Текст книги "Очарованная"

Даже сейчас Саймону все еще не верилось, что Ариана почти принадлежит ему – не верилось, что благородная юная леди вскоре станет женой внебрачного сына норманнского барона, все наследство которого – меч и твердая рука.

Саймон приблизился к девушке, погруженной в глубокую задумчивость.

– Ариана, – тихо шепнул он.

При звуке своего имени Ариана вздрогнула и быстро взмахнула длинными ресницами: на мгновение она забыла, что не одна в комнате.

Но, когда рука Саймона коснулась ее волос, она в испуге отшатнулась.

Саймон медленно опустил руку, усилием воли стараясь не сжать ее в кулак. Напряжение было так велико, что он даже почувствовал боль. Никогда, никогда больше он не позволит страсти управлять своими поступками – он поклялся в этом самой страшной клятвой. И сдержит слово.

– Мы скоро станем мужем и женой, – произнес Саймон с ледяным спокойствием.

Ариана содрогнулась.

– Вы ведете себя так со всеми мужчинами или только со мной? – резко спросил он.

– Я исполню свой супружеский долг, – глухо произнесла Ариана.

И тут же поняла, что ее слова были ложью. Раньше она думала, что сможет преодолеть свое отвращение к брачной постели. Теперь же знала, что это невозможно – невозможно еще раз допустить насилие над собой.

К несчастью, эта истина открылась ей слишком поздно. Свадьба назначена. Мышеловка захлопнулась.

«Все пути назад отрезаны. Кроме одного».

Как ни странно, но в этот момент мысль об убийстве не принесла ей успокоения.

«Как я смогу убить Саймона? Ведь он согласился на все это ради своего брата.

Ну а если я не убью его, то как смогу снова вынести весь этот ужас? Как смогу терпеть насилие и унижение долгие годы нашей супружеской жизни?»

– Я буду исполнять свои обязанности, – прошептала она с несчастным видом.

– Обязанности, – тихо повторил за ней Саймон. – И это все, что вы можете предложить своему супругу? Неужели вы такая же, как шлюха Мари, и ваша красота – всего лишь пленительная оболочка, скрывающая душу, которой правит ледяной расчет?

Ариана подавленно молчала: она боялась, что иначе яростные слова боли и отчаяния сорвутся с ее губ.

– Я глубоко тронут вашим столь нетерпеливым ожиданием свадебного обряда, – произнес Саймон с ядовитой усмешкой. – Об одном осмелюсь попросить, – продолжал он, и в голосе его зазвенела сталь, – не вынуждайте меня тащить вас к алтарю с помощью вооруженной стражи. Ибо, клянусь Богом, я так и поступлю, если до этого дойдет дело.

Он резко повернулся и быстро вышел из комнаты, не прибавив более ни слова.

Да и не нужно было больше ничего говорить – Ариана ни минуты не сомневалась, что Саймон сдержит свое обещание. Как бы то ни было, слов на ветер он никогда не бросал.

«Есть только один выход. Только один».

Ариана непроизвольно положила руки на струны арфы, и инструмент отозвался аккордом, в котором слышались отчаяние и вызов.

Это был ответ Арианы.

Свадебное торжество начнется на закате солнца и закончится перед восходом луны. До того как луна зайдет, невеста должна убить жениха.

Или погибнуть сама.

Глава 3

Печальный голос арфы все так же одиноко звучал в угловой комнате. В замке бурлила жизнь, все были заняты поспешными приготовлениями к предстоящей свадьбе, и никто не тревожил Ариану в ее уединении, пока наконец к ней не явилась Бланш.

Ариана окинула служанку беглым взглядом – было ясно, что состояние Бланш ничуть не улучшилось. Девушка по-прежнему была бледна и печальна, ее золотисто-каштановые волосы и голубые глаза потускнели. Словом, она выглядела так же, как и во время их путешествия из Нормандии в Англию.

– Доброе утро, Бланш. Или, может быть, уже день? – равнодушно произнесла Ариана.

– А разве вы не слыхали, как дозорный прокричал время?

– Нет, не слыхала, – покачала головой Ариана.

– Ну, это понятно. Ведь вы только о том и думаете, что ваш жених не тот, о ком вы мечтаете, – не по годам рассудительно сказала пятнадцатилетняя служанка.

Ариана пожала плечами.

– Все мужчины одинаковы.

Бланш метнула на Ариану недоверчивый взгляд.

– Вот уж не скажите, леди. Одинаковы, да не все.

Словно не соглашаясь с ее словами, мелодичные аккорды вдруг сменились резкими.

– Я вас, конечно, не упрекаю, леди, Боже сохрани. Но я-то вижу – последнее время вы сама не своя, – поспешила добавить Бланш. – И то правда, чудной здесь народ – поневоле начнешь собственной тени пугаться.

– Чудной? – рассеянно переспросила Ариана, и струны арфы повторили ее вопрос, издав восходящую трель.

– Тише, тише, миледи. Вы вот тут сидите все время одна да разговариваете только со своей арфой и ничегошеньки не замечаете, а ведь Посвященные – разве они вам странными не кажутся?

Ариана задумчиво прищурилась, и арфа тоже замолчала на несколько мгновений.

– Что же в них такого странного? – наконец сказала она. – Взять хотя бы леди Эмбер – она и мила, и умна. А лорд Эрик? Да я не знаю ни одного рыцаря, который был бы так образован и красив.

– А его огромные псы, а этот дьявольский сокол на плече? Не часто такое встретишь!

– Вот уж не вижу в этом ничего необычного. Да все рыцари просто без ума от псовой и соколиной охоты.

– Но, леди… – упрямо не соглашалась Бланш.

– Хватит болтать глупости, – резко оборвала ее Ариана. – С непривычки и замок, и его обитатели кажутся странными. Вот поживешь здесь подольше и забудешь свои страхи.

Бланш примолкла и стала перебирать туалетные принадлежности своей госпожи. Взгляд Арианы случайно упал на длинный эбеновый гребень, и она вспомнила свой недавний разговор с хозяйкой Стоунринга.

– Бланш, ты не видела гребня с красным янтарем? – спросила она служанку. – Леди Эмбер его где-то обронила.

Бланш испуганно уставилась на свою хозяйку и принялась сосредоточенно обкусывать ноготь.

– Бланш! Тебя что, опять тошнит?

Девушка рассеянно покачала головой, и светлые каштановые прядки выбились из-под ее платка.

– Если ты нашла гребень, то должна сказать мне об этом, – строго произнесла Ариана.

– Да уж скорее вы его отыщете, миледи, – сэр Джеффри часто про вашу тетушку рассказывал.

Ариана, сделав над собой усилие, промолчала.

– А он правду говорил? – спросила Бланш.

– О чем? – Голос Арианы звучал напряженно.

– Да о том, что ваша тетушка могла отыскать серебряную иголку в стоге сена.

– Да, это правда.

Бланш ухмыльнулась. Во рту у нее не хватало одного зуба – его выдрали щипцы кузнеца, когда она была двенадцатилетней девчонкой.

– Вот было бы здорово тоже такому научиться! – мечтательно вздохнула она. – А то леди Элеонора уж так больно меня колотила, когда я теряла ее серебряные вышивальные иглы.

– Я помню – тебе нередко от нее доставалось.

– Да не убивайтесь вы так, миледи, – уверенно произнесла девушка. – Если леди Эмбер потеряла гребень, то вы скоро его найдете, вот увидите!

– Нет. Теперь уже нет.

Бланш недоверчиво захлопала ресницами.

– Но сэр Джеффри рассказывал, что вы нашли и серебряный кубок, и кувшин, а до вас никто…

– Так ты приготовила мне ванну? – оборвала ее Ариана.

– Да, миледи, – обиженно ответила служанка.

У девушки был такой болезненный и глубоко несчастный вид, что Ариане захотелось быть с ней поласковее, но она не собиралась объяснять служанке, что утратила свой чудесный дар вместе с невинностью.

Да и, кроме того, при одном имени Джеффри к ее горлу подступала тошнота.

– Приготовь мою лучшую рубашку и алое платье, – негромко приказала Ариана.

Свадьба это будет или поминки, но невеста должна быть одета со вкусом.

– Осмелюсь вас не послушаться, леди! – выпалила служанка.

– В чем дело? – недовольно произнесла Ариана.

– Леди Эмбер мне сказала, что сама принесет вам свадебный наряд.

Сердце Арианы пронзила смутная тревога.

– Когда это было? – спросила она.

– Да вот тут как раз еще одна Посвященная ведьма… то есть женщина, приходила в замок, – торопливо произнесла Бланш.

– Когда?

– На рассвете. Слышали, как эти дьяволы-то во дворе разлаялись?

– Я думала, это во сне.

– Да нет, тогда как раз она и пришла – Посвященная, – важно изрекла Бланш. – Принесла вам свадебное платье в подарок.

Ариана, нахмурившись, отложила арфу.

– Эмбер ничего мне об этом не говорила.

– Может, не посмела? Уж больно свирепый вид был у той старухи: волосы белее снега, а глаза-то – ровно твой лед! – Бланш торопливо перекрестилась. – Они называли ее Кассандрой. Поговаривают, она и будущее может предсказать. Видит Бог, не обошлось тут без колдовства, миледи.

Ариана нетерпеливо передернула плечами.

– Ну, тебя послушать, так и в нашей семье все поголовно ведьмы. Во всяком случае, моя тетушка. Да и я. Что, забыла?

Бланш смущенно потупилась.

– Что же до Кассандры – я ее видела и могу тебя заверить, что она не более ведьма, чем мы с тобой.

Служанка слабо улыбнулась и вздохнула.

– Священник говорит, что здесь место хорошее, хотя много чего болтают, – задумчиво произнесла она. – И слава Богу. А то я уже начала бояться за моего…

Голос Бланш пресекся. Прижав руку к губам, она испуганно посмотрела на свою хозяйку.

– Не тревожься, милая, – мягко успокоила ее Ариана. – Я знаю, что ты ждешь ребенка. Уверяю, тебе нечего бояться – здесь никто не причинит вреда ни тебе, ни твоему малышу. Саймон мне обещал.

Бланш метнула на Ариану исподлобья недоверчивый взгляд.

– Хочешь, сэр Саймон подыщет тебе жениха? – предложила Ариана.

Тревога на лице Бланш сменилась тоской. Она печально покачала головой.

– Нет, благодарю вас, миледи.

Черные брови Арианы удивленно взметнулись.

– Ты хоть знаешь, кто отец твоего ребенка?

Бланш немного помедлила, потом кивнула.

– Он остался в Нормандии?

– Нет.

– А, вероятно, это один из моих людей. Он оруженосец или, может быть, стражник?

Бланш покачала головой.

– Значит, он дворянин, – тихо продолжала допрашивать служанку Ариана. – Он умер от той страшной болезни, что и другие мои рыцари по дороге из Нормандии?

Бланш смущенно откашлялась.

– Жив он или умер – невелика разница, – печально произнесла она. – Ни один благородный рыцарь не женится на бедной служанке, у которой нет ни родни, ни богатого приданого, да которая к тому же и красотой не вышла.

Ясные голубые глаза девушки наполнились слезами.

– Тебе незачем печалиться, – ласково сказала Ариана. – В конце концов никто из мужчин не посягает на твою свободу. Да и ребенка у тебя никто не отнимет ни силой, ни хитростью – малыш твой, и только твой.

Бланш странно посмотрела на свою хозяйку, но промолчала.

– Оставь свои страхи, – решительно произнесла Ариана. – Мы позаботимся о тебе и о твоем ребенке. А что до мужа… Если ты не хочешь делить с кем-нибудь свою постель, никто не станет тебя принуждать.

– А, вы об этом. – Бланш ухмыльнулась. – Ну, не такая уж это беда. Зимой с муженьком и согреешься скорее, и воняет от него не так сильно, как от свиньи в хлеву.

Память, эта непрошеная гостья, вновь заставила Ариану почувствовать дыхание Саймона на своих волосах.

«– Может быть, мне следует попросить у Мэг душистого мыла, чтобы польстить вашему изысканному обонянию?

– В этом нет нужды – мне и так приятен ваш запах».

Странное чувство охватило Ариану. Теперь она была уверена, что сказала тогда истинную правду: Саймон был в ее глазах чист и ясен, как солнце, запутавшееся в его волосах.

«Вот если бы мои супружеские обязанности сводились только к тому, чтобы стать хозяйкой в его замке, присматривать за слугами, окружить его заботой и вниманием…

Но нет, мужчинам нужно от женщин не только это. Видно, Господь так рассудил».

– Миледи, вам дурно? – вырвалось у Бланш.

– Нет-нет, со мной все в порядке? – быстро произнесла Ариана.

Бланш приблизилась и пристально посмотрела в лицо своей госпожи.

– Да вы бледны как смерть! – ужаснулась служанка. – Вы что, тоже ребеночка ждете?

– Нет. – Ответ Арианы прозвучал резко и отчетливо.

– Ох, простите меня, миледи, не хотела я вас обидеть, – виноватой скороговоркой оправдывалась Бланш. – У меня на уме одни младенцы, да и сэр Джеффри говорил, что вы чуть было не забеременели.

– Сэр Джеффри лжет.

Голос Арианы звучал пугающе спокойно. Бланш сразу поняла, что опять переступила границу дозволенного в отношениях со своей госпожой.

Девушка печально вздохнула. Вот кабы все знатные господа были такими любезными и простыми в обращении, как сэр Джеффри Красавец! Понятно, почему леди Ариана так загрустила, когда ей велели обвенчаться с этим саксонским грубияном. Ей ведь, ясное дело, хотелось замуж за сэра Джеффри: отец-то у него – норманнский барон и власть большую имеет.

«Что верно, то верно – не повезло моей госпоже».

– Ваша ванна готова, миледи, – сказала девушка. – Мне вам прислуживать?

– Нет, не стоит.

Следы позора и бесчестья, оставленные на теле Арианы руками Джеффри, давно исчезли, но она до сих пор с трудом выносила даже заботливые прикосновения своей служанки.

Особенно теперь, когда имя Джеффри Красавца не сходило у Бланш с языка.

Глава 4

Очаг распространял приятное тепло, легкий смолистый дымок наполнял комнату в верхних покоях замка. Полог богато убранной кровати был отдернут. Хмурый хозяин покоев, Доминик Ле Сабр, сидел за столом, уставленным всевозможными яствами и кувшинами с элем.

Суровое, угрюмое выражение застыло на его лице, выдавая глубоко скрытое беспокойство этого сильного человека. На нем был черный плащ со старинным орнаментом Глендруидов, скрепленный на плече серебряной пряжкой в виде головы волка. Глаза зверя сверкали в отсветах пламени зловещим, холодным огнем. От огромной фигуры Доминика веяло затаенной угрозой.

Мысли о предстоящей свадьбе Саймона не могли успокоить душу Волка Глендруидов: любовь, связывавшая этих двух людей, была намного сильнее уз родства или требований обычая, и Доминика не покидала острая тревога за судьбу младшего брата.

– Вы посылали за мной, милорд? – раздался звучный голос Саймона.

Доминик поднял голову. Тень мрачных мыслей исчезла с его лица при виде высокого статного воина, застывшего в дверях. Золотистые волосы Саймона растрепались, плащ цвета индиго был небрежно перекинут через плечо, так что была видна алая туника, богато расшитая серебряными и пурпурными нитями – подарок лорда Эрика. Изысканное одеяние скрывало гибкое, сильное тело, готовое к жестоким битвам: Саймон был доверенным лицом и правой рукой Волка Глендруидов, но, несмотря на это, никогда не уклонялся от нескончаемых ежедневных упражнений, которые устраивал Доминик для своих воинов, и принимал в них участие.

– Ты выглядишь, как подобает, – произнес Доминик, с видимым одобрением окидывая брата взглядом.

– Значит, я мчался к тебе сюда через весь двор, чтобы услышать, как ты говоришь мне об этом? – насмешливо осведомился Саймон. – В следующий раз побегай-ка за мной сам – уверен, у тебя дух захватит от такой скачки.

Доминик расхохотался, но смех его быстро угас, и вокруг рта снова залегли угрюмые складки. Он слишком хорошо знал своего брата, чтобы рассчитывать на его недогадливость.

– Так что случилось? – спросил Саймон, изучая выражение лица Доминика. – Дурные вести из Блэкторна? Что-то неладно в твоих владениях?

– Нет, в Блэкторне все идет своим чередом. Сундуки с приданым леди Арианы стоят нетронутыми в сокровищнице, и Томас Сильный их охраняет.

– Тогда почему ты мрачнее тучи? Что, Свен узнал о набегах саксов или скандинавов на близлежащие земли?

– Нет, в округе все спокойно.

– А где Мэг? Неужели этот колдун Эрик приворожил ее и она упорхнула из твоих объятий?

На сей раз Доминик рассмеялся от души.

– Эрик – прекраснейший из рыцарей, – ответил он. – Но моя колдунья никуда не улетит от меня, а я – от нее.

Саймон улыбнулся. Он хорошо знал, что это истинная правда: верность леди Маргарет Доминику могла поспорить с преданностью Саймона своему брату и господину.

– Я рад, что ты принял Мэг в свое сердце, как сестру, – сказал Доминик. – Присаживайся, брат, и раздели со мной трапезу.

Саймон мельком взглянул на тонконогий стул напротив Доминика и придвинул к себе стоявшую у стены скамью. Опустившись на нее, он привычным жестом поправил меч у левого бедра. Неосознанная грация этого движения говорила о хорошем владении боевым оружием.

– Да, я принял Мэг в свое сердце, – произнес Саймон, потянувшись за кувшином с элем.

– Это странно. Ведь ты никогда не любил колдуний – ни добрых, ни злых.

Саймон не спеша налил в чашу эля, поднял ее, молча кивнув Доминику, и осушил до дна. Поставив чашу обратно на стол, он взглянул на брата глазами, ясными, как весенний день, и черными, как полночное небо.

– Мэг рисковала ради тебя жизнью, – спокойно сказал он. – Да будь она родной сестрой хоть самого Сатаны, я и тогда любил бы ее за то, что она спасла тебе жизнь.

– Саймон, прозванный Верным, – задумчиво промолвил Доминик. – Есть ли на свете что-либо, чего ты не сможешь для меня сделать?

– Когда речь идет о тебе, для меня нет ничего невозможного.

Решимость в голосе Саймона, казалось, не убедила Доминика. Нахмурившись, он придвинул к себе кубок, налил в него эля, осушил и наполнил вновь.

– Ты всегда был верен мне – и до Крестового похода, и в жарких схватках с неверными, – добавил он, помолчав. – Но я говорю о другом.

– Ты говоришь об узах братства.

– Нет, – возразил Доминик, протягивая Саймону чашу с элем. – Это больше, чем кровное родство. И вместе с тем меньше.

Глубокое волнение в его голосе заставило Саймона удивленно поднять голову. Так и не пригубив эля, он внимательно посмотрел на брата.

И встретил пристальный взгляд немигающих серых глаз, блеск которых был сродни волчьим.

– Это то, что заставляет тебя винить себя за мучения, которым я подвергся в плену у султана, – произнес Доминик.

– Да, я виноват перед тобой, – жестко сказал Саймон и осушил кубок.

– Нет! – убежденно возразил Доминик. – Это из-за меня мои люди попали в засаду.

– Не из-за тебя, а из-за женского вероломства, – спокойно ответил Саймон, с глухим стуком опуская чашу на стол. – Эта шлюха Мари околдовала Роберта, а потом наставляла ему рога с каждым встречным и поперечным.

– Она не первая и не последняя из жен, которая так поступает, – усмехнулся Доминик. – Но все равно я не имел никакого права оставлять христианку на милость сарацин, хотя она и жила среди них с раннего детства – ведь ее похитили еще ребенком.

– Да тебе бы этого просто не позволили твои рыцари, – насмешливо добавил Саймон. – Ее гаремные штучки их прямо приворожили.

Доминик слабо улыбнулся.

– Это верно. Мари хорошо знает свое дело. Мне нужны такие продажные девки для развлечения моих норманнских воинов – нечего им бегать за саксонскими девицами и чинить тем самым еще большие раздоры в моих владениях.

Доминик откинулся на спинку тяжелого дубового кресла и остановил на Саймоне проницательный взгляд серо-стальных глаз.

– Было время, мне казалось, что Мари и тебя околдовала, – наконец произнес он.

– Так оно и было. Но это длилось недолго.

Доминик постарался скрыть удивление: ему всегда хотелось знать, как далеко Саймон дал завлечь себя опытной Мари.

– Она и на тебе пыталась испробовать свои чары, – заметил Саймон.

Доминик молча кивнул в ответ.

– Но ты раньше раскусил ее расчетливую игру, – продолжал его брат.

– Просто я старше тебя четырьмя годами. Мари была у меня далеко не первая.

– Можно подумать, она у меня была первой, – насмешливо хмыкнул Саймон.

– У тех, других, было меньше опыта, чем у тебя. А Мари… – Доминик слегка пожал плечами. – Мари обучили в серале всяким ухищрениям, чтобы ублажать развращенного деспота.

– Да будь ее наставницей хоть сама чертова Лилит – ее ужимки больше не разжигают во мне пожара.

– Это правда, – согласился Доминик. – Я наблюдал, как она расставляла тебе ловушки во время нашего возвращения из Иерусалима. Ты был любезен с ней, но не более того. Казалось, ты скорее коснешься ядовитой змеи, чем ее тела. Почему? Ответь мне.

Саймон изменился в лице.

– Милорд, вы послали за мной, чтобы побеседовать о блудницах?

Доминик понял, что ему больше ничего не удастся вытянуть из брата о его связи с Мари.

– Нет, я позвал тебя не за этим, – спокойно ответил он. – Просто хотел поговорить о твоей свадьбе с глазу на глаз.

– Что, леди Ариана мне отказала? – вырвалось у Саймона.

Черные брови Доминика взлетели вверх, но голос прозвучал ровно:

– Нет.

Саймон с облегчением перевел дух.

– Приятно слышать.

– В самом деле? Но мне думается, леди Ариана не в восторге от предстоящей свадьбы.

– Блэкторну не выстоять в войне, которая может вспыхнуть из-за того, что безродный саксонский вояка не пожелал взять за себя знатную норманнскую наследницу, – веско произнес Саймон. – И прежде чем зайдет луна, леди Ариана станет моей женой – это решено.

– Я бы на твоем месте не спешил заключать столь прохладный союз, – хмуро промолвил Доминик.

На лице Саймона отразилось легкое изумление. С проворством и ловкостью, которые не раз приводили в замешательство его противников, он выхватил кинжал из-за пояса, небрежным движением подцепил с блюда кусок холодной оленины и вонзил в мясо крепкие белые зубы.

Затем острие кинжала вновь блеснуло с быстротой змеиного жала, и Саймон перебросил Доминику другой кусок оленины, который тот ловко поймал.

– Мне помнится, твой брак поначалу был столь же прохладным, если не сказать больше, – ядовито заметил Саймон, пока Доминик пережевывал оленину.

Легкая улыбка скользнула по губам Волка Глендруидов.

– Да, – согласился он, – мой соколенок был достойным противником.

Саймон рассмеялся.

– Я же помню – она тебя прямо бесила своими выходками. И до сих пор иногда выводит из себя. Нет уж, в моем браке будет меньше страсти, но зато больше простоты в отношениях между супругами.

Серебристо-серые глаза Волка Глендруидов некоторое время не мигая изучали лицо Саймона. Снаружи за каменными стенами замка завывал не по-осеннему холодный ветер, и его яростные порывы заставляли трепетать тяжелый занавес у входа.

Комната была роскошно убрана и служила личными покоями хозяйке Стоунринга. Сейчас она была временно предоставлена в распоряжение лорда и леди Блэкторн – Доминика и Мэг. Но даже крепкие стены, плотный занавес и узкие окна не могли надежно защитить ее обитателей от ледяных когтей разгулявшегося ненастья.

– Я знаю, в твоем сердце есть место страсти, – произнес наконец Доминик.

Мрачные тени сгустились в глазах Саймона – черная ночь, безлунная и беззвездная, холодно и отчужденно проглянула из их глубины.

– Страсть верховодит в сердцах зеленых юнцов, – произнес он, чеканя каждое слово. – Мужчины умеют укрощать ее порывы.

– Я согласен с тобой, но суть от этого не меняется, и страсть остается страстью.

– Хочется верить, что в твоем изречении есть доля истины.

Доминик криво усмехнулся: Саймон не очень-то любил выслушивать советы даже от своего старшего брата и господина. Но Волк Глендруидов также знал, что Саймон предан ему, как никто другой. Он верил в его преданность, как верил в любовь Мэг.

– Я понял теперь, что брак, освященный любовью, – это величайший дар судьбы, – настойчиво продолжал он убеждать младшего брата.

Саймон промычал что-то неразборчивое.

– Ты что, не согласен со мной? – сурово спросил Доминик.

Саймон нетерпеливо передернул плечами.

– Согласен я или нет – не имеет ни малейшего значения, – произнес он безразличным тоном.

– Когда ты вызволил меня из сарацинского ада.

– Да, но после того, как ты сам предложил себя султану в качестве выкупа за мою жизнь и жизни еще одиннадцати рыцарей, – ввернул Саймон.

– …ты знаешь, я чувствовал, что-то во мне сломалось, – продолжал Доминик, не обращая внимания на слова брата.

– Да неужели? – язвительно осведомился Саймон. – Надо бы спросить об этом у тех сарацин, которым удалось избежать твоего карающего меча.

Доминик улыбнулся в ответ недоброй улыбкой.

– Я говорю сейчас не о моих воинских доблестях, – раздраженно сказал он.

– Вот и отлично. А то я уже стал бояться, что твоя колдунья-женушка совсем затуманила тебе мозги.

– Я говорю о том, что тогда был не способен любить.

Саймон вновь пожал плечами.

– Что-то я не припомню, чтобы Мари жаловалась на твою холодность до того, как обвенчалась с Робертом. А после, я думаю, ей кое-чего недоставало.

– Хватит разыгрывать передо мной слабоумного, Саймон! – взорвался Доминик, потеряв терпение. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Саймон молча ждал, глядя на брата непроницаемыми черными глазами.

– Похоть – это одно, – спокойно продолжал Доминик. – Любовь – совсем другое.

– Для тебя – может быть. А для меня это одно и то же. Влюбленный мужчина становится уязвимым, как последний дурак.

Лицо Доминика исказила волчья ухмылка. Ему было хорошо известно, что думал Саймон о мужчинах, которые давали завлечь себя в сети женской любви. «Как последний дурак» было в устах Саймона высшим выражением презрения.

«Но ведь он не всегда был таким, – размышлял Доминик. – Он сильно изменился со времен Крестового похода. И особенно после подземелий сарацинской тюрьмы».

– Если рыцарь по своей воле становится уязвимым, его трудно назвать мудрым, – заключил Саймон. – Этому меня научил сарацинский плен.

– Но любовь – не схватка между смертельными врагами.

– Для тебя – да, – нехотя согласился Саймон. – Для других – нет.

– А Дункан?

– Вот его-то пример уж никак не сможет вдохновить меня на подвиги во имя любви, – холодно процедил Саймон.

Доминик недоуменно уставился на него.

– Тысяча чертей! – вспылил вдруг Саймон. – Дункан чуть было сам не погиб в том трижды проклятом друидском аду, где он нашел Эмбер!

– Но ведь не погиб же! Любовь оказалась сильнее смерти.

– Любовь? – Саймон пренебрежительно усмехнулся. – Да просто Дункан – тупоголовый осел, позволивший этой чертовой ведьме прибрать себя к рукам.

Волк Глендруидов задумчиво смотрел на своего красивого золотоволосого брата, которого после своей жены он любил больше всех на свете.

– Ты не прав, – наконец произнес он. – Как и я был не прав, когда возвратился из сарацинского ада.

Саймон хотел что-то возразить, но, поразмыслив, молча пожал плечами.

– Да, я был не прав, – повторил Доминик. – И ты это знаешь лучше меня – ты первый заметил, как я изменился. В моей душе больше не было тепла.

Саймон слушал с бесстрастным видом.

– Мэг согрела мою душу, – продолжал Доминик. – И с тех пор только одно продолжает меня тревожить.

– Ты боишься, что она сделала тебя слабым? – язвительно прервал его брат.

– Нет. Я боюсь за тебя, Саймон.

– За меня?

– Да, за тебя. Ты тоже оставил свое сердце в сарацинских землях.

Саймон равнодушно пожал плечами.

– Значит, мы с норманнской ледышкой – удачная пара.

– Это-то меня и беспокоит, – задумчиво сказал Доминик. – Слишком уж вы с ней похожи. Кто согреет твою душу, если ты женишься на леди Ариане?

Саймон подцепил на кончик кинжала еще один кусок оленины.

– Не тревожься за меня, о могущественный Волк Глендруидов. Я сумею согреть свое сердце.

– Правда? По-моему, ты слишком самоуверен.

– Не более, чем всегда.

– И каким же это чудом ты собираешься изгнать холод из своей души?

– А я велю подбить мехом мой плащ.