Текст книги "До края земли"

– Только я называю себя Кэт. У меня нет никаких мужчин. И, – холодно добавила она, – я не ищу их. Но я действительно благодарна вам, Трэвис.

– Да? – с удивлением и беспокойством спросил он, потому что эта женщина явно пренебрегала его обществом.

Кэт догадалась, что этот мужчина, как и она, сожалеет о расставании.

– Да, за фотоаппараты, – пояснила Кэт, – за то, что рассмешили меня.

– Неужели я прав в том, что вас редко посещают веселые мысли?

Кэт молча повернулась и направилась прочь от этого особенного и неотразимого человека.

Трэвис наблюдал, как гордо удаляется слегка прихрамывающая Кэт со своим тяжелым фотооборудованием.

Не требовалось особой проницательности, чтобы понять: она не обернется.

Глава 2

Стараясь не хромать, Кэт пересекла узкую полоску песка, разделяющую океан и высокие зубчатые утесы. От домов до самого берега по крутому склону, будто щупальца, спускались лестницы. Утес был сильно изъеден дождями и морем, и между домами пролегали глубокие овраги.

Чтобы навестить соседей, Кэт поднималась на уровень улицы и шла по тротуару или спускалась на берег и взбиралась по лестнице прямо к их дому. Такое расположение домов было обычным в городах Южной Калифорнии, похожих на Лагуну-Бич. Здесь прибрежная земля стоила так дорого, что продавалась буквально по сантиметрам.

Наступив на камень, Кэт прикусила губу.

– Кэт!

Не слыша, как подошел Трэвис, она замерла от неожиданности.

– Позвольте помочь вам?

Он произнес это очень тихо, но Кэт ощутила на своей обнаженной спине его дыхание, ласковее, как прикосновение солнечного луча.

Не дождавшись ответа, Трэвис снова поднял Кэт на руки.

Кэт убеждала себя, что лучше не возражать, поскольку у нее очень болит нога. Семь лет назад, нырнув в полночь в море, она рассталась со всякими иллюзиями, но сейчас ей казалось, будто на помощь пришел старый друг.

– Благодарю вас, – тихо проговорил Трэвис. Кэт кивнула и расслабилась, ощутив надежность мужской силы. Как хорошо, что не надо идти, когда кровоточит нога.

– Это мне нужно благодарить вас, – заметила она.

– Возможно, но ведь вы принимаете помощь не от всех.

Эти слова озадачили и насторожили Кэт. Она не привыкла к откровенности с посторонними людьми.

– Как вы догадались? – холодно спросила Кэт.

– Я наблюдал за вами, когда вы были на скале. Весь остальной мир для вас просто не существовал.

– Ничего удивительного. Концентрация – части профессии фотографа.

Трэвис улыбнулся.

– Когда волна захлестнула вам ноги, вы поняли, что попали в беду, но не оглядывались вокруг в поисках помощи.

– Для чего? Ведь я была одна.

– Вы вели себя так, как будто находились на Марсе, и даже не обратили на меня внимания, когда я закричал вам.

– Прибой заглушал все звуки.

Трэвис покачал головой.

– Чтобы спуститься со скалы, вам потребовалось около трех секунд. Вы не рыдали, не ломали руки, а увидев свой шанс, попытались использовать его. Такая независимость необычна даже для мужчины, а уж тем более для женщины. Ее формирует только одиночество.

– И у вас тоже? – с вызовом спросила Кэт.

– Да, и у меня. – Трэвис крепче прижал к себе Кэт. – Котенок, я… – Он замолчал, почувствовав, как она напряглась. – Тебе не нравится, когда тебя называют котенком?

– Мне никогда это не нравилось, мальчик Трэви.

– И что же случилось с последним мужчиной, который назвал тебя котенком?

– Последний мальчик, который назвал меня котенком, понял, что ошибается.

Кэт улыбнулась, хотя на нее нахлынули болезненные воспоминания. Билли недолго называл ее котенком. За этого красивого, вздорного и слишком богатого мальчика Кэт вышла замуж до того, как научилась разбираться в мужчинах.

– Опять неприятные мысли, – заметил Трэвис.

– Кажется, у тебя очень развито шестое чувство.

– Извини.

– За что? Нельзя же обвинять тебя за мои воспоминания.

– Ты их приобрела, тебе с ними и жить.

Кэт стала привыкать к его проницательности.

– Ты читал мою почту или занимаешься колдовством?

– Хотел бы я быть колдуном, ласкающим рыжеволосую пуму.

– Говорят, у колдунов зеленые глаза, у тебя тоже иногда бывают зелеными.

– Но не так уж часто. На самом деле я пират.

– Пират… – Кэт задумчиво посмотрела на профиль Трэвиса, на его поблескивающую в затухающем свете бороду, на ослепительно белые зубы под высокомерным носом. Непреклонное лицо совершенного мужчины, идеально подходящего для пиратства.

– Готова поверить в это. Южный пират.

– Южный? – Трэвис начал подниматься по правой лестнице. – А как ты догадалась?

– По имени и по привлекательному протяжному говору. Восточный Техас?

– Точно.

Кэт заметила, что он пошел не по той лестнице.

– Моя лестница слева.

– А моя – нет.

– Так ты живешь здесь? – удивилась она.

– Некоторое время.

– Присматриваешь за домом?

– Отчасти.

И тут Кэт вспомнила про мужчину, который последние восемь дней на рассвете нырял в волны и уплывал из бухточки. Его тело было гладким и сильным, как у дельфина.

– Я не узнала тебя в этой одежде.

Кэт вспомнила его черные плавки.

Трэвис вопросительно посмотрел на нее.

– Я видела твои морские путешествия; на рассвете, – объяснила Кэт улыбаясь.

Ее улыбка обнажила блестящие белые зубы. С трудом оторвав взгляд ото рта Кэт, Трэвис посмотрел на многоуровневый дом из красного дерева и стекла, до которого оставался один лестничный пролет, и тут же все понял.

– И я не узнал тебя в этой одежде, – усмехнулся он.

Трэвис окинул взглядом ее толстую косу, мокрый лифчик, очерчивающий очень соблазнительные груди, и обрезанные джинсы, подчеркивающие плавную округлость бедер. Потом заметил, что соски Кэт туго натягивают ткань.

– Полуобнаженная ты еще красивее, – добавил он. Кэт испугалась, не порвался ли купальник, но тут же догадалась, что именно привлекло внимание Трэвиса.

– Я смущаю тебя? – спросил Трэвис.

– Не знаю.

– Неужели ты всегда говоришь правду, честная маленькая кошечка?

– Всегда, – заявила Кэт, размышляя о том, чем очаровал ее этот мужчина. – Мне почему-то кажется, будто мы уже встречались.

Выгоревшие на солнце брови Трэвиса взметнулись вверх.

– Ты разобрал меня по косточкам.

– Мне знакомо это чувство.

Трэвис наклонился к ней и коснулся губами ее лба. Короткая бородка Трэвиса пахла солнцем, солью и мужчиной. Кэт закрыла глаза, так же легко принимая его ласку, как он дарил ее.

– Последние три дня я видел тебя на рассвете. Ты как тень пробиралась вниз по лестнице, скрываясь, за своим оборудованием. А мешковатые джинсы и рубашка, наверное, нужны для маскировки, чтобы отгонять надоедливых мужчин?

– Просто на рассвете холодно.

– Не холодно, если спишь в подходящей кровати.

– Я всегда сплю в подходящей кровати, – ответила она, – в своей собственной.

Трэвис поднимался по лестнице удивительно легко. Кэт оценила его силу не только чисто по-женски. Карьера и гордость заставляли ее тренировать свою гибкость и выносливость, хотя в двадцать девять это трудновато.

Кэт предполагала, что Трэвис лет на пять старше ее, а она уважала всех, кто сохранял форму после тридцати. Несколько ее знакомых задыхались, поднимаясь по лестнице с берега, но она не видела никого, кроме этого энергичного человека, кто спустился бы к воде, проплавал целый час, а потом легко поднялся к дому.

Кэт с удовольствием поняла, что ей нравится даже его имя.

– Похоже, у тебя сейчас хорошие воспоминания. Или по крайней мере… – Трэвис преодолел последнюю ступеньку и ступил на деревянный настил-палубу, – неплохие.

– Это новые воспоминания, ради них стоило порезать ногу. В самом деле…

Перед Кэт открылся великолепный вид – солнце почти опустилось в мерцающее пурпурное море. Весь мир окрасился пылающим золотом с багровым оттенком. Ни облака, ни смог не нарушали прозрачной линии горизонта.

А потом Кэт увидела плывущее навстречу ветру парусное судно. Казалось, оно, как большая птица, вот-вот пронзит раскаленный глаз солнца.

– Опусти меня, – потребовала Кэт, поглощенная образом, сформировавшимся у нее в сознании.

Она не заметила ни удивленного взгляда Трэвиса, ни его неудовольствия, быстро сменившегося недоумением. Почувствовав дощатый настил под ногами, Кэт забыла про свою мокрую одежду, про саднящую ступню и даже про человека, наблюдавшего за ней.

Она метнулась к сумке с фотоаппаратами, нащупала пустой аппарат и высокоскоростную цветную пленку. Зарядив фотоаппарат, Кэт присоединила его к автоматическому объективу с переменным фокусным расстоянием и навела на яхту.

Не прошло и минуты, как она сделала первый снимок. Кэт работала быстро и точно – сказывались годы практики. Длинный объектив был чувствителен, хорошо отбалансирован на своей опоре и удобен в обращении.

Тем не менее он казался необыкновенно тяжелым после утомительного дня. Кэт мысленно проклинала свой напряженный график работы в течение последних двенадцати месяцев. Чувствуя полное истощение, она мечтала обрести прежние силы.

Но сейчас Кэт полностью сосредоточилась на судне и процессе фотосъемки, заставляя утомленное тело, подчиняться своим командам.

Яхта рассекала пылающий солнечный след. На фоне заходящего солнца зачаровывала правильность ее линий; судно казалось произведением искусства, а не обычным транспортным средством. Каждый плавный изгиб корпуса воспевал скорость, порыв и терпение, мощность и безмолвие, находящиеся в постоянном равновесии на краю мироздания.

Последний кадр пленки прожужжал в фотоаппарате, и моторчик умолк.

Кэт быстро взглянула на солнце и яхту. У нее не осталось времени, чтобы перезарядить пленку, да и света уже не хватало. Печально опустив фотоаппарат, она наблюдала за изящной яхтой в сгущающихся сумерках.

Лишь когда судно растворилось в темноте, Кэт заметила, что боль в ступне усилилась, а руки дрожат от усталости.

– Все, оно исчезло, – сказала Кэт.

Трэвис видел ее глаза, светящиеся от напряжения, слышал голос, тихий и меланхоличный, как опускающаяся на землю ночь.

– О Боже, – прошептала она, – как замечательно плавать на таком судне по всему миру! Эта дуга – олицетворение красоты.

Трэвис разозлился.

“И она такая же, как все женщины, а ведь могла бы получить от меня все и без подобных хитростей”.

Рядом кричала чайка, разрушив магические чары, завладевшие воображением Кэт. Она посмотрела на Трэвиса. Он держался отчужденно.

– Разве ты не видел? – спросила она. – Ничего красивее этой яхты невозможно создать! Когда-нибудь я сделаю фотографию, достойную этого судна. А потом разобью свои фотоаппараты.

Трэвис молчал, разочарованный открытием, что Кэт во всем похожа на других женщин. Это причинило ему боль. Привело в ярость.

“Снова одурачен, – горько сказал себе Трэвис. – А я только-только поздравил себя с тем, что нашел женщину, которая заинтересовалась мной, как человеком, ничего не зная о размере моего банковского счета. Мне нужно лучше разбираться в женщинах”.

– Трэвис?

Он молчал.

Кэт снова посмотрела на него, удивляясь, почему вдруг Трэвис стал таким чужим и суровым. Вспомнив свои недавние слова, она впервые за несколько лет покраснела и смущенно засмеялась.

– Извини, – тихо сказала Кэт. – Далеко не всех так чарует образ свободы и игра света и тени.

Трэвис по-прежнему молчал. “Но я же едва знаю ее. Почему же меня так волнует эта очередная лживая охотница за золотом?”

Кэт слегка улыбнулась, пытаясь разгадать выражение его лица.

– Но вообще-то я не сумасшедшая. Такое со мной случается не часто, я просто никогда не видела такой совершенной красоты.

Выражение глаз Трэвиса напоминало глубокие сумерки – в них были тайна, темнота и еще что-то мрачное, чему она не знала названия.

– Трэвис? – прошептала Кэт.

Он крепко, до боли сжал ее руку.

– Какую игру ты придумала? – резко спросил он. Ничего не понимающая Кэт заметила, что от него нисходит такой же холод, как от ветра, поднимающегося со стороны потемневшего моря. Надежное мужское тепло исчезло, словно его никогда и не было. И тут Кэт почувствовала страшную усталость. Она едва стояла на ногах. “Нет, – подумала она. – Я не могу сейчас уставать, пока не могу. Осталось потерпеть еще четыре, месяца”.

В январе Кэт наконец позволит себе заползти в кровать и, натянув одеяло, проспит целый год. А до этого она должна делать то, что делает. Одна работа сменялась другой, более тяжелой. Ей придется вытерпеть это, ибо выбора нет. На долю Кэт однажды уже выпали мучительные испытания. Теперь надо работать до седьмого пота, чтобы снова не попасть в беду.

В этот раз Кэт могла рассчитывать только на себя.

– Я не играю ни в какую игру, – возразила она, – и слишком устала для игр. Я просто увидела нечто невероятное, и мне захотелось с кем-нибудь этим поделиться. Вот и все.

Трэвис не сказал ни слова.

Кэт вдруг поняла, что его лицо выражает презрение.

– Я ошиблась. – Она попыталась отойти от него. Но большая мужская рука удержала ее.

– Назови мою фамилию, – потребовал Трэвис.

– Я не знаю ее.

– Догадайся.

– Я уже сказала, что слишком устала для игр. – Кэт снова дернула руку, но Трэвис сжимал ее железной хваткой. Она, прищурившись, посмотрела на него.

– Смит? – предположила Кэт. – Нет? Может, Джонсон? Или Джонс? – Затем резко рванула свою руку, но Трэвис не выпустил ее.

– Смит, Джонсон и Джонс – три самые распространенные фамилии в англоязычных семьях, – заявила она. – Если я ошиблась, то гадать дальше бесполезно.

Трэвис заметил ее злость. Он и сам испытывал что-то похожее на ярость животного, которое жаждет воды, а когда наконец находит ее, обнаруживает, что она отравлена.

Кэт снова задрожала. Вечернее тепло уже растаяло в ночи так же, как и краски дня.

– Наверное, ты не знаешь и названия судна, – холодно заметил Трэвис.

– Мой объектив, конечно, очень мощный, но даже он не позволяет прочитать название на расстоянии полумили против солнца.

Трэвис пристально смотрел ей в глаза. Он страстно хотел поверить Кэт, но боялся снова ошибиться. Цена такой ошибки казалась ему непомерно высокой.

Нельзя же так рисковать только потому, что неверно истолковал намерения женщины!

Серые глаза Кэт холодно наблюдали за Трэвисом. Постепенно его лицо смягчилось, и тиски на ее запястье разжались. Кончики пальцев Трэвиса теперь перемещались по коже Кэт, как крылья бабочки, Кэт затрепетала от этих нежных прикосновений. Ей показалось, что ни один мужчина никогда по-настоящему не ласкал ее.

– Если бы это судно было твоим, – тихо сказал Трэвис, – то как бы ты назвала его?

– “Свобода”.

– Неужели твой мир – тюрьма, Кэт?

– Не всегда, но следующие несколько месяцев, наверное, будут тяжелыми для меня.

Трэвис вытащил ключ из мокрого кармана своих шорт и отпер дверь белого дома.

– Расскажешь мне об этом, пока я займусь твоей ногой.

Не ожидая ответа, Трэвис подхватил фотооборудование и жестом пригласил Кэт войти.

Она колебалась только мгновение. Его перемены настроения, конечно, внушали беспокойство, но, в сущности, они ничуть не хуже ее безрассудной увлеченности фотографией и не страшнее лепета о свободе и олицетворении красоты.

Войдя, Кэт почувствовала больной ногой холод неглазурованной керамической плитки в прихожей.

Когда они с Трэвисом оказались в роскошном холле, под ногами заскрипел песок. Кэт посмотрела на свои испачканные в песке ноги, потом перевела взгляд на бледно-розовый ковер, лежащий за белой мраморной плиткой.

– Мы испортим твой ковер, – сказала она.

– Возможно. Но Линда заверила меня, что мне не удастся причинить дому больший ущерб, чем это уже сделали гости на ее вечеринках. В лучшем случае удастся это повторить.

Кэт сразу заметила обилие розового цвета, но на ее взгляд, все в доме выглядело безупречно.

–Ты уверен?

– Конечно. Ты не бывала на вечеринках у моей кузины?

– Нет, я живу по соседству только шесть месяцев, но про вечеринки… гм… мм… твоей кузины в Лагуне ходят легенды.

– Представляю себе. Но поскольку моя кузина уже шесть месяцев в Лондоне, сейчас здесь, по-видимому, довольно тихо.

Трэвис заметил, что Кэт насмешливо улыбнулась при его упоминании о кузине, но ничего не сказал.

Кэт осматривала гостиную со стеклянными стенами, роскошными коврами, современными хрустальными скульптурами, зеркалами и великолепными розовыми замшевыми диванами.

Поняв, что Трэвис наблюдает за ней, она спросила:

– Ты опять подумал о ковре?

– К черту ковер. Линда и в самом деле моя кузина, дочь сестры моей матери.

– Предположим, что так. Ведь тебе незачем обманывать меня, как и мне тебя.

– Неужели ты думаешь, что мужчины и женщины никогда не обманывают друг друга?

– Мужчины не обманывают.

Трэвис улыбнулся.

– Полагаю, твое представление о мужчинах мало изменилось с возрастом.

– Совсем не изменилось. – Кэт посмотрела на свою ногу. – Может, принесешь сюда какой-нибудь дезинфицирующий раствор? Моя кровь не украсит этот розовый ковер.

– Нет проблем.

Трэвис отодвинул в сторону фотооборудование, подхватил Кэт на руки и понес через комнату.

Стеклянные двери плавно открылись, представив взору внутренний садик. Среди зелени и скрытых светильников стояла горячая ванна. Над ней поднимался пар.

Кэт ждала, что Трэвис предложит ей снять мокрую и перепачканную в песке одежду.

– У тебя, наверное, есть и определенное представление о настоящей женщине? – Он опустил Кэт на широкий край ванны.

Поскольку она предполагала услышать совсем другое, этот вопрос неожиданно всколыхнул в ней тяжелые воспоминания.

Билли весьма низко оценивал ее женственность. А потом он очень разочаровался в Кэт и решил основать свою династию.

– Нет, никакого особенного представления. Женщина должна быть честной, сердечной, умной, терпеливой, то есть обладать обычными качествами.

– Обычными? – Светло-каштановые брови Трэвиса взлетели вверх. – Обычные качества – это размер бюста, талии и бедер.

– Которые, – добавила она, – неизменно отражают ай-кью <Коэффициент умственного развития> мальчика, проводящего эти измерения.

Трэвис улыбнулся.

– Неужели ты такая умная маленькая кошечка?

– Возможно, но это сейчас называют пережитком.

Трэвис снял свою мокрую футболку и отбросил в сторону. Волосы на его груди блестели от влаги. Кэт решила, что сейчас он снимет шорты, но Трэвис не сделал этого. Он просто скользнул в ванну и потянул женщину за собой, так и не намекнув, что им будет вольготнее без одежды.

Окунувшись в теплую воду, Кэт застонала от удовольствия.

– Оказывается, я ужасно замерзла, – призналась она.

– Так значит, этот необычный синеватый тон у тебя на губах вовсе не губная помада?

Улыбнувшись, Кэт откинула косу, опустилась на скамеечку, которая огибала ванну изнутри, и положила голову на край ванны. Закрыв глаза, она дала вожделенный отдых телу, онемевшему от напряжения и усталости. Все это накапливалось с тех пор, как близнецам отказали в субсидиях, кредитах или стипендиях, позволивших бы им учиться в медицинском институте.

Кэт все это уладила, хотя дорогая мамочка постоянно опустошала ее банковский счет. От такой напряженной работы недолго и сойти в могилу.

“Мне надо продержаться до января. Я продержалась уже четыре года, значит, выдержу еще четырнадцать недель и четыре дня”.

Кэт повторила про себя эти слова и свои обещания. В январе она сократит нагрузку вполовину и снова начнет следить за собой. А до того времени жизнь казалась Кэт тюрьмой, дверь которой она закрыла собственными руками.

– Расскажи мне о своей тюрьме, Кэт.

Глава 3

– Ты волшебник, – промолвила Кэт, утопая в пене.

– Я? – удивился Трэвис.

– Да, ты читаешь мысли, а это явный признак волшебства.

Трэвис улыбнулся.

– Это совсем нетрудно. Едва мы обсудили тему тюрьмы, как ты откинулась на край ванны, будто условно освобожденный человек.

В этот момент Кэт была очень привлекательна. Она самозабвенно наслаждалась теплом, чистотой и своими ощущениями. Трэвис мечтал узнать, как эта женщина реагирует на прикосновения мужских губ к ее телу, но он ничего не сказал об этом.

Имя Кэт весьма подходило ей. Если бы Трэвис попытался взять ее силой, она исцарапала бы его как кошка.

– Тюрьма, – повторила она, вздохнув. – Неудивительно, что ты показался мне таким знакомым.

– Собрат по несчастью? – Искренняя улыбка Трэвиса излучала поразительное тепло.

– Мы одинаково думаем. – Кэт снова закрыла глаза. – Поэтому ты и кажешься мне знакомым.

Трэвис испытывал жгучее искушение познакомиться с ней поближе, но опасался коготков. Кроме того, он с удовольствием наблюдал, как ее покидало напряжение. Трэвис почти не сомневался, что недоверчивая Кэт подпускает к себе очень немногих. Вот только почему?

– Расскажи мне о своей тюрьме, – тихо попросил Трэвис.

– Ничего особенного. – Кэт подавила зевоту. – Я работаю для себя. Это значит, что когда у меня есть время, то нет денег, а если есть деньги, нет времени.

Глаза Трэвиса сузились при упоминании о деньгах, и он вперил в Кэт напряженный взгляд хищника. Она не обратила на это внимания. Теплая ванна доставляла ей неизъяснимое наслаждение.

– Неужели деньги так важны для тебя? – Трэвис холодно и проницательно взглянул на Кэт. Она молчала, не желая портить удовольствие, переполнявшее ее. Но поговорить все-таки очень хотелось, ведь Кэт не с кем было поболтать, кроме ближайшей соседки Шэрон, но та сейчас занята своими крошками – близнецами и семилетним, не по годам умным сыном.

– Кэт?

Она вздохнула.

– У меня есть брат и сестра – близнецы. Они завершают медицинское образование и поэтому не могут много работать, а того, что у них есть, хватает только на карманные расходы.

– Ты оплачиваешь их обучение в институте?

– Да, до января.

– А субсидии и кредиты?

– Ох, с этим у нас тоже проблемы, – ответила Кэт, зевая. – Но знаешь, сколько сейчас стоит обучение в институте?

Мысль о детях погасила последний лучик света в глазах Трэвиса, оставив в них только горечь.

– Нет, – тихо сказал он, – не знаю.

– Тысячи, тысячи и тысячи долларов. Боже, я даже не могла в это поверить. – Кэт медленно рисовала на воде круги кончиком пальца. – А тут еще моя дорогая, немного чокнутая мамочка. Она никогда не подписывала ни одного чека до смерти отца. Но потом подписала слишком много чеков, причем в основном по пустякам, пока не закончились все деньги.

Трэвис внимательно посмотрел на Кэт, но увидел лишь преданную любовь и терпимость к матери, пусть даже самой плохой.

– Значит, близнецы и мать, да? – удивился он, почему это звучит так знакомо. Но ведь все несчастные истории похожи одна на другую.

– Да. Если не считать моего дома. Я не в состоянии ежемесячно платить за аренду, пока в январе не внесу последнюю плату за обучение близнецов.

– А не утонешь?

– Нет, я хорошо плаваю. – Она погрузилась еще глубже в ласкающую теплую ванну. – Я влюбилась в свой дом шесть лет назад. А полгода назад его выставили на продажу. Если я не успею купить его до января, он будет продан, а мне останется лишь тосковать о нем.

– Ты взяла кредит?

– Шутишь? Я работаю только на себя, и банки ненавидят меня.

– Как же ты получила деньги? Ограбила один из ненавидящих тебя банков?

– Нет, я просто увеличила свой рабочий день с двенадцати до шестнадцати часов.

Трэвис рассмеялся.

– Если тебе не хватает семи дней в неделю, попробуй работать по ночам, так что ли?

– Я так и делаю.

– Работаешь по ночам?

– Конечно.

– Неужели деньги так важны для тебя?

На этот раз Кэт заметила его саркастический тон, открыла глаза и увидела, что губы Трэвиса вытянулись в тонкую полоску, а на лице запечатлелись раздражение и досада.

– Тебе бы нож в зубы, и ты был бы точь-в-точь Синей Бородой.

– Ты не ответила на мой вопрос.

– На какой?

– Насчет денег.

Кэт посмотрела на него так, будто он проявил такую же непрактичность, как и ее мамочка.

– Конечно, деньги имеют значение.

– Не для всех.

– Деньги не важны только для тех, у кого они уже есть.

– Возможно. Но, наверное, есть люди, вполне счастливые и без денег.

– Им не надо оплачивать мои счета.

– И тебя, конечно, очень обрадовало бы, если бы какой-нибудь хороший старый мальчик оплатил твои счета.

Кровь закипела в жилах у Кэт, когда она заметила легкое пренебрежение в голосе Трэвиса.

– Не беспокойся, мальчик Трэвис: я не собираюсь просить у тебя в долг.

С этими словами она выскочила из ванной. Повинуясь стремительному и внезапному порыву, Кэт вбежала в дом, подхватила свое фотооборудование и открыла дверь на лестницу, ведущую к берегу.

Но не успела она сдвинуться с места, как сильные руки захлопнули дверь у нее перед носом и сильные руки преградили ей путь.

Кэт чувствовала сзади горячее дыхание Трэвиса.

– Открой дверь, – потребовала она.

– Ты дрожишь, возвращайся в ванну.

– На улице теплее.

– Кэт, не надо.

– Выпусти меня!

Трэвис видел, что она дрожит от возмущения. Даже если у нее нет гроша за душой, сейчас она не возьмет у него ни цента.

– Я не хотел тебя оскорбить, – тихо сказал он. – Но таков закон жизни.

– Только не моей! Я сама зарабатываю себе на пропитание.

Кэт разозлилась не на шутку, и это свидетельствовало о том, что Трэвис затронул очень болезненный вопрос. Он от души желал верить в то, что она не собиралась выпрашивать у него денег. Трэвис ощущал внутреннюю потребность верить ей.

До этого момента он и не представлял, что деньги стали для него тюрьмой, в которой ему весьма неуютно.

– Я не привык иметь дело с такими женщинами, как ты.

–Уверена, что ты вообще не привык к женщинам. С твоими манерами женщин арендуют на четверть часа. А теперь, Трэвис, открой дверь.

Кэт ожидала всего что угодно, но только не ироничного смеха. От этого смеха она снова затрепетала, ибо в нем были нежность и теплота.

– Ты всегда царапаешь до крови своими коготками? – полюбопытствовал Трэвис.

Кэт поморщилась от боли в ноге. В горячей воде рана очистилась, но еще не до конца. Несмотря на сильную усталость, Кэт решила осуществить то, что задумала.

– Игра кончилась, Трэвис, независимо от того, во что ты играл.

– Я не…

– Несомненно, играл, – резко оборвала его Кэт. – Ты нашел кошечку и клетку, а потом начал заталкивать острые иголки сквозь прутья, желая понаблюдать, как кошка будет царапаться и плакать. Это позволяет тебе ощутить свою силу, а кошка… – Она пожала плечами. – Черт возьми, а кого волнует, каково кошке? Это же просто животное, а ты – человек.

Кэт увидела, как Трэвис сжал кулаки. Под его загорелой кожей перекатывались мышцы.

Не двигаясь, она ждала, когда Трэвис отпустит ее.

– Не бойся, – сказал он. – Я не причиню тебе вреда.

– Знаю.

– Откуда? – Трэвис посмотрел на свои кулаки.

– Я догадалась об этом так же, как и о том, что тебе можно доверить мои фотоаппараты. Почему-то мы пугающе хорошо знаем друг друга, а из-за этого воспринимаем бестактное высказывание гораздо… болезненнее.

– Кошка в клетке, – прошептал Трэвис. – Хотел бы я знать, кто оставил у тебя такие шрамы.

– Поверь, знакомство с ним не доставило бы тебе удовольствия. Он несимпатичный мальчик.

Постепенно кулаки Трэвиса разжались, и он длинно выругался.

Впервые Кэт обратила внимание на тонкие шрамы покрывающие пальцы Трэвиса. Одни из них были совсем свежими, а другие появились так давно, что стали почти незаметны на загорелой коже. Интересно, какая работа оставила такие паучьи метки и что за особа нанесла ему невидимые, но куда более глубокие раны.

– Неужели, он был таким плохим? – спросил Трэвис.

– Мой бывший муж?

– Тот мальчик, который засадил тебя в клетку и мучил?

– Думаю, немногим хуже той самки, что перессорила тебя с половиной человечества.

– Полагаешь, это сделала женщина?

– Самка, – уточнила Кэт. – Уверена в этом. К сожалению, мало кто умеет доброжелательно и внимательно относиться к противоположному полу.

– И ты?

– Конечно.

– Когда же начнешь учиться этому?

Кэт ничего не ответила, и постепенно стала успокаиваться. Плечи ее опустились: она больше не могла бороться с Трэвисом и со своими воспоминаниями.

Опустив сумку с фотоаппаратами на пол, Кэт прислонилась лбом к закрытой двери и только тогда заметила, что стоит в большой луже розовой воды.

Трэвис, тоже заметив это, снова подхватил Кэт на руки.

– Но…

– Успокойся, – оборвал ее Трэвис. – Я только перебинтую тебе ногу. Если захочешь после этого уйти, не буду задерживать.

На этот раз Трэвис усадил ее в ванной комнате, окрашенной в тона лаванды, лимона и фуксии. Его загорелая широкая спина выглядела настолько неуместно среди всего этого пастельного великолепия, что Кэт не сдержала улыбки.

Но когда Трэвис коснулся ее ноги, улыбка исчезла.

– Болит? – мягко спросил он.

Кэт стиснула зубы.

– Придется потерпеть. Нужно очистить рану от песка. Может, сделаешь это сама?

Кэт согнула правую ногу в колене и осмотрела ступню. На ней оказалось несколько порезов, к счастью, неглубоких, иначе пришлось бы зашивать. Однако обработать их самой Кэт не удалось бы. Она разогнула ногу, предоставив возможность Трэвису заняться ею.

Налив в таз теплой воды и дезинфицирующего раствора, он опустил туда ногу Кэт, вышел из ванной и вскоре вернулся с темно-синим халатом в руках. Накинув его на плечи Кэт, он сел на пол и взял в руки ее порезанную ногу.

Стараясь не причинять боли, Трэвис очистил порезы Кэт, наложил мазь и забинтовал ступню. Покончив с этим, он начал легко массировать икроножную мышцу.

Кэт наблюдала за ним. Его сильные и уверенные пальцы быстро сняли мучительную судорогу. Глядя на Трэвиса, Кэт забыла о боли в ноге. Его каштановые волосы блестели от влаги. Длинные пальцы работали ловко и быстро.

Кэт очень хотелось сфотографировать Трэвиса, запечатлеть его подвижные черты и грубоватую силу. Он казался ей таким же неотразимым, как и большая яхта.

– О чем ты думаешь? – тихо спросил Трэвис.

– Мне хочется сфотографировать тебя.

Трэвис рассмеялся.

–Ты всегда будешь удивлять меня?

– Если бы не твои предрассудки, я бы не удивила тебя.

– Ладно, я избавлюсь от всех моих предрассудков, связанных с женщинами. А ты, Кэт, откажешься от своих?

– Мои предрассудки касаются только мальчиков. Я никогда не была знакома с настоящим мужчиной.

“Кроме тебя, – подумала Кэт. – Но на самом ли деле ты такой, каким мне представляешься? Мужчина, а не мальчик?”

– Можно, я буду называть тебя Кэт?

– Разве ты называешь меня иначе?

Трэвис потерся своей бородкой о ее голень. Кожа Кэт, гладкая и упругая, пахла солью и чем-то душистым, без чего нельзя вообразить настоящую женщину. Ему страстно хотелось прильнуть к ее губам и попробовать их на вкус, но он видел, что Кат насторожена.

– Да наверное, я называл тебя Кэт. – Трэвис осторожно отпустил ее ногу. – Значит, нам будет гораздо легче осуществить планы, связанные с ужином.

– Какие планы?

– Я приглашаю тебя поужинать.

– Спасибо. – Кэт осмотрела аккуратную повязку. – Но едва ли с моей ногой можно выйти вечером в город.

– Тогда я принесу что-нибудь сюда. Что ты хочешь?

– Салат, булочки и свежую меч-рыбу.

Трэвис восторженно присвистнул, взглянув при этом на ее обнаженную шею.

– А где в Лагуне готовят рыбные блюда?