потому что ничто на свете, абсолютно ничто не должно мешать утреннему выходу за лососем.

Дерри хихикнул:

– Дай человеку передохнуть. Он никогда не ловил лосося, так что не знает, чего лишился.

Энджел посмотрела на Хока, который, в свою очередь, с интересом глядел на нее. В зыбком свете зари ее глаза казались темнозелеными.

– Ты вообще когданибудь рыбачил? – спросила Энджел, наклоняясь, чтобы взять тарелку Хока.

Хок вспомнил маленький пруд на ферме, где он вырос. Когда отец его выкраивал пару свободных минут, они отправлялись к этому пруду. Хок даже помнил, как рассмеялся отец, вытащив однажды из мутной воды десятифунтовую зубатку.

– Я рыбачил один или два раза в жизни. – Хок говорил хрипло, и в голосе его прозвучали какието тоскливые нотки.

Энджел проглотила подступивший к горлу ком. Она увидела на лице Хока тени воспоминаний, на мгновение смягчившие жесткие линии вокруг его рта.

Внезапно она почувствовала набежавшие на глаза слезы. Воспоминания Хока явно были сродни ему самому – горькосладкие, обнаруживающие его одиночество, запутанные и жестокие. Как бы желала она смягчить эту горечь, а жестокость ее не пугала. Первые месяцы после аварии она сама была неимоверно жестока к окружающим, пока время не очистило ее душу.

Пальцы Энджел сжали вилку, все еще хранившую тепло руки Хока.

– Этим летом ты поймаешь огромного лосося, – тихо сказала она, – я обещаю тебе.

Прежде чем Хок смог ответить, Энджел выпрямилась и повернулась, унося с собой посуду. Она торопливо опустила тарелки в посудомоечную машину и включила воду. Пусть они и пропустили прилив, все равно она хотела поскорее оказаться в море.

– Готов?

Хок следил за ней с того момента, как она пообещала ему хорошую рыбалку. Он молча отставил в сторону пустую чашку:

– Я готов с того дня, как мне исполнилось восемнадцать.

Глава 6

После этих слов лицо Хока мгновенно застыло, словно на него надели маску.

Он помог Энджел перенести вещи в машину. Они набрали с собой довольно много всего: еду, рыболовные снасти, куртки и даже альбом для рисования, который Энджел добавила в последнюю минуту.

Хок взглянул на груду вещей в багажнике «БМВ»:

– Мы что, собрались на Аляску?

– Какая замечательная мысль! – насмешливо заметила Энджел. – Я всегда мечтала побывать там. – Хок испытующе посмотрел на нее. – Но, увы, Аляска в нашем списке не значится.

Энджел перекладывала сумки в багажнике до тех пор, пока крышка не закрылась. Хок попытался помочь ей, но его внимание вдруг привлек орлиный клекот.

Он посмотрел вверх, выискивая птицу.

Черный силуэт камнем падал вниз: крылья широко распахнуты, когти выпущены. Жертву от Хока скрывала высокая трава, но орел безошибочно нашел и схватил ее.

В этот момент глаза хищника заметили двоих людей, тихо стоящих невдалеке. Издав яростный клекот, орел взмыл ввысь, унося добычу на вершину дерева.

Небо окрасилось нежными, прозрачными красками зари. На другой стороне пролива вырисовывались неясные очертания гор; словно последние бастионы ночи, они были черные и вместе с тем странно яркие. Плывущие над ними облака отсвечивали красным и нежнозолотистым.

Удивительная радость охватила Хока. Он задрал голову, подставляя лицо первым лучам солнца. С тех пор как он покинул ферму, ему редко доводилось бывать на природе; только теперь он вспомнил, как любит утреннюю зарю.

Со стороны вновь донесся грозный орлиный клекот.

Энджел подняла глаза и увидела радость на лице Хока. Она почувствовала, как в ней поднимается желание, и это на мгновение повергло ее в шок.

«В этом нет ничего странного. После гибели Гранта я выбрала жизнь, а любовь и страсть – ее естественные спутники. То, что в течение трех лет меня не влекло ни к одному мужчине, вовсе не означает, что этого никогда не случится».

Но, признавая силу пробудившихся в ней чувств к Хоку, Энджел понимала, что он способен причинить ей сильную боль. Среди ее знакомых не было человека столь безжалостного, однако за его жестокостью она ощущала потребность в красоте, тепле, любви… Иначе он никогда бы не привлек ее.

Знала она и другое: нет никакой гарантии, что именно она, Энджел, сумеет пробудить в нем жажду всего этого, нет никакой гарантии, что кто бы то ни было, даже сам Хок, сумеет это сделать.

«Он сильный и долго жил в одиночестве – так же как и я. Готова ли я пожертвовать своим столь трудно доставшимся мне спокойствием ради мужчины, который отказывается верить в любовь?»

Энджел резко захлопнула багажник; металлический звук вывел Хока из оцепенения. Он понаблюдал, как Энджел забралась в машину и, немного помедлив, сел за руль, вынужденно нарушая тишину прекрасного утра.

Всю дорогу Энджел молчала, очевидно, как и Хок, наслаждаясь царившим вокруг спокойствием и буйством красок иа небе.

Они припарковались у берега и вышли из машины, встреченные криками чаек и запахом моря. Не сговариваясь, Энджел и Хок стали быстро переносить багаж по сходням.

Увидев моторный катер Хока, Энджел замерла в восхищении. Лодка имела футов тридцать в длину и отличалась изяществом линий, что явно говорило о ее итальянском происхождении. Одногоединственного взгляда было достаточно, чтобы понять, что катер будет послушно, с легкостью птицы двигаться по нередко суровым водам пролива ИнсайдПасседж.

– Ну и красавец, – заметила Энджел, поворачиваясь к Хоку. – Как он называется?

– Пока никак.

Энджел догадалась, что Хок купил катер только недавно.

– Не торопись, – посоветовала она. – Имя судну дается единожды, а этот катер достоин лучшего из них.

– Потому что красив? – Хок уверенно ступил на покачивающуюся палубу.

– Не просто красив; его внешний вид и функции прекрасно дополняют друг друга. Ничего лишнего и ничего не упущено.

Хок обернулся и через плечо посмотрел на Энджел, но она не заметила его взгляда; все ее внимание было отдано сверкающему белому катеру.

Хок цинично улыбнулся.

– Дорогая вещичка, – заметил он.

Энджел еще полюбовалась судном и, вздохнув, сказала:

– Не сомневаюсь. Итальянцы не стесняются высоко оценивать свои произведения искусства. Ты умеешь управлять им?

– Я раньше участвовал в гонках на катерах.

– Мне казалось, Дерри говорил об автомобильных гонках.

– Я занимался и тем, и другим, просто на суше больше платят.

– И больше опасность?

Хок прищурился:

– Тебя возбуждает мысль об опасности?

– Нет.

– Этим ты отличаешься от других женщин.

– Правда? Почему?

Хок расхохотался:

– Адреналин, дорогая. Он для них – показатель того, что они еще живы.

– Или что ктото другой уже мертв…

Перед глазами Энджел вновь возникли страшные картины трехлетней давности.

Хок заметил мелькнувшее на лице Энджел выражение боли, но она быстро подняла сумки и ступила на палубу катера так, словно ничего и не было.

«А ведь ничего и не было», – подумал Хок. Какие бы видения ни терзали Энджел, они пришли из прошлого. Эти тени стали для нее частью жизни, так же как другие тени – неотъемлемая часть его самого.

Хок заставил себя не думать о прошлом.

А может быть, Энджел играет очередную роль? Впрочем, это никак не меняет ее сущности. Даже животные вздрагивают во сне, преследуемые какимито им присущими страхами.

– Я научу тебя управлять катером, как только мы выйдем в море, – сказал Хок. – Если, конечно, ты хочешь.

– Разумеется, хочу. Кроме того, это единственный способ дать тебе возможность порыбачить.

Хок вопросительно приподнял бровь.

– На катере такого размера практически невозможно рыбачить в одиночку, – объяснила Энджел. – Ктото должен стоять за штурвалом, особенно если ты подцепил на крючок большого лосося, а в это время идет прилив и вокруг толкутся другие суденышки.

К тому времени как Энджел и Хок закончили грузить багаж, солнце уже довольно высоко поднялось над вершинами гор. Хок вывел катер подальше от берега и направил его по течению реки Кэмпбелл.

На левом ее берегу узкой полосой теснились деревья, чуть дальше берег круто поднимался вверх. Справа участок земли языком глубоко врезался в воду, разделяя устье реки.

С поверхности воды взлетал небольшой гидросамолет. Моторы глухо ревели, все быстрее подталкивая шассипоплавки по воде, пока самолет не взмыл в бледносинее небо.

Как только исчез оставленный самолетом след на воде, Хок плавно прибавил мощность двух моторов. Катер слегка приподнялся и рванул вперед, разрезая носом синезеленую воду и оставляя за собой серебристую пену.

Хоку пришлось сдерживать скорость, так как справа от них теснились многочисленные мелкие суденышки. Словно притянутые магнитом, они все скопились в одномединственном месте. Со всех бортов свисали удочки, казавшиеся на фоне ясного неба какимито странными хлыстами.

– Должно быть, чертовски хорошее место для рыбалки, – заметил Хок.

Энджел улыбнулась:

– Это так называемый ФренчменПул. – Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать гул моторов. – Прежде чем была построена дамба, река Кэмпбелл разливалась каждую весну, и потоки воды размыли в океанском дне огромную дыру. Приходящий из океана лосось сбивается здесь в косяки, – продолжала Энджел, махнув рукой в сторону скопища лодок. – Одни говорят, что рыба привыкает здесь к пресной воде, другие утверждают, что она ждет здесь особого сигнала, чтобы идти вверх по реке на нерест.

– А ты как думаешь?

Энджел долго молчала.

Хок с любопытством разглядывал ее профиль. Выбившиеся из пучка пряди горели в лучах солнца, словно бледные языки пламени. Хок отметил необычную чистоту линий, гармонию лба, носа и подбородка, решительного и вместе с тем женственного.

Когда Энджел повернулась к нему, ее глаза казались прозрачными и глубокими, как речная вода.

– Думаю, – произнесла она медленно, – что лосось собирается во ФренчменПул, чтобы подумать о жизни и чтобы приготовиться войти в пресную воду – цель его путешествия и место гибели.

– Если верить тебе, лосось похож на людей.

– А разве нет? – пробормотала Энджел. – Впрочем, люди редко бывают столь храбрыми. Они предпочитают не заглядывать в будущее дальше своей следующей трапезы, а лосось видит близкую смерть и все, что за нею последует.

– Последует?

– Будущие рождения. Вечный цикл – смерть и обновление, соединенные вместе, как соединены река Кэмпбелл и океан.

Со стороны лодок донесся громкий крик, за которым последовали возбужденные переговоры пофранцузски. Энджел выглянула в иллюминатор:

– Посмотри! Он поймал!

Она указала в сторону маленькой шлюпки, которая казалась пришпиленной к поверхности моря. Энджел нетерпеливо сдвинула ближнее к штурвалу окошко, и ее пальцы коснулись руки Хока.

– Видишь? Гребная шлюпка рядом с желтым суденышком. Ох, ну и красавца же они поймали! Только посмотри!

Мгновение Хок смотрел только на Энджел, но затем его взгляд последовал за ее рукой. Он увидел маленькую лодку, отчаянно сражавшуюся с течением. На веслах сидел широкоплечий мужчина, а другой еле удерживал в руках выгнувшуюся дугой удочку.

– Что случилось с их мотором?

– Лодка принадлежит клубу «Туе», а там не разрешают ставить моторы.

– Почему?

– Идея в том, чтобы ловить лосося, как это делали первые англичане: никаких механических приспособлений – сила человека против силы лосося.

Хок с растущим интересом посмотрел на рыбаков. Маленькое суденышко застыло на месте, пока шла борьба между человеком и рыбой.

– Люди со всего мира собираются здесь только для того, чтобы попытаться с гребной шлюпки поймать тридцатифунтового лосося, – сказала Энджел. – Если им это удается, они становятся членами клуба «Туе».

– А ты член этого клуба?

– Да.

– Кто греб для тебя? Дерри?

Вопрос острой болью пронзил Энджел, и непрошеные воспоминания нахлынули на нее.

На веслах тогда сидел Грант. Они смеялись и радовались, договорившись, что закоптят пойманного лосося и подадут его на своей свадьбе.

Десять дней спустя Грант вместе с ее родителями погиб в автомобильной аварии.

– По выходным ФренчменПул так переполнен, что можно просто переступать с одной лодки на другую, – хрипло сказала Энджел, проигнорировав вопрос Хока.

Хок отметил и выражение муки на лице Энджел, и то, что она не ответила ему.

– Я бы хотел попробовать поймать рыбу без моторов, – заметил он как бы невзначай. – Тот мужчина, который греб для тебя, поможет мне?

– Нет.

– Почему?

– У меня не хватит сил, чтобы почти час грести против течения, – сказала Энджел, сделав вид, что не так поняла его. – Надо попросить Карлсона, он может грести против любой волны хоть несколько дней подряд.

– Карлсона?

– Это мой друг. Очень старый друг.

Хок нахмурился, гадая, сколько еще «очень старых» друзей есть у Энджел в этих краях.

– Если хочешь, я поговорю с Карлсоном, – предложила Энджел.

– Надо подумать.

Хок отвернулся, и Энджел вдруг осознала, что все еще держится за его руку. Она быстро разжала пальцы.

– Будем ждать, пока они вытащат эту рыбину? – спросил Хок.

– Нет, это может занять несколько часов. Лосось – очень сильная рыба. Впрочем, может быть, ты хочешь обождать?

– Я бы лучше выбрался из толпы и поучил тебя управлять катером. Куда плывем?

– На север, – весело подхватила Энджел. – Чем дальше отсюда, тем меньше людей.

– Самое подходящее для меня направление.

Хок увеличил скорость, и нос катера задрался над водой.

– Тебя предупреждали о топляках? – спросила Энджел.

– Что это такое?

– Бревна, которые остались после сплава леса. Они намокают, но не тонут и плавают близко к поверхности.

Хок мгновенно притормозил:

– Нечто весьма опасное?

– Иногда да, но чаще дело ограничивается холодной ванной и пробитым бортом.

Слева их обогнал катер, обдав веером серебряных брызг.

– Похоже, этому человеку никто не говорил про топляки.

– Ты скоро привыкнешь к ним, как и к штормовым ветрам, и к сильным течениям. Это неотъемлемая часть местного колорита.

– Как и автокатастрофы.

Энджел вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

– Да, – тихо согласилась она, – как и аварии на дорогах. Но ведь мы продолжаем ездить.

Хок увидел, как вновь вернулись тревожащие Энджел воспоминания.

– Что ты считаешь безопасной скоростью?

– В настоящий момент? – Энджел огляделась, оценивая состояние моря. – Видимость хорошая, ветра почти нет. Прилив пока слабый.

Хок тоже оглянулся, сопоставляя ее наблюдения со своими, основанными на долгой практике вождения и знании воды.

В конце концов Энджел махнула в сторону удалявшегося судна:

– Можно двигаться с той же скоростью, что и они.

Хок насмешливо приподнял бровь, но промолчал, вновь увеличивая обороты моторов.

– Здесь почти нет затопленных бревен, – объяснила Энджел, – если их обнаруживают, то сразу же отмечают флажками.

– Вот этими? – Хок указал на связку метровой длины палок. Один конец их был заострен, к другому крепился треугольный флажок.

Энджел согласно кивнула:

– Если мы обнаружим бревно, то воткнем в него эти флажки.

– А потом? Сообщим в канадскую береговую охрану?

– Нет. Обычно их собирают так называемые «мусорщики». Цена на древесину настолько высока, что на каждом бревне можно заработать пару сотен долларов.

– А если никто не подберет его?

– Бревно нетрудно заметить и нетрудно обогнуть даже на такой скорости.

– Неплохо было бы все жизненные проблемы отмечать такими флажками, – насмешливо бросил Хок.

– Флажки сработают, если у тебя достаточно разума, чтобы обратить на них внимание, – в тон ему ответила Энджел.

«А у тебя самой достаточно разума? Вокруг Хока одни флажки, а ты продолжаешь заглядываться на этого мужчину, умного и голодного, теплого и сильного. И опасного».

Опасность, как и любовь, всегда присутствует в жизни. Чтобы любить, надо не бояться опасности. Этому ее научил Грант Рамсей. Любовь и смерть…

Три года назад эта истина почта разрушила Энджел, и она не знала, хватит ли ей сил вновь пережить нечто подобное. Единственное, что она понимала, – это то, что она все же пройдет за флажки.