Текст книги "«Путешествие на Запад» китайской женщины, или Феминизм в Китае"

Экстрарелигиозная деятельность миссионеров

Кажется более достоверным, что идеи протофеминизма (если можно так сказать) стали проникать в Китай извне и проникать вместе со словом божиим – их несли миссионеры в своих проповедях, а главное – в своих деяниях[173]173
  Такой же точки зрения придерживаются и исследовательницы феминизма в Южной Корее, утверждающие, что первые попытки раскрепощения женщин были предприняты в 1880-х годах христианскими миссионерами, которые пропагандировали идеи равенства человека и большую роль отводили образованию женщин (Ли Сан Юн. Рассказ в творчестве современных писательниц Республики Корея. Дис. на соиск. учён. степ. канд. филол. наук, специальность 10.01.03. Ин-т востоковедения РАН. М., 2008. С. 9).
  В настоящее время экстрарелигиозная (то есть выходящая за рамки теории и практики распространения слова божьего) деятельность европейских миссионеров, остававшаяся ранее вне исследовательских интересов историков, приобретает всё большую актуальность. Роль европейских миссионеров во «взаимодействии», или во «встрече» культур, рассмотренная непредвзято и детально, не может быть отнесена лишь к так называемым модным темам (Балезин А.С. Европейские миссионеры и встреча культур в Африке // Новая и новейшая история. 2006, № 3. C. 222). Так, по устному сообщению на XXXV конференции «Общество и государство в Китае» Е.Ю. Стабуровой, в статье историка У Цзяньцзе («У Цзяньцзе о “новом стандарте” в изучении истории Китая нового времени», напечатанной в журнале «Лиши яньцзю», 2001, № 2), написанной по поводу выхода в свет книги «Изучение истории за сто лет», говорится о пересмотре в положительную сторону роли иностранного влияния в Китае (однако сам автор с этой концепцией историков, «пишущих в ключе “нового стандарта”», не солидаризировался). В статье Ю.И. Семёнова «Всемирная история как единый процесс развития человечества во времени и пространстве» обращается внимание на «вторую сторону колониализма»: преодоление вековой отсталости стран, бывших колоний, приобщение их к достижениям самых развитых к тому времени обществ, то есть положительно оценивается «сила и род внешнего влияния». Автор, видя в «апологетическом» «Бремени белых» Р. Киплинга «определённое рациональное зерно», не приветствует «давно ставшей модной критику европоцентризма» (см.: Философия и общество. 1997, № 1. C. 205).


[Закрыть].

Есть точка зрения, что в целом модернизация Китая неотделима от утверждения (а скорее – ознакомления с ними) христианских ценностей. Во всяком случае, протоиерей Пётр Иванов приводит ряд высказываний Сунь Ятсена, дающих право утверждать это. Например, во втором томе собрания сочинений Сунь Ятсена, изданного в 1982 году в Пекине, имеется высказывание «отца нации», сделанное в 1912 году: «Истина революции по большей части почерпнута из церкви. Установление Китайской республики совершилось не только моими силами, но и трудами церкви». В другом случае Сунь Ятсен утверждал, что «западная культура и знания, распространяемые миссионерами, в значительной степени сформировали основу для победы революции»[174]174
  Иванов П.М. (священник Пётр Иванов). Сунь Ятсен и христианство // Революция и реформы в Китае новейшего времени: поиск парадигмы развития / Ред. – сост. В.А. Козырев. М.: Гуманитарий, 2004. C. 49, 52.
  Здесь возможна некоторая параллель с развитием Японии. Ничего не могу сказать о роли христианства в этом государстве – это не входило в круг моих интересов. Но что касается японской модернизации, то Татьяна Петровна Григорьева, говоря о причинах «желания» Японии «освоить новый тип цивилизации», приводит обширную цитату из труда американского исследователя Р. Белли. «Япония, 一 писал он, 一 не обладала собственными культурными импульсами для модернизации. Если бы не вызов Запада, то модернизации в Японии не было бы», несмотря на то, что «по своей природе общество Эдо было более, чем другие восточные общества, способно принять модернизацию» (цит. по: Григорьева Т.П. Японская художественная традиция. М., 1979. C. 33).


[Закрыть].

Представляется весьма убедительным мнение английского социолога Э.Р. Хьюза, что история влияния миссионеров должна рассматриваться как один из существенных факторов воздействия западной культуры на Китай[175]175
  Hughes E.R. The Invasion of China by the Western World. N.Y., 1968. P. 53. См. также: Ломанов А.В. Христианство в Китае: История культурной адаптации. М., 1999. С. 3.


[Закрыть]. История христианства в Китае не является только историей духовной и материальной экспансии Запада, но – процессом адаптации китайской культуры к вызовам западной цивилизации[176]176
  К тому же проблема весьма важна, поскольку импорт/экспорт идей, в том числе выраженных в форме религии, непосредственно влияет на восприятие данным конкретным народом других наций, добавлял автор.


[Закрыть].

Интересны в этой связи публикации «Китайского благовестника», свидетельствующего, что Юань Шикай, став президентом Китайской Республики, «воспользовался первым случаем, чтобы издать послание, поздравляющее церкви с их успехом в деле благотворительности и просвещения». И, пишет далее журнал, «дружелюбие не ограничилось только словами», поскольку «различные ограничения, мешавшие христианам в судах и при отправлении общественной службы, были быстро устранены». При установлении Республики в Китае, если «молодой человек получил западное образование и [был] христианин, [это] скорее становилось доводом в пользу принятия его на службу» (тогда как «ещё два года тому назад христиане, насколько возможно, исключались от всякого участия в общественной жизни»). Значительное число членов первого национального собрания, включая председателя палаты и его товарища, были христианами. «Республиканские деятели достаточно умны, чтобы оценить силу обращения к религиозным и нравственным чувствам Запада. Тем не менее, даже если признать, что тут ничего нет, кроме холодного расчёта, перемена… остаётся фактом». Христианство в представлении общества оказалось связано с просвещением, преобразованием, большей свободой женщин, хорошей медицинской помощью и общим прогрессом[177]177
  Китайский Благовестник. Пекин, 1913. Вып. 5. С. 9–12. Здесь и далее ссылки на данное издание позаимствованы из депонированной в ИНИОН РАН монографии Андреевой С.Г. «Российская (Православная) Духовная мисиия в Пекине и её роль в истории русско-китайских отношений (17151917 гг.)» (М., 2009).


[Закрыть].

В самом христианском учении содержались моменты, непривычные для миропонимания китайцев, тем более – китаянок. Так, в Китае, где семейная генеалогия является важным источником коллективной памяти, женщина была ограничена в отправлении важного культа предков хотя бы тем, что даже имена женских членов семейства вписывались в поминальный список в краткой форме (только фамилия – то есть имя родовое, а не индивидуальное), тогда как имена мужчин были представлены там в полном виде[178]178
  Гао Лиэнн. Власть женщин // Тайваньская панорама, 2004, № 3. C. 28.


[Закрыть]. Мужчина почитал всех своих предков-мужчин (по линии наследования) и их жён; женщина – 1–2 поколения собственных предков и всех предков мужа. Если женщина умирала незамужней, её поминальная табличка не могла стоять на семейном алтаре (в лучшем случае помещалась в отдалённом углу дома). Нередко родители девушки, умершей в девичестве, выдавали её замуж посмертно, после чего табличку с её именем переносили в дом «мужа», дети которого были обязаны почитать её как покойную мать[179]179
  URL: http://comrade-china.net.ru/index.php?lv2=139&lv3=155


[Закрыть].

В Библии можно было встретить немало идей, вступающих в противоречие с многовековой семейно-клановой структурой китайского государства. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их»[180]180
  Бытие. 1. 27.


[Закрыть]. Каждый человек прежде всего – сын Божий, и как таковой перед Богом и только перед ним ответственен. Христианство, проповедуя индивидуальные взаимоотношения человека и Бога, ставило взаимоотношения с последним значительно выше и важнее внутрисемейных отношений. В Евангелии от Матфея прочтём: «кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин меня» и только тот, «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и мать»[181]181
  Матф. 10. 37; 12. 50.
  То, что, скажем, в Послании к Колоссянам звучит привычное «Жёны, повинуйтесь мужьям своим» (Матф. 3.18), возможно, не снимало впечатление от впервые узнаваемого, отличное в котором производит обычно более яркое впечатление, чем привычное.


[Закрыть]. Включение женщины во взаимоотношения с западным Богом каким-то образом вырывало женщину из круговорота китайской жизни. Теперь она представала сама перед собой (скорее, имела шанс дойти до мысли такой) не сосудом для воспроизводства последующего поколения семьи своего мужа для служения культу предков (что, собственно, и являлось целью её существования, целью брака в традиционном Китае[182]182
  Васильев Л. С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 2001. C. 132.


[Закрыть]). Она получала право на некое автономное существование (пусть в мыслях) – существование с христианским Богом, которое не регламентировалось семейными отношениями, традиционалистскими отношениями. Культ Богоматери и место, уделяемое ей в церковном пантеоне, возможно, также могли воздействовать на миропонимание новообращённых христианок.

Конечно, преклонение перед Божьей Матерью (развитое и у православных, хотя, пожалуй, они и уступают католикам в их почитании Девы Марии) противоречило в определённой мере реальному положению дел: традиции и обычаи обращения с женщиной далеко отстояли от религиозных представлений и веры. Как писал один автор, если бы человеческое общество в своём развитии руководствовалось библейскими истинами, необходимости в чём-то, подобному Международному женскому дню, не возникло бы, поскольку женщинам не было бы нужды доказывать, что они тоже люди, и бороться за свои человеческие права[183]183
  Костромин Д. Цит. соч.


[Закрыть]. Тем не менее, в так называемом цивилизованном мире евангельское направление было весьма сильным и заметным в феминизме XIX века. Оно опиралось в своих доводах на догмат равенства мужчины и женщины перед Богом[184]184
  В Средние века на одном из соборов был поднят вопрос: человек ли женщина? Отцы собора смутились и разноголосили до тех пор, пока одним из них не был приведён следующий аргумент: Иисус Христос называется в Евангелии сыном человеческим, но на земле он был только сыном Девы Марии, женщины; следовательно, женщина 一 человек. Тогда собор торжественно признал женщину человеком (Кускова Е. Женщины и равноправие // «Союз женщин», 1907, № 5 // URL: http://www.a-z.ru/women/texts/stat1r-3.htm).


[Закрыть], на тезис о необходимости дать женщинам возможность более полно раскрывать таланты и дары, полученные от Бога, для служения в общественной жизни ради блага самого же общества, а также на призыв к милосердию – помочь женщинам и детям, находящимся в затруднительном материальном положении[185]185
  Любопытно, что участницы этого евангельского направления успешно сотрудничали в проведении кампаний как за половую чистоту, так и за отмену дискриминационных законодательных актов не только с верующими, но и со свободомыслящими нерелигиозными деятелями (URL: http://www.shandal. ru/info/shop/show_one/ books_ content.php?id=200007).


[Закрыть].

И эти новые мысли могли проникать в среду новообращённых китаянок, могли быть донесёнными в Китай не только самими миссионерами, но и занимающимися благотворительностью и обучением китайских девочек жёнами иностранцев, живущих в Китае. Это – во-первых. И, во-вторых, сами обряды, отправление церковной службы вносили сущностно непривычное. Со слов обращённых в православие китайских женщин можно представить, какое удивление, смешанное со страхом, если не сказать ужасом, испытывали они при участии впервые в церковных службах – вместе с мужчинами[186]186
  Иванов П.М. (священник Пётр Иванов). Из истории христианства в Китае. М., 2005. C. 15.


[Закрыть]. Обряд крещения, вероятно, тоже мог воздействовать на китаянок, поскольку он если и отличается от обряда крещения особей мужского пола, то не столь существенно.

Значительна (естественно, в определённых, весьма ограниченных размерах, но… тем не менее) была роль и христианских монастырей в Китае. Они подбирали брошенных бедными родителями-китайцами детей, а также сирот. Бывали случаи, когда окрестное китайское население на сотни вёрст, зная о работе монастырей, приносили либо своих младенцев, которых по бедности не могли вскормить, либо найденных сирот и устраивали их в приюты при монастырях. До определённого возраста дети воспитываются «в христианском духе», при этом «дети учатся не машинально, не наизусть 一 [учителя] стараются более объяснять предметы, знакомить их с ними, так чтобы они усваивали себе правила, истекающие из Христианской религии, а не вытверживали одни изречения, смотря на них как только на урок и на мёртвые языки»[187]187
  Китайский Благовестник. Пекин, 1912. Вып. 3. C. 8-20.


[Закрыть]. А затем дети, пройдя небольшой курс наук на китайском языке, поступали на обучение в одну из многочисленных мастерских монастыря. Только в двух монастырях в районе Шанхая ежемесячное количество таких детей доходило до 400[188]188
  Одинцова Э. Мой Шанхай. Иркутск, 1999. C. 9.


[Закрыть]. Девочек также учили не только грамоте, но и различным ремёслам, главным образом шитью и вышиванию, чем они «занимаются с большим успехом: девочки понимают, что впоследствии это будет доставлять им средства к жизни, добываемые честным трудом»[189]189
  Архив внешней политики Российской Империи (АВПРИ), ф. 143 (Китайский стол), оп. 491, д. 153, лл. 43, 43об.


[Закрыть]. Конечно, целью было «приготовить хороших христианок и надёжных помощниц в деле распространения христианства», а также «нельзя отрицать пользы от образования девиц и для семейного быта. Воспитанная в духе христианского благочестия девица всегда будет хорошая супруга и заботливая мать». Юноши и девушки, выросшие в стенах монастыря, как правило, заключали браки между собой, по обряду венчания, поселялись в одном из домов-общежитий, работали по своей специальности в мастерской монастыря. Некоторые из девушек, получившие специальность медсестёр, работали в больницах больших городов Китая[190]190
  Одинцова Э. Цит. соч. C. 9.


[Закрыть].

Христианские миссионеры были активны в воспитании молодёжи, ими было создано немало образцовых колледжей для китайцев[191]191
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 6.


[Закрыть]. С периода создания миссионерских школ, в том числе и специально для девочек, можно начать отсчитывать историю «женского вопроса» в Китае, с чем согласно большинство учёных, ибо именно в стенах этих учебных заведений китайские юные леди впервые услышали о равенстве женщин и мужчин – пусть сначала перед Богом.

Первая школа для девочек была открыта в 1844 году[192]192
  Более 150 лет тому назад ливанские просветители одним из путей преодоления отсталости считали развитие женского образования. В 1873 году первая школа для женщин средних слоёв открылась в Египте (Алийя Мухаммед Иззат Абд ал-Хамид. Женщины-литераторы в феминистическом движении Египта // Женщина в массовой коммуникации: штрихи к социокультурному портрету. Материалы научного семинара «Женская журналистика и женщины в журналистике», 17.03.1998. C. 16–17). В конце XIX века учебные заведения стали доступны для суданских девушек (Герасимов И.В. Женщина в Судане // Женщины в культуре Востока: политика, искусство, публицистика. Материалы научного семинара, 5.03.1997, СПб., 1997. C. 22). На рубеже 30-х годов XX века в Каирский университет поступили первые студентки (Соколова И.Н. Египетские писательницы и публицистки 一 выпускницы Каирского университета // Женщины в культуре Востока: политика, искусство, публицистика. СПб., 1997. C. 14).
  В США, для сравнения, первые государственные школы для девочек были открыты в Бостоне и в Нью-Йорке в 1826 году, во Франции начальное школьное образование распространилось и на девочек с 1850 года, а в России с 1860 года открываются школы и для девочек «низших сословий», где преподают, естественно, женщины (Успенская В.И. Цит. соч.).


[Закрыть] по инициативе некоей Мари Анн Андерсен, создавшей в Нинбо (порт в Восточном Китае) общество по образованию женщин. Затем такие школы стали создаваться в других открытых портах, и в 1902 году в миссионерских школах обучалось уже около 4 тысяч девочек[193]193
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 28.


[Закрыть].

Потом эти девочки, вырастая, становились жёнами новых политиков, бизнесменов Китая. Они были подготовлены к общению с западными женщинами и учились многому, общаясь с ними, как в самом Китае, так и выезжая вместе с мужьями за границу[194]194
  Бородина Ф.С. Женщина в Китае. М.-Л., 1928. C. 43.


[Закрыть]. Жёны Сунь Ятсена и Чан Кайши тоже окончили такие же школы. Были и девочки из бедных семей (вначале именно таких детей начали опекать миссионеры), окончившие миссионерские школы и вошедшие в культуру Китая тем или иным образом. Так, дважды проданная в рабство Линь Хэпин после окончания миссионерской школы стала общественной деятельницей, активной сторонницей Сунь Ятсена, выступала за эмансипацию женщин[195]195
  После Синьхайской революции создала в Фучжоу, в провинции Фуцзянь, Женское патриотическое общество. Но с 1919 года отошла от политики и стала евангелической проповедницей. Она известна ныне как мать Ни Тошэна 一 основателя Церкви домашних собраний (Иванов П.М. (священник Пётр Иванов). Из истории христианства в Китае. М., 2005. C. 13).


[Закрыть].

Практически все женщины Китая, которых можно отнести к первым феминисткам, к борцам за женское равноправие, за эмансипацию, окончили школы, открываемые миссионерами. Нельзя забывать, однако, что слой женщин, вовлечённых в этот процесс обучения, был тонок, география распространения такой формы обучения весьма ограничена.

Естественно, таким путём теория и практика западного феминизма не могли быть привнесены в Китай. Но предпосылки для зарождения определённого мировоззрения в китайском обществе (пусть и чрезвычайно малой его части) появились: создавались условия к формированию у женщин иной самооценки, чувства собственного достоинства.

Прочие влияния

Иногда говорят об определённой роли тайпинов в становлении феминистской идеологии в Китае. Точка зрения, что первые зёрна женского равноправия были посеяны именно ими, имеет следующую аргументацию[196]196
  Но некоторые авторы именно с начала восстания (1850 г.) начинают рассмотрение вопроса о феминизме в Китае, например, см.: Freudenberg M. Die Frauenbewegung in China am Ende der Qing-Dynastie. Bochum, 1985. 405 p.


[Закрыть]. Во-первых, в армии тайпинов были специальные женские батальоны и, кажется, весьма немалочисленные. Правда, странны были эти объединения: в одном были «вдовы-девственницы», в другом – бывшие жрицы любви. К тому же строились эти подразделения жёстко по половому признаку, объединяя женщин различных, в сущности, маргинальных групп. Признавая заслуги этих женских подразделений в ведении боевых действий, тайпины в отношении к женщине были тем не менее традиционны. С одной стороны, в лагерях тайпинов были весьма аскетические правила поведения и жёстко каралось дурное обращение с женщинами, но, с другой стороны, в частушках и прочей поэзии тайпинов женщина традиционалистски воспринимается либо как предмет удовольствия, похоти, либо как источник всяких зол. Первое упоминание запретов бинтования ног у китаянок относится тоже к тайпинам. Наличие в их рядах так называемых варварских женщин[197]197
  То есть женщин с небинтованными ногами 一 не исключено, однако, что это были представительницы национальных меньшинств, среди которых бинтование не было распространено.


[Закрыть] послужило основанием для обвинения тайпинов в нарушении священного распорядка жизни. Но более важным аргументом значения тайпинов в формировании основ феминизма в Китае служит то, что тайпины заявили в своей аграрной программе о распределении земли каждому, независимо от пола[198]198
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 15.


[Закрыть]. Есть упоминания о наличии пусть и незначительного, скорее единичного, участия женщин в каких-то эшелонах власти тайпинов. Однако известная и первая, по авторитетным свидетельствам, современная исследовательница-историк женского движения в Китае 一 Оно Кадзуко 一 считает, что о какой-то эмансипации женщин и даже просто об участии женщин в тайпинском движении говорить «исторически преждевременно»[199]199
  Ibid. P. 18.


[Закрыть]. И всё же, некая кратковременная феминистическая интервенция, можно предположить, состоялась: первая прививка неких элементов феминистской идеологии, посев горчичных зёрен феминизма произошёл. Кстати, ведь и здесь мы можем упомянуть – вспомнив об идеологии тайпинов – про христианский след.

Не только естественно для марксистского понимания истории[200]200
  Весьма распространённого в среде гуманитариев, как показывает, в том числе, ознакомление с феминистской библиографией.


[Закрыть], но и действительно существенно для дальнейшего этапа развития как женского движения, но и феминистской мысли является появление индустриальных рабочих-женщин в Китае. Уже цитированная Оно Кадзуко[201]201
  Кстати, вступившая вместе со своим мужем в компартию Японии в студенческие годы, в 50-х годах прошлого столетия (Ono Kazuko. Op. cit. P. XXIV).


[Закрыть] подчёркивает, что в «период ранней индустриализации женщины-рабочие уже были не единичны. Интересно, но они не были индустриальными рабочими прежде рож-рождения шёлкомотальной промышленности, которая возникла в 1878 году» под руководством французского инженера (ранее построившего такое производство в Японии) «как результат привнесённой вестернизации»[202]202
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 23.


[Закрыть]. Чжан Чжидун, один из наиболее авторитетных политических реформаторов своей эпохи, настаивал на соединении современных технологий с традиционными устоями Китая. Он считал, что китайская мораль не допускает участия женщин в промышленности, они должны работать дома, и он был не одинок в таком убеждении. Но шёлкомотальное производство требовало женских рук, и так возникла прослойка индустриальных рабочих-женщин. Понятно, что «рабочие раннего периода индустриализации» или «рабочие индустриальные» вряд ли могли привнести нечто в нарождающуюся идеологию феминизма (как и в любую иную идеологию, кроме как бунта). Но отряды этих женщин-рабочих будут впоследствии вовлечены в политические движения. А «союз личных и политических дел и меняющееся в результате сознание» – это уже составляющая часть нарождающегося женского движения в стране[203]203
  И это подчёркивают Джошуа Фогель и Сьюзан Манн в Предисловии к книге: GuaKazuko. Op. cit. P. XXV.


[Закрыть].

За рамками рассмотрения возникающих в Китае в преддверии реформ различных теорий общественно-политической мысли следует отметить, что почти каждый бывший в то время на слуху политический или общественный деятель высказался по какой-нибудь проблеме, касающейся китайских женщин, против той или иной формы их дискриминации, так или иначе указав на необходимость срочного освобождения женщин и нового определения роли женщины в обществе. Так, Кан Ювэй создаёт в 1883 году общество против бинтования ног[204]204
  ²⁰⁴ Как сочла нужным упомянуть Оно Кадзуко, «после обсуждения этой проблемы с приятелем, вернувшимся из США» (Ono Kazuko. Op. cit. P. 32).
  Вообще, женские ножки – предмет повышенного внимания мужчин. Они – один из главных критериев женской красоты, и вместе с модой в разные времена к ним предъявлялись разные требования. Нынешние длина и стройность совсем бы не впечатлили людей, скажем, Средних веков: из-за длинных, многослойных юбок в прошлые времена толком рассмотреть можно было только ступню дамы, а потому всё внимание ей и уделялось. Согласно старинным критериям, ножка женщины должна быть маленькая, изящная, соблазнительно-шаловливая. Чем меньше – тем красивее. Сказка о Золушке с её миниатюрной ножкой, способной не повредить хрустальный башмачок, появилась не на пустом месте и гораздо ранее, чем об этом рассказал Шарль Перро. Будучи человеком весьма начитанным, знатоком истории, он, написавший некогда целый трактат о сравнении древних авторов с современными ему, вполне мог прочитать у писателя Эленома историю, приключившуюся в Египте за многие столетия до рождения Шарля Перро. Там в третьем веке новой эры правил некий Псаммиус. Раз отправился он из Александрии в город Мемфис, и, когда ехал Псаммиус в окружении телохранителей и свиты по дороге, на голову ему свалился женский башмачок. Вскинувший голову правитель Египта увидал, как над его караваном кружит орёл, который, видимо, выронил башмачок из клюва. Подивившись этому событию, Псаммиус распорядился поднять вещицу, упавшую с неба, и подать ему. Рассматривая башмачок, правитель изумился его размеру – ножка его хозяйки должна была быть совсем крошечной, а между тем фасон обуви говорил о том, что эта обувь принадлежит либо девице, либо молодой женщине. В том, что ботиночек упал ему на темя, Псаммиус увидал знак свыше и приказал своим телохранителям отыскать неведомую красавицу (а что это была красавица, он уже не сомневался – с таким-то размером ножки женщину можно было уже заочно возводить в титул совершенства). Владыки тех времён обладали возможностями поистине неограниченными, и вскоре весь Египет по приказанию его правителя был перетряхнут и всем жительницам окрестных селений упавший с неба башмачок велено было примерить. Его хозяйка отыскалась в Мемфисе, куда направлялся Псаммиус. Это была дочь одного из тамошних знатных жителей, египтянка Радона, которая, решив освежиться в бассейне, разоблачилась донага и нырнула в воду. Пока девушка плескалась в воде, на её одежды спикировал круживший в небе орёл, принявший кожаные башмачки Радоны за зверушек. Ухватив башмачок, он унёс его, да выронил по дороге. Псаммиуса эта история с бассейном очень взволновала, и он приказал привести Радону к себе. Увидав хозяйку малюсеньких ножек, оказавшуюся, как он и предполагал, стройной красавицей, Псаммиус, переговорив с нею, был совершенно ею очарован и в тот же день послал сватов к её отцу. У Эленома, как позже и у Перро, история с башмачком окончилась свадьбой (Ярхо В.А. Прототип: миллионы Золушек // Литература. № 29. 2004 // URL: http://lit.1september.ru/articlef.php?ID=200402909).


[Закрыть]. Его дочери уже не бинтовали ног, и это по-прежнему подвергалось осуждению, даже его ближайшими родственниками. Ведь «золотой лотос» (так с присущей китайской традиции поэтичностью называлась бинтованная женская ножка) являлась не только мерилом красоты невесты, но и определяла статус её семьи – хороший уклад и определённый достаток (поскольку с бинтованными ногами женщина, будучи малополезной в любом труде, была лишь предметом услады хозяина)[205]205
  Бородина Ф.С. Цит. соч. C. 14.


[Закрыть]. Созданное Кан Ювэем общество не имело реальных достижений и вскоре прекратило своё существование; но в 1885 году вновь было образовано братом Кан Ювэя; Лян Цичао также участвовал в этом движении. Аргументация поборников движения против бинтования ног, кроме констатации жестоких последствий для здоровья женщин, сводилась к тому, что «у женщин возрастут силы, возможности, что скажется на обогащении нации во всех сферах и пойдёт на пользу усиления страны»[206]206
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 32.


[Закрыть].

Одновременно жёны иностранцев развернули аналогичное движение, организовав Общество естественных ног, штаб-квартира которого находилась в Шанхае. В этом движении не было, так сказать, производственно-патриотического утилитаризма, акцент делался, прежде всего, на то, что процедура бинтования ног уродует женщин и снижает свободу их передвижения. Эти иностранные дамы составили записку, своего рода манифест-обращение к властям Китая, в которой просили императора через его сановников обратиться к подданным с призывом не уродовать женщин. Записку перевели на китайский язык и переслали главе европейского дипломатического корпуса в Пекине полковнику Денби с просьбой через китайский Совет министров передать сей документ императору. Полковник свою миссию исполнил, но к императору записка так и не попала. Из Совета ему пришёл отказ, который мотивирован был следующим образом: «Нравы и обычаи, господствующие в Китае, отличаются от обычаев европейских стран и США. Бинтование ног – древнейший из этих обычаев. Тех, кто отказывается стягивать ноги детям, мы к этому не принуждаем, но, с другой стороны, не можем мешать тем, которые хотят следовать обычаю старины. Высшие власти страны должны позволять народу в деле бинтования ног действовать по своему желанию. Закон не может этого воспретить. Посему мы, министры, имеем честь уведомить вас, что считаем невозможным представить вашу записку императору и вдовствующей императрице. Но мы оставим вашу записку в архиве нашего Совета».

После поражения реформ всякие общества подобного типа были запрещены властями. Однако один из первых указов взошедшей на престол Цы Си касался именно бинтования ног. Есть мнение, что этому, в частности, способствовало то, что императрица, во-первых, была женщина, а во-вторых, родом из Маньчжурии, где уродовать ноги женщинам было не принято. Обычай был объявлен варварством, и всем было предложено от него добровольно отказаться. Но тут оказалось, что сами китаянки против этого. Вне зависимости от вероисповедания они считали, что ноги с подвёрнутыми к стопе пальцами – это очень красиво. Пришлось за дело браться сановникам императрицы. В большинстве своём это были генералы, выходцы из Маньчжурии. Получившие свои посты в награду за доблесть и верность губернаторы, прежде всего, запретили бинтовать ноги своим дочерям и покровительствовали «Обществу естественных ног», во главе которого тогда стояла Алисия Литтье[207]207
  Ярхо В.А. Цит. соч.


[Закрыть].

В одной из шанхайских газет Литтье опубликовала большую статью, посвящённую борьбе с уродованием ног. «Мы начали свой поход, – писала она, – с публикации стихотворения одной китаянки, рождённой в провинции Ганьсу. Это стихотворение являлось настоящим боевым кличем и разошлось десятками тысяч экземпляров. С тех пор мы выпустили 22 брошюры и множество плакатов и, наконец, дождались того, что полгода назад вышел императорский эдикт, предписывающий всем представителям власти “отсоветовать” подчинённым бинтовать ноги дочерям. Следствиями этого явились многочисленные увещания многих высших сановников». Главными победами своего Общества Алисия Литтье полагала то, что в провинциях, считавшихся китайскими «центрами моды», девушки с нормальными ногами стали пользоваться у женихов большей популярностью, чем бинтованные в детстве «золушки». Был уже даже придуман специальный фасон башмака, скрывавший дефекты стопы, подвергнувшейся в детстве бинтованию, – это было создано для тех, у кого пальцы уже совсем не разгибались.

Но, несмотря на оптимизм госпожи Литтье, работы у её Общества был ещё непочатый край: в огромных провинциях, где у власти были губернаторы-китайцы, а не маньчжуры, положение оставалось прежним, и в полях по-прежнему женщины с туго забинтованными ногами ползали на карачках, подвязав к коленям подушечки[208]208
  Ярхо В.А. Цит. соч.
  Следует, верно, отметить, что такие выступления иностранок в печати и организация общественного движения, общественных объединений пусть и по частному (а, возможно, именно по этой причине – по отдельному вопросу легче найти единомышленников, чем по многопунктовой программе) поводу тоже способствовали изменению мировоззрения китаянок.


[Закрыть].

Ху Ши писал в «Китайском возрождении»: «В течение десяти долгих столетий по странному извращению эстетического вкуса забинтованные ножки у китаянок считались красивыми. Понадобилось всего лишь несколько десятилетий общения с иностранцами и их идеями, чтобы китайцы поняли безобразность и жестокость этого обычая»[209]209
  Hu Shih. The Chinese Renaissance. Chicago, 1934 (цит. по: Аджимамудова В.С. Цит. соч. C. 116).


[Закрыть].

Лян Цичао «под влиянием европейских идей, теории эволюции выдвинул буржуазную идею освобождения женщин»[210]210
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 25.


[Закрыть], опубликованную в рамках Генеральной дискуссии о реформах в «Шиубао» в 1896–1897 годах. Прежде всего, он выступил за образование женщин. Его аргументация была следующей. Народ им был поделён на производящих прибыль и потребляющих её. Он считал, что половина женщин, не принимающих участия в производстве, потребляют определённую часть произведённого продукта; чтобы поддержать себя, они опираются на других. В этом видел Лян Цичао причину презрительного отношения мужчин к женщинам. Бедность напрямую зависит от незанятости женщин в эффективном труде, усугубляемая в случае, если и мужчина не может найти средств к пропитанию. Отсюда следовало, что женщины должны принять участие в производительном труде. Но для этого женщине необходимо образование. Лян опровергал мнение о том, что необразованные женщины более добродетельны. Он считал, что образованность не только способствует эстетическому воспитанию, но и обязана развивать ум и помогать в повседневной жизни. Образованные женщины, утверждал он, к тому же смогут воспитать образованное и здоровое новое поколение. Образование женщин, таким образом, есть залог усиления нации[211]211
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 26–28.
  Оно Кадзуко замечает, что эти взгляды Лян Цичао были близки взглядам Дж. С. Милля и японского просветителя Фукудзава Юкичи, но можно интерпретировать это и иначе 一 взгляды Ляна, скорее всего, могли быть и заимствованы у вышеназванных идеологов.


[Закрыть].

Китайский реформатор Тань Сытун (считающийся одним из наиболее левых) активно выступал против традиционной морали, в том числе за сексуальную либерализацию. Он требовал прекратить убийство новорождённых девочек, говоря, что и животные не совершают таких неисправимых преступлений. Тань критиковал мнение, что половые отношения между мужчиной и женщиной определяются лишь похотью (в этой связи он подчёркивал, что косметика и одежда призваны подчеркнуть те качества женщины, которые делают женщину объектом похоти). Тань настаивал, что различие между полами не столь важно, и тот, и другая – человеческие существа (различие между ними заключено лишь в различии половых органов). И мужчины, и женщины – сущности Неба и Земли, и те и другие обладают многочисленными добродетелями и делают добрые дела, они равны. На основе трудов сунских философов и современных западных теорий, на основе научного понимания секса Тань Сытун выступал за сексуальное освобождение, сдергивая тот ханжеский покров, которым конфуцианцы обычно прикрывали половые отношения[212]212
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 38.
  Не исключено, в основе этих мыслей присутствовала и определённая национально-патриотическая составляющая – «поставить под сомнение превосходство Запада и поднять авторитет Китая» (Ballhaus D. Op. cit. P. 14).


[Закрыть]. Жена Тань Сытуна – Ли Жунь – была образованной женщиной («её взгляды часто заслуживали внимания Тань Сытуна»). Она после казни мужа в 1898 году покончила жизнь самоубийством, несмотря на многократные попытки друзей Тань Сытуна воспрепятствовать этому. Не исключено, Ли Жунь не представляла себе дальнейшую жизнь вне условий того микроклимата в семье, который создавался в этих новых, партнёрских отношениях мужа и жены[213]213
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 38.


[Закрыть].

Кан Ювэй в «Датуне» кроме прочего предлагал покончить с границами между полами, защитить индивидуальную независимость, в том числе защитить независимость женщин. Кан настаивал на упразднении границ между государствами, семьями, полами. Отношения между мужчинами и женщинами должны были основываться только на любви, браки – ограничиваться во времени (от месяца до года), заключаться на основе индивидуальных воль, с подписанием контрактов с указанием прав и обязанностей сторон, включая интимные отношения, вплоть до предложения ликвидировать старые названия «муж/жена»[214]214
  Ibid. P. 40–41.


[Закрыть]. Очень интересно написал о Кан Ювэе французский журналист в 1905 году. «В 1891 году, глава реформаторской школы, критикуя китайских классиков – давая широкое и либеральное объяснение учения Конфуция и его учеников, выступил за эволюцию, свойственную народам современного периода, которая характеризуется “демократией, в которой массы разделяют ответственность правительства и в которой оба пола пользуются равными правами”. Поэтому можно признать, что Кан Ювэй – этот “современный Конфуций”，творец революции[215]215
  Так в тексте.


[Закрыть] 1898 года – положил основание китайскому феминизму. Но он не развил дальше свои мысли». И его ученикам пришлось осваивать «понятия и оправдания светского и научного феминизма, читая книгу Бебеля “Женщина”». «Эти новаторы, – продолжал далее французский автор, – хотели сбросить с женщины древние цепи скорее, чтобы уничтожить такой порядок, который всё ещё превращал их отечество в варварскую страну». И эти чувства ущемлённого национального достоинства двигали ими более, чем «настоящее чувство социальной справедливости», да и касались при этом эти идеи и намерения преимущественно «женщин в классе знати и мандаринов»[216]216
  Maybon A. Op. cit. (цит. по: Феминизм в Китае // Вестник Азии. Журнал общества русских ориенталистов в Маньчжурии. Харбин, 1911, февраль, № 8. C. 46).
  То, что в журнале озаботились проблемой феминизма в Китае, перепечатали, переведя, статью шестилетней давности, о чём-то да говорит. Можно предположить, что вопрос уже волновал умы, но ещё не сформулировался 一 и появилась необходимость использовать хотя бы материал из прошлого, к тому же не столь уж далёкого.


[Закрыть].

«Вполне вероятно, что всё ещё бытующий единый государственный экзамен, когда в результате этой системы в центральные вузы приезжала молодёжь из провинций, отчасти расширял ареал действия новой идеологии, ибо студенты пекинских учебных заведений разносили новые 一 движения 4 мая – идеи по стране»[217]217
  Лебедева НА Развитие прозы Северо-Восточного Китая в первой половине XX века: проблемы исследования региональной литературы. Владивосток: ДВГУ, 2008 (на правах рукописи). C. 34.


[Закрыть]. И довольно быстро новые веяния достигли региона и «по накалу страстей не уступали словесным баталиям в центре страны»[218]218
  Там же. C. 105.


[Закрыть].

(С середины 80-х годов учёные в Соединённых Штатах стали рассматривать Ху Ши, Ли Дачжао, Чэнь Дусю в качестве «пионеров феминистского движения Китая в начале ХХ века», опираясь на изучение работ этих авторов[219]219
  Wang Shuo. The “New Social History” in China: The Development of Women’s History // The History Teacher. Vol. 39, № 3, May 2006 // URL: http://www.historycooperative.oig/journals/ht/39.3/wang.html
  Ван Шо 一 профессор истории в California State University, Stanislaus, California, USA.


[Закрыть]).

Практическим применением взглядов реформаторов стало строительство школ для девочек уже на средства самих китайцев. Так, жёны реформаторов собирали средства для открытия школ[220]220
  Кстати, в печати при упоминании об этой акции собственное имя жены Тань Сытуна, принимавшей участие в сборе средств, однако, не сообщалось, она была названа лишь как «жена Тань Сытуна» (Ono Kazuko. Op. cit. P. 29).


[Закрыть]. Однако это мероприятие не было очень удачным: например, открытая в 1898 году в Шанхае школа после краха реформ прекратила своё существование, так и не выпустив ни одной ученицы. Цинские власти, проникнувшись после поражения боксерского движения стремлением к реформам, в том числе и образования, для женщин по-прежнему предопределяли лишь домашнее обучение.

Но в области образования женщин проявилось ещё одно иностранное влияние – уже не с Запада, а с Востока пришедшее: японская либеральная интеллигенция выдвинула идею посредничества Японии «между достижениями европейской цивилизации и китайским обществом»[221]221
  Лебедева НА Развитие прозы Северо-Восточного Китая… С. 116–119.
  При этом не следует, думается, однозначно ставить знак равенства между этой инициативой и планами военного штаба Японии. Тем паче, что культурный паназиатизм предшествовал планам военных и вначале не распространялся на оккупированную территорию, да и сами японские либеральные интеллигенты с усилением роли военных, ещё до начала агрессии, были подвергнуты репрессиям и идеологическому диктату у себя на родине.


[Закрыть]. Как следствие этой просветительской деятельности – в 1901 году первая китайская женщина поступает в Практическую школу для женщин в Токио. Собирались поступить ещё 4–5 девушек, но им не хватило знания японского языка. Директор школы – Шимода Утако – активно пробивала через Министерство образования Японии идею создания специальных курсов для китаянок в рамках возглавляемой ею школы и добилась успеха: в 1905 году созданы курсы в Практической школе, а в 1908 году Китайским департаментом была открыта в Токио женская школа для китаянок, которую в 1914 году окончили более двухсот учениц. Это были жёны, сёстры и дочери китайцев, командированных в Японию. На церемонии открытия женской школы для китаянок в Токио Шимода Утако заявила, что «приехавшие из-под монархического владычества неожиданно наблюдают свободные правила жизни и они станут поборниками народных прав. Конечно, долго ожидаемые знания могут быть и опасными – могут вскормить и бунтовщиков. Но строгий контроль поможет молодым женщинам избрать правильный путь. И никогда не забывайте, – говорила она, – что родина ваша – Китай, а образование вам дала Япония»[222]222
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 55.


[Закрыть].

Японская просветительница Шимода Утако намеревалась работать и в самом Китае по налаживанию образования женщин. Её рекомендовал китайскому правительству японский профессор, работающий в Пекинском университете. Смерть императрицы Цы Си помешала осуществиться уже санкционированному ею приезду в Китай японской просветительницы[223]223
  Ibid. P. 55.
  Здесь хотелось бы сделать одну оговорку. Существует прямо-таки параноидальное мнение, что всякое влияние предопределяется экспансионистскими намерениями государств (рука ли это ЦРУ или, в данном случае, японского империализма 一 не суть). Людям отказывается в имманентном стремлении помочь другому – их праве на чисто гуманитарное, так называемое духовное начало. В Японии кроме всего прочего бытовало среди определённой части населения восприятие китайцев как существ, по крайней мере, второго сорта (см.: АджимамудоваВ.С. Цит. соч. С. 97); и эта дискриминация могла побудить сталкивающихся с этим японцев к оказанию помощи.


[Закрыть].

В 1907 году наконец-то китайское правительство добавило к Школьному уставу статьи об образовании женщин. В результате только в столичной провинции в тот же год уже функционировали 121 государственная и частная школа для девушек[224]224
  Burton M. The education of women in China. N.Y.-L., 1911. P. 127.


[Закрыть]. Есть некоторые сведения о том, что этому отчасти поспособствовали и жёны, и дочери высоких сановников Китая. Так, французский журналист писал в начале века, что «пекинские министры, организуя женское образование, действуют под влиянием тех, кто с каждым днём приобретают всё большую силу у их собственного очага». И «по тем же жениным советам», утверждал он, правительство начало командировать девушек в Японию для изучения медицины, художественных промыслов и искусства[225]225
  Maybon A. Op. cit.


[Закрыть].

Ученицей Практической школы в Токио была и Цю Цзинь – первая женщина, нарушившая рамки дозволенного. 19-ти лет она была выдана замуж за крупного чиновника провинции Хунань, родила двоих детей (девочку и мальчика). Сначала Цю Цзинь уехала в Пекин изучать английский и японский языки. Поскольку муж не поддержал её устремлений, она, отдав детей в отеческий дом, уехала в Японию, где и проучилась 2 года. Вернувшись в Китай, она руководила несколькими школами (к тому же организовала вечерние лекции для взрослых), где, в том числе собственным примером, старалась воспитать «граждан 一 женщин» 女之国民 (нюйчжи гоминь) 一 образованных, законопослушных патриоток, вносящих свой вклад в обновление страны. Цю Цзинь носила мужскую одежду, занималась верховой ездой и фехтованием. Одновременно она участвовала в революционной деятельности. В результате поражения одного из восстаний в 1907 году после недолгого судебного разбирательства Цю Цзинь была казнена[226]226
  Ballhaus D. Op. cit. P. 15.


[Закрыть] и вошла в историю Китая как первая женщина-революционерка. Цю Цзинь известна также как активная публицистка.

Вообще, социальные и политические изменения в стране отразились прежде всего в публицистике, направленной на просветительские цели – распространение знаний в области естественных и гуманитарных наук. (После провала «100 дней реформ» китайская публицистика до 1905 года издавалась в Японии, на Гавайях, в международном сеттльменте в Шанхае[227]227
  ЗаяцТ.С. Цю Цзинь. Жизнь и творчество. Владивосток, 1984. C. 42.


[Закрыть]).

В нарождающейся женской прессе уже примкнувшие к феминизму женщины стремились донести до своих соотечественниц пользу образования не только в финансовом отношении, в увеличении дохода семьи, не только для того, чтобы добиться определённой самостоятельности, но и для большего согласия в семье[228]228
  Там же. C. 51.


[Закрыть]. Сведения о женской прессе противоречивы и приблизительны. По одним данным, в 1898 году под редакцией женщины было выпущено пять номеров «Уси байхуа бао» («Усийская газета на байхуа»)[229]229
  Тихвинский С.Л. Прогрессивная китайская публицистика в XIX в. // Вопросы истории. 1958, № 8. C. 167.


[Закрыть]. Другие источники первой женской газетой называют «Бэйцзин нюй жибао», которая выпускалась в 1905–1906 годах. Редакторами в газете работали женщины. Перепечатки из пекинских газет следовали после сообщений о новых женских организациях; кроме новостей было много и учебного материала, даже арифметические задачки с ответами. Женских журналов было больше, чем газет: первым изданием для женщин был издаваемый в Шанхае дочерью одного из прореформаторов в 1902 году ежемесячный «Нюй бао», который «горячо защищал феминизм» [230]230
  Maybon A. Op. cit.


[Закрыть]. В журнале высказывались мысли о независимости всех женщин, но при этом утверждалось, что права женщин не должны защищаться только мужчинами, «заботящимися лишь о том, что выгодно им». Лян Цичао также считал, что освобождение женщин сверху выгодно и всем, и нации, но необходимо и освобождение снизу – женщины должны освободить себя сами[231]231
  Ono Kazuko. Op. cit. P. 57.


[Закрыть]. Затем, после перехода «Субао» в руки революционно настроенного Чжан Бинь-линя, «Нюй бао» был переименован в «Женское образование» (но после 3–4 номеров журнал прекратил своё существование)[232]232
  Britton R.S. The Chinese periodical press 1800–1912. Shanghai, 1933. P. 116.


[Закрыть]; 1903 год – в Шанхае издаётся «Мир женщин» («Нюйцзы шицзе»), в 1904 в Токио – «Нюйцзы хунь» («Душа женщины»). В 1906 году Цю Цзинь также начала издавать журнал «Чжунго нюй бао», редактором которого был мужчина. Половина материала была на разговорном, вторая – на недоступном для китаянок с низким образовательным уровнем литературном языке (что, предполагалось, будет способствовать повышению их образования); кроме просвещения нравов, пропаганды образования среди женщин в «Обращении к сёстрам» в первом номере Цю декларировала, что цель журнала – «объединение женщин в коллектив, который станет основой для последующего союза женщин Китая». В журнале печаталось немало переводного материала, в том числе сведения об известных женщинах мира, данные об отечественных и зарубежных школах. Разъяснялось всё о независимом браке, о женских правах; для популярности издания – полезные советы, моды; авторами были не только женщины. Вышедший в том же 1906 году в Токио «Мир новых женщин Китая» («Чжунго синь нюйцзе») устами своей редакторши тоже утверждал, что среди прочего журнал нужен для «выработки у женщин чувства единства».