Текст книги "Если я умру…"

Глава 11

Люси снился один из тех снов, когда будто бы ты все контролируешь. Во сне наступили сумерки, и солнце клонилось к подножию гор. Каждый день начинался с рождения и заканчивался смертью. Почему же она испытывает такую грусть? Это ведь сон? И она может сделать его счастливым…

Она улыбнулась, увидев Шона, приближавшегося к ней по проселочной, усыпанной листьями дороге, но теперь солнце уже не садилось, а висело у них над головами. Ей было так тепло… Шон ее поцеловал. Она вздохнула и закрыла глаза, прижавшись к нему всем телом. Он всегда был таким горячим – ее собственное одеяло с электроподогревом.

– Люси.

Она открыла глаза и увидела, что вновь наступил закат; на этот раз солнце ушло вместе с Шоном. Небо быстро темнело. Ледяной ветер гнал мертвые листья по мерзлой земле, обжигая холодом ее обнаженные руки. Кинкейд опустила взгляд. Почему она оказалась под открытым небом в легкой блузке и без свитера?

Но это всего лишь сон, напомнила себе Люси, – она может представить себе свитер. Толстый, теплый и мягкий. И она должна найти Шона.

Женщина зажмурила глаза и обхватила себя руками; теперь на ней оказался свитер, но ветер едва не сбил ее с ног. Она твердила себе, что ей необходимо найти Рогана, пока еще не поздно. Что это значит? Поздно для чего?

Ее охватил неясный страх. Предчувствие сжало грудь, сердце мучительно забилось, и в глубинах своего сознания, куда она редко заглядывала, Люси поняла, что все хорошее должно закончиться.

– Люси! – позвал ее далекий голос.

Она открыла глаза и на мгновение подумала, что проснулась… Почему же тогда она под открытым небом? Было темно, холодный воздух застыл без движения, полная луна отбрасывала серо-голубые тени на склон горы. Деревья. Земля. Темная, бездонная дыра…

– Люси, помоги!

Это Шон!

– Где ты?

Он был глубоко в яме. Но яма оказалась туннелем. Люси вбежала в него, следуя за голосом Шона; туннель по спирали уходил вниз, все глубже и глубже. Она стала Алисой, преследующей белого кролика, только здесь не было света и надежды, а время заканчивалось. Окружавшая ее темнота имела вкус и структуру, словно в морге, плотную и осязаемую. Люси задыхалась. Она бежала, ее руки задевали влажные каменные стены, рот наполнился медным вкусом крови. Она начала падать все быстрее и быстрее, и с ее губ сорвался пронзительный вопль…

Она стояла на коленях рядом с Шоном, лежавшим на дне шахты.

– Ты в порядке, – сказала она.

Он улыбнулся, его окружал свет.

– Привет, принцесса, я знаю, что ты меня любишь.

– Откуда?

Однако он лишь улыбнулся и потянулся к ней; его блестящие голубые глаза сверкали и казались неестественно яркими. Именно такой сон Люси мечтала увидеть. Сладкий и теплый, полный любви. Она хотела потерять себя вместе с Шоном, забыть обо всем, кроме этого мгновения. Его рука коснулась ее шеи, ее волосы текли под его пальцами, губы приблизились к ее губам. Терпение Шона, его жадные и долгие поцелуи, его сильные пальцы… страх исчез, ему на смену пришло желание. Возможно, слова любви не имели значения, важны были действия. Шон показал ей то, чем она, как ей казалось, не обладала. Она никогда не думала, что способна брать… или давать.

Шум льющейся воды, подобный зимней реке, сначала был тихим, пока они целовались. Но, когда Люси расслабилась, шум усилился, стал подобен грохоту водопада. Люси разорвала поцелуй. Свет исчез, к ней вернулся страх, усилившийся в десятки раз. До нее откуда-то издалека донесся крик Шона, и, когда Кинкейд протянула руки к тому месту, где он только что был, она ощутила лишь кровь.

Вода затопила рудник, и Люси поплыла в ту сторону, откуда доносились крики Шона, ее било о камни, порезы обжигали болью. Она не могла дышать. Вода полилась ей в рот, она тонула…

…А потом снова оказалась в яме, ведущей в рудник, в туннеле, где нашла тело мертвой женщины. Так холодно. Так тихо.

– Шон, – прошептала Люси. – Где ты?

Женщина вновь лежала в нише. Люси подползла к телу и встала около него на колени. В руках трупа расцвел цветок.

Из глубин рудника донесся крик, эхом прокатившийся по каменной пещере. Люси тряхнула головой и зажмурилась, пытаясь от него избавиться.

– Люси, – прошептал Шон.

Она улыбнулась и повернулась к нему.

Шон лежал на месте мертвой женщины. Его глаза смотрели на Люси, но они ничего не видели и стали бесцветными. Он схватил ее за левую руку и положил ее себе на грудь, влажную и скользкую от крови.

– Нет, нет, нет, нет!

В другой ее руке был зажат пистолет.

Шон осторожно попытался разбудить Люси, как только понял, что ей снится кошмар. Ночной ужас, так было бы правильнее сказать – тело Люси покрывал пот, и она металась во сне.

– Люси, пожалуйста, проснись…

Роган попытался взять под контроль собственную панику; он не хотел, чтобы она увидела его таким встревоженным. Руки Кинкейд стали холодными как лед, ее трясло, она тихонько всхлипывала, и это разрывало ему сердце. Он никогда не видел, чтобы ее кошмары были такими глубокими и долгими.

Роган взял ее на руки, надеясь, что движение заставит ее проснуться.

– Люси, это Шон. Посмотри на меня! – Он встряхнул ее вялое тело.

Она напряглась и закинула голову назад, темные глаза открылись, но они остекленели и были полны боли.

Из груди Шона вырвалось рыдание, и он крепко прижал Люси к себе. Ее сердце билось так же быстро, как его собственное, словно оба только что пробежали марафон. Она обняла его за шею и прижалась лицом к груди, продолжая отчаянно дрожать.

– Я тебя держу, – сказал он. – Я тебя держу.

Шон никогда не испытывал такого страха, как в те моменты, когда не мог разбудить Люси – он понимал, как сильно она страдает, понимал, что не в силах положить конец ее мучениям. Ему хотелось кого-нибудь ударить. Люди, которые причинили Люси страдания много лет назад, мертвы. В противном случае он сам убил бы их. Стремление к насилию не было для него характерно, но он не мог рассуждать спокойно, когда Люси испытывала боль; ему отчаянно хотелось взять свои чувства под контроль. Она сказала ему, что кошмары практически исчезли через семь лет после нападения на нее, но снова вернулись, когда человека, который ее изнасиловал, нашли мертвым всего в нескольких милях от ее дома.

– Я-я-я… – Зубы девушки стучали, и она не могла произнести фразу до конца.

Шон сел на постели, поднял упавшее на пол покрывало и накинул ей на плечи.

– Ш-ш-ш, – прошептал он.

Роган был готов ее выслушать, хотя понимал, что рассказ Люси о нападении будет для него мучительным. Он приготовился, насколько это было вообще возможно.

– Ты был мертвым. – По ее лицу текли слезы.

– Что? – Значит, это не повторяющийся кошмар, который ее преследовал? Облегчение мешалось в его душе с сомнениями. Шон откашлялся. – Я здесь, с тобой, милая.

Она прижалась влажным лбом к его груди, сжимая пальцами футболку.

– Ты мне нужен. – Голос Люси дрожал от переполнявших ее эмоций.

Шон принялся укачивать ее. Он ненавидел себя за то, что ему стало легче, когда выяснилось, что кошмар Люси не связан с давнишним нападением. Но затем Роган отбросил свой гнев. Потому что только это имело значение – она, он, они. Хотя Люси отнеслась к его падению в шахту вполне профессионально, он знал, что она тревожилась не только о его травмах. То, что у нее появилась возможность что-то делать, помогло ей справиться со страхом его потерять, но во сне ее защита не сработала. Все барьеры исчезли.

– И я нуждаюсь в тебе, принцесса.

Она покачала головой:

– Но с тобой все иначе.

– Нет, мы ничем не отличаемся друг от друга. – Роган поцеловал ее в макушку. – Я люблю тебя, Люси. – Она с трудом подавила рыдание, и он сильнее прижал ее к груди. – Тебя не должны пугать мои чувства.

– Не твои, а мои.

– Я знаю.

Она не могла признать, что любит Шона, не хотела в нем нуждаться. Он знал, что должно пройти время, прежде чем она с этим смирится. Роган никогда не отличался терпением, пока не встретил Люси. Она привыкла быть одна, защищать свое сердце, разум и тело. А он методично старался обойти все ее барьеры, потому что ему было необходимо, чтобы она их убрала, – по крайней мере, в тех случаях, когда оставалась с ним наедине.

– Но как? Почему ты всегда всё знаешь?

Он пожал плечами и поцеловал ее.

– Просто знаю. Я знаю, что вчера ты была напугана, когда я оказался на дне шахты. Я знаю, что ты хотела скрыть свой страх перед моей возможной смертью. А когда ты нашла тело женщины, подумала о том, что могло произойти, если б вам не удалось меня отыскать. И что я мог бы там умереть.

– Не надо… – Она с трудом сдержала рыдание.

Люси не хотела об этом думать, но риторический вопрос Шона заставил ее представить пулю в его груди, как в том кошмаре, от которого она все еще не полностью пришла в себя.

– Люси, ты самая сильная женщина из всех, кого я знаю, – сказал Шон.

Но она не чувствовала себя сильной, в особенности сейчас.

– Меня напугало вовсе не мертвое тело. – Кинкейд попыталась найти слова, которые не выставили бы ее ребенком. – Я убила тебя, Шон. Во сне я держала в руке пистолет.

Люси убила двух человек, но именно первое убийство, когда она прикончила одного из напавших на нее семь лет назад, заставляло ее постоянно возвращаться к тому эпизоду и спрашивать себя, правильно ли она поступила.

Люси хладнокровно застрелила Адама Скотта, вогнав шесть пуль в его грудь. И не жалела об этом ни секунды. Ее ужасало именно отсутствие чувства вины – ни малейшего раскаяния или сомнения. Люси знала, что сделала бы это еще раз, если б время обратилось вспять. Месть? Правосудие? Или отсутствие угрызений совести, близкое к социопатии? Что, если она пересекла черту, отделяющую хороших людей от плохих? И как почувствовать разницу?

На что она способна? Как далеко ее может завести стремление к правосудию?

Она не стала возражать, когда ФБР вынесло вердикт: убийство в целях самозащиты в состоянии чрезвычайного эмоционального потрясения. Скотт показал ее изнасилование в прямом эфире по Интернету, и тысячи извращенцев наблюдали за ними, полагая, что Люси согласилась сыграть роль жертвы. Она никогда не забудет той лжи, которую не попыталась исправить.

Мисс Кинкейд была уверена, что Скотт убил ее брата, доктора Диллона Кинкейда, перед тем как она вошла в квартиру доктора Кинкейда и увидела там Скотта.

Скотт не направлял пистолета в ее сторону. Люси знала, что Диллону ничего не угрожает; она его видела. Она взяла пистолет отца с единственной целью – убить Адама Скотта.

Люси пришлось говорить с психоаналитиком об изнасиловании и убийстве. Она сыграла роль стойкой жертвы. Но до сих пор не знала, какая часть этого была правдой, а какая – обманом. Может быть, обманом было все. Наконец она сказала родителям, что больше не станет говорить об изнасиловании с психиатрами или священниками. Она устала ходить по натянутому канату; ее положение было невыносимым, пока она не перебралась на другой край страны, чтобы поступить в Джорджтаунский университет.

Ей казалось, что вся ее жизнь случилась с кем-то другим, а сама она наблюдает за ней со стороны. И чем больше Люси наблюдала за собой, тем более далекими становились все ее эмоции. Ей нравилось быть сосредоточенной, спокойной и бесстрастной. Все это произошло не с нею; она была лишь сторонним наблюдателем. Она не сломалась – во всяком случае, тогда, и не хотела, чтобы это случилось сейчас. Переезд в округ Колумбия дал ей возможность отстраниться от собственных мыслей и уязвимости. До настоящего момента.

Все эти сложные и странные чувства, связанные с Шоном, были опасны. После того как она семь лет держала свои эмоции под замком, теперь она перестала контролировать ситуацию. А вдруг судьба заставит ее платить по счетам? Оправданным было убийство или нет, объяснимым или нет, но она прикончила Адама Скотта преднамеренно и расчетливо. И не будет ли безумной вселенской шуткой то, что она убьет единственного человека, который легко сумел открыть замок, охранявший ее мысли, чувства и душевное равновесие?

– Люси?

Шон осторожно коснулся ее влажного лица, словно она была для него бесценна.

Скажи, что ты его любишь. Скажи.

Люси его поцеловала.

– Ты мне нужна.

Она ненавидела себя за то, что не могла произнести столь нужные ему слова. Она хотела, но страх заставлял ее молчать. Шон мечтал их услышать, и его обижало их отсутствие, хотя он никогда бы не сказал ей об этом. Она все увидела прежде, чем он успел скрыть разочарование.

Но Люси боялась, что, если она произнесет эти слова вслух, может исчезнуть нечто невероятно ценное и особенное, так крепко их связывавшее.

– Я здесь, принцесса. – Он осторожно погладил ее щеку и нежно поцеловал в губы.

От таких поцелуев она таяла, сейчас могла растаять совсем, а до этого доводить нельзя.

Ты все усложняешь.

Люси выключила внутренний голос, который постоянно вставал на сторону Шона. Она хотела контролировать ситуацию. Она не могла сдаться, а любовь – это полное отсутствие контроля, жертвы и сердечная боль, шанс потеряться в другом человеке. И если она сможет еще некоторое время удерживать барьеры, то поймет, что все это означает, к чему ведет и как ей выжить.

Люси оседлала Шона, приподняла рубашку, чтобы погреть холодные ладони о его горячую грудь, а потом поцеловала его так, что не могло возникнуть никаких сомнений – она хотела заняться любовью. Больше не нужно разговоров о ее или его чувствах, не нужно ни о чем думать. Она может раствориться в этом моменте, в котором и заключена страсть – мгновения времени.

Ей было необходимо исчезнуть, перестать думать.

Шону хотелось насладиться Люси, показать, что он нуждается в ней не меньше, чем она в нем – возможно, даже больше. Он был самоуверенным и любил развлечения; если требовалось, мог позволить себе обойти закон, но в своем сердце он ждал такую женщину, как Люси, чтобы та придала цель и смысл его непредсказуемой жизни. Она делала его совершенным, и он хотел, чтобы эта женщина знала, как много для него значит.

Но она не дала ему времени на размышления, а потом он сам не захотел останавливаться, когда понял, что Люси отчаянно его желает. Он нуждался в таких проявлениях с ее стороны, в ее вере и страсти, потому что только в такие моменты она полностью отдавала ему себя, доверяла свое тело и подчинялась невысказанной тяге к любви без всяких условий.

В глубине его сознания зазвонили предупреждающие колокола – с Люси происходило что-то важное; возможно, пришло время надавить на нее посильнее и заставить рассказать, что прячется в ее красивой головке. Но когда Шон открыл рот, чтобы заговорить, она начала еще один поцелуй, жаркий и бесконечный. Да он и сам не хотел останавливаться. Руки женщины массировали его грудь, пальцы сжимали мышцы так сильно, что он почти испытывал боль. Люси двигалась не переставая; ее руки, рот, длинные ноги прижимались к внешней части его бедер, а когда она села на него, возбуждение Шона стало полным.

Его руки проникли под ее длинную футболку, задравшуюся и открывшую бедра, прикоснулись к изящным изгибам спортивного тела. Шону нравилось, что она была одновременно мягкой и твердой, с сильными мышцами, но гладкой и тонкой кожей. Его большие пальцы коснулись ее сосков и слегка надавили на них, и из груди Люси вырвался глухой стон удовольствия.

Роган смотрел, как Люси снимает футболку: шрамы, пересекавшие ее грудь, все еще вызывали у него гнев, но он никогда его не показывал. Она закроется, отсечет его, начнет тревожиться… Сейчас ему хотелось только одного: показать ей, что она безупречна.

Роган прижался лицом к ее грудям и начал целовать, наслаждаясь их тяжестью. Женщина наклонилась над ним, и он даже не заметил, как она стянула с него трусы, и теперь те болтались где-то в районе лодыжек. Люси всем телом прижалась к нему, и он крепко ее обнял, но она высвободилась и снова села. Затем коснулась его члена, и он застонал.

– Люси…

Его голос стал хриплым. Шон хотел попросить ее подождать, помедлить, позволить насладиться ее телом, но было уже слишком поздно. Она начала двигать бедрами, пока он не вошел в нее, и Люси тут же овладела ситуацией.

Шон схватил ее и прижал к себе, пытаясь вернуть контроль. Но это стало безнадежным предприятием, Люси уже нельзя было заставить сохранять неподвижность. Она схватила его за руки и прижала к постели, получив точку опору. Затем обхватила его коленями и сама выбрала темп. Ее спина выгнулась, и он смотрел на нее, пораженный тем, какой красивой и сексуальной, невинной и в то же время распутной она выглядела. Люси откинула назад голову, и Рогану захотелось целовать ее длинную изящную шею, но он не мог потянуться вперед, не прерывая темпа их движений. Глаза женщины оставались закрытыми, кожа покраснела и стала влажной, рот приоткрылся. Она облизнула губы – не собираясь увеличивать его возбуждение; ей и в голову не приходило, какое действие это на него окажет, – и Шон еще сильнее ее захотел.

Разум Люси перестал работать. Никаких мыслей; лишь физические ощущения, затопившие ее, заставившие замолчать внутренний голос и прогнавшие все страхи. Шон находился в ней, его руки сжимали ее ладони, мышцы сокращались и расслаблялись все сильнее, приближая ее к краю, который она должна была вот-вот перейти. Очень быстро, почти без прелюдии, но сейчас Люси ее не хотела. Она постоянно узнавала новое о теле Шона и о своем, находила способы воздействия на них. Взрыв становился все более чарующим – наркотик, которым она наслаждалась больше, чем когда-либо прежде.

– Поцелуй меня, – хрипло сказал Шон.

Люси наклонилась вперед, слегка переместившись; он застонал, выпустил одну ее руку, прижался губами к ее губам, а его язык начал имитировать движения члена; он проникал в нее все глубже, и ее тело содрогнулось – его оргазм воспламенил Люси, подняв на вершину наслаждения. Шон с трудом сдержал крик и прижал ее к себе – все его мышцы напряглись.

– Господи, Люси, – пробормотал Роган, и она почувствовала, как он содрогнулся в последний раз.

Влажное тело Люси опустилось на Шона, горячее, расслабленное и удовлетворенное. Она вздохнула, ее разум все еще оставался пустым, а тело медленно расслаблялось. Быстро бьющееся сердце Шона производило на нее успокаивающее действие. Она могла бы вечно лежать с ним рядом.

Роган почувствовал, что Люси засыпает, повернулся, и она оказалась на боку.

– Это было хорошо, – пробормотала она.

– Всего лишь хорошо? – прошептал он, пытаясь накрыть ее одеялом, хотя она отказывалась даже пошевелиться.

Роган с некоторым трудом сумел вернуть одеяло на постель и накрыть себя и ее. Ему сразу стало жарко, но он знал, что Люси скоро начнет замерзать.

– Очень хорошо? – Ее глаза оставались закрытыми, но на губах появилась полуулыбка. Он поцеловал ее. – Идеально?

– Милая, все произошло слишком быстро, чтобы быть идеальным.

– Так даже лучше.

– Почему?

– Нет времени на размышления.

Люси уже давно заснула, а Шон думал о ее последних словах: что она имела в виду и понимала ли, что сказала мгновение назад?

Глава 12

Кинкейд сама не знала, что рассчитывала найти на руднике, когда они с Шоном спустились в пещеру утром пятницы, но не заметила ничего необычного. И сейчас, снова оказавшись здесь, она смотрела на место, где лежала мертвая женщина, однако видела лишь скалы и грязь.

– Что я должен сделать? – спросил Роган.

Люси не хотела, чтобы Шон спускался в рудник вместе с нею. Он не до конца оправился после падения, и, хотя пытался это скрывать, женщина знала, что нога у него еще болит. Но теперь она испытывала облегчение из-за того, что не оказалась в холодной темноте одна. Казалось, глупо бояться того, чего здесь даже не было. Все равно как в доме с привидениями. Выдумки в чистом виде, плод воображения, рождающего все новые и новые невероятные страхи.

Люси указала в сторону ниши.

– Она лежала здесь.

Их дыхание белыми облачками поднималось к потолку. Хотя наверху было около плюс десяти градусов, здесь температура опустилась почти до нуля.

Зачем кому-то прятать тело на руднике?

Чтобы его сохранить.

Здесь было почти так же холодно, или даже холоднее, чем в морге. И тело будет разлагаться очень медленно, или процесс вовсе остановится.

Шон взял ее за руку.

– Делай, что считаешь нужным, – сказал он.

Люси закрыла глаза. Она хотела увидеть женщину такой, какой та была, и необычные затхлые запахи пещеры дали толчок ее памяти.

Волосы ее были поникшими и немного более темными, чем у блондинки, – возможно, из-за высокой влажности. Кожа почти не пострадала и оставалась очень бледной, следы разложения отсутствовали. В таком холодном месте тело могло находиться под землей недели или даже месяцы.

– Ее очень аккуратно положили на спину, – сказала Люси, посмотрев на Шона. – Руки сложены на груди. Темные брюки – не джинсы – и очень грязная белая блузка. И никакой куртки или свитера.

– Странно для такого климата.

Девушка кивнула.

– Цвет кожи почти не отличался от кожи трупов, хранящихся в морге, из чего следует, что ее убили в теплом месте, во всяком случае, не под открытым небом. Я не вижу причин, по которым убийца мог бы снять с нее пальто или другую одежду, если только там не было чего-то, что позволило бы установить личность.

– А как насчет обуви?

Люси вздохнула:

– Я не посмотрела.

– Ты ее видела, только не помнишь. Закрой глаза.

Кинкейд так и поступила, хотя не понимала, как это может помочь. Она не сделала осмысленных выводов относительно обуви мертвой женщины, и ей не хотелось, чтобы ее воображение призвало несуществующий образ.

Но когда Люси представила тело таким, каким его видела, она поняла: кое-что все-таки осталось в ее памяти.

– Темные и плоские. Без шнурков. Мокасины.

– Хорошо, – сказал Шон.

Кинкейд улыбнулась, довольная, что ей удалось вспомнить эту деталь.

– Прошлой ночью ты сказала, что тебя встревожили ее руки. Чем именно? – спросил Роган.

Ее руки были скрещены на груди… но кое-что еще привлекло внимание Люси.

И тут она вспомнила.

Цветок.

Люси открыла глаза.

– Раньше я этого не осознавала, но в ее сложенных на груди руках был цветок. Точнее, не в руках – цветок лежал на груди, запястье придавливало стебель. Он был маленьким, увядшим и коричневым, но больше мне ничего не удалось запомнить – меня что-то отвлекло.

– Что?

По спине Люси пробежал холодок.

– Черви. Во рту.

Шон погладил ее по спине.

– Ты мне не говорила.

– Я не хотела об этом думать.

– А ты узнала цветок?

– Он был больше похож на сорняк, весь высохший и увядший. Но одно не вызывало сомнений – кто-то положил его ей на грудь совершенно сознательно.

– Как при посещении могилы.

Люси содрогнулась. Это ничего не значило – вполне возможно, что убийца сюда не возвращался. Он мог убить ее и оставить цветок в качестве знака раскаяния… или символа какого-то отвратительного ритуала. Больше она сможет узнать только после того, как личность женщины будет установлена.

Кинкейд внимательно осмотрела все вокруг, светя фонариком, но нигде не увидела следов крови или борьбы. Из чего не следовало, что их тут не было, – просто она ничего не могла обнаружить без специальных приборов.

Однако в том месте, где покоилась голова женщины, Люси заметила несколько прядей русых волос.

– Шон!

Теперь и он их увидел.

– Тебе нужен пакет?

– Я не могу вмешиваться в расследование.

– Я не вижу ленты, ограничивающей место преступления. Или предупреждающих знаков. И где полицейские?

Верно. После разговора с помощником шерифа Уэддлом Люси поняла, что к ее показаниям никто не отнесся всерьез. Поверили они ей или нет, но Шон прав: их здесь не было, они не искали улики и не огородили место преступления.

Люси протянула Шону фонарик.

– Посвети сюда, я хочу сделать несколько фотографий.

Хотя телефон и не принимал сигнал под землей, встроенная камера с легкостью сделала несколько фотографий. Люси сфотографировала все вокруг, потом – волосы крупным планом. Она пожалела, что у нее нет цифровой камеры более высокого качества, но приходилось довольствоваться тем, что имелось в ее распоряжении.

– Здесь была ее голова, – сказала женщина.

Набравшись смелости, она более внимательно осмотрела альков, сделала еще несколько снимков, после чего переключилась на камень, на котором лежал труп. На утоптанной земле остались слабые следы, но понять, кому они принадлежали, не представлялось возможным. Серьезное полицейское расследование позволило бы сравнить следы Люси, Шона и двух спасателей. Если б хотя бы один из них не имел аналога, то они могли бы выйти на человека, унесшего тело.

– Нести мертвеца нелегко, – заметил Роган.

– Однако это решаемая задача. Этот некто был сильным или имел помощника. Тело явно не волокли по земле, в противном случае остались бы следы, даже на такой утрамбованной земле. Если предположить, что она провела здесь длительное время и окоченела…

– Тут все еще около двух градусов, а уже девять часов, – заметил Шон, взглянув на свой телефон.

– Ты сможешь отыскать кое-какие данные, когда мы вернемся?

– Конечно. Что ты хочешь узнать? Я смогу получить ответы, как только мы вернемся в пикап.

– Температура, самая высокая и самая низкая за прошлый год, – ответила Люси, наморщив лоб. – Но я не знаю, как ее экстраполировать на подземный туннель.

– Я могу написать алгоритм, но он не будет идеально точным. Холод и тепло под землей держатся дольше, тут многое зависит от температуры на поверхности. Чтобы интерпретировать такие данные, потребуется геолог, знание этого места, тип скал, а также сведения о том, что здесь раньше добывали.

– Я все запишу, если ты найдешь способ получения информации.

– На это я способен.

– Черви – важный фактор; если бы было теплее, мухи размножались бы и откладывали яйца быстрее. Черви могут превратиться в мух в течение нескольких дней. Но холод сильно замедляет все процессы. Они могут спать в течение недель или даже месяцев. Здесь слишком холодно для насекомых.

– О чем ты думаешь?

Люси не хотелось строить предположения, потому что у нее не имелось никаких точных фактов. Однако Шон любил мозговые штурмы.

– Это может показаться глупым… – начала она.

– А ты попробуй.

– При обычных температурах жизненный цикл от яйца до взрослой мухи составляет двадцать четыре дня. Тут все предельно предсказуемо. Но холодные температуры оказывают на него существенное влияние.

– Здесь слишком холодно для обычного двадцатичетырехдневного цикла?

Кинкейд кивнула.

– Если женщина была убита здесь, то мухи продолжали бы спать до повышения температуры.

– Я не видел ни одной мухи.

– Как и я. Здесь все еще слишком холодно, но они могли бы появиться в случае заметного потепления. Я не энтомолог, и все мои познания почерпнуты из давнишнего курса судебной биологии, но личинкам, которых я видела во рту женщины, было около трех дней. И они перешли бы в стадию куколки в течение следующих пяти или шести.

– Так ты думаешь, что она могла умереть три дня назад?

– Всего пять – и три дня от того момента, когда я нашла тело. И если ее убили, то не в этом месте.

– Потому что нет мух.

– Именно. Ключевым моментом является тот факт, что мухи откладывают яйца через несколько минут после смерти человека, – продолжала Люси. – Так что если б ее убили в городе, яйца были бы отложены там.

– Значит, ты считаешь, что она умерла пять дней назад?

– Возможно, но не слишком вероятно, если учесть состояние кожи.

– А яйца могли быть отложены, но личинки при этом – не вылупиться?

– Да.

– Значит, ее могли убить несколько месяцев назад, а личинки вылупились бы только после наступления весны.

– Верно.

– Но не прошлым летом, в таком случае личинки бы уже давно появились на свет.

Люси улыбнулась:

– Тебе бы следовало стать ученым.

Роган пожал плечами:

– Ну, я посещал Массачусетский технологический институт. Возможно, я не особенно старался, но какие-то базовые знания просочились в мой ленивый ум.

Люси что-то показалось странным в его тоне, она даже уловила сожаления. Интересно, что с ним произошло, если сейчас воспоминания вызывают у него такую грусть. Но прежде чем она успела задать вопрос, Шон продолжил:

– Окоченевшее тело перенести совсем не просто.

– Полностью согласна, – кивнула Люси.

Он осветил фонариком окружающее мрачное пространство, пока девушка внимательно осматривала землю.

Вчера, когда она находилась здесь с Хэммондом и Гетти, мужчины прошлись по обоим отходящим от пещеры туннелям на несколько ярдов. Она задумалась о такой возможности сейчас только из-за того, что рядом был Шон. Но Тим их предупреждал, что в туннелях возможны обрушения, ямы и множество других опасностей. К тому же Люси не имела ни малейшего представления о том, куда вели туннели или как отсюда добраться до главного входа.

Они могли пойти вдоль рельсов, но опасности, грозившие им в руднике, заставили Люси отказаться от этой идеи. И все же рельсы оставались подсказкой. Не было никаких указаний на то, что убийца поднял тело наверх по той шахте, в которую провалился Шон. А тележка исчезла. Люси не собиралась идти на безрассудный риск и бродить по смертельному лабиринту, не имея уверенности в том, что это приведет к каким-то результатам.

– Нам бы следовало попросить Тима отвести нас к входу на рудник. Убийца взял тележку, чтобы вывезти тело, значит, он не мог подняться наверх через шахту.

– Когда мы здесь закончим, – Шон посмотрел по сторонам, – возможно, нам следует пройти по туннелям…

– Нет, – прервала его Кинкейд. – Здесь слишком много неизвестных факторов. Мы пройдем несколько футов, но не более того.

– А что именно ты ищешь?

– Все, что выглядит странным. Нам следует начать с того места, где я видела тележку.

Они подошли к узкому туннелю, в котором едва хватало места для тележки. Потолок был низким, всего лишь на дюйм выше пяти футов и семи дюймов – роста Люси.

Шон присел, переместив вес на здоровую ногу.

– Смотри, на рельсах свежие царапины.

Она увидела, что на стыках исчезла ржавчина – возможно, из-за того, что тут проехали металлические колеса тележки.

– Как ты думаешь, когда это могло произойти?

– Два дня.

– А если б ты не знал, что я видела здесь тележку два дня назад?

– Я бы сказал, что этим следам не более нескольких недель. За это время ржавчина появилась бы снова. Не полностью, но царапины было бы не разглядеть.

Люси сфотографировала следы и сами рельсы.

– Хэммонд прошел вдоль рельсов футов на двадцать, – сказала она. – И ничего не обнаружил. Вероятно, туннель ведет…

Краем глаза она заметила какое-то движение. Быстро повернула голову, направила луч фонарика на землю между металлическими рельсами и сдавленно вскрикнула; внутри у нее все сжалось.

Там медленно извивалось несколько личинок, выпавших изо рта трупа и лишившихся источника энергии. Теперь у Люси появились доказательства – тело увезли по туннелю после того, как весть о его находке распространилась по городу.