Текст книги "Брачная ловушка"

Глава 7

Лондон

Не обращая внимания на требования жены, лорд Кард-вейл собирался уехать в клуб. Доротея изучала свое отражение в зеркале, стоявшем на туалетном столике. Ее черты неприятно исказились.

– Когда я просила снять дом в городе, – сказала она, – я, естественно, имела в виду Мейфэр. Ханс-Таун – это район для юристов, врачей и прочих людей подобного сорта. Мне будет стыдно принять здесь своих друзей. Дом слишком маленький, обивка потертая, а мебели место в музее. У тебя нет вкуса, Кардвейл?

– Это лучшее, что смог найти мой поверенный в столь короткий срок, – мягко ответил муж. – Мы проживем здесь всего лишь месяц, пока не закончат отделку нашего собственного дома. – Тупая головная боль становилась интенсивнее. – У нас не было никакой необходимости возвращаться в Англию. Мы могли бы остаться в Париже, пока наш дом не приведут в порядок.

Опустив гребень, Доротея повернулась к мужу.

– Мы не могли остаться во Франции, и ты знаешь почему. Мы стали посмешищем. Мои бриллианты украли! И мое обручальное кольцо! Нам известно, кто вор. Но разве ты предпринял шаги, чтобы ее арестовали? О нет! Твоя кузина Элинор не может сделать ничего дурного!

– У нее алиби! Роли поручился за нее. Власти удовлетворены.

– Зато я не удовлетворена!

Вскочив, она подошла к Кардвейлу. Красивая женщина, она оставляла его равнодушным. В этом источник всех их проблем. Они поженились по банальным причинам. Он – чтобы исполнить долг перед своим родом, она – чтобы обрести опору и положение в обществе. Ни одного из них не удовлетворил результат.

– Что ты хочешь сказать? – Кардвейл потер лоб. – Ты не веришь слову Роли?

– Я хочу сказать, что у твоей кузины мог быть сообщник. Что, если кто-то украл ожерелье и спрятал так, что она сможет до него добраться?

– Отель обыскали и ничего не нашли.

– Это ничего не значит. Возможно, обыск был не слишком тщательным. А вот нам бы следовало проверить чемоданы Элли перед ее отъездом. Вместо этого, – Доротея бросила на мужа испепеляющий взгляд и, сев за туалетный столик, повернулась к нему спиной, – ты вручил ей кошелек, набитый золотыми монетами.

– Это минимальное, что я мог сделать. Она моя родственница.

–Ая твоя жена. Ты в первую очередь должен думать обо мне.

Кардвейлу казалось бессмысленным спорить о достоинствах Элли, утверждать, что он знает ее всю жизнь, что она невиновна. Поэтому он лишь заметил, что не понимает, почему надо ставить этот вопрос.

– Я тебе скажу почему. – Глаза Доротеи победно блеснули. – Сейчас я знаю кое-что, чего не знала тогда. Твой драгоценный кузен Роберт был в Париже в то же самое время, что и мы. Элли не сказала об этом леди Седжуик. Ты не находишь это странным?

– Кто сказал тебе о Робби?

– Леди Седжуик. Я на днях случайно встретила ее на Бонд-стрит. Они уехали из Парижа вскоре после нас по той же самой причине. Они не могли никуда выйти. Их тут же забрасывали вопросами о краже. – На ее губах мелькнула злобная улыбка. – Леди Седжуик рассказала мне о своей подруге, миссис Дейли, племянник которой был недавно в Париже с другом. Она спросила леди Седжуик, не довелось ли им встречаться. Фамилия племянника – Милтон, а друга зовут – ты можешь себе представить? – Роберт Бранс-Хилл. Конечно, леди Седжуик с ними не встречалась, но она твердо помнит, как Элли сказала, что ее брат в Оксфорде.

Кардвейла это позабавило.

– Молодые люди ездят в Париж не для того, чтобы общаться с друзьями их тетушек и матушек. Я удивился бы, если бы Элли знала, что Робби в Париже. Она тут же отправила бы его обратно в Оксфорд.

– Не согласна. Думаю, это подтверждает мои подозрения. Робби и Элли могли действовать заодно.

Кардвейл редко выходил из себя, общаясь с женой, но только потому, что не любил сцен. Он был безразличен к супруге. Обычно равнодушие делало его невосприимчивым ни к ее неприязни, ни к вспышкам раздражения, но эта атака на Элли зашла слишком далеко.

Голосом, не оставлявшим у жены сомнений в его решительности, он сказал:

– Советую тебе оставить свои подозрения при себе, Доротея. Если я услышу от кого-нибудь хоть слово, что Элли и Робби имеют отношение к краже, мы тут же уедем из Лондона и проведем светский сезон в Бродвью, в провинции.

Удовлетворившись, что решительно высказал свою точку зрения, Кардвейл подошел к двери.

– Не жди меня, – непринужденно добавил он, словно между ними ничего не произошло, – я пообедаю в клубе.

Подождав, пока в коридоре стихнут его шаги, Доротея дала выход своему гневу. Схватив серебряную щетку, она запустила ее в стену. Краем глаза поймав свое отражение в зеркале, она с трудом узнала себя. Злоба искривила рот и исказила черты. Вот что делает с женщиной брак с таким мужчиной, как Кардвейл.

Доротея знала способ справиться с эмоциями. Для этого нужно лишь вспомнить былые победы. Она закрыла глаза и отдалась потоку воспоминаний. Самым счастливым в ее жизни был день, когда она вышла замуж за Кардвейла. Вышла не потому что безумно его любила, а потому что ей все станут завидовать. Не каждый день дочери провинциального сквайра удается заманить в сети графа. Она достигла всего, чего хотела, – положения в обществе, мужа, который дал ей полную свободу, – роскоши, которую приносит брак с богатым мужчиной.

На этот раз испытанный прием не помог ей. Напряжение все еще сковывало плечи и шею. Если она посмотрит в зеркало, оттуда на нее глянет та же самая раздраженная женщина, что и прежде.

Доротея чувствовала себя преданной. Ее место в мыслях мужа заняла Элли Бранс-Хилл. Кардвейл не хочет и слова слышать против своей драгоценной кузины. Что в ней находят? Она дурно одета. Эксцентрична. Она обманщица.

Подумать только, дочь викария! Да она прирожденная актриса. Аврора! Какая порядочная женщина, нарядившись как особа легкого поведения, отправится флиртовать в Пале-Рояль? Но в уме ей не откажешь. Она едва не поймала богатого мужа.

Даже став женой и полновластной хозяйкой, Доротее приходилось мириться с родственниками Кардвейла. Он взял их к себе в дом еще до свадьбы. Она их одевала, кормила, заботилась об их нуждах. Никто не мог сказать, что она не исполняла свой долг. И какую благодарность она получила? Никакой. Элли скоро поняла, что в доме Кардвейла двум хозяйкам не бывать, поэтому ушла, повесив нос.

Муж тоже разочаровал ее. Он оказался совсем не таким, за кого она выходила замуж. Тогда он был воском в ее руках, теперь в нем обнаружился стальной стержень, о существовании которого она даже не подозревала.

Возможно, если бы у нее были дети, все повернулось бы по-другому. Ее власть над мужем была бы абсолютной. Но она никогда не хотела иметь детей и предприняла шаги, чтобы этого не случилось. Кардвейл уже давно не входил в ее спальню, и было поздно менять решение.

Мысль о детях заставила Доротею вздрогнуть. Ее мать родила восьмерых детей, и она не пожелала бы этого ни одной женщине. Мама состарилась раньше времени. Когда она оказывалась в интересном положении, то никуда не выезжала и не принимала гостей. Она потеряла интерес к своей внешности и жизни за пределами ее маленьких владений. Ее дети росли, презирая ее.

Нет. Об отсутствии детей Доротея совсем не жалела. Она жалела о том, что ей пришлось помогать девушке, которая сумела настроить против нее мужа. Элли Бранс-Хилл с самого начала была для нее болезненной занозой.

Она долго думала об Элли. Постепенно сковавшее ее напряжение ослабло. Когда она расправится с Элли, Кардвейл станет презирать свою кузину. Никто не захочет сказать о ней доброго слова. Наконец все узнают, какова она на самом деле. Глаза Доротеи блеснули в предвкушении падения Элли и ее братца.

Но чтобы это произошло, ей нужно действовать, осуществить задуманный план.

Она узнала об Элли больше, чем сказала Кардвейлу. Элли поселилась где-то в районе Марилебон. А вот местонахождение Робби оставалось загадкой.

С этой мыслью Доротея встала и дернула за шнурок колокольчика.

На зов явилась молодая горничная, маленькая и стройная. Она была смуглой, а глаза – удивительно светлые. Кардвейл подобрал ее в провинции, буквально умирающую от голода, и взял в дом. Девушка медленно соображала и была немногословна. Кардвейл подозревал, что она сбежала из работного дома или от жестокого хозяина, и надеялся устроить ее в прислуги. Но Доротея, заметив, что уважение к ней значительно возросло, когда знакомые узнали, что она дала приют несчастному созданию, оставила девушку у себя.

Обязанности Морри были необременительными. Она приносила вещи и разные мелочи, бегала с поручениями. Главным ее достоинством в глазах Доротеи было то, что она служила своей хозяйке с рабской преданностью.

– Как тебе идет форма, Морри, – ласково улыбнулась Доротея. Ей пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить Морри вымыться и снять свои лохмотья. – Я говорила тебе, что ты со временем привыкнешь, и была права.

Глаза Морри потеплели. Она присела в реверансе.

– Да, мэм.

– Другие слуги к тебе хорошо относятся? Горничная утвердительно покачала головой.

– Хорошо. Хорошо. – Доротея понизила голос. – Его сиятельство ушел?

– Да, мадам.

Доротея ободряюще улыбнулась.

– Ты ведь знаешь мистера Дерби, поверенного лорда Кардвейла?

Морри кивнула.

– Скажи мне, когда он придет. Только не говори другим слугам, что я хочу его видеть. Это наш с тобой секрет, Морри. Понимаешь?

Глаза Морри блеснули. Она любила тайны.

– Я никому не скажу.

– Хорошая девочка. Я знала, что могу рассчитывать на тебя.

Спустя пять минут Морри вернулась.

– Мистер Дерби в кабинете, – прошептала она. Доротея выждала еще пять минут, потом вышла из своей гардеробной.

Полу Дерби еще не было тридцати. Для своего ответственного поста он был молод и получил его по наследству. Он занял место, освободившееся после смерти отца. Старший Дерби был медлителен, трудолюбив, до определенной степени осторожен. Сын оказался его полной противоположностью. Пол был амбициозен и стремился сделать карьеру. С ростом его влияния он все презрительнее относился к хозяину. По мнению Пола, Кардвейл был не компетентен не только в роли хозяина больших владений, но и в роли мужа.

Поскольку во всех своих действия Дерби руководствовался собственными интересами, он добился расположения настоящей хозяйки дома – леди Кардвейл. Несколько месяцев назад они стали любовниками.

Временный кабинет Пола в этом снятом доме находился в задней части. Маленькая комната была не больше каморки для подсобного инвентаря. В ней стояли стол и два кресла, стопки бухгалтерских книг лежали на полу. Его спальня находилась на антресолях, там, где жили слуги. Поэтому сохранить их роман в тайне было трудно. Трудно, но возможно для двух решительных людей.

– Пол, – сказала Доротея, войдя в его кабинет, – я хочу поговорить с вами о реконструкции дома в Мейфэре.

– Да, ваше сиятельство.

От его самоуверенной кривой усмешки у нее участилось дыхание.

– Закройте дверь, – сказала она.

Выполнив ее просьбу, Пол повернулся к ней. Его бесстыжие глаза неторопливо прошлись по ее фигуре.

Теперь, когда никто не мог их слышать, она отбросила притворство и забыла о реконструкции дома.

– Я узнала, что кузина Элли живет где-то в Марилебоне. Если мы найдем ее, она приведет нас к своему братцу.

Доротея не стала вдаваться в дальнейшие разъяснения. Пол не глуп и знает, что делать. Он медленно кивнул:

– Предоставьте это мне.

Она вздрогнула от внезапного возбуждения. Вот человек, который знает, что такое быть мужчиной. Она ощущала опасность, силу и волю, равную своим собственным. Пол ее не разочаровал. Он запер дверь.

Задрав юбки ей на бедра, он сказал низким тягучим голосом:

– Я не могу думать, когда вы так на меня смотрите.

– Тогда не думайте.

Взяв его за голову обеими руками, она прикусила его нижнюю губу своими острыми зубками.

Когда она приоткрыла рот, он хрипло спросил:

– А как же ваш муж?

– Морри скажет мне, когда он вернется. Не волнуйтесь, I Пол. Я все продумала.

Кардвейл недолго пробыл в клубе. Там было слишком много знакомых, желающих услышать о Париже и краже бриллиантов. А он хотел побыть наедине со своими мыслями.

Он прошелся по Сент-Джеймс-Парк, потом вдоль берега реки, не обращая внимания на холод и ветер. Случайно он добрел до конюшни, где можно было взять лошадь. Он знал, где хочет сейчас оказаться. И хотя его собственная конюшня располагалась неподалеку, он нанял верховую лошадь и отправился в Хампстед. Так Доротея никогда не догадается, где он был.

Коттедж принадлежал нескольким поколениям его семьи. Коттедж не слишком верное название. Это было двухэтажное кирпичное здание, без излишних претензий, но приятных пропорций, с участком земли в один акр. Летом, когда буйно цвели сады, воздух благоухал ароматами роз, лилий, жимолости и других цветов, названий которых он не знал.

Сейчас, в зимний день, голые ветки и черная земля вполне соответствовали его пустой и бесплодной жизни.

Поставив лошадь в конюшню, Кардвейл вошел в дом. Слуг здесь не было. За домом присматривал житель ближайшей деревни, приходивший через день. На некритический взгляд Кардвейла, в доме было чисто и опрятно. В отличие от жены случайные пылинки его не волновали.

Это был тот самый коттедж, в котором он предложил пожить Элли перед ее отъездом из Парижа. Этот дом, скорее подходящий для семьи врача или викария, был ему больше по вкусу, чем дворцовая пышность Бродвью, их семейной обители в Хэмпшире. То, что он предпочитал именно этот дом, должно было подсказать ему, какой тип женщины следовало ему выбирать в жены. Ведь тот, кто делает выбор, потом расплачивается за его последствия.

Кардвейл вошел в гостиную, налил себе бренди, зажег огонь в камине, затем опустился в кресло и погрузился в размышления.

Ему пришло в голову, что следует продать этот дом. Теперь он никому не нужен. Нет ни братьев, ни сестер, ни детей, для которых стоило беречь его. Но мысль о продаже дома ужаснула Кардвейла. Дом был его святыней.

Он задержался на этой мысли, и интуиция привела его к решению. Он не станет продавать коттедж. Вместо этого он найдет близкого по духу человека, с которым будет жить в этом доме.

Мысли Кардвейла перешли на Элли. Ради собственного душевного спокойствия надо что-то для нее сделать.

Глава 8

Сэр Чарлз мог сообщить Джеку перед его отъездом из Парижа только то, что Элли снимает меблированные комнаты в доме на Генриетта-стрит. Там она останавливается всякий раз, когда оказывается без работы. Что ж, ему почти по пути, подумал Джек. Генриетта-стрит находится по одну сторону Оксфорд-роуд, а Парк-стрит, где стоит его дом, – по другую. Это расстояние можно пройти пешком меньше чем за полчаса.

Джек мог отправиться в Оксфорд – тоже недалеко от города – и сначала поговорить с ее братом. Но, обдумав ситуацию, решил, что это только рассердит Элли или по меньшей мере насторожит. Для всех будет лучше, если ему удастся расположить ее к себе, и в разговоре с Робби она будет его союзником. Она должна понимать – или придется ее в этом убедить, – что Робби должен вернуть себе доброе имя.

Расположить Элли к себе? Склонить на свою сторону? Джек понятия не имел, как это сделать, несмотря на веру сэра Чарлза в силу его убеждения. Если обаяние и искренность не помогут, придется перейти к угрозам. Но в прошлом подобный прием никогда на нее не действовал. Почему это должно измениться теперь?

В его мыслях причудливо сплеталось прошлое и настоящее. Воспоминания, надо отдать им должное, развлекли его во время пятичасового пути из Дувра.

Благополучно добравшись до Лондона, Джек появился на Парк-стрит, как раз когда его бабушка и сводная сестра Каро возвращались с прогулки по магазинам. Увидев их, Джек удивился, поскольку считал, что они останутся в провинции еще месяц, до начала светского сезона. Каро, которой только что исполнилось семнадцать, ждала этого с нетерпением. Ей предстояли первый выход в свет, многочисленные балы, приемы и прочие развлечения. Интересно, ее заставило приехать в Лондон нетерпение, или была другая причина, заставившая изменить прежние намерения?

После традиционных поцелуев и приветствий Джек спросил о Френсис, вдове покойного брата. Она гостила у родителей в Уэльсе, раньше чем через две недели ее не ждали. Это было большим облегчением. Общение с Френсис в Лондоне было для него тяжким испытанием. Она считала, что он должен повсюду сопровождать ее. Отдав слугам пальто и покупки, бабушка отправилась в свою гостиную, где в камине уже весело горел огонь. Она велела лакею принести чай, и, как только за ним закрылась дверь, в разговор вступила Каро. Ее темные глаза весело поблескивали. С присущим ей озорством она спросила:

– Ну, где же невеста? И не говори, что ты все еще холостяк! Горничная! Только этого нам не хватало!

Улыбка Джека была немного натянутой.

– Не перестаю удивляться, какое удовольствие благородные дамы находят, пересказывая грязные сплетни. Мне нужно было чаще мыть тебе рот, когда ты была ребенком.

– Это не ответ, – запротестовала Каро.

Бабушка, которая обычно призывала Каро к порядку, смотрела на него с таким же живым интересом, как и его сестра.

Джек прикрыл глаза.

– Так вот зачем вы вернулись в Лондон! Чтобы выспрашивать подробности о пустяковом инциденте, раздутом до небес. Что вы слышали?

– Что ты и Элли Бранс-Хилл провели ночь в твоих апартаментах в Пале-Рояле, – ответила бабушка.

– Я спас ее из неожиданно вспыхнувшей драки, – небрежно повел плечом Джек, – вот и все.

– Слава Богу, у тебя хватило здравого смысла не сделать этой женщине предложение, – сказала Каро.

В голосе сводной сестры, в ее словах было что-то, задевавшее Джека.

– Позвольте мне уточнить, иначе недоразумения будут нарастать как снежный ком. Мисс Бранс-Хилл не горничная, а респектабельная компаньонка.

– Если она такая респектабельная, – придралась к его словам Каро, – что она делала ночью в Пале-Рояле, когда ей следовало быть в постели?

– Каро! – увещевала внучку бабушка. – Ты не должна верить всему, что рассказывают твои подруги. Я уверена, что этой буре в стакане воды есть вполне разумное объяснение. – Повернувшись к Джеку, вдовствующая графиня Роли пояснила: – Подруга Каро, дочка Кортни, сейчас с родителями в Париже. Вот почему твоя сестра так осведомлена. Я уверена, что большей частью все это чепуха и ты объяснишь недоразумение.

– Спасибо, – ответил Джек. – Мне остается лишь добавить, что единственная причина, по которой вы не можете пожелать мне счастья в семейной жизни, заключается в том, что эта девушка ни за что на свете не примет мое предложение.

Ошеломленные, бабушка и сестра молчали, не зная, что сказать. Бабушка опомнилась первой. Сухим тоном она заметила:

– Надеюсь, это послужило тебе хорошим уроком! Но, слава Богу, есть женщины, у которых на уме не только богатство и положение в обществе. Ничего другого я от Элли не ожидала. Еще девочкой она болезненно воспринимала любое проявление снисходительности. Не могу сказать, что это хорошо, но…

– Бабушка, – воскликнула Каро, – вы знаете эту девушку? Губы пожилой женщины дрогнули, потом она улыбнулась:

– Можно сказать, я знала ее еще до ее рождения. Это все, что тебе удастся у меня выведать, пока я не поговорю с Джеком. Каро, тебе нужно проверить, все ли готово к вечеру. – Джеку бабушка пояснила: – Я устраиваю музыкальный вечер для ближайших подруг Каро и их родителей. Мои знакомые тоже приедут. Для твоей сестры это будет нечто вроде проверки, как она сумеет держаться в светском обществе. Будет генерал Бэрд и…

– Генерал Бэрд, – с чувством сказала Каро, – отсталый и старомодный. Он только и говорит о сражениях. Никогда не знаю, что ему сказать.

– Попытайся с ним пофлиртовать, – без всякого сочувствия посоветовал ей брат. – На старых чудаков вроде меня это всегда действует.

– Надеюсь, ты к нам присоединишься, Джек? – сказала бабушка.

– К сожалению, – ответил внук, радуясь возможности избежать скучной обязанности слушать пение и игру Каро и ее подруг, – у меня уже есть договоренность.

– С мисс Бранс-Хилл? – с напускной скромностью поинтересовалась сестра.

– Каро! – Бабушка указала на дверь. – Сейчас же! Испустив томный вздох, Каро встала.

– Есть много способов заманить мышку в ловушку, – мрачно сказала она и вышла из комнаты в тот момент, когда лакей принес поднос с чаем.

– Поставьте сюда, Симпсон, – сказала бабушка. Пока бабушка разливала чай, Джек, откинувшись на спинку кресла, разглядывал ее. Для восьмидесятилетней женщины она выглядела удивительно молодо. Вдовствующая графиня признавалась, что ее девичий цвет лица – иллюзия, он зависит от флаконов и пузырьков на ее туалетном столике. Но умный взгляд живых голубых глаз и гибкая фигура не были плодом косметического искусства.

Джек машинально взял из рук бабушки чашку. Хотя он был равнодушен к чаю, ритуал был привычен и вызывал множество приятных воспоминаний. Мальчиком он часто пил чай с бабушкой. Ее комната казалась теплее и уютнее любой другой в доме и была островком безопасности, где он мог высказывать свои мысли без страха, что его станут презирать. В детстве он считал, что бабушка – мать его мамы. Она так не походила на его отца, что Джек не мог заметить никакого сходства ни во внешности, ни в манерах.

Когда мать Джека умерла, бабушка ненадолго переехала в родовой дом, чтобы заполнить пустоту. Его отец снова женился – в памяти Джека всплыла холодная женщина, – и все тепло дома потихоньку исчезло. Во втором браке у отца родилась дочь Каролина, но ее появление никак не повлияло на него. К дочери он относился так же сдержанно, как и к сыну. Положение детей различалось лишь тем, что Джека строже воспитывали. Но самая строгая дисциплина выпала на долю первенца, старшего брата Джека Седрика.

– О чем ты думаешь? – спросила бабушка.

– Что? – невпопад сказал Джек.

– У тебя такой мрачный вид.

– Я думаю о Седрике. – Он отпил глоток чаю. – Я прошел войну и вернулся без единой царапины. Это несправедливо.

– Седрик никогда не был крепким. У него была слабая грудь, как и у твоей матери. В сущности, он во многом походил на мать. – Легкая улыбка скользнула по губам пожилой дамы. – Он так старался стать таким, каким его хотел видеть отец. Этого не случилось. Природу не переделаешь.

Ее голубые глаза затуманились, она тихо вздохнула. Подняв глаза, бабушка продолжила:

– Твой отец был злейшим врагом самому себе. Он был одинок, и в этом ему некого винить, кроме себя. Но хватит об этом. Я знаю, что ты пришел ко мне не для того, чтобы удовлетворить мое любопытство. Что ты хочешь узнать?

Да, бабушка Ригг не глупа. Джек не мог удержаться от улыбки.

– Я хочу знать все, что тебе известно об Элли Бранс-Хилл и ее семье. Не питай надежд, бабушка. Я не все сказал Каро. Не только Элли ни за что не примет моего предложения. Это чувство обоюдно.

Взгляд бабушки стал пристальным.

– Ты не хочешь пояснить свое заявление?

– Нет!

– Мне неприятно было бы думать, что чувства Элли задеты.

– Бабушка…

– Хорошо. Но хотя бы объясни, почему ты хочешь знать о ней. Если ты не собираешься жениться на этой девушке, к чему беспокойство?

Джек не хотел упоминать о трудностях Робби, поэтому рассказал все, что посчитал нужным.

– Я обязан убедиться, что она не слишком пострадала из-за этого глупого приключения.

– Что ты станешь делать? – Бабушка отпила глоток чаю.

– Сегодня днем отправлюсь к ней. Бабушка поперхнулась.

– Если узнаю, где она живет, – добавил Джек. Придя в себя, она раздраженно сказала:

– Это не поможет, даже наоборот. Я рада, что у тебя есть совесть, но для блага Элли пусть кто-нибудь другой действует от твоего имени. Мужчинам все можно, правила на них не распространяются. А репутация женщины должна быть незапятнанной. В глазах общества, за исключением тех, кто ее знает, репутации Элли уже нанесен ущерб.

Сказано верно, но у Джека не было возможности свернуть с пути, даже если бы он этого хотел. Его задача – взять под опеку Робби Бранс-Хилла, пока сэр Чарлз расследует дело. Помощь Элли имела решающее значение.

– Я буду осторожен.

По глазам бабушки было понятно, что она не слишком доверяет его словам. Собираясь с мыслями, она перевела взгляд на окно.

– Что я могу рассказать тебе об Элли и ее семье? Немногое. Ты знаешь ее не хуже других. Ты ведь, кажется, провел у них лето?

– Чья это была идея?

– Моя, конечно. Твой отец подыскивал тебе учителя, и я предложила доктора Бранс-Хилла не только из-за его репутации ученого человека. Я считала, что тебе полезно на время расстаться с отцом и мачехой. Седрик был другой. Он никогда не спорил и не возражал отцу.

Те дни хорошо сохранились в памяти Джека. Но он вспоминал о них только тогда, когда кто-нибудь заговаривал об этом. Он пережил в жизни слишком многое, и теперь эти болезненные воспоминания редко тревожили его душу.

– Ты как-то сказала мне, что Бранс-Хиллы все были чудаковатые, – сказал он.

– Разве? Я хотела сделать комплимент. Думаю, в приходе тебе понравилось.

– Да.

– А твой отец был доволен результатом. Доктор Бранс-Хилл открыл тебе секрет, как овладеть греческой и латинской грамматикой. Он сказал, что тебе просто нужно поверить в собственные силы.

У Джека на кончике языка вертелись слова, что его заставило овладеть греческой и латинской грамматикой сильное желание поставить на место одну дерзкую девчонку-всезнайку.

В глазах бабушки мелькнула искра подозрения, поэтому он беспечно сказал:

– Да, Бранс-Хилл замечательный человек. Что с ним случилось?

– Он умер, когда Элл и было двадцать. Я это помню, потому что была на его похоронах. Ее мать умерла за несколько лет до этого. Это было поразительно, ведь она была значительно моложе мужа. Он поздно женился. Вскоре после смерти отца Элли с братом стали жить у лорда Кардвейла, дальнего родственника по матери. Он несчастный человек, сначала над ним измывалась мать, теперь жена. Элли там недолго задержалась.

– У тебя острая память.

– Да, для отсталой старухи я еще хоть куда. Джек рассмеялся:

– А как насчет сына? Что ты можешь сказать о нем?

– О Роберте? Не слишком много. Он был воспитанным мальчиком, но не таким умным, как его сестра. Она целиком посвятила себя ему, насколько я слышала. В сущности, она его этим портит.

– Бабушка! Ты настоящий кладезь информации. Откуда ты все это знаешь?

Она пожала плечами:

– У меня есть друзья, с которыми я поддерживаю переписку. Может быть, ты помнишь Агату Лайл? Ее младший внук учится в Оксфорде и хорошо знает Роберта. Кроме того, леди Элизабет Стюарт, жена посла, держит меня в курсе последних новостей.

Интерес Джека обострился.

– Леди Элизабет знает Элли?

– Через сэра Чарлза. Отец Элли – его крестный и принимал в нем живейшее участие, когда тот был мальчиком. Они были очень близки. Думаю, он мог бы больше сделать для Элли и ее брата, но она слишком горда, чтобы принимать милостыню.

Тайна раскрылась. Теперь Джек понял, почему сэр Чарлз испытывал живой интерес к сестре и брату Бранс-Хилл.

Что это за женщина? Все хотят ей помочь, но она отвергает помощь.

– Никому не нравится быть бедным родственником, Джек, – мягко сказала бабушка. – Кому, как не тебе, младшему сыну, этого не знать.

Помолчав, он улыбнулся:

– От тебя ничто не укроется.

– О, я бы этого не сказала. Ты так и не рассказал мне, что произошло между тобой и Элли.

– Ничего не произошло, бабушка, – с милой улыбкой ответил Джек. – Как я уже сказал, я спас ее из возникшей потасовки. И понятия не имею, зачем она оказалась в Пале-Рояль.

– Я верю тебе, дорогой, – кивнула головой бабушка, – но сомневаюсь, что свет этому поверит.

Джек вздохнул:

– Скажи мне, где она живет.

Элли отрегулировала пламя лампы, чтобы было удобнее читать. Сквозь маленькие окна квартирки, расположенной в полуподвале, даже днем не проникал ни один солнечный луч.

Она считала это жилище не домом, а лишь временным пристанищем, когда оказывалась без работы. Это была дешевая удобная квартира, где можно хранить принадлежавшую матери мебель. А когда Элли казалось, что стены давят на нее, рядом был Гайд-парк. Обычно она много гуляла там, но не сегодня.

Когда она прочитала пришедшие дневной почтой письма, искры надежды погасли. Поэтому она заварила себе травяной чай и хорошенько выплакалась.

Элли не могла остановиться и снова перечитывала эти письма. Даже сейчас она села к столу и, развернув, опять просмотрела их. В следующем было то же, что и в предыдущем. Место, о котором она просит, уже занято, спасибо, и так далее, и тому подобное. Ей отказывали, даже не побеседовав с ней.

Ее имя говорило само за себя, хотя она снова взяла фамилию Бранс-Хилл. Но это не помогло, весть о ее бесчестье разошлась меньше чем за две недели.

– Во всяком случае, – вслух сказала она, – среди богатых лондонских семей, которые могут себе позволить платить компаньонке.

Она снова разговаривает сама с собой. Чего ей хотелось, так это завести маленькую собачку. Тогда она могла бы высказывать свои мысли вслух без ощущения, что сходит с ума.

Нужно начать все сначала, только на этот раз ей придется поискать место за пределами Лондона, там, где никто не слышал фамилии Бранс-Хилл. Но не слишком далеко. Ей хотелось быть поближе к Робби.

Вздохнув, Элли развернула утреннюю газету и принялась отмечать все заслуживающее интереса.

Ей на глаза попалось объявление. Растущая семья доктора из Хампстеда ищет экономку.

Хампстед. Это название подхлестнуло ее память. После ужасной катастрофы в Париже ее кузен предложил ей пожить в коттедже в Хампстеде. Будь его жена другой женщиной, у Элли возникло бы искушение принять это предложение. Но она не даст Доротее шанса снова испортить ее жизнь. Бедный Кардвейл.

Элли в который раз перечитала объявление.

Растущая семья.

Значит, ей придется быть не только экономкой, но и нянькой. Это хуже, чем ее прежняя работа, но лучше этого унылого полуподвала.

Можно снова стать Авророй. Одна ночь может решить все проблемы.

Или снова обернуться фиаско, как в последний раз.

Не давая себе увлечься этой мыслью, Элли поставила галочку около объявления о месте экономки в Хампстеде. Ей нравились и свежий воздух провинции, и небольшая удаленность от Лондона.

На полке в камине засвистел чайник. Элли поднялась и заварила свежий чай. Когда он настоялся, она налила себе чашку и, чтобы успокоить нервы, добавила чайную ложку домашней настойки, изготовленной по рецепту матери. Это сильное средство предназначалось для хозяйки дома, которая с трудом засыпала от многочисленных забот. У здоровой молодой девушки таких проблем не бывает.

Эта мысль только усугубила ее депрессию.

Элли сидела перед камином, вытянув ноги к тлеющим углям, чтобы согреться, и прихлебывала горячий чай. Это было самое теплое место в доме. В ее спальне, располагавшейся за занавесом в алькове, было холодно как в могиле.