Текст книги "До края земли"

Глава 5

Рассвет окрасил море в пурпурный цвет. Кэт стояла у окна на кухне с чашкой чая в руке и внимательно смотрела на морской простор, раскинувшийся за утесами, окружавшими небольшую бухточку. Заметив, что сильный смуглый мужчина разрезает сверкающую воду, она поставила чашку, схватила фотоаппарат и выбежала на дощатый настил-палубу.

Через длиннофокусный объектив Кэт видела Трэвиса так, будто он находился в другом конце комнаты. Но даже с автофокусом было очень трудно удерживать его в поле зрения. Мощная линза позволяла выхватить лишь небольшой срез картины. Кэт приходилось сохранять полную неподвижность, чтобы не дрогнул объектив.

Обычно для Кэт это не составляло особого труда, но сегодня утром ее сердце так трепыхалось, что в конце концов она установила фотоаппарат на треногу и прильнула к объективу с наслаждением скупца, перечитывающего золото.

Наблюдая за Трэвисом, Кэт почти верила, что все произошло на самом деле: этот мужчина целовал и обнимал ее, а потом спокойно ушел. Восхищенная мерцающими, пленительными красками рассвета, она была готова поверить во все что угодно. Кэт казалось, что она знала Трэвиса всю жизнь, хотя познакомилась с ним только накануне.

В доме зазвонил телефон, но Кэт проигнорировала звонок, положившись на автоответчик.

Через объектив она неотрывно следила за Трэвисом и быстро щелкала затвором. Кэт снимала со скоростью ударов своего сердца, стараясь запечатлеть мужчину и необыкновенное мгновение. Несмотря на убеждение в том, что запечатлеть это почти невозможно, она все же пыталась. Кэт хотела воплотить образ Трэвиса таким, каким он ей и представлялся: полумрак раннего рассвета, сила, загадочность и очарование, сравнимое с очарованием сияющего моря.

Телефон прозвонил в седьмой раз. Очевидно, автоответчик забастовал.

Кэт, неохотно оторвавшись от созерцания, побежала в дом. Только Родни Харрингтон, ее заботливый ангел из Нью-Йорка, мог позвонить ей в это время и звонить до тех пор, пока не добьется своего. Это на его яхте она занималась стряпней по пути с Виргинских островов до Калифорнии. Кроме того, Родни, агент Кэт, настойчиво убеждал ее начать карьеру фотографа в то время, когда она потеряла всякую уверенность в себе, а тем более чувство самоуважения.

– Привет, – запыхавшись, сказала Кэт.

– Доброе утро, Кохран. На этот раз я разбудил тебя?

– В этот год такого не случится, ангел. Разве что в январе. Я просто снимала с палубы позади дома.

Харрингтон вздохнул.

– Клянусь Богом, ты слишком усердно работаешь.

– Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю.

– Ты сексуальна.

Кэт рассмеялась. Лишь один Харрингтон из всех ее знакомых позволял себе говорить такие вещи или думать о них, но при этом никогда не нарушал границ, установленных ею для мужчин после неудачного замужества.

– Ладно, – продолжал Харрингтон, – ты просила сказать что-нибудь такое, чего ты не знаешь. Что у вас случилось с Эшкрофтом?

Кэт обрадовалась, что заботливый ангел не видит выражения ее лица. Предполагалось, что популярная книга поэта будет большого формата, великолепного качества, с первоклассными цветными иллюстрациями и очень дорогой – короче говоря, мечтой фотографа. Кэт была благодарна Харрингтону за такой заказ.

Но она не хотела, чтобы Эшкрофт так настойчиво лез к ней под юбку.

– Он позвонил тебе? – спросила Кэт.

– А он собирался?

– В последний раз я сказала Эшкрофту, чтобы он держал руки в своих карманах, а не в моих. На это он ответил, что если я не перестану ломаться, то он найдет другого фотографа.

– Ах, вот что, – вздохнул Харрингтон. – Да, он упоминал об этом.

– И?

Кэт нетерпеливо ждала ответа. Она нуждалась в работе и деньгах, чтобы содержать мать и платить за обучение близнецов, но не желала терпеть приставаний.

– Я сказал ему, что у тебя герпес, – обронил Харрингтон.

Кэт закатилась от смеха.

– Не уверен, что это тебе здорово поможет. Эшкрофт сказал, что у него тоже герпес.

– Премного благодарна, ангел.

– Готова услышать хорошие новости?

– Да.

– Ти Эйч Дэнверс, – значительно произнес Харрингтон.

– Ну и?

– Помнишь, мы говорили про книгу о Ти Эйч Дэнверсе, конструкторе яхт, проектирующем замечательные корпуса? Суда с такими корпусами выигрывают все гонки, причем с таким отрывом, что прочие участники поговаривают о введении совершенно новой категории в гонках: для яхт конструкции Дэнверса.

– Это хорошо?

– Это просто невероятно. Он совершил революцию в ходовых качествах яхт. Клянусь Богом, он гений и самый немыслимый затворник после Говарда Хьюза. Но все же Дэнверс – мой друг. Я уже несколько лет гоняюсь за ним, уговаривая выпустить книгу, но он никогда не засиживается на одном месте больше нескольких недель. Сейчас Дэнверс на твоем побережье. Он обнаружил там нечто интересное и изменил свои планы, поэтому останется дольше, а потом, наверное, отправится…

– Подожди-ка. Несколько недель? Ты считаешь, что за это время я успею сделать иллюстрации для целой книги?

– Конечно, ты же хороший фотограф, Кохран, просто замечательный.

– Ангел, ты заговорил, как моя мамочка. Но у меня работы по горло, а следующие несколько месяцев будут для меня настоящим адом.

– Я знаю, что ты занята. Черт возьми, но ведь это я нашел большинство заказов для тебя! А заказ для Дэнверса слишком хорош, чтобы от него отказываться. Ты обязана выполнить его.

– Ну и что же я должна делать?

– Отснять фотографии для книги “Прикосновение Дэнверса”.

– Продолжай.

– Книга будет посвящена разработке корпусов и парусов яхт, в частности гоночных корпусов Дэнверса, так считает он сам, но на самом деле это только часть книги. Я хочу, чтобы она рассказала еще и о нем. Пусть все поймут, что Дэнверс – одаренный и разносторонний художник. Пусть, прочитав книгу и посмотрев на твои фотографии, поймут, что значит конструировать яхты Дэнверса и плавать на них.

– Клянусь Богом, это займет не больше нескольких дней.

Харрингтон засмеялся.

– Но и деньги неплохие. Пятнадцать тысяч аванса плюс оплата всех расходов, пятнадцать тысяч после того, как фотографии будут приняты, и еще пятнадцать тысяч, если твоя работа окажется действительно хорошей.

Такие большие деньги позволят оплатить обучение близнецов в институте, успокоить кредиторов еще на шесть месяцев, внести арендную плату, и у нее еще что-то останется на бутылочку вина про запас.

Конечно, не удастся купить цифровую камеру за сорок тысяч долларов, но хватит на задаток за приличный компьютер. А благодаря компьютеру она войдет в двадцать первый век и выживет с помощью электроники, не потеряв профессию фотографа.

– Что-то ты замолчала.

– Я думаю.

– Думай вслух.

– Я сейчас заканчиваю с иллюстрациями к книге Эшкрофта. Он еще не видел ни одной из них, но они получились хорошо. Да, эта выставка, которую ты устраиваешь в Лос-Анджелесе в конце ноября, немного напрягает меня. Я подобрала только три из тех тридцати фотографий, которые им нужны, и почти совсем не занималась печатью, глянцеванием и рамками.

Кэт поморщилась, подумав о деньгах, потраченных на снимки со слайдов, на их увеличение и изготовление рамок. Для галереи высшего разряда все должно быть на соответствующем уровне. Она бы отложила выставку до марта, но такие галереи, как “Свифт и сыновья”, предлагают художнику принять участие в выставке только один раз.

– Занимайся рамками в темное время суток, когда уже нельзя фотографировать, – посоветовал Харрингтон. – Если будет очень тяжело, найду того, кто это сделает за тебя. Возможно, сделаю сам.

– Гм…

– Хорошо, я понял. Но если не справишься, пожалеешь, что не поручила эту работу кому-нибудь другому.

– Чувствуется, что ты родился на Среднем Западе.

– Деньги, заработанные на соевых бобах, так же хороши, как и любые другие, если не лучше. Возьмем, например, “Энергетикс”.

– Неужели они уже отослали мой чек?

– Извини, Кохран. Я провел последние девять рабочих дней в их отделе учета, и все время они говорили мне: “Ваш чек отправлен по почте”.

Кэт тихо выругалась. Она потратила шесть недель на выполнение заказа от “Энергетикс”, прошла все круги ада и покорила все вершины, делая иллюстрации для огромного роскошного альбома об энергетических системах двадцать первого века. Фирме понравилась эта работа, руководство постоянно расхваливало ее Харрингтону, но до сих пор не заплатило ни цента из причитающихся ей пятидесяти тысяч долларов.

Они даже не возместили Кэт трех тысяч долларов за аренду вертолета, не говоря уже о нескольких тысячах, истраченных на покупку и проявку пленки.

– Почему я должна оплачивать мои счета вовремя, а все прочие считают это необязательным?

– Думаю, им просто везет.

– А скоро ли мне заплатят за книгу Дэнверса?

– Как только подпишешь контракт.

– Значит, это займет от трех до шести месяцев.

– На этот раз, Кохран, не займет, потому что издатель – мой друг.

– Мне было бы спокойнее, если бы твоим другом был бухгалтер.

– Бухгалтеры не имеют друзей. Через три недели после того, как ты поставишь свою подпись, получишь деньги. Клянусь Богом.

Кэт задумалась. Если бы она получила деньги от “Энергетикс”, то отложила бы заказ Дэнверса. А сейчас этот заказ – единственное спасение от банкротства.

– Ладно, я возьмусь за это, – сурово сказала она.

– Завтра же договорюсь о вашей встрече с Дэнверсом и позвоню тебе.

– Он тоже слюнявый осьминог?

– Не волнуйся, его интересуют яхты, а не юбки. Если же он хочет женщину, то просто покупает ее на некоторое время.

– Самку.

– Кого?

– Вы покупаете самок, а не женщин.

– Как бы ты их ни называла, они выстраиваются в очередь за “Ветреным Дэнверсом”, “Дэнверсом – погибелью женщин”.

– У всех свои вкусы.

– Я скоро свяжусь с тобой, “Огонь и лед”. Оставь автоответчик включенным, хорошо?

Кэт проверила, включен ли автоответчик, и выбежала на деревянную палубу.

Однако Трэвиса уже не было видно. А ждать, когда он вернется с утреннего заплыва, она не могла.

Работа над книгой Дэнверса не оставит времени даже на сон.

Чтобы не опоздать к врачу, Кэт завела будильник, сунула его в сумку с фотоаппаратами и отправилась на берег.

Но Кэт все же опоздала. Войдя к врачу, она поняла, что нервничает. Кэт боялась, что анализы, сданные ею две недели назад, покажут, что бесплодность и нерегулярность месячных вызваны чем-то невообразимым.

–Доктор Стоун примет вас в своем кабинете, – сказала сестра.

Кэт быстро прошла по знакомому ей уже восемь месяцев узкому коридору.

– Садитесь, Кэтрин. – Доктор Стоун, добродушная женщина лет пятидесяти, улыбнулась. – Все ваши анализы отрицательные, а это хорошая новость для вас и плохая для меня.

– Плохая? Но почему?

– Не вижу причины нарушений вашего менструального цикла.

Кэт глубоко вздохнула:

– Слава Богу. Но чем же вызвана такая задержка?

– У вас все еще не началось? – Доктор Стоун внимательно посмотрела на пациентку.

– Началось через два дня после того, как я сдала анализы, – улыбнулась Кэт. – Наверное, от испуга.

– У вас нерегулярный цикл. Шесть недель, три недели, семь недель, шестнадцать дней… и так все время. Кровотечение обильное?

– По-разному.

– Судороги бывают?

– Иногда, но ничего серьезного, что помешало бы мне работать.

– Судя по результатам анализов, у вас все в порядке. А как вы себя чувствуете?

– Уставшей.

– Принимаете витамины и железо, которые я прописала?

– Свято. Порой я думаю, что только они и держат меня на плаву.

Доктор Стоун откинулась на спинку стула.

– Расскажите мне о своем дневном распорядке, Кэтрин.

– Встаю, работаю, ложусь спать.

– Расскажите подробнее о своем типовом дне.

– Встаю за час до рассвета, делаю зарядку, принимаю душ, завтракаю и выхожу из дому. У поэта, для которого я работаю, есть стихотворение о розовоперстом рассвете.

– Как у Гомера.

– У Гомера получилось лучше, но тем не менее я фотографирую по заказу Эшкрофта несколько часов, потом несколько часов занимаюсь текущими делами – бухгалтерией, письмами, выставлением счетов и другой подобной работой. Потом монтирую, размножаю и учитываю слайды, пока солнце не начнет клониться к закату. Или выхожу из дому и спорю с проявщиком, который испортил цвета на моих фотографиях, или с оформителем, который не может обрезать фотографии под прямым углом для рамки, или с бухгалтерами, которые не выписывают чеки на оплату моей работы.

– Я думала, этим занимается ваш агент.

– Только теми заказами, которые он находит для меня. Со всеми прочими мелочами я разбираюсь сама. На чем я остановилась?

– На спорах.

– Правильно. После трех я снова выхожу на улицу и снимаю, пока не стемнеет. Иногда снимаю и ночью, но это довольно редко. Вечерами я занимаюсь в основном кабинетной работой. Регистрирую и сортирую слайды, потом ложусь спать.

– И сколько вы спите?

– Часов пять, а то и меньше.

Седые брови доктора Стоун удивленно поднялись.

– Вы что, из тех, кому достаточно для отдыха нескольких часов?

– Нет, из тех, кто урывает по ночам лишь несколько часов отдыха.

Доктор заглянула в историю болезни.

– А в выходные дни?

– Что в выходные?

– Вы отдыхаете от работы?

– Нет, если только я не путешествую. Мне удается иногда отдохнуть полдня, если задерживается вылет или не появляется вовремя директор выставки. Вот такие дела.

Доктор Стоун покачала головой.

– Семидневная рабочая неделя?

– В том-то и беда. Когда работаешь, постоянно не хватает времени.

Доктор быстро перелистала историю болезни.

– У вас ничего не изменилось со времени первого посещения? Не появилась возможность забеременеть.

Кэт хотела бы, чтобы этот вопрос ей никогда задавали.

– Нет, не появилась.

– Кэти, я совсем не удивлюсь, если вы расскажете, что спали с мужчиной и то ли по небрежности, то ли по случайности забеременели.

Кэт промолчала.

– Я помогу вам только в том случае, если вы готовы сотрудничать со мной, – заметила доктор Стоун. – А без этого я буду лишь писать закорючки в вашей истории болезни и ничего более.

Кэт опустила глаза.

– Я не могу забеременеть.

– Что?

– Я бесплодна.

Доктор Стоун подалась вперед.

– Расскажите все с самого начала, пожалуйста.

– Я была замужем три года и никогда не предохранялась. Мой муж был способен к зачатию, значит, бесплодна я.

– А тогда ваш цикл был таким же нерегулярным?

– Нет.

Доктор Стоун нахмурилась.

– Не вижу, почему бы вам не забеременеть. У вас просто нет причин для бесплодия. Вы уверены, что это не связано с вашим мужем?

Кэт вспомнила Билли, размахивающего заключением лаборатории: “Способен к оплодотворению”.

– Уверена.

– А что показали ваши анализы?

– Я не сдавала анализов. К чему напрасные хлопоты?

– Бесплодие во многих случаях излечимо.

– Но неудачный брак неизлечим. Даже если бы я была плодовита, как лягушка, мне не удалось бы забеременеть. Для этого нужен мужчина, а у меня его нет.

Доктор Стоун закрыла историю болезни и внимательно посмотрела на свою упорную пациентку.

– Причина нарушения вашего цикла и ваших темных кругов под глазами одна и та же – перенапряжение. Отдохните, Кэти. Поспите в выходные дни, немного погуляйте, хорошо кушайте, восстановите свои резервы.

– В январе я так и сделаю, а до того времени придется потерпеть.

– А что случится в январе?

– Наступит легкая жизнь. По крайней мере она станет гораздо легче. Последний платеж за обучен близнецов в медицинском институте будет внесен, мамочка благополучно выйдет замуж. Я должна вырваться отсюда и съездить к ней.

– Кажется, вы собирались резко изменить свою жизнь.

– Я изменю ее, но мне нравится моя работа.

– Постарайтесь полюбить мужчину, это потребует от вас меньших усилий.

Перед Кэт предстал образ Трэвиса. Не прошло дня с момента их знакомства, а она уже не могла выбросить его из головы!

– Ладно. Я сейчас выпишу вам другой рецепт. Надеюсь, это лекарство вернет румянец вашим щекам. Сестра в течение недели будет колоть вам витамин В и брать анализы крови. Начнем сегодня же. Если ваш гемоглобин к концу процедур не повысится, я назначу вам уколы железа. – Доктор Стоун лукаво улыбнулась. – А мои пациентки говорят, что они очень болезненные.

– Ненавижу уколы. – Кэт поднялась.

– Кэти?

Она посмотрела на врача.

– Хорошо, что пока вы не можете забеременеть, – сказала доктор Стоун. – Вы сейчас в неподходящей форме для этого.

– Вы решили обнадежить меня? – дерзко спросила Кэт.

Доктор покачала головой.

– Побольше спите. Ешьте регулярно и хорошо, а я осмотрю вас на следующей неделе.

Глава 6

Ближе к вечеру Кэт встретила Блэйка Эшкрофта на берегу у подножия скалы, поблизости от своего дома, но довольно далеко от центра городка. За спиной Эшкрофта пенился прибой, разбиваясь в ярком и насыщенном свете предзакатного солнца. Вместо того чтобы заняться съемкой, Кэт переключилась на надутого поэта.

– Эшкрофт, – начала она, – я снимаю здесь каждый день на закате уже три недели. Почему вы думаете, что сегодняшние снимки вам понравятся больше других?

– Кэти, детка, в любое удобное для тебя время сфотографируй интерьер моей мастерской. А до тех пор снимай скалы на рассвете, на закате – когда угодно.

Кэт посмотрела на белокурого, синеглазого кобеля, и ей отчаянно захотелось испортить смазливое лицо Эшкрофта. Ему фотографии этой скалы нужны не больше, чем любые другие, сделанные для него за недели. Он просто надеялся соблазнить ее.

Кэт повернулась спиной к поэту и еще раз оценила скалы. Эти изъеденные эрозией камни привлекали взор, но Эшкрофту они совершенно не нужны. И все же эта картина – величественная и захватывающая – безмолвно требовала, чтобы ее оценили и показали всем.

Кэт сбросила с плеч широкие ремни своих сумок и непроизвольно вздохнула от облегчения. С каждым разом казалось, что эти сумки становятся все тяжелее. Осматривая скалу, она рассеянно потерла свои саднящие плечи.

Сегодня Кэт начала работать на рассвете, потом отправилась к доктору Стоун, а затем занималась делами вплоть до настоящего момента. В полдень перекусить не удалось. Кэт в это время висела на телефоне, пытаясь выяснить, почему фотолаборатория выставила ей двойной счет. Дальше дела стали меняться от плохого к худшему, и вот наконец она встретила Эшкрофта.

Кэт хотела, чтобы этот белокурый гад схватил одну из своих многочисленных поклонниц, заполз с ней под камень и наслаждался бы там до бесчувствия. Ведь у Эшкрофта нет никакой причины добиваться единственной женщины к западу от Миссисипи, которой не нравится его поэзия. А ей сейчас нужно быть дома и готовить ужин.

Будь она дома, ей, наверное, удалось бы увидеть Трэвиса и полюбоваться им дольше, чем утром. Кэт снова сосредоточилась на скале и сдвинулась несколько градусов вправо, меняя перспективу обзора. Отсюда в сочном золотом свете камень казался черным бархатом. Растения, цепляющиеся за скалу напоминали золотые скульптуры и излучали что-то таинственное. Сам воздух, казалось, был наполнен алмазной пылью.

Не отрывая взгляда от скалы, Кэт отступила назад и потянулась за сумкой с фотоаппаратами, но ее рука уперлась в бедро Эшкрофта. Не успела она отпрянуть, как Блэйк схватил ее ладонь и прижал к своей промежности.

Кэт вскрикнула от отвращения и попыталась освободиться, но не смогла: Эшкрофт был выше и сильнее.

– Крошка Кэти, – Эшкрофт улыбнулся, – я долго терпел твои милые соблазнительные игры, а теперь трахну тебя, хочешь ты этого или нет. Уверен, мне это понравится.

Кэт поняла, что поэт не шутит. Он вполне способен изнасиловать ее и заявить, что это она его соблазнила.

Кэт быстро осмотрелась, но никого не заметила. Они с Эшкрофтом стояли в глубокой расщелине между отполированными водой гладкими скалами. По одной из скал спускалась лестница, но снизу Кэт видела только ее середину. На этом участке лестницы тоже никого не было. Страх сменился жгучей яростью. Кэт быстро наклонилась и схватила полную горсть песка. Но она не успела швырнуть песком в лицо улыбающемуся поэту. Между валунами, скрывающими нижнюю часть лестницы, показался Трэвис. Еще минута, и он стиснул руку Эшкрофта так, что тот взвыл от боли.

– Мне надо с ним познакомиться? – осведомился Трэвис.

– Нет, – ответила Кэт. – Я и сама предпочла бы не знать его.

– Что ж, это можно уладить.

В прищуренных глазах Трэвиса кипела ярость.

– Можно, Кэт? – спросил он.

– Отпусти его. Теперь он будет вести себя прилично, поскольку убедился, что я не играю с ним и если говорю “нет”, значит, так оно и есть.

Трэвис отпустил Эшкрофта.

– Кто он такой?

– Блэйк Эшкрофт – “восходящая звезда” американской поэзии, – ответила она. – А по-моему, испорченный маленький мальчик. Я делаю иллюстрации к его последней книге.

– Ты делала иллюстрации, похотливая сука, – рявкнул Эшкрофт и вздрогнул, заметив выражение лица Трэвиса.

– Делаю, – возразила Кэт. – Если не веришь, спроси у Харрингтона. Но предупреждаю, если ты попытаешься избавиться от меня таким способом, я подам на тебя в суд и за нарушение контракта, и за попытку изнасилования.

Трэвис изумленно посмотрел на Кэт. Странно, почему Харрингтон сказал, что у Кохран неброская внешность. Ведь Родни не упомянул о ее длинных ногах, соблазнительной груди и об огненных, как осень, волосах.

– Никто тебе не поверит, – бросил Эшкрофт, потирая запястье. – Женщины только и мечтают расстегнуть мне ширинку.

– Но у меня есть свидетель, – заметила Кэт.

Эшкрофт посмотрел на высокого босого мужчину в обрезанных джинсах и выцветшей синей футболке.

– Переросший бродяга с берега, – презрительно процедил он. – Неужели кто-то поверит его словам? Все кончено, крошка Кэти. Финиш, капут, конец.

Трэвис наклонился к Эшкрофту и что-то тихо сказал ему. Побледнев как полотно, поэт недоверчиво уставился на Трэвиса и только шевелил губами. Трэвис ни на миг не отрывал своего холодного взгляда от Эшкрофта.

– Ладно, – глухо пробормотал поэт, злобно посмотрев на Кэт. – Продолжай заниматься этой проклятой книгой, но сделай великолепные иллюстрации или я… – Он посмотрел на Трэвиса. – Почему черт возьми, ты сразу не сказала мне, что твой любовник такой знаменитый и ревнивый маньяк? Я бы не прикоснулся к тебе!

Глаза Кэт округлились.

– Трэвис, это ты знаменитый и ревнивый, и мой любовник?

Легкая улыбка вернула Трэвису привлекательность.

Сейчас его глаза походили на блестящие голубовато-зеленые драгоценные камни.

Кэт уставилась на Трэвиса, забыв обо всем. Волна желания пробежала по ее телу, наполняя его теплом. Трэвис, словно угадав мысли Кэт, нежно коснулся ее щеки.

– Я ревную тебя ко всему, даже к солнечному свету. Особенно к солнечному свету, ласкающему твою гладкую кожу. – Кончик пальца Трэвиса медленно скользнул по ее передним зубам.

Кэт вздрогнула от интимности этого жеста и слегка прикусила его палец, будто прося продлить эту дразнящую ласку.

Теперь лицо Трэвиса дышало чувственностью, и это необычайно возбуждало Кэт.

– Вот дерьмо! – бросил Эшкрофт. – Да она и не собиралась снимать. До завтра, крошка Кэти. В то же время и на том же месте. Мне все равно, кто твой любовник, но ты сфотографируешь эту скалу так, как я хочу, или контракт будет аннулирован.

– Она придет, – сказал Трэвис, не отрывая взгляда от дымчато-серых глаз Кэт. – И я тоже.

Эшкрофт ушел.

Через несколько мгновений Кэт, вздрогнув, очнулась и отпустила палец Трэвиса. Но тот не убрал его, и тогда она с кошачьей осторожностью прикоснулась к нему языком.

Внезапно осознав то, что делает, Кэт покраснела до кончиков своих рыжевато-каштановых волос и быстро отвернулась.

– Кэт?

Она опустила голову, стыдясь взглянуть на Трэвиса. Билли говорил ей, что мужчины думают о женщинах, интересующихся сексом. Таких женщин он считал проститутками и потаскушками.

– Извини, – прошептала Кэт.

Но чувственное прикосновение ее языка ничуть не смутило Трэвиса, его испугало, что она стыдится этого.

– О чем ты? Извиняешься за этого ублюдка Эшкрофта?

Кэт покачала головой.

– За что же?

– За себя – за то, что я сделала. С твоим пальцем.

Трэвис взял в ладони лицо Кэт.

– Посмотри на меня, Кэт, – тихо попросил он. У нее перехватило дыхание, когда она увидела желание в глазах Трэвиса.

Трэвис наклонился и проговорил в губы Кэт:

– Ни о чем не сожалей и не думай, когда тебе захочется что-то сделать.

Поцелуй начался так же нежно, как и рассвет, струйкой тепла. Потом кончик языка Трэвиса начал ласкать губы Кэт, проникая в уголки ее рта. Но, едва она вздохнула, как язык скользнул в ее рот. Дожив почти до тридцати лет, Кэт впервые познала настоящий, нежный поцелуй.

Слегка отстранившись, Трэвис заметил, что Кэт дрожит от возбуждения. Впрочем, он тоже дрожал.

– Трэвис?.. – выдохнула она.

Он поцеловал жилку на шее Кэт и услышал, как стучит ее сердце. Трэвис начал ласкать эту жилку кончиком языка, а потом потерся о нее зубами.

Кэт снова прошептала его имя. Она уже принадлежала ему, тая и растекаясь в его объятиях, как теплый мед. Трэвис не решался отпустить ее.

Наконец он приподнял голову и увидел ошеломленные, затуманенные серые глаза. Искушение опустить Кэт на песок и слиться с ней было таким сильным, что Трэвис не мог думать ни о чем другом.

– У меня такое ощущение, будто я посадил тебя к себе на плечи и плыву на закат солнца, – пробормотал он. – Но я слишком стар, чтобы заниматься любовью с женщиной, которая не знает моего полного имени.

Кэт с трудом перевела дыхание. Она поняла, что Трэвис страстно желает ее. Кэт тоже всей душой мечтала соединиться с ним.

Но все же в отличие от Эшкрофта Трэвис был мужчиной и хотел убедиться, что Кэт разделяет его желание.

Эта мысль согревала Кэт.

– Но и ты тоже не знаешь моего полного имени, – заметила она.

– Ты упомянула о некоем Харрингтоне.

Кэт кивнула.

– Не тот ли это Родни “клянусь Богом” Харрингтон – талантливый агент, лучший на свете друг и отъявленный хитрец?

Кэт улыбнулась точности описания.

– Да, это он. Но Харрингтон никогда не упоминал о тебе.

– Он никогда никого не называет по имени. Только по фамилии, или по прозвищу, как Эшкрофта – “Наследный принц слащавости”.

– Ты знаешь Харрингтона, и очень хорошо. Он не со всеми делится своими прозвищами.

– Такими, например, как “Огонь и лед” Кохран?

Кэт вздохнула. Это прозвище Харрингтон придумал для нее в ту ночь у островов Виргинии, когда она поднялась по трапу на его морскую яхту и голая вошла в кают-компанию, кипя от злости и отплевываясь.

– Кто же ты? – спросила Кэт.

– Он когда-нибудь упоминал о человеке по прозвищу “Ветреный”?

– Это ты?

Трэвис потерся губами о губы женщины.

– Ти Эйч Дэнверс, – проговорил он, – к вашим услугам.

Пораженная, Кэт решила, что ослышалась. Но поняв, что не ошиблась, отступила от Трэвиса.

– Ты Дэнверс?

– Неужели с моим именем связана какая-то проблема? – встревожился Трэвис.

– И давно ли ты знаешь мое полное имя? – сердито спросила Кэт.

– Около трех минут. Когда ты назвала Харрингтона, я догадался, что тебя зовут Кохран. Ведь невозможно, чтобы в Лагуне-Бич жили несколько женщин-фотографов, имеющих агента Родни Харрингтона.

Кэт внимательно посмотрела на Трэвиса своими спокойными серыми глазами, размышляя, стоит ли верить его словам. Значит, он сам только что узнал, кто она такая.

– Я не люблю совпадений, – пробормотала она, – но знаю, что они неизбежны.

– Мне самому совпадения не очень нравятся.

Кэт подняла голову. Губы Трэвиса были сурово сжаты под светло-каштановыми усами. Его глаза цвета морской волны снова выражали такое отчуждение, как будто он никогда раньше не видел ее.

– Харрингтон сообщил тебе, что я не обещаю ничего, пока не посмотрю, какова ты в деле? – осведомился Трэвис.

– Неужели, по-твоему, я сразу знала, кто ты такой?

Он пожал плечами.

– Ну что ж, мистер Ти Эйч Дэнверс, можете расслабиться. Я не из тех женщин, которые выстраиваются в очередь, чтобы за деньги провести с тобой время. Если не веришь, спроси Харрингтона. Он скажет тебе, что я никогда не смешиваю мужчин и бизнес.

– Он уже сказал. Только поэтому я и согласился взять фотографа-женщину. Единственный критерий отбора – профессионализм.

– Точно?

Трэвис улыбнулся.

– Абсолютно. Потом я увидел, как эта женщина, словно кошка, балансировала над волнами на скал. Она снимала так, будто для нее не существует ни завтрашнего дня, ни приливов и отливов. Каково же мне было узнать, что прекрасная рыжеволосая идиотка, спасенная мной, и есть та самая Кохран Харрингтона?

– Три твоих утверждения из пяти неверны, – заявила Кэт. – У меня действительно рыжие волосы и имя Кохран. – Она подняла два пальца. – Но я не красавица, не идиотка и уж точно не принадлежу Харрингтону.

– Он очень любит тебя.

– Я тоже люблю Харрингтона и весьма обязана ему, хотя мне нечем его отблагодарить.

– Почему бы не воспользоваться обычным способом?

– Секс? – спросила Кэт.

– Да.

Кэт поморщилась.

– Простая деловая операция: расплатиться за всё одним-единственным стоном? Нет, спасибо, мальчик Трэви, этого не будет никогда. Завтра я позвоню Харрингтону и скажу, чтобы нашел для тебя другого фотографа.

– Пока не надо.

– Пока не надо? Чего же ты ждешь? Когда я пошлю тебя к черту? Прекрасно, я так и сделаю. Иди…

Трэвис прильнул к губам Кэт, заглушив ее слова

Она не успела воспротивиться этому поцелую. Кэт чувствовала аромат его дыхания, а тепло проникало до самых глубин… восторг душил и пугал ее.

Испытанное ею наслаждение смущало Кэт. Всякий раз, когда Трэвис прикасался к ней, она сознавала сколько радостей прошло мимо нее. Однако она ответила ему не потому, что долго воздерживалась, и не в порыве мимолетного увлечения. Кэт ответила только потому, что это был Трэвис, неповторимый и уникальный, и ее, Кэт, поразила его исключительность.

И она очень боялась, что Трэвис знает об этом.

– Хватит!

– Такая вспыльчивая маленькая кошечка, – сказал Трэвис прямо ей в губы. – Ты сердишься потому, что я не пообещал тебе работу?

– Нет.

– Тогда почему?

Кэт высвободилась из его объятий. Он отпустил ее так неохотно, что даже это превратилось в ласку.

– Я сержусь потому, что никогда не смешиваю мужчин и бизнес. И вдруг я занялась именно этим.

Трэвис улыбнулся.

– Я придерживаюсь того же правила, но ведь ты знаешь, что мужчины хотят секса, а женщины – денег. Так почему бы им не получить то, что они хотят? Простая деловая операция.

– Ты говоришь о мальчиках и самках, а не о мужчинах и женщинах.

– Ты грезишь, Кэт, проснись, мы же в реальном мире. А в реальном мире есть и реальные награды.

Кэт отпрянула.

– Я не проститутка.

– А разве я назвал тебя так? – Трэвис вздохнул, задумчиво посмотрел на Кэт и печально проговорил: – Я не наивный и не эгоистичный человек поэтому вовсе не надеюсь, что женщина станет моей любовницей и ничего не получит взамен.

– Она получит то же самое, что и ты.

– Этого недостаточно для женщины. Деловая операция – совсем другое, тогда обе стороны знают точно, чего от нее ждать. Никаких обвинений и неприятных сюрпризов.

Кэт поморщилась.

– Что бы ты ни думала, – продолжал Трэвис, – это не проституция. Я развлекался не с проститутками, хотя и содержал этих женщин какое-то время.