Текст книги "Любовь бродяги"

Эми Фетцер
Любовь бродяги

Глава 1

1789 год. Вест-Индия. К югу от тропика Рака

– Нас атакуют, кэп!

– Вижу, Камерон, вижу, не шуми без надобности. Я еще не потерял глаза.

Рэмзи О'Киф заметно нервничал. Судорожно сжав побелевшими от напряжения пальцами подзорную трубу, он внимательно вглядывался в раскинувшийся перед ним берег.

Старый, крепкий, надежно защищенный от любых превратностей судьбы высокими каменными заборами, дом казался отсюда небольшой кремовой розочкой, кокетливо венчающей толстый слоеный торт невысокого зеленого холма, словно нарочно изваянного среди густых плодоносящих садов каким-то искусным кондитером-гигантом. И эта сладкая рождественская иллюзия была бы полной, если бы не красные зловещие огоньки, изредка вспыхивавшие в окнах далекого кремового домика, и лохматые рыжие языки пламени, жадно лизавшие его светлые стены, – Проклятие! – выругался О'Киф. – Блэквелл – отродье ехидны! Он что, и не помышляет убрать оттуда свою задницу?

Рэмзи опустил подзорную трубу и, злым, порывистым движением сложив ее, протянул первому помощнику.

– Готовь ялик.

– Есть, сэр.

Помощник поспешил исполнить приказание. И сразу засуетились, забегали матросы, дрогнули и натянулись канаты бортового подъемника, медленно, покачиваясь на ходу, поплыл вниз маленький тяжелый ялик.

– Живее! – торопил подчиненных Рэмзи.

Нетерпеливо вышагивая по палубе, он вглядывался в охваченный пламенем дом. Скольжение канатов по такелажным блокам казалось ему чересчур медленным. Но вот наконец днище суденышка коснулось воды, и вспененные волны забились о его упругие борта. Снасти глухо и коротко заскрипели, словно хрустнули суставы расправляемых рук засидевшегося без дела исполина.

Рэмзи замер у борта, прислушиваясь к доносившемуся издалека сухому щелканью ружейных выстрелов. Приглушенные расстоянием, они звучали тихо и вполне мирно, будто кто-то ломал в соседних кустах тонкие веточки собранного им на берегу хвороста. О'Киф, подбадривая себя, изучал смутно различимые в сгустившейся темноте очертания маленькой бухты, неподалеку от которой покачивался на волнах вверенный ему корабль. Торопиться стоило еще и потому, что ночной прилив, несомненно, унесет их в сторону от этого удобного для высадки места. И дай Бог, чтобы к тому времени все успели вернуться на борт.

Ах, если бы он мог предвидеть все заранее! Скольких бед удалось бы избежать. Рэмзи со злостью стиснул толстый полированный поручень так, что от напряжения побелели костяшки пальцев.

Не зря ощутил он в разгар боя отчаяние и беспомощность. Кабы знать наверное, что Дэйн получил послание вовремя!.. О'Киф уведомлял друга, что продолжать сражение бессмысленно, слишком много матросов полегло под стенами проклятого дома.

А если Дэйн не получил письмо? Боже праведный!.. Невозможно даже представить, что тогда будет. Но нет, Дэйн не таков. Он не погубит ни одного матроса ради своего тщеславия. На такую подлость способен лишь Филип Ротмер. Ведь именно этот грязный ублюдок погубил сестру Дэйна и наложил лапу на состояние Блэквелла. А сейчас возымел желание получить еще и Тесс.

– Разорви его дьявол! – вслух выругался Рэмзи, перепрыгивая через поручни.

Ну, если хоть одна царапина легла на ее белую кожу, если хоть один волосок упал с ее головы!..

– Я сам разорву тебя, Ротмер.

Резкий окрик матроса, раздавшийся рядом, вернул Рэмзи к действительности. Он обернулся к помощнику и щелкнул в воздухе пальцами, требуя подзорную трубу. И когда та оказалась у него в руках, вновь принялся напряженно вглядываться в озаренные пламенем очертания небольшого дома. Пожар, казалось, усилился. Полыхала большая часть крыши, из-под широких провалов высоких пустых окон осыпалась потрескавшаяся от жара штукатурка.

– Сигнал к штурму! – приказал О'Киф, и тут же у воды раздались два коротких сухих выстрела.

Рэмзи видел, как, повинуясь сигналу, его матросы устремились вверх по высокой песчаной насыпи, окружавшей старый дом. Наблюдая за ними в подзорную трубу, он словно слышал скрежет цепляющихся за каменную кладку забора абордажных крючьев, глухой шелест трущихся о камни канатов, тяжелое дыхание карабкающихся на стену людей. Еще секунда – и они возле дома.

Почти одновременно сгустившийся мрак безлунной ночи озарила яркая вспышка взвившегося вверх пламени. Рэмзи вздрогнул. Туннель! Теперь это единственная надежда на спасение для оставшихся в доме людей. И О'Киф, волнуясь, горячо молил Бога, чтобы они успели воспользоваться этим путем.

Матросы расположились полукругом за каменной стеной забора, защищая подступы к бухте. Прошло еще две минуты, и Рэмзи сквозь тонкую паутину снастей покачивающегося на волнах ялика увидел бегущую к берегу Тесс.

Благодарение Богу, она жива! Возможно, даже не ранена. Как ни вглядывался Рэмзи в мелькающую среди смутных ночных теней тонкую женскую фигурку, ничего определенного различить не смог. И, с раздражением опустив подзорную трубу, вернул ее Камерону. Неопределенность злила и пугала его. Он больше не в силах был всматриваться в ночную мглу, предпочитая лучше совсем ничего не видеть, чем бессмысленно пугаться каждого неверного шага приближающейся к ялику Тесс.

Он слышал, как плеснули по воде весла отчалившего от берега судна. И их ритмичный, повторяющийся раз за разом плеск холодной дрожью отдавался в его сжимавшемся от дурных предчувствий сердце.

И вот наконец с глухим стуком сошлись друг с другом деревянные борта. Рэмзи зябко поежился. Молча стоял он у мачты, вглядываясь в смутные очертания поручней трапа. И когда темная голова показалась над срезом борта, невольно затаил дыхание.

– Рэмзи! – позвала его Тесс.

– Господь да хранит тебя, девочка! – радостно воскликнул он, заключая ее в свои могучие объятия.

А затем, слегка отстранив, внимательно оглядел с ног до головы, с волнением отмечая каждую царапину, каждый маленький синяк. И Тесс, тронутая такой заботой, легкой дымкой печали затуманившей красивое лицо Рэмзи, успокаивающе тронула его за рукав:

– Все в порядке, Рэм. Правда. Джеми успел вовремя. Ты правильно сделал, что послал его.

– Ах, милая, – ласково пробормотал он, целуя ей руку, – знала бы ты, как приятны мне твои слова. Но где же Дэйн? – вдруг, словно опомнившись, испуганно спросил он.

– Так-так! – раздался в это время за его спиной притворно сердитый голос. – Стоит мне на секунду замешкаться, как он уже любезничает с моей женой. Очень интересно, ничего не скажешь!

– Блэквелл! – радостно обернулся О'Киф, приветствуя поднимавшегося на палубу Дэйна. – Я не сомневался, что этому смердящему псу не удастся одолеть тебя.

Он поспешил навстречу своему другу, и они крепко, по-мужски обнялись. Отступив в сторону, Рэмзи поверх головы Дэйна взглянул на охваченный пламенем дом.

– Я надеюсь, он мертв?

– Да, Элизабет убила его.

– Туда ему и дорога, – хмуро проворчал О'Киф. – Но что сталось с вами?

– Позже, Рэм, позже. – Дэйн многозначительно кивнул в сторону Тесс. – Мы еще успеем поговорить с тобой.

Рэмзи обернулся. Тесс стояла тихая и задумчивая и с укоризненным недоумением оглядывала свое разорванное грязное платье. Теперь она напоминала маленькую печальную бродяжку. Жалость теплой волной захлестнула сердце Рэмзи.

Дэйн подошел к своей жене и нежно обнял за плечи. Она подняла голову, признательно взглянув ему в глаза. Такая ласка и любовь светилась в этом взгляде, что О'Киф невольно потупил взор. Холодная игла ревности уколола его сердце. И он поспешил успокоить себя тем, что не зависть к Дэйну, завоевавшему любовь Тесс, волнует его сейчас, а доброе и чистое желание обрести когда-нибудь такое же светлое, высокое чувство, как то, что сияет в глазах двух дорогих ему людей. Он верил, что найдет женщину, достойную его любви; женщину, ради которой он будет сражаться, ради которой будет готов не задумываясь умереть.

Стремясь к своей мечте, он еще обретет подлинное счастье, нужно только надеяться, что скоро к нему придет его милая. Рэмзи верил, что это непременно случится. Только бы она хоть чуточку походила на Тесс! И приняла его таким, каков он есть, не добиваясь перемен. И еще, пусть будет…

– Тьфу, пропасть! – выругался Рэмзи. Он определенно сходит с ума. С чего это он так разошелся? Смешно, право. Кривая усмешка исказила лицо О'Кифа. Он резко развернулся на каблуках и отправился распорядиться об отправлении судна.

Якорная цепь дрогнула и поползла вверх, развернутые паруса упруго выгнулись, ловя свежий ночной бриз. И шлюп, нетерпеливо дрогнув всем своим могучим телом, словно застоявшийся молодой рысак, быстро заскользил по волнам к поджидавшей его «Морской ведьме».

Оглянувшись, Рэмзи поймал внимательный взгляд Дэйна и невольно нахмурился, словно припомнил что-то неприятное.

– Так, стало быть, ты решил не обращать внимания на мои послания? – вдруг набросился он на Блэквелла.

– Ого, О'Киф! – Тесс встала между мужчинами. – Ты, похоже, раскапризничался сегодня.

– Весьма возможно, – усмехнулся Рэмзи, шутливо щелкнув ее по носу.

– Что ж, кое-кто об этом узнает.

Кое-кто? О'Киф недоуменно пожал плечами. Что она хочет этим сказать? Кого имеет в виду? Он вопросительно взглянул на Дэйна. Но тот лишь покачал головой, А Тесс тихо рассмеялась, заметив растерянность капитана.

Неужели она владеет какой-то тайной силой, доступной только ей? И Дэйн, разумеется, причастен к этому. Право, в этом нет ничего невозможного.

– Я вижу, ты осваиваешь новое судно, – прервал его размышления Блэквелл, с любопытством оглядываясь по сторонам. – Тебе, кажется, пришлась по вкусу эта пестрая посудина.

– Да. Я увел ее из-под носа у Ротмера.

– Не слишком-то гордись этим, – улыбнулась Тесс. – Ему в то время было явно не до тебя.

– Не правда. У меня есть доказательства. – Рэмзи гордо поднял вверх пораненный палец. – Вот как тяжко я пострадал за тебя. И лишь твоя любезность может залечить такую ужасную рану.

Он весело улыбнулся и учтиво шаркнул ножкой. Тесс со смехом обернулась к Дэйну.

– Не кажется ли тебе, что наш милый капитан больше напоминает придворного шаркуна, чем старого морского волка? – насмешливо произнесла она.

– Признаюсь, иногда я думаю, что ты права, – ответил Дэйн, с веселым любопытством наблюдая за их словесным поединком.

– Да, Рэмзи, – Тесс вновь взглянула на О'Кифа, с притворной суровостью нахмурив лоб, – если ты здесь, то кто же тогда командует «Тритоном»? Как ты мог бросить его на произвол судьбы?

– На то, сударыня, существует первый помощник.

– Вот это здорово! Выходит, капитан может вообще ничего не делать. До той, правда, поры, – она укоризненно покачала головой, – пока помощник не утопит его судно. О'Киф, ты не боишься лишиться его навеки?

– Не его, а ее, – поправил Рэмзи.

– Ха! Наш суровый вояка обращается к фрегату как к женщине.

– Вояка? Что ты под этим подразумеваешь?

– А то, – Тесс резким движением головы откинула назад растрепавшиеся волосы, – что большинство мужчин постоянно озабочены лишь своими мужскими достоинствами, воинственно поглядывая на все, что движется, как петушок на курицу во время весенних брачных игр.

Рэмзи лишь тихо усмехнулся в ответ, но Дэйна, казалось, шокировали ее слова.

– Тесс! Как ты можешь говорить такое? – упрекнул он жену.

– Знаю, знаю. Ты скажешь: будь зубастой женщиной, но не нахальной девкой. Но я-то знаю, что тебе нравятся именно нахальные девки. Меня не проведешь, суровый пират. – Она поцеловала его в щеку и обернулась к О'Кифу. – «Тритон» – слово мужского рода, к нему не подходит женское местоимение.

– Да, девочка, но полное название корабля – «Воля Тритона», тем более что эта воля противостоит чарам сирен, которые заманивают моряков в царство Аида.

Рэмзи улыбался, довольный своим остроумным ответом. И Тесс, с насмешкой посмотрев на него, присела в глубоком реверансе.

– Я склоняюсь перед мудростью нашего бесстрашного капитана и клянусь никогда больше не играть роль коварной сирены.

– М-да, – проворчал, поеживаясь, Дэйн, – тем более что для царства Аида сегодня несколько холодновато.

– Приготовьтесь к швартовке, – приказал О'Киф подошедшему помощнику. – Мы встретим «Волю Тритона» в условленном месте. Что касается груза Ротмера, то по закону моря он теперь принадлежит нам. И мы вправе, – он подмигнул Тесс, – присвоить себе состояние Филипа.

– Жаль только, – поморщилась она, – что его шлюп так неприлично размалеван. Он слишком напоминает водоплавающего извращенца.

Дэйн прикрыл ладонью рот, пряча невольную улыбку.

– Тесс, выбирай выражения. Уж какой есть, – заметил он и похлопал по плечу Рэмзи. – Да, кэп, теперь он твой по праву.

– Разрази его дьявол! Но я этого не чувствую.

Разрисованный бледно-голубой шлюп явно не нравился О'Кифу, капитан с отвращением разглядывал паруса, выкрашенные в кокетливый рыжеватый цвет, словно волосы разбитной портовой шлюхи, витые перила трапа и затейливую резьбу на поручнях. Все вызывало в нем чувство неприязни, будило острое желание пустить это вульгарно красующееся суденышко на дно.

– Успокойся, Рэм, – произнесла Тесс. – Знаю я твою привычку крушить все на своем пути, не стоит излишне драматизировать.

– Стану я пачкаться в дерьме, – проворчал он. – Мои сапоги слишком чисты для этого.

И он любовно покосился на свои начищенные сияющие ботфорты.

– Ого, Рэмзи! – Она весело потрепала его по щеке. – Я вижу, ты у нас просто эталон чистоты и благородства. Как думаешь, Дэйн, может, стоит подвесить его где-нибудь на рее как образец аккуратности?

– Увы, боюсь, что нет, – пожал плечами Блэквелл. – Он, к несчастью, капитан этого корабля. И команда вряд ли согласится с таким способом просвещения.

– Ах, веселая Тесс, я возымел желание поставить свою подпись на твоем портрете. – С этими словами О'Киф наклонился и расцеловал ее в обе щеки. – Поцелуй – это единственный способ закрыть тебе рот.

– Попробуй еще раз прибегнуть к нему, и тебе придется понюхать пороху. – Подняв пистолет, она выстрелила в воздух. – А ты, Дэйн, напрасно ухмыляешься. Настанет и твоя очередь, увидишь.

Рэмзи в притворном ужасе отступил в сторону, но не смог сдержаться и громко рассмеялся. К нему присоединился Дэйн.

– Ох! Ну и женщина! – воскликнул О'Киф, хлопая себя по бокам. – Она приняла меня за злодея.

– Нет, Рэм, я решила, что тебе жмут штаны.

– Твой выстрел ранил меня прямо в сердце. Если уж мне так досталось, то что говорить о Ротмере!

Он прикусил губу, но было уже поздно. Лицо Тесс побледнело, она вздрогнула и отвернулась, едва сдерживая слезы. Все пережитое разом нахлынуло на нее, отозвавшись горьким потрясением в душе.

Рэмзи открыл было рот, чтобы извиниться, но потом с досадой махнул рукой и, резко повернувшись, направился к баку, проклиная себя за неосторожность. К нему подошел первый помощник.

– Капитан, что делать с этим? – тихо спросил он, указывая на кучу брошенных на палубе вещей.

О'Киф рассеянно поднял лежавший среди них расшитый бриллиантами кошелек Тесс и спрятал за пазуху, рассчитывая вернуть его при более благоприятных обстоятельствах. Затем, взяв в руку небольшую золотую коробочку, находившуюся тут же, повернул тоненький металлический ключик, торчавший в замочной скважине. Крышка открылась, и он увидел сияющие в лунном свете драгоценные камни. Это было наследство Дэйна, семейные реликвии Блэквеллов.

Глава 2

1989 год Флорида, студия «Юниверсал пикчерс»

Закрытая съемочная площадка

– Да, но почему Тесс Ренфри разъезжала в вашей машине и, пользуясь кредитом, занимала вашу каюту на борту «Королевы Нассо»?

Джастин Бейлор хитро прищурился. Он явно хотел застать ее врасплох. Но увы, ничего не получилось. Она продолжала все так же невозмутимо помешивать ложечкой кофе в чашке, с холодным равнодушием разглядывая его лицо.

– Черт возьми, Джастин! – не выдержал директор. – Не задавай дурацких вопросов. Ты сбиваешь нашу гостью. А ведь это мы заинтересованы в интервью, а отнюдь не она. Поэтому веди себя, пожалуйста, прилично. Мы не для того платим большие деньги, чтобы ты портил нам передачу.

Бейлор пожал плечами и согласно кивнул, все так же благожелательно глядя ей в глаза.

– Извините, – нехотя произнес он.

Она недоверчиво улыбнулась, подумав: «Какая фальшь, какое грубое притворство! Им нужна сенсация, и они ни перед чем не остановятся, лишь бы раздуть эту историю, но не на ту напали. Здесь этот номер не пройдет». Всю свою жизнь она училась избегать каверзных вопросов.

Пенелопа Гамильтон поудобнее расположилась на большом диване, стоявшем в углу студии, стараясь не обращать внимания на хлопотавшего гримера, который, воспользовавшись перерывом в съемках, спешил наложить на ее лицо еще один слой ароматной розовой пудры.

«Негодяи, – думала она, – набросились, словно свора собак». Чуть наклонившись вперед, чтобы положить на стол чайную ложечку, Пенелопа легким изящным жестом опытной киноактрисы поправила сбившиеся на сторону волосы, которые густым рыжим водопадом струились по ее плечам, образовывая на коленях пышное светлое озеро.

Волнение мешало ей сосредоточиться. Но Пенелопа надеялась, что никто не заметит ее беспокойства. Последний раз она давала интервью в восемнадцать лет. И неудивительно, что теперь так нервничает. Тогда ее тоже замучили расспросами, но больше она никогда на это не согласится.

Судорожно стиснув пальцами чашку с остывающим кофе, Пенелопа напряженным, остановившимся взглядом наблюдала за игрой бликов на его поверхности. Стоп, Нужно расслабиться. Глубокий вдох вернул ей утраченное спокойствие. Слава Богу! Сегодня необходимо соблюдать предельную осторожность.

Память теперь слишком часто ее подводит. Раз за разом невольно возвращается она к тем минутам, когда в последний раз видела Тесс живой. С отчетливостью фотографического снимка возникает перед ней убегающая в тень женщина и двое вооруженных мужчин, преследующих ее по пятам. А дальше – тьма и неизвестность. Прошло три дня, а от Тесс нет никаких вестей. И Пенелопа чувствует, что с каждым днем все больше теряет самообладание. Вот и сейчас она с трудом сдерживает себя. Еще мгновение – и из глаз брызнут слезы.

Короткий звонок, призывающий к тишине в студии, прервал ее воспоминания. Она взглянула на сидящего перед ней человека, который торопливо перебирал листы с записями. Бейлор поднял голову, и его губы растянулись в бодрой профессиональной улыбке. Теперь он походил на осторожную, с деланным равнодушием наблюдающую за воробьями кошку. И Пенни захотелось с размаху треснуть кулаком по сияющим рекламным зубам.

Мерзкий тип. Такому не нужна правда. Он жаждет лишь популярности. Броский заголовок, эффектный репортаж, его сияющая физиономия на первых страницах газет – вот о чем мечтает подобный молодчик. И в схватке с ним не обойтись без синяков и царапин. Тем более что она и сама не знает всей правды. А как бы хотела знать! Ведь эта правда могла стоить Тесс жизни.

Вспыхнул красный сигнальный огонек на передней панели камеры. Дрогнул и повернулся софит. Снова началась съемка.

– Я уверен, – произнес Джастин, – что ваш новый фильм – «Золотая маска» – произведет сенсацию в кинематографических кругах. Ваши поклонники уже сейчас мечтают узнать о нем как можно больше, так давайте постараемся ответить на их вопросы.

«Что еще придумал этот негодяй? – насторожилась Пенни. – Какие еще вопросы?»

– Расскажите, пожалуйста, о вашем прошлом, – вкрадчиво попросил Бейлор.

– А что именно вас интересует? – холодно спросила она, внимательно изучая выражение его лица.

– О! Меня интересует все: ваши братья, сестры, любовники, мужья.

– Я была единственным ребенком в семье, а мои родители умерли, – резко ответила Пенни, чувствуя, как что-то оборвалось у нее в душе.

На самом деле она ничего не знала о своих родителях, семьи у нее никогда не было. Даже настоящее имя было ей неизвестно.

– А не влюблены ли вы сейчас? – продолжал допрашивать Джастин.

– Нет, – вспыхнула она, но тут же опомнилась и невозмутимо воззрилась на Бейлора. – По крайней мере я так думаю.

Публике незачем знать интимные подробности ее жизни. И будь она даже по уши влюблена, Пенни ответила бы то же самое.

– А ваши бывшие мужья? – не давал опомниться Джастин.

– У меня нет бывших мужей. – Она тихо улыбнулась, медленно перебирая пальцами тонкую цепочку небольшого медальона, висевшего у нее на груди. – Я не уверена, что какое-либо замужество можно назвать бывшим.

– Это остроумно. Ну а как насчет планов на будущее?

Словно маленький прозрачный дымок затухающего весеннего костра, скользнула по ее лицу легкая, едва уловимая усмешка.

– Вы, точно кот, коварно подстерегаете меня за каждым поворотом разговора.

Джастин рассмеялся. Недаром телевидение любило снимать эту женщину. Она – как восточная сказка, – загадочна, непредсказуема, экзотична.

– Таково мое ремесло, – ответил он. – Но последнее время вас часто видят в обществе Мела Гибсона. Что вы скажете на это?

– Скажу, что у него прекрасная жена и шестеро очаровательных ребятишек. – Пенни запнулась, переводя дыхание; злость на нахального репортеришку душила ее. – Не думаю, что он бросит их ради меня.

– Многие мужчины ради вас готовы пойти на большие жертвы – Джош Рэнделл, например.

– Не стоит сплетничать в эфире, – нахмурилась она, с трудом сдерживая негодование. – Кто-нибудь и впрямь может поверить в эту чепуху.

Джастин усмехнулся, поняв, что Пенелопа не станет обсуждать эту тему. Она всегда слишком боялась интимных вопросов.

– Так вы решили дать интервью после столь долгого молчания для того, чтобы рассеять сплетни?

Бейлор нарочно шел ей навстречу, боясь, что Пенелопа прервет разговор, а он так и не успеет спросить ее о Тесс Ренфри.

– Журналисты пишут все, что им взбредет в голову, – заметила Пенни, чувствуя, как покрывается испариной под жаркими софитами. – Никто даже не поинтересовался моим мнением. Мое имя то и дело связывали с разными знаменитыми людьми, с которыми я даже не была знакома. И я убеждена, что, скажи я настоящую правду, все равно все исказят до неузнаваемости.

– И именно поэтому вы пришли на телевидение, а не дали интервью какой-либо газете?

– Очень проницательно, – насмешливо похвалила она его и, поставив чашку на низкий столик, перехватывая инициативу, спросила:

– Ну, каков следующий вопрос?

– Энтони Уэйнрайт.

Пенни задумчиво улыбнулась. Придвинув к себе розовую диванную подушечку, она некоторое время рассеянно перебирала пальцами тонкую пушистую бахрому, окаймлявшую ее по углам.

– Энтони – это Энтони, – тихо произнесла она. – Строг и прост, но истинный джентльмен. Мы познакомились с ним летом, во время прослушивания. Он сам вызвался быть моим репетитором и превратился в настоящего ангела-хранителя. Я была слишком молода и неопытна тогда и действительно нуждалась в наставнике. Мне не хватало внешнего лоска, некоторой артистической изысканности. И Энтони смотрел на меня как на…

– Неотшлифованный алмаз? – перебил ее Джастин.

– Нет, скорее, как на немытый фрукт.

Бейлор рассмеялся. Однако у нее изрядное чувство юмора! Он заглянул в свои записи.

– Мисс Гамильтон, вы, как мне известно, провели и выиграли два судебных процесса по обвинению в клевете и, говорят, собираетесь возбудить еще один…

– Нет. С меня довольно и тех двух;

– Вот как? – Он удивленно взглянул на Пенни, и та утвердительно кивнула головой, так, что дрогнул спадающий ей на плечи каскад густых рыжих волос, словно легкая дрожь прошла по озаренному рассветным солнцем, замершему в движении водопаду.

– А вы занимаетесь благотворительностью, как это делают другие звезды? – спросил Джастин.

– Да, я помогаю бездомным. Звезды должны светить тем, кто сбился с пути.

– А почему именно бездомным? Есть ведь и другие возможности для благотворительности. Исследования в области СПИДа, например, или лечение раковых опухолей.

– Здесь, увы, деньги не доходят по назначению, а, словно ручейки, текущие не в ту сторону, наполняют многочисленные жадные карманы. Стоящий же в длинной очереди на благотворительную кухню рано или поздно получит свою порцию супа. К тому же там я сама могу проследить, на что потрачены мои деньги. И вижу, как на них покупают продукты, раскладушки, одеяла для тех семей, которые уже оставили надежду на лучшее будущее и не в состоянии прокормить себя самостоятельно. Я помогаю им с питанием и жильем. О будущем они принимают решение сами, посоветовавшись с адвокатом.

– А знаете, ваши недоброжелатели говорят, что таким образом вы пытаетесь искупить многочисленные грехи.

В глазах Пенни блеснула холодная ярость. Сдерживаясь, она решительно произнесла:

– Может быть, вы, мистер Бейлор, думаете, что это я выгнала людей на улицу? Или они добровольно решили жить в коробках из-под стиральных машин?

– Хорошо, хорошо, – успокаивающе пробормотал Джастин. – А одиноким вы тоже помогаете?

– Конечно. Я помогаю всем, кто борется за свое существование, выбиваясь из сил и не надеясь обрести успокоение. В то время как подпольные дельцы и преступники пользуются любой их слабостью, чтобы завладеть деньгами и пустить по ветру их последние чаяния.

Она замолчала, чувствуя, что сказала лишнее. Но Бейлор уже заметил это.

– Вы так говорите, – хитро прищурился он, – словно пережили нечто подобное.

– Я надеюсь, что ваше предположение останется лишь шуткой, – неловко рассмеялась она, нервным жестом поправив сбившуюся прическу.

– Во всяком случае, ваше сочувствие обездоленным делает вам честь и достойно восхищения.

– Я помогаю бедным не для того, чтобы мной восхищались.

– Прекрасно. Но почему вы не живете в Голливуде, среди близких вам по духу людей?

– Я настолько люблю Флориду, что порою воздух Голливуда кажется мне не слишком приятным. Но я много работаю, а потому редко бываю дома.

– И все же, вы бы куда больше средств могли вложить в благотворительность, вращаясь в светском обществе.

– Покорно благодарю! – усмехнулась она. – Маскарадные шествия в бриллиантах, тысячи долларов за вечернее платье, обеды на тысячи долларов! И вы думаете, что после этого что-нибудь останется бедным? Вы наивнее, чем я предполагала.

– Но ведь большинство знаменитостей предпочитают жить именно так.

– О! Это плата за престиж. Вложения в благотворительность не вызывают аплодисментов, а бриллианты обеспечивают неизменное восхищение публики, поэтому большинство выбирает бриллианты.

«Ого, – подумал Джастин, – а она показывает коготки. Ловко! Теперь никто не посмеет обвинить ее в корыстолюбии. Но впрочем, мы еще посмотрим».

– Не потому ли вы не позволяете снимать у себя дома? – сахарно улыбнувшись, спросил он.

Пенни нахмурилась, вспомнив смятую, неубранную кровать, кучу грязного белья в углу спальни, заваленный бумагами кривой столик. То-то обрадуются телезрители, увидев весь этот неописуемый кавардак.

– Просто я люблю побыть одна, – ответила она. – И как только заканчивается рабочий день, начинается мой личный вечер, на который приглашаются лишь избранные друзья.

Ее умение уходить от прямого ответа приводило Джастина в уныние. Но он все еще не терял надежды разговорить Пенелопу. И с его лица не сходила бодрая профессиональная улыбка.

– Я знаю, что вы получили приз академии, но почему-то отказались его принять. И кое-кто из кинокритиков считает, что вы тем самым нанесли академии оскорбление.

– Неужели? – пожала она плечами. – А что вы тогда скажете о Кэтрин Хепберн и Марлоне Брандо?

Он добродушно улыбнулся, оценив ее находчивость и остроумие.

– Скажите, в своем последнем фильме – «Природный инстинкт» – вы сыграли роль молодой женщины, воспитанницы католического монастыря, которая благодаря воспитанию не может примириться с окружающей ее мирской жизнью. Так вот, правда ли то, что для создания достоверного характера своей героини вы перед съемками некоторое время прожили в монастыре?

Пенни почувствовала, что ее душу вновь охватывает волнение. Ей захотелось встать и, прервав злополучное интервью, немедленно покинуть студию, но она сдержалась.

– Надо отдать вам должное, Джастин, – с наигранной бодростью произнесла она. – Вы хорошо подготовились к встрече. Да, вы правы, я вряд ли справилась бы с ролью послушницы, не имея представления об их образе жизни. Вообразите себе девушку, которая всю юность провела в благочестивых размышлениях о возвышенных, божественных предметах. И вдруг она попадает в современный мир с его культом силы и преуспевания, с его пустоголовыми простодушными девицами, мечтающими о бриллиантах, вечерних платьях и светском обществе, с мужчинами, жадно зарабатывающими деньги, чтобы потратить их на развлечения и на этих пустоголовых девиц. Жестокость, секс, наркомания окружают ее теперь. Она мечется в кругу опустошающих душу забав.

Пенни взглянула на часы и поднялась с места:

– Простите, Джастин, мне пора.

– Скажите, у вас был ребенок от Рэнделла? – крикнул он ей вдогонку.

Она остановилась и медленно обернулась. Ее прищуренные зеленые глаза смотрели зло и вызывающе.

– Нет, – резко ответила она. – А у вас? – И, круто повернувшись, вышла из студии.

Как только за ней закрылась дверь, режиссер остановил съемку. Джастин бросил свой блокнот на журнальный столик и с наслаждением потянулся, вспоминая ту грациозную походку, с которой Пенелопа покинула съемочную площадку. Да, чего-чего, а изящества ей не занимать. Удивительная женщина! Она так и осталась для него загадкой.

Оператор, тихо подойдя к нему сзади, положил руку на плечо.

– Слава Богу, все позади, – пробормотал он. – Ну, старик, поздравляю! После этого интервью ты станешь знаменитым.

Пенелопа прошла по узкому коридору и свернула в гримерную. Захлопнув за собой дверь, она в изнеможении прислонилась к ней. Горячие горькие слезы душили ее. Уткнувшись лицом в халат, висевший возле двери, она закусила губу, сдерживая подступившие рыдания; плечи вздрагивали, на ресницах повисли две маленькие слезинки. Силы, казалось, оставили ее. За мгновение до этого она бодро улыбалась встреченным ею рабочим сцены, а теперь жгучее желание бросить что-нибудь на пол, разбить вдребезги с грозной силой истерического припадка охватило душу. Пенни опустилась на колени и, обхватив себя руками, в немом отчаянии стиснула зубы. Жаркие слезы брызнули из глаз. И сразу же на душе стало легче. Раздражение и злоба оставили ее. Она больше не испытывала того чувства тяжкой вины, что так мучило ее десять лет назад, после первого интервью. А ведь эта гнетущая сердечная боль преследовала Пенелопа с раннего детства.

– Ах, Тесс, что я наделала, – пробормотала она, с трудом поднимаясь на ноги и подходя к стоящему в углу гримерной столу. Тяжело опустившись на мягкое сиденье рядом с ним, она вытерла бегущие по щекам слезы и задумалась о происшествии, грозившем перевернуть всю ее карьеру.

Прошло уже три дня с момента исчезновения Тесс. И до сих пор о ней нет никаких известий. Это обстоятельство больше всего пугало Пенелопу. Знать все, пусть даже самое страшное, все же легче.