Текст книги "Этой ночью ты будешь моей"

17 глава. Первое сентября

Солнечным утром первого сентября, от волнения забыв позавтракать и даже просто выпить кружку кофе, я мчусь на метро по оранжевой и затем, открывая тяжелую входную дверь знаменитого и теперь – о боже! – своего вуза, спешу в нужную аудиторию: на девять ноль ноль назначено общее собрание курса. Наша группа – двадцать пять человек. Сегодня мы должны познакомиться с мастером, куратором и основными преподавателями… ну, и друг с другом. Конечно, с кем-то из будущих одногруппников я уже успела пообщаться на июльских вступительных испытаниях, но это было несерьезно: пятнадцать минут отвлеченной болтологии между одиночными и парными этюдами – слишком мало, чтобы хоть немного узнать людей. Я имена-то едва запомнила: Вика, Леся, Иван. Но сейчас я все равно выискиваю в аудитории лица именно этих ребят, чтобы сесть рядом и не чувствовать себя совсем уж одиноко и неуютно в новой обстановке.

– Привет! – первым заметив меня, машет и улыбается Иван, парень моего возраста, белозубый и белобрысый, с подведенными черным глазами, в рокерской футболке, с тяжелыми цепями на рваных джинсах.

– Привееет, – протягиваю я в ответ, тут же устраиваясь рядом, пока никто не занял место в конце ряда. Потом я чувствую сзади легкое прикосновение к плечу и оборачиваюсь: это Вика, шикарная брюнетка с ярко-красными губами и в коротком платье, подчеркивающем все ее формы.

– Ты чуть не опоздала, – говорит она.

– Я чуть не проспала! – признаюсь я громким шепотом.

– Алина Егоровна не терпит опозданий, так что ты в следующий раз внимательнее, – предупреждает третий голос, и я понимаю, что с другой стороны от Ивана сидит Леся. А я ее и не заметила!

– Доброе утро! Буду вставать раньше! – обещаю я.

– И ложиться раньше, – добавляет девушка. Она явно старше нас всех, и это, кажется, уже вторая ее вышка. По первой она киновед-теоретик. У нее строгий костюм, очки в модной золотистой оправе и длинная, почти до пояса, русая коса с отдельными розовыми прядями. – Нужно высыпаться, чтобы быть продуктивным на занятиях.

– Это будет проблематично, – фыркает Иван. – Высыпаться. У нас занятия с девяти утра и до семи вечера как минимум.

– Ага, а потом еще вечерняя репетиция, – добавляет Вика.

– Или премьера в Большом.

– Или внеплановый семинар с каким-нибудь актером.

– Или индивидуальное по сценическому движению.

– Ну хватит, хватит! – смеюсь я, пытаясь утихомирить своих новых товарищей. – Сегодня первый день учебы, ребята! Давайте хоть немного помечтаем, что мы будем развлекаться и отдыхать, как все нормальные студенты, а зашиваться только во время сессий!

– Вообще-то, студенты театральных и медицинских вузов никогда не спят, – замечает Леся таким серьезным голосом, что и не подумаешь, что она шутит. – И питаются светом искусства или науки. Разве вы не знали?

– Тяжела и неказиста жизнь российского артиста, – наигранно-обреченным тоном подводит итог Иван, и именно в этот момент в аудитории появляются те, кого мы все так ждали: наши мастер и куратор. Сразу раздаются несмелые аплодисменты и еще более несмелые единичные приветствия, но Алина Егоровна Меньшова – мастер актерского курса, – резко вытягивает вперед руку с унизанными перстнями пальцами, заставляя всех замолчать. Голос у нее громкий, профессионально поставленный, но отрывистый. Она здоровается, представляется сама, затем представляет нам Константина Александровича Кана – нашего куратора и преподавателя философии. Тот слово почти не берет – просто садится напротив нас, сложив руки в замок и внимательно обводя взглядом своих новых подопечных.

– Какой душка, – шепотом замечает Вика.

– Он женат и у него двое детей, – сообщает со знанием дела Леся, а Иван и вовсе фыркает:

– Первокурсницы обычно текут по другому преподавателю.

– По Бердникову что ли? – хмыкает Леся. Парень кивает.

– А что он преподает? – спрашиваю я. Странно, но я совсем ничего не знаю о преподавательском составе, кроме непосредственно мастера курса.

– Сценическое движение и историю зарубежного кино, – лениво отзывается Иван, и я решаюсь еще на один вопрос:

– И что, он так хорош собой?

– Сейчас сама увидишь.

Еще через пять минут в аудитории появляется несколько преподавателей, которые будут преподавать нам основные профессиональные дисциплины: сценическую речь и сценическое движение, основы режиссерского мастерства и драматургию, вокал и теорию музыки, историю театра, историю кино, грим и психологию. Алина Егоровна начинает по-очереди представлять их, и в какой-то момент меня бросает в жар: я замечаю среди преподавателей мужчину, с которым уже хорошо знакома… Максима. Макса. Максима Витальевича Бердникова, своего нового преподавателя по сценической пластике. Выглядывая из-за спин других студентов, я с ужасом понимаю, что сомнений быть не может: это он. Твою мать! Это просто невозможно! Так значит, он преподает во ВГИКе?! Он актер?! Хореограф?! О боже… Я медленно сползаю по спинке стула, покрываясь красными пятнами стыда, а Вика сзади уже ловит меня за плечи и шепчет на ухо:

– Этот тоже ничего такой, правда?

– У нас с ним завтра первая пара, – сообщает Иван.

– Ага, и с ним тоже надо осторожнее, – добавляет Леся.

– Почему? – спрашиваю я, затаив дыхание, хотя уже примерно догадываюсь, что она скажет в ответ.

– Он чертовски строгий. Выбесишь его – заставит отрабатывать какое-нибудь движение до ночи, во внеучебное время…

– Да уж, – поджимаю я губы, уже точно зная, что наверняка буду часто его выбешивать.

18 глава. Мастер сценического движения

Возвращаясь домой после общего собрания, еще в метро я вбиваю в поисковик гугла имя Максима Витальевича Бердникова. Оказывается, что мужчине тридцать четыре года (то есть, он практически в два раза меня старше, охренеть!) и он выпускник хореографического отделения Московского государственного института культуры. Сценическое движение преподает во ВГИКе уже семь лет, за это время успел закончить лабораторию истории зарубежного кино, в позапрошлом году взял себе на преподавание вторую дисциплину. Далее на сайте перечислены его многочисленные регалии: призовые места танцевальных соревнований и фестивалей, сертификаты о прохождении курсов и мастер-классов, научные публикации. Я вглядываюсь в прикрепленные к статье фотографии: это он, это точно он! Мастер БДСМ и мастер сценического движения. Как иронично. А самое стремное – это мой новый преподаватель.

За последнюю неделю я ни разу не позвонила ему (и слава богу!) и ни разу не воспользовалась подаренным им жидким вибратором, и в глубине души у меня теплится надежда: может быть, он просто меня не узнает? Или хотя бы изобразит, что не узнал? Мы все-таки на актерском факультете ВГИКа. Вряд ли институт одобряет отношения между преподавателями и студентами, тем более – такие отношения… И откуда Максиму Витальевичу знать: не решу ли я раскрыть его? Не расскажу ли мастеру курса, куратору или ректору о том, чем он занимается в свободное от основной работы время? Откровенно говоря, на его месте я бы держалась от меня подальше.

Так я успокаиваю себя всю ночь накануне первой пары по сценическому движению, а утром – снова чуть не опаздываю в вуз. Леся уже привычно ворчит на меня, Ваня посмеивается, а Вика дергает за футболку:

– Переодевайся быстрее!

На занятиях по сценическому движению студенты должны быть в определенной форме. Девушки – в леггинсах и плотно сидящей водолазке или футболке. У парней вместо леггинсов – облегающие брюки из стрейч-ткани. На ногах – чешки или носки. И все это – только черного цвета.

Переодевшись во все черное и облегающее, я чувствую себя практически голой. Успокаивает только то, что двадцать четыре моих одногруппника выглядят точно так же.

– Идем! – торопит меня Вика, и мы с ней догоняем Лесю и Ваню, которые уже в танцевальной студии.

Это стандартная балетная студия с деревянным полом, деревянными станками и огромными зеркалами во всю стену. Меня неожиданно обдает жаром, щеки становятся красными: я вспоминаю, как неделю назад говорила Максу о своей эротической фантазии – сексе перед большим зеркалом.

– Ты себя нормально чувствуешь? – заботливо спрашивает Леся, а я прикладываю к щекам прохладные ладони и торопливо киваю:

– Да, все в порядке.

– Выглядишь так, словно у тебя температура, – хмурится моя новая подруга, касаясь пальцами моего лба.

– Просто немного волнуюсь.

И это правда – я волнуюсь. Причем много. Но деваться некуда: звонок на пару уже прозвенел, и вот-вот в дверях зала появится Максим. Макс. Максим Витальевич. Я не могу сообразить, как звать его про себя, но решаю, что лучше по имени и отчеству. Все-таки он мой преподаватель.

– Ну что, котята, бежать поздно!

При первом же звуке до боли знакомого мне мужского голоса вся группа начинает суетиться, как разбегающиеся тараканы, и быстро выстраивается в неровную линию вдоль стены. Максим Витальевич, входя в танцевальную студию, сразу останавливается напротив нас, и затянутый в черное силуэт многократно отражается в зеркалах за его спиной. Я нервно сглатываю, не решаясь поднять взгляд на мужчину, но он продолжает:

– В чем дело, котята? Почему я должен лицезреть ваши минорные физиономии и сгорбленные плечи? Вы же чертовы будущие киноактеры! Выпрямляйте спины, мать вашу! Каждому, у кого плохая осанка, кости буду вправлять лично! Давайте, сонные курицы, подбородки выше! Улыбайтесь! Дайте мне вас рассмотреть! Я и не из такого мяса делал сносных людей!

Ребята начинают торопливо расправлять плечи, поднимать головы и взгляды. В руках Максима Витальевича вдруг появляется деревянная палка длиной сантиметров пятьдесят. Он шагает с ней вдоль шеренги студентов, ударяя каждого второго по животу:

– Втянуть! – каждого третьего по плечам:

– Опустить! – и каждого четвертого по коленкам:

– Выпрямить! – так что когда он доходит до меня, я успеваю сама выполнить все указания и стою с вытянутыми вдоль туловища руками, напряженная до предела. Поднять глаза я так и не решаюсь, так что Максим Витальевич поднимает мой подбородок кончиком палки, а потом говорит:

– Расслабься, больно не будет, – явно повторяя собственные слова перед тем, как затолкнуть член в мою задницу. Я шумно выдыхаю, а мужчина уже шагает дальше, раздавая указания: – Втянуть! Опустить! Выпрямить! А теперь повернитесь ко мне спиной, котята!

– Кажется, ты ему не понравилась, – шепотом замечает Леся, когда мы все разворачиваемся.

– Почему это? – хмыкаю я.

– Он прищурился, глядя на тебя. Он так смотрит на тех, кто безнадежен… Ты не подумай: я считаю, что ты просто чудо, но вот он…

Я закатываю глаза, а еще через секунду вдруг получаю шлепок деревянной палкой по заднице:

– Втянуть!

Леся пожимает плечами:

– Вот видишь…

19 глава. Устоять на ногах

– Кто из вас скажет мне, чем мы будем заниматься на уроках сценического движения? – спрашивает Максим Витальевич, опустив наконец свою деревянную палку и встав с ленивым, скучающим видом перед шеренгой ребят. Сразу несколько студенток поднимают руку, покрываясь румянцем от смущения. Я мысленно хмыкаю. Видимо, правду сказал вчера Ваня: Максим Витальевич пользуется у первокурсниц особенным вниманием. А как он сам к этому относится? Этого я пока не понимаю. Мужчина медленно обводит взглядом девчонок, вызвавшихся ответить, а потом указывает концом палки на какого-то парня: – Ты! Как тебя зовут?

– Игорь, – пацан сразу подбирается, вытягиваясь по струнке.

– Игорь, сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Встань в профиль перед зеркалом, – велит ему Максим Витальевич. – Ближе, ближе подойди. Вот так. Что ты видишь?

– Ммм… – заминается парень. – Себя.

– А я вижу восемнадцатилетнего старика с выпученным животом и сгорбленными плечами. Ты занимаешься физической культурой?

– Нет…

– Оно и видно, – кивает Максим Витальевич, а я морщусь: он что, всех так будет оскорблять? Леся, словно читая мои мысли, наклоняется и шепчет:

– Это основной прием большинства мастеров по актерскому, режиссуре, сцендвижению и сценречи.

– Обосрать? – уточняю я.

– Негативно замотивировать.

– Обосрать, – повторяю я, продолжая наблюдать за своим преподавателем.

– Игорь, – снова обращается к парню Максим Витальевич. – Я хочу, чтобы ты купил ортопедический корсет для коррекции осанки и носил его полчаса в день…

– Всего? – вырывается у Игоря.

– Первые пять дней. Потом – час. Потом – полтора. И так, пока не доберешься до пяти часов в день. Я скажу тебе, когда можно будет снять.

– Ладно…

– Точно так же следует поступить тебе, – Максим Витальевич тычет палкой в одну из студенток. – Тебе, – теперь в парня. – Тебе. Тебе. И тебе. Всем все ясно? Отлично. А теперь вернемся к заданному вопросу. Итак, чем же мы будем заниматься на уроках сценического движения, Игорь?

Парень, который уже решил было, что от него отстали, снова вытягивается по струнке:

– Будем развивать свое тело, чтобы продуктивно использовать его на благо профессии.

– Сила воздействия на зрителя заложена в умении раскрепостить весь свой организм, – кивает Максим Витальевич. – Чьи это слова? – Игорь растерянно трясет головой, и мужчина подсказывает: – Это Константин Сергеевич…

– Станиславский, – неожиданно для самой себя подсказываю я несчастному товарищу громким шепотом, и строгий взгляд Максима Витальевича тут же добирается до меня. Я опускаю глаза, проклиная свою неосторожность.

– Как тебя зовут? – спрашивает мужчина, и я мысленно фыркаю: ты прекрасно знаешь, как меня зовут! – но вслух отвечаю:

– Тася.

– Это Анастасия или Таисия? – щурится Максим Витальевич.

– Таисия.

– Видимо, ты очень умная девочка, Таисия. Но разве я тебя спрашивал?

– Нет. Простите.

– И что мне делать с твоим «простите»? Я же не речь преподаю, а действие… понимаешь? Раз уж решила высказаться, ответь мне на такой вопрос: с чего первокурсники начинают свое знакомство со сценическим движением?

– С каких-то элементарных упражнений, полагаю, – отвечаю я, вдруг понимая, что совершенно его не боюсь. Что он может сделать мне? Отшлепать деревянной палко й в присутствии целой группы студентов? Офигеть как страшно!

Максим Витальевич усмехается:

– Встань перед зеркалом.

– У меня нормальная осанка, – хмыкаю я.

– Встань, я сказал.

Я послушно встаю.

– Что ты видишь?

– Себя.

– А я вижу маленькую выскочку, – возражает мужчина, вызывая у меня за спиной несколько сдержанных смешков. – Первокурсники начинают с развития баланса. Встань на правую ногу, а левую согни в колене, прижав пятку к заднице… Неплохо. А теперь закрой глаза.

Я выполняю его приказ, тут же едва не теряя равновесие и прыгая на месте, чтобы удержаться. Пытка продолжается секунд десять, потом я сдаюсь, снова вставая на обе ноги и открывая глаза.

– Можешь вернуться на место, – милостиво разрешает Максим Витальевич, а потом обращается ко всем студентам сразу: – А теперь вам нужно рассредоточиться так, чтобы между вами было не менее полутора метров. Сделаем несколько упражнений на баланс.

Пара сценического движения заканчивается, и мы торопимся в душ, а потом – на культуру речи и на обед. Во второй половине дня у нас еще две пары: актерское мастерство – наша основная дисциплина, – и теория музыки. После занятий нам выдают список индивидуальных занятий. По понедельникам, средам и пятницам у меня актерское. По вторникам – сценическая речь. По субботам – вокал. Сценическое движение – по четвергам. То есть – завтра… От мысли оказаться наедине с Максимом в зеркальном зале с балетными станками меня бросает в жар. Я почему-то совершенно забыла о том, что у нас будут индивидуальные по отдельным дисциплинам. Может, не стоило так дерзить ему сегодня?

А тут еще и Леся подливает масла в огонь:

– Непросто тебе с ним будет…

– Да ладно! – встревает Вика. – По-моему, он секси. Я бы с ним замутила. Или он тоже женат и с кучей малышни?

– Понятия не имею, – Леся пожимает плечами. – Никто ничего не знает о его личной жизни.

– Может, он гей вообще? – делает Вика смелое предположение, и я чуть не прыскаю со смеха.

– Эй! – возмущается Ваня. – Тогда его следует бояться мне, а не вам!

– Все будет отлично! – смеется Вика, а Леся добавляет:

– Уверена, он никого из нас не съест.

Блин. Я вот в этом не уверена…

20 глава. Индивидуальное

Третьего сентября с утра в расписании поставлено сразу две пары актерского мастерства, где нас отчаянно и нещадно гоняет Алина Егоровна (мы начинаем разрабатывать одиночные этюды наблюдений за людьми), а после обеда – психология и отечественная литература. На лекциях я сажусь рядом с Лесей, Вика и Ваня – прямо за нами. Кроме того, постепенно мы начинаем знакомиться с другими ребятами из нашей группы: я уже узнаю по именам и в лицо Веронику, Дашу, Леру, двух Катерин, Петю, Савву и Владимира, который наотрез отказывается быть Володей или Вовой.

– По-детски звучит, – морщит он нос, когда на последней паре мы с любопытством расспрашиваем его о столь явной нелюбви к собственному короткому имени.

– По твоей логике, наши имена тоже звучат по-детски, если это не Таисия, Виктория и Иван, – хмыкаю я задумчиво.

– А у меня вообще нет полного имени, – замечает Леся.

– Разве ты не Олеся, или Елизавета, или хотя бы Александра? – искренне удивляется Иван, принимаясь перечислять варианты. Леся смеется:

– Ого, сколько предположений! Нет, я просто Леся. Игнатова Леся Михайловна. Приятно познакомиться, – она шутливо пожимает Ване руку.

Как раз в этот момент звучит звонок, сообщающий об окончании последней, четвертой пары, и мы с ребятами, не дожидаясь, пока преподаватель даст добро, начинаем собираться.

– Что у тебя сейчас? – спрашивает Леся.

– Индивидуальное по сцендвижению, – сообщаю я обреченно. Однокурсница смотрит на меня сочувствующе:

– Надеюсь, он не будет слишком сильно до тебя докапываться.

– Посмотрим, – я пожимаю плечами и, попрощавшись с ребятами, спешу в раздевалку, чтобы там быстро переодеться из свитшота и джинсов в положенную обтягивающую черную форму. Глядя на себя в маленькое, покоцанное временем зеркало, и заплетая потуже волосы, я сразу вспоминаю зеркала в балетном зале – огромные, во всю стену, от пола до потолка, – и меня пробивает жар. Он скапливается где-то в горле, мешая спокойно дышать, стекает вниз, расползается слабостью в груди и в конце концов концентрируется внизу живота. Я тяжело выдыхаю: как поведет себя Максим… Макс… Максим Витальевич? Спросит, почему я ему не позвонила? Воспользовалась ли тем флакончиком с жидким вибратором, что он подарил мне в день рождения? Или… или сделает вид, что мы не знакомы? Да нет, это невозможно… Он уже дал понять, что узнал меня. А значит… Черт! Ладно, пора идти. Выбесить его на первом же занятии я точно не хочу.

Я стучу в дверь, изнутри раздается мрачное:

– Заходите уже! – и я несмело переступаю порог.

Он уже ждет меня в зале. Тоже в обтягивающем черном, с деревянной палкой в руках. Я нервно сглатываю и, торопливо прочистив вдруг осипший голос, здороваюсь:

– Добрый вечер, Максим… Витальевич. Это Таисия Жерменова. Я к вам на индивидуальное.

Мужчина смотрит на меня, прищурившись, а потом неожиданно кладет палку на подоконник и мгновенно смягчается в лице:

– Привет. Я забыл свое расписание в рабочем кабинете и почему-то думал, что занимаюсь сегодня с кем-то другим… Прости, замотался.

– Да ничего страшного, – киваю я, все еще не понимая, как мне следует с ним общаться. Между тем, мужчина решительно направляется в мою сторону, пересекая зал быстрыми широкими шагами, и я внутренне сжимаюсь, ожидая то ли насмешки, то ли поцелуя, то ли угроз… Но ничего такого не происходит. Вместо этого Максим Витальевич останавливается в полутора метрах от меня, выдерживая дистанцию, и спокойно спрашивает:

– Как первые дни учебы во ВГИКе?

– Неплохо, – пожимаю я плечами. – Говорят, нагрузка будет бешеная, но я этого пока не чувствую…

– Это просто первая неделя учебы, – усмехается мужчина. – Скоро вас начнут оставлять на репетиции первого этюдного показа, индивидуальных по актерскому и сцендвижению будет больше, плюс объединенные. А еще театральный сезон начался, пятого вас наверняка потащат на премьеру новой версии «Карениной». Ну и все в этом духе… Еще скоро выдадут списки фильмов, которые надо посмотреть, и книг, которые надо прочитать… И, конечно, сто пятьсот миллиардов конспектов по Станиславскому, Немировичу-Данченко, Мейерхольду, Захаве… ну, ты понимаешь. Спать будет некогда. Особенно если будет желание позаниматься еще чем-то, кроме учебы, – он подмигивает, а я снова киваю:

– Понятно.

Мужчина выдерживает паузу, а потом неожиданно заявляет:

– Если бы ты сказала мне, что поступила во ВГИК, между нами бы ничего не было. Хочу, чтобы ты знала: я не сплю со своими студентками, и уж тем более не показываю им свою… мм, темную сторону.

– Нет, что вы, Максим Витальевич! – я мотаю головой. – Я и не думала… я и не собиралась…

– А я вот думаю, – перебивает он. – И собираюсь. Уточним: если бы ты сказала тогда – ничего бы не было. Но теперь… Теперь я не могу находиться с тобой рядом и не представлять в деталях, как ты истекаешь вязкой влагой в мою ладонь… – я сглатываю и отступаю, а он продолжает: – И эти зеркала… – он вдруг обходит меня по кругу и, прежде чем я успеваю что-нибудь сообразить и предпринять, кладет большие теплые ладони мне на плечи, разворачивая лицом к зеркалу: – Что ты видишь?

– Себя, – говорю я тихо. – И вас…

– Тебя. Давай на ты. А знаешь, что вижу я, малышка?

– Что? – я смотрю ему в глаза через зеркало, пока он грудью прижимается к моим лопаткам, и задыхаюсь от этого ласкового обращения. Оно сразу рождает в моей памяти горячие воспоминания, которые обрушиваются лавиной, застилая все вокруг.

– Я вижу красивую молодую женщину, – говорит Максим. – Которая раскрыла в себе чувственность, азарт и жажду риска, а потом испугалась этого и сбежала, не перезвонив… Но вселенная снова свела нас вместе: тебе не кажется, что это знак? Как и то, что мы находимся в зале с огромными зеркалами, а ты признавалась, что это – твоя эротическая фантазия, – с этими словами он наклоняется, целуя меня сзади в шею, и я действительно наблюдаю это в зеркало, чувствуя, как слабеют ноги.