Текст книги "Снег, путь и приворот"

Глава 12

Новости по обозу разлетелись быстро. Молодоженов усадили в возок Заряны, подали им туда жбан меда, каравай хлеба, вареную курицу – и оставили одних устраивать свои отношения. Горыня бурчал и ворчал, но Зорко Военежич поднес ему жбан меду «за молодых», купец его жахнул «до дна», а потом племянники уложили отца молодой жены в сани с товаром, укутали парой тулупов и присматривали, чтобы не поплохело с устатку.

Шатры и палатки свернули, угли из костров засыпали в пузатые горшки с дырочками – чтобы греться в дороге. Варево из котлов тоже по горшкам разлили, чтобы ехать весь день без остановки – путь изрядно замело, так что коней вели под уздцы, молясь, чтобы не случилось ямы. Запасных коней мало, а взять негде, зима быстро катилась к перелому, вот-вот должны были ударить морозы, и хищники все чаше обращали внимание на обоз.

По настоянию опытного гонца вперед пустили шустрых парней на лыжах, чтобы они вешками отмечали дорогу, по которой обоз безопасно выйдет на заметенный тракт. Тропить путь – дело нелегкое, так что выбрали на это дело три пары новиков – умается первая пара и падает в обоз растирать ноги, пить горячий взвар и отдыхать. Вперед бежит вторая пара. А уж как и они утомились, их сменили третьи. Так потихоньку и выбрались на тракт, и по нему не спеша поехали, даже не планируя добраться до жилья. Даже санный путь после метели дело непростое!

Радомире на коня сесть не позволили – нечего воинов отвлекать, перегон и так сложный! Потому со скуки села боярышня в возок к Усладе, желая обсудить странный шум в обозе. Княжьим невестам о конфузе ничего не сказали, но зоркая Радомира видела общую суету и тревогу, обратила внимание на то, что Заряну нес ее отец, да и на беготню отроков туда-сюда внимание обратила. Однако с боярышней сидела ее нянька, а вслед за Радомирой забралась и Лада Волеговна, так что обсудить животрепещущую тему не получилось.

Насупившись, Радомира не знала, чем себя занять – возок трясло на снеговых заносах так, что их порой кидало друг на друга, и тогда Лада Волеговна принялась рассказывать девицам сказки. Рассказчицей она была знатной – умела и на разные голоса говорить, знала много историй, но в этот день тянуло няньку на страшные истории про привороты и их последствия:

– Выпил Плавун-богатырь пива хмельного с зельем страшным и убил всю свою родню! Один остался! А Моравка-девица, что окрутила богатыря, позвенела браслетами да колокольцами на них и сказала: – Не люб ты мне, богатырь! Извернулась, как змея, и пропала! Очнулся Плавун один как перст! Ни жены, ни родни, да еще и грех на душу взял!

Услада ахала и прятала лицо за широким рукавом, Радомира же подозрительно косилась на вторую няньку – та, похоже, знала, откуда у Лады Волеговны такие сказки.

Обедали «на ходу» – просто остановились, чтобы перестало трясти, и конник развез по саням хлеб с салом, соленые огурцы да теплый взвар, что держали в закутанных флягах. Боярышням вместо лука и огурцов подали припасенные пироги с капустой, с кашей, с рыбой.

Девушки поели, а когда выбрались из возка в кустики, увидели пунцовую Заряну. Дочь купца тоже воспользовалась остановкой, и Радомира сразу обратила внимание на то, что коса больше не лежала поверх уютной шубки. Да и шапка плотно сидела на голове, прикрывая все, кроме лица. Что это с ней? Ох, наряд-то не девичий! Женский! Точно замуж вышла! Но за кого?

Между тем няньки боярышень к дочери купца и близко не пустили – увели в другую сторону. Радомира напряженно думала, да и Услада не отставала. Еще вчера няньки дочь купеческую привечали – она отлично развлекала боярышень в пути, да и сметкой житейской делилась. А сегодня прячут своих подопечных от Заряны, словно от прокаженной! Что же все-таки случилось?

Увидев Зареслава, топчущего для Заряну дорожку из леса, Радомира ощутила что-то вроде удивления. Боярич и дочь купца? Однако идут рядом, и главное – все, кто их видит, улыбаются! Еще и поздравляют! Значит, все-таки брак?

Не удержавшись, Радомира спросила няньку:

– А когда Заряна замуж выйти успела? Уж не потому ли утром так задержались?

Лада Волеговна нахмурилась, глянула на няньку Услады, но скрывать не стала:

– Вышла. Батюшка ее с Зареславом Светомировичем по рукам ударил.

Услышав это, встрепенулась Услада:

– Братец женился?

– Женился, – сокрушенно сказала ее нянька. – Как до храма доедем, так и повенчают их. Потому вам теперь с нею общаться нельзя. Ни болтать, ни рядом стоять, пока венцы на них не возложат. А лучше вообще в стороне держаться. Неровня.

– Так она теперь жена боярича, – уперлась Радомира, – Зареслав Усладе братец родной – как же не общаться с его женой? Да и при дворе княжьем хочешь не хочешь встречаться будем!

Няньки уперлись, но боярышни на своем настоять умели.

На другом привале, пока Радомира отвлекала обеих тетушек, Услада метнулась к брату и поздравила его с женитьбой, а после и смущенную Заряну облобызала и заявила, что очень рада такой невестке.

Тут уж нянькам пришлось смириться и позволить девушкам общение на привалах, но ехали они все равно в разных возках – Заря теперь проводила все свое время с молодым мужем или с отцом.

Горыня хоть не сильно рад был такому родичу, однако беседы с Зареславом вел. Сам же боярич целые дни возился с листами бумаги, который выдал ему из своих запасов купец. Что-то чертил, стирал хлебным мякишем и снова чертил. Иногда к вечерним беседам у костра присоединялся и Зорко Военежич, и другие воины постарше – они рассматривали рисунки Зареслава, давали советы и подсказки. Тот внимательно слушал, но чертил все равно по-своему.

Через пять дней добрались до большого села, в котором была церковь. Называлось селище Большой погост и было действительно большим. С интересом разглядывая красивую деревянную церковь со множеством маленьких куполов, Радомира с некоторым запозданием поняла, что Зорко Военежич намеренно приказал объезжать хутора и малые деревушки – чтобы не привлекать к обозу лишнего внимания.

В первый день устраивались на ночлег, мылись в бане, штопали износившуюся одежду, ели горячие, из печи, пироги да кашу.

На второй день купец Горыня повел свою дочь в церковь, чтобы соединить ее законным обрядом с бояричем Зареславом.

Услада и Радомира обиделись на нянек за то, что не пустили их в баню с Заряной, но няньки стояли насмерть, а в деревне нашлось довольно девиц, желающих приготовить невесту. Правда, княжьих невест все же допустили в храм посмотреть на венчание, но при этом закутали и занавесили их так, что обе боярышни еле стояли и почти ничего не видели.

Потом все собрались в общинном доме за накрытыми столами, поздравляя молодых, а девицам и тут неприлично за общим столом сидеть! Накрыли им малый столик в горнице в доме старосты, так что через приоткрытое оконце можно было слышать, как поют песни, да видеть, как провожали молодых уже в настоящую клеть, к постели, устланной по обычаю снопами.

Услада и Радомира на нянек своих обиделись – Усладе случалось прежде собирать подружек на свадьбу и пировать в «женском кругу», а Радомиру любой поселянин Ставгорода рад был на свадьбе увидать – боярышню любили, подарки ее ценили, а за широкой спиной отца она за столом восседала где угодно. Но…

Поругавшись, княжьи невесты отведали лакомств, да и спать уж собрались, но услышали какой-то шум за дверью. Няньки пошли проведать, что за шум, и пропали. Девицы подождали чуток, вооружились кочергой и выглянули за дверь.

Оказалось, в Большом погосте водились кошки!

Одна из них, должно быть, предчувствуя большой мороз, привела в дом свой выводок, что и вызвало большой переполох.

Няньки, вышедшие посмотреть, в чем дело, с интересом разглядывали диковинных зверей. Радомира, видевшая кошек только на смешной картинке, привезенной отцом в Ставгород еще до ее рождения, с интересом рассматривала котят, похожих на маленьких рысей – только не пятнистых, а полосатых и без кисточек на ушах.

Хозяйке дома льстил интерес боярышень, и она рассказала, что их Большой погост когда-то посетил сам князь с семьей. В тот год мыши одолевали так, что даже в гостевых покоях шуршали. Ни ежи не помогали, ни совы прикормленные. Тогда княгиня и оставила на Погосте двух котят, а уж от них кошки расплодились по всей деревне. Правда, не все хорошо мышей ловят, да и не балуют тут заморского зверя, но вот эта кошка и умница, и красавица. Ее детишек точно всех разберут.

Под такие разговоры боярышни и сами не заметили, как под благосклонным взглядом кошки обзавелись мурчащими колобками. Дочки старосты научили их гонять котят яркой тряпочкой на нитке, чесать круглое надутое пузико и тыкать мокрый носик в плошку с молоком. Когда же все угомонились, котята уснули на кроватях вместе с девицами, а утром так сладко мурчали и терлись мордочками, что обе боярышни тряхнули мошной и купили себе по котенку. Хитрая старостиха поглаживала кошель, в котором зазвенели монетки, и прятала улыбку.

Глава 13

Конечно, наутро после брачного пира никто и никуда ехать не мог, поэтому в Большом погосте задержались еще на сутки, но боярышни не скучали – играли с котятами, а Радомира даже пыталась нарисовать кошку на покрытой воском дощечке.

Дальше ехать стало и легче, и сложнее. Дни стали еще короче, так что часть пути проводили с факелами. Ночевать старались в деревнях и обязательно брали проводников из одной деревеньки в другую. На всякий случай.

В городке Жадицы к обозу присоединилась еще одна девица. Звали ее Несмеяна.

Красоты девица неописанной – черная коса спускалась до колен, собольи брови над карими, точно спелые вишни, глазами, тонкий нос, алые улыбчивые губы и ровная, чуть смуглая кожа, подчеркнутая алыми лентами и жемчугами.

Отец ее, боярин Крох, сопровождать дочь не мог – слишком большой удел находился под его управлением. Провожала Несмеяну мать – очень красивая моложавая боярыня, одетая с роскошью столичной жительницы. Даже Услада смотрела на нее во все глаза. Сопровождали еще одну княжью невесту, как и Радомиру, простые воины. И даже возки с данью следовали рядом.

Во время остановки девицы разговорились, и Услада спросила, почему Несмеяну сопровождают не родичи?

– Так нет никого, – развела руками Несмеяна. – Братья все младшие, им еще рано в столицу. Отец мой осиротел, когда еще отроком был, вырос при княжьем дворе, а как на маме женился, так сюда и поехал служилым боярином. Уже осьмнадцатый годок тут живет.

– А матушка твоя неужели тоже сирота? – удивилась Радомира. Она-то знала, что ее мать не была сиротой, просто родня далеко.

– Матушка была дальней родственницей прежней княгине, матушке князя нынешнего, – вздохнула Несмеяна, – а княгиня из дальних земель родом была. Матушку мою она с собой младенчиком привезла, совсем крохой. Вот и не помнит мама, есть у нее родня или нет. Выросла-то в Тулее, при дворе княжьем, там и учили всему, там и замуж выдали.

Услада и Радомира понимающе покачали головами – действительно, может, и есть родня, да где ее искать?

– Но я рада, что не одна поеду, – улыбнулась Несмеяна, и от ее улыбки растаяла даже суровая Лада Волеговна. Очень уж искренне и светло улыбалась боярышня.

Обоз стал еще длиннее и невольно замедлился.

Зорко Военежич, принявший под свою руку еще дюжину возков и саней, кряхтел, недовольно поглаживая усы. Оберегая санный поезд, он посылала новиков и вперед, и в стороны, и позади прикрывать велел, но чуял старый воин, какая легкая добыча столь длинный обоз, потому на ближайшем привале собрал старших воинов и постановил обоз разделить натрое. В каждую часть возок поставить, а девиц-невест пересаживать каждый день. И боярышням веселее, и татю непонятно, где их везут.

После разделения двигаться стали шустрее. К тому же Зорко каждый день выставлял вперед иную часть длинного обоза, чтобы каждый раз другие возницы первыми в тепло попадали. Замерзнув в пути, все спешили в тепло и коней погоняли споро.

Замелькали города и веси – в этой части княжества деревеньки плотнее стояли, да и города чаще встречались. И в каждом городке, встречая караван, местный боярин сообщал, что свою-то дочь, племянницу или внучку он уже в Тулею отправил. Припозднились вы что-то! А узнав, из какой дали везут девиц, удивлялся и не скупился на гостеприимство – то ли станет девица княгиней, то ли нет, а боярыней уж точно будет. Пусть запомнит, как хорошо ее принимали в каких-нибудь Малых Горках или Великих Луках.

Когда до Тулеи оставалось не более дня пути, Зорко Военежич отправил вперед юнца – уведомить княгиню и княжеских ключниц о новых гостях, а сам велел сделать остановку в большом селе, натопить баню и привести все в порядок – одежду, упряжь, коней, сани и возки, а пуще всего – девиц-невест.

Няньки все поняли правильно – баню истопили, трав запарили невиданное количество и повели Радомиру, Усладу и Несмеяну не просто смывать усталость и дорожный пот, а делать припарки для рук и ног, натирать тело душистыми маслами, полоскать волосы в отварах ромашки, крапивы и лопуха, отбеливать кожу всеми доступными средствами, чтобы девицы выглядели истинными сокровищами – белыми, румяными, красивыми и здоровыми.

Возчики, стражники и братья Услады тоже не дремали – чистили все металлическое мелом, квасной гущей и углем, доставали из дорожных мешков чистые не обтрепанные рубахи, свежие кафтаны и щегольские полушубки, крытые доброй крашениной, а то и чем получше.

Приведя в порядок лошадей, сбрую, оружие и одежду, все дружно пошли в баню и уж там кто во что горазд наводили красоту. За долгий путь все успели обрасти, так что один из возничих ловко щелкал овечьими ножницами, ровняя волосы «в кружок». А дальше уж кто во что горазд – кто маслом бороды умащивал, кто воском усы правил, а кто и свечкой кончики ровнял, делая бороду более окладистой.

На другой день рано поутру обоз был готов ко въезду в Тулею.

Впереди ехал Златан Удалович – со значком гонца на шапке, седле и коротком копье. Рядом с ним – Зорко Военежич в ярко-синем кафтане с куньей опушкой. За ними ехали братья Услады и немолодой воин из сопровождения Несмеяны, а уж дальше тянулись три возка с боярышнями. Их плотно окружала охрана, оттеснив купеческую часть обоза в самый конец. Впрочем, Горыня и не помышлял явиться ко двору княжескому вместе с невестами – купец просто спешил домой.

Глава 14

Княжий двор размером был практически как весь Ставгород с выселками. Высокие белокаменные стены отделяли его от городища. Тяжелые ворота по случаю приезда невест были открыты, и возле них гомонила любопытная толпа.

Радомире нельзя было выглядывать в окно, однако девушка прекрасно слышала, как шумят зеваки, и удивлялась – сколько же тут народу, если праздных гуляк собралось столько?

Возки проехали через ворота, осененные иконой, и по гладкой, наезженной колее свернули к женскому терему. Радомира по привычке хотела выпрыгнуть на утоптанный снег, размять ноги, но Лада Волеговна ее удержала:

– Сиди! Сейчас дорожку раскатают, мамок пришлют, тогда выходи, да смотри, постанывай слегка, словно умаялась с дороги, и больше ничего не говори! Вас сейчас со всех сторон разглядывать да оценивать будут!

С этими словами нянька накинула на голову боярышни плотное покрывало, расшитое птицами и травами. В извивах листьев и крыльев прятались обреженые солнечные колеса, а по краю шли фигурки Лады и Лели, отгоняющие зло. Пусть венчание проходило в церкви, но крепко засели в народе прежние верования, и невесту изо всех сил оберегали от дурного глаза, злого слова и колдовского навета.

Все случилось так, как рассказала Радомире нянька – с высокого крыльца с белокаменными балясинами сбежали сенные девки и раскатали суконную червленую дорожку. Сбоку спустились мамушки – нарядно одетые боярыни из мелких родов. Молодые, румяные, позвякивающие подвесами, колтами да зарукавьями, они вышли встречать невест с еще не погасшим интересом.

Первой вынули из возка Усладу – ее возок подъехал к высокому крыльцу первым.

Радомира тихонько смотрела в щелочку между тяжелыми занавесками. Боярышню, накрытую огромным невестиным платом, подхватили под руки и с воркованием потянули на крыльцо. Всего-то с полдюжины шагов до крыши и балясин, ан кто-то успел присвистнуть, оценив легкий шаг, кто-то закричал: «Ух, бога-а-а-атое платье!», а кто-то потише вякнул: «Никак Светомировна пожаловала?»

Бусовна поежилась. Ее отца в столице, поди, не знали-не помнили, но как знать?

– Не трясись, – строго сказала Лада Волеговна, заметив напряжение подопечной, – тут княжий двор – все видят, все знают, почище, чем у нас в Ставгороде. Слабость проявишь – сожрут!

– А как же Услада? – Радомира кивнула в сторону крыльца – боярышню уже увели в терем, а сенные девки старательно сматывали суконную дорожку обратно, чтобы торжественно встретить новую гостью.

– Услада в тереме росла, с матерью и тетками. Она в этих делах лучше тебя разбирается. Где надо – слабенькой притворится, где надо – силу духа покажет. Тебе же, ласточка моя, надо сразу решить – будешь ли ты за княжича бороться или тишком в углу просидишь да волю княжескую примешь.

Радомира застыла. Няньке и прежде случалось с ней строго разговаривать – предупреждать, оберегать, но на сей раз голос ее звучал так, что где-то в глубине что-то екнуло. Верно ведь – или за княжича бороться, превосходя соперниц, или тихо сидеть, да потом уехать из терема в дом мужа, а то и в монастырь.

Долго размышлять боярышне не дали – девки снова размотали червленую дорожку, боярыни горохом высыпали навстречу, подхватили под руки, потянули на крыльцо… Вырезные сапожки неслышно ступали по сукну. Крыльцо тоже оказалось укрыто дорожкой. Потом просторные сени, пахнущие ладаном, сухими травами и совсем чуть-чуть выделанным мехом.

Через сени невесту повели по длинному переходу-галерее с прикрытыми ставнями. Тут горели масляные светильники, и вдоль стен толпилась вся женская теремная прислуга – от девчоночек-чернавушек до чопорных старух в черных полумонашеских одеяниях. Все они жадно смотрели на Радомиру, хотя что там можно было увидеть под огромным платом? Разве что ноги в сапожках да юбки парадного платья, расшитые по краю теми же оберегами.

Лада Волеговна шла за воспитанницей вслед, по крупинке роняя из широкого рукава соль – чтобы не сглазили. Целый мешочек ей воевода с собой положил – запаса своего не пожалел, чтобы дочь оберечь. Соль та не простая была – каменная. Толченая крупно с обережными травами да крупинками серебра. Чтобы ни зло людское, ни духи не навредили княжьей невесте.

Проводили Радомиру в покойчик малый. Окошечко косящатое, ставенем закрытое, уголок печи беленый, по краю плинфой узорной обложенный, занавесочка между печью и стеной – уголок для умывания скрывает. Лавки вдоль стены, скамья под окном и столик в углу, а над ним образ на полочке да лампадка малая.

Боярыни разоблачать невесту не стали – на то нянька есть. Только поприветствовали новенькую да сказали, что вечерять матушка-княгиня всех невест к себе за стол зовет, и надобно являться туда скромно да красиво.

Пока с ней беседы вели, Радомира столпом в центре комнаты стояла, а как ушли, чуть не рухнула от напряжения. Только Лада Волеговна на нее прикрикнула:

– Стой смирно! Сейчас я тут все обойду, обсмотрю, а потом только велю сундуки нести. А ты и близко к стенам не подходи!

Ох, шуршала нянька!

Под каждую лавку заглянула да веником полынным там пошуровала. Свечу запалила и над окном и дверью кресты нарисовала. Все уголки-щелки святой водой покропила да окурила дымником из целебных трав – только после этого позволила внести сундуки дорожные, ларцы да шкатулицы, корзины с рухлядью мягкой и мешки кожаные с припасом. Весь угол до потолка сундуками заставили, остальное нянька рачительно под лавки попрятала и, только вытолкав прочь носильщиков да обметя заново пол полынным веником, дозволила Радомире на лавку сесть и покрывало скинуть.

– Прости, Радушка, что измучила тебя, – вздохнула вдова воина, – только я путем-дорогою наслушалась историй про нравы да порядки на подворье княжеском, теперь и тени боюсь. Да ты и сама ведаешь, как люди бывают злы, а бог милостив. Вспомни Заряну…

Радомира зябко передернула плечами у теплой печи, вспомнив свою недолгую подружку. Задумалась – увидятся ли еще? Заряна купеческая дочь, и пусть муж ее боярич, это не значит, что будет она при дворе княжьем появляться. А сама Радомира… не та у нее стать, чтобы княгиней быть. Ей милее чистое поле, снег в лицо да честная схватка со зверем. Не вышиванье у печи, не разговоры под прикрытием расшитых покрывал да кокошников жемчужных. В этом она разбиралась слабо и чувствовала себя уязвимой. Значит, на княжича и смотреть не стоит? Лучше сначала показать себя дикаркой из далеких северных лесов, чуждой теремной спокойной жизни?

Задумавшись, Радомира не сразу поняла, что к покойчику уже прислали свободных чернавок – выбрать парочку в услужение, и Лада Волеговна рассматривает их, строго вздев к повойнику подсурьмленные брови. Чернавки были присланы с умыслом – две пожилые, степенные, в теплых шушунах. Две средних лет, в простых душегреях. Две молодые девушки в сарафанах и свитах, да две девчонки еще, и первую кровь не уронившие – смешливые и шебутные.

Поглядела Лада Волеговна на них, руки показать велела, спросила, давно ли на княжьем дворе служат, да и выбрала одну девчоночку шуструю да молодицу, у которой на переднике знаки были вышиты, что дите у нее есть.

Радомира выбору няньки удивилась – аж язык зачесался узнать, почему Лада Волеговна такой выбор сделала. Однако вежество соблюдать боярышню строго учили, так что она дождалась, пока нянька отвергнутым чернавкам подарочки малые вручит – по плитке орехов, в меду вареных, и отпустит. Пока новеньким задание даст – водицы теплой принести да узнать, сколько уже невест приехало и сколько еще ожидается. Вот как разошлись все, так Радомира свой вопрос и задала.

– Нам с тобой, Радушка, тут никто не друг, – вздохнула Лада Волеговна, – Ледоставу я выбрала, потому как мать молодая больше о своем ребенке думает, в чужие дела не лезет. А девчонка Морошка сирота. Приветим – будет нам верно служить. Старые же чернавки при дворе княжеском давно, всех знают, обо всем свое мнение имеют. Могут нас в чужую свару затянуть и не заметить. Девицы молодые да бойкие, небось, сами на княжича поглядывают, о любви его мечтают. Они нам не помощницы. Еще хуже будут на все смотреть да болтать. Нет в тереме страшнее оружия, чем сплетни!

Боярышня в ответ только вздохнула.