Текст книги "Осталось одно воскресенье"

9

Мария была хороша. Они со Славой заехали в коттеджный поселок для сотрудников винодельни Людовика, где стоял их дом. Недолго думая, Маша выбрала любимый черный комбинезон с широкими штанинами, высоким поясом и открытой спиной. Распустила прямые, чуть ниже линии худеньких плеч, русые волосы, нанесла легкий макияж. Главным украшением будущей матери была сияющая изнутри розовым светом кожа. Токсикоз отступил – молодая женщина расцвела.

– Эй! Смотри на дорогу! – Маша испытывала приятное смущение под взглядами, которые бросал на нее Слава всю дорогу до ресторана.

– Ты такая у меня красивая!

– Правда?

– Самая красивая!

– Говори мне об этом почаще. Это так приятно. – Маша посмотрела на свои руки. – Я даже не успела накрасить ногти…

– Ерунда. У тебя красивые пальцы.

– А куда мы едем?

– Сюрприз. Мы там еще не были, но Людовик очень рекомендовал ресторан своего приятеля.

– Как называется?

– «Винотека».

– Конечно! Это как библиотека вина? И там только вина Людовика? А… мне всё равно – я не могу сейчас пить. Но там же кормят?

– Кормят, и очень хорошо – несколько лет назад заведение номинировали на звезду Мишлен. Там самые разные вина. Мы возьмем лучшее шампанское – пара глотков не причинит никакого вреда малышу.

– Посмотрим.

Машину пришлось припарковать на площади и подняться к «Винотеке» по узкой, изогнутой улице, вымощенной булыжником. Босоножки Маши на кожаной подошве скользили по округлому гладкому камню, и она цепко держалась за мужа.

За массивной деревянной дверью, в темном узком помещении, оказались едва освещенная барная стойка, два высоких столика не больше чайного подноса и четыре трехногих стула. Огромные холодильники для вина. Полумрак. Тишина. Маша поджала губки и сердито посмотрела на человека, который привел ее в это недружелюбное место. Ау! Откуда-то выскочила симпатичная администратор. За этим «откуда-то» оказался большой светлый зал, где и столы, и скатерти, и парад приборов. Фух! – выдохнул Слава. Администратор усадила их за столик у зеркальной стены, выдала меню, объяснила, что шеф Филипп будет минут через десять, и убежала, приняв заказ на напитки. Пока Слава зачитывал вслух названия блюд, Маша рассматривала в зеркале свое отражение, изучала посетителей – зал был почти полон. Все ждали шефа и переговаривались вполголоса. Звучала приятная фоновая музыка – уютно.

Вдруг, внезапно, неожиданно, стремительно, заполняя собой всё пространство, в обеденный зал ворвался человек-вихрь в красной футболке и джинсах. Смуглое лицо, испещренное морщинками жизнерадостной натуры, украшали донкихотская бородка и усы. Он очень извинялся за свой вид сразу перед всеми, порхал по залу, охватывая каждого и каждому посвящая всего себя, говорил без остановки, вскидывая, жестикулируя, всплескивая аккуратными ручками. Обставил свое исчезновение незаметно – облачился в белые парадные одежды. Шеф. Каждое блюдо в своем меню он любил и восхищался им, но особенно вашим выбором. Он любил каждого посетителя своего ресторана, не отводил восхищенных глаз во время общения, вычленял, выделял каждого из всех одним лишь взглядом. Каждому предложил лучшее, и каждый удивился своему выбору. Стройные официанты изящно текли по проходам, вынося блюда, подчиняясь его дирижерской жестикуляции бессловесно и безошибочно. Марлезонский балет.

Под бурный аккомпанемент шефа Маша, неожиданно для себя, выбрала лазанью – блюдо, которое не понимала, не любила, – и теперь скептически смотрела в свою тарелку.

– Хочешь, поменяемся? – Слава еще не прикасался к своим фетучини с лобстером.

– Ну уж нет. Я должна это попробовать и попытаться съесть. Иначе, боюсь, Филипп не вынесет такого оскорбления.

Маша ковырнула начинку, осторожно попробовала, замерла и расплылась в довольной улыбке. Божественно!

– Это очень вкусно! Я даже не дам тебе попробовать – придется везти меня сюда еще раз, если ты хочешь отведать этого чуда. А у тебя вкусно? – Маша, не дожидаясь ответа, тянется к тарелке мужа и подхватывает длинную ленту теста в густом розоватом соусе. – М-м-м, в следующий раз возьму как у тебя.

– Теперь, когда учеба закончена, вечера свободны, за Яном присматривают родители, мы можем куда-нибудь выбираться хоть каждый вечер. Тебе комфортно с моими родителями?

– Мы же не в первый раз живем вместе! Всё хорошо. Конечно, твоя мама немного…

– Навязчива?

– Перегибает с контролем того, что и сколько я ем. – Маша смеется. – Мне кажется, я сейчас объемся!

– Не объешься. Скоро будет готов проект дома. В нашем техническом задании два автономных жилища, связанных общим холлом. Должно быть всем удобно.

– Да, посмотрим. Ужасно интересно, что нам предложат! Я хотела сказать…

– Что?

– Эта девочка сегодня, Софи…

– Да?

– Она так на тебя смотрела…

– Как?

– Так. Она смотрела только на тебя.

– Ты ревнуешь? – Слава откидывается на спинку стула. – Она – ребенок. Напуганный какой-то, несчастный.

– Угу. Выглядела она плачевно, и ты стал ее спасителем. Героем. Рыцарем на белом коне…

– Это глупый разговор. Смотрела… Пожалуй, если взгляды можно применить в качестве обвинения, то мне есть что высказать…

– И что же?

– Филипп на тебя та-ак смотрел!

– Пф-ф! Он на всех та-ак смотрит. Обнимающе. Ты не заметил?

– А вот за тем столиком, у тебя за спиной, молодой человек постоянно поглядывает в твою сторону. Не слишком ли у тебя провокационное платье?

– Комбез. Где? – Маша пытается разглядеть в зеркале отражение человека позади себя. – А он ничего, симпатичный.

– Мне ревновать? – Слава приподнимает одну бровь.

– Да. Ты давно меня не ревновал.

– Квиты?

– Пожалуй.

Они очистили свои тарелки почти одновременно и отстранились от стола в ожидании смены приборов. Филипп должен был быть ими доволен, но он подошел и с озабоченностью поинтересовался, почему они не выпили свое шампанское – почти нетронутые бокалы едва пульсировали последними пузырьками газа.

– Не понравилось?

– О, нет, о, что вы! Всё великолепно! Просто у нас будет малыш, и шампанское – лишь атмосферное сопровождение вечера.

– Восхитительно! Мои поздравления! – Шеф всплеснул руками, изобразил ими некую воздушную фигуру и умчался на кухню.

Через пару мгновений перед Машей стоял «комплимент от шефа» – облако белоснежного безе в окружении калейдоскопа разноцветных ягод. «Павлова»! Филипп смотрел на Машу восторженными глазами в ожидании дегустации. Чуть хрустнул сахарный взбитый белок, вилка погрузилась в нежнейший крем, затем – долька алой клубники.

– Идеально! – выдохнула будущая мать.

Филипп победно воздел руки над их головами, благословляя, венчая, отпуская. Ударил церковный колокол на углу улицы. Чистый театр.

Расплатились, уже собрались уходить – в зал, им навстречу, вошла группа новых посетителей. Маша сразу угадала в яркой брюнетке Анну, которая шла первой. Та скользнула по ней безразличным, не узнающим взглядом. Джессика, что-то шепчущая Роберту на ухо, прижимающаяся к нему всем телом, оценивающе осмотрела Машин наряд. Роберт уже вступил в акт ответной жестикуляции-пантомимы с Филиппом. За ними, светлыми и праздничными, вся в черных гипюровых воланах, на высоченной платформе лаковых туфель, ковыляла Софи. Она увидела Славу, Машу, слегка отшатнулась; неловкая, поднесла ладошки к губам и замотала головой: нет, нет, пожалуйста, мы не знакомы! – и проследовала за всеми к лучшему столику у окна.

– И кто она теперь? Какой персонаж? – спросит Маша на улице. – Воздух какой дивный! Давай спустимся к площади и пройдемся немного. Держи меня крепче – камень очень скользкий.

– Держу. – Слава обнял жену за талию. – Что-то зловещее, готское и всё равно несчастное. К чему вся это секретность?

– Это как раз был ее отец со своей свитой. Мы встречались на нашем пляжике, я тебе про них рассказывала.

– Свитой? А где ее мать?

– Не знаю. Ничего не знаю. Как она передвигается по брусчатке в такой обуви? Это же смертоубийство какое-то! Софи была похожа на черную птицу, одинокую, отбившуюся от своей стаи…

– Придумщица. – Слава чмокает жену в макушку. – Одиноким ребенком у нас была ты и вот какая стала прекрасная и сильная.

– Люблю тебя.

– И я тебя.

– Я оглушена впечатлениями. Этот Филипп…

– Уж не влюбилась ли ты в него?

– Я только что призналась в любви тебе!

– Точно. Так что Филипп?

– Он оглушительно эмоционален, многословен и упивается своим величием.

– Ты не преувеличиваешь?

– Не думаю. Но его блюда… они выше всяких похвал. Придем еще?

– Хоть завтра! Я рад, что тебе понравилось.

– Посмотрим. Я немного устала. Чудесный вечер. Спасибо тебе.

Вечер и правда был чудесный – теплый, безветренный, ароматный. Старые платаны раскинули свои узловатые ветви над маленькой площадью, отбрасывая причудливые тени. Умиротворяюще журчал каскад небольшого фонтана. Над его мраморной чашей нависла большая лохматая собака, высматривая что-то в глубине. Фьють! – метнулась к хозяину. Зажглись фонари, в их рассеянном свете влюбленные парочки на парковых скамейках приникли друг к другу. Мягко шуршали редкие машины по дороге. Кучка подростков тихо переговаривалась в тени переулка. Двое подтянутых полицейских прогуливались, заглядывая в освещенные окна.

Витринное окно «Винотеки» отбрасывало на тротуар большое пятно желтого света. В его раме, как на картине, красовались довольные посетители ресторана. На переднем плане узкая черная фигурка с ниспадающими на лицо красноватыми волосами чуть ссутулилась над экраном телефона. Экран светит из-под стола, пальчики с длинными ногтями без остановки листают изображения. Цок-цок.

– Софи! Ты определилась? Одну тебя ждем. – Голос отца ворчлив, свое раздражение он не пытается скрыть.

Официант замер над девочкой с блокнотом в руках. Он весь внимание и желание угодить. Юная посетительница вздрагивает, поднимает бледное, накрашенное личико, мгновение – и вспыхивает улыбкой. Смотрит в меню и самым милым, приязненным, нежным голоском пропевает свой заказ. Кивает официанту усердно, улыбка не покидает тщательно обведенных помадой губ. Она хочет нравиться этому незнакомому человеку. Дело сделано, и она тут же опускает к телефону лицо; его выражение меняется, становится скорбно-печальным. Отец еще пару раз обращается к ней, девочка откликается нервно, испуганно, словно ее выдергивают из другого, одной ей видимого мира – отрешенная, она никак не может взять в толк, чего от нее хотят еще. Софи оставляют в покое. Ресторан уютно гудит сытыми голосами, как запечатанный на зиму улей. Джессика с Анной очаровывают Роберта, каждая в меру своих способностей. Анна заводит интеллектуальную беседу. Джесс чувственно изгибается и посылает страстные взгляды. Роберт избегает смотреть в сторону дочери и наконец выглядит довольным.

Софи, яркая, неуместная, не сразу, но наскучившая своей вялой инертностью любопытствующим, чувствует свободу. Как хищный юркий зверек, выглядывает из укрытия волос, стрижет глазами зал, откусывает от каждого маленький кусочек впечатления, утаскивает в свою норку. Двусмысленная улыбка блуждает на ее маленьком личике, густо обведенные глаза насмешничают. Она что-то подмечает, не сдерживается, хихикает тоненько. Всё внимание за столом переключается на нее. Что, Софи? Что смешного?! Она заливается смехом, чуть не сваливается набок, всхлипывает, захлебывается своим весельем – это становится больше похоже на истерику. Ничего! Ничего! Смех переходит в повизгивание, наконец затихает. Девочка садится прямо, промакивает салфеткой выступившие слезы. Смотрит на свое отражение в телефоне, берет из сумочки помаду – обновляет цвет. Ныряет в волосы, в телефон – ее здесь нет, ей нет ни до кого дела.

– Придурошная. Такая же придурошная, как ее мать, – резюмирует Роберт. Кривит рот. – И вырядилась как пугало.

Джессика начинает смеяться и осекается. Она чувствует ответственность за внешний вид Софи. Интересно, где мерзавка берет деньги на свои убогие наряды? Анна внимательно следит за фигуркой у окна. Девочка сжимается и закусывает нижнюю губу до боли. Изо всех сил стискивает кулачки. Острые, клиньями заточенные ногти вонзаются в мягкие ладошки, оставляя малиновые ямки-синячки.

Здравствуй, Карла!

Мама опоздала.

Я помогала убирать снег. Это весело.

Мы не поехали домой. Санта нашел меня в отеле.

Он подарил мне платье. Наверное, он не получил мое письмо.

Я плакала. Мама была злой.

Если ты не заберёшь меня и на тот год, я останусь со сторожем чистить снег.

Он добрый.

Твоя Софи, 6 лет ♥

10

Очень трудно быть несчастным летом, очень. Но некоторым всё же удается игнорировать очарование персиково-нежных рассветов, пунцовые, оранжевые, розовые огни неповторимых закатов, звон ослепительных дней… А ночи? Загадочные, глубокие, полные влажных ароматов и воздушных касаний. А море? А сады, рынки, черные от ягод пальцы?.. Всё может испортить человек с редким талантом. И у нас такой есть.

Приехала Лена с внучками, бледными испуганными девочками предпубертатного возраста. Тонкие, как веточки, они прятались за монструозоподобной сестрой Ларисы. Не излишняя полнота, не тяжелая походка вперевалку, даже не жесткий пук плохо прокрашенных волос позволяли применить к женщине столь несимпатичный эпитет. Всё дело в непробиваемой маске высокомерного недовольства на лице – оно отталкивало с первого мгновения и навсегда.

Законы крови жестоки – родственников не выбирают, с ними сложнее всего установить рамки. Лариса осталась налаживать для сестры быт в доме с садом. Макару удалось избежать печальной участи, он был настолько этим счастлив, что даже стыдился, припоминая полный трагедии взгляд жены в створе закрывающихся ворот.

Ларисой двигали долг, гиперответственность и, в конце концов, любовь. Она не очень страдала.

На взморье дышалось легко. Казалось, зной здесь невозможен в силу постоянной циркуляции воздуха – сильные или слабые, но потоки воздуха, охлажденные бескрайней сине-зеленой массой воды, смывали избыточный жар. Жизнь на фоне морского пейзажа была золотистой, как веснушки на носу Яна.

По просьбе Миланы Слава повез мальчиков в стоматологию. Джуниор – мелкий, темненький, курчавый цыганенок – напугал маму видом неподобающего статусу семьи кариеса на молочном зубе. Милана, рациональная до мозга костей, даже не стала портить отношения с ребенком из-за травмирующего визита к врачу. Авторитет Вячеслава в глазах детей был на уровне «Бог». Ян шел в качестве моральной поддержки – другом он был отличным.

Макар с самого утра заявил: «Меня не беспокоить!» – и с важным видом удалился в библиотеку. Там он разложил на столе инструменты: скальпели, пинцеты, кусачки, иглы, кисточки… Вынул давно припрятанный, замаскированный под Стивена Кинга глянцевой суперобложкой старинный, почти погибший фолиант в кожаном переплете. Ужастик, как обычно, ушел к любителю детективов и фэнтези – Винсу. Моя пре-е-е-лесть… Реставрация книг и прочей бумажной рухляди была страстью Макара и основным источником дохода пенсионера, между прочим. А Ларисе не нравилось, что в дом тащат хлам и тлен. У нее, мол, аллергия на плесень. Это ни разу не имело подтверждения, но Макар не любил конфликтов, споров и взаимного недовольства. Тихо делал свое дело для всеобщей пользы. Надо отдать должное Ларисе – на территорию мужа она «не ступала и ногой!». Разве что иногда – пройтись влажной тряпкой по полу, глянуть, что в работе, и молча удалиться. Макар был неизменно аккуратен.

Маша откровенно наслаждалась тишиной, этим временем без сторонних глаз, и делала прекрасное «ничего». При полном холодильнике, оставленном Ларисой, это было не особенно трудно. Очень захотелось погрызть чего-нибудь эдакого – она нашла в кладовой мешочек прошлогодних неочищенных грецких орехов. Спряталась от зноя в продуваемой тени веранды. Проворачивала между створок кончик маленького ножа, раскалывала на половинки, выковыривала из сухих перегородок маслянистые ядрышки, из целых долек складывала медленно растущую кучку, остальное съедала. Можно будет испечь ореховое печенье – Слава любит. Задумалась. В шорохах ветра, мягком плеске далеких волн металлически тренькнул звонок. Обернулась к дороге – от поваленного на бок велосипеда к ней шла Софи. Сегодня девочка была в короткой черной складчатой юбочке, которая едва выставлялась из-под длинной широкой футболки, в черных гольфах с розовыми мишками. На голове большие розовые наушники. Какой жаркий наряд.

– Здравствуйте! – тоненько поприветствовала Софи. – А что вы делаете?

– Привет. Орехи чищу.

– А где все?

– Разъехались. Макар в библиотеке работает. А что?

– А я мимо ехала и решила проведать вас. – Девочка садится возле Маши. – Каталась в город – купила наклейки в «Няпи». Показать?

– Покажи.

Софи бежит к велосипеду и возвращается с розовым рюкзачком. Выкладывает свои приобретения – набор «няшных» картинок.

– И блокнотики для рисования. Я очень хорошо рисую! Миленькие, да?

– Ужасно миленькие.

– Вам помочь? – Девочка не дожидается, когда ей ответят, скрывается на кухне и выбегает обратно с орехоколом. – Так ведь проще! Смотрите! – И ловко, азартно давит скорлупки на четыре части.

А Софи знает этот дом и его наполнение лучше нас – вдруг понимает Маша.

– Здесь жила твоя бабушка?

– Ну да. Карла. Я раньше всегда жила у нее. На каникулах.

Девочка увлечена орехами. Стремительно растущая кучка – ее личное достижение. Маша просто смотрит на чужого ребенка.

– А почему тебе нельзя здесь бывать?

– Ну-у, мне кажется, папа зол, что продал этот участок так невыгодно. Он проигрался, и ему пришлось быстро решать возникшую проблему. Его самолюбие страдает. Кто-то должен быть наказан. Например, я. Я очень любила бабушку.

Слезы повисают на густых длинных ресницах, срываются, остаются на футболке серебряными капельками. Софи прячется за длинной челкой.

– Извини, я не знаю, что сказать. Приезжай в гости. Твое колено почти зажило. – Маша переводит внимание на шершавое розовое пятно над резинкой гольфа. Осталась одна маленькая темная короста по центру.

Софи выпрямляет ногу, рассматривает свое колено, тянется длинным ноготком к выпуклой корочке, поддевает ее как шляпку. Выступает алая бусина крови.

– Зачем ты? Я принесу салфетку.

Маша почти поднялась, но Софи снимает каплю подушечкой пальца и слизывает.

Маша отворачивается:

– Я могла принести салфетку.

– Кровь такая красивая, такая красная, такая живая, соленая…

– Кажется, ты любишь красный.

Маша хочет, чтоб кто-нибудь пришел. Нет, чтоб девочка ушла.

– Красный вызывает такие странные чувства.

– Мальчики вернутся, и мы пойдем купаться. Сегодня жарко. Ты с нами? – А как еще было узнать намерения гостьи?

– Нет. Я не люблю плавать.

– Не умеешь?

– Умею! У меня третий взрослый разряд! Просто не люблю… А скоро они приедут?

– Скоро.

– Я подожду. Можно мне в туалет? – Софи поднимается.

Машино «конечно» обращается к удаляющейся спине.

Девочки нет довольно долго. Возвращается она вместе с Макаром.

– А почему мне не сказали, что у нас гости? Поднимаю голову, а на меня смотрит прелестное создание.

– Я хотела поздороваться! – Софи улыбается открыто, невинно. – Вы ничего не изменили в библиотеке. Это так приятно. Я любила там бывать. Там есть и мои книги. Папа ведь не забрал их, кажется?

– Я не знаю. – Макар выглядит растерянным. – Можем вместе посмотреть…

Подъезжает машина Славы, Ян с Джуниором выскакивают из нее, как две горошины из стручка, и скачут наперегонки к дому. А мы! А нам! А вот! – показывают свои мелкозубые улыбки стоических героев.

– Всем привет! – кричит Слава от машины, выгружая пакеты из багажника. – А мы закупились!

– Здра-авствуйте! – поет Софи в ответ. – Посмотрим в другой раз. Я уже поеду, – бросает Макару с Машей и бежит к велосипеду.

Поднимает его, катит в сторону Славы. Показывает ему что-то. Слава ставит пакеты на траву, опять ныряет в багажник, выныривает, возится с велосипедом. Девочка смеется, поправляет лямки рюкзака, запрыгивает на велосипед и уезжает, помахав ручкой на прощание.

– Педаль подкрутил, – поясняет Слава. – Ну что, купаться? Парням еще нельзя есть – им нанесли какой-то защитный лак на зубы. Надо чем-то отвлечься.

– Ура! Ура! – кричат мальчики, пытаются схватить очищенные ядра, но Маша накрывает их ладонями и отправляет всех переодеваться.

– Мы быстро!

– Ну, как ты тут? – Слава обнимает жену, когда они остаются одни на веранде.

– Прекрасно. – Маша приникает к груди мужа, вдыхает его запах. – Пока не появился Мультик, было просто прекрасно. Боже, какая странная девочка. По дому шныряет, как у себя… Она здесь жила с бабушкой. Карла – ее бабушка, ты знал?

– Это же логично. Роберт – ее отец, его мать – ее бабка. Разве нет?

– Да, конечно. Только что нам теперь с этим делать?

– Посмотрим. Она всегда живет у отца? Ты не спросила, где ее мать?

– Нет. Не пришлось к слову.

Море прогрелось до комфортных двадцати четырех – двадцати пяти градусов, можно было не беспокоиться, что ребятня простынет. Макар научил мальчишек горячим песчаным обертываниям – выбегая из воды, они тут же падали мокрыми тельцами на раскаленный песок. Маша со Славой уплыли подальше от этого беспокойного хозяйства – наслаждались свободой, маленьким отрезком времени для двоих.

Вода была спокойная, катила к берегу долгими, пологими, едва заметными вдали от берега волнами. Приближаясь к берегу, она собиралась пузырчатыми гребешками, валиками, хватала детей за пятки, толкала под колени. Они с визгом подчинялись воле воды, откатывались в прибое в распахнутые руки Макара.

– Всё, принимайте вахту. Устал, – встретил запыхавшийся дед довольных родителей. – Окунусь – и в дом. У меня еще планы на сегодня.

Что самое главное в жизни пятилеток после баловства? Правильно, еда. Если планы Макара касались одинокого безнадзорного декаданса, то им не суждено было сбыться – оставленный на берегу коллектив подтянулся следом спустя всего каких-то жалких двадцать минут. Дед стоял на крыльце в брюках и рубашке, в руке – ключи от машины сына…

– Пап, ты куда?

– Мать позвонила, Прокопий хочет срочно меня видеть. – Макар проводит ладонью по влажным волосам. – Ума не приложу, что стряслось. Да, и она проколола колесо у нашей машины, надо из сервиса забрать. Подкинешь?

– В душ забегу – и едем.

У Прокопия ворота, как обычно, были не заперты. Макар поднялся сразу в дом и застал Лукаса за процессом приготовления гуакамоле.

– О, брат! Бери начос – снимай пробу. Достаточно ли жгучего перца?

– Як Прокопию, привет! – Макар послушно макает треугольник лепешки в зеленую массу, откусывает. Рот обжигает, глаза наливаются слезами. – Оу-у, я не привык к такому. Воды!

– Ха! У меня лучшая мексиканская кухня на побережье! – Лукас выглядывает в просвет лестницы на второй этаж. – Дед! Дед, к тебе пришли!

Прокопий спускается в обнимку с небольшой картонной коробкой:

– Привет, Макар! Вот, фотографии отобрал… Всё с собой не увезешь. – Дед не похож на счастливого путешественника перед долгой дорогой. Угрюмый, нахохленный.

– Ты хотел меня видеть, Прокопий? Что случилось?

– Раньше ничему не надо было случаться, чтоб видеть твою физиономию на своей кухне.

– После переезда редко здесь бываю. Зато Лариса в старом доме живет, пока ее сестра гостит.

– О, нет. Был я там. Больше не надо.

– Вот и я стараюсь поменьше о себе напоминать. Что за разговор, дед?

– Садись. Лукас, изверг, завари нам кофейку. Только смотри, чтоб никакого перца!

Лукас разливается смехом, пританцовывает перед плитой. Веселая натура.

Прокопий предлагает Макару подумать, не хочет ли он получить что-нибудь из его имущества на память, и напоминает о своем племяннике Артемии – представителе местного криминала, который узнал о продаже родственником дома и приехал с выгодным предложением.

– И поверь, Макар, это не выглядело ни как предложение, ни как просьба! – Лукас ставит перед ними чашечки с кофе. – Сахар?

– Да, я согласен с внуком. Сахарница на столе. Это не было приятным общением на равных. Артемий явно давил на меня.

– Зачем ему твои деньги?

– Я спросил. Выгорает выгодное дельце «на сто тыщ мильонов». Проект строительства, крупный. Казино, или отель, или всё вместе – я не понял.

– А где тут строить?

– Этого он мне не сказал. И вот здесь явно скрыта какая-то махинация. Чую, тёмное дельце. У меня к Артемию всегда было одно пожелание: держись от меня подальше.

– Ты опасаешься своего племянника? – Макар задумчиво гоняет кофейную гущу по дну чашки.

– Я знаю о нем не так уж много, но и этого достаточно. Я ожидаю от него любых поступков.

– Гм. На чем вы порешили?

– Сделка проведена, и деньги покупателя заблокированы на депозитном счете до переоформления собственности. На это и сослались. У нас срок – неделя… За это время мы должны уехать.

Лукас забирает пустые чашки, привычным жестом бармена смахивает со стола полотенцем невидимые крошки:

– Мы и так уже должны были уехать. Еще кофе?

– Не надо, внучок. Мы уже не так молоды, как хотелось бы… Или, Макар, ты будешь?

– Да, я бы выпил.

– Макар, я бы хотел выписать на тебя доверенность. Мало ли какие бумаги еще придется оформлять…

– Да, Прокопий. Не вопрос.

Когда Макар покидает дом Прокопия, сердце его истерически толкается о ребра, в ушах стоит несмолкаемый гул. Это все кофе. Не мальчик. Хочется отлежаться в старом доме, но мысль о сестре жены гонит прочь. Спустился к кафе Джины, дождался такси и вернулся на взморье.

Здравствуй, Карла!

Я лучше всех научилась падать на лыжах! Меня хвалят!

Это ведь хорошая новость?

Ты правда-правда прилетишь на мой день рождения?!!!!!!!

Я познакомлю тебя с друзьями и Ириской!

♥ Люблю тебя! ♥ ♥ ♥ ♥ ♥ ♥ ♥

Твоя Софи, 6 лет ♥