Текст книги "Алый ангел"

Глава 1

1803 год, одиннадцать лет спустя

Лорд Лэнсинг, молодой человек лет тридцати, сидел, уютно устроившись в огромном мягком кресле в спальне герцога Дайсона в его просторном доме на Ганновер-сквер. Лорд размышлял о будущем, ожидавшем Европу теперь, когда Наполеон Бонапарт заполучил бразды правления Францией. И мысли Лэнсинга были довольно мрачными.

– Ты найдешь, что Лондон сейчас практически опустел, – заметил лорд, рассеянно теребя локон своих светлых волос.

Кэм Колбурн, герцог, полностью скрылся в воде, наполнявшей ванную, и через мгновение вынырнул, подняв кучу брызг.

– Думаешь? – Он энергично тряхнул головой, так что вокруг разлетелись капельки воды.

– Саймон, будь другом, подай мне вон то полотенце.

Лорд Лэнсинг послушно взял теплое полотенце с полки у камина и бросил другу. Поймав его одной рукой, Кэм, обнаженный, вышел из медной ванны и стал энергично вытираться.

Через несколько минут Лэнсинг продолжил развивать свою мысль:

– Да, все это из-за мирного договора.

– Что из-за мирного договора? – спросил Кэм.

Он уже надел чистое белье и застегивал пуговицы на атласных брюках.

– То, что Лондон практически опустел, – объяснил Лэнсинг.

На вопросительный взгляд друга он ответил:

– Такое впечатление, что не только люди, но даже каждая собака отправилась в Париж, чтобы посмотреть на этого Бонапарта.

– Ситуация скоро изменится. Через месяц-другой мы опять будем воевать.

Лэнсинг фыркнул:

– Только если мистер Питт сможет убедить оппозицию стать на путь истинный.

– Мистер Питт прекрасно умеет убеждать, – снисходительно заметил Кэм. – Где мои туфли? А, вот они.

Поверх белых шелковых чулок Кэм обул пару изысканных черных туфель с серебряными пряжками. Заметив какое-то пятнышко на носке правой туфли, герцог тихонько выругался.

– Ты ведь не в восторге от лидера оппозиции, правда, Кэм?

– Ты о мистере Фоксе? Он мне вообще не нравится. Ведь он же закоренелый виг! Такие люди самые опасные. Где, черт возьми, мой галстук?

– На спинке стула, там, где ты его положил. И, что гораздо важнее, где, черт побери, твой камердинер?

– Что? А, он остался в Данрадене, – ответил Кэм, имея в виду свое фамильное гнездо в Корнуолле, неприступную крепость, стоявшую обособленно на берегу Ла-Манша.

– Сколько времени ты провел в дороге?

– Три дня. Благодарю за сообщение, Саймон. Я ни за что на свете не пропустил бы этой встречи.

– Мистер Питт очень настаивал на твоем присутствии. Кажется, он думает, что если кто-то и сможет убедить Фокса умерить свой ораторский пыл в палате лордов, так это ты.

– Неужели? – Кэм ловко повязал безукоризненно чистый белый галстук, да так искусно, что заворожил своего собеседника.

– Он не говорил почему?

Придя в себя, Лэнсинг ответил:

– По-моему, он считает, что ты изучил мировоззрение мистера Фокса и, если у нас возникнут трудности, будешь знать, какой линии поведения придерживаться.

– Фокс – идеалист и либерал, – сказал Кэм. – Это все, что нам нужно знать.

Бросив на друга умоляющий взгляд, Кэм попросил:

– Прошу тебя, Саймон, побудь одну минутку моим камердинером.

Лэнсинг помог другу облачиться в плотно пригнанный темно-синий вечерний пиджак с серебряными пуговицами.

– Вот так! Сам Бруммель не смог бы к тебе придраться.

Саймон отступил назад, чтобы полюбоваться покроем пиджака друга.

– Кто твой портной?

– Уэстон с Олд-Бонд-стрит. Ты его знаешь?

– Вот это да, Кэм! Это же портной Бруммеля!

– Правда? – Кэм скорчил рожу собственному отражению в высоком зеркале-псише,[9]9
  Псише – старинное зеркало в раме с особыми стержнями, позволявшими устанавливать его в наклонном положении.


[Закрыть] затем повернулся к своему другу.

– Ну что? Я достойно выгляжу, или мой камердинер прав, когда говорит, что без его услуг я беспомощен, как дитя?

– Вполне, – ответил Лэнсинг.

Без зависти он думал о том, что его друг великолепен. Вдобавок к титулу и состоянию, герцог Дайсон обладал необычайно привлекательной внешностью, а его физической форме позавидовал бы любой профессиональный спортсмен. Более того, в нем было нечто, какая-то обособленность, которая вызывала желание подружиться с ним и в то же время пресекала фамильярность. Лэнсинг считал, что ему необычайно повезло стать одним из немногих близких друзей Кэма.

– Откуда у вас, корнуоллцев, такие неимоверно голубые глаза?

– От наших родителей, – сухо ответил Кэм и осторожно воткнул алмазную булавку в узел галстука.

– Какой повод для столь официального наряда? – спросил Лэнсинг.

– Луиза. Она устраивает прием для кого-то из своих соотечественников. Я собираюсь зайти туда позже, после встречи с мистером Питтом и мистером Фоксом. Тебя приглашают, если ты хочешь пойти.

– Мой французский недостаточно хорош, – с надеждой в голосе произнес Лэнсинг.

– Вздор. Эти французские immigres с удовольствием попрактикуются в английском, беседуя с тобой. Кроме того, поскольку к концу недели мы будем во Франции, тебе самому стоит попрактиковаться.

– Как поживает Луиза?

Кэм, поправлявший кружево на манжетах, моментально замер и вопросительно посмотрел на друга.

– Нормально, насколько я знаю. Разве нет?

Лэнсинг взглянул на Кэма скептически.

– Кэм, ты что, не понимаешь? Тебе все равно? Ради всего святого, эта женщина – твоя любовница, она с тобой уже два года. Как ты можешь уезжать, оставляя Луизу без присмотра, и не видеть ее месяцами? Она прекрасна и желанна. От добра добра не ищут.

Кэм поднял брови.

– Что? Она нашла себе другого покровителя?

– Насколько я знаю, нет. Но дело не в этом.

Лэнсинг покачал головой, заметив равнодушие в голосе друга. Саймон открыл было рот, чтобы выразить протест по этому поводу, но передумал.

– Не важно. Прости, что заговорил об этом.

– Нет, нет! Говори, я хочу это услышать.

– Даже не знаю, как сказать. Нет, знаю. Я размышлял о твоем мировоззрении, Кэм, и… – Лэнсинг заколебался.

– И? – подбодрил его Кэм.

Беспомощно пожав плечами, Лэнсинг сказал:

– Иногда у меня возникает вопрос: волнует ли тебя что-нибудь, кроме собственных проблем.

– Так. Значит речь на самом деле не о Луизе. Я прав? Не темни. Если не хочешь ехать со мной во Францию, просто так и скажи.

– Ты знаешь, что это не так. Просто… ну… только не обижайся, но все это кажется таким надуманным.

Когда Кэм впервые предложил дерзкий план шантажа одного из министров Бонапарта ради получения важнейшей военной информации, Лэнсинг его охотно поддержал. Саймона смущало только то, что лидер их партии, мистер Питт, не будет посвящен в этот план. В некоторых ситуациях герцог Дайсон был сам себе голова. Лорд Лэнсинг был кое-чем обязан неординарным методам друга. И только когда Кэм полностью раскрыл Лэнсингу свой замысел, лорда начали снедать сомнения.

Кэм наполнил два хрустальных стакана из графина с бренди, вручил один из них Лэнсингу и, усаживаясь в соседнее кресло, сказал:

– Ты знаешь мнение мистера Питта на этот счет. Несмотря на угрозу в лице мистера Фокса, к маю война с Францией возобновится. А это всего через несколько недель. Можно ожидать, что к концу года Наполеон Бонапарт отправит в Англию армаду, чтобы вторгнуться в нашу страну и покорить нас. Если нам удастся на шаг опередить французов, ради этого можно пойти на любой риск.

– Да, но…

– Что?

– Обязательно ли впутывать в это девушку? Она так молода.

– Габриель де Бриенн восемнадцать лет. Я думаю, это не так уж мало.

Что-то мелькнуло в глазах Кэма так быстро, что Лэнсинг засомневался, не показалось ли ему. Он покачал головой.

– Этот Маскарон, ее дедушка…

– Заместитель морского министра.[10]10
  Во Франции с 1791 по 1947 гг. существовало отдельное Морское министерство. Основной функцией этого института было руководство военно-морским флотом и колониями страны. Главу министерства называли морским министром


[Закрыть]

– Нельзя ли найти какой-нибудь другой способ получить от него эту информацию? Похитить его внучку и держать ее в качестве заложницы… по-моему, это не по-джентльменски.

Кэм издал резкий, язвительный звук и внезапно отставил свой стакан.

– Не по-джентльменски? – спросил он. – Боже правый! Это же война! И Маскарон занимает такой пост! Он может сообщать нам диспозицию французского флота! Информировать нас, где и когда Бонапарт намерен атаковать! – Немного спокойнее Кэм продолжил: – В любом случае, уже поздно что-то менять. Все подготовлено. Однако, если ты не хочешь принимать в этом участия, я тебя не держу.

Лэнсинг не выдержал холодного взгляда Кэма, опустил глаза и прокашлялся.

– Ты действительно считаешь, что я не поддержу тебя в этом деле, когда ты уже твердо решил довести его до конца? Тогда ты плохо меня знаешь, Кэм.

– Мне известно, что ты очень предан своим друзьям.

– Моя семья перед тобой в неоплатном долгу. Как подумаю, что ты рисковал своей политической карьерой, спасая моего сорвиголову-братца…

Кэм отмахнулся:

– Это давняя история, Саймон. Давай забудем о ней.

Герцог предложил еще бренди и, наполняя оба стакана, спросил:

– Как дела у Джастина? Ты давно о нем не вспоминал.

Лэнсинг ухмыльнулся.

– Он служит в британской армии на заставе под названием Форт-Йорк.

– В Верхней Канаде?

Лэнсинг кивнул, и Кэм усмехнулся.

– Там молодой повеса не попадет в переделку.

– Я очень на это рассчитываю, – сказал Лэнсинг.

Кэм стал серьезным.

– Канада – не Ирландия, Саймон. Будь спокоен. Я убежден, что конфликт Джастина с этими заговорщиками исчерпан.

– Да. Похоже, он усвоил полезный урок, слава тебе, Господи!

Спустя некоторое время Лэнсинг осторожно сказал:

– Кэм, я о девушке…

– О Габриель? Что?

– Я тебя предупреждаю: по отношению к ней мы действуем на свой страх и риск. Мистер Питт никогда официально не одобрит похищение девушки. И если мистер Фокс каким-то образом узнает об этом, он с огромным удовольствием уничтожит нас обоих.

– Ты хотел сказать, уничтожит меня – усмехнувшись, произнес Кэм.

Он встал, показывая, что пора идти.

– Да. Я думаю, мистер Фокс не любит тебя, так же как и ты его.

– Зря ты так переживаешь, Саймон. Когда мы спрячем девушку в Данрадене, маловероятно, что кто-то узнает об этом. А даже если и узнают, у меня есть вполне правдоподобное оправдание ее присутствия. Кроме того, у меня имеется преимущество перед мистером Фоксом: мне известен ход его мыслей.

Кэм пошел вперед по широкой консольной лестнице. Когда молодые люди достигли парадного входа, появился швейцар со шляпами и тростями обоих друзей. Ни один, ни второй не стали надевать пальто, поскольку этим апрельским вечером было довольно тепло.

– Тогда у тебя преимущество почти перед всеми, – задумчиво сказал Лэнсинг.

– Прошу прощения?

Кэм подозвал экипаж, стоявший на площади. Приказав кучеру ехать к апартаментам мистера Питта на Бейкер-стрит, Дайсон взобрался на сиденье рядом с Лэнсингом.

Экипаж тронулся в путь по мощенным булыжником улицам района Мейфэр. Спустя несколько минут Мейфэр остался позади и карета, переехав Оксфорд-роуд, оказалась в районе Марилебон.

– Что ты говорил? – вежливо осведомился Кэм. Казалось, что мыслями он где-то очень далеко.

Лэнсинг сдержал вздох. Он собирался сказать, что у Кэма было преимущество практически перед всеми, благодаря тому, что никто не мог проникнуть в его мысли. Но Лэнсинг передумал и вместо этого произнес какую-то ничего не значащую банальность, которая была принята за чистую монету. Больше за короткую дорогу до Бейкер-стрит никаких серьезных вопросов не поднимали.

Пять джентльменов непринужденно сидели вокруг стола в весьма элегантно обставленной столовой мистера Питта в его апартаментах на Бейкер-стрит и отдавали дань превосходному ужину. При других обстоятельствах эти джентльмены могли бы ужинать в любом из своих клубов на Сент-Джеймс-стрит. Но тогда, несомненно, люди стали бы удивляться и болтать, что непримиримые политические враги, Чарльз Фокс и Уильям Питт, сидят за одним столом. Уединившись за закрытыми дверями, эти виги и тори, обладающие завидным влиянием и положением в обществе, не только вызвали бы досужие сплетни. Они навлекли бы на себя подозрения всего мира, причем вполне заслуженные.

Организатором ужина был мистер Уильям Питт. Он подал в отставку всего год назад в знак протеста против позиции монарха по ирландскому вопросу. Однако именно мистер Питт вместе с несколькими выдающимися молодыми людьми, двое из которых, Кэм и Лэнсинг, сидели за столом этим вечером, за кулисами по-прежнему руководил партией тори и принимал непосредственное участие в управлении страной. Человек, занимающий сейчас должность премьер-министра, не обладал реальной властью, и все присутствующие знали это.

Напротив мистера Питта сидел Чарльз Джеймс Фокс, лидер оппозиции. Мистеру Фоксу было около пятидесяти пяти, и он был старше всех присутствующих. Хороший друг мистера Фокса и его коллега, драматург Ричард Шеридан, восседал по правую руку от лидера оппозиции.

Фокс поместил свое огромное тело на не слишком просторном шератоновском стуле с высокой спинкой и спокойно взирал на присутствующих. На мгновение забывшись, он без тени самодовольства подумал, что если бы прямо сейчас произошла какая-то страшная катастрофа и столовая мистера Питта вместе со всеми находящимися в ней людьми исчезла с лица земли, это был бы очень печальный для Англии день. Но, случайно поймав на себе взгляд герцога Дайсона, мистер Фокс тут же поправил себя. «Нет, – подумал он, – если столовая мистера Питта взлетит на воздух после того, как они с Шериданом ее покинут, это вовсе не будет событием, печальным для Англии».

Фокс поднес ко рту белую полотняную салфетку, чтобы никто не увидел его порочной улыбки. Он настроился ждать так долго, как только у него хватит терпения, пока мистер Питт не решит объяснить, какой смысл в этом неофициальном собрании вигов и тори, сидящих обычно по разные стороны в палате лордов и спорящих друг с другом рьяно и красноречиво практически из-за каждой политической проблемы.

Фокс встретился взглядом с его светлостью, и спокойствие лидера вигов начало таять. Камилл Колбурн был одним из злейших врагов Фокса. Хотя герцог неизменно отклонял предложения мистера Питта занять какую-либо должность, он всегда был за кулисами и использовал свое влияние и красноречие, чтобы формировать политику тори согласно своим желаниям.

Дайсон был не только прекрасным оратором – все сидевшие за столом могли это подтвердить, – но и мыслителем. Он обладал безукоризненной логикой, а его речи в парламенте всегда убеждали. Дайсон был жизненно необходим Питту, а для Фокса был словно кость в горле. Слишком много молодых вигов, которые иначе Питта и знать бы не захотели, оставили ряды партии из-за великолепных речей Колбурна. Возможно, этого следовало ожидать.

Пятый герцог Дайсон был чрезвычайно популярен среди представителей обоих полов. Молодые франты во всем подражали герцогу, а хозяйки светских раутов буквально из кожи вон лезли, чтобы он принял приглашение на их вечер. Нельзя сказать, что Дайсон стремился к такой популярности. Наоборот, он был сдержанно холоден со всеми, за исключением избранных.

Вполне естественно, что не многие женщины могли устоять перед ним. Но Дайсон не был донжуаном. Если у него и имелись недостатки, то он их скрывал. Этот человек был загадкой, а мистер Фокс не любил загадок в политике. Загадочные люди непредсказуемы, а потому им нельзя доверять.

Но причина его нелюбви к герцогу была глубже. Как для молодого человека, герцогу не хватало страсти. Он был слишком уверенным в себе, слишком хорошо контролировал свои чувства. В этих голубых корнуоллских глазах никогда не отражались его истинные чувства.

И когда виконт Каслри (который тоже никогда особо не нравился Фоксу) получил назначение в Ирландию на должность начальника канцелярии и Лэнсинг уговорил Дайсона поехать туда вместе с их другом, радости Фокса не было предела.

Когда мистер Питт начал говорить, Фокс окинул стройную, аскетическую фигуру лидера тори обманчиво ленивым взглядом. Он слушал Питта, не перебивая. И только по тому, как были подняты черные густые брови Фокса, было видно, что ему не нравится то, что он слышит.

Когда мистер Питт завершил свою речь, Фокс угрожающе тихо произнес:

– И вы надеетесь, что виги поддержат решение объявить Франции войну? Смею предположить, мистер Питт, что у вас есть достаточно веские аргументы, подкрепляющие это весьма безнадежное предположение.

Мистер Питт, немного нервничая, начал все сначала, предварив свою речь советом ставить интересы Англии выше всех остальных соображений, в том числе и преданности своей партии.

Мистера Фокса задела эта самонадеянная и глупая дерзость, но он не подал виду. Многие неправильно судят о человеке по его личной жизни. Он тихонько попивал портвейн, в душе закипая под градом советов от человека, чьи взгляды он презирал.

Как будто было неясно, что виги поддержат Питта, если действительно возникнет необходимость объявить Франции войну. Как будто Фокс не знал, что если Амьенский договор будет нарушен, без его поддержки правительство может быть распущено и в стране начнется анархия. Фоксу претили поверхностные рассуждения Питта, но он молча выслушал своего оппонента, с некоторым удивлением отметив, что герцог Дайсон ничего от себя не добавил.

Возникла пауза.

Повернувшись к Шеридану, при взгляде на которого становилось ясно, что тот за ужином как следует приложился к горячительным напиткам, Фокс поинтересовался:

– Ну что, Шерри? Что мне им сказать?

– Скажи им, чтобы шли ко всем чертям! – сказал Шеридан, не открывая глаз.

– Вы слышали, что сказал мой друг, – произнес Фокс, с шумом отодвигая стул и вставая. – Отправляйтесь ко всем чертям или исполняйте условия договора. Если нарушите договор, я вам устрою ад прямо в парламенте.

– О, но нам не придется идти к черту, – подчеркнуто медленно произнес Кэм, заговорив впервые за долгое время. Не торопясь, он потянулся и заложил руки за голову.

– Прошу прощения?

– Черт сам к нам идет.

Теперь Кэм полностью завладел вниманием мистера Фокса. В глазах лидера оппозиции, казалось, вспыхнул огонек.

– Ага, теперь я понимаю. Это вас мистер Питт держал в резерве? И вы хотите меня поиметь, Дайсон?

Мистеру Фоксу приятно было наблюдать, в какой шок повергли эти слова как его друга, так и остальных присутствующих. Ум у Фокса был острым, словно рапира, а язык ядовитым и даже грубым.

Мистер Питт покраснел как рак; Лэнсинг захохотал; Кэм насмешливо поднял брови. А что касается мистера Шеридана, то было слышно, как тот тихонько похрапывает, уткнувшись лицом в собственный галстук.

– Вас поимеют довольно скоро, – непринужденно ответил Кэм, – если черт до вас доберется.

– Какой черт? – вспылил Фокс.

– Наполеон Бонапарт, первый консул Франции. Насколько я знаю, вы встречались с ним в прошлом году, сразу после подписания мирного договора. Мне дали понять, что Париж всегда был вашим любимым городом. Почему бы вам не сесть поудобнее, мистер Фокс? На самом деле никто здесь не верит, что вас можно в чем-то переубедить. У вас репутация человека нерушимых убеждений. Нет, наша цель заключается вот в чем. Вы встречались с этим… как там его? Благодетелем человечества? Диктатором? Тираном? И, само собой разумеется, у вас сложилось о нем некое мнение, которое может помочь нам в дальнейшем строить отношения с Францией. Это нас должно переубедить, мистер Фокс. Почему бы вам не воспользоваться случаем и не постараться убедить нас, что этот человек не опасен для Англии? Другими словами, собирается Наполеон Бонннарт захватить Англию или нет?

Несколько часов спустя, когда Фокс и Шеридан вставали из-за обитого зеленым сукном стола в клубе «Уайт», укладывая в карманы двадцать тысяч фунтов, выигранные у герцога Портландского, мистер Фокс, все еще под впечатлением от сцены в столовой мистера Питта, с горечью жаловался Шеридану, что в кои-то веки и лису смогли перехитрить.[11]11
  Здесь игра слов: имя мистера Фокса (англ. fox) переводится как «лиса».


[Закрыть]

– Мне надоел этот каламбур и все его вариации, – возразил Шеридан.

Мужчины нашли тихий уголок в одном из читальных залом и заказали каждый по бутылке бургундского вина.

– Я чувствую себя обманутым, – угрюмо промолвил Фокс, пытаясь поместить свое тучное тело на чересчур изящном стуле.

– Ты всегда чувствуешь себя обманутым, – вполне резонно отметил Шеридан. – Давай смотреть правде в глаза Чарльз. Нас не допускают к власти потому, что в свое время мы нажили могущественных врагов. Но разве нам не нравилось это делать?

– Да, но этот-то совсем еще щенок.

– О ком мы говорим? – прямо спросил Шеридан.

– О Дайсоне.

– А, ты опять за старое, да? Верно, он еще щенок, но умный щенок. Ты думал, он попытается загнать тебя своими аргументами в угол. А он знал, что не сможет тебя переспорить.

Немного успокоившись, Фокс спросил:

– Думаешь?

– Конечно. Но он все равно одержал над тобой верх. Что ж, Дайсон понимает, что Наполеон Бонапарт – полная противоположность всего, за что ты всегда боролся.

– Удивительно, что Дайсон смог это понять, ты не находишь? – спросил Фокс. Он невольно начал уважать герцога. – Мало кто на это способен. Боже мой, Шерри, эта поездка в Париж буквально открыла мне глаза! Они все там позабыли принципы, за которые боролся народ во время революции и, благодаря которым, революция победила. Такое жуткое кровопролитие… и ради чего? Веришь ли, этот истеричный мегаломан, «первый консул», как он сейчас себя называет, действительно думает, что я буду помогать ему в Англии.

– Почему бы и нет? Все так думают.

– Но ведь Наполеон – антиреспубликанец. Он предал все принципы революции!

– Да, и поэтому мы, радикалы виги, будем сражаться с ним, если придется.

– В то время как консерваторы тори будут противостоять Наполеону, поскольку он представляет собой угрозу устоявшемуся порядку.

– Странно, не правда ли? Лэнсинг был прав. Как он сказал? «Политики вступают порой в удивительные союзы»?

– Что-то вроде этого.

Некоторое время мужчины не спеша попивали вино, погрузившись каждый в свои мысли. Вдруг Шеридан тихо засмеялся.

– Что такое? – спросил Фокс.

– Дайсон-то сообразительный малый. Слышал, что он сказал?

– По поводу чего?

– Он сказал, что все мы в душе либералы, хоть и находимся по разные стороны баррикад.

Фокс простонал.

– Ты не согласен? – спросил Шеридан.

– Нет, я не согласен. Кто может сказать, кто такой Дайсон и что он из себя представляет? Этот человек – тайна за семью печатями. Да, он знает, когда и что сказать, это уж точно. Но я бы поставил последний грош на то, что он не либерал. Я думаю, он страстно ненавидит нас, но никогда себя не выдает.

Вошел лакей в ливрее, и приятели сидели в тишине, пока он убирал старые газеты, пустые бутылки и стаканы. Как только лакей покинул комнату, Фокс и Шеридан возобновили разговор.

– Кто такой этот Маскарон? – спросил Шеридан.

Это имя Фокс упомянул вскользь во время ужина у мистера Питта.

– Преданный сторонник Бонапарта. Ты разве не слышал, как я рассказывал Питту, что первый консул дал ему пост в Адмиралтействе, или как они его там называют? Морское министерство?

– Да.

– Какого он происхождения?

Фокс позволил себе едва заметную улыбку.

– В эти смутные для Франции времена, Шерри, никого особо не интересует происхождение.

– Гм-м. Так вот, Дайсон и Лэнсинг знают его или знают о нем.

– На самом деле? – заинтересованно спросил Фокс.

– Когда ты упомянул о нем, Лэнсинг так посмотрел на Дайсона!

Фокс усмехнулся.

– Под твоей сонной личиной скрывается проницательнейший наблюдатель, не так ли, старина?

– Я обнаружил, что открыто наблюдать за людьми – абсолютно пустая затея, – согласился Шеридан.

– Твоя преданность искусству достойна всяческих похвал.

– Равно как и твоя преданность долгу. Что возвращает нас к неприятному разговору о Бонапарте. Что ты собираешься делать, Чарльз?

Мистер Фокс помолчал несколько минут, прежде чем, наконец, ответить:

– Его нужно остановить. У меня нет никаких сомнений в том, что он хочет захватить Англию. И я не сомневаюсь в правоте Дайсона. Бонапарт использует мир для строительства армады, которую направит на завоевание Англии. По крайней мере, такую информацию я получил из своих источников. Если мы сейчас позволим Бонапарту развернуться, его уже ничто не остановит.

– Из своих источников? – заинтересованно спросил Шеридан.

Фокс улыбнулся, и Шеридан поднял брови.

– Уж не хочешь ли ты сказать, Чарльз, что ты все еще переписываешься с Талейраном?

– А что, если это так?

– Но он же ярый сторонник Бонапарта!

– Он ярый сторонник Франции, – возразил Фокс.

– Понятно, – прошептал Шеридан. – В любом случае ты не сможешь заручиться поддержкой партии, если Англия объявит войну Франции. Ты ведь столько лет проповедуешь мир!

– Мир с революционерами, а не с такими, как Бонапарт, – терпеливо объяснил Фокс.

– Да, но смогут ли наши понять все именно так?

– Думаю, да, Шерри. Если нам удастся загнать Францию в угол и представить все так, будто она вынуждает нас объявить войну.

– Вряд ли первый консул настолько глуп.

– Тщеславие часто затмевает здравый смысл. А тщеславие Бонапарта не знает границ. А не отправиться ли нам в «Брукс»?

Эта внезапная смена темы, видимо, сбила литератора с толку.

– В какой Руке? – спросил он.

– «Брукс», – поправил друга мистер Фокс. – Вечер только начинается.

– А, хочешь спустить все, что выиграл? Если не возражаешь, Чарльз, я отправлюсь на Кавендиш-сквер. Я обещал Хэрри, что загляну к ней на вечеринку.

– Chacun a son gout,[12]12
  Chacun a son gout – каждому свое (фр.).


[Закрыть] – мягко сказал Фокс.

– Да, – согласился Шеридан, – у каждого свои слабости.

Все прекрасно знали, что слабостью драматурга была очаровательная, эрудированная графиня Бессборо, тогда как мистер Фокс питал страсть к азартным играм. Фокс не очень любил заходить в клуб «Уайт». А в клубе «Брукс», что находился как раз напротив, по Сент-Джеймс-стрит, мистеру Фоксу больше нравился как сам характер игры, так и политические настроения. Игра там была содержательнее, и успех зависел скорее от капризов госпожи Фортуны, чем от умения игрока. Фокс твердо верил в свою удачу.

– Интересно, какая слабость у Дайсона? – задумчиво промолвил он.

– Герцог не очень-то тебе нравится, не так ли?

– Честно говоря, да. Я вообще не в восторге от современной молодежи.

При этих словах оба джентльмена улыбнулись. Обсуждение современной молодежи всегда их развлекало.

Шеридан поднял стакан. Этот тост стал почти обязательным для друзей.

– За молодое поколение, – сухо произнес драматург.

Фокс озвучил традиционное продолжение:

– До чего же скучный, неинтересный народ!

Оба джентльмена с удовольствием выпили.

Спустя короткое время Фокс заметил:

– А ведь мы могли бы научить их кое-чему в этой жизни! Бог мой, Шерри! Они такие недалекие и мелочные!

Шеридан допил остатки бургундского и поставил станин на столик.

– Ты ошибаешься по поводу Дайсона.

Густые брови Фокса тут же взлетели вверх.

– Почему ты так говоришь?

Шеридан пожал плечами:

– Точно сказать не могу, но в нем что-то есть. – Драматург задумчиво смотрел перед собой. – Я подозреваю, что им движут скрытые, но очень сильные страсти.

– Чепуха! – возразил Фокс. – У этого юноши кровь холодная, как у рыбы. Если Дайсон когда-нибудь займет место Питта, это будет печальный для Англии день.

– Думаешь, это возможно?

– В политике все возможно. Но…

– Что?

– Я просто собирался сказать, что прежде чем настанет этот день, у меня, надеюсь, появится способ навсегда выбросить Дайсона из политики.

– Эта задача кажется невыполнимой.

– Верно, – согласился Фокс. – Встретимся завтра, в палате лордов? До сих пор не могу поверить, что пообещал поддержать Питта и его соратников. Дайсон действительно умен, но больше пусть на меня не рассчитывает.

– Питт теперь перед тобой в долгу. Не забудь взыскать с него причитающееся.

По какой-то причине мысль о том, что Чарльз Джеймс Фокс взыщет с мистера Питта причитающееся, показалась джентльменам весьма забавной. Минуту спустя можно было видеть, как неразлучные друзья рука об руку покидают клуб «Уайт», корчась от смеха.