Текст книги "Что посеешь, то и пожнешь"

Глава 3

– Если постепенно исключать все, что не могло быть причиной загадочной гибели аквалангистов, то останутся лишь увиденные нами животные. Конечно, это только гипотеза, но когда не останется ничего другого… – сказал Сергей на совещании и предложил попробовать отыскать или (если это не удастся) приманить парочку осьминогов и попытаться более детально познакомиться с новым видом октопусов.

Каждые пять минут мы по очереди поглядывали на прикрепленные к бортам аппарата сетки, в которые мы положили несколько рыб и крабов. Крабы, как известно, – любимое лакомство октопусов, и они должны были послужить приманкой для осьминогов.

Аппарат опять был спущен на воду в режиме батискафа и неторопливо плыл почти над самым дном, но осьминоги не появлялись.

– Возможно, мы неправильно указали координаты и автопилот сбился с курса? – предположил Сергей. Я согласился с ним, когда внимательнее рассмотрел дно. Оно не было пустынным, как то место, где лежал контейнер с радиоактивными отходами.

Перед нами раскинулись настоящие коралловые сады, и всюду буйно разрастались водоросли. Водоросли росли так плотно, что, казалось, мы наблюдаем жизнь настоящих джунглей, в которых одно растение борется за выживание с соседним, где победитель обвивает побежденного и окончательно добивает его, где нет мертвого пространства, где на останках только что погибшего растения уже зарождается и развивается новое.

Бушующий фонтан жизни бил здесь повсюду. Жизнь фонтанировала из всех пор, из щелей между камнями, из расселин скал. Эти фонтаны жизни были одновременно молодыми и старыми, жадными и расточительными, щедрыми и скупыми, сочными и изможденными. Жизнь разбрасывала свои дары направо и налево для кого угодно и как угодно, не замечая своих потерь, не учитывая свои доходы. Жизнь порождала и убивала и своих друзей, и своих врагов, оживляла и тех и других и снова убивала их. Жизнь заступалась и предавала одновременно то, что ее порождало. Жизнь вызывала на свет большое и презирала малое, чтобы тут же поступить наоборот, и погибала в невероятных муках и снова в муках рождалась, как бы доказывая всему миру и самой себе, что она главная на этой планете. Подобное проявление буйства жизни мне часто приходилось видеть весной в тропических лесах, но в воде, в море, в океане я наблюдал этот бушующий фонтан жизни впервые.

Сергей тоже был поражен расточительным буйством рядом с мертвой зоной, хотя и имел гораздо больший, чем у меня, опыт погружений и подводных наблюдений.

Я прильнул к иллюминатору, завороженно рассматривая заросли водорослей, и старался сделать как можно больше фотоснимков. Я приготовился сделать новые снимки и попросил Сергея включить левые боковые прожекторы. Сергей переключил питание прожекторов, и фонтаны жизни засверкали своими красками с левого борта.

– Алекс, смотри! Смотри направо! – вдруг крикнул Сергей.

В иллюминаторе справа появился осьминог. Он плыл как все головоногие, выталкивая воду из воронки, сложив щупальца, которые были похожи теперь на стабилизаторы реактивного снаряда, а сам осьминог – на торпеду. За первым осьминогом плыло еще несколько головоногих. Они подплыли к сети, не спеша проползли вдоль нее, как будто обнюхивая приманку. Вдруг один из них протянул щупальце и несколько раз провел им по ячейкам сети. Его движения были плавными и осторожными. Осьминог словно интересовался самой сетью, а не теми животными, которые находились внутри ловушки. Неожиданно он на мгновение исчез из поля зрения, и тут же его голова показалась в центральном иллюминаторе. Его огромные глаза внимательно разглядывали нас и остановились на Сергее. Осьминог напрягся, и над его глазами появились выпуклости, которые напомнили мне маленькие рожки, как у молодого жирафа. Осьминог немного изменил цвет, стал как будто линять и вдруг начал переливаться различными оттенками, перебирая все цвета радуги.

– Это он так приветствует меня как руководителя экспедиции, – пошутил я.

– Не зазнавайся, это у них типичная реакция на новые предметы, – совершенно серьезно заметил Сергей.

– Не умаляй моего значения, а то он не сможет выбрать партнера для переговоров. Может быть, он хочет поговорить с нами, – продолжал я попытки пошутить.

Осьминог вытянул щупалец и повозил им по стеклу иллюминатора.

– Однако этот переговорщик заслоняет своей тушей нам сеть, – нахмурился Сергей и изменил направление движения батискафа.

Осьминог отлип от иллюминатора и, выбросив из воронки струю воды, исчез из виду. Сеть снова стала видна, рыбы и крабы остались нетронутыми. Сергей включил прожекторы на полную мощность, и мы успели увидеть уплывающих осьминогов: они уходили строем, который был подобен журавлиному клину.

– Никогда не слышал, чтобы осьминоги плавали строем, – пробормотал Сергей.

Он потянул на себя ручку джойстика управления аппаратом, ставя рули в положение погружения. Сергей решил сразу начать погоню за строем осьминогов. Но он напрочь забыл, что в целях безопасности к аппарату был прикреплен «поплавок», наполненный керосином, и в режиме батискафа он не мог развить свою максимальную горизонтальную скорость – у него почти не было надежды на успех. Сергей не мог предугадать, куда направляются осьминоги, и перехватить их, срезав путь. А «Дельфин» как батискаф явно уступал живым ракетам и в скорости, и, конечно, в маневренности. Сергея вела лишь интуиция и страстное желание догнать этих необычных осьминогов, но он мог рассчитывать только на счастливый случай.

Мы догнали их у самого дна. Я успел заметить, как серые тени скользнули между двух высоких скал в узкое подводное ущелье.

– Похоже, они знают, что наш аппарат туда не пройдет, – сказал Сергей и повел его в обход. Он заложил несколько довольно крутых виражей, и мы опять увидели осьминожью стаю, растянувшуюся теперь длинной цепочкой. Моллюски тоже заметили нас и как по команде рванули ко дну, исчезнув в черной воде. Я приказал Сергею выключить бортовые прожектора, и мы начали осторожно спускаться в эти темные воды. Мы почти достигли дна, и Сергей опять включил все прожектора «Дельфина».

Он включил их сразу на полную мощность, и мы буквально ахнули от удивления. Я всегда знал, что осьминоги умеют строить дома-гнезда из подручных материалов – мелких камней, ракушек, осколков крабовых панцирей и тому подобных средств. Но тут перед нами предстал целый осьминожий город, начала и конца которого мы не видели, так как пространство, освещаемое прожекторами, было весьма ограниченным.

Я смотрел на город, пытаясь запомнить каждую деталь. Сергей тронул меня за плечо:

– Вернемся сюда с видеокамерой и более сильным освещением.

В этот момент мы забыли обо всем: об аквалангистах, о задании, об опасности. Если бы мы захватили в рейс гидрокостюмы и акваланги, то немедленно вышли бы из аппарата, чтобы лучше рассмотреть удивительные конусообразные сооружения.

– Octopus sapiens! – прошептал Сергей. – Вот это было бы открытие!

– А почему бы нет! – также шепотом ответил я. – Новый вид: осьминог разумный. В принципе, это вполне возможно! Что мы совсем недавно знали о дельфинах и китах? А теперь считаем их гораздо умнее приматов!

– Погоди, погоди, – досадуя на свой неосторожный язык, остановил меня Сергей. – Не спеши! Мы же еще ничего не знаем!

Из ближайшей постройки выплыл осьминог и, включив свой реактивный двигатель, помчался прямо на аппарат. Сергей приглушил освещение. Осьминог остановился у переднего иллюминатора и заглянул, как прежде, внутрь корабля. Его огромные осмысленные глаза смотрели на людей. И я, и Сергей почувствовали какое-то давление на мозг, и в наших головах вдруг сформировался призыв осьминога к дружбе, на который мы оба одновременно кивнули в знак принятия этого предложения. Осьминог отплыл немного от стекла и медленно, словно приглашая за собой корабль, поплыл вдаль. Сергей повел «Дельфина» за ним.

Осьминог уверенно плыл по хорошо известному ему пути, делая многочисленные повороты, лавируя между скал и время от времени останавливаясь, чтобы подождать нас. Он как будто понимал, что «Дельфину» в этом ущелье тесно и что мы не можем здесь развить нормальную скорость.

Через несколько поворотов проснулся и начал щелкать счетчик Гейгера, фиксируя наличие радиоактивного облучения. Скорость его треска неуклонно увеличивалась. Вскоре замигал контрольный сигнал, и светодиодная шкала, отражающая уровень радиации, начала светиться тревожным красным светом. Когда шкала достигнет цифры 15, надо будет убираться отсюда: это значит, что в зоне находиться нельзя!

Прямо по курсу показалась темная металлическая глыба контейнера с радиоактивными отходами. Осьминог вытянул щупальце в сторону контейнера, словно указывая на него, развернулся и поплыл вверх. Ему снова пришлось несколько раз останавливаться и поджидать «Дельфин», неподвижно паря на одной глубине, затем он толчком выбросил воду из воронки и поплыл почти горизонтально. Мы поплыли за ним, снизив, однако, до предела свою скорость. Оказалось, осьминог привел к месту, которое обнаружили американские летчики и координаты которого передали нам. Здесь вода была красноватой из-за обилия планктона.

– Так вот оно что! – с торжеством произнес Сергей. – Профессор Сашов прав: радиоактивным излучением можно вызывать цветение планктона. Понимаешь связь: контейнер и цветущий планктон?

– Понимаю, – медленно, словно по чужому указанию, сказал я, пытаясь думать о том, где я встречал упоминание о красном планктоне.

– Но ведь это как раз то, что может здорово пригодиться нам, людям: обилие планктона – это обилие пищевого белка, – вновь преувеличенно бодро произнес Сергей.

И как бы для того, чтобы подтвердить свое желание дружить с людьми, сопровождающий нас осьминог сначала подплыл к иллюминатору, затем немного отплыл и опять, вытянув в сторону и вниз щупальце, медленно поплыл в указанном им направлении.

Сергей осторожно направил аппарат за ним, и буквально через сотню ярдов мы увидели еще один контейнер. Это был контейнер с отходами химического производства. Я приказал Сергею взять несколько проб воды, а сам смотрел на красноватую воду и чувствовал усиливающееся беспокойство. В подсознании бродили обрывки мыслей, и я никак не мог собраться и четко сформулировать свое мнение. Красная вода. Красное море. Ближний Восток. Египет, Моисей…

Причем здесь Ближний Восток? Но я смутно чувствовал, что Красное море имеет какое-то отношение к моим воспоминаниям. И уцепился за это: Красное море, Египет. Почему море Красное? Почему вода красная? Из него добывают удобрения в Египте. Ну и что? Я начал чувствовать легкую головную боль, которая не давала собраться с мыслями. В конце концов мои мысли зашли в тупик, и я заставил себя на время забыть и о Ближнем Востоке, и о Красном море.

Между тем Сергей нажал на кнопку, из аппарата выдвинулась толстая трубка с подвижным наконечником и всосала в себя немного воды вместе с планктоном.

Осьминог заинтересовался трубкой, подплыл к ней, протянул щупальце, осторожно погладил ее, как бы изучая. Затем сложил щупальца для плавания и интенсивно заработал своим реактивным двигателем. На секунду он остановился, вытянул указательное щупальце по направлению массы планктона и, наращивая скорость, поплыл назад, в глубину, уже не ожидая нас.

– Он словно попрощался, сказав: «Ищите разгадку там, где планктон», – заметил я.

– Ого, командир, у тебя богатое воображение! Почему бы тебе не заняться ихтиологией вплотную? – спросил Сергей, запуская двигатели «Дельфина».

Глава 4

Я, как и все участники экспедиции, знал о работоспособности Сергея, но после обнаружения второго контейнера с химическими отходами он не только превзошел себя, но и совершенно загонял остальных. Круглые сутки, днем и ночью, горел свет как в лаборатории экспедиции, так и в судовой лаборатории. Сутками не выключались термостаты и, несмотря на то, что вентиляция и кондиционеры работали на полную мощность, в лабораториях установилась температура выше тридцати градусов. День и ночь гудели и свистели центрифуги, в бешеной карусели выделяя из растворов отдельные фракции. Микротомы без перерыва нарезали органическую ткань взятых биологических образцов на мельчайшие пленки толщиной в несколько микрон, и затем эти срезы ложились на предметные стекла микроскопов. Одновременно исследовали образцы проб воды, взятые из зараженных мест. Эти образцы в полупрозрачных стеклянных колонках обрабатывали различными сочетаниями кислот и щелочей.

После трех дней интенсивной работы похудевший, с красными от бессонницы и постоянного напряжения глазами, но, как всегда, пахнущий дегтярным шампунем после душа и чисто, до синевы, выбритый Сергей собрал сотрудников. Его доклад прозвучал коротко и деловито:

– Исследуя море в этой бухте, мы наткнулись на локальное скопление планктона. Этот планктон придавал морской воде красноватую окраску, хотя его основная масса, состоящая из простейших водорослей, имеет обычную зеленую окраску. Проведенные нами и нашими американскими коллегами исследования выявили несколько повышенную радиоактивность этой зеленой массы и повышенное содержание в ней различных, в том числе и ядовитых, цианидов. Это, безусловно, доказывает прямую связь между контейнерами с радиоактивными и химическими отходами и интенсивным размножением планктона в этой бухте, – Сергей включил ноутбук и начал презентацию. – Вот полученные нашей лабораторией данные, – объявил он. В каюте погас свет, и на экране замелькали колонки цифр. – А вот данные, полученные нашими американскими друзьями, – Сергей показал следующую группу слайдов. – И, наконец, обратите внимание на сравнение данных, полученных нами и американскими коллегами, – и Сергей запустил последнюю серию слайдов. – Мы видим почти полное совпадение результатов, что доказывает правильность методик, по которым проводились эти исследования. – Как видите, академик Сашов оказался прав, и нашему уважаемому капитану мистеру Роберту придется с этим примириться,

– подытожил свое выступление Сергей, когда демонстрация данных закончилась.

– Я не согласен! – возразил капитан, вскакивая со стула. – Вы хоть и свято храните верность теориям своего Сашова, что, конечно, делает честь, но не вашему уму, а, скорее, вашему упрямому характеру. Проблема не решается так, как вам хочется, – Роберт забегал взад-вперед по каюте, топая ножищами и выставив свой круглый живот. Он, с одной стороны, очень напоминал краба, преследующего добычу или, наоборот, спасающегося от хищника. В то же время при своих габаритах он напоминал участникам совещания тайфун, который ворвался в маленькую каюту и грозился разнести все, что находилось внутри помещения. – Всем теперь известно, что классические природные ресурсы белка практически исчерпаны. Животноводство также достигло своего пика развития и не успевает снабжать все более численно растущее человечество животным белком. И теперь людям, чтобы выжить, хочется нам того или нет, придется привыкать к необычной пище. Впрочем, эта необычная пища необычна в основном для населения высокоразвитых в экономическом смысле стран. В странах третьего мира уже давно в качестве основного источника животного белка используются наземные насекомые и морской планктон. Сегодня мы наблюдаем, как пасутся на массе планктона киты, гигантские акулы и скаты, различные виды рыб и моллюсков, чтобы затем самим питаться ими. Но и нам предстоит пастись на планктоне, и это совсем не ужасно, как думают некоторые недалекие люди. Если все правильно приготовить, красиво упаковать, агрессивной рекламой заложить в мозги людей, что это и экономично, и вкусно, то это не только спасет человечество от белкового голода, но и принесет огромные прибыли производителям подобной продукции. И этот процесс в ряде стран, в том числе и у нас в Америке, уже начался. На побережье построены первые фабрики, спущены на воду плавучие корабли-фабрики – искусственные механические аналоги живых животных, которые перерабатывают планктон, готовя из него настоящие деликатесы. – Роберт перевел дух и продолжил: – К тому же я должен вам сказать, что искусственное мясо, полученное из планктона, значительно питательнее, полезнее и вкуснее натурального. Только тупая приверженность традиционной кухне мешает вам признать очевидность наступления новой эры в истории питания населения Земли.

Капитан разошелся не на шутку: от фабрик по переработке планктона он перешел к необходимости в ближайшее время начать массовое строительство фабрик, специализирующихся на производстве искусственного мяса из насекомых.

Этого Сергей уже не выдержал и довольно грубо попытался остановить речь капитана. Он сказал, что Роберт увлекся своим вступлением, и напомнил, что задачей экспедиции является нахождение причин смерти аквалангистов, а не обсуждение проблем голодающего человечества, что пора заканчивать треп и переходить к деловой части. Но ему не удалось остановить оседлавшего любимого конька капитана. Уж если Роберт седлал его, то проще было остановить бегущего бизона. Если Роберт садился на конька, то немедленно пускал его сначала рысью, а потом и в галоп.

– Вы, русские, правильно говорили когда-то, что уже сейчас, сегодня, сию минуту нужно думать о том, как повысить количество планктона в океане. Но, мои дорогие юные друзья (в устах капитана слова «дорогие друзья» означали совсем не «дорогие» и тем более не «друзья»), облучение планктона с помощью изотопов – это метод, который предложил ваш профессор Сашов, и я уверен, что он глубоко ошибочен.

Воздействуя на планктон радиоактивным излучением, мы, возможно, и выведем новые виды планктона, но есть опасность, что они могут оказаться с пониженным содержанием белка. То есть общей кормовой массы будет больше, а белка в ней будет меньше, и ее питательность снизится, – капитан продолжал бушевать: – К тому же существует опасность – и немалая! – радиоактивного заражения массы, как это мы только что убедительно показали… – Роберт закашлялся, сделал глубокий вдох и почти выкрикнул: – Вы этого хотите?! А ведь достаточно применить новые виды зеленой энергии для перемешивания вод, поднять на поверхность воды, где так много питательных веществ, с глубин двести-триста ярдов – и проблема будет решена. Мы получим огромные, небывалые прежде урожаи планктона и, как следствие этих урожаев, обилие промысловой рыбы и других морских животных…

– Basta! – неожиданно по-итальянски крикнул Сергей. Роберт от неожиданности на мгновение умолк, и Сергей, воспользовавшись паузой, бросился наконец-то в ответную атаку:

– У нас нет механизмов для перемешивания вод, и они явно будут созданы еще не скоро, а метод профессора Сашова применим уже сегодня. Предельно допустимые дозы облучения можно определить теоретически, и вообще все виды излучения надо использовать так, чтобы не навредить людям и в то же время максимально ускорить размножение планктона и его цветение…

И вдруг меня осенило, я вспомнил: ну конечно, цветение! Я же сам редактировал для нашей печати материал американского корреспондента. Он исследовал и описал различные случаи цветения воды и влияние этого цветения на морские организмы.

Неожиданная вспышка размножения планктона убивает драгоценные жемчужные устрицы в Японии. Это бедствие известно давно. Люди болеют после употребления устриц, выращенных в Калифорнии, если в период их роста у побережья наблюдалось цветение воды. Древние рукописи говорят, что вода в Ниле иногда приобретала цвет крови, и тогда в Египте погибали животные и люди, испившие ее. Может быть, и аквалангисты, и рыбы погибали потому, что как-то взаимодействовали с цветущей водой? Эта мысль была невероятно простой. Она меня настораживала своей простотой и очевидностью и была слишком легкой разгадкой тайны бухты, чтобы оказаться правдой. Неужели же я догадался о том, о чем не могли догадаться ученые и специалисты?

– Простите, господа и товарищи, что я влезаю в вашу научную дискуссию, – сказал я, слегка заикаясь от волнения. – Я, конечно, не специалист, но все же должен вам сказать…

Ко мне обернулись. Сергей – с досадой: дескать, молчал бы, не то сейчас ляпнешь такое, а мне потом отдуваться перед американцами, остальные – тоже с ясно читаемым на их лицах удивлением и с откровенным изумлением перед моей наглостью, так как многие наши коллеги и почти все американцы считали меня сотрудником ФСБ.

Но все-таки я переборол смущение перед научной аудиторией и заговорил:

– Лет пять назад я редактировал статью одного иностранного журналиста о том, что цветущий планктон убивает животных, причем не только тех животных и рыб, которые поедают его, но и тех, которые иногда просто находятся длительное время среди скопления цветущего планктона. На калифорнийском побережье отмечались случаи смерти среди людей, которые употребляли в пищу отравленные ракушки. Я хорошо помню эту статью, там приводится еще несколько случаев влияния цветущего планктона на другие организмы.

– Черт возьми! – закричал Роберт. – А ведь ваш фээсбэшник прав! Жгутиковый планктон способен вырабатывать различные яды – алкалоиды, смертельные для живых организмов. Эти ваши контейнеры вызвали местное цветение планктона, красную чуму. Вот что хотите вы вкупе с Сашовым преподнести людям!

Сергей подошел ко мне, дружески треснул меня по плечу так, что я от удара даже немного присел, потом обнял, нахмурился, после опять просиял и, наконец, высказал вывод, уже сделанный мною мысленно:

– Возможно, именно от взаимодействия с цветущим планктоном погибли аквалангисты и передохла рыба в бухте. Необходимо провести дополнительные исследования воды.

***

Снова и снова уходил в море «Дельфин», снова и снова работали центрифуги, микроскопы, химические анализаторы. Сергей ходил, как студент в стройотряде: яростный, худой, осунувшийся и неустающий. В очередной раз поругавшись с капитаном «Русалки», он ринулся в радиорубку, куда от российской стороны имели доступ только я и Сергей. Я успел его перехватить, когда он, ругаясь вполголоса и шепча проклятия в адрес всех администраторов в мире, открывал дверь в радиорубку.

– Сергей, послушай, – обиженным тоном заговорил я, – ну я-то, можно сказать, автор идеи, имею право знать, подтвердились ли мои предположения?

Сергей посмотрел на меня невидящим взором, затем его взгляд постепенно прояснился.

– Прости, дружище. Конечно, ты имеешь право все знать первым. Но дело в том, что однозначного ответа пока нет. Мы обнаружили тринадцать видов алкалоидов в пробах воды и в телах микроорганизмов. Почти все они ядовиты и опасны для человека. Но они растворены в морской воде в очень низкой концентрации, а в микроорганизмах имеются в очень малых дозах. Человек отравится ими, лишь если выпьет по меньшей мере полтора галлона морской воды. А чтобы получить отравление от попадания внутрь микроорганизмов, он, как кит, должен съесть фунтов шесть отравленного планктона. Допустим, что у одного из аквалангистов кончился воздух в баллонах и он успел так наглотаться… А второй что? Так проголодался, что бросился, как кит, цедить и глотать отравленный планктон? Два таких диких случая одновременно – событие совершенно невероятное. Если и случилось такое, то почему не погибли осьминоги, моллюски, рыбы? Ты же своими глазами видел, что все они совершенно безболезненно переносили нахождение рядом со скоплением планктона и даже внутри планктонного облака. В общем, тут еще много «почему». Я считаю, что нужно расширить исследования и, в первую очередь, заняться осьминогами, так как они постоянно обитают в водах этой бухты и, как мне показалось, прекрасно себя чувствуют. А для безопасности людей следует оттащить контейнеры куда-нибудь в глубокую морскую впадину, пока их стенки окончательно не разъела вода. Поэтому я и решил вызвать специальную подлодку-буксир.

Наверное, Сергей заметил, как разочарованно вытянулось мое лицо, и с сочувствием в голосе сказал:

– Ничего не поделаешь, в науке всегда так. Разгадка только кажется близкой. Будем искать!

Он посмотрел мимо меня в иллюминатор напротив, который находился прямо на ватерлинии «Русалки». Там подымалась и опускалась изогнутая изумрудная линия волны, описывая при этом почти правильную синусоиду, где два основных момента синусоиды – нарастание и падение – непрерывно переходят друг в друга. Мы переглянулись с Сергеем, и я понял, что он хотел сказать.