Текст книги "Княгиня Ольга. Ведьмины камни"

– Поди к нам, Хельга, – приветливо кивнул ей Эйрик, занимавший место в середине кружка, близ очага. – Скажи-ка нам: ты хотела бы навестить сестру мою Сванхейд в Хольмгарде?

– Сванхейд… навестить? – Хельга широко раскрыла глаза.

– Ну да. Помнится, она говорила, что охотно примет тебя пожить к себе, если ты пожелаешь и родители тебя отпустят.

– Я… была бы не прочь… но почему?

Почему об этом вдруг заговорили почти год спустя?

– Присядь.

Худощавый белокурый Сигурд, третий сын Эйрика, вскочил с места и отошел к отцу за спину; при этом он подмигнул Хельге. Она села на его место, сложила руки на коленях и выжидательно воззрилась на дядю. Ничего подобного она не ждала. Еще прошлой зимой, вернувшись из Видимиря, она упоминала родичам о приглашении к гости к Сванхейд, но отец только нахмурился, не воспринимая это всерьез. Да и правда: ради чего молодой девушке ехать в такую даль?

«Логи!» – осенило Хельгу. Может, Эйрик решил просватать ее за юного Логи? Сильно забилось сердце, и Хельга коснулась ожерелья. Теперь оно состояло из шести «ведьминых камней», и почетное место в середине занимала заморская фируза, блестевшая, как голубой глаз какого-то бога. Говорят, фируза приносит счастье в любви и возвышение – благодаря ей она станет невесткой конунга? О Фрейя! От волнения закружилась голова.

– Ты ведь слышала, Регинмод и его люди говорят, что умерла старшая дочь Сванхейд? – начал Эйрик. – Та, что вышла за Хельги-младшего, лет десять была королевой в Кёнугарде, а потом ее с мужем выгнал оттуда ее собственный брат, то есть Ингвар?

– Да, это Мальфрид.

– Анунду пришла мысль. – Эйрик посмотрел на своего старшего сына. – Когда Сванхейд узнает, что ее старшая дочь умерла…

– И что в живых у нее осталась всего одна дочь, и та живет где-то очень далеко… – подхватил сам Анунд, такой же рослый и плотный, как отец. Рыжие волосы у него были темнее, цвета верескового меда.

– Она будет особенно рада заполучить девушку, которая ей нравится, – закончил Эйрик.

– Это будет ей хоть каким-то утешением, – вздохнула Арнэйд. – Она же, бедняжка, родила десять или одиннадцать детей, а теперь живы только Ингвар, два его брата и та девушка, что живет в Пскове.

У Арнэйд было три дочери, и она хорошо понимала чувства другой женщины, у которой из трех дочерей в живых осталась лишь одна, и та в разлуке с нею.

– И ты хочешь, чтобы я поехала в Хольмгард… утешить ее? – Хельга недоверчиво посмотрела на Эйрика.

Она знала, что дядя ее, при его воинственном и гордом нраве, в целом довольно добродушен, с близкими приветлив, с гостями щедр, но никак не думала, что он ради одного милосердия захочет отослать племянницу в далекий Хольмгард, особенно когда между семьями нет согласия. Оттого так хмуры отец и братья, так взволнована мать.

– Будет хорошо, если ты ее утешишь, я ведь не желаю зла моей сестре. Она за всю жизнь не сделала мне ничего худого. Она себе навредила, отдав права на Хольмгард тому сыну, который не желает там жить… Но это ее решение, и она за него ответит перед богами.

– А мы еще вот что подумали! – вставил Анунд, не в силах дождаться, когда неторопливый конь отцовской речи довезет их до дела. – Мальфрид умерла в изгнании, и вынудил ее к тому ее брат Ингвар. Эти волховские всякое рассказывают, отчего Сванхейд решила все ему отдать, этого нам повторять не годится. Изгнание сестры из Кёнугарда Сванхейд ему простила. А вот вопрос – простит ли она ему смерть сестры?

– Но разве он виноват?

– Можно сказать и так. Мы не знаем, отчего она там умерла, но можно думать, что тому виной изгнание, а значит, Ингвар. Если она умерла от горя и стыда, что родной брат так с нею поступил, от лишений на чужбине… Или их мать так подумает…

– И что? – Хельга тоже нахмурилась. – Я не стану наговаривать… откуда же мне знать, как там все вышло?

Анунд слегка поджал губы, будто она его разочаровала, но лишь на миг.

– Ничего тебе не надо наговаривать. Тебе полезно просто быть рядом с ней.

– Нам важно знать, как она это примет, – снова заговорил Эйрик. – Разгневается ли на своего сына? Насколько сильно? И что из этого последует? Может быть, она передумает признавать его наследником Олава?

– Ингвар ведь так и не побывал в Хольмгарде, – добавил Арнор. – Не приносил жертвы, не садился на отцовский престол. Сванхейд еще не поздно передумать. Посадить туда другого. Тородда…

– Или Логи! – вставил Сигурд и опять подмигнул Хельге из-за спины сидящего отца. – И ты, сестренка, если не будешь зевать, сможешь стать королевой в Хольмгарде!

– А даже если и нет, – подхватил Анунд, – тебе полезно побыть рядом со Сванхейд… последить, чтобы больше никто не склонял ее простить Ингвара, когда он вовсе этого не заслуживает…

– Чем же я помешаю? – Хельга растерялась, вообразив задачу, слишком сложную и для более опытного и ловкого человека.

– Тебе не надо ни во что такое вмешиваться, – успокоила ее мать. – Просто мы подумали… У Сванхейд и впрямь появится весомый повод гневаться на старшего сына, и если в это время она будет видеть перед собой младшего сына и готовую жену для него, такую хорошую, как ты… это может обратить ее мысли в нужную сторону.

– И вы все хотите, чтобы я вышла за Логи? – Хельга окинула взглядом лица родичей вокруг очага.

Юной девушке приятно помечтать за пряжей о том, что она станет королевой. Но теперь, когда ей предстояло такое далекое путешествие и трудная задача, Хельга ощущала лишь смятение и неуверенность.

– Если Сванхейд так пожелает, я, может быть, и не откажусь, – ответил Эйрик. – Сейчас еще рано решать: посмотрим, как у них пойдут дела и будет ли нам полезен такой брак. Если наши норны будут злы, то может случиться война…

– И будет очень дурно, если случится война, а моя сестра останется в заложниках! – почти перебил дядю Хедин: ему-то этот замысел вовсе не нравится.

– Войны с Хольмгардом никто здесь не желает, – успокоил его Эйрик, – Сванхейд все-таки моя сестра. Но если ее сын на это решится, без боя мы не сдадимся. И нам важно знать, что у них происходит. Можешь поехать ты, Хедин. Но думается мне, от Хельги там будет больше пользы.

– Я поеду с ней, – твердо, как о несомненном деле, сказал Хедин, и Хельга разом почувствовала облегчение.

– Если твой отец не против…

– Это ясно, что одну ее никто не отпустит, поедет кто-то из мужчин, – кивнул Арнор. – Но надо ли ей ехать… Сомневаюсь я, что стоит впутывать девушку в такие дела.

Хельга ощутила беспокойство: как бы отец не уперся. Если он откажется отпустить дочь, Эйрик не сможет его принудить: Арнор был более подвержен доводам рассудка, чем его зять-конунг, но если считал себя правым, мог проявить не меньшее упорство. Однако ей уже хотелось поехать: смятение перерастало в волнение и предчувствие чего-то необычайного, а возможность перемен всегда притягательна для юной души. Молодые живут ради будущего, а будущее и есть перемены.

– Пусть решает Снефрид. – Эйрик посмотрел на мать Хельги. – Из нас из всех ей яснее видна воля богов.

Никто не знал об этом лучше Эйрика: уже более двадцати пяти лет именно Снефрид держала в руках нить его судьбы и удачи, протянутую к земле от небесного Источника Урд…

Глава 3

– Почему это Хельга должна стать новой королевой в Хольмгарде! – возмущалась Алов, старшая дочь Эйрика, когда в кудо проведали, о чем говорили родичи-мужчины. – Она не королевского рода и даже не старшая дочь!

– Ни ты, ни я не можем выйти за Хакона сына Олава, – успокаивала ее Арнхильд, улыбаясь Хельге, – самая некрасивая из сестер и самая добродушная. – Нам он троюродный брат, а Хельге нет.

– Ей всегда везет! Тоже, что ли, начать эти дурацкие камни собирать?

– Может, они еще передумают и никуда она не поедет! – Младшая, Дагни, тоже нашла, чем утешить сестру.

Как ни трудно было Хельге поначалу поверить в эту поездку, через шесть недель после Дисаблота, когда замерзли реки и установился прочный зимний путь, она сидела в санях, и сани увозили ее от родного Силверволла на северо-запад. Впереди ее ждали десятки дневных переходов: сперва по Мерянской реке, потом через леса до Мсты, которая служила уже непрерывной, хотя и извилистой, дорогой к озеру Ильмень и Хольмгарду близ него. Страшно было подумать о таких просторах, о заснеженных лесах без конца и края. К счастью, этот путь был освоен очень давно. Более ста лет предки Олава собирали дань с мери, и для дружины сборщиков вдоль всего пути были выстроены дома: русы называли их «конунговыми дворами», но чаще – славянским словом «погост». Как говорил Хельге Хедин, в погостах тесно, холодно – там же весь год не топят, – сыро, пахнет плесенью, валяется всякий мусор и объедки, а иной раз бывает, что внутрь заберутся звери или заляжет на зиму медведь. Часть их она уже видела, когда вместе с Эйриком ездила в Видимирь – и правда, хорошего мало. Но все же это было хоть какое-то пристанище в зимнем лесу. Их мать, Снефрид, когда-то совершила этот самый путь, только в обратном направлении – из Хольмгарда в Силверволл, с дружиной знаменитого воеводы Свенельда. Хельга надеялась, что у нее хватит сил проделать то же, что проделала мать. Правда, та была в то время почти на десять лет старше.

С матерью у Хельги выдался незадолго до отъезда удивительный разговор. В эти недели, по мере того как приближался срок отъезда, у многих находился для Хельги ценный совет (особенно у сестры Виглинд, уже давно замужней). Но мать поведала нечто особенное.

– Я почти уверена, моя дорогая, что в Хольмгарде ты найдешь свою судьбу, – сказала она как-то утром, усадив дочь возле себя в уголке на ларь. Служанки в этот час чистили очаг, больше никого рядом не было. – И должна кое-чем с тобой поделиться, на случай, если тебе понадобится особая помощь…

Хельга насторожилась; сердце забилось сильнее. Она знала, что ее мать принадлежит к числу тех женщин, что на ее далекой родине называются «всеискусными женами», причастными к ворожбе и умеющими даже влиять на судьбу. Снефрид мало говорила об этом с домашними, и лишь после замужества Виглинд начала обучать ее ворожбе с веретеном и нитью. Бронзовый «жезл вёльвы» она хранила в запертом ларе, и Хельга видела его всего несколько раз в жизни. У них с Виглинд была слишком большая разница в возрасте – целых девять лет, и та вышла замуж, еще пока Хельга была совсем девочкой, поэтому они не были особенно близки и не говорили между собой о том, о чем обе с волнением думали: рано или поздно мать должна будет передать «жезл вёльвы» одной из них. Неужели сейчас она узнает что-то о таинственных силах, заключенных в нем?

– Ты ведь помнишь сагу о том, как к моему предку, Асбранду Снежному, явилась дочь конунга альвов?

– Да, конечно! – Хельга заглянула в глаза матери.

При огне они казались просто светлыми, но под солнцем был виден их истинный цвет: серебристо-серый, с легким отливом лепестка лесной фиалки. Глаза женщины из Альвхейма.

– Мы ведем свой род от нее, от валькирии Скульд. Поэтому у нас есть покровители… там. – Снефрид показала глазами вверх, имея в виду небесные миры. – Я не слышала в детстве, чтобы мой отец или его предки пользовались этим покровительством, но я знаю, что родичи Скульд и сейчас признают это родство. Ты понимаешь, что такие силы нельзя тревожить попусту… кроме самого крайнего случая, когда в опасности будет твоя жизнь, свобода и честь. Я надеюсь, ничего такого тебе не понадобится. Но все же запомни…

Снефрид замолчала, будто не могла окончательно решиться – или ждала тайного знака, разрешения либо запрета. Хельга ожидала с замиранием сердца; было чувство, словно вот сейчас прямо в воздухе над очагом, среди тьмы длинного дома, приоткроется дверь и она увидит блеск радужного моста, ведущего в Асгард…

– Если тебе очень понадобится помощь и больше некого будет позвать… тогда скажи так:

 
Мой милый живет на высоких ветрах,
Мой милый летает на черных крылах,
В небесном чертоге ты, я – на земле.
Зову тебя, ворон, явись же ко мне!
 

– Что это за ворон? – прошептала Хельга, восхищенная и подавленная этой тайной.

– Это… тот, кто сумеет тебе помочь… если отзовется. Я не могу обещать… что он… – Снефрид явно колебалась, что еще следует рассказать. – Это было так давно! В последний раз я видела его еще по пути сюда – до того как впервые попала в Силверволл. И, скажу честно… Они предупредили меня, что больше не станут мне помогать. Но ведь ты – не я, а в тебе тоже течет кровь Скульд. Я не обещаю, что на этот призыв будет отклик, но я хочу, чтобы ты знала… Могла попробовать, если будет большая нужда. Только умоляю тебя, – Снефрид взяла руку дочери, – не произноси его, просто чтобы посмотреть, выйдет что-то или нет. Пойми – это очень могущественные силы, человеку опасно их рассердить. Их нельзя тревожить ради любопытства. Обещай мне.

– Обещаю…

Любопытство, конечно, скреблось в дальнем углу души, но страх был сильнее.

– Я надеюсь, тебе не встретится никаких особых опасностей, – добавила Снефрид. – О безопасной дороге для тебя я позабочусь.

– И еще у меня есть «камни Одина»! – Хельга прикоснулась к ожерелью из камешков на груди.

Снефрид переменилась в лице, ее глаза сверкнули серебром.

– Более всего я желаю, – выпустив руку Хельги, она молитвенно сложила ладони, – чтобы Одноглазый Владыка ни разу не бросил на тебя ни единого взора!

«Хватит того, что я вызвала его недовольство, – подумала она, не собираясь пугать дочь этой давней сагой. – И нет… не может того быть… чтобы…»

Чтобы тот, для кого время ничего не значит, вздумал отыграться на Хельге – этого Снефрид боялась, но даже в мыслях не смела об этом сказать…

Кроме брата, Хельгу сопровождала служанка, Естанай: в меховой шапке и кафтане из овчины, она сидела в тех же санях, что и Хельга. Естанай была дочерью Кеганай, старшей служанки в доме Арнора, и здесь же выросла. Замуж она не стремилась; лет пять назад ее пытались похитить на летнем празднике Сюрэм, как это у мерян водится, но она, рослая и сильная, избила двоих похитителей и швырнула в реку. Не будучи рабыней, она могла бы отказаться ехать с Хельгой в Хольмгард, но уступила просьбам хозяйки, боявшейся отпускать дочь одну в чужие люди, как далеко от Силверволла.

Первая часть пути была Хельге уже знакома – год назад она проделала ее вместе с дядей, Эйриком конунгом. От Силверволла до Мологи, потом по Мологе и Чагодоще, потом по Песи – более двух недель обоз полз по заснеженным руслам. Иной раз в погостах оставались на две ночи – если требовалось устроить охоту для пополнения запасов или проехаться по окрестным мерянским ялам в поисках сена для лошадей. Обычно дружина делилась на три части: одни искали добычу, другие – сено, третьи оставались сторожить товар, чинить сани, упряжь, разное снаряжение, стирать рубахи. Одежду, исподнее, обмотки, промокшие чулки и обувь сушили у огня, что добавляло духоты, но некоторым, не имевшим достаточного запаса, приходилось утром надевать влажное. Простывшие в дороге могли немного отдохнуть и подлечиться – Хельга исправно всех снабжала целебными отварами, взяв с собой из Силверволла целый мешок сушеных трав, ягод шиповника, малины, брусники. Хедин обычно уезжал, а Хельга со служанкой всегда оставалась в погосте готовить еду. Из своих припасов варили кашу, а когда привозили и разделывали добычу – обычно лося или вепря, – то принимались жарить мясо, что получше, а из чего похуже варили похлебку с той же крупой и луком. Днем Хельга, бывало, мерзла, сидя в санях, хоть Хедин и закутывал ее в медвежью шкуру от ветра и снега. Но и ночью в погосте, накрытая той же шкурой, она не чувствовала себя уютно. Спать приходилось в одежде, укрываться кожухом – нетопленые весь год, погосты не прогревались за вечер и ночь, да и сквозняков хватало. Бани были не при каждом погосте, а лишь при некоторых, где устраивали дневку через пять-шесть переходов. Хельга держалась стойко, подкрепляя свой дух мыслью о королеве Сванхейд и Хольмгарде, ждущих ее впереди, но казалось, этот тяжкий путь никогда не кончится.

Но вот наконец река Песь привела их к озеру Видимирь и к самому Несветову городку. Изумление на лицах Несвета и его сына, когда они увидели среди мужчин румяную от мороза Хельгу, почти вознаградило ее за тяготы пути. Несвет ожидал, что примерно в это время здесь проедут, возвращаясь домой из Булгара, люди Сванхейд, но появление Хельги было для него полной неожиданностью.

– Хельга! Это ты? – Видимир выпучил глаза и заморгал.

– Что я вижу? – одновременно со своим сыном изумился Несвет. – Это Арнорова дочь?

– Нет, это не я! – воскликнула Хельга, стыдясь своего красного носа и грязных волос под двумя платками. – Это какая-то медведица! Я была Хельгой дочерью Арнора, когда выезжала из Силверволла, но за время пути медвежья шкура приросла ко мне и теперь я даже не умею говорить по-человечески, могу только рычать! И пока меня не сводят в баню, я не смогу превратиться обратно в человека!

– Слыхал я такие басни, как один мужик с медведицей того… любовь сотворил, – хмыкнул Видимир. – Она тогда в бабу и превратилась.

– Ему повезло, что нос не откусила, – бросил Хедин. – И правда, Несвет, вели скорее топить баню. Мы уже неделю не мылись и замерзли, как волки.

Позже, когда все отмылись и немного перевели дух, Несвет позвал старших в дружине – торговцев из Хольмгарда и Хедина с сестрой – к себе в избу, пока отроки ужинали в гостевом доме. Хельга, уже чистая и отогревшаяся, высушив волосы у очага и заплетя косу, сменила дорожное серое платье на получше – из желтовато-зеленой шерсти, крашенной пижмой, и вновь надела свое любимое ожерелье из «ведьминых камней», с которым почти не расставалась. Лучшие свои наряды и украшения она приберегла для Хольмгарда, но и здесь хотелось выглядеть прилично: уж конечно, и Несвет, и его сын глаз с нее не спустят.

При первой встрече во дворе она успела заметить, что Видимир за этот год еще немного возмужал. По привычке она все видела в нем мальчика, но теперь ясно проглянул мужчина, и в первый миг ей даже показалось, что этого человека она не знает. Но и он, когда они с Хедином вошли, уставился на нее во все глаза. Хельга тоже за этот год изменилась: теперь никто уже не видел в ней девочку, она сделалась почти готовой женщиной, и загадочный, немного вызывающий взгляд ее больших удлиненных глаз говорил, что она знает себе цену.

– Неужели здесь снова… будет Свандра? – обратился к ней Видимир; прямо так спросить о цели ее приезда было бы уж слишком невежливо. – Мы и не ждали…

– Я надеюсь вскоре увидеть с госпожой Сванхейд, – величественно ответила Хельга. – Но не здесь, а в Хольмгарде.

– Так ты едешь в Хольмгард? – Видимир едва мог ей поверить. – В такую даль?

Хельга лишь кивнула и ничего более не добавила.

Для знатных гостей Несвет приготовил хороший стол: жареную свинину с чесноком, гуся с кашей, горячие лепешки. Выставил мужчинам пива. Первым делом разговор зашел о новостях – что слышно в Булгаре и Мерямаа. Пожалуй, даже сильнее, чем Эйрику, Несвету хотелось знать об успехах Ингвара в войне с греками, но торговые люди могли пересказать лишь смутные слухи, которые дошли летом до Булгара через Итиль и Каршу, что на западе Греческого моря.

– И то, знаешь, я не поручусь, что они говорили не о прошлогоднем походе Хельги Красного на Самкрай, – предупредил Регинмод. – На торгах чего только не болтают, но по большей части это все плевка не стоит. Может, до кого-то только сейчас дошло, как Самкрай пал прошлым летом, да и Корсунь едва устояла, они и решили, что это сейчас.

– Но где же тогда Ингвар? Пошел он на Царьград или нет?

– Хотел бы я знать!

– Будем в Хольмгарде – узнаем! – Гарди Кузнец подмигнул.

Это Несвета утешало мало: то, что знают в Хольмгарде, он сам может вовсе не узнать – теперь, когда торговцы больше не станут ездить от озера Ильмень на восток. Невольно он завидовал людям, которые до новой луны попадут туда, куда этой зимой наверняка придут точные известия о самом важном для него деле.

Прислушиваясь за едой к этому разговору, Хельга молчала, но хранила такой многозначительный вид, будто ей-то известно гораздо больше. Видимир же почти не слушал, все поглядывая на нее. Его глаза блестели при огне, и пристальный взгляд смущал Хельгу. В его сторону она почти не глядела, и, закончив есть, поблагодарила Несвета и удалилась в гостевой дом спать.

В Видимире остановились на три дня, чтобы люди и лошади отдохнули как следует – здесь была половина пути. Мужчины снова били лесного зверя, ловили рыбу в озере, чтобы пополнить припасы и потом не останавливаться, пока погода не мешает ехать. Им везло, но бывало ведь и так, что метель на несколько дней запирала путников на стоянке.

На второй день Хедин с дренгами уехал на лов, Хельга, как обычно, осталась в погосте. Из дому она не показывалась, но около полудня Видимир сам туда явился.

– Хотел узнать, не расхворалась ли ты с дороги… отец велел, – не слишком ловко объяснил он свое появление.

– Благодарю за заботу.

– Все-таки дорога такая… тяжелая… долгая… для женщины. Не всякая выдержит.

– Я выдержу. Моя мать когда-то проехала из Хольмгарда в Силверволл и не заболела.

– Она ведь к мужу ехала?

Хельга лишь кивнула. Судьба ее матери давала повод к пересудам: когда-то та в одиночку проделала путь от Свеаланда до самого Силверволла, где думала найти своего первого мужа, торговца Ульвара, но он погиб в стычке с восточной мерей за пару недель до ее появления. В Силверволл Снефрид приехала уже вдовой, где об этом и узнала, но незадолго до конца той же зимы вышла за Арнора. Однако двадцать пять лет спустя всех тонкостей уже почти никто не знал, и этим мужем, к которому она ехала, считали Арнора.

– Ну, а ты? – Видимир сел и наклонил голову, скрывая смущение за принужденной усмешкой. – Тебе-то чего дома не сидится? Может, и ты тоже…

«Уж не за тем я сюда явилась, чтобы выйти за тебя!» – хотелось отрезать Хельге, но она сдержалась.

– Не знаю. – Она приняла загадочный вид. – Посмотрим, куда катится судьба. Когда доберемся до Хольмгарда.

– Твой дядя… то есть Эйрик… – Видимир взглянул на нее исподлобья. – Не сговорились ли они со Свандрой…

– Не знаю, – еще более загадочно ответила Хельга, широко раскрывая глаза. – Может, и был такой разговор. Я все узнаю, когда увижу госпожу Сванхейд.

– Эйрик хочет выдать тебя за того рыжего недоноска? – Видимир придвинулся к ней, в его карих глазах свернула злоба.

– За твоего дядю, – ядовито поправила Хельга. – За сводного брата твоего отца. И чем мы не пара? Будешь мне племянником.

– Я этого не допущу. Чтобы он тебя заполучил.

– А тебе какое дело? – Хельга подняла брови. – Я могу выйти, за кого захочу.

– Ты обещана мне.

– Тебе приснилось. Разве мы когда-нибудь обручались? Разве что в твоем сне.

– Неправда. Мой отец когда-то говорил с твоим отцом… Еще когда мы оба родились, они говорили… мне рассказывала мать. Мы же тогда жили в Озерном Доме… Ты разве не помнишь?

– Что за важность, где мы родились и жили? Разве у вас есть свидетели обручения? Удивительное дело – я об этом ничего не знаю.

– Ну а теперь Эйрик хочет выдать тебя за рыжего, дескать, раз обручения не было…

– Эйрик конунг может делать все, что пожелает! – с торжеством объявила Хельга.

– Мы этого так не оставим! – Видимир встал. – Мы не дадим этим из Хольмгарда нас ограбить! Они отняли у нас престол, но уж невесту… Я не уступлю просто так!

Отнять у Логи из Хольмгарда невесту в глазах Видимира было средством хоть отчасти рассчитаться за отнятый престол. Он был честолюбив, и от мысли, что уже сейчас он мог бы быть наследником хольмгардского князя, у него голова горела от досады.

Хельга в ответ только подняла брови: что это я такое слышу? Горячность Видимира ее и удивляла, и забавляла. Пусть-ка поволнуется, это немного собьет с него спесь. А то он так на нее смотрит, будто она его собственность, будто для нее на всем свете нет других женихов и он может получить ее, племянницу Эйрика Берсерка и дочь Арнора Камня, когда пожелает. Только пальцем шевельни! Как бы не так!

К тому же ей помнился намек матери: мол, она найдет свою судьбу в Хольмгарде. Это могло указывать только на Логи, уж никак не на Видимира! Втайне Хельга гордилась своей будущей судьбой, и мысль об этой грела ее.

* * *

На третий день к вечеру, когда путники уже ложились спать, чтобы отдохнуть перед завтрашним отъездом, Финни Крылатый, ходивший к Несвету по какому-то делу объявил, что «хозяин здешний» едет с ними в Хольмгард. Поначалу Хедин и Хельга не поверили, но утром, когда в темноте выносили поклажу к саням, Несвет и Видимир, одетые для дороги, ждали у своего двора, с верховыми лошадьми, двумя санями и кое-кем из челяди.

– Должен же я узнать, как дела у моего брата Ингвара, – язвительно ответил Несвет на вопрос удивленного Хедина. – А другого случая может еще долго не выпасть. Может, его уже нет в живых, а я три года проживу и не узнаю об этом!

Надо думать, разговоры о походе Ингвара на греков, о его возможной гибели – или успехе и возвышении – распалили любопытство и волнение Несвета до невозможности долее их терпеть. Этот поход мог решить и его судьбу, хоть он и сидел в лесах за несколько месяцев пути от Греческого моря. Утвердит Ингвар свои права? Или утратит их?

Видимир только поклонился Хельге, взиравшей на него в изумлении и без малейшей радости: она надеялась, что сегодня они с ним расстанутся, и очень надолго.

Только после второго дня пути, когда к вечеру обоз добрался до Забитицкого погоста – начала владений Хольмгарда, – Хельга, свыкнувшись с мыслью о спутниках, спросила у Видимира, что они собираются там делать.

– Ты же не хочешь сказать, что ты собираешься там делать, – ответил Видимир, вернувший свой независимый, несколько вызывающий вид. – Так и я не скажу.

– Эйрик отпустил меня погостить у госпожи Сванхейд. – Теперь не было смысла изображать невесту; Хельга даже раскаялась, что дразнила Видимира и тем, возможно, подтолкнула к этой поездке. – Она еще прошлой зимой меня звала к себе. И теперь, когда ее дочь… – Хельга прикусила язык.

– Что там ее дочь?

– Вышла замуж, – нашлась Хельга, считавшая, что о смерти Мальфрид ему незачем знать, – ей одиноко. Поэтому она меня звала.

– Ну а меня она не звала, однако я не позволю этому рыжему ублюдку украсть у меня невесту.

«Ты дурак!» – чуть не сказала Хельга, но сдержалась: она сама, получается, и выставила его дураком, заморочив ему голову своим якобы обручением с Логи.

Она была почти уверена, что так и будет, но все же говорить об этом посторонним было преждевременно.

– Если ты хочешь видеть меня своей невестой, вам с твоим отцом нужно ехать не в Хольмгард, а в Силверволл и к Эйрику в Озерный Дом!

– Мы и в Хольмгарде найдем себе дело.

– Какое же?

– Может быть, спросим у людей – не устали ли они жить под властью женщины? И тогда… – Видимир слегка наклонился к Хельге, и она вдруг заметила, что теперь он на несколько пальцев выше ее. – Ты сама поймешь, за кого тебе стоит выйти, чтобы стать княгиней в Хольмгарде!

Хельга лишь фыркнула, выражая недоверие, но отошла с тревогой на душе. Похоже, Несвет не отказался от притязаний на наследство Олава…

Неужели у него и правда что-то может выйти?

* * *

Дальше ехали по Мсте – сперва на север, а потом, следуя руслу реки, повернули на запад. Селения по берегам принадлежали уже не мере, а словенам; и здесь еще попадались мерянские избы с высокими, шалашом, крышами, но больше было низких изб с навесом перед входом. Нередко у реки виднелись словенские родовые могилы, высокие и округлые. Хельга с любопытством прислушивалась к почти незнакомой речи, зато Несвет и Видимир общались с жителями свободно. Несвета здесь хорошо звали и уважительно именовали боярином, а кое-где и князем, имея в виду его княжеское происхождение. Род его матери был хорошо известен и уважаем на Мсте, и почти в каждом селении, узнав, кто едет, Несвета с сыном зазывали в гости, и седобородые старейшины уважительно подавали ему свежий каравай хлеба с солью в выемке верхней корки. Поэтому в погостах Несвет почти не ночевал, оставался в ближайшем селении, а потом утром нагонял обоз.

– Так и должно быть, – сказал сестре Хедин. – Раз уж Олав когда-то решил жениться на словенке, он выбрал девушку из самого знатного рода. А ты думала, он ее в лесу под елкой нашел?

Вернее было бы сказать, что раньше Хельга вовсе об этом не думала, но теперь ей пришлось признать про себя, что Несвет не зря хвалится знатностью рода. Но держалась она с ним и Видимиром по-прежнему холодно, чтобы не подогревать их надежды.

Через несколько переходов берега Мсты стали высокими и крутыми. Хельга изумленными глазами оглядывала обрывистые склоны, одетые камнем-известняком, и скалы над руслом. Опытные путники рассказали, что здесь ложе Мсты перекрывают пороги, которые летом, по открытой воде, причиняют немало неприятностей, их приходится объезжать по берегу, разгружая лодьи. Пороги шли уступами, и даже под снегом их кое-где было заметно – сани спускались будто по ступеням огромной лестницы. Летом здесь бурлит над грядами камня широкая полоса желтой пены.

– Это, наверное, была лестница, где ходили великаны, – говорила Хельга брату. – Давным-давно, пока людей еще не было.

Река и здесь была довольно широкой, а ближе к устью, дней через десять, раскинулась на несколько перестрелов. Здесь, как сказал Регинмод, летом свободно проходят даже большие лодьи.

Всего до Хольмгарда предстояло проделать по Мсте двенадцать переходов или около того, и с каждым днем пути Хельга все нетерпеливее ждала его окончания. Она очень устала от дороги, продолжавшейся почти месяц, оставленные позади переходы и погосты слились в памяти. За день на санях она коченела от холода и неподвижности, ночью, вынужденная спать в одежде, не могла толком отдохнуть. Кожух, из которого она почти не вылезала, так давил на плечи, что они, кажется, уже согнулись, как ветви березы под снегом. Не раз и не два Хельга пожалела тайком, что дала себя уговорить и пустилась в эту поездку, но, конечно, не подавала вида. Прежняя скука домашних зим теперь казалась благом – зато дома тепло уютно, безопасно, рядом вся родня. А здесь – волчьи следы на снегу и вой по ночам, пугающий лошадей. Страшно было даже подумать, что когда-то придется проделать этот путь в обратном направлении, и тем не менее она уже скучала по оставшимся дома родным. Прошлой зимой, когда Эйрик возил ее в Видимирь, она в это время уже подъезжала к дому, а теперь и не доехала до места!

– Лучше понимаю, какая мужественная женщина наша мать! – лишь однажды сказала она Хедину, когда их больше никто не слышал.

Устав сидеть в санях, Хельга для разнообразия ехала за спиной у брата, на крупе лошади, прислонившись головой к его спине.