Текст книги "Ученик хранителя снов. Трилогия"

***

В магазинчике, как обычно в это время, почти никого не было. Эрни решил поискать на полке что-то похожее на то, что обычно держал в холодильнике Том. На одной из дальних полок нашлась бутылка с овсяным молоком.

Колокольчик над входной дверью магазинчика звякнул. Эрни узнал светловолосого Макса, своего приятеля по старой школе, жившего через две улицы отсюда.

Макс протянул для приветствия руку (как всегда – загорелую и обветренную). В другой руке он держал годовалую сестрёнку, обхватившую маленькими ручками его шею.

– Давно тебя не видно.

– Я… перебрался в город, можно сказать… Теперь буду бывать здесь редко.

– Ну удачи тебе. Заходи, если что.

– Спасибо, передай всем в школе от меня привет.

Эрни поспешил вернуться в дом.

Возле порога лежала сложенная вдвое мокрая тряпка. Эрни вытер ноги.

Воздух в комнате был влажным, а пол – чистым, только Ушастик наследил на нем лапками, перепачканными в золе.

Нина выгребала золу из камина и ссыпала в какое-то старое ведро (интересно, где она нашла его).

– Спасибо за все это… Но, знаешь, ты не должна убирать здесь.

Нина выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока. На ее запястьях и локтях виднелись следы золы, джинсы на коленках были перепачканы пылью и паутиной. Эрни уже подумал, что сейчас она подбежит к нему и начнет бодаться или драться.

Но она только рассмеялась, отряхивая колени и руки.

– Конечно, не должна. Но ведь и ты не должен был приглашать сюда меня и Ушастика, так ведь?

– Ну… да… наверно…

– Наверно, да. Так что давай готовить блинчики, чай я уже заварила.

Глава 18. Землетрясение и история Тома

Эрни проснулся от странных толчков. Вдобавок, кто-то или что-то довольно бесцеремонно «переложило» его с гамака на маленький складной диванчик. Спасибо, подушка и плед остались на месте. Хотелось снова уснуть, не открывая глаз: Эрни дождался, пока «землетрясение» закончится, и так и сделал.

Вскоре он проснулся снова: жужжал робот, мывший пол в комнате. Том был рядом. Эрни понял это по писку, который время от времени издавали его любимые тапки.

Эрни протер глаза и сел.

Привычного «сквозного» утреннего света не было: занавес был плотно задернут. Комната стала гораздо уже и… заурядней. Это была скромная и опрятная квартира-студия. Такая, какой Эрни, впервые войдя сюда, ее увидел.

Том помешивал кипящий какао и выкладывал на сковородку овощи и кусочки соевого творога.

– К нам придут минут через сорок. Позавтракаешь со мной?

– Конечно. Пойду умоюсь.

Эрни влез в гигантские тапочки и запихнул плед и подушку в платяной шкаф, теперь стоявший там, где вчера находился стеллаж с книгами.

Подойдя к проёму, ведущему в коридор, он сконцентрировался, рисуя в воображении детали интерьера прихожей. Восстановив в памяти обстановку, он раздвинул занавеску и шагнул. И ничего не почувствовал. Упругого тумана не было: обычный воздух без каких-либо следов магии.

Похоже, сейчас они действительно находились в обычной квартире, в обычном доме, в обычном городе. Это было странное ощущение: за эти несколько дней волшебство как будто стало неотъемлемой частью его новой жизни, и без него дом казался каким-то… неполноценным. Хорошо, что это ненадолго.

Эрни оделся и они с Томом наскоро позавтракали. Том, пережевывая овощи, снова повторил Эрни то, что вчера вечером они репетировали перед сном.

– «Я спокоен. Всё хорошо. Это просто формальность. Сейчас мы просто сделаем это». Ну, давай, Эрни, теперь ты: вдох, выдох.

Эрни вдохнул, выдохнул и пять раз подряд повторил то, что сказал Том. В дверь позвонили как раз тогда, когда он закончил. Том уже успел убрать со стола посуду.

***

Бледный молодой человек присел за стол напротив Эрни. Он избегал смотреть на них с Томом и говорил очень тихо, иногда заикаясь. Бумаги и ручки он несколько раз уронил и долго извинялся.

Эрни отвечал на формальные вопросы, ставил галочки в бланках, вписывал в пустые поля свое имя. Том все это время стоял позади него, положив ладони ему на плечи.

Молодой человек отказался от чая, предложенного Томом. В прихожей он снова уронил папку с бумагами, густо покраснел и вышел, споткнувшись о порожек.

Том и Эрни обнялись.

– Ну вот, всё позади. Теперь я твой полноправный опекун, приемный папа. Просто папа, если хочешь. Или просто Том, если тебе так комфортнее. Хорошо?

Том снова держал Эрни за плечи, вытянув руки, глядя на него сверху вниз со странным, одновременно и внимательным, и отстранённым выражением лица.

– Пойдем всё-таки выпьем чая: мы же не такие стеснительные, как этот молодой человек, верно?

– А почему он так нервничал?

– Он работает совсем недавно, на испытательном сроке. Ему поручили заполнить документы, и переживает он гораздо больше, чем мы с тобой.

– Понятно.

– Надеюсь, он ничего не забыл. – Том запускал руку в банку с коровами. – Я так привык к «двойному» дому, что без этого чувствую себя как в гостях.

Эрни рассмеялся.

– Я тоже.

Том рассыпал по полу порошок, вращаясь «вокруг своей оси» и беззвучно бормоча что-то.

Дом снова принял привычный вид. Большое окно показывало южную страну.

Том и Эрни присели за столик друг напротив друга. Оба мокали в чай овсяное печенье.

Из ниши вылетел Мистер По и потребовал пропущенный завтрак.

Том выглядел беззаботным и довольным. Он насвистывал что-то и качал ногой под столом, задевая коленку Эрни, в такт своей «песенке».

Эрни не хотелось портить Тому настроение, но он всё-таки решился задать сильно волновавший его вопрос.

– Том?

Том перестал насвистывать, но все ещё пинал коленку Эрни, в его глазах мелькали веселые, ребяческие искорки. Приподняв брови, он задержал взгляд на лице Эрни.

– А ты когда-нибудь раньше был опекуном?

Том перестал пинать ногу Эрни носком тапка, как бы сжался, спрятав ноги под стол и скрестив руки в замок, опираясь на стол. Теперь он серьезно и грустно смотрел в окно. Большое окно с красивым пейзажем.

– Нет, Эрни. Но я был отцом.

Последнее слово он произнес как будто через силу, по его лицу пробежала тень душевной боли. Эрни инстинктивно взял в свои ладони его руки, по-прежнему крепко сцепленные в замок.

Некоторое время Том молчал, глядя в окно. Между его светлых бровей проступила морщинка.

Потом он заговорил, не сводя глаз с извилистой улицы приморского города.

– Ты, наверное, видел ту фотографию в рамке… у нас в доме нет других фотографий.

– Да… там девушка, очень похожая на тебя.

– Ее зовут Дана.

В голове у Эрни пронеслось карканье знакомого сиплого голоса: «Дана-порядок-Мистерпо!» Нетрудно было догадаться, кем приходилась Дане красивая женщина, обнимавшая ее на фото.

– Она живёт там? В этой стране с пальмами?

– Да. В стране с пальмами, морем, оранжевыми цветами, розовыми деревьями и темноволосыми бойкими людьми. Это Испания, Эрни.

– Они живут на этой улице?

– Нет. Но на этой улице немало милых магазинчиков, и они часто проходят здесь.

Эрни никогда не думал, что увидит Тома таким грустным. Он мог представить его уставшим, притворно-строгим или раздраженным, но не глубоко печальным и подавленным.

– Но… вы же видитесь?.. Хотя бы иногда?

– Иногда – да. Но чаще я просто смотрю в это большое окно.

Эрни не знал, что сказать, он просто продолжал сжимать похолодевшие пальцы Тома с шершавой кожей, обветрившейся на морозе.

– Как ты, наверное, успел заметить, я слишком люблю эксперименты.

Однажды Далия сказала, что хочет «нормальной жизни» для себя и дочери. И ведь они имеют на это полное право, не так ли?

Последние слова Том произнес совсем тихо, как будто надеясь, что это сделает грустную правду менее очевидной.

– Да, так. – Не смог не согласиться Эрни.

Ему было безумно жаль Тома, но он не знал, как подбодрить его. Он встал и налил по новой кружке чая для себя и Тома.

Глава 19. Потайная дверца и письмо для дедушки

Напившись чая, Том немного повеселел: он снова болтал ногой и барабанил по столу пальцами, продолжая рассказ.

– У Далии теперь собственная школа танцев. Ты не представляешь, как она танцует. Она даже меня научила, а раньше я двигался, как медведь.

Теперь Эрни понял, откуда у Тома такая осанка и пристрастие к каблукам.

– А Дана создаёт декорации для местного театра, у нее безупречное чувство красоты, она всегда была такая умница. Далия ужасно ей гордится.

Том ненадолго замолчал, пережевывая очередное печенье, смоченное чаем.

– А как насчёт тебя, Эрни? Ты ещё не решил, чем хотел бы заниматься в жизни?

Учитель труда считает, что в резьбе по дереву ты Огюст Роден. Так он мне и сказал.

Сердце Эрни сделало сальто. Он запустил руку под футболку и достал истончившийся, бледный и ломкий кусок пластика, всё это время служивший ему амулетом, надеждой, чем-то, связывавшим с самой сокровенной мечтой.

– Знаю, у меня здорово получается. Но это скорее хобби… Есть одна мечта… Однажды я… я услышал музыку и…

– О. Музыка – это чудесно, расскажи мне об этой музыке и своей мечте.

Эрни рассказал Тому все. Ему казалось, что он полностью понимает его: видит его глазами, слышит его ушами, проживает его ощущения. Том действительно умел читать в сердцах людей, замечать и беречь всё чудесное, что есть в тех, кто рядом с ним, и даже в тех, кто далеко от него…

– Знаешь, у меня кое-что есть, что может тебе понравиться.

Том занырнул в нишу, звякнул какими-то ключами и исчез за шкафом. Эрни заглянул в нишу: Тома совсем не было видно.

Эрни обошел громоздкий платяной шкаф. За шкафом в стене виднелся проем: низкий, в полный рост здесь прошел бы только годовалый ребенок. Дверца в форме арки с древней-древней связкой ключей, торчавшей из нее, болталась туда-сюда, поскрипывая на грубых петлях. Пахло пылью и опилками.

Из проема показалась голова Тома. Он выбирался из «потайной комнаты» на корточках. Приняв позу потягивающейся кошки, он что-то доставал оттуда. Раздался звук лопнувшей струны.

Наконец Том, и то, что он доставал, окончательно появились. Эрни широко раскрыл глаза: Том держал в руке точно такую же лютню, какую он на днях видел на картине и вырезал из дерева.

– Не имею ни малейшего понятия, как обращаться с ней, но учитель музыки наверняка подскажет что-нибудь. Это настоящая средневековая лютня. Давным-давно мне подарил ее один из учеников, распродававший антиквариат, доставшийся ему по наследству. Если бы не твоя история, я даже и не вспомнил бы о ней. Тебе она интересна, или запихнуть ее обратно?

– Она… она… потрясающая! Можно подержать?

Эрни осторожно провел пальцами по оставшимся в живых расстроенным струнам запылившейся лютни. Сейчас ему казалось, что в этих звуках больше магии, чем во всем, с чем ему довелось столкнуться в доме Тома.

– В понедельник покажу ее учителю музыки, узнаю, где раздобыть струны и нуждается ли она в ремонте. А пока делай с ней все, что хочешь, я буду там. – Том указывал на «хранилище».

Эрни сел в кресло, стараясь понять, как правильно держать лютню. Он пытался вспомнить, как это делал человек, изображенный на картине в кабинете музыки. Пальцы Эрни не были нежными, но прижимать струны к грифу так, чтобы звук был приятным, было трудно и больно: струны оставляли в подушечках пальцев глубокие борозды.

Однако это не остановило Эрни: он пробовал и пробовал снова и снова, пока не получился более-менее внятный мотив. И это было совсем не то, что слушать со стороны любую, сколь угодно прекрасную музыку, это было… настоящее волшебство. Волшебство, создаваемое его собственными уставшими пальцами.

Наверно, Эрни просидел бы так, прижимая и перебирая струны, весь остаток дня и полночи, но он вспомнил, что завтра Нина ждёт его, чтобы сделать рисунок для урока ИЗО, а учителю труда он обещал ещё парочку фигур из дерева к понедельнику. Хорошо бы ещё помочь Тому со снами и накормить Мистера По чем-нибудь вкусным.

Эрни взял брусок и нож, один из тех, которые одолжил ему учитель труда. Он представил себе фигурку: девушку-тинейджера с головой кошки (точнее, «лицом» и ушами) и длинными волосами. Минут через пятнадцать он почти закончил: осталось только доработать форму ног и руки, скрещенные на груди.

Давая рукам отдохнуть, он разглядывал сквозь окно улочку испанского города, залитую послеполуденным светом. По ней не спеша шла девушка. Время от времени она останавливалась. Было заметно, что идти ей, почему-то, тяжело. Однако она все приближалась и приближалась. Эрни уже догадался, что она направляется к их дому.

На девушке была шляпка с приколотыми к ней живыми цветами. Один из них был точно таким же, как тот, который принес Мистер По после случая с грозой и газетой. Платье девушки было длинным, лёгким и очень просторным. Время от времени налетавший ветер трепал его, как парус. Волосы девушки были очень длинными, светло-русыми. Одной рукой она придерживала шляпку, в другой держала какие-то конверты.

Дойдя до двери, она просто положила конверты в почтовый ящик и так же неспешно отправилась обратно.

– Том, тебе письмо! Из Испании! – Том тут же материализовался в комнате и через пару секунд уже держал в руках письма, глядя сквозь стекло на удаляющийся силуэт девушки.

Конверты были подписаны изящным красивым почерком. Верхний конверт был адресован «Мистеру По», второй – «Тому», а, прочитав надпись на третьем, Том скорчил возмущенную физиономию.

– Почему она назвала меня «дедушкой»?! Я, вообще-то, совсем ещё не старый!

Том распечатывал конверт с надписью «дедушке Тому». Внутри оказалось не письмо, а нечто, похожее на рентгеновский снимок, перенесенный на бумагу. Вот только, что именно было изображено на снимке, понять было трудно. Но Эрни прочитал надпись на обратной стороне листка, которую Том, разглядывая «рентген», сейчас не видел. «Дедушке Тому от крошки Анни». Эрни уже догадался, что это за снимок.

– Том, по-моему, такие снимки женщины делают, когда они ходят к врачу.

– А?!. – Том всё ещё не понимал.

– Ну… к женскому врачу, понимаешь? – Том поморщился, но всё ещё не понял.

– Когда они беременны.

– Далия?!!

– Том, это была не Далия.

Том хлопнул себя по лбу и сел на стул.

– Я совсем забыл, какая она уже взрослая… Дана… она ведь уже… взрослая…

– Давай откроем другие конверты! – предложил Эрни.

Внутри них, действительно, были письма – очень красиво оформленные. Это были приглашения на свадьбу. В конверте для Мистера По лежал оранжевый галстук-бабочка, сделанный из атласной ленты.

Том смотрел на дату в уголке листа, где были изображены букетик цветов и фигурки-символы невесты и жениха: это следующее воскресенье, Эрни… так скоро…

– Ничего, мы купим подарок в субботу, могу помочь выбрать костюм.

– Костюм мы будем выбирать тебе, тем более, у тебя ещё нет ни одного. А все мои пылятся в том большом шкафу.

– Но меня ведь… не приглашали.

– Брось, Эрни, как бы тебя пригласили, если они и не подозревают о твоём существовании? Ты пойдешь со мной и точка.

– Ну, хорошо. Только, стоило бы предупредить их…

– Конечно, я их предупрежу, Эрни. Может, я и стану дедушкой в этом году, но в маразм я ещё не впал.

Том снова хохотал как ребенок, от его недавней грусти не осталось и следа.

Глава 20. Гномы и кукольный домик

Утро было пасмурным. Эрни и Том разобрали почти половину снов, в хаосе валявшихся на полу, и теперь снова пили кофе с бутербродами. Работать вдвоем, по очереди, было гораздо легче. Отдохнув, пока Том раскладывал сны «по полочкам», Эрни снова мог делать это сам.

Но, всё-таки, они устали. К тому же, в двенадцать он обещал быть у Нины.

– Том, а когда ты начал собирать сны?

– Знаешь, даже не помню точно. У нас в семье все этим занимались, по крайней мере, начиная с моего прапрапрапрадедушки.

Но, мое дело некому продолжить, поэтому я очень рад, что мы с тобой встретились.

Том, как обычно, устало смотрел в окно, скрестив на груди руки.

– Если бы я тебя не встретил, никогда бы не подумал, что сны, которые снятся людям, могут вот так лежать где-то, в чьей-то маленькой квартире. Это похоже… не знаю… на странную коллекцию редких вещей…

– Сны не предметы, Эрни. Одни из них становятся воплощенными идеями, другие живут, как память, третьи олицетворяют надежду и веру, другие – заветные мечты, которые ищут возможности осуществиться, некоторые из них – боль, которую излечит время, некоторые – утрата, которую ничем не восполнить… Знаешь, я мог бы продолжать долго, но есть вещи, которые опасно называть словами. Словами можно выразить не все на свете.

– И мы храним все это?

– Да, Эрни, кто-то должен хранить. Ты можешь представить себе мир без надежды, без мечты, без идей, без исцелений и чудес?

– Наверно, это был бы очень угрюмый, несчастливый мир.

– Ты прав. Поэтому мы и здесь, так ведь? Ты ведь хочешь жить в счастливом мире, как и я.

Том был поистине уникальным человеком: он говорил о счастье с глубоко печальным лицом, и смеялся, когда другие умерли бы от страха, или разразились бы криком.

***

Нина встретила Эрни на автобусной остановке, с которой они позавчера отправлялись в пригород. Ушастик снова торчал из-под ее пушистого шарфа, принюхиваясь и фыркая.

Они свернули в узкий извилистый проход и прошли немного вперёд, вдоль железного забора. Нина отперла калитку и они вошли во двор. Точнее, дворик.

Он был изолированным, но совсем крошечным. Узкая тропинка, ведущая к дому, была расчищена и посыпана песком. Эрни почему-то был почти уверен, что тропинкой занималась Нина. Ведро с песком и квадратная лопата стояли у железного забора.

Дом Нины производил странноватое впечатление. Эрни мог бы сказать, что это миниатюрный коттедж с претензией на дворец. Или игрушечный домик для принцессы, который ради шутки увеличили до человеческих размеров.

– Твой дом очень красивый.

– Да, он действительно милый. Но мама и папа все время работают, чтобы расплатиться за него. Я почти никогда их не вижу: раньше были няни и учительница, теперь я сама по себе. Зато я все умею: готовить, убирать, стирать, шить и гладить, пересаживать цветы, подстригать газон, оплачивать счета… Маме некогда все это делать. А еще она ненавидит животных в доме. – Ушастик, не обращая внимания на слова Нины, громко мурлыкал, стоя на ее плече, «бодая» чумазым лбом ее щеку.

– Это… немного грустно.

– Насчет животных?

– Насчет тебя. Ты как будто совсем одна…

– Я привыкла.

– Ясно.

– А что это там? – за спиной Нины виднелась ещё одна небольшая постройка бледно-розового цвета.

– А, это… Летняя беседка. Пойдем, покажу.

Идти было недалеко: дворик был совсем небольшим.

На покатой розовой крыше лежала толстая снежная шапка. Сетчатые «стенки» оплетали обледенелые стволы винограда. Внутри, однако, были какие-то полки, уставленные странными вещицами. Нина и Эрни втиснулись внутрь. Ушастик остался барахтаться в снегу.

Теперь Эрни мог разглядеть вещицы, которые заметил снаружи. Это были фигурки гномов, по-видимому, сделанные вручную. Эрни уже догадался, чьих это рук дело.

– Это всё ты сделала? – Нина стояла совсем рядом, упираясь плечом в металлический каркас: вдвоем они еле помещались здесь.

– Ты вырезаешь по дереву, а я делаю гномов. Надо же чем-то занимать руки, чтобы голова не взорвалась, так ведь?

Эрни проигнорировал сарказм, поняв, что Нина на самом деле очень стесняется, хоть и пытается скрыть это.

– А из чего ты их делаешь?

– Да из всего подряд. Ну, на самом деле, обычно это вещи, которые мама собиралась выбросить. Этот гном – из старого миксера, туловище и голова этого – старая насадка для пылесоса. Шляпа этого – износившаяся потёртая сумка с вышитыми цветами. На этой «даме» брошь моей прапрапрабабушки, здесь – букетик искусственных цветов с выпускного бала двоюродной тети…

Гномы были очень милые. Это не была шаблонная работа: у каждого из них был характер, каждый как будто скрывал какую-то историю, и этой историей хотелось любоваться часами.

– Учительница труда и твои знакомые, наверно, от них в восторге?

– Я никому их не показывала. Мама и папа их даже не заметили: каждое утро они ни свет ни заря несутся на работу, как будто тут ни то что беседки с гномами, а и Нины никакой нету…

Эрни был уверен, что Нина сейчас заплачет, но она не плакала. Ее бледное лицо с бледными веснушками, как обычно, было спокойным и непроницаемым.

– Но почему ты не показывала их в школе?!

– Не знаю… это как будто что-то личное…

– Брось, они классные, всем понравится! Ты не можешь хранить всех их здесь вечно. Ну и… как насчёт них самих? Вдруг они хотят с кем-то познакомиться? Или посмотреть мир?

Эрни не очень-то надеялся, что его слова возымеют какое-то действие, но Нина рассмеялась и как будто воспряла духом.

– Ну, хорошо, я подумаю. Пойдем теперь в дом, а то совсем замерзнем. Кстати, мама приготовила для нас обед. Последний раз она готовила, когда мне было, наверно, два. Так что можешь считать себя особенным гостем, хотя я не уверена, что это будет съедобно…

– Это ничего, я умею готовить и сам.

– Это я уже поняла.