Текст книги "Перезагрузка"

Люди не зря содрогались при звуке ее имени, я не могла их за это упрекнуть.

– Отведите его в комнату для допросов, пусть ждет Сюзанну, – гавкнул офицер Майер Лебу. – Потом ступайте в следственное помещение и ждите меня. А ты марш сюда!

Последнюю фразу он выкрикнул в мою сторону, и я пулей вылетела из челнока.

Майер схватил меня за руку и поволок вниз по лестнице, как нашкодившего ребенка. Он не выпустил меня, пока мы не дошли до его кабинета на девятом этаже – тогда он бросил мою руку и вставил в замок ключ.

Шваркнув дверью, он резко повернулся ко мне лицом и очутился так близко, что я улавливала его затхлое дыхание.

Он принялся на меня орать. Я не поняла ни слова.

Все люди и впрямь слетели с катушек.

– Простите, сэр, но я вас не понимаю, – произнесла я спокойно.

Майер с усилием перевел дух.

– Зачем ты выключила коммуникатор? – процедил он сквозь зубы и указал на прибор, который я так и держала в руке.

– Он неисправен, визжал прямо в ухо.

Я протянула ему коммуникатор. Он оттолкнул мою руку, и пластмассовая коробочка заскользила по плиточному полу, остановившись под его длинным стеклянным столом.

– А камеру?

Он брызнул слюной, и я с трудом подавила желание утереться.

– Не знаю. Разве она не работает? – невинно спросила я.

– Что произошло в доме?

– Преступник начал разглагольствовать о резервации рибутов. Говорил чушь, будто собрался нас спасти. Тут, поскольку пропала связь, пришел офицер, и мы вместе доставили объект на челнок.

Он придержал ладонью кулак. Я уже приготовилась к удару.

– И что?

– На борту он продолжил говорить. Сказал, что Сто пятьдесят семь не умер, а сбежал.

– Дальше? – прорычал Майер.

– Это все. Офицер приказал мне молчать. Человек продолжал кричать о резервации рибутов.

– Он сказал, где она находится?

– Нет.

Во всяком случае, не совсем. «Северный Техас» – довольно расплывчатое указание. Насколько я знала, к северу от нас простиралась сплошная безжизненная пустыня.

– Он говорил, что они хотят помочь вам бежать?

– Да, он заявил, что хочет помочь мне. Но я думаю, сэр, что он просто безумен.

Офицер Майер прищурился на меня, и несколько секунд в помещении слышалось только его прерывистое сопение.

– Ты считаешь его безумным, – проговорил он медленно.

– Рибуты не убегают. Я видела попытки. Их убивают. Даже если удастся, бежать все равно некуда.

– А как же резервация?

– Сэр, мне трудно в это поверить.

Я не солгала. Я не могла ее представить. Как там жили? Откуда брали пищу? Почему их не трогали люди?

Майер вперился в меня взглядом, проверяя на лживость.

– Я не знал, что выйдут такие накладки. Но я послал тебя потому, что доверял тебе. – Он яростно втянул воздух и на шажок отступил. – Эти люди… Я знаю, тебе этого не понять, но мы спасли их. Мы – единственный выживший штат, потому что вовремя закрыли границы и прекратили все перемещения граждан. А эти люди считают, что могут идти куда хотят и делать что им заблагорассудится. У нас были причины установить такие правила! Мы защитили их, а эти повстанцы, – он будто выплюнул это слово, – воображают, что у них есть какая-то миссия по спасению всех и каждого. Они только множат смерть. Путешествуют из города в город, нарушая законы! Это место, – обвел он комнату яростным жестом, – предназначено для защиты людей. Именно этим ты и занимаешься. Тебе ведь это известно?

«Защита» была неподходящим словом для моего ремесла, но я почти поняла его доводы. Люди предпочли оставлять в живых молодых рибутов, чтобы те зачищали города. Выпалывали преступников и больных без риска заразиться самим и распространить вирус дальше.

– Да, – ответила я.

Он подступил так близко, что мне захотелось толкнуть его в грудь, чтобы полетел через комнату.

– Я буду следить за каждым твоим шагом. Заикнешься об этом хоть словом, и тебе конец. Понятно?

Я кивнула.

В его речах не было ничего похожего на доверие.

Глава одиннадцатая

Вернувшись к себе, я крадучись легла и повернулась к стене. Я решила, что офицер Майер вполне мог следить за мной в эту самую минуту, и боялась за свое лицо, которое могло выдать вертевшиеся в голове мысли.

Побег?

Это было нелепо. Планировка зданий КРВЧ полностью исключала бегство. За нами постоянно наблюдали; нас окружала вооруженная охрана; наши маячки были вживлены неизвестно куда, а горожане все до единого горели желанием передать нас в руки корпорации при первой же встрече.

Впрочем, как выяснилось, не все.

Я подтянула колени к груди и нахмурилась, пытаясь разобраться. Сначала я решила, что мятежники нас попросту подставляют. Сулят рибутам помощь в побеге, заморочив их байками о резервации, а потом убивают. Но в этом не было никакого смысла. Если они и правда хотели избавиться от рибутов, то почему не ликвидировать их на заданиях? Заваривать такую кашу с хитроумным побегом из корпорации казалось чрезмерной глупостью даже для человеческого ума.

Но если нас не подставляли, если нам искренне помогали в надежде на ответную помощь, то придумано было ловко. Со стороны людей казалось самонадеянным ждать сотрудничества от рибутов, но если их цель заключалась в том, чтобы избавиться от КРВЧ, то план был очень неплох.

Я стиснула лицо руками. Я не знала, как относиться к людям, решившим действовать совместно с рибутами. Этим они привносили в уравнение здравый смысл, и ненавидеть их становилось труднее.

Остаток ночи я почти не сомкнула глаз, а утром когда повернулась, то увидела Эвер. Она лежала, сжавшись калачиком и натянув одеяло до подбородка. Пальцы ее дрожали. Я села, свесила ноги с постели, и быстро отвела глаза, когда она заметила мой взгляд.

Мне хотелось поговорить с ней о ночных событиях, но вышло бы подло. Если уж кто и нуждался в побеге, так это она, а Леб ясно дал понять, что не собирался помогать нам. Да и о чем бы я рассказала? «Кое-кто скоро сбежит, но только не ты и не я»?

Я соскользнула с постели, надела спортивный костюм, взглянула на нее напоследок и вышла из комнаты. Двадцать два ждал меня на беговой дорожке. Глаза у него были круглыми и полными раскаяния.

– Послушай, Рен, я…

– Сперва пробежимся, – перебила его я, стараясь не смотреть в эти глаза. Из-за них я снова почувствовала себя виноватой, а мне этого не хотелось, коль скоро он считал меня монстром.

Я пустилась бежать по кругу, и он последовал за мной. Никто из нас не заговаривал первым. За всю пробежку он не сказал ни слова и продолжил безмолвствовать всю тренировку. Только по-прежнему слал мне виноватые взгляды, но я игнорировала их и говорила только по делу.

– Встретимся через час на крыше, – сказала я, когда занятие кончилось. Нам предстоял отлов больных, и я была благодарна за передышку. Перевозить людей в больницу было простым заданием, которое сложно провалить. И оно редко сопровождалось насилием.

Двадцать два кивнул, и я повернулась, чтобы уйти, но заметила Леба, который смотрел прямо на меня, прислонясь к стене спортзала. Я пропустила Двадцать два вперед, замедлила шаг возле двери и задержалась на полкорпуса.

– Спасибо, – шепнул Леб, наклонив голову и обращаясь к полу.

– Он еще у тебя? – спросила я, глядя в дверной проем. – Тот пеленгатор?

– Нет. Я вернул его, чтобы не догадались о сообщнике в здании.

Я взялась за край двери, вспомнив дрожащую Эвер.

– И ты действительно не можешь…

– Нет.

– Но…

– Нет. – Его взгляд метнулся к настенной камере. – Иди. Майер заметит, что мы разговариваем.

Он был прав, и я со вздохом зашагала по коридору. Может, это и вовсе дурная идея – помочь Эвер бежать. Она была не в лучшей форме, а по следу бежавшего рибута всегда отряжали офицеров КРВЧ. Это представляло огромный риск для любого рибута, а что говорить о ней, да еще в таком состоянии? Даже найди я способ отправиться вместе с ней, ее шансы выжить были бы в лучшем случае призрачными. Возможно, ей было правильнее остаться здесь.

Поглубже нахлобучив шлем и подтянув ремешок, я нервно посмотрела на Эвер. Она дрожащими руками прилаживала коммуникатор – ее трясло сильнее, чем утром.

– Помочь? – спросила я.

Она помотала головой и передвинула микрофон ко рту.

– Каллуму лучше?

– Ему просто отлично, – буркнула я.

– Послушай, ему ведь правда паршиво. Может, дашь ему послабление? Первые недели даются очень тяжело.

Я пожала плечами, хотя и признавала ее правоту. В памяти всплыли его большие печальные глаза, и я вздохнула.

Эвер встала, и ноги тотчас ее подвели. Судорожно хватая ртом воздух, она повалилась на пол.

– Тебе… – Я осеклась, когда она вскинула голову и сверкнула глазами.

В следующую секунду Эвер вскочила и бросилась на меня. Мы упали, и она прижала мне плечи, навалившись всем телом.

Я стала брыкаться, но она не сдвинулась и только с рычанием оскалила зубы.

В коридоре появились два человека, у одного был планшет. Эвер резко повернула голову и метнулась к ним. Врач, державший планшет, быстро нажал кнопку замка.

Я медленно поднялась, глядя не на людей, а в пол.

Бум.

Бум.

Бум.

Закрыв глаза, я вслушивалась в ритмичные удары Эвер. Я не хотела заниматься этим сегодня. Пусть вернется настоящая Эвер – та, которая поднимала мне настроение и охотно шла со мной в столовую.

Мне не хватало ее.

Я снова открыла глаза и выдохнула. Эвер медленно повернулась и ощерилась, как будто я ее оскорбила.

– Осторожно, Сто семьдесят восемь! – сказал снаружи врач.

«О, спасибо тебе, человече. Что б я делала без твоих советов».

Она метнулась на меня, как зверь, и вцепилась в рубашку, когда я попыталась увернуться. Я услышала сзади треск материи: она вырвала добрый лоскут. Эвер сгребла то, что осталось, и потянула меня к себе, обхватывая за пояс. Ее зубы царапнули по моей шее, и я ударила ее локтем в бок, высвобождаясь из захвата.

Я прыгнула на кровать, но Эвер оказалась проворнее. Сомкнув пальцы на моем запястье, она резко дернула мою руку, так что плечо выскочило из сустава, и сбросила меня на пол. Потом она оседлала меня и принялась душить.

Из моего рта вырвался слабый стон. Я сжала губы от стыда, надеясь, что люди не услышали.

Но Эвер услышала. Взор ее прояснился, и она быстро отдернула руки. На милом лице проступил ужас.

– Прости, – сказала Эвер, отползая, и глазами, полными слез, посмотрела на стоявших снаружи людей.

– Ничего, – прохрипела я, садясь и приваливаясь к кровати. Вывихнутая рука безвольно висела. – Поставь-ка ее на место, будь добра.

Она схватила меня за руку и вправила ее, склонив голову и заливаясь слезами.

– Прости, – повторила она шепотом, когда вошли люди.

– Не беда, Эвер. Честное слово. – Я улыбнулась, но она не смотрела на меня.

– Легкая слабость? – участливо осведомился врач, как будто не он сделал это с ней.

Эвер молча кивнула; он достал шприц и жестом велел подставить руку.

– Это поможет, – сказал он, введя жидкость, и потрепал ее по затылку.

Она закрыла глаза и несколько раз вздохнула.

– Ну что, получше? – спросил врач. – Сможешь выйти на ночное задание?

Она закивала, размазывая по щекам слезы.

Человек задумчиво пожевал губу.

– Сегодня ведь просто забор больных, если не ошибаюсь?

– Да, – подтвердила Эвер.

– Ладно. – Он ткнул в меня пальцем. – Смени рубашку, на спине вся разорвана.

Люди вышли. Я поднялась, сняла черную рубашку и заменила на такую же. Надела ее поверх майки, поправила шлем и камеру.

– Готова? – спросила я Эвер, подав ей руку.

Мы пошли на крышу. Эвер смотрела в пол, не замечая моих частых взглядов. Сейчас мы всяко не могли поговорить, потому что через коммуникаторы люди слышали каждое наше слово.

Двадцать два и другие рибуты уже сидели в челноке, пристегнутые и готовые к полету. Единственной учебной парой сегодня оказались Хьюго с его стажером, остальные были уже проверены в деле. В основном это были унтер-шестидесятые – за исключением Марии Сто тридцать пять, которая вышла на вторую одиночную миссию со времени нашей подготовки. Отлов больных не требовал особых навыков. Войдя в челнок, я присмотрелась к унтер-шестидесятым, выискивая признаки безумия, которым страдала Эвер. Но взгляды были потуплены, а лица ничего не выражали.

В углу челнока стояли два офицера. Молодого звали Пол, другого я не знала. Незнакомец презрительно усмехнулся, оскалил желтые зубы и указал на меня стволом.

– Сесть, – скомандовал он.

Присутствие двух офицеров было дурным знаком.

Я скользнула на место рядом с Двадцать два, проигнорировав его попытки перехватить мой взгляд. Не то настроение.

В полной тишине мы прилетели в самое сердце трущоб и высыпали из челнока, едва желтозубый пролаял приказ. Сегодня здесь было теплее; пронизывающий ветер, задувавший последние несколько ночей, утих.

– Карта с собой? – спросила я у Двадцать два, протянув ему предписание, как только за нами захлопнулась дверь челнока.

Он кивнул и помахал ею.

– С больными проще, – сказала я, пока он изучал карту. – Мы просто забираем тех, кто заражает город.

– А какое им до этого дело? – спросил он, показав на челнок.

– Они пытаются избавить население от болезни. У них ничего не выйдет, если больные будут расхаживать свободно и заражать всех подряд. Они хотят предотвратить вторую массовую эпидемию.

Он нахмурился, но комментировать не стал.

– Туда? – указал он рукой.

– Да.

Мы двинулись по грязной улице мимо лачуг и палаток. Этот район города был недостроен, и некоторые люди еще продолжали жить в самодельных домах, пока не возводили что-нибудь более надежное. Это были худшие из трущоб, в воздухе висел отвратительный запах болезни и смерти. От теплой погоды смрад усилился, хотя и не настолько, как бывало летом – тогда приходилось задерживать дыхание.

Я остановилась перед палаткой из какого-то пластика. Не слишком прочная на вид, она была еще и настолько дырявая, что вряд ли могла вообще служить укрытием. Тонкие ветки, которые поддерживали ненадежное сооружение, казались в лучшем случае шаткими.

– Белл Тревис! – позвала я.

Изнутри донесся кашель; затем передняя стенка разошлась, и появилась молодая женщина. Ее сальные темные волосы свалялись, вокруг запавших глаз чернели круги. На подбородке виднелись красные пятна. Наверное, забрызгала, когда кашляла кровью.

Она выставила вперед руки. Больные редко оказывали сопротивление.

– Взял ее, – отчитался Двадцать два, ставя женщину на ноги.

– Ты должен надеть наручники, – напомнила я.

– Зачем? Что она сделает – сбежит? – Он посмотрел на женщину. – КДХ?

Она кивнула. Голова моталась, как у новорожденного. Он бережно приложил ее к своей груди.

– Не разговаривай с ней, Двадцать два.

Он лишь нахмурился, повернулся и направился к челноку.

– Двадцать два! – Я раздосадованно выдохнула и произнесла в микрофон: – Сто семьдесят восемь и Двадцать два. Задание выполнено.

– Идите на челнок. Присматривай за своим стажером, Сто семьдесят восемь.

Я прибавила шаг, чтобы нагнать Двадцать два, который, наклонившись, говорил с женщиной.

– В конце ты вообще ничего не почувствуешь, – сказал он.

– Двадцать два!

– Все онемеет. Ты даже не заметишь, как умрешь, – обещаю.

– Не смей разговаривать с людьми! – приказала я, схватив его за руку.

Он остановился и дерзко уставился на меня. Руку выдернул, но дальше пошел молча. Возле челнока для больных он осторожно помог женщине забраться внутрь и притворился, будто не замечает моего раздражения, когда мы потащились к нашему.

Остальные рибуты уже построились, и мы встали с краю. Офицеры были мрачны, и у меня свело желудок. Что-то явно произошло. Я глянула на Эвер, но она тупо таращилась в землю.

– Появились случаи, когда рибуты приносили с местности предметы и угрожали офицерам, – объявил Пол. – Теперь перед посадкой будет производиться досмотр.

Я сняла рубашку и, как обычно, развела руки.

– Снять всё, – махнул рукой Пол. – Майки тоже. Вывернуть карманы, спустить штаны. Трусы оставьте. Нам незачем на это смотреть.

Другие рибуты мгновенно повиновались: зашуршали рубашки, мягко шлепнулись брюки.

Я нащупала пуговицу, зыркнув на полуобнаженный строй. Казалось, никто не смущен. Наверняка все они, так или иначе, уже повидали друг дружку в исподнем. Краем глаза я заметила, что даже Двадцать два подчинился приказу.

Никто и никогда не видел меня без одежды.

– Эй, ты!

Я подняла голову и увидела, что желтозубый наставил на меня ствол. Молча мотнув головой, он ждал.

У меня так тряслись пальцы, что я никак не могла расстегнуть брюки. Пуговицы просто отказывались попадать в петли. Но это было не самое страшное – черт с ними, с брюками.

А вот рубашка! Я не могла ее снять.

– Кто это? – осведомился желтозубый.

– Сто семьдесят восемь, – ответил Пол.

В конце концов, почему я должна была раздеваться? Я спасла Леба. И вовсе не я бросилась на офицера с ножом.

– В чем дело? – Пол ткнул меня в спину пистолетом.

Головы всех рибутов повернулись в мою сторону. Мария Сто тридцать пять усердно нахмурилась и чуть ли не сочувственно кивнула мне, чтобы я подчинилась.

«Я же спасла его!» – хотелось мне крикнуть.

– Эй! – выпалил Двадцать два и проворно перехватил пистолетный ствол. Я тихо ахнула. – Может, хватит? Она не обязана, если не хочет.

Пол выдернул пистолет и впечатал ствол в голову Двадцать два. Я поморщилась, когда тот пошатнулся, и вновь взялась за брючную пуговицу. Пол отошел от меня и навел оружие уже на Двадцать два.

Желтозубый раздраженно вздохнул, убрал свой пистолет и устремился ко мне. Подойдя, он резко рванул меня за пояс, протолкнул пуговицу и сдернул брюки.

– Любой другой заработал бы пулю в мозг, – буркнул он, схватив меня за подол майки и сорвав ее через голову.

Я прижала руки к тонкому белому лифчику и попыталась вздохнуть, но легкие не слушались. Грудная клетка вздымалась и опадала слишком часто, горло свело от боли.

– Во имя Техаса! – произнес желтозубый в крайнем негодовании, силком разведя мне руки. – Можно подумать, что ты салага!

При виде моих уродливых шрамов он поморщился и быстро отвел взгляд. А вот рибуты не отвели. Все они пялились на меня.

Я отвернулась, стараясь унять трясучку в руках. Не удалось.

Двадцать два не смотрел на меня. Он стоял, отвернувшись, демонстрируя мне свой затылок. Он ничего не видел.

– Ладно, одевайтесь. Все по местам! – скомандовал Пол.

Я схватила рубашку, майку и начала торопливо натягивать их, не спуская глаз с Двадцать два. Он так и не обернулся.

Застегнув брюки, я села рядом с ним и быстро накинула ремни. Руки по-прежнему дрожали, я положила их на бедра и перехватила взгляд Каллума. Тогда я со всей мочи прижала ладони, но это не помогло.

Наконец я подняла голову, но тут же перехватила сочувственный взгляд Эвер, и мне стало еще хуже. Я снова уставилась на свои колени.

Когда челнок приземлился, я вышла последней, за Каллумом. Дрожащие ноги отказывались идти. Я здорово отстала, пока остальные рибуты строем направились к лестнице и спустились вниз. Каллум стоял на верхней ступеньке и ждал меня, придерживая дверь. Я вцепилась одной рукой в перила и с трудом заковыляла по лестнице, проклиная свои маленькие непослушные ножонки.

Вдруг я почувствовала чье-то прикосновение: это Каллум взял меня за свободную руку и сплел наши пальцы. Ощущать тепло его кожи на своей мертвенно-холодной ладони было приятно, и я с признательной улыбкой ответила на пожатие. Его большие глаза были полны тревоги и сострадания, но он улыбнулся в ответ.

Мы медленно спустились по лестнице и вошли в дверь восьмого этажа. Мне не хотелось с ним расставаться, но юноши жили слева, а девушки – справа. На прощание он снова сжал мне руку, и я торопливо сунула ее в карман, чтобы сохранить тепло.

Вернувшись в свою комнату, я сняла рабочую одежду и переоделась в спортивный костюм. Взгляда Эвер я избегала.

– Рен, в этом нет ничего… – начала она.

Я зыркнула на нее, легла на кровать, и Эвер умолкла. Накрывшись одеялом с головой, я свернулась калачиком и лежала, пока меня не объяла тьма.

Глава двенадцатая

– Жаль, что ты пропустила утреннюю пробежку. Я был неподражаем.

Когда я прошла через зал и остановилась перед ним, Каллум скалился от уха до уха. Его широкая, лучистая улыбка снова вернулась.

– Извини, – сказала я, озираясь вокруг. Несколько рибутов во все глаза пялились на меня. – Я проспала. – От улыбки Каллума у меня вспыхнули щеки. – Спасибо, что все равно пришел. Это и правда здóрово.

– Да ладно, чего там, – пожал он плечами.

Я заметила, что с другого конца зала на меня пристально смотрит Хьюго, и, скрестив на груди руки, уставилась в сверкающий деревянный пол. Мне захотелось уползти в угол, спрятать лицо и никогда больше не видеть этих людей.

– Ну, будешь бить меня или как? – осведомился Каллум.

У меня вырвался удивленный смешок, я торопливо закашлялась, скрывая его. Но было поздно: он услышал и пришел в щенячий восторг.

– Буду-буду, – сказала я и зарделась, когда снова взглянула в его глаза.

Каллум выставил кулаки, и я нанесла легкий удар, который он без труда блокировал. Я врезала посильнее и отшатнулась в последний миг, чтобы не угодить ему в челюсть.

– Быстрее, – велела я. – Чуть не попала.

– Тебе, наверное, придется смириться с тем, что толком мне никогда не выучиться, – ответил он, пригибаясь и уворачиваясь от моего кулака.

– Нет.

– Нет? – Он подскочил, когда я сделала подсечку.

– Молодец.

– Спасибо. Значит, нет? Ты не смиришься?

– Нет. Все мои стажеры отлично справляются. Во время обучения никто не погиб. А после – только двое.

– Из скольких? – спросил он и робко ударил. Я легко уклонилась.

– Ты даже не пытаешься, – заметила я, чувствуя, как уголки рта сами ползут вверх.

– Немножко пытаюсь. – Он вскочил на ноги.

– Попытайся хорошенько.

Он ударил сильнее, но я так же с легкостью увернулась. По крайней мере, этот удар был уже получше.

– Так из скольких? – повторил он вопрос.

– Их было двадцать или двадцать пять. Примерно.

Мы начали обмениваться более сильными ударами; мой кулак врезался ему в подбородок. Я перехватила его руку и дернула так, что он приземлился на пятую точку. Он тотчас попробовал подсечь меня, как я и учила. Я улыбнулась.

– Умора, да? – спросил Каллум, бросив свою затею, когда я отскочила.

– Нет, вполне сносно, – ответила я и пригнула голову, чтобы он не увидел, как мое лицо еще больше расплывается в улыбке.

Он вдруг поймал меня за кисть. Я споткнулась и ударила его коленями в живот, грохнувшись сверху. Каллум издал стон, слившийся со смехом.

– Я победил! – прохрипел он.

– Это называется победой?

Я начала сползать с него, но он схватил меня за руку, приподнялся на локтях, и мы оказались лицом к лицу.

– Да.

Я смотрела не в его темные счастливые глаза, а на наши сплетенные кисти, пытаясь перебороть тепло, волной растекавшееся по всему телу. Да еще щеки пунцовые стали. Ну и дела.

– Прости меня за те слова, – проговорил он тихо. – Я не хотел.

Высвободив руку, я соскользнула с него на прохладный пол. Пусть сокрушается – очень даже хотел.

– Ладно, проехали.

– Нет, – твердо сказал он, садясь рядом и наклонившись ближе, чтобы никто не подслушал. – Мне не следовало говорить, что тебе нравится охотиться на людей лишь потому, что у тебя это здорово получается…

– Мне нравится, – перебила его я. – Отчасти. Особенно погоня. Но… – Я не знала, как выразиться, чтобы он понял – еще не дозрел.

– Но – что?

– Но у меня и выбора нет, – произнесла я негромко. – Я почти не помню, как жила человеком, а если что-то и всплывает в памяти, то лишь кошмары. Это все, что я знаю. Все, что умею. Поэтому – да, иногда мне это нравится.

– Это можно понять. – Похоже, он на самом деле так думал.

– А еще я ничего не чувствую. То есть не так, как надо. Я – Сто семьдесят восемь. У меня не может быть никаких эмоций.

– Вранье, – возразил он весело.

– Нет, не вранье.

Каллум придвинулся еще ближе, и я уловила свежий запах его кожи. Это был запах чистоты, запах жизни, запах номера Двадцать два, и мне захотелось завернуться во что-нибудь, чтобы скрыть исходивший от меня смертный смрад.

– А я говорю, что это ложь. Ты отмутузила меня будь здоров. Это была злость. А когда говорила о своей человеческой жизни, в глазах появилась печаль. – Он склонил ко мне голову, и до меня донеслось тепло его дыхания. Я удивленно втянула воздух, и Каллум улыбнулся. – Ты многое чувствуешь.

– Сто семьдесят восемь! Двадцать два! Займитесь делом!

Я вскинула голову и увидела смотревшего на нас охранника. Быстро поднявшись, я подала руку Каллуму. Он принял ее и вскочил на ноги.

– Прощаешь? – спросил он, встав в боевую стойку. Его глаза были большими и круглыми, как у щенка, выпрашивающего подачку.

– Да, – рассмеялась я.

– Сделай так еще раз! – взмолился он, радостно подпрыгивая.

– Что сделать?

– Засмейся.

– Давай заключим сделку. Если сумеешь меня ударить, я засмеюсь.

– До чего же ты странная!

Вечером спортзал начал пустеть, и я разрешила Каллуму идти на ужин. Когда я уже собралась последовать за ним к двери, на глаза мне попалась Эвер. Она направлялась к зоне для метания ножей. Я смотрела, как она подобрала тупой клинок, сделала несколько шагов назад и замерла, готовясь к броску.

Затем метнула нож. Тот отскочил от стены и упал на пол.

Каллум вопросительно взглянул на меня, придерживая дверь, и я взмахом руки велела ему не ждать:

– Иди, я буду через минуту.

Я подошла к Эвер. Она посмотрела на меня и потянулась дрожащей рукой за ножом.

– Привет! У тебя все в порядке?

– Я хотела спросить тебя о том же.

Она шагнула назад и метнула нож. Лезвие воткнулось в стену дюймах в шести от мишени.

– Просто блеск.

Следующие несколько бросков также не достигли цели. Нож даже не вонзался в стену. Эвер была бледна, ее шатало, а ведь действие той дряни, что ей ввели ночью, наверняка уже закончилось.

– Да что это со мной сегодня! – саркастически заметила Эвер, нагнувшись за ножом после очередного промаха. – Правда странно?

Я скрестила руки и постаралась смотреть сочувственно. Не знаю, насколько хорошо у меня получилось. Мне хотелось сказать что-нибудь, что угодно, но я не могла найти слова, которые не показались бы подозрительными офицеру КРВЧ.

– По мне, так это прямо противоположно тому, чего от меня хотят, – проворчала Эвер и снова бросила нож. Тот вонзился бумажному человеку в живот. Она склонила голову набок. – Угу. Ну, это хотя бы его охладит.

– Эвер…

– Сто семьдесят восемь! – (Я обернулась на зов охранника.) – Офицер Майер ждет тебя в своем кабинете.

Я кивнула, пытаясь сохранить бесстрастное лицо, но внутри у меня все оборвалось. Это не предвещало ничего хорошего.

Виновато взглянув на Эвер, я вышла из спортзала и поднялась по лестнице. Холод, царивший в белом коридоре девятого этажа, пробирал до костей, и я опустила рукава, остановившись перед кабинетом офицера Майера.

Когда дверь отъехала в сторону, начальник уставился на меня из-за массивного стеклянного стола. Его пухлые пальцы щелкнули по экрану, и он мотнул головой, указывая на стул:

– Садись.

Я села и замерла, натянувшись как струна. Может быть, он прознал о моем разговоре с Эвер? Или еще хуже: выяснил, что я солгала насчет Леба и Майло?

– Занятный выбор стажера, – изрек Майер, откинувшись в кресле и сцепив руки.

Мне с трудом удалось сдержать вздох облегчения.

– Объяснить не хочешь? – спросил он.

– Я хотела проверить, сумею ли подготовить номер поменьше.

Он кивнул, качаясь взад и вперед.

– Тяжело продвигается?

– Мы только начали.

– Он плохо подчиняется приказам. Вчера нахамил офицерам челнока.

– Он еще зелен.

– Тебя тоже не слушается. – Багровое лицо офицера Майера сморщилось. – Или еще шуточки отпускает, как будто забаву себе нашел. Я наблюдал за вами в спортзале.

Я вперилась взглядом в стол, нервно потирая ладони. Меня никогда еще не отчитывали за обучение салаги.

– С малыми номерами часто бывает… трудно, но этот – наглец. Странно, что ты избила его всего один раз. – Он подался вперед, громыхнув креслом о пол. – Да и в челноке, насколько я слышал, вчера возникли проблемы.

– Я… – начала я, прочистив горло.

– Все в порядке, – махнул он рукой. – Мне, конечно, не понравилось, что ты ослушалась приказа, но я велел офицерам не заставлять девушек снимать майки. Мы же не звери, хвала Техасу.

Я кивнула.

– Спасибо, – сказала тихо и даже отчасти искренне.

– Я объяснил им, что ты, наверное, огорчилась из-за своего стажера, и мне это понятно. Тебе и следует огорчаться. Я сам расстроен.

Я проглотила комок и встретилась с ним взглядом. На языке Майера «расстроен» не означало ничего хорошего.

– Пока что мы его не ликвидируем. Мне уже пришлось ликвидировать Сорок три за покушение на жизнь офицера. Между прочим, спасибо тебе за тот случай. Леб был очень признателен.

Я снова кивнула и сплела пальцы: «Пока».

– Но ему необходимо подтянуться. Либо ты заставишь его выполнять приказы, либо у меня не останется выбора. Так ему и передай.

От чудовищного напряжения у меня потемнело в глазах, не хватало воздуха. Нельзя допустить, чтобы его уничтожили. Я просто обязана натаскать его как можно лучше и как можно скорее.

Офицер Майер снова переключил внимание на стол и надавил пальцами на стекло.

– Это всё. Можешь идти.

Я встала и быстро пошла к двери, но остановилась, снова услышав свой номер.

– Я не шучу насчет ликвидации, – сказал Майер. – Мне не нравится, что ты напрасно расходуешь свое время. Покажи мне результат, или ему конец.