Текст книги "Советско-финская война. Прорыв линии Маннергейма. 1939—1940"

Пролог

В ноябре 1939 года небо над Кремлем было холодным, серым и унылым. Люди в Москве, Ленинграде и других частях Советского Союза слегка недоумевали, но тем не менее их взволновал появившийся совсем недавно план «освобождения Финляндии». Мощь непобедимой Красной армии вскоре поможет финскому народу обрести свободу. Советские лидеры были уверены, что задача эта окажется несложной.

В ярко освещенном зале для совещаний стоял генерал К.А. Мерецков, командующий частями русских, выделенными для Финской кампании, и с улыбкой приветствовал Г.И. Кулика и Л.З. Мехлиса, заместителей народного комиссара обороны. Лишь Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов сохранял серьезность.

Совещание началось, и Кулик обратился к Воронову:

– Вы пришли вовремя. Вам известно об опасном положении в Финляндии?

Воронов кивнул.

– Вы продумали, какое количество снарядов потребуется для возможных военных операций на Карельском перешейке и к северу от Ладожского озера? Какое артиллерийское вооружение необходимо для поддержки? На что мы можем рассчитывать?

Воронов оглядел горящие энтузиазмом лица своих товарищей и уклончиво ответил:

– По моему мнению, все зависит от ситуации. Вы собираетесь обороняться или наступать? Какими силами и на каких участках? Кстати, сколько времени отводится на операцию?

Последовала небольшая пауза.

– Дней десять – двенадцать.

– Я буду рад, если все удастся решить за два или три месяца, – сказал Воронов.

Все засмеялись.

– Маршал Воронов, – сурово произнес Кулик. – Вам приказано сделать все расчеты исходя из того, что операция продлится двенадцать дней[6]6
  См.: Воронов Н.Н. На службе военной. М., 1963. С. 136–137. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных, примеч. авт.)


[Закрыть].

Глава 1
«Вам в Финляндии невозможно сохранить нейтралитет»

Холодный ветер дул над заснеженными полями и лесами Карельского перешейка. Он поднимал поземку, и летевшие с земли и деревьев льдинки покалывали подставленные ветру лица людей. Но русские солдаты, сидя вокруг костров, согреваясь щедро выдаваемой водкой и распевая песни под аккомпанемент аккордеонов и балалаек, были веселы и беззаботны. Через несколько дней они освободят Финляндию от ужасов капитализма; как только они перейдут границу и цели их станут известны, они станут героями.

Генерал Мерецков, 42-летний командующий 7-й армией, на которую возлагался главный удар, остался доволен проведенной днем проверкой. Покинув штабную машину, он подумал, что наброшенная меховая накидка, щеголевато облегавшая его зелено-коричневый китель из легкой ткани, пришлась очень кстати. Войска в летнем обмундировании, похоже, не испытывали никаких неудобств. Шинели не понадобятся, ибо кампания рассчитана всего на несколько дней.

Сотни танков стояли на обочинах дорог, ведущих в Финскую Карелию. Из-за наступивших холодов их двигатели периодически прогревали. Танки находились в полной готовности проложить путь крупным силам пехоты, когда Мерецков отдаст приказ начать движение. К сожалению, короткое светлое время суток в это время года помешает полномасштабному использованию авиации для поддержки начинающегося наступления, но базирующимся в Эстонии советским самолетам вполне хватит времени бомбардировками парализовать жизнь городов. 3 тысячи советских бомбардировщиков и истребителей нейтрализуют военно-воздушные силы Финляндии, имеющие на вооружении 162 устаревших биплана и «фоккера». К тому же за последние недели воздушная разведка проделала отличную работу. Дороги, порты, промышленные районы и укрепления были должным образом сфотографированы, несмотря на протесты финнов за нарушение их воздушного пространства. В докладах разведки указывалось, что финны имеют всего несколько устаревших легких танков и, вероятно, менее 100 противотанковых орудий небольшого калибра.

Стояла ночь 25 ноября 1939 года, и, хотя война официально не была объявлена, а фактически этого так никогда и не произойдет, оставалось ждать последнего слова для претворения в жизнь намеченных планов[7]7
  Советский Союз признает лишь возглавляемое финским марксистом Отто Куусиненом марионеточное правительство, сформированное после начала вторжения.


[Закрыть]. Ожидаемый «инцидент» должен произойти на следующий день, и четыре дня спустя непобедимые войска под командованием Мерецкова хлынут в Финляндию. Только на Карельском перешейке в переполненных казармах находилось 250 тысяч солдат. Вдоль всего 90-мильного фронта, куда ни кинь взгляд, были видны солдаты Красной армии. Здесь было сосредоточено столько войск, сколько способна отмобилизовать, включая стариков и подростков, вся Финляндия. Несмотря на то что двигающиеся в северном направлении к границе войска несли потери от холода и обморожений, генерал не предвидел настоящих трудностей в Финской кампании. Быстрая победа наверняка вызовет одобрение Сталина, Молотова и коммунистов во всем мире.

Мерецков прошел долгий путь от простого крестьянина до генерала. В мае 1917 года он, рабочий одного из московских заводов, стал секретарем РСДРП(б). В следующем году он уже стал комиссаром Красной армии. Он неуклонно поднимался по иерархической лестнице системы и к 1938 году занял пост командующего Ленинградским военным округом.

В этот важный вечер он изучал висящую на стене в его штабе карту. На всем протяжении 800-мильной советско-финской границы единственные серьезные фортификационные сооружения, которые ему придется штурмовать на линии фронта в 90 миль, находятся на Карельском перешейке между Финским заливом и Ладожским озером. Мерецков имел крайне смутные представления о мощи этой линии Маннергейма, но успешное выполнение задачи по ее прорыву представлялось ему весьма заманчивым. В прессе ее сравнивали с линией Мажино во Франции, и газеты наверняка раструбят о его победах здесь. 600-мильный фронт на всем протяжении к северу от Ладожского озера до Северного Ледовитого океана окажется практически беззащитным перед 20 мощными дивизиями, дислоцированными на этих ключевых участках.

Карельский перешеек будут упорно оборонять, но с падением второго по величине города Финляндии, Виипури (Выборг. – Ред.), намеченный русскими график завоевания окажется почти выполненным. Путь к столице, Хельсинки, будет открыт, а с ее взятием все закончится. Согласно отданным приказам, по достижении границы со Швецией следует немедленно остановиться. Нейтралитет этой страны нельзя нарушать.

Да, перешеек надо взять как можно скорее. Масса доводов свидетельствовала в пользу планов Мерецкова. При такой погоде, например, земля промерзла и затвердела, а снега пока почти не было. Реки и озера начинали замерзать, и вскоре лед на них станет достаточно прочным, чтобы выдержать советскую технику. Дороги на перешейке день ото дня становятся прочнее, да и строительство новых дорог, пока снежный покров остается тонким, не представит особого труда. Карельский перешеек считался у финнов чем-то вроде Фермопил, потому что его ширина в самой узкой части составляла всего 45 миль. Озера и болота на этой территории ограничивали пространство для маневра, а грунт в виде сплошного камня делал местность непригодной для строительства окопов и блиндажей. Танкам будет легко действовать, ибо холмов тут практически нет; замерзшие поля пшеницы и картофеля представляют собой отличное место для действий тяжелой артиллерии и бронемашин.

Генерал Мерецков и не подозревал, что так обрадовавшая его в тот вечер погода вскоре изменится и зима 1939 года в Финляндии будет одной из самых холодных с 1828 года. Его войскам предстояло окунуться в замерзший ад.

По другую сторону границы жители Финляндии готовились к зиме. В ноябре небо заволокло серыми тучами. За несколько недель низко нависшие тяжелые тучи выстудили все вокруг, и люди с нетерпением ждали снега, который белым ковром укроет землю до самой весны. Лоси и красные белки, чьи жилища располагались почти рядом с порогами домов в городах и селах, тоже готовились к долгой зиме. На севере и востоке рыси, куницы, медведи, волки и росомахи устраивались в своих берлогах и норах. Зима, с сохраняющейся отрицательной температурой, продлится до середины апреля. Долгими зимними месяцами дни будут короткими, но люди привыкли к этому. Сосновые, еловые и березовые леса скоро согнутся под тяжестью снега; 60 тысяч озер покроются толстым слоем льда; вдоль южного побережья, где бесчисленные узкие каменистые фьорды омываются водами Финского залива, лед станет твердым, как гранит.

В ноябре 1939 года наступающая зима не очень беспокоила финнов. Но их глубоко волновало то, что затевают русские. После 21 года шаткой независимости отношения с гигантским по размерам соседом ухудшились до такой степени, что переросли в войну нервов. Русских бесило, что Финляндия отвергла коммунизм и предпочла войти с другими Скандинавскими странами – Норвегией, Швецией и Данией – в созданную в Осло группу, провозгласив при этом, как и они, свой нейтралитет. Эти страны, даже перед лицом усиливающейся вокруг них подготовки к войне, были убеждены, что коллективные меры безопасности не потребуются.

Шло возрождение немецких военно-воздушных сил, и Гитлер вновь ввел призыв в армию. Вторжение Италии в Эфиопию могло быть предотвращено, будь Великобритания и Франция по-настоящему против и имей мужество применить санкции. Существовал и польский вопрос. Британский премьер-министр Невилл Чемберлен, дав гарантии помочь Польше в случае нападения на нее, но не выполнив своих обязательств в силу сложностей географического порядка, вручил России ключ к успеху в политике отношений и с Западом, и с Германией. Без содействия России Франция и Великобритания не могли оказать помощь Польше. Германия могла безнаказанно нанести удар по Польше, заручись она согласием России. К чему бы ни склонилась Россия, Финляндия не получала от этого никаких выгод.

Пакт о ненападении между Гитлером и Сталиным, заключенный в августе 1939 года, стал настолько явным предостережением, что лишь слепой не видел этого. Две страны поделят Польшу на части по своему усмотрению, что они и намеревались сделать с момента заключения Версальского мирного договора[8]8
  Договор 1919 г., завершивший Первую мировую войну. (Примеч. ред.)


[Закрыть]. Россия получит возможность «поглотить» государства Прибалтики, а Гитлер сможет беспрепятственно начать свою первую военную кампанию. Западным державам не удастся ни остановить, ни сдержать его.

Эстония, Латвия и Литва были вынуждены смириться с договорами, подготовившими их к прямой аннексии Советским Союзом; в сентябре, когда началась война между Великобританией и Германией, русские разместили в этих странах свои военно-морские и авиационные базы. Сталин, очевидно, приберегал Финляндию напоследок, так как с этой республикой могли возникнуть сложности. Не следует забывать, что между Россией и Финляндией существовал подписанный в 1934 году сроком на десять лет пакт о ненападении и он должен был действовать еше в течение пяти лет. Многие финны видели в этом договоре свое спасение, хотя осенью 1939 года Сталин и заявил во всеуслышание: «Я прекрасно понимаю, что вам в Финляндии хочется сохранить нейтралитет, но могу заверить вас, что это невозможно. Великие державы просто не позволят этого».

Тревогу финнов вызывали и непрекращающиеся оскорбительные радиопередачи, газетные статьи и речи. Менее чем в 200 милях к востоку от Хельсинки первый секретарь Ленинградского обкома КПСС А.А. Жданов публично успокаивал своих «взволнованных» слушателей: «Мы, ленинградцы, сидим у окон и смотрим на мир. Прямо вокруг нас расположены малые страны, которые мечтают о великих приключениях или позволяют искателям великих приключений строить тайные планы внутри своих границ. Мы не боимся этих малых стран.

Возможно, нам придется пошире распахнуть наши окна… призвать Красную армию защитить нашу страну…»

Примерно в это же время финны стали слышать радиопередачи «московской Тилту», финской коммунистки, бежавшей в Россию после поражения красных в Гражданской войне 1918 года. Ее программы транслировались круглосуточно и состояли из новостей, печатаемых в «Правде» и «Известиях», а также отредактированных «пикантных» слухов из Кремля. Если она не говорила, то звучали записи старинных народных песен «Калинка», «Березонька», «Эй, ухнем» в исполнении Ансамбля песни и пляски Красной армии, а для разнообразия отрывки из произведений Брамса и Баха. Музыка финнам нравилась, но их бесило, когда Тилту прерывала их любимые произведения «дружественными» сообщениями. Обычно Тилту говорила о «поджигателях войны из банды Таннера – Маннергейма», имея в виду министра финансов Финляндии Вяйнё Таннера (ставшего впоследствии министром иностранных дел) и маршала Маннергейма. Среди эпитетов, адресованных премьер-министру Финляндии А.К. Кайяндеру, были: «паяц», «каркающий петух», «извивающаяся подколодная змея», «марионетка» и «слабосильный хищный зверек без острых зубов, но с отменной хитростью». Кайяндера обвиняли в том, что он «стоит на голове», «перевирает факты», «размазывает крокодиловы слезы по грязному лицу» и «льет омерзительные слезы паяца, изображающего крокодила». Финны считали подобные злобные нападки на своего премьер-министра отвратительными и тревожными, но типичными. Еще большую тревогу вызвала редакционная статья в «Правде» от 3 ноября, где говорилось: «Мы пойдем своим путем, куда бы он ни привел. Мы позаботимся, чтобы Советский Союз и его границы были защищены, преодолеем любые препятствия ради достижения своей цели».

Фактически переговоры между двумя странами начались 14 апреля 1938 года, когда к тогдашнему министру иностранных дел Финляндии Рудольфу Холсти с неофициальной просьбой о встрече обратился второй секретарь советского представительства в Хельсинки Борис Ярцев. Ярцев уже несколько лет находился в Хельсинки и обзавелся значительным кругом знакомств. В случае необходимости он становился довольно приятным собеседником, и, поскольку не занимал высокого поста, с ним было легко обсуждать самые разные вопросы. Ярцев являлся агентом ГПУ, советской тайной полиции, он и его жена, представляющая советское туристическое агентство, необычайно хорошо чувствовали себя в различных слоях хельсинкского общества, в особенности среди крайне левых. Тем не менее Холсти был удивлен, что звонок с официальной просьбой о встрече исходит от второго секретаря, а не от советского посла.

На состоявшейся в обстановке секретности встрече между этими двумя людьми Ярцев пояснил, что две недели назад в Москве получил полномочия обсудить вопрос улучшения отношений между Советским Союзом и Финляндией. Далее он особо подчеркнул, что, хотя в СССР уважают независимость Финляндии, руководители в Москве убеждены: Германия вынашивает планы нападения на Советский Союз. Если Германия начнет нападение с территории Финляндии, это вызовет крайне негативную реакцию Советского Союза. Как позднее вспоминал в своих мемуарах Вяйнё Таннер, Ярцев дал понять, что в этом случае Россия введет свои войска в глубь Финляндии и главное сражение, скорее всего, произойдет на финской территории.

– Если же сейчас, – заявил Ярцев, – Финляндия выступит против германской армии, Россия окажет вашей стране всестороннюю экономическую и военную помощь.

Холсти вежливо объяснил, что не уполномочен принимать решений по данному вопросу без получения инструкций от своего правительства. Затем он спросил:

– Пошлет ли Россия войска против Финляндии, если Германия нападет на нашу страну?

– Да, если Финляндия не станет сражаться вместе с Россией.

Прошло два месяца, переговоры Холсти с Ярцевым не дали результатов. Позднее стало известно, что представитель России, вопреки требуемой секретности, обсуждал тот же вопрос с другими занимающими ключевые должности в Хельсинки людьми, в том числе с генералом Аарне Сихво и госпожой Хеллой Вуолийоки, известной своими левыми взглядами. Он также несколько раз встречался с премьер-министром Кайяндером и обсуждал действия Германии в отношении Финляндии и России. В конце концов финское правительство отправило Советскому Союзу письменную ноту. Позиция Финляндии состояла в том, что она не даст разрешения на размещение иностранных войск на своей территории и она верит, что Советский Союз будет уважать ее суверенитет и независимость.

Россия ответила на финскую ноту предложением. Москва заявила, что если Финляндия согласится на заключение военного соглашения с Россией, то СССР удовлетворит письменное обещание Финляндии противостоять любому нападению иностранного государства. Подвох здесь, конечно, заключался в том, что в случае нападения на нее Финляндия должна будет принять помощь России.

Москва также хотела усиления военной мощи Аландских островов для защиты Финляндии и Ленинграда. Участие России в этом процессе будет заключаться в поставках оружия и осуществлении наблюдения за укреплением Аландов. Далее Москва просила разрешения Финляндии на строительство военно-воздушных и военно-морских баз в Суурсаари, всего в 70 милях к востоку от Хельсинки.

Ответом финского правительства на эти предложения стало твердое «нет». Это являлось прямым посягательством на политику нейтралитета Финляндии, соблюдать который она обязалась вместе с другими Скандинавскими странами.

После этого отказа советские газеты с новой силой возобновили нападки на финнов. «Московская Тилту» находила еще более оскорбительные фразы, вставляя их в промежутках между выступлениями ансамбля Красной армии и Лондонского филармонического оркестра. В этот период пост Максима Литвинова занял Вячеслав Молотов, с которым отныне пришлось иметь дело финским дипломатам. Именно Молотов пригласил представителей Финляндии в Кремль для возобновления переговоров по «конкретным политическим вопросам».

Юхо Кусти Паасикиви, занимавший в тот момент пост посла Финляндии в Стокгольме, был выбран в качестве главы направляемой в Москву делегации. Это стало мудрым решением, ибо Паасикиви, которому тогда было почти 70 лет, являлся весьма искушенным политиком. Мало кто в Финляндии так хорошо, как он, знал Россию и русских, он учился в Санкт-Петербурге и в 1920 году принимал участие в переговорах о заключении Тартуского договора. На его объективное отношение к Советскому Союзу не влияли ни симпатии, ни ненависть к коммунизму. Он твердо верил, что интересы России в Финляндии являются чисто стратегическими, а не экономическими или идеологическими. Эту яркую личность отличала непоколебимая твердость, и можно было рассчитывать, что Паасикиви будет пользоваться уважением и финнов, и русских. В бесконечных утомительных переездах в поезде из Хельсинки в Москву и обратно его сопровождали Йохан Нюкопп и полковник Аладар Паасонен.

Данные Паасикиви инструкции оставляли ему мало возможностей для маневра. Он не мог отдать в аренду так пришедшийся по сердцу русским Суусаари, но мог предложить три небольших острова в обмен на кусок Карелии. Он не имел права подписывать никаких пактов о взаимопомощи и должен был настаивать на праве Финляндии укрепить Аландские острова. Дополнительно он должен был сообщить, что любая концессия должна быть ратифицирована финским правительством, большинством в пять шестых.

На встрече с финской делегацией в Кремле 12 октября 1939 года присутствовал лично Сталин, а также яйцеголовый Молотов в своих очках, его помощник, носивший знаменитую в русской истории фамилию Потемкин, и посол в Хельсинки Деревянский, о котором весьма презрительно отзывался Ярцев. Встреча со столь выдающимися личностями была назначена на 17 часов. Журналист-дипломат Макс Якобсон позднее отмечал в своем отчете об этих встречах: «В постоянно существующей российско-финской повестке дня есть только один вопрос: как примирить упорное стремление финнов к независимости с амбициями России как великой державы».

Сталин начал обсуждение с различных территориальных требований. Он особо настаивал на Ханко, полуострове к западу от Хельсинки, который он требовал отдать в аренду на 30 лет для размещения там военной и военно-морской баз. Он также требовал уступить несколько островов в Финском заливе и отодвинуть границу еще на 5–6 миль к западу от Ленинграда.

Сталин повторил и свои требования в отношении российско-финской границы на Карельском перешейке. В обмен на финскую территорию Россия уступит участок территории в Восточной Карелии, в два раза превышающий по размерам теряемые Финляндией земли. «Мы просим 2700 квадратных километров, – сказал в заключение Сталин, – а взамен предлагаем вам 5500. Сделала бы что-нибудь подобное другая великая держава? Нет. Только мы такие глупые».

Встреча завершилась после принятия Паасикиви решения о возвращении в Хельсинки для консультаций со своим правительством. Русские снова встретились с финской делегацией в тот же вечер в 21.30 для передачи письменного меморандума со своими предложениями.

В ответ на эти требования Финляндия заявила, что не может подписать пакт о военной взаимопомощи ни с одной из стран, в том числе и с Россией. Кроме того, Паасикиви сообщил Сталину, что не уполномочен обсуждать подобные вопросы без консультаций со своим правительством.

Двумя днями позже состоялась еще одна встреча, на которой Паасикиви представил свои контрпредложения, но Сталина они не заинтересовали. Русские вновь настаивали на том, что российско-финская граница проходит слишком близко от Ленинграда и что она должна находиться на расстоянии 45 миль, а не 20, как сейчас.

– Предлагаемая вашим военным командованием граница совершенно невозможна из экономических соображений, – сказал Паасикиви.

Сталин ответил:

– Солдаты никогда не мыслят подобными категориями. Вход в Финский залив должен быть перекрыт с целью предотвращения проникновения в него любой страны. Именно поэтому различные острова и военные базы на Ханко включены в наши предложения.

Паасикиви спросил:

– Кто собирается нападать на Россию?

– Возможно, это будет Германия или Англия. – Затем советский лидер упомянул пакт о ненападении. – Сейчас мы находимся в хороших отношениях с Германией, но в этом мире все может измениться.

Финны вторично отправились в Москву, прибыв туда 23 октября; на этот раз в состав делегации был включен Вяйнё Таннер, вскоре ставший министром иностранных дел. В Кремле повторилось примерно то же самое, что и раньше. О размещении советской военной базы на Ханко не могло быть и речи, ибо это противоречило политике нейтралитета Финляндии. Участники переговоров также заявили официальный протест о нарушении советскими военными самолетами воздушного пространства своей страны, но Сталин и Молотов оставили это без внимания. По прошествии двух часов не давшая никаких результатов встреча закончилась. Позднее Таннер в своих мемуарах вспоминал эту сцену. Молотов выглядел осунувшимся и был встревожен и удивлен смелостью финнов.

– Вы пытаетесь спровоцировать конфликт? – спросил он Паасикиви.

– Мы не хотим его, но вы, похоже, стремитесь именно к этому, – ответил пожилой дипломат.

Таннер вспоминает, как Сталин улыбался одними губами, но глаза его оставались серьезными. Вести подобную игру было нелегко.

Участники переговоров поехали в представительство Финляндии, рассчитывая на следующий день вернуться в Финляндию. Тем же вечером звонок секретаря Молотова вызвал участников переговоров на новую встречу в Кремль к 10.30. Опять пришлось видеть пепельно-серые лица русских, которые находились на работе день и ночь, но обычно работали с полной отдачей в предрассветные часы и редко видели солнце и дневной свет.

– Вот наш ультиматум, – заявил Таннер.

Сталин и Молотов возобновили дискуссию так, словно она и не прекращалась.

– Относительно наших сил на Ханко: мы можем сократить их до 4 тысяч человек, – сказал Молотов.

– Но мы не можем изменить границу на Карельском перешейке, – парировал Паасикиви. – Тем не менее мы передадим данные вопросы на рассмотрение нашему правительству.

Паасикиви и Таннер вернулись в представительство Финляндии для составления телеграммы в Хельсинки с просьбой о дальнейших инструкциях.

Когда второе обсуждение закончилось без всяких перспектив на достижение согласия, Паасикиви заметил своему коллеге: «Какая польза от нейтралитета и скандинавской ориентации? Наше географическое положение связывает нас с Россией. Сейчас мы должны выбирать между войной, которая может превратить Финляндию в большевистское государство, или смириться с жизнью внутри советской сферы влияния, что, возможно, позволит сохранить нашу независимость, как это уже было в XIX веке».

Со своей стороны, Таннер обратился с письмом к премьер-министру Швеции П.А. Ханссону, который был его старым другом и, как и он, членом социал-демократической партии. В письме он просил Ханссона твердо решить, сможет ли Финляндия рассчитывать на военную помощь Стокгольма. Он отмечал, что Ханко является камнем преткновения, но о компромиссе не может быть и речи; в концессии должно быть отказано. Ответ Ханссона не заставил себя ждать: «В своих расчетах вам не следует надеяться на шведскую интервенцию, ибо она приведет к расколу кабинета министров. Лично я хотел бы сделать намного больше, но мне приходится иметь дело с народом, который крайне щепетильно относится к сохранению мира».

Тем временем русские теряли терпение. Они считали, что проявили должное уважение к национальной гордости финнов, но вскоре придет время прибегнуть к военным действиям. В конце октября, когда финская делегация готовилась к своей третьей, и последней, поездке в Москву, Молотов в своем выступлении перед Верховным Советом сообщил о полном наборе требований России; его речь публиковалась в прессе по всему миру. «От кого Финляндия надеется получить помощь? – спросил депутат от Ленинграда. – У Польши тоже была гарантия».

Компромисс для России без потери престижа стал невозможен, и финны всерьез подумывали об отмене поездки. Тщательно все взвесив, они решили продолжать в надежде найти приемлемое решение.

Как и ожидалось, состоявшаяся 3 ноября встреча закончилась ничем, и, когда ее участники расходились, Молотов сказал:

– Мы, гражданские, похоже, больше ничего не можем сделать. Теперь все зависит от военных. Пришла их очередь сказать свое слово.

На следующий день членов финской делегации телефонным звонком вызвали в Кремль к 18.00. На встрече Сталин заявил:

– Советское правительство – единственное правительство, способное терпеть независимую Финляндию. Ни царское правительство, ни правительство Керенского не стало бы ее терпеть. Но советское правительство требует, чтобы границы государства были защищены. По этой причине проблема Финского залива является важной. Советское правительство не откажется от мысли о Ханко.

– С юридической точки зрения Финляндия может считать Ханко концессией, сдачей в аренду, обменом… как ей будет угодно, – добавил Молотов.

– Боюсь, мы не сможем отказаться от Ханко ни при каких обстоятельствах, – заявил Паасикиви.

Вскоре финны были удивлены, услышав от русских новые требования в отношении ряда островов в заливе к востоку от Ханко. Указав на карте несколько островов, Сталин спросил:

– Они вам нужны?

Опешивший Паасикиви ответил:

– Это совершенно новая проблема, и нам потребуются инструкции из Хельсинки.

Дискуссия продолжалась еще какое-то время. По ее окончании финны заявили:

– В своих предложениях мы пошли настолько далеко, насколько могли. Когда на карту поставлены основополагающие принципы, мы знаем, каким курсом нам двигаться[9]9
  В Белой книге министерства иностранных дел был произведен сравнительный анализ, к чему могли бы привести подобные требования в отношении принадлежащих Великобритании островов. Англией были бы потеряны остров Уайт и ряд островов в Ла-Манше. Порт Саутгемптон, Оркнейские и Шетландские острова были бы укреплены противником, а сухопутная граница оказалась бы отодвинутой вглубь на 50 километров от Норфолка, что повлекло бы за собой уничтожение большинства укреплений Великобритании.


[Закрыть].

Тем не менее встреча закончилась вполне дружелюбно. Сталин воскликнул: «Всего хорошего», а Молотов произнес: «Au revoir»[10]10
  Vaino Tanner. Olin Ulkoministerina Talvisodan Aikana. Helsinki: Tammi, 1951. (Пер. авт.)


[Закрыть].

Финны задержались в российской столице до 13 ноября и затем вернулись домой. Их встречали в атмосфере небывалого оптимизма и уверенности в том, что, пока переговоры продолжаются, существующие между двумя странами проблемы могут быть решены. Покинувшие из опасений Хельсинки жители стали возвращаться обратно. Министр иностранных дел Эльяс Эркко был убежден, что русские перед лицом мирового общественного мнения и благодаря упорству финнов пойдут на попятную[11]11
  Эркко был назначен на пост министра иностранных дел в декабре 1938 г.


[Закрыть]. Многие занимающие ответственные посты лица внутри страны и за границей всерьез придерживались мнения о мирных намерениях русских.

Тем временем в Карелии генерал Мерецков тщательно придерживался составленного графика. Совсем скоро он получит ожидаемое им сообщение.

Днем в воскресенье 26 ноября 1939 года находящиеся на своих постах финские пограничники занимались тем, чем обычно занимаются люди, ожидающие, что что-то должно произойти. Они играли в карты, пили кофе, слушали радио, чистили и смазывали оружие. Они думали о своих семьях, женах, детях, о своих любимых, и все говорили о предстоящих сражениях. Какими они будут? Никто не мог себе представить полномасштабного удара русских, и все сходились на том, что всю тяжесть первого удара придется выдержать пограничникам.

Кое-кто из молодых солдат поговаривал, что уж лучше бы скорее все начиналось, потому что ожидание хуже любых предстоящих им сражений. «Русский есть русский, даже если его пожарить на масле», – насмехались они. Солдаты постарше говорили: «Поживем – увидим».

На майнильской заставе на Карельском перешейке Матти Йокеля патрулировал участок, прилегающий к мосту. В этот воскресный день смена запаздывала. Они наверняка попивают кофе вместе с другими солдатами в бревенчатой избе в нескольких сотнях ярдов от него, решил он. А может быть, режутся в покер, снимая тем самым напряжение от надоевших наблюдений за действиями русских по другую сторону границы.

Йокеля повернулся и побрел к узкому обветшавшему каменному мосту через реку Раяйоки, разделяющую городок Майнила с российской стороны и Яппиля с финской. В этом месте ширина реки едва превышла 12 футов, но значительно увеличивалась дальше по течению вдоль границы. За мостом дорога шла вверх по холму к Майниле и зданиям русской заставы. Йокеля понятия не имел, какое там у них имеется вооружение, но с финской стороны на границе разрешалось держать лишь пехоту с легким вооружением.

Внезапно тишину дня разорвал звук пушечного выстрела. Йокеля повернулся и, внимательно вслушиваясь, стал наблюдать за русской стороной. Раздался еще один выстрел, и финн решил, что русские, вероятно, практикуются в стрельбе по мишеням. Громыхнул новый выстрел. За ним еще и еще…

Когда все стихло, Йокеля, четко выполняя предписания, внес запись о своих наблюдениях в журнал. Затем, просто желая убедиться в верности своих записей, он прочертил линии на карте от трех разных наблюдательных постов на финской стороне и тем самым установил, что выстрелы были произведены из точек, находящихся на удалении мили с четвертью к юго-востоку от мест разрывов снарядов.

В Москве посол Финляндии Ирье-Коскинен был вызван в Кремль, где ему заявили, что финны открыли артиллерийский огонь по советской пограничной заставе в Майниле, убив четырех и ранив девять человек. Ирье-Коскинен предложил провести расследование в соответствии с давно принятой обеими государствами процедурой, но это оказалось бесполезным. Москва собственноручно позаботилась о casus belli (повод к войне). На следующий день Молотов заявил финскому послу, что его правительство больше не считает себя связанным договором о ненападении, и в конце месяца русские развернули крупномасштабные военные действия превосходящими силами на земле, в воздухе и на море. Теперь всем стало ясно, что народу Финляндии придется вести борьбу за выживание. Создавалось такое впечатление, будто русские решили повторить германский сценарий блицкрига в Польше. Был опущен занавес в советско-финляндских переговорах, длившихся 20 месяцев с того самого момента, когда Борис Ярцев впервые обратился к Рудольфу Холсти в марте 1938 года[12]12
  Н. Хрущев в своих мемуарах «Хрущев вспоминает» приводит две версии инцидента. Согласно одной из них, Сталин у себя на квартире сказал: «Давайте начнем сегодня». Время ультиматума было уже назначено, и по его истечении Кулик был направлен проконтролировать бомбардировку финской границы. По телефону ему сообщили об орудийном обстреле.
  Согласно второй версии, «финны открыли огонь первыми, и мы были вынуждены открыть ответный огонь. Так происходит всегда, когда люди начинают войну. Существовал ритуал, который вы иногда можете видеть в операх, кто-то бросает перчатку, тем самым вызывая противника на дуэль; если перчатку поднимают, то это означает, что вызов принят. Но в наше время бывает не всегда ясно, кто начинает войну».


[Закрыть].