Текст книги "Напиши мне про любовь"

Глава 2

Хэтти начала тронную речь. Легонько подтолкнув Дюбретту, Жаклин прошептала:

– Это что, шутка?

Дюбретта глянула на розовое сердечко и досадливо поморщилась:

– Малолетка чертова. Как только умудрилась... Ерунда, потом объясню.

Жаклин нашла семинар еще более увлекательным, чем ожидала. Она-то думала, что выступать будут литературные агенты, редакторы и издатели, А вместо этого публику услаждали модный фотограф, стилист, представитель известной косметической линии и модельер. На роль подопытного кролика из зала выбрали оцепеневшую от восторга девушку, и мастера принялись над ней колдовать. Когда они закончили, девицу было не узнать: щедро нагримированная, в парике и золотой парче, она напоминала восковой манекен. На тот случай, если у кого остались сомнения насчет цели этой демонстрации, Хэтти пояснила:

– Дорогие мои, никогда не выходите из образа – романтика, вечная романтика! Нет-нет, не оглядывайтесь на меня – для старой тети Хэтти поезд давно ушел, так что не берите с меня пример, но прислушайтесь к тому, что я говорю! А уж если ничто не помогает, так у нас есть мистер Джонсон, который фотографирует всех знаменитых красавиц, и он-то вам расскажет, как сделать ваши снимки более выигрышными.

Мистер Джонсон поведал о хитростях освещения, грима и – в безнадежных случаях – помощи аэрографа.

– Драгоценные мои, все хотят видеть ваши глаза, так что смотрите прямо в объектив! И думайте при этом: «Я люблю тебя, камера!»

Не считая спорадических смешков, Дюбретта почти не обращала внимания на речи; временами она что-то строчила в блокноте, но глаза ее так и стреляли по сторонам, перебегая от зрителей к гостям на сцене. Среди последних была и несчастная Валери Вандербилт, лицо которой почти целиком закрывал парик. Едва семинар закончился, Валери-Джин рысью устремилась к выходу, и Дюбретта вскочила на ноги. Жаклин вцепилась в ее руку:

– Так что насчет этой писульки с угрозой?

Дюбретта попыталась освободиться, но Жаклин не отпускала. Пожав плечами, Дюбретта капитулировала.

– А-а... Девчонка – президент клуба почитателей Валери Валентайн. У нее не все дома: вбила себе в голову, что я стремлюсь уничтожить ее кумира, вот и подсовывает мне идиотские записочки.

– С Лори я уже познакомилась, – сообщила Жаклин. – А вы разве не хотите развенчать ее кумира?

– Иконоборство – моя работа и... – Выдержав паузу, Дюбретта со зловредной улыбкой добавила: – Мое истинное наслаждение. Если в я раздобыла компромат на Валентайн – уничтожила бы ее за милую душу, можете не сомневаться. Пойдемте, познакомлю вас с красавчиком Джо.

Она направилась к сцене, где стайка воздыхательниц окружила Джо, он же Виктор фон Дамм. Автор попеременно целовал ручки и раздавал автографы.

Жаклин последовала было за Дюбреттой, но ее перехватила холеная дама из Бостона:

– Простите, вы подруга этой особы?

– Дюбретты? Только сегодня с ней познакомилась.

– Что ж, тогда буду откровенна. Вам незачем с ней знаться. Это беспринципная и глубоко непорядочная женщина – неподходящая компания для леди.

– В самом деле?

– Вы же слышали, что она сказала про Виктора! – Пухлое лицо в мгновение ока превратилось в злобную маску горгоны Медузы. – Это гнусная ложь! Не верьте ни одному ее слову. Единственное чувство, ведомое этой подлой твари, – ненависть, Ей следует заткнуть рот! Пусть даже силой!

Жаклин ошарашенно молчала. В следующую секунду перекошенное лицо дамы смягчилось. Она ласково улыбнулась:

– Поймите, дорогая, я ведь о вас беспокоюсь.

– Очень мило с вашей стороны. Не хотите познакомиться с мистером фон Даммом? Кажется, он раздает автографы.

– Ну что вы, разве можно! – Пухлые щечки порозовели от смущения. – На мой взгляд, это ужасно грубо – навязывать свое общество людям, которым вас даже не представили.

– Кое-кто получает удовольствие от подобной назойливости.

– Возможно. Но только не Виктор – он такой застенчивый, такой ранимый. Разве вы не видите, как ему неловко?

Жаклин с сомнением посмотрела на фон Дамма. По ее мнению, механическая отлаженность движений Виктора объяснялась не робостью и скованностью, а откровенной скукой. Когда Дюбретта вытянула его из плотного кольца обожателей, он заметно расслабился.

Мужской красотой вкупе с обаянием юности Жаклин было не удивить, тем не менее она ощутила слабый, но четко локализованный трепет, когда Виктор фон Дамм очутился рядом. Она вдруг почувствовала себя мелкой и незначительной, и не только потому, что Виктор был на несколько дюймов выше, – просто он умел подавлять. Возможно, ежедневно упражнялся в этом искусстве, равно как и в целовании ручек, ослепительных улыбках и испепеляющих взглядах. Ей вдруг стало противно, и, когда он взял ее руку, Жаклин пресекла попытку красавца поднести ее к губам. Последовало нечто вроде раунда армрестлинга. Победила Жаклин, но лишь потому, что Виктора невольно отвлекла Дюбретта:

– Джо Кирби – Жаклин Кирби. А вдруг вы все-таки родственники?

– Дюбретта не может без своих шуточек, – произнес Виктор сочным баритоном и одарил Жаклин пламенным взглядом. – Хотя я был бы счастлив оказаться вашим родственником, прекрасная дама.

– Да брось, Виктор, Жаклин не из поклонниц! – фыркнула Дюбретта. – Она подруга Ви-Ви.

– Всего лишь знакомая, – поправила Жаклин. – Я без ума от ее книг. И сочла нужным сказать ей об этом.

– М-да? А назвать-то хоть одну книжонку можете? – скептически спросила Дюбретта.

– "Раб страсти"! Особенно мне нравится эпизод, где Блейз спасает Ланса от кастрации. Эту страшную участь ему уготовила эмиресса Баллахули. Она, то есть эта самая эмиресса, жаждет превратить его в свою забаву, и единственный способ заполучить его в свой гарем – это...

– Боже правый! – с чувством воскликнула Дюбретта. – С меня довольно. Пойду поохочусь за другими жертвами. Увидимся. – И мелкой рысью устремилась прочь, зажав блокнот под мышкой.

– Дюбретта ваша приятельница? – осторожно справился Виктор.

– Всего лишь знакомая, – повторила Жаклин. – Вряд ли мне бы хотелось стать ее подругой. Лучше не путаться под ногами, когда кто-нибудь пальнет в нее из засады.

– Да, всеобщей любимицей Дюбби не назовешь, – согласился Виктор, машинально скребнув по волосатой груди. – Извините, – спохватился он, поймав взгляд Жаклин.

– Чешется, да? – участливо спросила Жаклин. – Я про клей.

Деланая улыбка вмиг покинула лицо Виктора.

– Как вы догадались?

– Левый верхний уголок чуть-чуть отходит. И потом, в прочих местах вы не отличаетесь волосатостью. Держу пари, чтобы отрастить бороду, вам потребуется несколько месяцев.

– Черт, – досадливо буркнул Виктор, прикрывая отклеившуюся поросль гладкой загорелой рукой.

– Рада была с вами познакомиться, мистер фон Дамм. – Жаклин сделала шаг к дверям.

– Не уходите!

– Вас наверняка ждут дела. По-моему, Хэтти вас ищет...

– А с чего еще, думаете, я к вам жмусь? – с обезоруживающей откровенностью прошептал Виктор. – Пойдемте-ка отсюда. Потом навру Хэтти, что вы хотели взять у меня интервью, или еще что-нибудь. Вы ведь писательница?

Обняв Жаклин за плечи, он повел ее к выходу.

– Я библиотекарь.

– Когда-то я тоже хотел стать библиотекарем, – с грустью поведал Виктор.

– И что же стряслось?

– Моя смазливая физиономия, будь она неладна, – вот что стряслось. Это прямо проклятие какое-то. Заезжий искатель талантов с киностудии выбрал меня для маленькой роли в кино. Фильм с треском провалился, Но я оказался в Голливуде и затерялся в местной тусовке, без гроша в кармане, даже на автобусный билет до дома денег не было.

– Значит, вы актер.

Виктор резко остановился и уставился на Жаклин.

– Что это со мной? И что с вами? Неужели гипнотизм? Вам что, все подряд изливают душу и делятся тайнами?

– Это мое проклятие, – со вздохом призналась Жаклин. – Я вовсе не стараюсь вызвать людей на откровенность. Если честно, мне есть чем заняться, помимо выслушивания чужих исповедей. Джо... Виктор... мне без разницы, как вас по-настоящему зовут, и, если вы скажете, что ваши книги на самом деле пишет команда дрессированных мартышек, я лишь пожму плечами. А теперь, с вашего позволения, я хотела бы выпить.

Несмелая и чертовски обаятельная улыбка превратила Виктора фон Дамма в Джо Кирби, безработного актера. Если прежде он был обольстителен, то теперь стал просто неотразим. Жаклин помимо воли улыбнулась в ответ.

– Вы и правда прекрасная дама! – сказал Джо; его натуральный голос был на несколько тонов выше, чем у Виктора.

– Ах, оставьте! Я слишком стара и цинична. – Тем не менее позволила взять себя под руку.

– Вы поистине прекрасны в сравнении с этим сборищем старых ведьм, с которыми я общаюсь, Все в них фальшиво, от размалеванных физиономий до вымышленных имен.

– В театре все притворство, – заметила Жаклин. – Если вы так это презираете, значит, выбрали не ту профессию.

– Согласен. А трудно выучиться на библиотекаря?

– Шутите?

Джо испустил стон, достойный пафоса Виктора фон Дамма.

– Хотел бы я говорить серьезно! Как я мечтаю послать ко всем чертям этот вонючий бизнес. Устроиться на работу в школу где-нибудь на Аляске или в Юте...

– Что же мешает?

Они вышли в фойе. Джо напрочь позабыл о своей роли. Черная накидка жалко обвисла на поникших плечах, походка сделалась шаркающей, как у старика.

– Не могу. Я не могу даже рассказать вам... Хм. Дюбретта вроде бы говорила, что вы подруга Ви-Ви?

– Говорила. А я отрицала.

– Да, но... Вот что я вам скажу, – задумчиво произнес Джо. – Поболтайте с Ви-Ви. Она ведь так несчастна, знаете? Скажите ей, что я... Поговорите с ней. Пойдемте, угощу вас коктейлем.

– Боюсь, не получится. – Разговор напомнил Жаклин, что надо встретиться с Джин. Они не успели назначить рандеву, и Джин не знала, где Жаклин остановилась, так что разумнее всего подождать ее в вестибюле. Но подойдет ли она, если Жаклин будет не одна?..

Жаклин уже собралась было распрощаться с Виктором-Джо, когда услышала знакомый голос, который сейчас срывался от волнения:

– Но это слишком дорого! Я не могу платить сто десять долларов в сутки! Вы же обещали, что...

Клерк за стойкой прервал поток возражений Сью; он говорил вполголоса, но Жаклин уловила несколько слов:

– ...скидки строго лимитированы... ошибочно забронирован... ничем не могу помочь.

Подбородок Сью задрожал; прозрачная слезинка образовалась в уголке глаза и скатилась по гладкой округлой щеке.

– Посмотрите на эту слезу, – тихо сказал Джо. – Она словно алмаз. И даже следа не оставила на ее гриме. Кто эта девушка?

– А кто интересуется – Джо или Виктор фон Дамм?

– Я. – Джо глядел как зачарованный. – Еще во время обеда ее заметил. Она сидела неподалеку от сцены. Словно роза среди сорняков. Или породистый котенок в окружении бродячих кошек... В чем дело?..

– Рядом с ней сидела я, – невозмутимо сообщила Жаклин.

– Да? – рассеянно отозвался Джо. – Черт, она плачет! А этот мерзавец клерк...

Рыдающие женщины были не внове служащему отеля. Пожав плечами, он равнодушно отвернулся. Джо решительно шагнул вперед.

К своему ужасу, Жаклин услышала собственный голос:

– Сью, если вам негде остановиться...

Лицо девушки, только что поникшее и грустное, вмиг засветилось от счастья, на щеках заиграли ямочки. Это преображение окончательно сразило Джо. Жаклин его не представила, а он и не пытался привлечь внимание Сью – лишь молча стоял в сторонке и смотрел, пока Сью не отошла.

– Черт! – досадливо ругнулась Жаклин. – Вот за что я себя ненавижу. И кто меня за язык дергал?

– Не знаю, но это был вероломный трюк. Я как раз собирался...

– Видимо, это и решило дело, – сухо обронила Жаклин.

– Что вы имеете в виду? Да у меня были самые благородные намерения! Девушка явно не местная, она... Похоже, она... Наверное, из Юты или с Аляски... – Джо мечтательно вздохнул. – Так с чего же вы кинулись ей на помощь? Ведь явно не от доброты душевной.

– Нет, конечно. Из экономии, В моем отеле всем наплевать, один или два человека проживают в номере. Сью заплатит половину, так что выгода очевидна.

Джо уже потерял интерес к разговору.

– Пойду-ка лучше прослежу, чтобы она не попала под машину.

– Даже если она из Юты или с Аляски, ей хватит ума самостоятельно перейти дорогу.

– Да, но... вы только послушайте, что там творится. Прямо бунт какой-то. Еще увидимся, мисс... э-э...

– Кирби! – прокричала Жаклин. – Надеюсь, вы запомните.

Джо бросился следом за Сью, его черная накидка картинно воспарила и, к огромному разочарованию Жаклин, почему-то не застряла во вращающихся дверях.

Проклиная себя за неискоренимую склонность совать нос в чужие дела, Жаклин заняла пост у одной из золоченых колонн, украшавших вестибюль. Долго ждать ей не пришлось. Джин уже давно пыталась привлечь ее внимание: светлый парик то и дело мелькал за толстым стеклом сувенирного магазинчика, между книжным стеллажом и полкой со стопкой футболок. Как только Жаклин дала понять, что заметила бывшую подругу, парик исчез.

Забившись в дальний угол магазина, Джин сгорбилась под прилавком с сувенирами и, когда Жаклин коснулась ее плеча, вздрогнула.

– Тебе не помешает выпить, – посоветовала Жаклин.

– Только не здесь!

– А где?

– Где угодно, только не здесь. – Джин нервно заламывала руки.

– Мой отель – через дорогу.

– У тебя отдельный номер?

– Нет, только что обзавелась соседкой. Возможно, сейчас она как раз там. Но, ей-богу, это же нелепо! Ладно, пошли в бар моего отеля. Ну же!

Ухватив подругу за руку, Жаклин потянула ее к выходу. Под опекой Жаклин несчастная слегка ожила, но на улице обнаружилось, что упоминание Виктора-Джо о бунте было не лишено оснований. Поначалу Жаклин решила, что тетушка Хэтти устроила еще один парад. Но оказалось, дорогу перегородили вовсе не машины, а люди. Толпа заполонила и тротуары. Повсюду пестрели плакаты и слышались возгласы, сливавшиеся в нестройный хор:

– Позор любовным романам! Насилию – нет! Ненавидим любовные романы, потому что в них любят насиловать женщин!

– Для лозунгов тяжеловато, но в напоре не откажешь.

Джин, которая была на несколько дюймов ниже Жаклин, все еще пребывала в неведении о цели демонстрации. Жаклин услужливо прочла ей несколько надписей:

– "Долой похоть!", «Долой Валентайн, насилие и секс!», «Пишешь любовные романы – унижаешь женщин». Ага, вот еще один: «Все Валери, руки прочь от любви!» По-моему, этой к тебе относится.

Тут до Джин дошло.

– Господи! – пролепетала она. – Я должна выбраться отсюда! О боже, боже, боже!

– Успокойся, они тебя даже не видят. – Жаклин привстала на цыпочки. – Ого! Глянь-ка – это случайно не Бетси Маркхэм?

Оказавшись между молотом и наковальней (где-то позади притаилась коварная Дюбретта, впереди – и вовсе кошмар), Джин прямо-таки оцепенела от свалившейся новости. Женщина, на которую указывала Жаклин, и правда была их однокурсницей. Высокая, стройная, с короткими седеющими волосами и худощавым, довольно симпатичным лицом. Либо Бетси услышала голос Жаклин, что маловероятно, – либо обладала завидным шестым чувством, столь свойственным всем революционерам, но она вдруг в упор посмотрела на Жаклин, расплылась в улыбке и опустила свой плакат прямо на голову полисмену. Плакат Бетси советовал всем Валери убираться восвояси.

Бетси вместе с полицейским исчезли в водовороте борющихся тел. Жаклин поторопилась увести свою очумелую подопечную.

Джин вышла из ступора, только когда они уселись в кабинке полутемного бара.

– Итак? О чем сыр-бор? – поинтересовалась Жаклин, после того как официант принес выпивку.

Джин как следует приложилась к своему мартини. Затем срывающимся голосом произнесла:

– Ты бы не спрашивала, если в почитала мои книжки.

– Я читала. «Раба страсти». Не далее как сегодня утром, в самолете.

– "Раба стра..." – Джин передернуло. – О господи!

– До того отвратительно, что просто дух захватывает, – вдохновенно продолжала Жаклин. – Изумительно, неподражаемо ужасно. Не говоря уже о том, что половина – чистейшей воды плагиат, особенно подробности мужской анатомии. Неужели думаешь, что я когда-нибудь смогу забыть «Страстного турка»? Джин кисло улыбнулась и, сдвинув парик на затылок, отхлебнула мартини, а затем, уже более спокойно, сказала:

– Никто, кроме тебя, не заметит. Разве что еще полдюжины замшелых специалистов по викторианской порнографии.

– Стало быть, ты полагала, что никто из нас не прочтет твою книгу?

– Да хоть бы и прочли, мне наплевать. – То ли алкоголь, то ли облегчение от признания прибавили Джин смелости. – Авторских прав я не нарушила: «Страстного турка» не переиздавали уже лет сто. Кто, скажи на милость, подаст на меня в суд?

– Только не я, дорогая. Тот скромный томик здорово скрасил последние месяцы учебы. Кстати, ты защитила кандидатскую?

Казалось бы, этот невинный вопрос должен был отвлечь и успокоить Джин. Но вместо этого в ее глазах вновь появилось затравленное выражение.

– Докторскую, – прошептала она.

– Поздравляю.

– Я доцент.

От новых поздравлений Жаклин воздержалась – судя по тону Джин, та ждала скорее соболезнований.

– В этом году, – замогильным голосом продолжала Джин, точно Дельфийский оракул, предрекающий гибель Афин, – меня зачисляют в штат.

– Да? – Тут Жаклин сообразила. – А-а...

– Угу. – Джин кивнула. – Если только узнают, что я... сама понимаешь...

Подвизаясь в академических кругах, Жаклин без труда уловила скупые намеки и еще более туманную логику Джин и перевела на нормальный язык:

– Значит, если твои коллеги пронюхают, что ты пишешь мягкое порно, теплого местечка в университете тебе не видать как собственных ушей. Джин, неужели ты всерьез в это веришь? На дворе не 1850 год и даже не 1950-й.

– Теплое местечко? Да я вообще лишусь работы! Сама знаешь, какая в университетах система: дотрубив до определенного возраста, либо получаешь повышение, либо вылетаешь. А мне уже почти... сама знаешь сколько. По-твоему, это очень весело – искать работу в моем возрасте, соревнуясь с юными самоуверенными всезнайками?

У Жаклин оставались сомнения насчет правоты подруги, но она отлично знала, насколько зыбки и ненадежны пути к успеху в научном мире. Конкуренция была поистине беспощадной: на всякий пост метило с дюжину квалифицированных претендентов, и сдвинуть чашу весов мог самый незначительный фактор. Но главное, Джин всей душой верила в опасность, и никто бы не сумел ее разубедить.

Жаклин попыталась зайти с другой стороны:

– Ну и что, если потеряешь работу? Наверняка ты зарабатываешь кучу денег на своих книжках.

– Точно, – печально согласилась Джин. – Зарабатываю.

– Ну и отлично! Кого волнует мнение отсталых и скучных профессоров?

– Меня.

– А-а...

– Мне очень нравится преподавать. Я просто обожаю университетскую атмосферу – тишина, уважение... Ой, да ты все равно не поймешь. Ты ведь всегда была смутьянкой.

– Я?! – возмутилась Жаклин. – Да я само смирение...

Джин хихикнула:

– Ага, помнишь, как ты усадила всех чернокожих футболистов из команды «Вашингтон Парк» в первом ряду, когда профессор Хоффмейер читал лекцию по наследственным расовым особенностям?

Жаклин отмахнулась:

– Твоя беда в том, что ты стыдишься своих книжек. И приписываешь это презрение своим коллегам. Если ты так ненавидишь свои романы, почему не бросишь писанину?

– Не могу.

– Да почему?

– Ну... – Джин смущенно заморгала. – Я зарабатываю кучу денег... ну и... привыкаешь к определенному уровню жизни...

– И на что ты тратишь денежки? На шмотки? Вряд ли.

Джин вспыхнула и нервно поправила съехавший на ухо парик.

– Это ты про мой наряд?.. Знаешь, я вообще-то так не одеваюсь, только когда вынуждена. В том смысле, что...

– Так на что же ты их тратишь?

– Ну... на разное. Покупаю много книг...

– Боже правый, и зачем мне это надо?! – в сердцах вскричала Жаклин. – Видать, совсем рехнулась. Ведь каких-то полчаса назад я уверяла Виктора фон Дамма, что мне до смерти надоели чужие откровения, и вот, пожалуйста, сама напрашиваюсь...

– Виктор?! И что же он тебе рассказал?

– Ничего особенного. Мне удалось отделаться от него прежде, чем... Ну ладно, – вздохнула Жаклин, – его Кое-что отвлекло, вернее, кое-кто. Любопытно, как там Сью?.. О чем я говорила?

– О Викторе.

– То есть о Джо.

– Он сказал тебе свое настоящее имя?

– Не совсем так. Сказал не он. А сам Джо признался, что спит и видит, как бы стать библиотекарем.

– Бедняжка Джо, – пробормотала Джин.

– А еще он сказал, что ты несчастна. И намекнул, что вас с ним связывает некая страшная тайна. А также посоветовал поболтать с тобой: мол, меня ждут шокирующие откровения. Но... – Жаклин властно подняла руку. – Но я не желаю их выслушивать. На кой черт мне стенания двух глупцов, которые, очевидно, не понимают, что выгодно устроились и гребут деньги и славу лопатой? Что у вас за проблемы? Можешь не отвечать. – Она сделала движение, собираясь встать.

Джин ухватила ее за рукав:

– Джекки, прошу тебя...

– Оставь! – Жаклин зевнула. – Если думаешь, что меня растрогают древние и неуместные прозвища... – Но встать больше не порывалась.

Помолчав, Джин тихо заговорила:

– Я читала насчет того дела в Риме. В каком-то журнале.

Спросить: «Какого дела?» – было бы чистейшим жеманством. История та получила широкую огласку, поскольку среди действующих лиц фигурировал всемирно известный ученый, да и лейтенант Ди Кавалло, что вел расследование, не имел ничего против огласки – и славы. Задумчивая улыбка тронула губы Жаклин. Остров Капри... маленький отель неподалеку от развалин дворца Тиберия, уединенный пляж, который они случайно обнаружили... Погрузившись в приятные воспоминания, она забыла про Джин.

– А была еще другая история, в Англии, – что-то насчет общества по реабилитации короля Джона...

– Ричарда. Откуда ты узнала?

– Однажды на какой-то вечеринке разговорилась с одним историком, его звали Найджел Стрэнгвейз. Болтали о том о сем, и вдруг он...

– И что этот тип сказал обо мне? – Глаза Жаклин сузились.

Джин собиралась с мыслями достаточно долго, чтобы убедить Жаклин: отзыв Найджела явно нуждался в редактуре.

– Э-э... что произошло убийство – или попытка убийства – и ты его раскрыла. А еще сказал, что ты... э-э... замечательная женщина.

– Хм, – недоверчиво отозвалась Жаклин.

– Так ты правда раскрыла то дело?

– Да.

– Значит, ты разбираешься в подобных вещах?

– "В подобных вещах"? Джин, да что у тебя с головой?! И как тебя вообще держат в университете?

Джин пропустила колкость мимо ушей. На лице ее застыло напряженно-сосредоточенное выражение.

– Я имела в виду преступления. Ведь шантаж – это преступление, верно?

– Тебя кто-то шантажирует?

Вопрос был задан в лоб, и Джин пошла на попятную, отвела глаза в сторону – и тут же внимание ее привлек кто-то или что-то. Взгляд ее застыл, а в следующую секунду, тихо вскрикнув, она выскочила из кабинки и растворилась в толпе.

Жаклин ожидала увидеть Дюбретту, а посему не знала, радоваться или нет, когда узрела долговязую фигуру другой своей бывшей однокурсницы. Завидев Жаклин, Бетси помахала рукой и устремилась навстречу.

– Так и знала, что ты тут втихомолку напиваешься! – весело крикнула она и плюхнулась на стул, где только что сидела Джин.

– Оставь эти штучки. Ты искала не меня. И кстати, почему ты не за решеткой?

Бетси провела рукой по седеющим волосам.

– О'кей, искала я не тебя, а глоток-другой чего-нибудь этакого. Официант! Почему не за решеткой, спрашиваешь? Дорогуша, да я забыла, как выглядит каталажка! Главное для революционера – опыт, со временем насобачиваешься, приобретаешь кое-какие навыки... – Она подняла глаза на официанта. – Джин со льдом, пожалуйста.

– Видимо, я слишком долго проторчала в глуши, – вздохнула Жаклин. – Мне казалось, что если ударить копа по башке, то...

– Не так уж сильно я его ударила. – Бетси нежно улыбнулась. – Сколько ж лет прошло, Джекки? Выглядишь классно. А что за дамочка только что отсюда слиняла? Кого-то она мне напомнила.

– Прошло почти двадцать лет, – педантично ответила Жаклин. – Чем ты...

– На ней был такой же прикид, как на всех этих сучках-романистках. Как тебя угораздило затесаться в их компанию?

– А с чего ты так против них окрысилась?

Бетси ухмыльнулась:

– Поиграем в вопросы и ответы? Ладно, не хочешь – не говори. Но любой, кто прочтет хотя бы одну из этих похабных книжонок, поймет, почему я их не выношу. Ты сама-то читала?

– Целых две. А ты?

– Не подловишь, можешь не стараться! – весело ответила Бетси. – Читала, и не две, а двести. До того хороши, что, боюсь, моим мозгам уже не оправиться. Но ты-то, Джекки, у нас всегда слыла умной девушкой. Как ты терпишь такую чушь?

– А с чего ты взяла... – Жаклин оборвала себя на полуслове. До смерти надоело уклоняться от ответов; любопытно, она еще в состоянии изъясняться простыми фразами? Надо попробовать. Заметив стоящую рядом даму, Жаклин объявила: – Это Дюбретта Дюберстайн. Дюбретта, познакомьтесь; Бетси Маркхэм. Скажите, Дюбретта, а вы... Нет-нет, всё! Больше никаких вопросов.

– Не сумела отыскать свободный столик, – пояснила Дюбретта. – Не возражаете, если присоединюсь к вам?

Возможно, так оно и было. Народу в баре все прибывало, и журналистка уже некоторое время топталась у стойки. Как долго, Жаклин не знала. Вполне вероятно, Дюбретта углядела, как она беседует с Джин-Валери. Но революционерка Бетси тоже заманчивая добыча для репортера, а блокнот у Дюбретты всегда наготове.

– Вы из пикета? – поинтересовалась она.

– Завидная проницательность, – похвалила Жаклин, разглядывая солдатскую униформу Бетси, всю в нашивках и бляхах.

– На что жалуетесь, Бетси? – спросила Дюбретта.

Гласность – бальзам на душу пламенного борца. Лихорадочно сверкнув глазами, Бетси зачастила:

– Авторы любовных романов увековечивают образ женщины, который по своей сути устарел! Он продиктован пренебрежительным отношением к женщине, а потому пагубен! Все тот же миф: мол, женщины мечтают, чтобы их изнасиловали. А мужчины, между прочим, по-прежнему в это верят; и когда женщина-писательница потворствует этому их отвратительному заблуждению – это не просто унизительно, а настоящее предательство!

Дюбретта строчила как заведенная.

– "...настоящее предательство", – удовлетворенно повторила она.

– Мужчины до сих пор одержимы образом, созданным больше ста лет назад в «Страстном турке», – вдохновенно продолжала Бетси. – Они... Джекки? В чем дело?

– Нет-нет, ничего, – отмахнулась Жаклин, подавив смешок.

– Ты ведь помнишь эту книжку, правда? Мы все ее читали. Как там звали ту девицу, английскую красотку?..

– В современной любовной прозе и впрямь немало от «Страстного турка», – поспешила вставить Жаклин. – Ты права, Бетси, сплошь и рядом героиню насилует сексапильный красавец, и пускай он в конечном итоге в нее влюбляется – это отнюдь не компенсирует ее мучений.

– Вот именно! – страстно вскричала Бетси.

Жаклин расслабилась: ее отвлекающий маневр сработал.

Бетси горячо продолжала:

– В современной так называемой художественной литературе, куда ни ткни, всюду женщину превращают в жертву. Возьмите ужастики или триллеры – кого там обижают и притесняют? Кого терроризируют, преследуют и истязают? Красивую молодую девушку – вот кого!

– Это все? – Дюбретта отложила ручку.

– Нет, черт возьми! – негодующе воскликнула Бетси. – Я могу еще долго говорить.

– Все в том же духе? Нет-нет, деточка, все это очень хорошо, но не могу же я повторяться на протяжении целой колонки. Неужели у вас не найдется ничего конкретного на этих людей?

– Найдется? Что, например?

Жаклин едва сдержала улыбку, а Дюбретта громко фыркнула:

– Именно это меня и раздражает в вас, реформаторах. Вы до чертиков наивны! Ходите взад-вперед, горланите свои лозунги о равенстве и справедливости, временами двинете копу по башке – да-да, моя золотая, я видела, как вы огрели бедняжку Джексона Биллингса, – и чего в итоге добиваетесь? Да ни черта! Неужели не понимаете: чтобы разоблачить и прижать к стенке врага, надо не гнушаться грязных уловок – как не гнушаются их они!

Бетси, которую не вогнало бы в краску любое непечатное словечко, сделалась пунцовой, когда ее обвинили в наивности. Почуяв в Дюбретте потенциальную союзницу, она подалась вперед:

– А вы именно это пытаетесь сделать – разоблачить их?

– Охотиться надо за теми, кто наверху, – поучала Дюбретта. – Большинство авторш – бедные простодушные недотепы вроде нас с вами, которые всего лишь стараются заработать. Они-то и есть настоящие жертвы эксплуатации – их вынуждают кропать ерунду, которая им самим противна, а заработанные гроши вытягивают издатели и агенты.

– Гроши? – вскричала Бетси. – Да вы знаете, сколько деньжищ гребут фон Дамм, Валентайн и Вандербилт?

– Можете охотиться за ними, если хотите, – невозмутимо ответила Дюбретта. – Но вы упускаете главную фигуру, которая за всем этим стоит, – паучиху в центре липкой паутины. Хэрриет Фостер. Да-да, старая добрая тетушка Хэтти. Также известная под именем Хэтти-четвертак. Большинство агентов берут десять процентов, от силы пятнадцать. Хэтти берет двадцать пять. А уж сколько она гребет неучтенкой – одному богу ведомо. Ничего бы не пожалела, лишь бы вывести на чистую воду эту слащавую, вечно улыбающуюся сучку. Если в мне только удалось...

Голос ее вдруг сорвался на хрип, и Дюбретта умолкла. Бетси подняла было руку, чтобы в лечебных целях хлопнуть журналистку по спине, но Жаклин удержала ее:

– Нет-нет, не надо. Что с вами, Дюбретта?

Через несколько секунд та расслабилась. Достала из сумки маленький пластиковый пузырек, вытряхнула пилюлю и проглотила.

– Все время забываю принимать эту отраву, – смущенно выдавила она.

– Все в порядке? – забеспокоилась Жаклин.

– Совершенно. Три пилюльки в день – и старинные ходики продолжают тикать. А теперь, Бетси, милочка, послушайте моего совета. Забудьте о своих плакатах и расплывчатой злости. Вам необходимо сделать мишенью насмешек конкретных людей. Смех – самое сильное оружие в мире. Если вы сумеете выставить на посмешище этих мерзавцев, разоблачить их притворство, лживость...

– Продолжайте! – Бетси ловила каждое слово Дюбретты.

Две седеющие головы склонились друг к другу. Какое-то время Жаклин прислушивалась, но вскоре потеряла интерес, поскольку лекция Дюбретты сводилась к общим принципам сенсационных разоблачений.

Неприязнь Дюбретты к Хэтти Фостер граничила с ненавистью. Ужимки Хэтти и ее подопечных – в особенности их вкус в области дизайна – были смешны и нелепы, что делало литераторов-романтиков более чем уязвимыми для сатиры, в которой Дюбретте не было равных. Но всем очевидная глупость – скудная пища для газетных сплетен. Тут требовалось что-то более завлекательное, желательно какая-нибудь страшная и позорная тайна. Любопытно, задумалась Жаклин, эта самая лживость, которую мечтала разоблачить Дюбретта, имеет какое-то отношение к намекам, что подбрасывали ей Джо и Джин? Если так, то в воздухе явственно попахивает шантажом. Но что тетушка Хэтти может иметь против беспечного и безобидного актера-неудачника Джо?