Текст книги "Битва колдуньи. Сага о мечах"

Разгорелся вечный спор, Асольв не вмешивался, потому что толком ничего не знал, а пережевывать домыслы не считал нужным. Никто не мог сказать, чего боится Свальнир, зато его боялись все. Последний из могучего и некогда многочисленного племени камней, он сумел выжить и приспособиться к новому миру, в котором для великанов почти не осталось места. Изредка, если ему не везло на охоте, он уносил скотину с дальних пастбищ, а жители ближайших к Великаньей долине усадеб распускали слухи, что у соседей иногда пропадают люди.

«Кто его знает?» – хмуро думал Асольв, скрывшись наконец в спасительной тени ельника и от дождя, и от страшных глаз. Может, и правда великан ест людей. Про инеистое племя ничего нельзя знать наверняка. И любой умный человек поймет – от него лучше держаться подальше.

Ингвиль поднялась на самом рассвете, сразу, как только в утренней тишине раздался скрип ворот, – рабыни отправились к стаду на пастбище за молоком. Оставшиеся в покое женщины еще спали, и только один человек украдкой следил, как Ингвиль выбирается с лежанки и торопливо одевается, – Хёрдис, притворяясь спящей, не пропустила ни единого движения сестры. Вот Ингвиль застегнула на груди круглые серебряные застежки, взялась за цепочку, и Хёрдис затаила дыхание. Среди амулетов висело, как и полагалось, огниво Синн-Ур-Берге. Железное колечко, которым оно крепилось к цепочке, было разомкнуто и держалось чуть-чуть. Ведь цепи и украшения всю ночь лежали на ларе, и ничто не мешало Хёрдис к ним подобраться во тьме. Если Ингвиль сейчас заметит… Но она ничего не заметила. Бессознательно, по привычке коснувшись огнива, Ингвиль схватила гребень и скользнула вон из девичьей.

Едва за ней закрылась дверь, как Хёрдис тоже вскочила. Одеваться ей было недолго, а умыванием и расчесыванием волос она себя и вовсе не стала утруждать. Неслышно проскочив мимо Ингвиль, которая умывалась в углу, Хёрдис выбежала из дома и, будто тролль, спряталась в россыпи больших камней за воротами.

Очень скоро показалась Ингвиль. Она шла быстрым шагом и не оглядывалась; неслышно, как тень, Хёрдис кралась за ней. Впрочем, она могла бы не скрываться и даже топать, как стадо коров, – Ингвиль все равно бы ничего не услышала, ибо мысли ее были заняты чем-то совсем другим и ей не приходило в голову опасаться слежки. Из осторожности Хёрдис следовала за ней в некотором отдалении, держась ближе к деревьям и крупным камням. Она не боялась потерять сестру из виду: тропинка к берегу моря и Фьялльской отмели всего одна, а Ингвиль не из тех, кто бросает натоптанные тропы.

Сбоку зашумело море, впереди на тропе мелькнуло черное пятно младшего смотрельного камня. Возле камня стоял человек – так и есть, Хродмар Метатель Ножа, кому же еще здесь быть? Хёрдис спряталась за дерево, а Хродмар быстро шагнул навстречу Ингвиль. Она подбежала к нему, Хродмар взял ее руки в свои. Хёрдис поднесла ко рту кулак и вцепилась в него зубами, чтобы не фыркнуть. Да уж, сестра Ингвиль выбрала себе сердечного друга! Красивее теперь не найдешь во всем Морском Пути!

Ингвиль и Хродмар пошли дальше по тропе между морем и ельником. Хёрдис еще немного постояла за елью. Сердце ее учащенно билось: Хродмар сейчас представлял для нее смертельную опасность. Если он в ту первую встречу чуть не убил ее за несколько невежливых слов, то теперь, когда ее проклятье едва не сгубило и непоправимо изуродовало его самого, он уж точно не отпустит ее живой. Но чувство опасности будоражило и даже веселило Хёрдис.

Она осторожно выглянула из-за ели: эти двое удалялись, держась за руки и тесно прижимаясь друг к другу, как будто шли по тропинке не шире лезвия ножа. Теперь они не заметят даже целую дружину при всем оружии, распевающую боевые песни, так что можно особенно и не скрываться. Плохо только то, что Хёрдис не знала точно, в каком направлении они пойдут, – они ведь и сами, как видно, этого не знали. А ей нужно было смотреть на Ингвиль не сзади, а спереди, чтобы видеть огниво у нее на груди.

Слева от тропы, в противоположной стороне от моря, открылась узкая и длинная долина – Копейная, как ее называли. Она упиралась в редкий ельник, где стайки деревьев перемежались моховыми полянками и крошечными озерцами. По берегам их и на дне под прозрачной водой виднелись округлые серые валуны, похожие на дремлющих чудовищ. Хёрдис обрадовалась – теперь она знала, куда идут эти двое. Озерная долина – хорошее место, укрытое со всех сторон, и просто так никто туда не забредет. Это удобно для самых разных дел…

Не показываясь из ельника, Хёрдис во весь дух бросилась бежать вдоль Копейной долины, обгоняя медленно идущих Ингвиль и Хродмара. Первой достигнув Озерной долины, она спряталась за большой серый валун, над которым нависли косматые лапы кривой ели. Это было отличное укрытие, и Хёрдис безбоязненно приподняла голову над камнем. Волосы она накинула на лицо и смотрела сквозь них, как настоящая троллиха. Да разве она не троллиха – она, живущая среди людей, но по своим собственным законам, внешне похожая на них, но в душе близкая только самой себе?

Ингвиль и Хродмар сели на ствол упавшей ели шагах в десяти от ее укрытия. Хёрдис отлично их видела. Хродмар держал руку Ингвиль и что-то тихо говорил ей; вид у сестры был такой серьезный и сосредоточенный, как будто они обсуждали очень мудреные вещи. Взгляд у Ингвиль был чуть-чуть отрешенный, казалось, она прислушивается к чему-то глубоко внутри себя. Нельзя сказать, чтобы эти двое выглядели очень уж счастливыми, но зоркие глаза Хёрдис видели облако силы, окружавшее их и делавшее единым существом. И зависть больно куснула ее в сердце; никто не объяснял ей значение руны Гебо, творившей сейчас над ними свою вечную ворожбу, но она и сама чувствовала дыхание этой руны, сливающей два в одно и придающей им силу трех. И эта зависть была больнее всего, потому что счастье нельзя украсть или отнять.

Но тут же, сердито тряхнув головой, Хёрдис сосредоточилась на деле. Огниво висело на груди Ингвиль. Вот оно, темная полоска железа, изогнутая в сплющенное кольцо, хорошо заметное среди серебряных подвесок и амулетов. Оно притягивало, звало ее, Хёрдис, неслышным для других, но очень громким голосом. Оно не хотело оставаться с Ингвиль, для которой весь мир теперь состоял только из ее рябого приятеля, оно хотело принадлежать Хёрдис не меньше, чем она хотела обладать им. Она раскроет его силы по-настоящему, выведет из тоскливого прозябания, на которое огниво обречено в добродетельных руках Ингвиль!

Посидев немного, парочка поднялась и пошла дальше через Озерную долину. Хёрдис сердитым взглядом впилась в землю под ногами сестры; прямо напротив ее укрытия Ингвиль споткнулась, вцепилась в руки Хродмара, он подхватил ее, и они застыли, как будто были сделаны из одного куска.

Но огниво уже соскользнуло с колечка и упало на мягкий мох, даже не звякнув. А те двое ничего не заметили. Перешагнув через драгоценный родовой амулет, как через простую еловую шишку, Ингвиль пошла дальше. Она помнила об огниве и берегла его даже во сне, но сейчас для нее существовал только Хродмар. А позже, когда пропажа обнаружится, она совершенно справедливо рассудит, что потеряла огниво во время своей длинной прогулки. Ну и пусть ищет! Огниво уже будет в надежном месте! И больше его никогда не потеряют!

Хёрдис едва дотерпела, пока парочка отойдет подальше и скроется за елями. Быстрее молнии она бросилась вперед, подобрала огниво и метнулась в ельник. Зажав добычу в кулаке, она мчалась в другую сторону от Фьялльской отмели, и все существо ее пело от радости. У нее получилось! Она раздобыла огниво, и никто не скажет, что это кража. Главное, что никто не сможет подумать на нее! Никто не видел, как она его подобрала, никто не видел, что она вообще вышла из дома вместе с Ингвиль! Зато теперь будущее Хёрдис Колдуньи в ее собственных руках!

Глава 6

Домой Хёрдис вернулась в сумерках. Летом это было для нее даже рано, но ее очень мучило любопытство, обнаружена ли пропажа и что из этого вышло.

Едва перешагнув порог девичьей, она почти столкнулась с Ингвиль. И с первого взгляда поняла, что пропажа замечена: лицо Ингвиль было растерянным, беспокойным – такой ее не видели даже в дни разгула «гнилой смерти».

– Хёрдис! – сразу воскликнула она. – Ты не видела…

– Что? – с хищным любопытством мгновенно отозвалась Хёрдис.

Ингвиль помедлила, посмотрела ей в лицо, хотела что-то сказать, даже открыла рот, но передумала и отвела глаза.

– Нет, – тихо сказала она. – Ничего.

Ингвиль вышла из девичьей. Хёрдис окинула покой быстрым взглядом: постель сестры была оправлена кое-как, словно ее только что переворачивали, а шкуры возле нее лежали слишком ровно – заново расправленные после встряски. В девичьей витал запах пыли, а Бломма с преувеличенным рвением провинившейся копалась в ларе с рубашками.

– Что вы тут ищете? – спросила у нее Хёрдис.

– А? – Бломма повернулась к ней, вид у нее был смущенный и встревоженный. – Мы… Она велела… Не знаю.

Хёрдис хмыкнула и пошла прочь. Все ясно. Только одну вещь в доме могут искать с таким испугом и смущением – огниво. Вернее, могли бы, потому что его еще никогда не теряли.

Ингвиль брела через двор, внимательно, но без надежды глядя себе под ноги, и пыталась собраться с мыслями. Она с детства любила порядок и никогда ничего не теряла. А потерять такую дорогую вещь, как огниво, ей казалось почти преступлением – ведь оно принадлежит не ей, а всему роду, всем потомкам! Ей было стыдно и тревожно. Конечно, она потеряла его не дома, а где-то там, на берегу или в ельниках. Ее сильно смущала мысль о том, что придется отвечать на расспросы. «Где ты была сегодня?» «А зачем ты туда пошла?» «Кто там с тобой был?» Как признаться отцу, что она бродила по долинам с Хродмаром? Как он это примет, что скажет, что подумает? Ингвиль не привыкла смущаться или бояться ответственности за свои поступки, и ее очень угнетало положение, которое, скажем, Хёрдис, привыкшая к чужому неудовольствию, перенесла бы с легкостью. Эти неизбежные будущие вопросы мучили Ингвиль чуть ли не сильнее, чем потеря огнива. Но деваться было некуда.

Возле молочной она наткнулась на мать.

– Ингвиль! Что с тобой? – воскликнула фру Альви, увидев лицо дочери. – Ты не больна?

На ум ей мгновенно пришла «гнилая смерть»; одной рукой прижав к груди горшок со сливками, фру Альви другой пощупала у дочери лоб. Ингвиль покачала головой.

– Я… – Ей было трудно произнести вслух страшное известие, но душа ее уже изнемогала, хотелось поделиться с кем-нибудь этой тяжестью. – Я потеряла…

Она не договорила, но опустила глаза на грудь, к цепочке. Фру Альви проследила за ее взглядом и ахнула – заметила, что огнива нет.

– Ты потеряла огниво!

Ингвиль молча кивнула, глаза ее наполнились слезами. Фру Альви поставила горшок со сливками прямо на землю и всплеснула руками. Она тоже не находила слов. По лицу Ингвиль потекли слезы, и фру Альви поспешно обняла дочь, как будто хотела спрятать.

– Отец убьет нас! – сказала хозяйка, торопливо оглядываясь, как будто высматривала здесь же, на дворе, какое-то средство спасения. – Ты хорошо поискала?

Ингвиль всхлипнула и уткнулась в плечо матери. Она перерыла свою лежанку, одежду и одеяла во всей девичьей, даже велела мальчикам пошарить длинной палкой под помостами. Но это были не поиски, а лихорадочная дрожь – девушка хорошо помнила, что огниво было с ней, когда она утром уходила из усадьбы, а значит, искать его дома бессмысленно.

– Надо сказать отцу, – решила фру Альви. – Не знаю, что он сделает с нами, но он должен знать. Пусть сам прикажет искать. Может, он знает, как заставить огниво вернуться. Ведь твоя бабка говорила, оно само возвращается.

– Оно возвращается, только если украдено, – безнадежно сказала Ингвиль. – А если потеряно… то нет, вроде как… сами виноваты. Так оно и будет лежать где-нибудь под камнем, пока его не найдут тролли…

Фрейвид, узнав о происшедшем, помрачнел и нахмурился.

– Когда ты видела его в последний раз? – спросил он у Ингвиль, не обращая внимания на ее слезы.

– Утром, – выговорила она. – Когда я одевалась, оно было. А когда я пришла, не было.

– Куда ты ходила?

– К Озерной долине.

– А там ты искала?

Ингвиль покачала головой. Фрейвид тут же велел созвать людей. Все население усадьбы, от мальчишек до стариков, от рабов до гостей-хёльдов, отправилось на поиски. Фрейвид обещал в награду серебряное блюдо, еще его отцом вывезенное из уладских земель, а если это будет раб – свободу и средства на обзаведение хозяйством. Все были наслышаны о знаменитом родовом амулете, и толпа домочадцев возбужденно гудела.

– Ты хоть сама помнишь, какой дорогой шла? – спросил Фрейвид у дочери.

– Я шла по тропе… – неуверенно ответила она. – Где смотрельные камни.

Свой путь она помнила, но ей было слишком неловко об этом говорить. Отец еще не догадался спросить, зачем она ходила рано утром к Озерной долине, но вот-вот догадается!

– Надо собаку! – завопил Хар. – Я возьму Чуткого! Он сразу найдет, какой дорогой она шла!

– Молодец! – Немного прояснившись лицом, Фрейвид погладил Хара по волосам. Видно, из младшего сына со временем выйдет толк, если он в десять лет уже такой сообразительный. – Скорей тащи его сюда!

Чуткий, черный песик с белой грудью, с острой мордочкой, ростом был едва больше кошки, но отличался завидным нюхом и редким умом. Его ушки стояли торчком, в глазах горел охотничий азарт, крепкие лапки не знали усталости. Хар сам вырастил его и очень гордился своим песиком.

– Чуткий, нюхай! – велел мальчик, приведя пса к Ингвиль и ткнув носом в подол ее платья. – А теперь ищи!

Хар подтолкнул собаку к воротам усадьбы, и Чуткий, мигом поняв, что от него требуется, устремился за ворота. Фрейвид запретил людям высовываться впереди собаки, чтобы не затоптать след Ингвиль, и Чуткий уверенно бежал по тропе. Его нос не отрывался от земли, и лишь иногда он оглядывался, проверяя, идут ли за ним люди. Чуткий мог бы гордиться – за ним валила нешуточная толпа. Пожалуй, никогда еще за такой мелкой собачкой не следовали столь знатные и прославленные люди, и Чуткий по справедливости мог бы рассчитывать, что имя его будет увековечено в потомстве, если бы у собак водился обычай складывать саги.

Вот он пробежал через Копейную долину, вступил в Озерную. Вся усадьба шла следом, внимательно глядя под ноги и переворачивая камешки, но огнива нигде не было. Вот Чуткий выскочил на маленькую моховую полянку возле озерца, закружился у выступа елового корня. Здесь он уселся и поглядел на Хара с чувством выполненного долга.

– Искать здесь! – велел Фрейвид. – Дочь моя, ты правда сюда приходила?

Ингвиль молча кивнула. А Чуткий тем временем снова встал и побежал назад. Хар пустился за ним.

– Это, должно быть, ее обратный след, – решил Фрейвид. – Ищите здесь, а я пойду дальше. Она могла уронить огниво и на пути к дому.

Чуткий, Хар, Фрейвид и еще несколько человек прошли до конца Копейной долины, а там Чуткий уверенно повернул не к усадьбе, а в другую сторону, к старшему смотрельному камню. Ингвиль слегка изменилась в лице: здесь она не была и не понимала, куда пес ведет теперь.

– Ты ходила и туда? – Фрейвид обернулся к дочери. – Нет, – недоуменно ответила она. – Разве что… – Что?

– Ничего… – совсем тихо ответила она.

Теперь она догадалась, что за след взял Чуткий, и от этой догадки ей стало холодно.

– Да он ведет нас к Фьялльской отмели! – сообразил кто-то из работников. – Может, они были в Озерной долине?

Фрейвид поглядел на бледное лицо дочери. В глазах ее был ужас, как при виде огня над родной крышей, и он кое о чем догадался, но промолчал. Таких разговоров не заводят при челяди и при соседях, которые сбежались на шум и тоже усердно искали, мечтая получить серебряное блюдо.

Ингвиль опустила глаза: у нее не было сил смотреть на отца, его тяжелый взгляд придавливал ее к земле, как гранитная глыба. Ей казалось, он видит ее насквозь. И уж, конечно, на похвалы рассчитывать нечего. «Не ожидал я от тебя такой неосторожности, дочь моя!» – только и скажет Фрейвид. Он никогда не тратил много слов на брань, но Ингвиль предпочла бы провалиться сквозь землю к троллям, чем услышать сейчас его голос.

– Ну что ж, если здесь были фьялли, мы теперь пойдем к ним! – невозмутимо решил Фрейвид, но Ингвиль слышала в его голосе и гнев, и осуждение. Не поднимая глаз, она медленно, словно на казнь, шла вслед за всеми.

Еще издалека было видно, что на Фьялльской отмели возле землянки кипит жизнь. Над берегом поднимался дымок от костра, несколько человек чистили рыбу, над огнем висел закопченный железный котел с козлиными головками на концах дужки, как делают во Фьялленланде. В дружине «Тюленя» еще хворали не больше пяти человек, прочие уже поднялись и достаточно окрепли, чтобы можно было думать о возвращении домой.

Поодаль от всех сидел на песке высокий человек со спутанными волосами – Геллир. Он тоже выздоровел, но ослеп. И он первым обернулся в сторону подходящих квиттов, крикнул что-то, взмахнул рукой.

Из землянки вышел Моди, на ходу затягивая пояс со своей золотой пряжкой. Приглаживая ладонями волосы, он с тревогой смотрел на приближающихся квиттов. Появление такой толпы с самим хёвдингом во главе не обещало ничего хорошего.

А Чуткий как по веревочке подбежал к Хродмару, торжествующе тявкнул и уселся рядом на песке, поджидая хозяев. Хродмар и другие фьялли с недоумением смотрели на черно-белого остроухого песика.

– Сдается мне, Хродмар, что этот пес выслеживал тебя, – сказал Моди.

Хродмар не ответил. За спинами квиттов он увидел Ингвиль, и вид ее бледного потрясенного, испуганного лица наполнил его самыми нехорошими предчувствиями. Близко была если не беда, то большая неприятность. Ее отец как-то узнал об их встречах. Конечно, никакого преступления они не совершили, но такой знатный и гордый человек не потерпит, чтобы его дочь встречалась с мужчиной наедине, да еще и без его ведома. При заносчивом и неуживчивом нраве Фрейвид может увидеть в этом оскорбление и потребовать ответа. И хотя Хродмар был готов отвечать как угодно, от мысли, что имя Ингвиль будут трепать все языки в округе, его пробрала холодная дрожь.

Фрейвид вышел вперед и остановился шагах в десяти от землянки. Моди и Хродмар вышли ему навстречу. Квитты сгрудились позади своего хёвдинга и затихли. Фьялли, побросав дела, столпились за спинами вожаков, но тоже молчали, с тревогой выжидая, что означает это неожиданное явление.

Несколько мгновений было слышно только шум близкого моря и потрескивание поленьев в костре. Ветерок носил дым с запахом рыбной похлебки.

– Не знаю, кому из нас надлежит первым приветствовать другого, – ведь здесь наш дом, но твоя земля, – начал Моди. – И все же я первым скажу тебе, Фрейвид хёвдинг, что я рад видеть тебя и твоих домашних в добром здоровье. Надеюсь, не беда привела тебя к нам в этот час?

– Ты ошибся в своей надежде, Моди ярл, – медленно ответил Фрейвид. Взгляд его блекло-голубых глаз и голос, в котором звучала скрытая враждебность, не обещали гостям ничего хорошего. – А я хотел бы думать, что не ошибся, оказав вам гостеприимство и помощь.

– Никому из тех, кто принимал в гости меня и мою дружину, не приходилось жалеть об этом! – ответил Моди. Его обычно добродушное лицо стало надменным и замкнутым: он тоже понял, что случилось что-то нехорошее, и приготовился защищать себя и своих людей. – Если в твоем доме беда, то не можем ли мы помочь тебе?

– В моем доме беда! – угрюмо подтвердил Фрейвид. – Пропало то, что было мне дороже всех сокровищ.

При этом он невольно кинул взгляд назад, отыскивая дочь. Хродмар подобрался. Так и есть. Что может быть дороже для знатного человека, чем его честь и доброе имя дочери? Скорее бы уж он сказал, чего хочет, и дал Хродмару возможность ответить. Хродмар чувствовал на своем лице пытливый взгляд Фрейвида, знал, что выдает себя с головой, но не мог отвести глаз от бледного лица Ингвиль с мокрыми от слез ресницами. Именно сейчас он с особенной силой и остротой ощутил, какую власть приобрела над ним любовь к этой девушке-квиттинке. Теперь ему казалось, что он – самый близкий для нее человек, а ее родной отец – чужой, почти враг, и жаждал защитить ее от этого человека с холодными голубыми глазами.

– У тебя в доме много сокровищ, – сказал тем временем Моди. – Не можем ли мы узнать, что именно ты почитаешь пропавшим? Надеюсь, мы сумеем помочь тебе в поисках.

– Я уже вышел на поиски, и след привел меня сюда, – сурово произнес Фрейвид. – Больше всех сокровищ рода я ценил огниво, которое носила с собой моя дочь. Сегодня утром оно исчезло, и собака пришла сюда по его следу.

На лице Хродмара отразилось такое облегчение, что Фрейвид даже растерялся.

– Я знаю, о чем ты говоришь, – кивнул Моди. – Я не раз видел огниво в руках йомфру Ингвиль. Не стану притворяться, будто мне неизвестны его волшебные свойства. Мы с йомфру Ингвиль часто говорили о них. Я даже знаю то, что огниво само возвращается к хозяину, будучи украденным. Неужели ты считаешь меня глупцом, способным совершить бесчестный поступок, который заведомо не принесет мне пользы?

– Люди могут лгать или ошибаться, – ответил Фрейвид. Он уже нашел объяснение облегчению Хродмара – может быть, тот надежно спрятал украденное и не боится даже обыска землянки. – Но этот пес, – Фрейвид кивнул на Чуткого, – не способен лгать. Он вел нас по следу моей дочери и привел сюда. Сама она не была здесь сегодня. Значит, собака шла по следу огнива.

– Скажи мне прямо, Фрейвид хёвдинг, ты обвиняешь в краже кого-то из нас? – прищурившись, спросил Моди. – Может быть, меня? Или моего родича Хродмара? Другие наши люди почти не бывали у тебя в доме.

Хродмар лихорадочно пытался вспомнить, видел ли он сегодня утром огниво на груди Ингвиль, и не мог – ему запомнились только ее глаза.

– Я хотел бы, чтобы вы попытались объяснить мне эту пропажу, – холодно ответил Фрейвид.

Все-таки Моди и Хродмар были высокородными людьми, его гостями, и обвинить их в краже было не так-то легко. Его завязавшаяся было дружба с конунгом фьяллей, на которую он так рассчитывал, могла превратиться в жестокую и очень опасную вражду, но даже под угрозой этой вражды он не мог позволить обворовывать себя.

Моди хотел ответить, но вдруг смешался и посмотрел на Хродмара. Он вспомнил, что на самой заре лежанка Хродмара уже была пуста. Моди не был слепым и отлично знал, куда мог направиться его племянник в столь ранний час. Конечно, заподозрить его в краже было нелепо, но, возможно, он и правда что-то знает?

– Мы не раз видели огниво у твоей дочери, но мы не знаем, где оно сейчас, – спокойно ответил Хродмар. – В этом я клянусь тебе Одином и Тором. Пусть Один никогда больше не даст мне победы, пусть Рыжебородый поразит меня Мйольниром, если я виновен в пропаже сокровища твоего рода.

Фрейвид молчал. Уверенный вид Хродмара убеждал против воли, да и имена богов не поминают просто так. Но у хёвдинга уже появилась иная забота, кроме пропажи огнива. Он понял, что Хродмар встречался с Ингвиль, и это обстоятельство нужно было выяснить до конца. Хродмар смотрит только на Ингвиль, старается что-то сказать ей взглядом – между ними есть какая-то связь, и Фрейвид чувствовал себя оскорбленным, почти ограбленным. Ингвиль ведь не Хёрдис – он привык к тому, что младшая дочь, красавица и умница, его гордость и надежда, целиком в его власти и никогда не выйдет из его воли, не пойдет наперекор и только отцу предоставит решать ее судьбу. Но все происшедшее этим утром открыло Фрейвиду глаза на опасность ничуть не меньшую, чем пропажа огнива. Его дочь Ингвиль доверилась чужаку, фьяллю. Этого Фрейвид не мог допустить. И как далеко зашло дело?

– Пусть твой родич поклянется, что не поднимал руки ни на одно из моих сокровищ, – четко выговорил Фрейвид и выразительно посмотрел на Хродмара, будучи уверен, что тот его поймет. – Я предложил бы тебе, Моди ярл, подтвердить мечом его правоту, но вы – на моей земле, вы мои гости, я взял вас под защиту и не могу выступить против вас с оружием в руках. Мы поступим иначе. Пусть боги ответят нам голосом рун.

На поясе рядом с оружием Фрейвид хёвдинг всегда носил небольшой кожаный мешочек с вышитыми на нем рунами Вуньо, Суль и Дагаз – тремя рунами Мысли, помогающими при ворожбе. В мешочке хранились двадцать четыре округлые бляшки из ясеневого дерева с вырезанными на них рунами. Отвязав мешочек от пояса, он вслед за Моди прошел к большому плоскому камню, который фьялли использовали как стол. На гладкой поверхности камня Фрейвид расстелил белый платок, который извлек из того же мешочка, высыпал на него руны и произнес, подняв глаза к небу:

 
Рун Повелитель,
к тебе я взываю:
дай мне три руны,
тьму освети мне.
Дай мне услышать
Мудрых советы,
чтоб не случилось мне
сделать ошибки.
 

Никто из домочадцев не смел приблизиться, только Моди и Хродмар вдвоем заняли место с другой стороны камня, напротив Фрейвида, да еще Ингвиль, медленно подойдя, встала за плечом отца. Ей было мучительно неловко и тревожно, но стоять поодаль было еще тяжелее. Фрейвид слегка оглянулся на нее, но ничего не сказал и разровнял ладонью руны.

– Пусть Один и Фригг помогут мне в поиске потерянного мною сокровища! – произнес Фрейвид и взял с платка наугад одну из рун. – Первая руна пусть скажет мне, на верном ли пути я сейчас.

Он перевернул ясеневую бляшку. На него глянула руна Ансуз – вершиной вниз. Фрейвид покраснел, почувствовав себя в глупом положении. Боги как будто захотели посмеяться над ним! Перевернутая руна, чье имя Послание, означала, что сейчас он ошибается и все понимает неправильно.

– Сдается мне, Один наводит тебя на мысль, что ты не там ищешь твою пропажу, – мягко произнес Моди, которому тоже была видна руна и который не хуже Фрейвида мог ее истолковать.

Хродмар бросил повеселевший взгляд на Ингвиль. У нее тоже немного отлегло от сердца, но она не смела взглянуть на отца, боясь, что такое явное указание на ошибку рассердит его.

– Посмотрим, что скажут другие руны, – только и ответил Фрейвид и взял еще одну. – Вторая руна пусть скажет мне, что ждать дальше.

– Похоже на то, что тебя, хёвдинг, ждут в ближайшее время неожиданности! – заметил Моди, бросив взгляд на руну в руке хозяина. Это была руна Райдо, тоже перевернутая.

Фрейвид глянул на него, но ничего не сказал. А мысленно добавил: перевернутая руна Пути может еще означать скорый разрыв с кем-то из близких. На ум ему сразу пришла Ингвиль, которую он может так или иначе потерять, и это так встревожило его, что он почти забыл об огниве. Фрейвид молча взял с полотна третью руну – ту, что дает совет. На него глянула руна Гебо. Ее косой крест блеснул перед напряженным взором хёвдинга, как солнечный луч в ненастье. Руна Дара не бывает перевернутой и всегда несет только благо. И совет ее прочитать несложно: она зовет к дружбе и объединению.

– Сдается мне, что боги не хотят ссоры между нами, – с удовлетворением перевел Моди речи судьбы.

– Похоже, они советуют нам хранить и укреплять нашу дружбу, – весело добавил Хродмар. – Я не большой знаток рун, но эту вряд ли можно истолковать как-то иначе.

Фрейвид еще немного помолчал, хотя смысл третьей руны и вправду трудно было не понять. Его смущало то, что в своих подозрениях он оказался совершенно не прав. Фрейвид хёвдинг не привык к ошибкам или поражениям, и ему понадобилось какое-то время, чтобы взять себя в руки и достойно признать, что он заблуждался.

– Я рад, что не ошибся в своих гостях, – сказал он наконец. – Придется мне поискать мою пропажу в других местах.

– Как видно, духам вашего побережья кажется, что мы загостились! – заметил Моди. – Но пусть они не гневаются, мы скоро уйдем восвояси.

– Не надо спешить, я ведь не выпроваживаю вас! – Фрейвид бросил Моди многозначительный взгляд. – У нас с тобой есть еще одно дело, ты не забыл о нем? То самое, что должно решиться в новолуние. Надеюсь сегодня вечером видеть вас всех в усадьбе. Пусть ни люди, ни боги не сомневаются, что я понял волю судьбы.

Моди, помедлив, кивнул. Он не забывал о железе, которое обещал ему Фрейвид. И до намеченного срока оставалось не больше двух-трех дней.

По дороге к усадьбе все домочадцы хёвдинга смотрели под ноги и по второму разу переворачивали камешки – ведь огниво так и не было найдено. Но серебряное блюдо, обещанное за находку и сиявшее в умах, как полная луна на небе, закатилось за тучи – надежды почти не оставалось.

Сам Фрейвид молчал, и лицо его, несмотря на примирение с фьяллями, было мрачным. Фру Альви и Ингвиль шли впереди; хёвдинг часто посматривал на дочь, но ни о чем не спрашивал.

На небе блестел обрезочек ущербного месяца в последней четверти. Света от него было мало, но Хёрдис не заблудилась бы здесь и с закрытыми глазами. Словно тень, скользила она между тонкими соснами на склоне горы, где не так давно повстречала Грима ярла. Только теперь она была одна, Серый остался запертым во дворе усадьбы. В том деле, за которым она шла сейчас, Хёрдис не доверяла никому. Даже Серому.

Добравшись до самой вершины горы, она метнулась к высокому плоскому обрыву. Казалось, какой-то великан ударил здесь лопатой и снес широкий пласт земли со склона. Возле обрыва стояли несколько сосен, две старые, толстые, и пара молодых, тонких. Хёрдис отсчитала третью молодую сосну от правого края обрыва, спряталась за нее, прижалась к стволу и застыла. Она исчезла – ни один взгляд, обладай он хоть орлиной зоркостью, не сумел бы различить фигурку девушки возле ствола.

Здесь было совершенно темно, желтые лунные лучи скупо падали только на поляну впереди. На миг Хёрдис стало страшно – она усомнилась, а есть ли она на свете? Или это только тень? Или чье-то воображение нарисовало ее изменчивый образ на склоне сосновой горы? Живет ли она или только смотрит на землю из высших миров, где души не нуждаются в телесном воплощении?

Все было тихо. Хёрдис опустилась на колени и стала копаться меж корнями сосны. В образовавшейся ямке среди хвои и земли ее пальцы коснулись железа. Хёрдис вытащила огниво Синн-Ур-Берге и заботливо очистила его.

– Молодцы, тролли соснового склона! – бормотала она. – Хорошо берегли мое сокровище! Да и что еще вам делать – огонь спалит любого из вас, кто только посмеет протянуть волосатую когтистую лапку к моему огниву!

Зажав в руке свою драгоценность, Хёрдис заскользила вниз по склону. Теперь ее путь лежал к морю. Поодаль от усадьбы у нее было укромное местечко, которое могло пригодиться и как укрытие, и как тайник. В тихой заводи вода была почти спокойной. Огромное море дышало соленой свежестью в лицо Хёрдис, но волны оставались там, за большими скользкими камнями.