Текст книги "Пожнешь бурю"

Тело девушки цвета слоновой кости, с мягкими округлыми ягодицами, сильными упругими бедрами казалось в прозрачной воде безупречным. Если бы она знала, что тело это способно пробудить страстные желания в любом мужчине… Но Мереуин Макэйлис совершенно не думала о силе своей красоты, отдавшись убаюкивающей ее ароматной воде, теплу потрескивающего в камине огня. Александр дома, она счастлива. И ничего больше не имеет значения.

Через полчаса Мереуин сошла вниз, скромно завернутая в мягкий розовый атласный халат, с вымытыми волосами, переливающимися от отблесков пылающего в камине огня, и узнала от Энни, что Алекс с Малькольмом поехали вниз, в загоны, посмотреть на ягнят. Скучая, она принялась уныло бродить по пустым комнатам, задержалась в библиотеке, разглядывая висевшие там портреты.

Раньше они были развешаны в длинной галерее в восточном крыле, но ее сожгли англичане, и до восстановления дело еще не дошло. Картины вместе с другими ценностями хранились в тайнике донжона, который теперь вскрыли, обнаружив их нетронутыми огнем, пожравшим некогда величественное сооружение, и непогодой.

Портрет Эберта, древнейшее достояние Кернлаха, если не считать перевязи Роберта Брюса, висел над камином, и, судя по ширине плеч, мощной шее и бочкообразной груди, их предок был настоящим гигантом с коротко стриженными золотистыми волосами. Над неулыбчивым ртом и пронзительными синими глазами нависал огромный нахмуренный лоб, плотный винного цвета камзол украшал странный прихотливый рисунок.

Задрав голову, Мереуин с любопытством изучала портрет, думая, каково было жить в Шотландии во времена Эберта. По истории она знала, что времена были кровавые: каждый миг по полдюжины человек заявляли права на шотландский трон, претенденты на корону предавали и убивали друг друга, полные решимости наложить руку на эту страну.

Женщины тоже играли в истории Кернлаха немалую роль. Слева от Эберта висел портрет леди Агаты, которая в 1491 году в отсутствие мужа отразила атаку одного из кровожадных островных кланов, который вечно ссорился с шотландской короной.

Маленькая, хрупкая леди Агата, на шестом месяце беременности, сама подожгла деревянный крест, созвала клан и, возглавив его, рассеяла нападавших. Мереуин всегда нравился портрет леди Агаты, чьи серые глаза казались ей одухотворенными, а капризная полуулыбка, игравшая на губах женщины, выдавала сильную, но страстную натуру. Все представленные на этих полотнах Макэйлисы были такой же частью прошлого Кернлаха, как сама Мереуин – частью его будущего.

Гладкий лоб девушки прорезала крошечная морщинка озабоченности. Ждет ли Кернлах какое-либо будущее, кроме финансового краха? Не рассчитывает ли вероломный маркиз Монтегю уничтожить их и полностью завладеть поместьем? Она этого не допустит! Она готова, как леди Агата, вступить в войну с каждым, кто станет угрожать ее дому. Проклятый сассенах, презрительно думала Мереуин, неужели он думает одолеть их с помощью своих коварных замыслов? Ей надо разработать собственный план и постараться, чтобы Эдвард Вильерс горько пожалел о том дне, когда впервые ступил на землю Северного нагорья.

* * *

По контрасту с вчерашней мягкой весенней погодой следующее утро выдалось сумрачным и холодным. Проснувшись и выглянув в окно, Мереуин с разочарованием увидела летящие с неба снежные хлопья, поежилась, надела халат, заплела пышные золотые пряди в косу, уложив ее в низкий пучок. Раз погода плохая, стало быть, Александр отправится в овчарню, и у нее не будет возможности поговорить с ним. Вчера они с Малькольмом заперлись в кабинете – несомненно, чтобы обсудить последние деяния маркиза Монтегю, – и у нее не хватило храбрости прервать их и расспросить о намеченных планах. За обедом Александр коротко сообщил, что они обо всем позаботятся, и ей нечего беспокоиться, и пусть она, как всегда, полагается на него.

Спускаясь по лестнице, девушка заглянула в столовую и обнаружила там Энни и четырнадцатилетнюю Мораг, убирающих тарелки. Энни, от которой больше не требовалось услуг няньки и гувернантки, по-прежнему считалась членом семьи и ела вместе с Макэйлисами, командуя слугами в качестве домоправительницы, наставницы и распорядительницы. Была она честной и справедливой и несла на себе почти всю ответственность за домашнее хозяйство, освободив от нее Мереуин. Слуги любили и уважали ее, так что заведенный порядок вызывал всеобщее удовлетворение.

– Долгонько заспались нынче, – заметила Энни при появлении зевающей во весь рот Мереуин и, приметив под ее глазами темные круги, встревожено поинтересовалась: – Плохо спали?

– Нет, – соврала Мереуин. Если честно, она проворочалась полночи из-за последней выходки маркиза, но скорее откусила бы себе язык, чем призналась кому-нибудь в своих страхах.

– Тогда, стало быть, плохо ели, – решила Энни и положила на тарелку добрую порцию яичницы и копченой рыбы. – Сядьте и ешьте!

Мереуин ужаснулась при виде такого количества еды, но, чтобы уважить старушку, села за стол и, набив рот, спросила:

– Малькольм с Алексом уехали на холмы?

– Господи Боже, ну и манеры! – в отчаянии возопила Энни, усаживаясь рядом со своей юной подопечной и неодобрительно покачивая седой головой. – Угу, уехали. В четыре утра. – Она сокрушенно причмокнула. – Они всегда так работают в пору окота да еще при стрижке.

Мереуин обиженно выпятила нижнюю губку.

– Я предложила помочь, но…

– И совсем это вам ни к чему, – проворчала Энни, назидательно подняв палец. – Мне без того забот хватает с вашей одеждой после этих бешеных скачек! Я вчера говорила и снова скажу: вам пора замуж, да поскорее! Бог свидетель, мистер Алекс не может держать вас в узде, а мистеру Кольму и пробовать нечего! Ребеночек – вот что вам требуется…

– Пожалуйста, – охнула Мереуин, широко открывая темно-синие глаза, – может быть, поговорим о другом?

Энни сохраняла суровость.

– Ладно, только не думайте, что я на этом успокоюсь! Пускай только мастер Алекс вернется, я с ним потолкую. Поглядите-ка на себя, детка, какая вы ладненькая… В самом соку! Пора лэрду подыскивать вам подходящего мужа.

– Энни…

– Ну-ну, я, может, и лишнего наговорила, да как сказано, так и будет.

Мереуин глубоко вздохнула:

– Этого я и боюсь.

Теперь, когда девушка почти опустошила тарелку, Энни поднялась на ноги.

– Доедайте, да этим тварям ничего не кидайте, – велела она, указывая на пару гончих собак, лежащих в полной готовности под столом и не сводящих глаз со своей юной хозяйки, вечно сующей им подачки.

– Не буду, – пообещала Мереуин, хотя именно это и собиралась сделать.

Как только за старой нянькой закрылась дверь, собаки получили желанное угощение. Любовно поглаживая шелковистую шерсть, Мереуин рассмеялась и увернулась от их языков.

Рем и Ромул были представителями старой породы гончих собак с длинной родословной, охотников на оленей, живших в доме Макэйлисов со времен восшествия на престол Стюартов. Александр взял свою собаку с собой, когда пришли англичане, и привез в Кернлах щенка, когда навсегда покинул Шотландскую низменность. Эти два пса были внуками его прекрасной Дины, которая умерла в день передачи замка Монтегю во владение Эдварду Вильерсу, – предзнаменования грядущих бед, как шептались между собой суеверные слуги.

– Если я съем все, что положила в тарелку Энни, – сообщила Мереуин облизывающимся собакам, – и вы не придете на помощь, то стану толще вдовушки Макичин из деревни!

Она встала, пошла к окну, со вздохом отметила, что снег перешел в дождь. Опершись о подоконник, постояла, погруженная в глубокие думы, и вдруг резко выпрямилась, заметив движение на подъездной дороге далеко внизу. Вглядевшись, девушка увидела, что к замку несется всадник, низко пригнувшийся к седлу, с поднятым из-за дождя и пронизывающего ветра воротником, но без шапки, его редкие волосы прилипли к голове. Как Мереуин ни напрягала глаза, узнать седока не могла, и любопытство ее нарастало.

Отпихнув в сторону нетерпеливо ожидающих очередного лакомого кусочка собак, она быстро пробежала по каменному полу вестибюля и прильнула к замочной скважине. Наконец всадник влетел на вымощенный булыжником двор, и тут только Мереуин признала в нем Нормана Флинта, управляющего Александра. Девушка распахнула тяжелую дубовую дверь, и он торопливо вошел, встряхиваясь, словно мокрый пес, оставляя на полу натекшие с сапог, лужи.

– Господи, мисс Мереуин, ну и денек, – провозгласил управляющий, стаскивая промокший плащ.

– Да уж, – согласилась девушка, забрала у него плащ и повесила сушиться на рога чучела оленя, стоявшего позади нее. Александр сам застрелил оленя-самца в свой пятнадцатый день рождения и никакими мольбами и наставлениями не смог отучить младшую сестру от привычки использовать рога в качестве вешалки. – Входите, вы же до костей промокли!

Норман Флинт был приближающимся к пятидесятилетнему рубежу низеньким, плотным мужчиной с пышными седыми усами и маленькими черными глазками-бусинками. Макэйлисам он служил дольше, чем помнила себя Мереуин, и знал принадлежащих семейству овец лучше любого другого, за исключением Александра и Малькольма. Жил он в коттедже на склоне, неподалеку от замка, имел восьмерых детей разного возраста; старший из них был женат на сестре Элли Шилд, деревенской подружки Мереуин.

– Александр отправился на луга, – объяснила она, ведя Нормана в уютный кабинет, где в камине пылал жаркий огонь. – Садитесь, я кого-нибудь пошлю за ним.

– Да нет надобности, – отвечал Флинт, усаживаясь и протягивая к огню окоченевшие пальцы. – У меня для него сообщение, и вы можете передать его не хуже меня.

– Ну, хоть посидите, согрейтесь, – уговаривала Мереуин.

Он подмигнул черным глазом:

– Я б согрелся гораздо быстрее, если бы вы плеснули мне глоточек славного виски лэрда, мисс Мереуин.

На щеках Мереуин заиграли ямочки.

– Я тоже так думаю, Норман Флинт, да без его разрешения не дотрагиваюсь до виски, разве только для вас. Знаю, когда б вы ни явились, он всегда наливает вам капельку.

– Ах, ну и девчушка, – воскликнул он с фамильярностью старого знакомого, ибо помнил Мереуин с детских лет.

Она вытащила из буфета хрустальный графин и налила управляющему щедрую порцию. Он пригубил, оценивающе причмокнул, сделал глоток побольше и с одобрительным вздохом заметил:

– Вот на что мы, горцы, настоящие мастера.

Глаза Мереуин, поблескивающие золотыми искорками, наполнились смехом.

– Вы имеете в виду питье виски?

– Нет, дорогая моя, приготовление. – Он махнул в ее сторону стаканом, словно провозглашал тост. – Ну, кстати уж, и питье, раз вы о том заговорили. Даже присказка есть: ни в кого не войдет столько виски, сколько в горца.

Она посмеялась вместе с ним и с любопытством поинтересовалась:

– А зачем вам понадобился Александр, мистер Флинт? Надеюсь, ничего не случилось? Не могу даже вообразить, какая причина заставила вас пуститься в путь по такой погоде.

– Я был в замке Монтегю, – ответил Флинт, посерьезнев и отставляя стакан в сторону. – Мистер Алекс послал меня туда вчера днем.

– В Монтегю? – повторила Мереуин, опускаясь в большое кожаное кресло позади стола и не сводя с Флинта синих раскосых глаз. – Вы его видели? Маркиза?

– Нет. Передал расчеты, которые братец ваш сделал.

– Новые цены на шерсть?

– Угу.

– И что он сказал? – затаив дыхание, спросила она. Флинт покачал седеющей головой:

– Даже и не взглянул.

– Стало быть, водный путь закрыт? – обеспокоенно допытывалась Мереуин.

– Угу, точно так.

– А маркиз не сказал, какую он хочет цену?

– Он меня и не видел, мисс Мереуин. Я даже порога не переступил. Просто не знаю, как лэрд сможет заставить его передумать…

– Не понимаю, почему он ни с кем не встречается, – озабоченно пробормотала Мереуин. – Не нравится мне эта таинственность.

Норман Флинт согласно кивнул:

– Он сроду так не секретничал. Знал, чего хочет, и получал, не заботясь, кто или что стоит на его пути. А на сей раз заставил меня призадуматься. Остается предположить, что он что-то диковинное замышляет.

– О-о-о, он просто неописуем! – разозлилась Мереуин, вскочила с кресла и уставилась на управляющего горящими глазами, стиснув маленькие кулачки. – Хотела б я увидеть, как он болтается на виселице!

– Точно, там для таких, как он, самое место.

– А какой он, мистер Флинт? – с любопытством спросила Мереуин. – Знаете, я его никогда в жизни не видела.

– Благодарите Бога, мисс! – выразительно покачал головой Флинт. – Не припомню, кому еще я не доверял сильнее. Уж до того наглый подлец… просто мерзавец, если не сказать больше. Нравится ему с вашим братцем играть в кошки-мышки, вот что.

– Ну, скоро с этим будет покончено раз и навсегда, – угрожающе предрекла Мереуин.

Норман допил янтарный напиток и поднялся на ноги, недоверчиво покачивая головой:

– Не знаю, получится ли, раз маркиз даже видеть не хочет вашего братца. Нет, не получится, если не случится чуда.

– Получится, – пообещала девушка. Флинт вздохнул:

– Я бы первый выпил за то, чтобы с этим покончить, мисс Мереуин, да только не знаю как… Разве что у лэрда есть план, о котором я еще не знаю.

Пухлые губки Мереуин вдруг решительно и твердо сжались.

– Может, и есть.

Флинт остался при своем мнении и, направляясь за девушкой в вестибюль, напомнил:

– Расскажете лэрду, что я приезжал, детка?

– Конечно, – ответила она с теплой улыбкой, и огорченно протянула ему мокрый плащ. – К сожалению, еще не высох. Вы, в самом деле, не хотите обождать, пока дождь кончится?

– Пришлось бы мне пару недель просидеть, – рассмеялся управляющий, поблескивая черными глазками, потом вдруг помрачнел и набросил плащ на широкие плечи. – Завтра приеду. Скажите мистеру Алексу, что лорд Монтегю вообще не пожелал меня видеть. Скажите, я даже порога не переступил.

Синие глаза Мереуин потемнели от вновь вспыхнувшей злости.

– Скажу, – пообещала она, не желая показывать растущую в ней тревогу из-за отказа маркиза с кем-либо видеться.

Проводив управляющего, Мереуин поднялась по лестнице, проворно переоделась в самую теплую шерстяную одежду, натянула башмаки для верховой езды и, закутавшись в плащ, быстро вышла из замка через черный ход за кухнями, убедившись, что никто из прислуги – Энни в первую очередь – ничего не заметил. Завеса упорно неутихающего дождя скрывала ее от любопытных глаз, которые могли выглянуть из окон, и она, торопливо идя по раскисшей дороге к утесам, даже не пыталась таиться.

Свернув на тропинку, ведущую вниз, к берегу реки, девушка, скользя на мокрых камнях, добралась, наконец, до перевернутой плоскодонки, которую Джон стащил вниз из сарая только вчера, когда все наивно полагали, что теплая погода уже устоялась. Река бурлила от дождя, но Мереуин, окинув опытным взглядом серые волны, поняла, что по ней вполне можно плыть.

Она пускалась в плавания по Лифу чуть ли не с пеленок, сперва вместе с Александром, потом самостоятельно, была превосходной пловчихой и ни чуточки не боялась воды. Лишь к острову, расположенному очень далеко, в Минче, ей разрешалось отправляться только с сопровождающим, которым обычно оказывался Малькольм, любивший темно-зеленую холмистую долину Лифа не меньше сестры.

Окоченевшими от холода руками девушка с трудом перевернула плоскодонку и по усыпанному галькой берегу столкнула ее в воду. Шагнула следом, замочила подол платья, начерпала в башмаки ледяной воды, отчего крошечные ножки сразу заледенели. К тому времени, как Мереуин взялась за весла, она вымокла до костей, но, стиснув зубы, решилась довести план до конца. Александр частенько называл ее нетерпеливой сумасбродкой, поддающейся минутным капризам и первым побуждениям, над которыми она не давала себе труда подумать. Возможно, пришедшая ей в голову мысль не самая лучшая, заключила Мереуин, но она просто не знает, что еще можно сделать.

– Я должна его увидеть, – шептала девушка, напрягаясь всем маленьким телом и изо всех сил налегая на весла. – Должен быть какой-нибудь способ добраться до него!

Стуча зубами, Мереуин причалила к противоположному берегу. Переправа заняла гораздо больше времени, чем она предполагала. Если она хочет сделать дело и добраться назад до возвращения Александра и Малькольма, придется поторапливаться.

Вытащив из воды лодку, Мереуин постояла минуту, схватившись руками за ноющую от напряжения поясницу, потом подняла голову и принялась разглядывать берег, отыскивая дорогу к поместью. Приметив неподалеку маленькую пещеру, откуда к утесам шла неприметная тропка, девушка отвела с лица намокшие волосы и начала карабкаться вверх. Выбравшись на хребет, Мереуин уже не тряслась от холода, к рукам и ногам вновь прилила кровь. Она остановилась в конце тропы, повернулась, чтобы оглядеться вокруг, и с изумлением увидела, как красиво смотрится отсюда Кернлах. С этой точки он был виден отчетливо, несмотря на серую завесу дождя. Башни и стены замка на дальнем берегу вздымались высоко над холмом, где он был поставлен из стратегических соображений; с севера его окружала река, а с юга, запада и востока протянулась к горам длинная холмистая полоса торфяников.

Это и была живописная долина Гленкерн, притаившаяся между окружающих ее с трех сторон холмов, река Лиф закрывала долину с севера. Ниже по течению, в самом широком месте реки, Мереуин видела док, где грузили шерсть для отправки в Глазго, чтобы уже там чесать ее, сушить и прясть. Она снова перевела взгляд на покрытые травой холмы, гадая, где же замок Монтегю. Мереуин никогда не видела его, но знала, что в отличие от Кернлаха Монтегю строили, не принимая в расчет требований безопасности.

Вместо этого Гуннар Макэлиф позаботился о красоте, выбрав место для замка между рощей вековых лиственниц и извилистым плоским берегом реки Лиф. В случае нападения, рассудил он, семью можно переправить в Кернлах, так что следует лишь следить, чтобы в укромной пещере постоянно держали лодки и все необходимое для ночной переправы.

Но размышления о прошлом недолго занимали Мереуин, чересчур озабоченную мыслями о будущем. Она решительно глянула вниз на прелестную долину и сразу наткнулась на одинокую каменную башню замка Монтегю, возвышающуюся над лиственничной рощей.

– Ну, вперед, в драконье логово, – пробормотала она, презрительно вздернув подбородок, и зашагала вниз.

* * *

Маркиз Монтегю выбрался из высокого медного чана, установленного перед камином в роскошной, отделанной панелями из красного дерева спальне замка. Слуга его Дэвис мгновенно оказался рядом, протягивая хозяину согретое над огнем полотенце.

– Я распаковал ваши вещи, милорд, – вежливо доложил он и удалился, не дожидаясь ответа. Лорд Монтегю, погруженный в свои мысли, вытерся и пошел нагишом через комнату к туалетному столику, возле которого опытный камердинер развесил приготовленную одежду. Маркиз был крупным, пропорционально сложенным мужчиной, на несколько дюймов выше Александра Макэйлиса. На широкой спине и плечах бугрились мускулы, могучий торс переходил в узкие бедра. С красивого чеканного лица смотрели холодные серые глаза, капризный изгиб чувственных губ придавал аристократической внешности маркиза ленивый, почти скучающий вид.

Длинная грива темных волос редко зачесывалась на модный манер, за исключением случаев, когда он заплетал ее в косу. Даже в зимние месяцы смуглый от долгого пребывания на солнце, маркиз передвигался по комнате с кошачьей грацией, несмотря на свои внушительные габариты.

Он одевался, чувствуя себя после мытья чистым и свежим. Маркиз выехал с пастухами задолго до рассвета присмотреть за окотом молоденьких овечек специально выведенной породы, которые приносили потомство позже, и вернулся в замок за полдень, весь в грязи и овечьей крови.

Повязав шейный платок и облачившись в жилет, он позволил себе слегка улыбнуться при виде гиганта, глядевшего на него из зеркала, и подумал об убытках, которые должны будут понести обитатели замка Кернлах после его объявления о запрете в дальнейшем перевозить шерсть по реке. Сознавая последствия своего поступка, он отнесся к нему, как к вынужденной необходимости. Александр Макэйлис, боясь восстановить против себя старых клиентов, не пожелал поднять цену на шерсть даже после того, как ему были предъявлены расчеты, которые ясно свидетельствовали, что растущие накладные расходы начинают съедать прибыль.

«Черт бы побрал весь клан Макэйлисов!» – раздраженно подумал лорд Монтегю. Лучше всего было бы избавиться от них, но ему сообщили, что они никогда не согласятся продать свою долю, и он не станет им ничего предлагать, хоть и располагает деньгами. Он готов помериться хитростью с Александром Макэйлисом, по слухам, весьма жестоким и зачастую непредсказуемым, но проницательным и ловким в делах. Судьба, забросившая маркиза сюда, в дальний уголок Северо-Шотландского нагорья, сулила много интересного, и жизнь могла стать увлекательнее, чем дома, в Англии, не считая, конечно, придворных интриг и других удовольствий, забавлявших его с юных лет.

– Милорд, не желаете ли обедать? – В дверях снова возник Дэвис, бросил взгляд выцветших карих глаз на тикающие на каминной полке часы и нахмурился, отмечая про себя, что время позднее.

Лорд Монтегю кивнул, осознав вдруг, как сильно проголодался. Надевая камзол, почувствовал боль в левом плече и нетерпеливо принялся разминать его, думая, что не очень-то пригоден на роль фермера. Будь он поумнее, предоставил бы вести дела своему управляющему, однако же никогда нельзя доверять этим упрямым и непокорным горцам.

– Я спущусь через минуту, Дэвис, – ответил он низким голосом. – Подайте все, что найдется.

Позже, сидя за столом и с удовольствием уписывая холодную дичь с поданной Дэвисом бутылкой кларета, маркиз обнаружил, что раздумывает о следующем своем шаге по отношению к Макэйлисам. Обмена посланиями через управляющих недостаточно. Он должен лично увидеться с Александром, поговорить с глазу на глаз и не отступать, пока лэрд Макэйлис не смирит свою проклятую гордость и не примет его условия. Он предчувствовал, что для того, чтобы заманить Александра в Монтегю, понадобится не одно приглашение. Может, его подтолкнет отчаяние? Хмыкнув, маркиз решил, что это вполне вероятно, и в четвертый раз наполнил бокал.

– Еще чего-нибудь пожелаете, ваша светлость? – Дрожащий голос, раздавшийся от двери, принадлежал Джоку Гоуэри, крошечному старичку с согбенными плечами и белоснежными волосами, чей возраст не поддавался определению. Лицо его избороздили глубокие морщины, шишковатые пальцы скрючились, и, будучи спрошенным, он с извиняющейся улыбкой признался, что сам не ведает даты своего рождения. Он был одним из весьма немногочисленного числа слуг, оставшихся при маркизе после того, как на прошлой неделе большинство из них покинуло замок, предварительно попросив отставки. Излагая эту просьбу, они откровенно трусили, хотя на всех физиономиях было написано явное облегчение от перспективы улизнуть из дома, где властвует Вильерс.

Джок Гоуэри раздражал маркиза Монтегю. Крошечный человечек редко открывал рот, но, когда это случалось, он, как правило, разражался пространнейшими разглагольствованиями о величии замка до гибели Дугласа Макэйлиса и об ужасном поражении гордых горцев при Каллодене.

– Ох, в жизни не забыть мне того черного дня, когда лэрд собрал всех нас в большом зале, – талдычил маркизу Джок не один раз на протяжении двух последних недель. – Мы все истомились, я вам доложу, в ожидании, когда он объявит, что поднимает штандарты нашего доброго принца, а потом слышим, говорит, собрался идти за Мясником Билли![11]11
  Прозвище Мясник получил второй сын короля Георга II Уильям-Август Камберленд (1721–1765), командовавший английскими войсками в битве при Каллодене и прославившийся жестокими расправами над шотландскими горцами.


[Закрыть] – И маленькие черные глазки на старом-престаром личике вдруг наполнялись слезами.

– Я уж решил, конец мне пришел, ваша светлость, я вам доложу! Бедное мое сердце! Даже подумать не мог, как это наш лэрд выступит против сэра Аластера, такого храброго мужчины, которого тут все любили! – Он покачивал седой головой, скорбно вздыхал, тощая грудь вздымалась с тяжелым, болезненным хрипом.

– Что мы могли поделать? Это ведь лэрд, и ничего мы не могли, как только стоять перед ним да слушать… А после Каллодена, когда нас известили, что он погиб, не оставив наследника, который занял бы его место, бездельники проклятые все разбежались, точнехонько, как на прошлой неделе, ваша светлость, только я и тогда не ушел, и теперь не уйду.

– Ваша преданность в высшей степени заслуживает похвалы, – нетерпеливо буркнул в тот раз маркиз, желая, чтобы маленький старикашка убрался вместе со всеми прочими.

Черные глазки вспыхнули от долго копившихся воспоминаний.

– Ох, это ведь я ради Макэйлисов остаюсь, сэр, надеюсь, когда-нибудь они вернутся в свои владения.

– То есть придут на мое место? – уточнил лорд Монтегю с угрожающей искрой в серо-стальных глазах.

Джок опасливо вздернул тощие плечи.

– Ох, нет, ваша светлость, нет! Это…

– Это все, благодарю вас, – безжалостно отрезал маркиз, и твердое выражение на его красивом лице ясно свидетельствовало о прекращении беседы.

– Еще чего-нибудь желаете?

Серые глаза башнеподобного англичанина сощурились, и он вернулся к действительности.

– Еще бутылку кларета, – приказал маркиз, и высохший человечек засеменил прочь, сжимая кривыми пальцами пустую бутылку.

Лорд Монтегю раздраженно выдохнул, что-то пробормотал и положил себе еще мяса. Он представления не имел, почему его покинули все слуги, разве что набрались, наконец, храбрости сделать это сейчас, потому что…

– Больше нету кларета, ваша светлость, – донесся сзади робкий голосок Джона.

Огромный кулак лорда Монтегю грохнул по столу, отчего задребезжал фарфор.

– Так принеси портвейну или еще чего-нибудь, старый дурак!

Джок, испуганно пискнув, удалился, а лорд Монтегю принялся растирать сильными пальцами ноющие виски. Кровь Господня, надо найти себе поскорее достойных помощников, иначе можно сойти с ума! Если б не камердинер Дэвис, преданно последовавший за ним из Англии, неизвестно, как бы он справился со скучными заботами в этом мрачном и более чем ветхом каменном логове!

Дэвис в большом вестибюле старался разложить мокрый плащ хозяина перед огнем так, чтобы он высох и не помялся. Отвлеченный от дела робким стуком в парадную дверь и весьма этим недовольный, он не стал торопиться, и стук повторился дважды, прежде чем камердинер управился и, отодвинув засов, распахнул крепкую створку.

Глянув вниз, он обнаружил перед собой маленькую замерзшую фигурку, с ног до головы покрытую грязью. Мокрые завитки золотистых волос обрамляли тонкое личико, струи дождя текли с полей полураскисшей шляпы на чуть вздернутый носик.

Широко открытые синие глаза, не моргая, уставились на Дэвиса, и он холодно спросил:

– Что угодно?

Существо тихим голосом ответило:

– Я хотела бы повидать маркиза.

– Прошу прощения, – возразил старый лакей с откровенным недружелюбием, – лорд Монтегю не нанимает слуг. Это делаю я.

Раскосые синие глаза раскрылись еще шире, и только тут он заметил, какие они огромные и живые на бледном, худеньком личике, обрамленные темными, густыми ресницами.

– Я не прошу взять меня в служанки, – уведомило его жалкое создание, чей тон неожиданно оказался ничуть не теплее тона Дэвиса. – Я Мереуин Макэйлис, сестра лэрда Макэйлиса, и пришла повидать лорда Монтегю по делу.

Дэвис окинул взглядом заляпанный грязью плащ и мокрый подол ее платья.

– Пожалуй, мне трудно в это поверить.

– Почему, дерзкий вы старик? – вскричала девушка, изумив его неожиданным взрывом, и бледные щеки ее зарделись. – Как вы смеете так со мной разговаривать!

Дэвис счел, что совершенно не заслуживает попреков со стороны воинственной малышки, и отступил, намереваясь закрыть дверь у нее перед носом. Мереуин, взбешенная такой наглостью, рванулась вперед, после чего завязалась довольно шумная борьба, в ходе которой Дэвис приказывал ей прекратить и убираться, а она, вставив ножку в ботинке между косяком и тяжелой створкой двери, колотила ладошками по железным запорам, громко протестовала и грозила всяческими жуткими карами.

– Что за дьявольщина тут происходит? – Раскатистый голос, прозвучавший весьма угрожающе, прервал стычку. Раскрасневшийся, впервые в жизни вышедший из себя Дэвис шагнул назад так поспешно, что Мереуин, влетев в неожиданно распахнувшуюся дверь, с размаху наткнулась на некий твердый и неподвижный предмет.

Лорд Монтегю, чья чистая рубашка мгновенно промокла от прижавшегося к его груди мокрого, трясущегося тела, железной хваткой вцепился в худенькие плечики и оттолкнул девушку от себя. Она упала бы, если б он не держал ее.

– Дэвис? – зловеще произнес маркиз, бросая на пристыженного слугу взгляд прищуренных серых глаз.

– Прошу прощения, милорд, – простонал Дэвис, – Я хотел оградить вас от встречи с этой… маленькой дикаркой. – Взгляд его выцветших глаз с отвращением уперся в смущенную бродяжку, которую все еще удерживали сильные руки маркиза. – В жизни не видывал ничего подобного! Подумать только, она и правда пыталась вломиться силой!

Длинные пальцы, обхватившие тоненькие запястья, больно сжались, и Мереуин задрожала.

– Что все это значит, девушка? – спросил низкий, ненавистный голос англичанина.

Мереуин подняла глаза, и сердечко ее сильно забилось от смятения и испуга при виде стоявшего перед ней мужчины. Он был самым высоким из всех, кого она когда-либо видела, хоть с рождения привыкла к могучим горцам, населяющим земли ее брата. Из-под темных, ненапудренных волос сверкала пара серо-стальных глаз, холодно изучающих ее, полных почти ощутимого раздражения. Она едва доставала до его широкой груди и была вынуждена запрокинуть голову, чтобы разглядеть надменное лицо, которое оказалось необычайно красивым, с точеными аристократическими чертами, чувственным ртом, изящным, тонким носом и мужественным квадратным подбородком.

– Вы не можете быть маркизом Монтегю! – тихо пробормотала она, обретая наконец дар речи.

Уголки чувственных губ тронула презрительная улыбка:

– В самом деле?

– Нет! Вы же совсем не старый! – Мереуин окончательно смутилась, в широко распахнутых синих глазах отразились недоумение и боль, когда она осознала, как крепко он ее держит. Попыталась высвободиться, обнаружила, что не может, и дернулась изо всех сил.

– Пустите меня! – выкрикнула она, вырываясь из его рук, но железные пальцы все так же впивались в ее запястья.

– Только если пообещаешь вести себя прилично, – ответил он.

Насмешка, прозвучавшая в его тоне, взбесила девушку. Никто и никогда так с ней не обращался!

Маленькая ножка в ботинке мелькнула в воздухе и изо всех сил пнула маркиза в колено. Мереуин услышала громкий выдох, а потом сильные руки рванули ее, прижав к твердой груди. Голова девушки запрокинулась, и она почувствовала железные пальцы на своей шее, а его лицо оказалось в нескольких дюймах от ее.