Текст книги "Неукрощенная"

Элизабет ЛОУЭЛЛ
НЕУКРОЩЕННАЯ

Глава 1

Правление короля Генриха I

Весна. Северная Англия

Тишину сельского дня разрушили звуки рога, извещая о прибытии нового хозяина замка Блэкторн.

И тотчас же темный силуэт выступил из пелены тумана – рыцарь в полном вооружении верхом на огромном жеребце. Лошадь и человек казались единым целым, неистовая мужская сила, подобная весенней буре, кипела в их крови.

– Говорят, он сущий дьявол, миледи, – пробормотала вдова Эдит.

– Так говорят обо всех норманнских рыцарях, – спокойно возразила Мэг своей служанке, – хотя среди них может оказаться человек с действительно смелым и благородным сердцем.

Эдит издала звук, похожий на сдавленный смех.

– Нет, госпожа. Ваш жених правильно сделал, что прибыл в кольчуге и верхом на свирепом боевом коне. Похоже, будет война.

– Войны не будет, – сказала Мэг твердо. – Я выхожу замуж именно для того, чтобы предотвратить кровопролитие.

– Не обольщайтесь. Скорее всего будет война, а не свадьба, – заявила Эдит со злобным удовлетворением. – Смерть норманнским завоевателям!

– Молчи, – мягко прервала ее Мэг. – Я не хочу слышать о войне.

Эдит поджала губы, но о войне больше не говорила.

Стоя у высокого окна башни, скрытая от посторонних глаз ставнями, Мэг искала глазами верховую свиту, приличествующую воину, который вскоре должен был стать ее мужем.

Но за боевым конем не следовал никто. Серебряный туман лежал на земле. В рог трубили в лесу, далеко за полями, окружавшими замок.

Лошадь и одетый в кольчугу всадник с каждой минутой вырисовывались яснее. В открытую, ничего не опасаясь, рыцарь приближался к замку. За ним не было видно даже слуг. Ни оруженосцев, ведущих на поводу боевых коней, ни вьючных животных, груженных сверкающим оружием.

Вопреки обычаю Доминик Ле Сабр прибыл в саксонскую крепость один. Его сопровождало только далекое пение одинокого рога.

– Да это просто дьявол в человеческом образе, – вновь пробормотала Эдит, перекрестившись. – Я никогда бы не пошла за него.

– Может быть, поэтому за него отдают не тебя, а меня.

– Храни вас Господь, – пробормотала Эдит. – Я буду бояться за вас, моя госпожа, если у вас самой не хватает разума бояться за себя.

– Я последняя в нашем гордом и древнем роду, – проговорила Мэг хрипло. – Разве какой-то норманнский рыцарь может заставить дрожать дочь Глендруидов!

И в тот миг, когда она произнесла это, холодок страха пополз у нее по спине. Чем ближе подъезжал Доминик Ле Сабр, тем больше она опасалась, что ее служанка права.

– Храни вас Господь, моя госпожа, если это не сам дьявол!

Сказав это, она снова перекрестилась.

Внешне спокойная, Мэг разглядывала воина, подъезжавшего все ближе. Этот человек претендовал на ее руку и вместе с ней на обширные владения, которые она унаследует после смерти отца. А он болен – смерть не заставит себя ждать.

Земли – вот та приманка, которая вынудила известного норманнского рыцаря прибыть из Иерусалима к северным границам владений короля Генриха. Имение ее отца всегда было лакомым куском для шотландских лордов, которые прочили Мэг за своих сыновей. Но сначала Вильям II, а потом Генрих I всячески препятствовали леди Маргарет из Блэкторна вступить в брак.

До нынешнего дня.

А рыцарь на боевом коне все приближался, и Мэг начинала понимать, что он не похож на других не только тем, что прибыл один.

«Он одет как странствующий рыцарь, а не как лорд, хотя, конечно, находится под покровительством английского короля. А ведь, став моим мужем, он получит власть над большими владениями, чем любой из самых знатных баронов».

Мэг в недоумении смотрела на норманнского рыцаря, который стал великим английским лордом. Над ним не развевалось знамя, и на его щите не было герба. Его шлем из странного черного металла, был такого же цвета, как и боевой конь под ним. Длинный темный плащ из дорогого полотна развевался поверх кольчуги.

«Гордые, как Люцифер, они оба – лошадь и всадник. И такие же сильные».

Мэг смотрела на приближение черного лорда, приказывая себе ничем не выдать свой страх.

– Да он на голову выше обыкновенного человека, – сказала Эдит.

Мэг промолчала.

– Разве он не пугает вас? – спросила служанка.

Черный рыцарь действительно выглядел внушительно, но это не означало, что кто-нибудь в башне будет иметь повод распускать слухи о том, что их хозяйка боится появления своего будущего мужа.

– Нет, не пугает, – ответила Мэг. – И похож он не на дьявола, а на того, кто и есть в самом деле, – на всадника в кольчуге. По-моему, ничего необычного.

– Странно, – произнесла Эдит с горечью в голосе, – то он был безродным рыцарем, а то вдруг стал одним из фаворитов короля. Хотя Меч и не владеет поместьями, люди говорят о нем, как о великом лорде.

– Лорд Доминик, именуемый Ле Сабр, Меч, – бормотала Мэг. – Безродный или знатный, но он спас сына великого барона от сарацин. Без него крестовый поход кончился бы для Роберта плохо. Мудрый король награждает хороших воинов.

– Саксонскими землями, – парировала Эдит.

– Это право короля.

– Вы ведете себя так, будто вам все равно.

– Я думаю только о том, что наступит конец кровопролитию.

"Научились ли вы в Святой Земле состраданию, Доминик Ле Сабр? Найдет ли надежда, живущая в моем сердце, великодушный отклик в вашем?

Или вы подобны кольчуге, защищающей вашу грудь, блестящей от предчувствия грубой наживы, а не от каких-то неясных надежд"?

Эдит искоса взглянула на свою госпожу. По ее нежному лицу никто не смог бы понять, о чем она думает. Служанка снова посмотрела на норманнского рыцаря, приближавшегося к воротам замка, который он не завоевал в честном бою, а получил благодаря милости короля.

– Говорят, в бою он холоден как лед и свиреп, как северный варвар, – прервала Эдит затянувшееся молчание.

– Не думаю, что ему будет хорошо со мной. Я не лед и не северный воин.

– Род Глендруидов, – прошептала Эдит тихо.

Но Мэг услышала.

– Вы думаете, он знает? – напрямик задала вопрос Эдит.

– Что?

– Что вы никогда не родите ему наследника.

Мэг остановила взгляд своих ясных зеленых глаз на саксонской вдове, которую отец сделал ее служанкой.

– И часто ты болтаешь об этом со слугами и с крестьянами? – спросила Мэг жестко.

– Будет ли он, – настаивала Эдит, – иметь сыновей?

– Что за идиотский вопрос. – Мэг заставила себя улыбнуться. – Я же не ясновидящая, чтобы знать, будет ли у меня сын или дочь.

– Говорят, что вы колдунья из рода Глен-друидов, – прямо сказала Эдит.

– Глендруиды не колдуны.

– А люди другое говорят.

– Люди придумывают много разных россказней, – парировала Мэг. – Думаю, за год, проведенный в Блэкторне, ты в этом убедилась.

Эдит снова искоса посмотрела на свою госпожу.

– Но иногда люди говорят правду.

– Неужели? Но скалы не зацветают от моего прикосновения, и деревья не склоняются ко мне, чтобы прошептать что-нибудь на ухо. Что за чепуха.

– Вы в дружбе с соколами и травами, – возразила Эдит.

– Я такая же колдунья, как и ты. Не говори мне больше такой ерунды.

– И все же это правда, – проговорила Эдит, пожав плечами. – Простые люди боялись вашей матери, а они не могли ошибаться.

Мэг молча снесла эти жестокие слова. Эдит никогда не упускала случая сказать что-нибудь дурное про леди Анну. Сплетни, ходившие о ее смерти, не давали покоя бедной служанке.

– Моя мать умерла, – сказала Мэг.

– А вдова пастуха говорит другое. Призрак леди Анны видели в лунном свете на месте языческого кладбища.

– Добрая вдова наверняка выпила лишнего, – ответила Мэг. – И у нее немного помутилось в голове. Может, она еще клялась, что феи танцевали у нее на блюдце с молоком, а привидения выпили эль, который она должна была отдать в уплату за поросенка?

Эдит хотела было что-то возразить, но Мэг властным взмахом руки приказала ей помолчать. Она хотела сосредоточиться на воине, который подъезжал к замку Блэкторн.

Доминик Ле Сабр был так уверен в своей доблести, что оставил свиту далеко позади. Его люди только сейчас появились из тумана и были слишком далеко, чтобы прийти ему на помощь, если бы он попал в засаду. Мысль об этом не казалась Мэг неоправданной. Ее отец – лорд Джон был так взбешен, что должен отдать свою единственную наследницу норманнскому проходимцу, что едва не умер от разрыва сердца, хоть и славился когда-то невероятной силой и здоровьем.

Но даже в расцвете молодости и силы он был на голову ниже, чем норманнский рыцарь, спокойно въезжавший во двор замка.

«Гордый воин, – думала Мэг. – Но если легенда не лжет, то твоя доблесть тебе не поможет. Твоей будущей жене суждено иметь только дочерей».

Ясным взором Мэг разглядывала человека, одетого в кольчугу поверх черной кожаной куртки, его черный шлем, его боевого скакуна, мрачного и свирепого, как в страшных снах.

"Что касается сыновей, мой черный лорд…

Никогда.

Это проклятие рода Глендруидов. Тысячи лет никто не мог снять его.

И я боюсь, что оно не будет снято даже ради тебя".

Словно почувствовав пристальный взгляд Мэг, рыцарь внезапно натянул поводья. Лошадь встала на дыбы, как перед атакой. Балансируя на сильных задних ногах, конь бил передними в воздухе. Если бы в этот момент рыцаря атаковали пешие воины, они погибли бы под копытами.

Доминик Ле Сабр усидел на коне, вставшем на дыбы, без видимых усилий, не отводя глаз от окна, которое заметил высоко в башне. Хотя он никого не увидел, он знал, что леди Маргарет из Блэкторна стоит за ставнями, наблюдая за прибытием в замок ее будущего мужа.

Он хотел знать, считает ли она, как и ее отец, что битва, проигранная в 1066 году, когда Вильгельм Завоеватель отобрал Англию у ее саксонских владельцев, еще не закончена.

«Саксонская леди, примешь ли ты мое семя без борьбы? Подаришь ли ты мне сыновей, которых я хочу так, как жаждущий хочет глотка воды?»

Один из рыцарей свиты Доминика отделился от других и пустил лошадь галопом. Конь Доминика, призывно заржав, снова встал на дыбы. Доминик небрежно осадил своего скакуна, когда рыцарь был всего в двух шагах от него.

Второй рыцарь тоже был в доспехах и на боевом коне. Вопреки традициям они ехали на дорогих боевых животных, потому что никто не мог сказать точно, готовится ли Джон Кемберлендский, хозяин Блэкторна, к свадьбе или к войне.

– Тихо, тихо, Крестоносец, – успокаивал Доминик возбужденного коня. – Здесь нет засады.

– Пока! – резко заметил другой рыцарь, остановившись рядом с Домиником.

Доминик взглянул на своего брата. Пронзительные черные глаза Саймона замечали все, не пропуская ни одной мелочи. Саймон, прозванный Верным, был самым высокородным рыцарем в свите Доминика. Доминик считал, что без него он вряд ли победил бы в той битве, в награду за которую получил саксонскую невесту, чьи земли вызывали зависть английского короля.

Зависть и беспокойство. Короли норманнов на собственном опыте знали, что саксов с северных границ трудно победить в открытом бою, поэтому приходилось искать иные пути.

– Ты заметил что-нибудь необычное?

– Я встретил в лесу Свена.

– И?

– Он выполнил твое повеление.

– Настоящий рыцарь, – произнес Доминик с сарказмом, – ведь я приказал, чтобы Свен появился в Блэкторне раньше всех, переодевшись странствующим монахом, и соблазнил одну из служанок.

– Она будто только этого и ждала, – сказал Саймон, пожав плечами. Доминик хмыкнул.

– Свен узнал, что Дункан из Максвелла в замке, – сообщил кратко Саймон.

Конь под Домиником снова начал волноваться, чувствуя вспышку гнева своего седока.

– А леди Маргарет? – спросил он холодно.

– Она тоже в замке.

– Они встречались?

– Никто не видел их вместе.

– Это говорит только о ее уме, а не о добродетели. А Риверсы? Они тоже здесь?

– Нет. Они с двоюродным братом Дункана в Карлайсле, одном из поместий лорда Джона. Вернее, в одном из ваших поместий.

– Еще не моих. Не моих, пока я не женюсь на дочери и не умрет ее отец.

– До свадьбы осталось всего два дня. И я сомневаюсь, что лорд Джон переживет этот праздник.

Доминик перевел взгляд со своего брата на замок Блэкторн. Он возвышался на зеленом холме, господствуя над окружающим ландшафтом. Лорд Джон построил себе четырехъярусную крепость с толстыми каменными стенами и прямоугольными башнями.

Он не жалел денег, чтобы превратить это место в военный оплот, в котором было бы все, чтобы противостоять нападению. На расстоянии тридцати футов замок окружала еще не достроенная каменная стена, которая должна быть в два раза выше конного рыцаря. Но кое-где камень уступил место более слабому деревянному частоколу, и это не ускользнуло от острых глаз Доминика.

"По крайней мере, у Джона хватило ума вырыть широкий глубокий ров против пеших воинов. Однако крепость все равно слишком уязвима. Достаточно нескольких корзин «греческого огня» против частокола, и внешняя стена будет разрушена. Сама крепость продержится не дольше, чем рыцари смогут выдержать жажду.

Если только в самой крепости нет колодца. Если нет, то я позабочусь об этом немедленно".

Доминик снова взглянул на каменную громаду, возвышающуюся на холме. Сторожка у ворот была встроена в недостроенную внешнюю стену. Мост через ров опущен не был.

– Где же привратник? – спросил Саймон. – Или в замке готовятся к осаде?

– Терпение, брат, – остановил его Доминик. – Джон больше заслуживает нашей жалости, чем гнева.

– Жалости! Я бы с большим удовольствием швырнул свою боевую рукавицу в его саксонскую рожу.

– Может, тебе еще представится такая возможность.

– Ты обещаешь мне это, мой сеньор? – невинно поинтересовался Саймон.

Смех Доминика оказался таким же тяжелым, как и металл его шлема.

– Бедный Джон Кемберлендский, – сказал Доминик. – Ни его отец, ни его дед не смогли сдержать нашествие норманнов. И он не сможет. Теперь он умирает от изнурительной болезни и из наследников имеет только дочь. Что за несчастная страна! Можно подумать, что на ней лежит проклятие.

– Да, это так.

– Что?

Прежде чем Саймон успел ответить, звон цепей и скрип шестерней известили их о том, что разводной мост опускают.

– А-а, – произнес Доминик удовлетворенно. – Наши сердитые саксонцы все же решили склониться перед своими норманнскими господами? Прикажи остальным моим рыцарям поспешить.

– Пусть прибудут верхом?

– Да. То, что мы запугаем их сейчас, может позднее избавить нас от кровопролития.

Саймон знал, что его брат был прекрасным стратегом. Он не жаждал крови, не опьянялся битвой, как другие рыцари. В бою он был расчетлив и холоден, как северный ветер. В этом был секрет его успеха, и это выбивало из колеи рыцарей его свиты, которые никогда не сталкивались с подобной дисциплиной.

Едва Саймон повернул коня к лесу, Доминик снова окликнул его.

– Что ты там говорил о том, что Джон не переживет свадебного торжества? – спросил Доминик.

– Он болен гораздо серьезнее, чем мы думали.

Звон металлической рукавицы о латы раздался в воздухе и стих.

– Тогда поторопись, брат, – сказал Доминик резко. – Я не хочу, чтобы похороны помешали моей свадьбе.

– Хотел бы я знать, торопит ли леди Маргарет эту свадьбу так же, как и вы?

– Торопит или упирается, как осел, это не имеет значения. К следующей Пасхе у меня будет наследник.

Глава 2

Оставшись одна в своей комнате на четвертом этаже башни, Мэг распустила шнуровку поношенной шерстяной туники и бросила ее на кровать. Потом сняла длинную нижнюю тунику. В неверном колеблющемся свете свечей крест на ее груди мерцал и переливался. При каждом шаге высушенные розы, травы и последние осенние цветы шуршали под ногами. Мэг поспешно натянула тунику и накидку простолюдинки.

Из большого зала на третьем этаже доносился женский смех. Мэг затаила дыхание и попросила Бога, чтобы Эдит еще сильнее увлеклась игривой беседой с Дунканом и забыла о существовании своей госпожи. Постоянные разговоры Эдит о грубой силе и холодности лорда Доминика раздражали Мэг.

Она не хотела больше ничего слышать. Ей даже не представят ее будущего мужа до самой свадьбы, поскольку отец сказал, что он слишком слаб и не может встать, чтобы присутствовать при этом. Мэг не знала, правда ли так тяжела его болезнь. Зато знала точно, что завтра ей предстоит выйти замуж за человека, которого она впервые увидела только вчера.

По мнению Мэг, со свадьбой что-то уж слишком спешили. Образ Доминика Ле Сабра, появившегося из тумана на свирепом боевом коне, мешал ей заснуть. Она не хотела делить постель с бездушным воином и покорно терпеть, как он пытается оставить свое семя в ее бесплодном чреве.

Она не сомневалась, что это будет несчастный и бесплодный брак. У него не будет наследников – только этим Мэг сможет отплатить своему будущему угнетателю.

При мысли об этом у нее стыла кровь в жилах. В течение многих лет Мэг представляла себе ту жизнь, которая заставила ее мать, женщину из высокого рода Глендруидов, уйти в лес, оставив Джону свою дочь, и никогда не возвращаться. Но она еще не знала, что и ее ждет такое же будущее.

Может быть, легенды не лгут. Может быть, внизу, под нами, существует другой, более приветливый и ласковый мир, и вход в него находится где-то в древнем могильном кургане. И, может быть, ее мать там сидит, как прежде, на старой скамье, насвистывая что-то своему соколу, и огромный полосатый кот спит у нее на коленях. Вокруг нее солнечный свет…

Женский смех послышался ближе, прервав мысли Мэг. Она нахмурилась. Это не был смех Эдит. Густой и знойный, как летний ветер, он, наверное, принадлежит норманнской женщине, которую Мэг видела вчера из своей комнаты. Даже издалека Мэг заметила, что ее черные волосы и алые губы способны вскружить голову любому мужчине.

«Какое мне дело, что любовница лорда Доминика красива? – беспокойно спрашивала себя Мэг. – Гораздо важнее, что я могу выйти из замка, пока Эдит опять не начала мучить меня своими историями о норманнской грубости. Правда это или нет – и хотела бы я это знать! – но они выбивают меня из колеи».

Дрожащими пальцами она сняла вышитую ленту, которая обвивала ее длинные косы. Снова нетерпеливо заплела их и перевязала кожаной бечевкой. Простой головной убор, украшенный кожаными кольцами, завершил ее костюм.

Мэг поспешила вниз по внутренней каменной винтовой лестнице. По дороге одна из ее кос расплелась наполовину. Золотисто-красные волосы рассыпались по серой невзрачной ткани накидки, как огненный поток.

Слуги, которые попадались ей на пути к сторожке, привычно кланялись. Ее простая одежда никого не удивила. Она часто ходила так по крепости и за ее пределами. Ее свобода объяснялась ее предполагаемым безбрачием. Брак единственной наследницы с Дунканом Максвеллом был запрещен королем. В девятнадцать лет, когда все женщины ее положения уже имеют мужа и кучу детей, Мэг была старой девой, на которую отец махнул рукой.

Кивнув слуге, открывшему перед ней дверь, Мэг вышла из сторожки на крутую каменную лестницу. Ее мягкие кожаные сандалии ни разу не скрипнули, пока она спускалась по стертым скользким ступеням. Ловкая, как кошка, она сбежала вниз на открытый двор, где по амбару и кухне гулял ветер, ероша перья домашней птицы, ожидающей смерти под ножом повара.

В сером небе над головой появились голубые просветы. Сквозь клочья тумана показался раскаленный солнечный диск. Неяркий весенний свет, как благословение Господне, сиял вокруг Мэг, ободряя ее. Слева, с голубятни, доносилось воркование. Справа – высокий резкий крик сокола, выпущенного из клетки и кружащего над большой кучей бревен во дворе.

Не прошла Мэг еще и двух шагов по направлению к воротам, как большой черный кот с белыми лапами и поразительно зелеными глазами подбежал к ней, радостно мяукая и высоко задрав пушистый хвост. Мэг нагнулась и протянула руку как раз в ту секунду, когда кот легко подпрыгнул, уверенный в том, что его непременно подхватят на руки.

– С добрым утром и тебя, Черный Том, – сказала Мэг, улыбаясь.

Кот замурлыкал и потерся головой о ее плечо и подбородок. Его длинные белые брови и усы ярко выделялись на черной мордочке.

– Ах, какой у тебя мягкий мех! Я думаю, даже лучше, чем мех белой ласки из королевской мантии.

Черный Том замурлыкал в знак согласия и посмотрел на свою хозяйку немигающими зелеными глазами. Тихонько разговаривая с котом, Мэг вошла в сторожку привратника.

– Доброе утро, миледи, – приветствовал ее привратник, в знак уважения склоняя голову.

– И тебе, Гарри. Твоему сыну лучше?

– Да, благодарение Богу и вашему лекарству. Он снова стал веселый, как щенок, и любопытный, как котенок.

Мэг улыбнулась.

– Это чудесно.

– Вы посмотрите сокола священника, после того как закончите со своими травами?

– Маленький охотник все еще отказывается есть?

– Да.

– Я посмотрю его.

Гарри, прихрамывая, подошел к громадной двойной двери, ведущей во внешний двор замка, когда мост надо рвом опущен. В массивных бревнах было прорезано отверстие меньшего размера, пропускавшее немного тусклого света в темную каморку. Отворяя перед госпожой дверь, Гарри наклонился вперед и тихо сказал:

– Сэр Дункан искал вас.

Мэг поспешно повернулась к привратнику.

– Он болен?

– Он? – усмехнулся Гарри. – Да он силен, как дуб. Он спрашивал, здоровы ли вы. Вас не было утром в церкви.

– Милый Дункан. Он так добр ко мне.

Гарри откашлялся. Немногие назвали бы Дункана Максвелла добрым. Однако госпожа была колдуньей. Она умела приручать самых диких зверей.

– Я слышал, что не он один это заметил, – продолжал Гарри. – Норманнский лорд был очень раздражен, не увидев вас.

– Скажи Дункану, что со мной все в порядке, – произнесла Мэг, выходя из двери.

– Наверное, вы увидите его раньше меня.

Мэг покачала головой. Ее расплетшаяся коса мерцала в отблесках огня. Она спешила и последнюю фразу проговорила, оглянувшись через плечо.

– Мой отец просил, чтобы я не заходила к нему после церкви. Так как Дункан редко оставляет отцовские покои… – Она пожала плечами.

– Что мне передать лорду Доминику, если он спросит? – поинтересовался Гарри, бросая на свою госпожу хитрый взгляд.

– Если он спросит – хоть я и сомневаюсь в этом, – скажи ему правду. Ты не видел ни одной богато одетой леди, покидавшей двор сегодня утром.

Привратник взглянул на простую одежду Мэг и рассмеялся. Потом улыбка исчезла с его лица, и он печально покачал головой:

– Вы настоящая дочь своей матери, та тоже всегда хотела вырваться из этих каменных стен. Она была как сокол, рвущийся на свободу.

– И она свободна теперь.

– Я молюсь, чтобы это было так, госпожа. Господь успокоил ее бедную душу.

Мэг отвела взгляд от мудрых выцветших синих глаз. В них слишком ясно читалась жалость, которую Гарри испытывал к ней. Она была из рода Глен-друидов – только смерть могла освободить ее, как освободила ее мать.

Возле пруда рыбак с надеждой смотрел на водную гладь, силясь заметить хоть какое-нибудь движение. В камышах на берегу, неподвижная, как статуя, серая, как привидение, стояла цапля. На зубчатой башне крепости хрипло кричали вороны. Словно отвечая им, садовник бранил своего помощника за то, что тот наступил на молодое нежное растение.

На секунду ей показалось, что ничто не изменилось, будто Мэг снова была ребенком; почудилось, что мать опять напевает что-то о потерянной любви, а Старая Гвин вышивает руны на тунике Мэг; что высокомерный норманнский рыцарь не вышагивает по крепости, требуя поместий и наследников, заглядывая в будущее, о котором никто ничего не знает.

Мэг глубоко вздохнула; чистый воздух пробежал холодком по всему ее телу, в голову ударил пьянящий весенний запах. Ее одежды развевались от резких порывов ветра, и Мэг подумала, что весна еще не воцарилась окончательно, не стала полной хозяйкой земли.

Крик сокола раздался над зеленеющим лугом. Неподалеку кружил ястреб-перепелятник, высматривая свой завтрак. Дня два назад сокол священника тоже парил в вышине. Но жертва, которую он себе выбрал, втрое превосходила его по размерам. И до того, как священник успел вмешаться, птица была жестоко изранена в схватке.

Внезапно Мэг повернула назад, к сторожке привратника. Ее саженцы могли подождать, а сокол не мог.

Как будто ожидая ее, Гарри немедленно открыл дверь. Она снова оказалась во дворе. Кот недоуменно взглянул на нее своими зелеными глазами, когда она спустила его на сырые булыжники.

– Сейчас ты не можешь пойти со мной. Я собираюсь в птичьи клетки, – объяснила она.

Кот моргнул и начал неторопливо умываться. Всем своим видом он показывал, что и не ожидал, будто его возьмут с собой.

– Не обижайся, – засмеялась Мэг.

Как только она появилась возле деревянных домиков, служивших пристанищем для множества охотничьих птиц Блэкторна, сокольничий вышел ей навстречу со вздохом облегчения.

– Благодарю вас, госпожа, – сказал Вильям, снимая шапку. – Я боялся, что вы будете слишком заняты приготовлениями к свадьбе и не придете навестить больного сокола.

– Ну что ты, – прервала его Мэг. – Жизнь стала бы такой пресной без этих храбрых маленьких созданий. Где моя перчатка?

Вильям передал Мэг кожаную перчатку, которую сшил много лет назад для матери Мэг. Дочери она тоже пришлась впору. Кожа была покрыта рубцами – она долгие годы безмолвно сносила острые, как бритва, когти охотничьих птиц.

Мэг подошла к клетке, где была раненая птица. Ей пришлось немного наклониться, чтобы войти, но внутри она могла стоять в полный рост. Несколько мгновений ее глаза привыкали к полутьме. На шесте в самом темном углу клетки Мэг разглядела нахохлившегося сокола.

Мэг подошла ближе и протянула вперед руку в перчатке, но птица не пошевелилась. Мэг тихонько свистнула. Сокол переступил с ноги на ногу. И наконец, с трудом взмахивая крыльями, перелетел на руку девушки.

Мэг подошла к дверце клетки и вынесла птицу на дневной свет. Она увидела, что обычно ясные глаза сокола заволокла болезненная пелена. Перья, прежде переливавшиеся множеством оттенков, от серо-голубого до темно-желтого, потускнели. Сокол неуверенно цеплялся когтями за перчатку.

– Ах, малыш, – печально прошептала Мэг, – скоро ты взлетишь так высоко, что опустишься на руку ангела. Господь избавит тебя от страданий.

Мэг осторожно вернула сокола на шест. В течение нескольких долгих минут она что-то насвистывала и бормотала ему. Медленно его затуманенные глаза закрылись. Мэг увидела, что ее шаги не беспокоят птицу, и повернулась, чтобы уйти.

Когда Мэг вышла из клетки, перед сокольничим стоял Доминик Ле Сабр.

Увидев суровые серые глаза и лицо с резкими чертами, она споткнулась. Если у других мужчин были длинные бороды или вовсе их не было, у него были коротко подстриженная борода и усы. И ни одна прядь не выбивалась из-под шлема, смягчая и оживляя строгое лицо.

Высокий, сильный, спокойный, Доминик Ле Сабр полностью захватил внимание Мэг. Так же безошибочно, как она почувствовала дыхание смерти, глядя на сокола, она увидела жестокий самоконтроль этого человека, его неистовую власть над собой. Он не позволял себе никаких человеческих чувств, никаких слабостей, только рассудительность и ледяной расчет.

Сначала Мэг показалось, что такова сама природа Доминика. Потом она поняла, что под ледяной сдержанностью воина лежит глубоко скрытое страдание. Это открытие было для нее неожиданным и пугающим, как песня лугового жаворонка в тишине ночи.

«Мой Бог, что же перенес этот человек, что душа в нем почти умерла»?

За этой мыслью пришла другая, еще более тревожная. Несмотря ни на что, в Доминике чувствовалась дикая мужская сила, которая взывала к чему-то, таящемуся в Мэг, о чем она раньше и не подозревала.

Что-то внутри нее волновалось и натягивалось звенящей струной, отвечая ему.

Это пугало и беспокоило Мэг, которая не боялась ничего, даже самых кровожадных диких зверей.

– Госпожа, – начал Вильям, смущенный ее неподвижностью.

Мэг жестом прервала его, дав понять, чтобы он не выдавал ее.

– Добрый вам день, лорд, – сказала она Доминику.

На глазах у изумленного Вильяма Мэг низко поклонилась, приветствуя Доминика, словно она была простой крестьянкой, а не леди из замка.

– Маленький сокол священника скоро будет свободен, – тихим голосом сообщила она Вильяму.

– Ах, – ответил тот, – добрый святой отец будет сильно горевать. Он любил брать его с собой на охоту. Эта птичка да еще хорошая обедня только и поднимали его настроение.

– Одна из птиц больна? – поинтересовался Доминик.

– Сокол отца Миллерсона, – объяснил Вильям.

– Он заболел? – спросил Доминик резко.

Вильям взглянул на Мэг.

– Нет, – сказала она хрипло. – Это рана, полученная в бою с диким ястребом, а не чума, которая опустошает клетки и голубятни.

Мэг снова поклонилась и повернулась, чтобы уйти, но Доминик повелительно остановил ее.

Ему показалось странным поведение этой молодой женщины, которая появилась из клетки, как пламя из тьмы. Глаза ее были зелены, как изумруды. В этих чудесных глазах можно было прочесть все ее мысли: печаль, что она покидает умирающую птицу, удивление при виде Доминика и… страх? Да, страх.

Он пугал ее.

Когда Доминик пристальнее посмотрел не нее, зеленые глаза потемнели, подобно тому как море меняет ввечеру свой цвет. Теперь уже ничто не выдавало ее мыслей.

«Какая странная девушка».

Доминик нервно поглаживал усы, рассматривая ее.

"Эти волосы. Золотые, и рыжие, и красноватые. Они придают ее коже оттенок свежих сливок. Интересно, кому я должен заплатить, чтобы заполучить ее в свою постель? Отцу, брату, дяде?

Или мужу"…

Доминик нахмурился. Мысль о том, что она, должно быть, замужем, смутила его. Он вообще не собирался давать этим вассалам, которые и так ненавидят норманнов, предлог отказаться от сделки, к которой принуждал их король Генрих.

Шотландские таны и мелкопоместные саксонские дворяне могли насиловать хоть всех женщин в округе, не важно, замужних или нет; но если норманн тронет местную женщину против воли ее мужа, то жалоба дойдет до самого Лондона.

«Замужем ли эта девка? Вот в чем вопрос».

Однако вместо того, чтобы спросить ее об этом, Доминик заговорил о королевском соколе, подарке Генриха I своему новоиспеченному барону.

– Как мой сокол? С ним все в порядке?

– Да, лорд, – поспешно ответил Вильям.

Но Доминик требовательно смотрел на девушку, ожидая ответа от нее.

– Он очень силен, – сказала Мэг. И улыбнулась, так как поняла, что Доминик принял ее за простолюдинку. Она забавлялась этой игрой. Желание поближе узнать Темного Рыцаря заставило Мэг остаться, а не убежать, как она хотела вначале.

– Жизнь бьет в нем ключом, – продолжила Мэг. – Он воздаст сторицей человеку, у которого хватит терпения приручить его.

Желание, словно копьем, пронзило Доминика, и сила этого желания испугала его. Он ведь уже не мальчишка, чтобы возбуждаться от одной девичьей улыбки и пары игривых слов. Но тело, не слушая предостережений рассудка, кричало о своем.

– Пойдем со мной, навестим его, – приказал Доминик.

В его голосе прозвучало жесткое требование. Мэг едва сдержала мгновенно охвативший ее гнев – никто не смел разговаривать с ней таким тоном. Кроме того, в обществе Доминика она ощущала все возрастающую безотчетную тревогу.