Текст книги "По Москве – рекой. Увлекательная прогулка по набережным: знаменитые и малоизвестные достопримечательности"

Кунцево – Фили

Правый берег

Недостаток живописности на острове в Мневниковской пойме полностью компенсирует цепь парков на противоположном берегу Москвы-реки, расположенных от самого Гребного канала до Новозаводской улицы в Филях. Несколько парков, среди названий которых «Суворовский», «Солдатенковский» и «Ворошиловский», входят в ПКиО «Фили», а в народе именуются просто Филевским парком. Все вместе они являются частью Фили-Кунцевского лесопарка, который, в свою очередь, входит в заповедную зону Москворецкого парка – вот такая «матрешка».

В лесопарке, который по рельефу едва ли уступает изрытым оврагами Крылатским холмам, полно памятников природы – начиная от обнажения юрских глин, родников и оползневых склонов и заканчивая холмами Кунцевского городища, – в основном они находятся в районе Суворовского парка. Летом это привлекательное место для прогулок, а зимой, в снежные деньки, – для катания на санках, ледянках и ватрушках. Правда, приготовьтесь к тому, что на большей части лесопарка нет указателей, а местность кое-где «по-лесному» диковатая и оправдывает свое название времен Алексея Михайловича, отца Петра I, – Плуткина пустошь (от слова «плутать»).

Кунцевское городище запечатлел на своем полотне художник Алексей Кондратьевич Саврасов, один из частых гостей здешних мест, под несколько пугающим названием: «Осенний лес. Кунцево (Проклятое место)». Предполагается, что в глубокой древности на нем было языческое капище, то есть жертвенник, – оттуда и вся мистическая «проклятость» этого места.

Если верить раскопкам Музея истории и реконструкции Москвы, проведенным в 1960—1970-х годах, впервые нога человека ступила сюда, на высокий холм на берегу Москвы-реки, более 2500 лет назад. К примеру, среди интересных находок 2000-летней древности – глиняная погремушка-рыба с песком внутри.

Древнее городище, и по сей день покрытое черной землей, было прежде окружено рвами и валами, которые деформировались из-за частых оползней. Похоже, что об опасности «сползания» древние жители знали, поэтому укрепляли склоны крутого берега камнями и плетнем. На верхнюю площадку городища вела мощеная дорога, обвивавшая холм.

Здесь и сегодня можно найти белемниты – окаменелости вымерших моллюсков, которые в народе считались «стрелами Перуна» или «чертовыми пальцами». С XIII столетия на месте городища находилось кладбище – известный историк Иван Егорович Забелин, посвятивший этим местам целую книгу исторических воспоминаний «Кунцово и древний Сетунский стан», побывал на Кунцевском городище в 1840-х годах и лично обнаружил могильную плиту с надписью: «Лета 7065/1557 преставился». Он же приметил, как парни и девушки из деревни Терехово (видать, той, что ныне заброшена на острове в Мневниковской пойме) прибежали к берегу реки возле городища, побросали свои венки и убежали, из чего Забелин сделал вывод, что традиции этого места уходят корнями в глубочайшую древность.

На плане Москвы 1804 года кладбище называется почему-то Татарским – возможно, из-за близости села Татарова. При кладбище в свое время находилась церковь Покрова Богородицы – размещение храмов на месте языческих капищ на Руси (да и не только на Руси) не было редкостью. Как повествует легенда, родня и священнослужители отговаривали боярина возводить здесь церковь, но он почему-то настоял на своем. Храм построили. На его освящение из Москвы прибыло много знатных особ, в том числе и молодой боярин Борис Годунов. Оказался возле новой церкви и юродивый Большой Колпак. Вначале он озабоченно ходил вокруг храма, охал, вздыхал, а потом вдруг подобрался к Годунову и зашептал: «Матушка церковь не на свое место попала… И ты, батюшка, не туда попал… Вберет в себя церковь эта грехи людские и провалится под землю. А опосля денек – и тебя погубят…»

Неизвестно, поверил ли тогда юродивому Борис Годунов, но церковь в Кунцеве посещал не раз. И всегда там каким-то образом оказывался Большой Колпак. «Стоит еще матушка… Нехорошо ей в проклятом месте, а терпит… И ты терпи…» – бормотал юродивый.

А вот крестьянин из деревеньки Мазиловой, сопровождавший тогда Забелина к городищу, сказал точно: в одночасье церковь вместе с крестом ушла под землю на 50 метров. Суеверные люди сразу же связали это с «проклятым местом», а современные специалисты легко объясняют эту историю оползнями. По легенде, на «проклятом месте» по ночам можно услышать звон колоколов исчезнувшего храма. О существовании церкви упомянул еще царь Алексей Михайлович Романов, продавая здешние земли Милославскому, отметив в указе: «Покрова Пречистыя Богородицы средь Заразов на Городище». Заразами звались местные береговые кручи (в Крылатском есть свои Заразы – Каменные).

Писатель-беллетрист первой половины XIX века Михаил Воскресенский, «вдохновленный» мистикой Кунцевского городища, написал роман «Проклятое место». В нем он воспевает эту местность: «Из всех окрестностей московских мне более других нравится обворожительное Кунцово с его пустым и неправильным садом, с его прелестными рощами, горами и вертепами. Надобно изучить это место, чтобы вполне постигнуть всю его прелесть. Как гордо и мило красуется оно на песчаной горе своей! Каким светлым изгибом воды опоясывает его радушная Москва-река! Сколько тут богатых воспоминаний, сколько пищи для ума и сердца!»

Критики же к роману, как и ко всему творчеству Воскресенского, были безжалостны. Белинский называл писателя «московским писакой» или «романистом средней руки», а теперь литературоведы считают его романы «слизанными» с плохих французских образцов. Тем не менее в XIX веке «Проклятое место» выдержало два издания.

Описания местности вокруг городища 1833 года, сделанные Воскресенским, сегодня вполне можно использовать как путеводитель во многих других районах лесопарка, особенно в плохую погоду: «Дорогу вы себе будете прокладывать сами – это правда, много и хлопот будет; ибо платье ваше будет цепляться за сучья частых деревьев, нога будет скользить вниз по сырой траве; вы будете обязаны даже несколько раз поднять вашу шляпу, сшибленную упругими ветвями, – но за все это, уверяю вас, вы вознаградитесь удивительным образом: вы увидите чудное, картинное место – и это именно есть так называемое Проклятое место.

Представьте себе большую, почти квадратную площадь на превысочайшей горе, на которую с трудом можно взобраться, – обросшую со всех сторон густыми, но поблеклыми купами дерев. Посреди этой уединенной долины – разбитый когда-то грозою дуб. Около его торчат угловатые, поросшие мхом надгробные камни. Земля во многих местах изрыта. Трава желтая, как будто обожженная молниею. Подойдите к какому хотите краю этой мрачной долины, вы ничего не увидите, кроме зеленых дерев, растущих тесно по крутой горе».

Упомянутый дуб действительно существовал рядом с городищем. Ему посвятил свое стихотворение и поэт Иван Козлов:

 
Гром грянул, молния дуб крепкий опалила;
Дуб треснул, но грозой он не был сокрушен:
Еще осталась в нем стесненной жизни сила,
Хоть вянуть обречен.
 

Исторические сведения о дереве путаются: по одной версии, этот дуб срубили в 1850 году. Однако о вековом дубе возле городища писал в конце XIX века ученый Климент Аркадьевич Тимирязев в своей «Жизни растений»: «Его могучий ствол, почти в четыре обхвата толщиной, поднимается со дна глубокого оврага, а вершина расстилается над макушками столпившихся по обрыву лип и осин». Маяковский, по некоторым сведениям, тоже читал в XX веке свои стихи под неким тысячелетним дубом, также «разбитым молнией». В общем, в этой истории все непонятно и нечисто – «проклятое место», что уж тут и говорить.

Рядом с Кунцевским городищем в честь празднования 850-летия Москвы в духе русских укреплений X–XII столетий был возведен «Город мастеров» – самый настоящий деревянный городок со смотровыми башнями, крепостными стенами, вдоль которых ведут галереи.

Название его напоминает о том, что задумывался он первоначально как центр русских ремесленных и культурно-развлекательных традиций. Поэтому гости «Города мастеров» могут почувствовать себя его жителями, участвуя в военно-исторических реконструкциях, занимаясь резьбой по дереву и т. д.

В 2001 году «Город мастеров» приобрел мемориальное значение: в нем был открыт Дом-музей князей Лобановых-Ростовских, почетным хранителем которого и считается здравствующий ныне князь Никита Дмитриевич Лобанов-Ростовский.

Родственница его матери была фрейлиной Александры Федоровны, супруги Николая II, а родственник по отцу, Алексей Борисович Лобанов-Ростовский, – министр иностранных дел Российской империи. Князь утверждает, что он в 34-м поколении чистокровный русский человек, представитель древнего рода, ведущего историю от Рюриковичей. Однако родился он в болгарской эмиграции в 1935 году. После Второй мировой войны, когда Болгария оказалась «в распоряжении» СССР, княжеская семья попыталась бежать в Грецию, но попытка оказалась неудачной и стоила в итоге князю Дмитрию Ивановичу жизни, а юный Никита некоторое время провел в тюрьме. В 1953 году он оказался с матерью в Париже, после этого выучился в Оксфорде на геолога и переехал в Америку, где начал активно работать и стал гражданином США.

Уже занимаясь коллекционированием живописи и уникальных предметов русского театрально-декоративного искусства, он представлял в СССР интересы влиятельного американского банка, у которого советские власти брали займы. Еще в конце 1980-х Никита Лобанов-Ростовский из своего личного собрания подарил ГМИИ им. Пушкина серию шедевров русской графики, а Музею личных коллекций – фарфор начала XX века. С 2010 года особым решением президента РФ Никита Дмитриевич получил российское гражданство. Обо всем этом можно узнать в мемориальном доме-музее князей в «Городе мастеров». Кстати, в Смутное время и после него Лобановы-Ростовские владели сельцом Очаковом и селом Волынским – они оба находятся недалеко от Кунцева.

Заселение территорий современного Филевского парка началось в XV веке, когда боярину Петру Константиновичу Ростовскому (кто знает, возможно, одному из предков или родственников Лобановых-Ростовских) досталась деревня Ипская и земли на месте нынешнего Кунцева. Ростовский подарил их кремлевскому Успенскому собору. До этого они, возможно, принадлежали внуку Ивана Калиты – князю Серпуховскому Владимиру Храброму. В 1572 году Иван Грозный пожаловал эти земли боярину Ивану Федоровичу Мстиславскому, который был потом сослан новым царем Борисом Годуновым в монастырь – в наказание за заговор. А вот сын Мстиславского, Федор Иванович, напротив, служил Годунову, как, впрочем, и Шуйскому, а затем и первому Романову. Был, в общем, верен любому государю, поэтому здешние земли остались в его руках. Однако в 1639 году после смерти княгини Ирины Мстиславской все деревни отошли государству. И тесть царя Алексея Михайловича – отец его супруги Марии Милославской, Илья Данилович, – буквально выпросил у зятя эти земли для строительства имения. Но страстный любитель охоты, каким был отец будущего Петра I, не мог вот так – запросто живешь! – отдать роскошную местность: охотился Алексей Михайлович и в Кунцевских Заразах, и в Хвильских болотах неподалеку. Поэтому предложил он тестю «пустошь Плуткину», не заселенную людьми, причем не подарил, а продал в 1649 году, – такие вот царские родственные отношения.

Так что Кунцево строилось с нуля и довольно быстро при новом хозяине стало сельцом. Правда, служило оно для боярина Милославского всего лишь летней резиденцией. Внучатая племянница Ильи Даниловича и единственная наследница своего отца, Феодосья Ивановна Милославская, почуяв, что время правления Милославских подошло к концу, в 1689 году отказалась от Кунцева в пользу Успенского собора в память о своих родителях и родственниках. Но имение недолго задержалось во владениях собора: поскольку продавать дареное на «помин души» было нехорошо, с помощью Андрея Артамоновича Матвеева, одного из сподвижников Петра I, патриарх обменял Кунцево на Крюково (теперь так называется железнодорожная станция возле Зеленограда). Матвеев, в свою очередь, отдал Кунцево Льву Нарышкину, а сам построил неподалеку деревню Сетунь в долине одноименной реки.

Итак, в 1690 году, после Стрелецкого бунта, Кунцево и соседние Фили оказались в руках у Льва Кирилловича Нарышкина, дяди Петра I со стороны матери. Его брату Мартемьяну принадлежало село Троице-Лыково, неподалеку отсюда (см. выше). В Филях Лев Кириллович возвел храм Покрова Пресвятой Богородицы: лучший экземпляр так называемого «нарышкинского барокко». А Кунцевом занимались уже его потомки.

Название «Кунцево» (или «Кунцово»), возможно, появилось от сходного по значению слова «кунак», то есть «друг», а с древнерусского «кунеть» переводилось как «хорошеть». Но у Даля на этот счет есть своя версия, будто в Кунцеве крестьяне ловили синиц, которых здесь звали «купцами».

При сыне Льва Кирилловича, Александре Львовиче Нарышкине, который за участие в заговоре против Меншикова был сослан в свою подмосковную усадьбу, в 1744 году в Кунцеве был возведен храм иконы Божией Матери «Знамение». В 1910-х годах его по желанию последней владелицы усадьбы – вдовы Василия Солдатенкова (племянника знаменитого мецената) – перестроил в византийском стиле архитектор Сергей Устинович Соловьев: возможно, он ориентировался на итальянские базилики Равенны VI века, такие как Сан-Витале или Сант-Аполлинаре-Нуово. Во всяком случае, некоторое сходство есть.

В 1932 году Знаменскую церковь закрыли и поместили туда военно-спортивный клуб, в результате чего здание сильно пострадало. По рассказам старожилов, когда в советское время вскрыли один из гробов Знаменской церкви, выбрасывая церковные захоронения, в нем оказалось нетленное тело молодой женщины – на глазах изумленных осквернителей гробницы оно почернело.

В наши дни храм был отреставрирован и вошел в перечень объектов исторического и культурного наследия федерального значения. И не зря: основное здание с терракотовыми и алыми крышами и его отдельно стоящая колокольня в форме столба действительно имеют необычный и весьма праздничный облик: схожие храмы легко увидеть скорее в столице Греции Афинах, но никак не в Москве. «Греческий» след сохраняется и в главных святынях храма, привезенных с греческой священной горы Афон.

Кунцевский усадебный дом с бельведером и тосканскими пилястрами в стиле раннего классицизма также возвели Нарышкины: точнее, «срубили» его из дерева и позже разбили возле него оранжереи. В 1812 году дом сгорел и был восстановлен в 1817 году, уже с пристроенными ампирными флигелями. Сегодня утрачены многие украшения ландшафтного усадебного парка, сохранявшиеся еще в XIX столетии, – это «половецкие бабы», вывезенные из степей, дубовая беседка в форме гриба, железная статуя женщины с поднятой рукой середины XVIII века, «Святой колодец» в каменном гроте…

В 1990-х годах едва не были утрачены парковые скульптуры «Юнона» и «Юпитер» и композиция «Похищение Прозерпины Плутоном», но их спас современный скульптор Александр Бурганов. Теперь их выставляют в музее «Дом Бурганова». Есть версия, что «Похищение Прозерпины Плутоном» (возможный создатель – Паоло Трискорни, автор «Трех граций» в Павловске и сторожевых львов возле дома Лобанова-Ростовского в Петербурге) даровала хозяевам имения Екатерина II во время ее визита в Кунцево в 1763 году.

Что точно императрица подарила обер-шталмейстеру Льву Нарышкину (внуку Льва Кирилловича), так это голубую колонну с личным вензелем, изготовленную из сибирского мрамора, – его добыча тогда только начиналась. Правда, подарок был сделан в 1769 году в Петербурге, а до Кунцева он добрался лишь спустя многие годы.

Среди других коронованных посетителей Кунцева был король Пруссии Фридрих-Вильгельм III. Он остановился в Кунцеве в 1818 году, во время приезда в Россию в связи с рождением у его дочери и супруги Николая I – императрицы Александры Федоровны – сына-наследника, будущего императора-освободителя Александра II. В честь этого посещения в Кунцеве был установлен белокаменный обелиск.

В свое время нарышкинская вотчина была огромной: именитый дворянский род владел едва ли не всеми землями в округе, кроме разве что Крылатского да Татарова. Но 175-летнему «господству» фамилии пришел конец: последние владельцы усадьбы обитали преимущественно за границей или, по крайней мере, не в Москве. Наконец Василий Львович Нарышкин в 1850-х годах продал часть земель купцам – Солодовникову (участки недалеко от Кунцевского городища) и Шелапутину, выходцу из Рогожской слободы.

Лев Толстой в третьей повести из трилогии «Детство. Отрочество. Юность» описывает дачи, которыми в то время стало стремительно застраиваться Кунцево: «…мы и не заметили, как подъезжали к Кунцеву, – не заметили и того, что небо заволокало и собирался дождик. […] Немного правее виднелись уже из-за кустов и дерев разноцветные крыши дачных домиков, из которых некоторые отражали на себе блестящие лучи солнца. Некоторые принимали на себя унылый характер другой стороны неба. Налево внизу синел неподвижный пруд, окруженный бледно-зелеными ракитами, которые темно отражались на его матовой, как бы выпуклой поверхности».

Да и в романе Тургенева «Накануне» герои оказываются перед «одною из многочисленных дач, окружающих Кунцево. Небольшой деревянный домик с мезонином, выкрашенный розовою краской, стоял посреди сада и как-то наивно выглядывал из-за зелени деревьев». Видимо, это как раз дачи, построенные Солодовниковым или Шелапутиным, поскольку повествование романа начинается с фразы, упоминающей год: «В тени высокой липы, на берегу Москвы-реки, недалеко от Кунцева, в один из самых жарких летних дней 1853 года лежали на траве два молодых человека».

В мае 1861 года в Кунцеве побывал император Александр II с супругой. А уже в 1865 году Нарышкин продал основную усадьбу Козьме Терентьевичу Солдатенкову – фабриканту и книгоиздателю, в честь которого этот участок Фили-Кунцевского лесопарка сегодня зовется Солдатенковским парком. Сначала Солдатенков делил земли Кунцева с другими владельцами, но затем выкупил их и построил не один десяток дач для летнего отдыха купечества.

Солдатенков родился в купеческой семье в Рогожской слободе. Хорошего образования ему получить не удалось – отчасти из-за консерватизма родителей-старообрядцев, но это не помешало ему стать «текстильным королем России», издавать Огарева и Герцена, а затем впервые в России выпустить в свет труды экономиста и философа Адама Смита. Кстати, сочинение Ивана Забелина о Кунцеве в 1873 году также напечатал Солдатенков. Был он и знаменитым благотворителем: приобрел некоторые экспонаты для будущего Музея изящных искусств (ныне ГМИИ им. А.С. Пушкина), передав их Ивану Владимировичу Цветаеву, отцу будущей поэтессы Марины Цветаевой. Его огромная частная коллекция книг стала частью Российской государственной библиотеки. Он покупал картины великих русских живописцев – Брюллова, Крамского, Левитана, Перова, Иванова, Федотова… Причем не только покупал произведения у художников, но и всячески им помогал, – за меценатство его прозвали Козьмой Медичи.

Прежде картины из его собрания выставлялись в петербургском Румянцевском музее, а ныне входят в коллекции Русского музея и Третьяковской галереи. Строил он сиротские приюты, дома для престарелых и ветеранов, странноприимые дома, открывал женские курсы, бесприданниц обеспечивал приданым, а бедных студентов – жильем и питанием. Известно, что на все это он денег не жалел, а вот излишеств и роскоши в быту не любил: его скромный летний кунцевский дом – лучший тому пример. Активное участие Козьмы Терентьевича в общественной жизни России многим претило, даже Тургенев в своем романе «Новь» упомянул героя-старовера, который «глупый и чванливый, хочет слыть прогрессистом, вроде Солдатенкова». Но, несмотря на это, Солдатенков издавал романы и Тургенева тоже. Тем более что кунцевские места Тургенева вдохновляли, и он описал их в другом своем романе «Накануне». В память о писателе местный сквер зовется Тургеневским.

К сожалению, советское время частично стерло имя Солдатенкова со страниц истории, а ведь именно его, Солдатенковская больница, именуется сегодня Боткинской (возле административного здания в 1990-х был установлен памятник Солдатенкову). В честь Солдатенкова иногда называют и Нарышкинский пруд – самый крупный в парке, и двухэтажный нарышкинский усадебный дом, который Солдатенков несколько перестроил в 1874 году под себя. В 1970-х годах случился пожар, и дом пришлось восстанавливать более основательно – в кирпиче, но прежние, классические формы были сохранены.

Где-то здесь на пороге революции встречались «суриковцы» – члены Суриковского литературно-музыкального кружка, в котором непродолжительное время состоял еще совсем молодой Сергей Есенин. Один из организаторов кружка, Георгий Деев-Хомяковский, в своих воспоминаниях писал: «Наша группа конспиративно собиралась часто в Кунцеве, в парке бывшем Солдатенкова, близ села Крылатского, под заветным старым вековым дубом. Там, под видом экскурсий литераторов, мы впервые и ввели Есенина в круг общественной и политической жизни. Там молодой поэт впервые стал публично выступать со своим творчеством». К сожалению, многие историки и литературоведы считают этот красивый эпизод под «вековым дубом» не совсем достоверным: Есенин приехал в Москву и вступил в кружок позже, чем это описывается у Деева-Хомяковского… Так что жителям Крылатского и Кунцева остается только надеяться, что крупица правды в этих мемуарах все же есть, а значит, можно гордиться тем, что великий поэт действительно читал свои стихи в Солдатенковском парке.

Впрочем, в разное время в нарышкинской (или солдатенковской, кунцевской) усадьбе действительно побывали и другие, не менее значимые для истории фигуры: Николай Карамзин задумал здесь в 1800 году первые главы для своей «Истории государства Российского»; со своей бабушкой на даче Нарышкиных гостил юный Лермонтов; Лев Толстой «до слез наслаждался природой»; здесь рисовали художники Перов и Саврасов; Врубель работал над иллюстрациями к поэме Лермонтова «Измаил-Бей»; композитор Чайковский подслушал здесь крестьянскую песню «Соловушка»…

В начале XX века сюда приезжали отдохнуть и искупаться жители Москвы: паром доставлял их на противоположный берег, где располагался пляж. Вниз от усадьбы дорожки вели к пристани, возле которой располагалась летняя эстрада – теперь это обычная пристань «Кунцево».

А вот знаменитый дом по-прежнему стоит в верхней, высокой части парка, поэтому его желто-белые стены и красноватую крышу, увенчанную башенкой – бельведером, можно разглядеть прямо с реки. Правда, летом из-за густой зелени видна одна только крыша.

За усадьбой, в глубь от реки, находится Мазиловский пруд – он сохранил название деревеньки Мазилово, располагавшейся рядом с Кунцевом и Филями. В свое время на месте деревни был разбит фруктово-ягодный сад. Западнее Мазиловского пруда расположился район Кунцево с одноименной железнодорожной станцией, открытой в 1871 году. К концу XIX века здесь был организован летний театр, а красивейшее полуготическое здание вокзала, которое радует пассажиров и по сей день, было построено на рубеже XIX и XX веков архитектором-модернистом Иваном Струковым, автором столичного Белорусского вокзала. В то время привокзальный буфет был настолько славен, что местные жители сложили поговорку – мол, «из Кунцева голодным не уедешь».

Тогда же в Кунцеве стали строиться заводы – вот их неполный список: клееночно-кожевенный, шерстоткацкий, суконный, игольный, фабрика брезента и ремней, российско-бельгийский патронный завод и многие другие. Некоторые впоследствии превратились в крупные советские заводы: к примеру, бывший патронный с 1971 года переформировался в МРТЗ – Московский радиотехнический завод, на котором выпускались телевизоры «Юность».

Также в начале XX века неподалеку от вокзала и нынешней станции метро «Кунцевская» появилась обитель Серафима Саровского – подворье Крестовоздвиженской Полунинской женской общины Рязанской епархии. В народе ее звали Кунцевским монастырем, хотя до полноценного монастыря ей было, конечно, далеко. В советское время ее место занял филиал завода имени Сакко и Ванцетти, храм был разрушен. Его пока не восстанавливали, но рядом, на нынешней улице Багрицкого, в конце 1990-х возвели временную церквушку с колокольней. Кстати, улица названа в честь атеиста Эдуарда Багрицкого, автора стихотворения «Смерть пионерки», – он жил на этой улице.

Выступал с речами в Кунцеве и Ленин – на бывшей банкирской даче, после революции ставшей кунцевским волостным исполкомом. Проживали в Кунцеве и Владимир Маяковский, и Аркадий Гайдар. А совсем неподалеку отсюда, на Ближней даче в Волынском лесу, умер Сталин.

После войны в городе Кунцеве возвели рабочий поселок, в народе более известный как «Страна Лимония» из-за того, что все стены домов в этом поселке были выкрашены в кислотно-желтый цвет. В 1990-х годах имела некоторую популярность группа «Дюна», дебютный альбом которой вышел как раз под названием «Страна Лимония». В одноименной песне, сразу же ставшей хитом, «Лимония» зовется «страной без забот».

С 1960 года город Кунцево и весь «Сетунский стан», описываемый Забелиным, то есть местность на реке Сетунь, вошли в состав Москвы. К тому времени в Кунцевский район входили даже земли Внукова, где теперь международный аэропорт, и Сколкова, где строится инновационный центр.

Но вернемся к берегам Москвы-реки. Восточнее Кунцевской усадьбы, в Ворошиловском парке, расположились спортивные объекты – это и спорткомплекс «Конструктор», и уже ближе к Крылатскому – горнолыжная база ЦСКА. А вниз по течению Москвы-реки, по правому ее берегу, в Карамышевской излучине, вдоль парков тянется Филевская набережная, помеченная далеко не на всех картах, поскольку за ней не числится ни одного дома, она толком не оборудована, да и общественный транспорт по ней не ходит. Зато она фактически соединяет два речных причала – «Кунцево» и «Парк Фили». Последний из них находится у подножия самого парка культуры и отдыха «Фили», в честь которого названа близлежащая станция московского метрополитена – «Филевский парк».

На набережной располагается станция зимнего купания, так что зимой здесь можно встретить бодрых «моржей», которые, искупавшись в ледяной воде, затем бегают вдоль берега с оголенными торсами: закаляются. А чуть выше, на склонах берега, повсюду стоят оборудованные мангалы и удобные беседки для летних пикников.

Здесь начинается местность, называемая Фили, – она переходила от одного владельца к другому вместе с Кунцевом, а возникла благодаря протекавшей здесь речке Хвилке. Собственно, и село Фили раньше называлось Хвили, – потому что, как известно, буквы «ф» в русском языке изначально не было – она пришла к нам из греческого. Даже Пушкин ее не жаловал, стараясь избегать в своих произведениях. До сих пор в России некоторые деревенские не выговаривают эту букву – то ли нарочно, то ли по привычке, заменяя сочетанием «хв» или просто буквой «х»: не «лифт», а «лихт», не «фантазия», а «хвантазия».

Филевская набережная зимой

Вернемся к истории этих мест. Сначала Хвили достались Мстиславским, а вместе с Хвилями деревеньки Ипская, Гусарева, Мазилово и местность Кунцево. Крестьяне Ипской и Гусаревой в начале XVIII века были переселены в Мазилово, что на Большой Звенигородской дороге. В бывшей Ипской была посажена Липовая роща, а в Хвилях в 1619 году построена деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, благодаря которой село стали называть Покровским или Покровским-Фили.

Лев Нарышкин, приобретя Фили, перестроил церковь в камне: оставив зимний Покровский престол в нижнем ярусе, в верхнем разместил престол в честь Спаса Нерукотворного, поскольку молился именно перед этой иконой, чтобы спастись от смерти во время Стрелецкого бунта.

Его потомки, братья Лев и Александр Нарышкины, в 1763 году приняли у себя в гостях коронованную императрицу Екатерину II. Сначала она заглянула в Покровское-Фили и отобедала здесь, затем по аллее, которая, возможно, была высажена специально к ее приезду, направилась смотреть полки возле деревни Фили на Можайской дороге, куда первый Нарышкин переселил кунцевских крестьян. А затем уж посетила Кунцево-Знаменское (по Знаменской церкви), где и отужинала. Предполагается, что аллея располагалась на месте нынешней Большой Филевской улицы и соединяла Кунцево с храмом Покрова Пресвятой Богородицы в Филях, в который императрица также заглядывала.

Советский художник и искусствовед Игорь Грабарь назвал эту церковь «легкой кружевной сказкой», в которой «чувствуется рука великого поэта и зодчего-чародея». Покрова в Филях (как чаще всего величают храм) – действительно «икона» нарышкинского стиля в архитектуре. Искусствоведы спорят о том, кто мог быть архитектором этого великолепного барочного храма: либо знаменитый Яков Бухвостов, либо Петр Потапов, автор Новодевичьего монастыря. А вот внутреннее убранство и иконостас сделаны руками резчика по дереву Карпа Золотарева, создавшего ряд икон для Донского и Новодевичьего монастырей. Прежде здесь хранились и полотенца, вышитые царицей Натальей Кирилловной Нарышкиной.

Покровский храм представляет собой единый комплекс церкви и колокольни: на его украшение сам Петр I не жалел денег – даже подарил своему дяде цветные витражи после успешного взятия Нарвы. Вероятно, он лично бывал в этом храме. Некоторые главы церкви были увенчаны имперскими символами – двуглавым орлом и короной.

Отечественная война прославила Фили: здесь, в простой избе, произошел легендарный военный «совет в Филях». У Льва Толстого совет открыл вопросом Бенигсен: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» И Кутузов принял историческое решение оставить Москву французам. Впрочем, Толстой по-своему представил «решение» Кутузова: «Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же, наконец, решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»

Покровский храм в Филях

В честь полководца был назван главный проспект в этой местности – Кутузовский, да и весь район приобрел названия, так или иначе напоминающие о событиях и героях 1812 года.

Покровскую церковь французы тогда осквернили и использовали как конюшню и портняжную мастерскую, а в начале Великой Отечественной войны храм Покрова в Филях был закрыт. Верхушка здания была разобрана, чтобы не быть ориентиром для немецких летчиков, но это не помогло, и некоторые зажигательные бомбы все-таки попали в храм. При этом до 1943 года на нижнем ярусе располагался лазарет.