Текст книги "Неукрощенная"

Доминик заметил замешательство и страх Мэг, но был только еще больше заинтригован. Большинство девушек ее положения были бы в восторге от любого знака внимания господина, а странная крестьянка готова была убежать.

– Первая встреча с человеком всегда бывает решающей, – проговорил Доминик. – Я хочу приручить его, не причиняя ему боли, сделать так, чтобы он не улетал, когда это не нужно.

– Или невозможно, – пробормотала Мэг сквозь зубы.

Но Доминик понял ее слова по едва заметному движению губ, и она широко раскрыла глаза от удивления. Он читал мысли людей с той легкостью, с какой крестьянин узнает погоду по приметам или священник читает Библию. Улыбка, которой он наградил ее, была бы воспринята большинством людей как знак примирения. Но настороженная Мэг заметила за ней скрытый расчет.

– Не бойтесь, – резко произнесла она, – сокол накрыт колпаком. Слепой сокол никуда не улетит. Он нуждается в вашем великодушии.

– Ты поможешь мне, леди-сокольничий?

– Я… Мэг.

– Лорд Доминик Ле Сабр, – представился он.

– Я так и думала.

И снова Доминик слегка улыбнулся, наслаждаясь ее непринужденностью и отвагой.

Мэг попыталась не улыбнуться в ответ – и не смогла. Было невозможно не смягчиться под напором его обаяния. Это развлечение затягивало ее, превращаясь в нечто большее.

Доминик улыбнулся снова, увидев, что напряжение, сковывавшее Мэг, прошло. Теперь она уже не исчезнет без всякого предупреждения.

– Тогда пойдем со мной, девица Мэг. Вильям будет охранять твою честь. Или у тебя есть муж, который заботится об этом?

Сокольничий громко закашлялся. Мэг принялась стучать ему по спине, молясь про себя, чтобы Доминик не догадался, что скрывается за этим кашлем. Сокольничего душил смех, а Мэг хотела продолжить игру. Она подозревала, что с простой девкой ее будущий муж будет откровеннее, чем со своей нежеланной невестой.

– Ну, Вильям, тебе уже лучше, или мне постучать еще? – и, заботливо склонившись к сокольничему, прошептала:

– Довольно, Вильям! Если ты не перестанешь, я отправлюсь к клеткам без тебя!

Сокольничий зажал рот рукой, издавая булькающие звуки.

– Думаю, нам придется оставить этого парня здесь, – сказал Доминик спокойно. – Оставайся здесь, сокольничий. Твой кашель напугает даже клетку, не то что сокола, который еще не приручен.

Мэг оглянулась на Доминика. Ее сердце заколотилось, когда она поймала его взгляд. Она поняла, что мужчина в нем берет верх над высокомерным лордом и хладнокровным воином. В глазах был уже не лед, а огонь.

Он хотел остаться с ней один.

– Которая клетка? – спросил Доминик.

– Там, – указала она.

– Покажи мне дорогу.

Здравый смысл подсказывал Мэг отказаться. Любопытство заставило ее согласиться. Она могла бы многое узнать о человеке, наблюдая, как он будет приручать сокола.

Помещение было в три раза больше, чем клетка сокола священника. Отверстие под потолком пропускало свежий воздух и свет. До сокола доходил только воздух, так как его голову покрывал колпак. Он предохранял птицу, чтобы она не обессилела, пытаясь сорваться с кожаного ремешка и вылететь на свободу.

Маленькие колокольцы зазвонили, когда сокол беспокойно задвигался на шесте, чувствуя присутствие людей в своей клетке. Он расправил мощные крылья и стал вертеть головой из стороны в сторону, настороженно прислушиваясь. Колпак не мешал слышать то, что происходит вокруг.

Мэг просвистела сложную мелодию, которую она использовала только для этой птицы. Узнав свой зов, птица успокоилась и сложила крылья. Слабый звон колокольцев затих.

– Она чудесна, – тихо произнес Доминик.

– Птица для принцев и великих баронов, – согласилась Мэг.

– Она уже идет на руку?

– Ко мне – да. Но вообще-то она еще боится людей.

– Благоразумно, – сказал Доминик. – Сейчас она видит в людях только тех, кто захватил ее в плен, а не партнеров по охоте, какими мы будем потом.

Услышав голос Доминика, сокол беспокойно зашевелился. Колокольчики на концах пут снова зазвенели. Птица открыла клюв и вновь расправила крылья, словно готовясь к атаке или к обороне.

Доминик засвистел, в точности повторив за Мэг ее мелодию. Пораженная, она обернулась к нему. Даже сокольничий с трудом мог повторить ее свист. Сокол быстро поднял голову, реагируя на знакомые звуки. Ле Сабр продолжал свистеть. Потом сокол передвинулся к самому краю шеста, а Доминик поднял руку. Когда кожаная перчатка оказалась напротив когтей птицы, та легко шагнула на запястье норманна.

– Возьми птицу, как ты делала это раньше, – тихо произнес он.

Мэг нужно было встать очень близко к Доминику, чтобы выполнить это указание. Она колебалась, разрываемая страхом и любопытством, желанием узнать, что она испытает, стоя с ним совсем рядом, чувствуя его запах, слыша его дыхание.

Колокольцы зазвенели, предупреждая о том, что сокол начинает беспокоиться.

– Вперед, – пробормотал Доминик. – Птица нервничает, когда ты молчишь.

Спокойно разговаривая с соколом, расхваливая его силу и красоту, Мэг поглаживала кончиками пальцев голову, грудь, крылья, прохладные лапы птицы, все время тихонько дуя в клюв.

– Ты, должно быть, лучший сокол в королевстве, – говорила Мэг мягко. – Твои крылья могучи, как штормовой ветер, твои когти быстры, как молния, а смелость больше, чем гром. Ты никогда не откажешься от охоты. Ты будешь поражать добычу неумолимо и безболезненно.

То, что птица ничего не видела из-под колпака, обострило остальные чувства сокола. С той поры, как он очутился в неволе, единственными отрадными ощущениями для него стали эти звуки, этот запах, легкие, едва ощутимые прикосновения дружественных пальцев. Почувствовав все это вновь, птица почти успокоилась.

Мэг повернулась к Доминику, в ее глазах был немой вопрос. В ответ он начал поглаживать птицу так же, как она, – и голову, и грудку, и крылья, – и его руки были такими же осторожными и нежными. Движения его были спокойны и неторопливы, как будто ему не требовалось больше ничего – лишь успокоить прекрасного пленника.

Мэг смотрела, зачарованная. Когда птица беспокойно зашевелилась, почувствовав обдававшее ее незнакомое дыхание, Доминик не выказал ни малейшего раздражения. Он отвел руку, потом снова начал гладить сокола, не переставая свистеть. Так еще и еще раз. Постепенно птица успокоилась, приняв и его тоже.

И только потом Доминик заговорил с соколом, восхищаясь его чудесным клювом и гордой посадкой головы. Колокольцы снова зазвенели – незнакомый голос пробудил уснувшую тревогу.

И снова Доминик остался совершенно спокойным. Он просто опять начал все сначала и повторял все действия Мэг до тех пор, пока птица полностью не приняла его прикосновения, голос и запах.

Мэг облегченно вздохнула. Сияя от удовольствия, она смотрела, как Доминик приручал сокола. Он чудесно прикасался к птице, легко и в то же время решительно. Даже когда он поднес сокола ближе к свету, чтобы получше рассмотреть, тот принял этс безо всякого беспокойства.

– Вы так хорошо обходитесь с ним, – тихо отметила Мэг.

– Соколы любят вежливость.

– А если бы они лучше реагировали на удары?

– Я бы бил их, – ответил он сухо.

Воцарилась тишина, пока Мэг оценивала пугающий ответ Доминика. Если бы глубоко внутри него она не ощущала затаенную боль, она решила бы, что перед ней совершенно бессердечный человек.

– А теперь, Мэг, – прошептал Доминик, – покажи мне, как нежны могут быть твои руки.

Она послушно подняла руку к крылу. Но Доминик не видел сокола, он смотрел только на изящные руки Мэг, ее полуоткрытые губы, ее грудь, вздымающуюся под открытой туникой. Его ноздри легко вздрагивали, когда он вдыхал аромат душистых трав, исходивший от ее тела.

Желание могучей волной захлестнуло его. Доминик нахмурился. Воин, который теряет контроль над собой, делает ошибки. Роковые ошибки.

С легкостью, добытой долгим опытом, он сдержал свое нетерпение. Он не мог угасить желания, которое пробуждала в нем эта девушка, но мог контролировать свои действия.

– Должно быть, стоит стать пленником, чтобы тебя ласкали с такой нежностью, – сказал он немного погодя. – А своих любовников ты этими нежными пальчиками ласкаешь так же легко, девица Мэг?

Удивленная, она повернулась к Доминику. Он стоял очень близко и изучал ее с пристальностью сокола. Его глаза блестели откровенным желанием.

– Я… я не знаю ничего подобного, – ответила Мэг.

– Неужели твой муж груб?

– У меня нет мужа.

– Чудесно, – сказал Доминик, нежно дуя на сокола. – Мне бы не хотелось разлучать тех, кого соединил сам Господь Бог, но я хочу, чтобы ты стала моей возлюбленной. Есть у тебя отец или дядя, которому я должен заплатить?

Выпрямившись и вскинув голову, Мэг произнесла холодно:

– Вы слишком высокого мнения о себе, лорд.

Оскорбленная гордость, явно слышавшаяся в ее голосе, изумила Доминика. Чтобы так говорила простая крестьянка?

– Откуда такой гнев? – спросил он.

– По-моему, вы собираетесь жениться завтра утром!

– Ах, это.

Доминик повернулся, чтобы посадить сокола обратно на шест.

– Женитьба нужна для того, чтобы получить земли и наследников, – проговорил он.

Неожиданно Доминик обернулся и притянул Мэг к себе, желая проверить, как она будет реагировать на решительный натиск. Когда он склонил голову, словно пытаясь поцеловать ее, то почувствовал молчаливый протест во всем ее теле. Ее глаза гневно блеснули. Она была горда и непокорна, как сокол. И, как с охотничьей птицей, с ней нужно было обращаться нежно, не применяя силу, чтобы сломить ее упорство.

«Господи! Почему девушка, которую я сейчас прижимаю к своим чреслам, не желает меня так же сильно, как я ее? Но она не желает. Еще нет».

Ему не хотелось тратить время, чтобы заполучить к себе в постель простую девку, но иначе с ней нельзя. Доминик взял Мэг за подбородок и запрокинул ее непокорную голову.

– Соколенок, – сказал Доминик, – ты мне нравишься, и женитьба ничего не сможет поделать с этим.

Нежность, с которой Доминик коснулся языком ее губ, была для Мэг совершенно неожиданной. Она оставалась неподвижной, и странное ощущение, хрупкое и волшебное, как сбывшийся сон, пронзило ее тело.

«Как такой жестокий человек может быть столь мягок со мной»? – недоуменно спрашивала себя Мэг.

Спрятанная в ее душе так же глубоко, как боль в душе Доминика, надежда древнего рода Глендруидов поднимала свою измученную голову. Может быть, теперь, через тысячу лет, ожидание наконец закончится…

Затем Мэг заметила холод в глазах Доминика и вспомнила, что он сказал о соколе: если бы нужно было ударить птицу, он ударил бы ее.

«Он просто использует нежность, чтобы приручить меня, как приручал сокола. Но я не сокол – меня обмануть труднее»!

Она вырвалась из объятий Доминика так поспешно, что испуганная птица расправила крылья и резко закричала.

– Не шевелись, – произнес Доминик, – ты пугаешь моего сокола.

За внешней мягкостью в его голосе послышался ледяной приказ, послышался так же отчетливо, как звон колокольцев на путах.

– Успокой его.

– Успокойте его сами, – проговорила Мэг резко. – Он ваш пленник. Но я не пленница.

Глава 3

Стоя у дверей ванной комнаты на четвертом этаже башни, Саймон осторожно наблюдал за старшим братом. Доминик пребывал в растерянности после того, как сходил этим утром к птичьим клеткам. Обнаружив, что его будущая жена не собирается встречаться с ним до свадебной церемонии, он впал в еще большее уныние.

– Женская ванная, – с отвращением выговорил Доминик. Откинув назад полы плаща и уперев руки в бока, он разглядывал пустую облицованную камнем комнату. Сильная струя воды текла по желобу и выливалась прямо в ров за крепостной стеной. Не было ни настенных драпировок, ни деревянных ширм, которые хоть немного защищали бы от сквозняков. Сама ванна по размерам больше годилась для женщины, чем для мужчины.

Но по крайней мере вода была горячая. В холодной комнате от нее шел пар.

– Почему, во имя всех святых, мужчина должен мыться в той же ванне, что и женщина? – спросил Доминик.

– Джон никогда не жил нигде, кроме Кемберленда, – сказал Саймон спокойно. – У него не было возможности познакомиться с обычаями сарацин – и позаимствовать их. Наверное, он считает, что мытье унижает его мужское достоинство.

– Видит Бог, его мужского достоинства хватило только на то, чтобы при живой жене наплодить внебрачных ублюдков по всей округе.

Саймон благоразумно промолчал.

– Стены вокруг замка большей частью не каменные, а деревянные, – сердито ворчал Доминик, – оружие ржавеет в чулане, поля едва вспаханы, бочки для воды все дырявые, как сито, луга выедены до основания, в рыбных прудах больше тины, чем воды, голубятни разрушены. Здесь не разводят даже кроликов, чтобы было что подать к столу зимой!..

– Зато здесь прекрасные сады, – напомнил Саймон.

Доминик хмыкнул.

– И клетки для птиц содержатся в порядке, – продолжал его брат.

Упоминание о клетках было ошибкой. Доминик изменился в лице.

– Господь наказывает ленивого лорда, – проворчал он. – Обладать такими возможностями и так плохо их использовать!

Саймон взглянул на оруженосца Доминика, который с несчастным видом стоял поодаль. Саймон понимал мальчика. Немногим довелось видеть Доминика в гневе. И никто не был от этого в восторге.

– Все готово для лорда? – поинтересовался Саймон.

Оруженосец поспешно кивнул.

– Тогда позаботься об ужине. Наверное, эль. Несколько кружек, конечно. Холодное мясо. Сыр. И готов ли уже пудинг на десерт?

– Не знаю, сэр.

– Выясни.

– И пока будешь заниматься всем этим, – вмешался Доминик, – найди, где прячется моя невеста!

Мальчик так спешил скорее покинуть комнату, что забыл задернуть за собой драпировку.

– В битве с турками он и то меньше боялся, – сказал Саймон, задернув драпировку, защищавшую от мощного сквозняка из дверного проема. – Ты совсем запугал ребенка.

Звук, который издал Доминик, был скорее похож на рычание, чем на человеческую речь.

– Твой сокол болен? – спросил Саймон.

– Нет.

– За клетками плохо следят?

– Нет.

– Позвать служанку, чтобы помогла тебе мыться?

– Нет, черт побери! – заорал Доминик. – Я не хочу, чтобы девки с кислыми лицами хныкали от испуга вокруг меня.

– Тогда, может быть, ты хочешь попрактиковаться с мечом и щитом? – мягко предложил Саймон. – Я почту за честь.

Доминик обернулся и смерил Саймона взглядом.

На какое-то мгновение показалось, что они действительно сейчас скрестят мечи.

Внезапно Доминик резко выдохнул:

– Ты раздражен, Саймон.

– Я только следую твоему примеру.

– А я вижу. – Сквозь бороду было заметно, что уголки рта Доминика слегка приподнялись в ухмылке. – Ты поможешь мне помыться, брат? Я не хочу, чтобы кто-то чужой стоял за моей спиной.

– Я именно это и хотел предложить. Мне совсем не нравится, что твоя невеста избегает тебя, а твой тесть «слишком болен», чтобы встретить тебя подобающим образом.

– Да, – мрачно согласился Доминик. Он отстегнул большую скандинавскую пряжку, скреплявшую концы его плаща, и сбросил отороченную мехом одежду на низкий столик у двери.

Саймон расстелил плащ на небольшом сундуке, который он принес в комнату, и зажег свечи в подсвечниках. Потом поставил на стол горшок жидкого мыла, поднял крышку и принюхался.

– Пахнет пряностями. И немного розой, мне кажется.

Он осторожно взглянул на Доминика, пытаясь не выдать своего изумления.

– Господь бережет меня, – сказал спокойно Доминик. – Я буду пахнуть, как наложница султана.

В черных глазах Саймона заплясали озорные искры. Он тихонько посмеивался в бороду, изо всех сил стараясь не рассмеяться вслух.

Быстрым движением Доминик скинул одежду, вконец «похоронив» под ней маленький сундук. В мерцающем свете от пламени свечей длинный шрам, рассекавший по диагонали мускулистую руку и грудь Доминика, блестел перламутром.

Доминик осторожно опустился в ванну, стараясь не расплескать воду на пол. Он удовлетворенно вздохнул, когда горячая вода дошла ему до подбородка, облегчая боль, которая еще напоминала о себе, особенно после долгой дороги.

– Мыло? – тихо спросил Саймон.

Доминик протянул руку. Мыло полилось в его ладонь. Аромат, показавшийся Доминику почти знакомым, коснулся его ноздрей. Нахмурившись и пытаясь что-то вспомнить, он принялся намыливать волосы и бороду.

– А ты, – проговорил он сквозь мыльную пену, – объясни мне, что за чепуху болтают о проклятии лорда из замка Блэкторн.

– Его жена была ведьма.

– То же самое можно сказать о многих женах.

Саймон отрывисто рассмеялся.

– Да, но леди Анна была из рода Глендруидов.

На секунду Доминик перестал скрести волосы и бороду.

– Глендруиды… Я раньше слышал это имя?

– Это древний кельтский род, – объяснил Саймон. – Насколько я знаю, там всем заправляли женщины.

– Черт возьми, что за ерунда, – пробормотал Доминик.

С этими словами он целиком погрузился в воду, смывая душистую пену. Через мгновение он снова показался над водой, расплескав ее по полу вокруг ванны. С криком «Черт!» Саймон отпрыгнул назад.

– Продолжай, – сказал Доминик.

Одной рукой стряхивая воду с туники, другой рукой Саймон плеснул мыла в ладонь Доминика, да так сильно, что вызвал ответный тяжелый взгляд.

– Человек, который берет в жены женщину из рода Глендруидов, получает с ней поля, дающие богатые урожаи, пышные пастбища, плодовитых овец, трудолюбивых и послушных вассалов, пруды, полные рыбы…

– Слуг, верных, как боевой конь, и вечную жизнь, – прервал его Доминик, раздраженный этой суеверной чепухой.

– А-а, значит, Свен с тобой уже говорил?

Доминик сверкнул глазами на младшего брата.

Саймон широко улыбнулся, и в его глазах снова засверкали искорки смеха.

– Где же родина этих Глендруидов? – спросил Доминик сухо. – На юге, где кельты в ярости набрасываются на каждого встречного?

– Одни говорят так, – пожал плечами Саймон. – Другие – что на севере. А некоторые – что на востоке.

– А на западе? Может быть, в море?

– Они люди, а не рыбы, – возразил Саймон.

– А, это уже лучше. Было бы трудно справиться в постели с дочерью камбалы. Неизвестно, как совокупляются с такими созданиями. Или, вернее, где.

Смеясь, Саймон подал брату большое полотенце. Вода стекала ручьями с крупного тела Доминика, а он яростно растирал спину, плечи и грудь.

– Всей этой чепухе про Глендруидов придет конец, – заявил Доминик, – когда родится мой сын.

Саймон улыбнулся. Он знал о решении своего брата создать династию. Саймон тоже хотел этого.

– Пока твой наследник еще не родился, – предупредил он, – высказывайся поосторожнее об этих сплетнях про Глендруидов. Это суеверие дорого местным жителям.

– На людях я буду делать вид, что верю этому. Но не в спальне. У меня будут наследники!

– Это хорошо, что тебя вылечили в гареме султана, – сказал Саймон. – У твоей жены не будет причин жаловаться, что муж не справляется с супружеским долгом. Наложницы в гареме хорошо знали искусство врачевания.

На мгновение Доминик увидел Мэг в своей спальне, представил, как ее волосы разметаются по подушкам, как языки пламени, прежде чем он раздвинет ей ноги и погрузится в иное пламя. От этой мысли он вспыхнул, как сухая трава.

– Вся штука в том, чтобы заполучить в свою спальню ту… – начал Доминик, пытаясь успокоиться.

– Сомневаюсь, что в этом замке есть хоть одна женщина, которая не была бы счастлива разделить с тобой ложе.

– Такая есть, – зло ответил Доминик.

– Это неуловимая Маргарет.

Не о леди Маргарет думал в тот миг Доминик, но ничего не сказал.

– Скоро жена все равно подчинится тебе, – продолжил Саймон через мгновение. – Она рождена в благородном семействе. Ей может не нравиться ее обязанность, но она ее исполнит. Что касается остального, в округе всегда найдется несколько девок. Или наша способная Мари.

– Хорошенькая блудница, но все же блудница. Я вожу ее и таких, как она, с собой для своих рыцарей, но не для себя. Что касается местных женщин… Я не хочу иметь неприятностей со своими вассалами из-за их дочерей.

– Я знаю. Однако, по-моему, никто, кроме меня, этому не верит.

Доминик хмыкнул и принялся тереть себя с еще большим остервенением. Мысль о том, что кто-нибудь из его рыцарей поймает ту девушку из клеток, вызвала у него новый прилив гнева.

– Я лучше припугну своих рыцарей еще раз, – произнес он решительно. – Они не должны преследовать девушек или спать с ними против их воли. Особенно с теми, у которых волосы цвета огня, кожа нежная, как свежие сливки, и глаза, подобные изумрудам султана.

Саймон изумленно приподнял бровь:

– Я и не думал, что ты так заботишься о «девках с кислыми лицами».

– Сливки и простокваша не одно и то же, – возразил Доминик.

– Такое впечатление, что ты увлекся простой девкой. Это на тебя не похоже.

Доминик пожал плечами:

– Она не простая девка. Намного чище, чем обычная крестьянка, изящно сложена, с нежными руками.

– Ты ведь всегда предпочитал зрелых и соблазнительных, женщин в самом расцвете, полных страстного желания предаться любовной игре.

– Да.

– А она хочет этого?

Улыбка Доминика заставила Саймона рассмеяться.

– Она захочет, – сказал Доминик. – Я ей понравился, и это испугало ее. Ее просто нужно соблазнить. Она создана для весны, для любовных желаний. Для мужчины, который владеет ее телом, никогда не наступит зима. Она….

Внезапно Доминик замолчал и обернулся на торопливый стук шагов.

– Лорд Доминик, – позвал оруженосец из-за драпировок.

– В чем дело? – отозвался Доминик нетерпеливо. – Ты нашел ее?

– Служанка леди Маргарет хочет поговорить с вами. Это очень срочно, лорд.

– О Боже, – пробормотал Доминик.

Он обернул полотенце вокруг бедер, схватил плащ и накинул на плечи, пытаясь укрыться от холодных сквозняков.

– Почему единственная женщина, которую удалось найти, это именно та, которую больше всего не желаешь видеть? – проворчал он.

Саймон хотел было что-то сказать, но Доминик раздраженно продолжал:

– Видит Бог, это очень надоедливая женщина.

– Так ты примешь Эдит или нет? – спросил Саймон.

– Пришли сюда эту добрую вдову, – произнес Доминик так вежливо, как только мог в тот момент.

Эдит могла быть уже рядом и подслушивать. Драпировки приподнялись, и она вошла в комнату. Когда она поняла, что Доминик почти раздет, она вытаращила глаза от изумления.

– Говори, – приказал Доминик нетерпеливо. – Где твоя госпожа?

– Леди Маргарет просит снисхождения. Ей нездоровится, – проговорила Эдит торопливо.

Саймон заметил, что, несмотря на. беспокойство, вдова так и пожирает глазами Доминика, который, ни капли не смущаясь, стоял перед ней, цветущий и свежий после мытья.

Доминик взглянул на бледное лицо служанки, на ее соломенные волосы и тонкие губы и в мечтах снова оказался среди сарацинских женщин. Их золотистая кожа была соблазнительна, как и взгляды полуопущенных блестящих черных глаз. После них женщины севера казались ему бледными и пресными, как овечий сыр.

Кроме той зеленоглазой девушки, но она сбежала от него так быстро, как только позволяли ее резвые ножки. Воспоминание об этом приводило Доминика в ярость.

«Господи, с каких это пор деревенские девки убегают от нежной ласки лорда»?

– Нездоровится? – переспросил Доминик вкрадчиво. – Я надеюсь, ничего серьезного?

– Ее отец очень болен. Ведь это достаточно серьезно?

– А я ее будущий муж. – Зубы Доминика, обнаженные в кривой усмешке, белели среди черной бороды и усов. – Это ведь тоже серьезно?

Эдит тяжело переступила с ноги на ногу, подол ее грубой шерстяной туники заколыхался.

– Конечно, господин.

– Передай леди Маргарет мои приветствия и мое безотлагательное желание видеть свою будущую жену, – отчетливо произнес Доминик. – Саймон, подарок!

Тот как-то замялся. Доминик поднял левую бровь в немом предупреждении. Саймон склонил голову, скинул на пол одежду и поднял крышку сундука. Он вынул большой драгоценный камень в сверкающей оправе – подарок Доминика своей непокорной невесте.

– Отнеси это ей, – сказал Доминик. – Маленькое напоминание о нашей помолвке.

Под пристальным взглядом Доминика Саймон шагнул вперед и уронил брошь в руки Эдит. Она судорожно вздохнула, когда почувствовала в ладони тяжесть золота и увидела прекрасный изумруд, который был больше ногтя на ее большом пальце.

– Ведь это как раз под цвет ее глаз!

В тот же миг Доминик вспомнил о девушке из клетки. Внезапно странная мысль пришла ему в голову. Мэг была слишком горда и остра на язык для крестьянской дочери. Он понял бы это раньше, если бы не был ослеплен чувственным изгибом ее губ и красотой груди.

– Этот цвет глаз часто встречается в окрестностях Блэкторна? – лениво спросил Доминик.

– Нет, лорд. Только у нее, а до нее – только У ее матери были такие глаза. Это кровь Глендруидов напоминает о себе.

Глаза Доминика сузились.

Саймон с тревогой смотрел на своего брата. Он часто видел холодный расчет в глазах Доминика, но обычно это было перед тем, как вступить в схватку с врагом. Сейчас вокруг не было врагов, и боевой рог не призывал рыцарей к защите гроба Господня.

– Такая тяжелая, мой лорд, – сказала Эдит. – Такой чудесный подарок. Леди будет с гордостью носить ее.

Служанка поглаживала брошь с завистью, которой она не могла скрыть.

Доминик посмотрел на Саймона и едва заметно кивнул.

Не говоря ни слова, Саймон вернулся к сундуку. Минуту или две он что-то искал там. Тихий звон золотых монет и цепей, который невозможно спутать ни с чем, сладостной музыкой раздался в тишине.

Найдя то, что искал, Саймон довольно хмыкнул. Он повернулся к брату и вытащил другую брошь.

Доминик нетерпеливо кивнул.

Саймон вышел вперед, взял руку Эдит и положил брошь в ее ладонь. Она не была украшена камнями, но ее вес говорил о ее цене. Пораженная, Эдит подняла голову и встретилась взглядом с холодными серыми глазами Доминика.

Эдит открыла рот.

– Мне кажется, в замке Блэкторн не чтут должным образом память погибших, – произнес Доминик дружелюбно, стараясь глядеть сквозь ее блеклые глаза и жалкую улыбку. – У вдовы храброго рыцаря должны быть такие безделушки, чтобы развлечься в час досуга.

Эдит так сильно сжала брошь в руке, что один из зубчиков впился ей в ладонь.

– Благодарю вас, лорд Доминик.

– Не стоит.

Он заметил, куда она смотрит, кланяясь ему. Ее явно тянуло к сундуку. Саймон это тоже заметил. Он небрежно захлопнул сундук и неодобрительно посмотрел на брата.

– Что еще мне нужно сделать? – спросила Эдит.

– Ничего. Просто передай брошь леди с моими пожеланиями выздоровления. И поторопи моего оруженосца с ужином, если встретишь его.

Саймон смотрел вслед служанке, так спешившей уйти, словно она боялась, что ее позовут обратно и заставят отдать брошь. Когда он убедился, что их никто не подслушивает, он повернулся к брату.

– Теперь вся округа узнает, что в тех сундуках, которые мы привезли с собой в замок, – спокойно сказал Саймон.

– Совсем неплохо для вассалов узнать, что их новый хозяин не так беден и не станет выжимать из них последнее, чтобы прокормить и вооружить своих рыцарей.

– И для невесты? Для нее тоже хорошо узнать это?

– Особенно для невесты, – проговорил Доминик удовлетворенно. – Я еще не встречал женщины, чьи глаза не засверкали бы при виде золотых безделушек.

– Ты всегда был отличным тактиком.

Доминик мрачно улыбнулся, вспомнив о зеленоглазой девушке.

– Не всегда, Саймон. Но я учусь на своих ошибках.