Текст книги "Прекрасное и истина"
Автор книги: (Эмиль Ален
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Пифагор, настоятель монастыря,
[Это определение, естественно, не следует понимать буквально, поскольку на самом деле никакого монастыря во времена Пифагора в среднеземноморском ареале Древнего мира существовать не могло (первые монастыри, которые были христианскими, появились в Египте лишь в IV‒V вв.). Однако существовало разработанное Пифагором религиозно-этическое учение, составившее теоретическую основу для объединения его сторонников и последователей, признававших безусловный авторитет обожествляемого ими лидера и образовавших некое подобие эзотерического ордена, научно-философского, религиозно-мистического и этико-политического сообщества, «общего товарищества» (Ямвлих) – Пифагорейский союз. И лишь допущенные в его ряды люди посвящались в тайны этого учения.]
был иным человеком, нежели Фалес: в меньшей степени странствовавшим, в большей степени политизированным, со взглядом, редко обращавшимся к непокорному морю и чаще – к звездам;
настолько часто, что ему удалось угадать наличие у земли сферической формы.
Определив отдельные расстояния между звездами, а также – при помощи монохорда – интервалы
[Во французском тексте слова, переведенные на русский как «расстояния» и «интервалы», обозначаются одной и той же вокабулой – «intervalles».]
между звуками и будучи глубоко убежденным, что числа формируются и соотносятся друг с другом по законам, [ «Пифагор, как говорит Ксенократ, открыл, что происхождение музыкальных интервалов также неразрывно связано с числом, так как они представляют собой сравнение количества с количеством»[82]82
Цит. по: Фрагменты ранних греческих философов. С. 148.
[Закрыть], – писал Порфирий.]
которые ничто не может поколебать, он поспешил провозгласить, что все есть число.
[ «Числу все вещи подобны…»[83]83
Ямвлих // Фрагменты ранних греческих философов. С. 149.
[Закрыть]; «число владеет… вещами»[84]84
Цит. по: Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 143.
[Закрыть].] И хорошо сделал, что поспешил, поскольку еще сегодня, когда существует в тысячу раз больше оснований говорить то, что он под этим подразумевал, – имея в виду, что любой беспорядок все-таки обусловлен Умом, – сегодня эта истина по-прежнему уступает свидетельству чувств, как только сила утверждения законодателя позволяет одержать над собою верх.
Однако кто в таком случае тянул его за язык? Зачем он говорил, что прямая – это добро и что кривая – зло? А наши-то педанты – давай смеяться! Но эта мысль отнюдь не лишена смысла; дело в том, что кривая – это лишь видимость, и именно прямая становится судьей для кривой. Однако нашим чувствам хотелось бы, чтобы кривая существовала наравне с прямой; все это заставляет утверждать, что беспорядок поддерживает себя сам. А также, что добродетель – это Число, [ «Пифагор, по сообщению Гераклида Понтийского, учил, что
на основании чего можно предположить и даже утверждать, что добродетель, подобно звучанию хорошо настроенной лиры, соответствует закону Ума. А еще – что свет и тьма в равной степени представляют все эти противоположности; и это означало бы постоянное повторение одного и того же, ибо тьма есть лишь отрицание, и становится она заметной только благодаря свету. Таким образом, просто невозможно пренебрегать этими формулами, пусть и придуманными; скорее, следует возвращаться к их благородному источнику, что не столь уж и трудно, как в том пытаются убедить, ибо тень Пифагора всегда похожа на самого Пифагора.
ЭлеатыЭлейская школа сохраняет всю премудрость Фалеса, однако подвергает его взгляды переосмыслению. С точки зрения всех ее представителей, и в особой степени – Ксенофана и Парменида, физика относится к области мнения, [Намек на характерное для древнегреческой философии разделение знания на два вида: «знание по мнению» и «знание по истине». Впервые эта идея была выдвинута Ксенофаном, с точки зрения которого результатом чувственно воспринимаемых свидетельств является лишь мнение, царящее над всем, а не истинное знание, недоступное людям: «Если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако не знал бы [об этом]. Ибо только мнение – удел всех»[86]86
Цит. по: Чанышев А. Н. Курс… древней философии. С. 150.
[Закрыть]. Парменид также делил философию «…надвое – на философию истины и философию мнения»[87]87
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 365.
[Закрыть]. В то же время Симпликий в комментарии к «Физике» Аристотеля отмечал, что «[Парменид] называет это учение мнимым [собств. “постигаемым доксой”] и обманчивым не в том смысле, что оно абсолютно ложно, а в том, что оно низверглось[или: “низко пало”] от умопостигаемой истины до феноменального и постигаемого доксой чувственного мира»[88]88
Фрагменты ранних греческих философов. С. 281.
[Закрыть].]и, таким образом, какими бы ни были ее достижения, изначально подлежит оценке. Движение, как полагал чутко во все вникавший ученик уже названных философов Зенон, [Как считается многими, Зенон Элейский, кроме всего прочего, был усыновлен Парменидом «…и стал его любовником»[89]89
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 367.
[Закрыть]. В то же время Афиней писал, «что всего отвратительнее и всего лживее – так это безо всякой нужды сказать, что согражданин Парменида Зенон был его любовником!»[90]90
Фрагменты ранних греческих философов. С. 301.
[Закрыть].]
без всякого сомнения, представляет собой ничто, поскольку оно всегда является чем-то иным. Доказательство от обратного: в любой момент движущийся объект находится именно в том месте, где он в данный отрезок времени пребывает, а следовательно – остается неподвижным.
[Как отмечал Секст Эмпирик, «Аристотель называл их “остановщиками (στασιώται) природы и бесприродниками”: остановщиками – от слова остановка (στάσις), а бесприродниками – потому что, отрицая движение, они упразднили природу, которая [по Аристотелю] есть источник движения»[91]91
Там же. С. 280.
[Закрыть].]Ксенофан и Парменид выражали суть сказанного лучше и с большей прямотой: бытие существует, а небытия нет, [Ср.: Парменид, «полагая, что наряду с сущим вообще нет никакого не-сущего… считает, что с необходимостью существует [только] одно, а именно сущее, и больше ничего…»[92]92
Аристотель. Метафизика. Кн. 1. Гл. 5. 986b.
[Закрыть].]
и тебе не удастся выйти за пределы данной мысли; таким образом, то, чего до сих пор еще не существует, не будет существовать никогда, а то, что уже было, и то, что будет, существует всегда;
[Ср.: «…Первые философы… говорили, что ничто из существующего не возникает и не уничтожается, так как возникающему необходимо возникать или из сущего, или из не-сущего, но ни то, ни другое невозможно: ведь сущее не возникает (ибо оно уже есть), а из не-сущего ничто не может возникнуть, ибо [при возникновении] что-нибудь да должно лежать в основе»[93]93
Аристотель. Физика. Кн. I. Гл. VIII. 191а.
[Закрыть].]
любое бытие едино, тождественно, неподвижно. Благодаря этому в ходе своих разглагольствований им удавалось в одном-единственном суждении обнаружить то, что всегда будет составлять форму всего физического; ибо при любом изменении все сохраняется: материя, энергия – в общем все, как бы оно ни называлось. Ум же является всем во всей его полноте, и значим именно он. Никогда до того времени вопрос об уме не ставился более решительным образом. И вместо того чтобы натужно посмеиваться по поводу знаменитого доказательства, состоящего в том, что Ахилл никогда не настигнет черепаху, [Имеется в виду одна из самых знаменитых апорий Зенона.]
было бы лучше, если подобное вообще возможно, назвать число, которое соответствовало бы всему расстоянию целиком, включая каждый отрезок в отдельности. Но, как полагал уже Ксенофан, любое расстояние отличается определенностью и завершенностью; и все, что свершится в будущем, определено и завершено уже сейчас. Таким образом, никакое развитие не проникает в бытие извне, а монады – и это признается уже в то время – полностью лишены окон.
Гераклит
Гераклит был прозван Темным.
[Темным, т. е. непонятным. Ср. оценку, данную Сократом степени доступности текстов Гераклита: «Говорят, Еврипид дал ему сочинение Гераклита и спросил его мнение; он ответил: “Что я понял – прекрасно; чего не понял, наверное, тоже; только, право, для такой книги нужно быть делосским ныряльщиком”»[95]95
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 110.
[Закрыть], намекая на глубину и труднопостижимость ее содержания. Правда, весьма возможно, что до него об этом уже говорил «некий Кратет», считавший, «…что нужно быть делосским водолазом, чтобы не захлебнуться» в книге Гераклита[96]96
Там же. С. 362.
[Закрыть]. А в одной из эпиграмм, посвященных этому философу, говорилось:
Мы же знаем его лишь как поэта, воспевавшего изменения, и он представляется нам вполне понятным.
«Нельзя дважды омыться одними и теми же водами.»
«Все течет, и ничего не остается без изменений.»
«В будущем погаснет даже солнце». В то же время он, без сомнения, предполагал, что вспыхнут другие Солнца.
[Ср.: «Все составилось из огня и в огонь разрешается»[101]101
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 361.
[Закрыть], и «этот космос, один и тот же для всех, не создал никто из богов, никто из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живой огонь, мерно возгорающийся, мерно угасающий»[102]102
Климент Александрийский // Фрагменты ранних греческих философов. С. 217.
[Закрыть].]
«И наверху, и внизу вещи создаются, и разрушаются, и вновь создаются».
[Ср.: «Изменение есть путь вверх и вниз, и по нему возникает мир. Именно, сгущающийся огонь исходит во влагу, уплотняется в воду, а вода крепнет и оборачивается землей – это путь вниз. И с другой стороны, земля рассыпается, из нее рождается вода, а из воды – все остальное (при этом почти все он сводит к морским испарениям) – это путь вверх»[103]103
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 361.
[Закрыть].]
«От мира – к войне, а от войны – к миру.»
Идея, ставшая сегодня достаточно обыденной, однако скорее на словах, чем в мыслях. Ведь лишь немногие люди, пребывая в полном благополучии, замечают уже начавшийся процесс разрушения; и еще меньше тех, кто, испив до самого дна чашу горестей, способны ощутить ту волну, которая подхватывает их и вновь увлекает ввысь. Подобная мудрость представляла бы собой немалую силу, обладай кто-либо ею.
Другой идее, более простой, еще легче ускользнуть от нашего внимания. Она была очень близка Юму. Говорят: «эта река», хотя вода в ней уже не та же самая, что раньше; говорят: «эта деревенская церковь», хотя она была перестроена; говорят: «эта толпа», хотя все люди, ее составляющие, сменились; говорят: «это войско» – и далее в том же духе; это суть призраки нашего разговорного языка.
[В связи с этим замечанием вспоминаются разнообразные призраки – рода, пещеры, площади (рынка), театра, которые были признаны Ф. Бэконом источниками ошибок, совершаемых людьми на пути к знанию, и в борьбу с которыми он вступил с помощью своей философии.]
Говорят также: «этот друг» – в любом возрасте; то же самое говорится о нем, и когда он уже умер, и о его могиле. Таким образом, мы живем, как тени среди других теней. Наделенные, к несчастью, здравым рассудком, который нас и обманывает и вразумляет, что как раз и становится причиной двух видов несчастий. «Юпитер развлекается», [Имея в виду высказывание Гераклита, следовало бы употреблять имя «Зевс», а не «Юпитер», в силу того что последнее связано не с древнегреческой, а с латинской мифологией. Кроме того, в числе фрагментов, авторство которых приписывается Гераклиту, буквально такое высказывание отсутствует. Можно предположить, что в данном случае Ален осуществляет как бы своеобразный синтез, во-первых, «религиозно-философского» (в духе христианства) отождествления Зевса (Юпитера) с разумом, управляющим всем миром, во-вторых, определения Гераклитом судьбы в качестве разума (логоса), а в-третьих, высказывания этого философа о том, что Вечность, в которой, собственно говоря, и реализуется мировая судьба (разум, логос), есть «дитя играющее, кости бросающее, то выигрывающее, то проигрывающее»[105]105
Лукиан // Фрагменты ранних греческих философов. С. 180.
[Закрыть].]
говаривал печальный Гераклит.
Эмпедокл[Вероятно, «печальным» древнегреческий философ назван автором благодаря смысловой близости этого прилагательного прилагательному «Плачущий», которое использовалось в качестве второго (наряду с «Темный») прозвища философа: «Гераклит всякий раз, как выходил на люди и видел вокруг себя столько дурно живущих, а верней, дурно погибающих людей, плакал и жалел всех, кто сам себе казался радостным и счастливым…»[106]106
Сенека // Фрагменты ранних греческих философов. С. 181.
[Закрыть].]
Последний – судя по тому, что о нем рассказывают, – являлся магом
и шарлатаном, и всем этим, вероятно, в избыточной степени. Поэтому и был он всего лишь паяцем, придумавшим какие-то там доктрины, используя в них четыре элемента – воздух, огонь, землю и эфир, и добавившим к ним – дабы охватить вообще все – еще и Любовь и Ненависть, которые, скорее, представляют собой некие результаты, нежели причины.
[ «Эмпедокл из Акраганта, по мнению тех, кто притязает на более простое истолкование его учения, учит о шести критериях истины. А именно предположив два деятельных начала всех вещей – Любовь и Ненависть – и в то же время упомянув о четырех в качестве материальных (земле, воде, воздухе и огне), он признал их критериями всех вещей»[108]108
Секст Эмпирик // Фрагменты ранних греческих философов. С. 341.
[Закрыть].]
А посему собственные мысли опьяняли его; не настолько, чтобы вообразить себя богом, но в достаточной степени, для того чтобы возникло желание заставить поверить в это других,
[ «Повязав вокруг волос повязку чистейшего пурпура, Эмпедокл важно шествовал по улицам греческих городов, слагая песни о том, что станет богом из человека»[109]109
Филострат // Фрагменты ранних греческих философов. С. 337.
[Закрыть]. По словам Тимея, «…судя по его поэзии, он мог бы показаться самовлюбленным хвастуном – так, например, он говорит: “Привет вам! А я уже не смертный, но бессмертный бог для вас”»[110]110
Диоген Лаэртий // Фрагменты ранних греческих философов. С. 333.
[Закрыть]. С этим же связана и легенда о смерти Эмпедокла: «…Желая богом бессмертным / Страстно прослыть, Эмпедокл холодный в жаркую Этну / Прыгнул…»[111]111
Гораций. Поэтическое искусство // Фрагменты ранних греческих философов. С. 337.
[Закрыть].]
что, окажись оно правдой, было бы хуже всего. Сказанное понуждает нас лучше оценить во всей этой замечательной совокупности простоту других людей, которые становились сильными только благодаря своему вниманию и призывали каждого обратиться к Мудрости, что наилучшим образом удалось Сократу. Бросим же быстрый взгляд на представленное изображение сумасшедшего мыслителя, с тем чтобы при случае узнать его.
АнаксагорТак или иначе, но Анаксагор тоже разработал некую доктрину, и сделал это хорошо. Аристотель, благодаря которому, главным образом, мы хоть немного знаем этих древних мыслителей, хвалит только Анаксагора.
[На самом деле Аристотель очень часто крайне критично отзывался об отдельных взглядах Анаксагора (см. такие его сочинения, как «Физика», «Метафизика», «О душе» и др.), что чуть ниже отмечает и сам Ален.]
Во времена Сократа он, как и тот, удостоился чести быть подвергнутым обвинению; но, будучи менее щепетильным в человеческом плане, сбежал.
[Сократ, как известно, отказался бежать из Афин (на чем настаивал и чему способствовал, подкупив тюремных стражей, его друг Критон), дабы не воздавать постыдно за зло и несправедливость, не нарушать законы, договоры и обязательства, которые брал на себя как гражданин Афин, и не приносить зло «самому себе, друзьям, Отечеству»[112]112
Cм.: Платон. Критон. 54с и др.
[Закрыть]. Анаксагор же «…был изгнан из Афин, [а не казнен] благодаря защите Перикла…»[113]113
Суда // Фрагменты ранних греческих философов. С. 507.
[Закрыть].]
Знаменит он благодаря своей физике, которой, как представляется, хотел придать еще большую неуловимость, организовав, если можно так сказать, беспорядок с помощью гомеомерий, или частиц, из которых состоит все и которые присутствуют повсюду: «Вначале все пребывало вперемешку, но затем появился Ум, который и привел все в порядок».
Так, по словам Аристотеля, говорит человек с пустым желудком, оказавшись среди пьяных людей.
[Ср.: «Поэтому тот, кто сказал, что ум находится, так же как в живых существах, и в природе и что он причина миропорядка и всего мироустройства, казался рассудительным по сравнению с необдуманными рассуждениями его предшественников»[115]115
Аристотель. Метафизика. Кн. I. Гл. IV. 954b.
[Закрыть], а также: «…по сравнению с прежними [философами], говорившими [пьяную] чушь»[116]116
Аристотель // Фрагменты ранних греческих философов. С. 520.
[Закрыть].]
Под такого рода формулой можно подразумевать божественное творение – миф, лишенный величия и истины. Но я подозреваю, что уже Анаксагор разбирался в этом вопросе гораздо лучше: поскольку хаос присутствует в каждом мгновении – достаточно, чтобы человек напился или же всего-навсего оказался опьяненным своей грезой; однако рассудок приводит все в порядок, восстанавливая его; но не единожды и не навсегда – и мы не доверяем ему. Вчерашняя смелость отнюдь не является залогом смелости завтрашней. Однако возможно, что Анаксагор был склонен поверить в бога, находящегося вне нас, что представляется слабостью мыслителя, обладающего элегантной концепцией. От чего Сократ сумел-таки излечить Платона.
Атомисты[Отмечу, что последняя фраза эссе почти всегда несет у Алена особую смысловую нагрузку и далеко не всякий раз оказывается доступной однозначному истолкованию. С чем мы сталкиваемся и в данном случае.]
Умудренные знаниями благодаря участию в этих необыкновенных дискуссиях, [Трудно предположить, что за дискуссии имел в виду Ален, поскольку о деятельности Левкиппа нам не известно практически ничего, а Демокрит славился своей склонностью к уединенному образу жизни.]
Левкипп и Демокрит, за которыми много позже последовали Эпикур и Лукреций, поместили в самые глубины всего видимого неподвижное Нечто. Этим Нечто был атом, дальнейшее деление которого признается невозможным, который не уничтожается и вечно сохраняет свою округлую или крючкообразную форму;
бесконечность этих вечно существующих форм, случайным образом – но бесконечное число раз в бесконечности времени и безграничности пространства – перемешанных, делает все возможным, включая наш мир, человека, Гомера и «Илиаду».
[ «Возникновение и уничтожение вещей атомисты объясняли разделением и сложением атомов, изменение вещей – изменением и порядка и положения (поворота)»[118]118
Там же. С. 185.
[Закрыть]. По Левкиппу, «возникновение миров происходит так. Из беспредельности отделяется и несется в великую пустоту множество разновидных тел; скапливаясь, они образуют единый вихрь, а в нем, сталкиваясь друг с другом и всячески кружась, разделяются по взаимному сходству»[119]119
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 368–369.
[Закрыть].
Подобный взгляд на мир никогда не может быть предан забвению, поскольку мы всегда бы этому сопротивлялись, задаваясь такими вопросами: «Кто меня создал? Почему я, погруженный в размышления, нахожусь здесь? Что означает этот небесный порядок и этот порядок человеческий?». Ведь все в мире в равной степени представляет собой порядок и в то же время – нечто чудесное; существует бесконечное количество иных порядков, а также бесконечное количество по-разному сформированных мыслителей, которые воображают себя богами и законодателями. Потому-то Демокрит и смеялся.
Софисты[ «В отличие от Гераклита (см. последнее примечание к эссе о Гераклите. – Прим. пер.) – “плачущего философа” Демокрит был известен как “смеющийся философ”», – писал А. Чанышев (при этом довольно странно, что Диоген Лаэртский ничего не говорил по данному поводу). Существует мнение, что из-за насмешек Демокрита над Нусом (Умом) Анаксагора, последний даже не принял его в число своих учеников. Как писал Сенека, он «“…без смеха никогда не появлялся на людях: настолько несерьезным казалось ему все, что делалось всерьез”. Смех Демокрита был горьким: он “смеялся, считая достойным смеха все человеческие дела”»[120]120
Чанышев А. Н. Курс… древней философии. С. 181.
[Закрыть].]
Софисты приходят к заключению: ведь жить-то надо!
[Можно предположить, что здесь имеется в виду тот факт, что софисты, в частности Протагор, были первыми древнегреческими мудрецами, зарабатывавшими на жизнь преподаванием философии.]
Софист-элеат Горгий убедительно доказывает, что небытие существует, а бытие – нет.
[Точнее, «говоря о том, что ничего не существует, Горгий не хотел этим сказать, что существует небытие. “Ничего не существует” означало у него утверждение, что нельзя доказать ни того, что небытие существует, ни того, что бытие существует, ни того, что бытие и небытие существуют вместе»[121]121
Там же. С. 212.
[Закрыть].]
Протагор, софист-иониец, насмехается над этими верными мыслями, которые рождаются в ходе контактов постоянно изменяющегося человека с постоянно изменяющейся вещью: «Человек есть мера всех вещей».
[ «Он первый заявил, что о всяком предмете можно сказать двояко и противоположным образом, и сам первый стал пользоваться в спорах доводами. Одно сочинение он начал так: “Человек есть мера всем вещам – существованию существующих и несуществованию несуществующих”»[122]122
Диоген Лаэртский. О жизни… С. 375.
[Закрыть].]
При этом следует иметь в виду человеческие потребности, строй человеческих желаний. Ибо существуют полезные истины; мудрец же, наученный опытом, должен убедить людскую толпу в том, что полезное является истинным.
Таким образом, он соглашается с Горгием и многими другими с целью дать людям полезные законы и опровергнуть недовольных; а это действует лучше всякой полиции, ибо в результате они начинают обожать палку. Отсюда становится очевидным, что прагматизм отнюдь не молод.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
