Текст книги "Провинциальный голосок, или Монетизация любви"

Под расписку с указанием всех паспортных данных Валина бабушка забрала девочку. Бабушка всем говорила, что девочка её племянница, которая не успела из лагеря уехать. Правду знали только Акимыч и дядя Миша, но их не было уже на хуторе. Дядя Миша ушёл на фронт, а Акимыч, говорят, организовывал где-то в горах партизанский отряд. Так Валина мама и осталась жить в доме своего будущего мужа. Под новый 1942 год пришла похоронка на Серёжиного отца, не успели отгоревать, как немцы ворвались, оккупировали город и станицы. Молодёжь сгоняли для отправки в Германию. Валина мама была маленькая, ей это не грозило. А вот Серёжа со своими друзьями ушёл в партизаны. Иногда он встречался с мамой в пещере, мама приносила провизию. Оккупация закончилась весной 1944 года, и Серёжа вернулся домой живой и здоровый, без единой царапинки. Как только в феврале 44 года Сергею исполнилось 18 лет, он ушёл на войну. Он застал конец войны, но прошёл полЕвропы и служил до конца 45 года. Все эти года Валина мама ждала его.

Победа принесла всем не только облегчение, но и надежду на светлое будущее. А Валиной маме ещё надежду, что её семья жива и здорова. Она отправляла запросы, но получала только отрицательные ответы: «Сведений не имеем». Она решила сама съездить в Белоруссию. Ей уже было 16 лет, она была взрослая и разумная девочка, и будущая свекровь благословила её на поездку только с одним условием, если что не так, пусть возвращается назад. Так и получилось. Один из самых сильных страхов для любого человека: понять, что ошибался в течение долгого времени, ждал, надеялся и ошибался. Так и Валина мама ошиблась в своих надеждах, в вере, что её семья жива, что эта проклятая война их пощадит. Ошибка, подкосившая её. Рухнули её надежды.

Отец Валиной мамы геройски погиб, партизаня в белорусских лесах. Об этом она узнала через третьих лиц, тогда ещё не был сформирован архив партизанского штаба белорусского движения, собирали его по крупицам. Прицельным ударом авиабомбы был полностью разрушен завод. Погибло много людей, в том числе и Валина бабушка из Гомеля. Младшая сестра Валиной мамы и её бабушка погибли при эвакуации в августе 41 года, они эвакуировались самыми последними, и тогда фашистские бомбы прямым попаданием уничтожили весь состав.

Оплакав своих близких, девушка вернулась на юг. Лето 45 года было жарким, засушливым. В приморских районах всегда была проблема с водой. Колодцы высохли, а в тех, где была вода, преспокойно жила кишечная палочка. Брюшной тиф подкосил и Валину маму, и Серёжину младшую сестрёнку. Бабушка жила в постоянном страхе за сына, который ещё где-то воевал, хоть и война закончилась, за больную маленькую дочь, за приёмную девочку, которая незаметно стала ей дорога. Но нельзя жить в постоянном страхе, нельзя всё время чего-то бояться и переживать, – этим ты притягиваешь несчастье, и оно случилось. Умерла бабушкина дочь от тифа, Валина мама выжила. Так она и осталась жить в семье своего будущего мужа, ждала его из действующей Армии и считала месяцы до своего совершеннолетия, стала своей будущей свекрови опорой. Ещё год и они могут с Серёженькой пожениться. И опять злой рок встал на их пути.

Серёжа пришёл с фронта только в конце осени 45-го. Радости женщин не было предела. Быстро накрыли стол, пришли проведать Серёжу, разделить радость возвращения Сергея почти все хуторяне, детишки заглядывали в окна, взрослые расспрашивали о военной жизни, о Германии, где ещё почти полгода после войны Серёжа наводил порядок.

– Люди везде как люди, – рассказывал Сергей, – у них тоже, как и у нас, одни женщины, детишки и старики остались на селе. Мужчин всех на войне поубивало, а те, кто инвалиды без рук и ног помогают своим семьям. Мы их не трогали, что с ними сделаешь? Искали только тех, кто по подвалам и чердакам прячутся.

– Серёжа, а что они там растят на селе у себя, какую культуру сажают, свиньи, коровы есть? – всё интересовалась звеньевая Клавочка, молодая, дотошная, в сельхозтехникуме учится.

– Да тоже самое, как и у нас. В каждом подворье живность есть. Но чисто так, даже не скажешь, что деревня. Утром подоят корову, а излишки выносят на улицу, ставят перед двором на лавочку. Утром машина приезжает и забирает, а в конце недели расcчитывается с каждым. Никто не трогает чужой бидон. Это их бюргеры покупают излишки молока на свои сыроварни или маслобойни.

– Серёга, ты ж шофёр, на какой машине ездил там? – поинтересовался кто-то из мужчин.

– На разных ездил и на наших, и союзников. А в последнее время на «Хорьхе» ездил. Не машина, я вам скажу, а зверь просто. Хорошая машина. Да и дороги там хорошие, как по маслу, едешь порой по бетонке. Ну там, где не разбомбили, конечно. Нам бы такие дороги. Просто мечта, – с воодушевлением рассказывал Серёжа, постепенно хмелея. Гости сидели долго, то одни уйдут, – другие придут. Так и день прошёл.

На семейном совете решили, что свадьбу будут играть на Новый год, как раз в декабре Валиной маме исполнится семнадцать, в сельсовете распишут.

– Столько лет ждали и месяц подождёте, – вынесла вердикт бабушка, – главное, что Серёженька живой-здоровый вернулся. Доченьку похоронила, хоть сыночка дождалась, – причитала тихо она и Бога благодарила за сына и за будущую сноху.

На следующий день к вечеру за Серёжей пришли двое военных из НКВД. Они забрали Сергея, даже не дав ему одеться как следует, только документы сказали взять.

– Куда его забираете? Почему руки скрутили? – бежала за ними мать.

– Он герой войны, он за Родину жизнью рисковал! Он воевал! – следом кричала невеста.

Один из военных сжалился над женщинами.

– Не знаем, за что вашего мужчину приказали арестовать. В город его, в НКВД. Там всё узнаете.

– Это ошибка, понимаете. Не плачьте, – успокаивал, как мог Сергей женщин, – меня отпустят, ждите меня дома.

Ночью он не пришёл, утром тоже. В обед мать собралась в город, невеста – будущая Валина мама тоже пошла с ней Воистину, благими намерениями выстлана дорога в ад. Сергей хотел рассказать своим односельчанам, как у немецких крестьян оборудовано подсобное хозяйство, как люди могут механизировать и улучшить свой труд, как можно в чистоте содержать домашних животных, хотел у себя на подворье сделать то же самое. Он хотел как лучше и вовсе не думал, что он враг народа. Правду говорят в народе: вошло вино – вышла тайна. А тайны-то и не было. Просто Сергей рассказывал, что видел, восхищался умением людей организовывать пространство вокруг себя, только и всего.

– Мамаша, ваш сын повёл себя, как враг народа. Он восхвалял капиталистическую страну, наших врагов, значит, и сам враг народа. Хорошо, если его не расстреляют, – пугал он женщин, – ищите свидетелей, которые могут опровергнуть вот это заявление, размахивал он перед носом женщины листком.

– Кто ж эту гадость написал на моего Серёженьку? Он же комсомолец, фронтовик, он Родину защищал, он Родину любит.

А следователь продолжал орать и разглагольствовать, цепкимим глазами-буравчиками, всматриваясь в них, – ваш сын – изменник Родины, – отчеканил он, – всё, идите отсюда.

Женщины в слезах вышли в коридор, не зная, что предпринять. Встретиться с Сергеем им не разрешили. За ними следом вышла женщина лет пятидесяти в военной форме при орденах. Быстро всунула в руки матери бумажку.

– Здесь адрес адвоката, идите, он вам поможет, – сердце женщины сжалилось, увидев горе матери и невесты, – идите, быстро.

Напротив НКВД был маленький скверик и несколько скамеечек, кривоньких, поломанных. Мама Сергея быстро направилась к скверу, она шла так быстро, что невеста еле успевала за ней. Вдруг она резко остановилась, уселась на одну из лавочек и стала покачиваться из стороны в сторону, что-то бормоча про себя, она не плакала, не причитала, а просто бормотала. Невеста Серёжи, её будущая сноха – мама Валентины удивлённо смотрела на неё и молчала. У девушки мигом стали плоскими щёки и губы, тусклыми глаза и волосы, как будто судьба-злодейка катком прошлась по ней, и сплющила её лицо. Она молчала и невидимым взглядом смотрела вперёд. Мимо них прошли две старушки-подружки, сочувственным взглядом посмотрели на них и прошли молча мимо: они и не такое здесь видели. Вдруг мать перестала раскачиваться, встала, отряхнулась.

– Ты мне эти мысли брось, я говорю тебе, – обратилась она к девушке, – руки на себя наложить вздумала. Не смей – это грех. А Серёжу мы вытащим, – и женщина буквально побежала вперёд, пытаясь догнать старушек.

– Как она догадалась, – удивлялась Валина мама, – всё она знает, – будущая сноха еле поспевала за свекровью.

– Вы не знаете, где эта улица? – обратилась женщина к старушкам-подружкам. Те ей всё подробно рассказали и пожелали удачи. Эти старушки много чего видели на своём длинном жизненном пути.

Адвокаты обычно неразборчивы и нравственная сторона дела их особо не интересует.

Адвокат им помог. Адвокаты защищают живых людей, а не идеальные схемы. И у адвоката должна быть репутация. У этого адвоката была и репутация. Денег у Серёжиных родных не было, но Серёжа привёз из Германии своей невесте шикарную котиковую шубу и шляпку, а матери отрез панбархата на платье – Серёжины трофеи, доставшиеся ему, как солдату-победителю. Адвокат согласился взять эти вещи вместо денег.

– Главное, чтобы Серёжа был жив. Правда, детка? – вопрошала мать, глядя на невесту.

– Правда, правда. Лишь бы Серёжу не расстреляли, – всё плакала девушка. Её слезами можно было затопить целый город. Она плакала, не переставая.

– Вот с такой женой моему сыну надо идти и идти хоть на край света, – думала Серёжина мама.

Сергею дали семь лет строгого режима, из них половину срока он может находиться на поселении в том же регионе, где он будет работать в закрытой зоне. К нему может приехать мать или жена. Его сослали на далёкий Север-Заполярный ИТЛ – исправительно-трудовой лагерь.

Кто же из хуторян написал донос на Сергея, адвокат не сказал никому, только перед отправкой шепнул Сергею на ухо. Через три с половиной года Сергею разрешили жить на территории посёлка, прилегающему к лагерю, и разрешили вызвать невесту. Его уважали и заключенные, и начальство лагеря, что бывает крайне редко. Сергей не сучил, не прогибался, вёл себя достойно. С ним сидело много таких ребят-фронтовиков, которые попали по ложным доносам, они понимали друг друга. А главное, Сергей решил для себя, что не будет никогда пить и болтать, и до конца своей жизни придерживался этого правила.

– Ну что, детка, решилась ехать? Серёжа пишет, что тяжело тебе там придётся, – Серёжина мама плакала, провожая свою будущую сноху в дальний путь.

– Мама, – девушка уже называла женщину мамой, – там Серёжа и мы вдвоём всё выдержим. Он за вас переживает, как вы тут одна будете? Его это волнует больше всего.

– Пусть не переживает, так ему и скажи. Все здесь родственники и знакомые. Если что, племянники подсобят. Только пиши каждый день. Буду письма читать и вас ждать, – вполголоса, стараясь не плакать, говорила женщина.

Там, на севере Валина мама через год родила девочку. Ребёнок прожил всего один день. Сказалось всё: и климат, и нервное истощение, и нехватка витаминов. Потом последовали подряд два выкидыша. А потом и Сергея срок подошёл к концу, и они приехали к себе на юг. Здесь через некоторое время и родилась Валентина. Семья жила очень дружно. Бабушка носилась с внучкой, кудахтала над ней, как наседка, оберегала от всех и вся. Валентина была единственной её внучкой, больше у Сергея детей так и не родилось. Родители Валентины работали, жили тихо-мирно, если не считать того, что Сергей болел, его мучал кашель, одышка, стали болеть ноги. И мучала его, грызла какая-то тягучая душевная боль, иногда вырывался изнутри стон. Жене говорил, что это воспоминания о войне. А мать всё допытывалась, кто написал тогда на Сергея донос? Знает ли Сергей? Тот всё отрицал.

В один из дней поздней осенью в дождливую погоду Сергей пришёл домой под утро грязный, замученный. Женщины не спали, его ждали, беспокоились, такого никогда не было, с вопросами не лезли, ждали.

– Так вот, – предупредил Сергей родных, – если кто спросит, я ночевал дома. Запомнили?

Никто ничего не спрашивал. На следующий день узнали, что пропал один из односельчан, потом нашли его в пропасти, он упал вместе с трактором с обрыва, несчастный случай. Никого особо и не интересовало, какого чёрта он полез в горы в такую погоду – человек-то был поганенький, с гнильцой, никто его и не любил в селе.

Только мать спросила у Сергея: «Это он?»

Сергей утвердительно кивнул головой. Кто сказал, что ненависть притупляется с годами? Нет. Ненависть переходит в жажду мести, она порой принимает разные формы, иногда самые уродливые. От жажды мести до убийства – большой путь, и Сергей этот путь прошёл сполна. Эта тема была закрыта. И эта страница жизни Валиных родителей была перевернута.

Когда Вале исполнилось 12 лет, жизнь её семьи перевернулась с ног на голову. В этот прекрасный день уборочной ничего не предвещало беды. Жатва шла своим ходом, отец Валентины был одним из лучших комбайнёров района. В 6 утра он уже был в поле, мама вставала вместе ним, давала ему с собой еду. Отец зарабатывал хорошо, и жили они не хуже других, а может, и лучше. Днём к ним явился человек из руководства колхоза, сказал, что Сергею плохо и он в больнице в районе. Мама была на работе, бабушка быстро собралась, отправив Валентину к матери на работу, та уже бежала навстречу колхозному газику, Валя за ней.

– Васька, что с Серёжей, говори правду, – мать стала теребить помощника комбайнёра, Серёжиного помощника.

Тот мямлил, заикался, бледнел и краснел.

– Понимате, – бедный Васька не знал на кого из женщин смотреть и опустил глаза вниз, – мы шли по своей полосе, потом смотрю, машина начала юлить, понимаете… Я не понял, дядя Сергей – ас. А комбайн то туда, то сюда, понимаете. Даже ребята с соседних полос увидели. Гляжу, понимаете, а дяди Сергея не видно, так удивился. Смотрю, уже другие мужики бегут к нам. Соскочил, побежал, понимаете, в кабину, а голова дяди Сергея на руле, – Васька запинался, не знал, что и говорить, на глазах слёзы, парнишке всего 16 лет.

– Дальше, – отрывисто бросила бабушка, она уже всё поняла, давно живёт на белом свете.

– Дальше Сергея достали из комбайна, побежали за фельдшером, за мной, – продолжил бригадир, – сейчас он в больнице.

– Я его должна видеть, – тихо произнесла мама. Валя во все глаза смотрела на мать, – у него сердце больное, ещё с тюрьмы.

– Да. Сердце остановилось, – сказал бригадир. Валя и Васька в ужасе смотрели на бригадира.

– Мы едем на опознание? – спросила бабушка.

– Да, – бригадир не знал как себя вести с матерью Сергея, но этого и не надо было, она всё взяла в свои руки, как будто речь шла не об её сыне – железобетонная бабушка была у Вали.

– Остановите машину, – скомандовала бабушка, – Васька, отведи Валю домой и посиди с ней. Мы скоро будем.

Прошло 9 дней со дня смерти, Валина мама не произнесла ни слова, Валя подумала, что она онемела. Она не ела, только пила. На работу не ходила. Бабушка успокаивала Валю. Бабушка приняла свою судьбу с покорностью: в смерти сыночка она больше всего винила себя и его за то зло, что он причинил, за то, что наказал того подлеца смертью. А себя винила за то, что не смогла предотвратить.

Валина мама ходила, как зомби. Для неё всё было ничтожным и ненужным, кроме любви своего Серёжи. Говорят, что любовь – это химия. Я не знаю, какая из наук эта любовь, но боль она причиняет страшную, невыносимую. Человек не знает, что творит, ведёт себя как безумный, совершает неисправимые ошибки.

– Быть беде, быть беде. Ей никто не нужен был кроме моего Серёженьки, с ним она на край света, с 14 лет любила больше всех на свете. Валечка, смотри за матерью, как бы чего не наделала с собой, – всё твердила бабушка.

Валина мама не наложила руки на себя. Она стала пить беспробудно и беспросветно и днём, и ночью. Самое худшее, когда отказывают мозги и начинают возобладать инстинкты. Бабушка искала её по притонам и забегаловкам, бабушка ругалась с продавщицей в сельмаге и самогонщицами, чтобы ей не продавали алкоголь, бабушка читала ей проповеди. Опустившаяся женщина – это очень страшное зрелище, это необратимый процесс. Валя её утешала, умоляла, плакала, но всё бесполезно. За год мать из красавицы превратилась в уродливого человека непонятного пола, её некогда прекрасные глаза, в которых когда-то утонул Сергей, превратились в два мутных омута, на самом дне их она утопила свою жизнь. Житейская мудрость советует применять разные способы в таких случаях, но ни один из способов не помог Валиной маме. Она выносила из дома вещи, пропивала, она не вынесла испытания горем. Валина мать умерла через два года после смерти любимого мужа.

Валя осталась одна с бабушкой. Это бабушка заставила её идти учиться в профтехучилище.

– Иди, выучись на повара. Никогда голодной не останешься, всегда при хлебе будешь, – бабушка боялась голода, она помнила времена, когда собирали в горах лебеду и конский щавель и варили супы, когда единственным лакомством зимой был сушёный кизил и тёрн. Немцы по осени весь урожай фруктов и овощей отнимали, живность забирали, народ голодал. Страшные были времена.

Потом, когда повзрослела, Валя поняла, как бабушка была права, – профессия её кормила всю жизнь. Одно время Валя работала в кулинарии, то есть всегда была при продуктах и домой тянула тяжёлые сумки, и по соседям, случалось, торговала сосиками да сыром. Вот что значит сделать правильный выбор.

– Люби Бога, люби людей, люби свою семью, люби саму себя, и тогда твоя жизнь будет прекрасна, – и это ей говорила бабушка. И она следовала советам бабушки, тогда почему же её так рано оставили и Фёдор, и Лилечка. «Почему? – мысленно спросила она у бабушки, – почему?»

С мыслями о бабушке Валентина, наконец, уснула: лекарства подействовали.

Глава 6

На следующий день с утра, сразу после оперативного совещания у начальника, майор созвонился с Мариной Подольской – луч-

шей и единственной подругой Лилианы в Морегорске. Порой зависть толкает людей даже на преступления, особенно женщин, а лучших подруг даже чаще остальных. Но по сведениям, которые собрал майор, Марина Подольская была лучшим косметологом не только в Морегорске, но и почти во всех городках и поселках вокруг Морегорска. К ней ходили не только местные жители, но и отдыхающие. Из уст в уста передавали женщины друг другу об её умении сделать их красивыми и молодыми. Она прекрасно сочетала старые методики и новейшие веяния косметологии. Марина часто ездила в Москву, в Санкт-Петербург, в Израиль и Париж, чтобы узнать и освоить что-то новое. Клиентки были от неё в восторге. Салон Подольской был Меккой для женщин, к ней записывались за несколько месяцев вперёд, и не только к ней, но и ко всем её сотрудникам. К своей работе Подольская относилась со священным трепетом. Раньше она арендовала помещение под свой салон, но несколько лет назад выкупила старинное здание в центре города и превратила его в современный, выдержанный в модельном стиле Центр Красоты. Но в связи с пандемией он был закрыт. Хотя в городе ходили слухи, что своих постоянных и уважаемых клиенток Марина принимала при закрытых дверях. Майор позвонил ей на следующий день после убийства. Она согласилась принять его у себя в квартире. Квартира была роскошная, но вид имела нежилой. Мягкая мебель была накрыта белой тканью, цветы в роскошных высоких вазах были живые, но уже высохшие.

Она открыла ему сразу:

– Проходите, пожалуйста, Александр Сергеевич, на кухню. Это единственное место, где мы можем поговорить.

Золотарёв посмотрел на неё удивлённо.

– Вы же мне представились по телефону, – тихим голосом сказала она, – вот я и запомнила ваше имя-отчество. Или что-то другое вас удивляет, – Марина запомнила его взгляд, – это моя квартира, но уже год, как я здесь не живу. У мамы живу, она болеет, но в квартире жить не хочет, даже такой роскошной. Предпочитает свой маленький домик. Говорит, что хочет на земле жить, привыкла. Вот я к ней и переехала. Могли бы и в салоне, в моём кабинете поговорить. Но как вы сами знаете, сейчас из-за карантина закрыты.

– Я хочу с вами поговорить о…, – майор не успел договорить, как Подольская его перебила.

– Знаю, вы по поводу убийства Лили Гладковой.

– Да. Когда вы узнали об этом?

– Вчера. Мы должны были с Лилей встретиться. Она хотела о чём-то со мной поговорить. Но так и не позвонила. Когда я её сама набрала, трубку взял кто-то из ваших людей и сообщил мне, – голос у Марины задрожал, на глазах навернулись слёзы, – я вот сюда пришла и плачу, чтобы мама не видела. Если узнает, ей будет плохо. Она Лилю любила, и потом Лиля – единственный человек, которому я могла рассказать всё, и она мне.

Золотарёв встал со стула, подошёл к крану налить ей воды. Она замахала руками.

– В холодильнике есть боржоми, – как-то отрешённо сказала Марина, держа руку у горла и поглаживая его, как будто боль потери подруги душит её.

– У меня астма, – выговорила Марина после того, как сделала несколько глотков минеральной воды, которую ей любезно подал майор, – вроде бы болезнь успокоилась, но как только начинаю нервничать, обостряется.

– Я специально не стал вызывать вас в отдел, а хотел поговорить в неформальной обстановке, побольше узнать о Лиле, – майор немного нервничал, – очень странное убийство. Мы знаем, что она позвонила вам после 12 ночи, сделали биллинг всех её звонков, естественно. Вы не догадываетесь, о чём она вам хотела сказать. И в каком она была состоянии?

– Она была пьяна, судя по голосу. Язык заплетался. А когда она выпьет, она всегда звонит мне или кому-нибудь из своих мужчин. Я не знаю, о чём она хотела со мной поговорить. Я её прервала, так как это могло долго длиться. У Лильки богатое воображение, она всегда себя накручивала, а, знаете ли, воображение всегда ярче реальности, а у Лили какой-то пустяк мог вылиться во вселенскую катастрофу. Я посоветовала Лиле лечь спать, а утром мы поговорим и всё обсудим. И она, как ни странно, согласилась. Ну, вот и всё. Я очень жалею, что не выслушала её, очень. Но она так часто мне звонила пьяная, говорила бессвязные слова, что я решила, что это – её очередные пьяные инсинуации, – Марина всё это сказала на одном дыхании, как будто подготовила шпаргалку и по ней читала. Но и не мудрено, что она так волновалась, она прекрасно понимала, что она – последняя, кто говорил с певицей, и если бы она выслушала свою подругу, то могла бы ей чем-то помочь. А так отфутболила и всё.

У майора чётко организованный мозг, все преступления он квалифицирует и даже создал таблицу, но это убийство вызвало у него большую сумятицу. Ни у кого из тех, кто был в доме, не было мотива для убийства, а извне никто не проникал в дом. И он решил узнать о Лиле всё, начиная издалека. Даже от конкуренции и вражды до убийства – большой путь. Но в случае с певицей ни того, ни другого не было. Оставалось только или бытовое убийство, и всё указывало на её отчима, или случайное убийство. Но случайно не бьют по голове бутылкой, а потом душат окончательно. Единственный подозреваемый сидел в СИЗО и через трое суток надо было ему или предъявить обвинение, или отпустить восвояси.

– А как её убили? – дрожащим голосом поинтересовалась Марина.

Майор всё ей рассказал. Он почему-то на неё рассчитывал.

– Вот так глупо и нелепо умереть, – она вздохнула, и слёзы опять бесшумно покатились по её щекам.

Марина решила рассказать всё, что знает, а выводы делать предоставила майору.

– Мы с Лилей дружим с медучилища. Как с девятого класса пришли, как сели за одну парту, так и не расставались, пока она замуж не вышла в Москву. Мы с ней совершенно разными были всегда – и по характеру, и по социальному положению, но притягивались друг к другу, как плюс и минус. Меня мама заставила идти в училище, всё говорила, что хлебная профессия. А в мединститут надо ехать в краевой центр, а она не потянет – времена тяжёлые настали. Я всегда мечтала быть врачом. Но разве это мечты? Мечты должны быть либо безумными, либо нереальными. Иначе – это планы на завтра, как моя обыденная мечта – стать врачом. Вот у Лили была мечта так мечта – она мечтала блистать на большой сцене. Мама меня одна растила, вот она меня и уговорила сначала в медучилище пойти, а там как получится, может, и врачом стану. А Лилю родители заставили. В школе она училась средненько, и отец настоял, чтобы она пошла в медицинское училище. Сам он врач был, кардиологом работал. Потом мы обе проходили практику у него в санатории, там и мама её работала тогда поваром. Семья у Лили была очень положительная, я часто пропадала у них дома. В квартире, где жили родители, редко. А вот в доме, где жили Лилькины бабушка и дедушка, часто. Сейчас в этом старом доме живут люди, которые помогают по дому, а Лиля отстроила большой дом. Вроде бы муж второй помог, спонсировал строительство. Но я его плохо знаю. Видела всего пару раз. Один раз на свадьбе, Лиля была глубоко беременна, уже с большим животом, очень заметным, но он настаивал на торжестве. У неё – второй брак, и эту катавасию со свадьбой она уже проходила, а у него – первый брак, и она ему уступила и разрешила ему устроить свадьбу какую он хочет. Он и закатил пир на весь мир. Шашков Илья, ну думаю, вы уже в курсе, что он сидит дома под домашним арестом. Сейчас идёт борьба с коррупцией по всем политическим направлениям, и Шашков попал под жернова этой фальшивой развёрнутой борьбы. Это Лилькины слова, а она со слов Ильи говорит, я думаю, политика её никогда не интересовала. Шашков моложе Лильки почти на 10 лет и власть его интересовала всегда с детства. Ещё его отец был секретарём обкома при советской власти, а потом он стал строить свою карьеру уже при нынешней власти при подаче отца. Отец умер, но он не сдался, а развернулся ещё больше. Лиля говорит, что его оклеветали и разберутся обязательно. Он такие громадные деньги не похищал из бюджета. И у него есть покровители. У неё были какие-то дела с его друзьями в Москве, после того, как его посадили, но я точно не знаю. Мне кажется, она вчера хотела поговорить со мной о нём, посоветоваться, но это что-то личное. Так вот. Вас интересует всё, что касается Лили здесь. Мы были молоденькие совсем, когда познакомились желторотые девочки. Нам хотелось любви, свободы. Но ничего такого из ряда вон выходящего мы не делали. Был сильный родительский контроль. Правда, у Лили была первая любовь – Андрей Половинкин, одноклассник. Они даже решили пожениться, как только он из армии придёт. И Лиля клятвенно обещала его дождаться. Но пока ему было рано в армию, он тоже после 9 класса ушёл в училище, в профессионально-техническое, должен был стать через три года механиком холодильных установок. У Лильки ничего серьёзного с ним не было, только поцелуйчики иногда и всё. Вот мы и гуляли компанией, ребята из этого училища, которых Андрей привёл, и наши девочки. Бабушка Лили Галина Фёдоровна строгая дама. Всегда нам говорила: «Мужчина – это средство достижения цели для молодых и амбициозных девушек. Смотрите не отдайте свою девичью честь этим соплякам. Они не оценят и взамен ничего не смогут вам дать. Ждите своего мужчину. А таких, как твой Половинкин – жених хренов, в базарный день пятачок – большой пучок, слышишь меня, Лили?» Она нам так это в голову вбила, что мы безоговорочно выполнили её совет. С этими пацанами мы только целовались у моря на косе, где раньше гнил старый корабль, который подняли со дна и никак не могли утилизировать. Вся молодёжь нашего города там тусовалась, и мы там лазили, костры жгли, мидии и барабульку жарили, и целовались. Андрей был хороший парень, добрый, симпатичный, смелый, Лилию любил. Но как говорила Галина Фёдоровна: «Лили. Он тебе не пара, наберись терпения – твоё время встретить достойного мужчину ещё не пришло». Бабушка её обожала. Как она перенесёт смерть Лили, даже не представляю. Так беззаботно и проходило наше взросление. Кстати, где-то недельку назад мы встретили Андрея случайно на набережной. Сейчас народ не гуляет из-за этого карантина, было всего несколько человек. И мы, я с Лилей и няня с мальчиками, она сзади шла, дети в коляске уже засыпали.

Мы собирались домой. Тётя Валя строго наказала, чтобы я шла к ним обедать, она готовит великолепно, профи всётаки. Смотрим, к нам какой-то мужчина подходит, довольно потрёпанный вид и девочку лет пяти-шести за руку держит. Признаюсь, мы его не узнали, пока он сам не представился. Я поздоровалась и тактично ушла, подошла к детям. Они недолго поговорили минут 10, и Лиля подошла к нам, а мы с няней сели на лавочку, чтобы Лилю подождать. Татьянаняня, что-то копалась в своём телефоне, дети дремали, а я наблюдала за Лилей и Андреем. «Боже мой, – Лиля даже как-то театрально заломила руки, – и это моя первая любовь. Маринка, неужели я была в него влюблена? Я в шоке. Посмотри на него. Я его не узнала, какой-то старикан. Говорит, что женился только лет десять назад, всё меня любил. Так же работает мастером и так далее. Его мужское самолюбие находится в состоянии покоя, честное слово. Ничего не добился в жизни, живёт там же с матерью и семьёй. Свидание мне назначал, представляешь? Я чуть не расхохоталась на всю Набережную. Еле сдержалась. Сказала, что уезжаю. Да уж, как жизнь меняет людей». Признаться, я тоже не ожидала, что Андрей станет таким, он был весёлым, умным парнем. Жизнь перемалывает некоторых и выплёвывает – это про Половинкина. Его фамилия у меня всегда вызывала смех, а в тот день мне стало очень грустно и Лильке тоже. В училище я училась усердно, так как мы одновременно с получением профессии и получали ещё среднее образование, я планировала поступить в мединститут, денег у нас не было. А на бюджет нужно было иметь красный диплом и хороший аттестат. Я старалась. У меня синдром отличницы, и маму боялась подвести. А Лиля была более избалованная, медицина её не интересовала, она хотела только петь и танцевать, стоять на сцене и блистать, но боялась родителей и ждала своего звёздного часа. И он пришёл в лице Сосновского Станислава Ивановича. Лиля поняла, вот он – её глоток воздуха, её свобода, её несбыточная мечта, её освобождение от оков родительского гнёта и контроля. Но я всё расскажу по порядку. После третьего курса у нас должна была быть практика полугодовая, и Лилин отец, дядя Федя, взял нас обеих в свой санаторий на практику. Я шла на красный диплом, он уважал моё желание поступать в мединститут и обещал помочь с практикой. Дядя Федя тогда уже стал главврачом в санатории и устроил нас туда на практику. Врачи нас гоняли, видно, Лилин папа постарался, чтобы мы хоть чему-то научились. Тётя Валя – Лилина мама работала в этом же санатории поваром, не шефом. Шефом её муж не стал устраивать, не хотел лишних разговоров. Обедать она нас звала в столовую, но чтобы никто не видел, усаживала в ВИП-зале. В этом зале не так уж много людей обедало, мы приходили к концу обеда, когда основной контингент уже отобедал. Иногда с нами обедал и главврач – Лилин папа. За одним из столов у окна с видом на море всегда сидел очень интересный мужчина около сорока лет. Когда дядя Федя приходил с нами, они перебрасывались парой незначащих фраз. Официантки и диетсестра кружили вокруг него, и даже шеф-повар заходила, спрашивала, понравилась ли ему еда, видно было, что важная птица. А нам только исполнилось по 18 лет, молодо-зелено, для нас он был старый хрыч, и мы на него не обращали внимание. Как-то, когда ВИП-зал был уже пустой, остались только он и мы, он подошёл к нашему столику, представился и спросил, у какого врача мы работаем. Лиля не стала ему отвечать, а я назвала наши имена и сказала, что я работаю в процедурном кабинете, а Лиля у кардиолога. Он извинился и ушёл. А потом началось. Он стал ухаживать за Лилей. Цветы в кабинет кардиолога, какие-то мягкие игрушки, билеты в театр и на концерт на двоих, заметьте, чтобы мы вдвоём с Лилей пошли. И вдруг сам оказывался там, такой весь из себя элегантный и богатый. Потом улетел, но цветы регулярно раз в неделю посылал, а мы всё хихикали, как дурочки. Через три месяца снова прилетел на десять дней, вроде бы отдохнуть, но мы-то поняли: из-за Лили. Уже стал ей признаваться в любви, но Лиля отвергла его. Почти 20 лет разницы, в разводе, есть сын от первого брака, хоть и живёт со своей мамой в другой стране, и вообще он старый, с запалом говорила она. Но богатенький буратино живёт в Москве, осуществит её мечту о сцене. И в тоже время: «Нетнет, родители будут против». Сомнения раздирали её душу, она не знала с кем посоветоваться. Никто из взрослых не догадывался, что Сосновский ухаживает за Лилькой. Как говорится в присказке: «И хочется, и колется, и мамка не велит». В третий раз Лиля увидела его на свой День рождения в 19-летие. Бабушка с дедушкой накрыли шикарный стол, как впрочем и всегда, отец жарил шашлык, мама суетилась в беседке. Осень у нас тёплая, сидели во дворе. Из посторонних были я и пара подружек. Вдруг распахнулась калитка, какой-то мужчина её придержал, неся в руках ещё и многочисленные пакеты, а Сосновский с букетом роскошных роз подошёл к Лиле и поздравил её. Все обалдели от неожиданности. Дядя Федя решил, что он к нему приехал и хочет в санаторий устроиться отдохнуть, а оказалось, он приехал на машине по делам к нам в край, остановился в гостинице и зашёл просто проведать. Мужчина, оказывается, московский водитель олигарха, передал все пакеты тёте Вале. И вышел. Впоследствии этот мужчина-водитель очень много помог Лиле, ведь он её впервые увидел молоденькой невинной девушкой. После Сосновского Лиля окунулась в полную соблазнов жизнь, и мужчины были, конечно. Она монашкой не была. Но мужчины могут внезапно появляться и внезапно исчезать из жизни женщины. Несмотря на то, что Лиля была безумно хороша: белокурая красавица с ярко-зелёными глазами, с тонкой талией и красивым бюстом, в неё нельзя было не влюбиться. Дедушка Лили всегда говорил, что она копия бабушки в молодости. Даже сейчас видна их схожесть. Только бабушка надменная и с жёстким характером, а как меня увидит, так всегда прикрывалась лживой улыбкой, а Лиля попроще.