Текст книги "Цветок Прерий"

– Ты не хочешь оставить меня в покое? – недовольно спросила она.

– Покой – это то, чего всегда не хватает твоей душе.

– Что ты знаешь об этом? Он криво усмехнулся.

– Думаю, что больше, чем ты. Твоя душа воюет сама с собой, а в моей душе мир.

– Я? Воюю сама с собой? Ты что-то выдумываешь.

Маккензи отметила, что люди смотрят на них с любопытством. Интересно, многие ли узнали знаменитого «желтоволосого апача»? Некоторые определенно узнали и поспешили сообщить остальным.

– О, Маккензи, здравствуй, – подошел к ним помощник шерифа Израэль Поттс. – Я видел Андалусию и Фрэнки в очереди за мороженым и подумал, что Вы должны быть где-то поблизости.

– Здравствуйте, Израэль.

Отвечать за порядок в Тумстоуне был назначен добродушный человек, больше похожий на клоуна, чем на представителя закона. Вокруг его лысой макушки клочками свисали вьющиеся седые волосы; у него была привычка постоянно снимать шляпу, вытирать брови, а затем аккуратно расправлять оставшиеся пучки волос. Непонятно было, как его тонким кривым ногам удается удерживать этот огромный круглый живот. По всему лицу Израэля проступали красные сосуды, что свидетельствовало о пагубном пристрастии к спиртному. Все же, он хорошо делал свое дело, когда имел охоту работать, но, к сожалению, такое желание появлялось у него крайне редко.

– Вы, наверное, недавно приехали сюда? – спросил Израэль у Кэла с профессиональным интересом.

– Это мой новый управляющий, – сказала Маккензи. – Его зовут Кэл Смит.

– Кэл Смит… – задумчиво повторил Израэль, – Кэл Смит. Кажется, я слышал это имя. Кэл – это Кэлан, Кэлвин, Кейлеб?

– Калифорния, – помог Кэл. Брови Поттса мигом подскочили.

– Что-то такое я припоминаю! Вы случайно не служили в полиции в Юме?

– Нет.

– Калифорния… Где же я слышал это имя? Он наморщил лоб.

– Вспомнил! Вы тот, кто в прошлом году убил старого Мэта Дженкинса в Тусоне?

– Прошу прощения, но в прошлом году я жил в Техасе.

Вдруг от толпы отделился маленький энергичный человечек с аккуратно зачесанными назад седыми волосами и козлиной бородкой. Он вел под руку молодую женщину. Человек дотронулся до своей шляпы.

– Доброе утро, Маккензи; здравствуйте, Израэль.

– Доброе утро, Джон. Доброе утро, Виола, – с улыбкой ответила Маккензи.

Израэль приподнял шляпу перед Виолой и кивнул Джону.

– Прошу прощения, Джон, дамы. Надеюсь, мы еще увидимся. А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. К сожалению, те, кто служит закону, никогда не отдыхают.

Израэль быстро исчез, и Маккензи пришлось знакомить подошедших с Кэлом.

– Калифорния Смит, познакомьтесь с Джоном и Виолой Слотерами. В то время, когда мой отец только начинал на «Лейзи Би», Джон уже имел большое стадо, которое пригнал из Техаса. Он владелец ранчо «Сан-Бернардино», расположенного возле самой границы.

Мужчины пожали друг другу руки.

– Я слышал о Вас, мистер Слотер, – сказал Кэл.

Улыбаясь, Джон разглядывал Кэла хитрыми проницательными глазками. Джон Слотер был жестоким и опасным человеком, о чем можно было догадаться по его лицу.

– Я тоже кое-что слышал о Вас, Смит. Я помню, что писали газеты в семьдесят втором году, когда Вас освободил генерал Говард – не очень-то искусный дипломат, раз не сумел в один день уговорить Вас вернуться в общество белых людей.

Лицо Кэла сразу стало непроницаемым.

– Это было очень давно.

– Я рад, что Вы сделали правильный выбор.

– Не могу пожаловаться. Виола Слотер улыбнулась Маккензи.

– Маккензи, Вы должны как-нибудь приехать в «Сан-Бернардино» и нанести нам визит. Для женщины моего возраста я веду слишком уединенный образ жизни – мне не с кем даже поговорить! Те женщины, с которыми я встречаюсь, способны беседовать лишь о детях, кулинарных рецептах и вышивании.

– Это не совсем так, дорогая.

– Конечно, Вам следует приехать, – согласился Джон, – и привозите с собой Кэла, – он подмигнул. – Я смогу дать парочку советов о новой хеффордской породе, которую мы пытаемся развести.

– Не сомневаюсь, Вы могли бы посоветовать кое-что дельное, но я уже познакомился с этой породой в Техасе.

Поболтав еще несколько минут, Слотеры проследовали дальше, а Маккензи снова осталась в обществе Кэла. Она погрузилась в мрачное молчание, а Кэл заметил:

– Что-то ты сегодня не в духе. Совсем неподходящее настроение для пикника.

– Мое настроение зависит от тебя и не станет лучше, пока ты не скроешься с моих глаз.

– Ну, тогда я, пожалуй, присоединюсь к Фрэнки и остальным. Я еще ни разу не пробовал мороженого.

Маккензи проводила его ревнивым взглядом. Конечно же, этот мерзавец понимает, что если он пойдет к Фрэнки, ее настроение станет только хуже, чем когда Кэл стоял рядом.

– Здравствуй, Маккензи.

Этого еще не хватало! Маккензи так внимательно следила за удаляющимся Кэлом, что просмотрела приближение Натана Кросби. На нем, как обычно, были пыльные хлопчатобумажные брюки и несвежая рубашка, грязная бесформенная шляпа съехала на лоб до самых бровей.

– Отдыхаете от гадостей? – спросила Маккензи с ледяной любезностью.

– Надеюсь, ты не думаешь, что то происшествие было специально подстроено мной? Такие вещи часто случаются. Я полагал, что тебе это давно известно.

– Мы оба прекрасно понимаем, что твой скот далеко не случайно проломил мой забор и испортил мой пруд. Не очень-то наезжай на меня, Натан!

Он пожал плечами.

– Это жестокий бизнес в суровой стране. В нем нет места женщине, потому что даже с мужчиной могут случиться всякие неприятности.

– Ты уже говорил об этом.

– Джефф Морган рассказал мне интересные вещи о твоем новом управляющем.

Маккензи непонимающе взглянула на него – Кроссби снисходительно улыбнулся.

– Теперь Морган работает у меня. Несмотря на дурацкую ногу он мне здорово пригодится. Он рассказал мне об этом светловолосом парне, недавно нагрубившем Овермайеру. Рассказал все, что ему было известно.

Маккензи была скорее огорчена, чем напугана предательством Джеффа. Она знала, что Морган разозлился на нее, но не предполагала, что он сможет перейти на сторону врага.

– Такой хорошенькой женщине, как ты, не стоит связываться с опасными людьми вроде Калифорнии Смита. Он может поставить тебя в крайне неловкое положение.

Издевательский тон Натана указывал на то, что Джефф и в самом деле рассказал все – не только о предполагаемом участии Кэла в налете на «Лейзи Би», но и об участии в появлении Фрэнки. Маккензи выругалась про себя.

– Ты лучше бы подумал о том, в какое положение ставишь себя, Натан. Калифорния Смит считает, что вложил слишком много сил в «Лейзи Би», чтобы ранчо процветало. Он не собирается мириться с твоими выходками. Тебе следует хорошенько подумать, прежде чем тягаться с ним.

– А теперь послушай меня, Маккензи. Не стоит так волноваться! Я решил сделать тебе щедрый подарок – я дам много денег за «Лейзи Би», их хватит для того, чтобы уехать далеко на восток и поселиться в хорошем доме; и ты, и Андалусия будете не в обиде. Подцепишь себе муженька… – он самодовольно ухмыльнулся. – В конце концов, там никто не узнает, от кого ты родила ребенка.

– «Лейзи Би» не продается, – сухо сказала Маккензи, – и твои угрозы меня не пугают.

– На твоем месте я не стал бы возлагать больших надежд на этого Смита. Вспомни, что произошло с твоим папой.

– Кэл не имел никакого отношения к тому, что случилось с моим отцом, – отчеканила Маккензи.

Но слова Натана не пропали даром. Маккензи и так уже задумывалась об огромном влиянии Кэла: ковбои полностью подчиняются ему; Лу, Фрэнки и Эймос без ума от него; даже сама она защищала Кэла перед Джеффом Морганом и Натаном Кроссби. На какое-то мгновение Маккензи захотелось согласиться с предложением Кроссби – тогда Кэл навсегда уйдет из ее жизни, но желание отца…

«Здесь я останусь навсегда», – эти слова Фрэнк Батлер написал своей дочери в письме, когда только поселился на «Лейзи Би».

«Это то, что останется после меня и перейдет к тебе, а потом к твоим детям». Как могла Маккензи позволить этому подлецу Кроссби уничтожить мечту отца?

– Подумай, Маккензи. Предложение все еще в силе. Какое-то возбуждение в толпе спасло Маккензи от продолжения разговора, который тяготил ее. Послышались какие-то крики, заглушившие веселую болтовню гуляющих. Внезапно раздался и тут же смолк резкий визг. Толпа, включая Натана и Маккензи, ринулась к месту происшествия.

Натан задрал голову повыше, чтобы хоть что-то увидеть. Это ему удалось, и на губах Кроссби заиграла противная улыбочка. Повернувшись к Маккензи, он заявил:

– Если ты приняла решение и не собираешься покидать ранчо, то лучше найди кого-нибудь, кто сможет справиться с твоими разбойниками. У меня сложилось впечатление, что твой Смит скорее способен устраивать драки, чем прекращать их.

ГЛАВА VI

Кэл внимательно наблюдал за Тони Геррерой, чтобы не пропустить первого удара. Их окружала толпа зрителей, жаждущих развлечения.

В ушах Кэла до сих пор звучал тот пронзительный крик девушки в голубом ситцевом платье, находившейся сейчас шагах в двадцати. На вид ей было шестнадцать, по лицу разметались спутавшиеся каштановые волосы. Ее пыталась увести другая девушка чуть постарше – взяв младшую за плечи, она старалась протиснуться с ней через стену зевак.

– Проклятый убийца! Чертов апач! Я научу тебя, как соваться туда, куда не просят!

Лицо Тони горело от возбуждения, он кружил вокруг Кэла, выискивая слабое место, чтобы нанести сокрушительный удар.

– Похоже, что ты так ничему и не научился. Кэл был абсолютно спокоен. Он умел прекрасно концентрировать внимание на сопернике и в то же время замечать все, что происходило кругом. Он сражался так, как его учили отец Даклудж и дядя Джеронимо: нельзя давать волю эмоциям, никакого страха, никаких посторонних мыслей, вся душа и тело должны соединиться в одном желании победить. Тело должно стать каменным, не чувствовать ни боли, ни усталости.

Тони набросился на противника со звериным рыком. Он, как бык, попытался протаранить головой живот Кэла, но тот лишь отступил в сторону. Кэл легко мог дать Тони в грудь коленом, когда делал шаг в сторону, но не стал; не захотел он использовать свое преимущество и тогда, когда Геррера потерял равновесие, не встретив на своем пути ожидаемой преграды. Праздник – не то место, где калечат людей.

Молодой мексиканец тут же развернулся и набросился на Кэла с кулаками. Он нанес мощный удар в подбородок, но Кэл словно не почувствовал его и ответил коротким боковым ударом, от которого Тони пошатнулся, из уголка рта пошла кровь.

– Индеец, жрущий собачье мясо! Возвращайся в свою резервацию!

Кэл слышал подобные оскорбления столько раз, что привык к ним, они давно уже не волновали ни его душу, ни разум. Тони же не умел контролировать свои чувства, и Кэл, видя, что Герера в бешенстве, понимал, что парень, растратив на пустые эмоции все запасы энергии, обязательно наделает ошибок.

– Ты ведешь себя, как ребенок, – сказал Кэл, – а не как мужчина.

Тони с ревом устремился на него, но Кэл ушел от ударов и сжал соперника так, что тот не мог шевельнуться.

– Я думаю, тебе пора извиниться перед девушкой, которую ты оскорбил.

Тони извивался в захвате Кэла и вопил:

– Не хватало, чтобы какой-то недоделанный апач поучал меня! Я покажу тебе, как совать нос не в свое дело!

Наконец, ему удалось вывернуться из рук Кэла. Тони быстро наклонился, вытащил из сапога нож и приготовился нанести «желтоволосому апачу» смертельный удар в живот. Но Кэл моментально перехватил его руку и вывернул запястье так, что нож сам упал на землю. Затем нанес сильный удар в челюсть – Тони закачался и повалился без чувств лицом вниз на колючий кустарник.

Кэл ногой перевернул его.

– Глупый мальчишка, – сказал он лежащему без сознания мексиканцу, – если бы я был настоящим апачем, ты бы давно уже был мертв.

Пробившаяся через толпу Маккензи следила за поединком, затаив дыхание. Она сама не знала, за кого больше волнуется – за Тони или за Кэла, и не могла взять в толк, почему так переживает. Когда Тони упал, она издала глубокий вздох облегчения.

Не успела Маккензи прийти в себя, как Лу пробралась сквозь толпу зрителей, подбежала к сыну и встала перед ним на колени. Доктор Гилберт приступил к осмотру пострадавшего. Маккензи тоже подошла к ним и, пытаясь утешить, обняла за плечи мачеху.

– Лу, – тихо сказал Кэл, – прости меня.

Лу тряхнула головой, отказываясь от его извинений.

– Ты не виноват. Мне остается только надеяться, что хотя бы теперь его дурацкая башка начнет немного соображать. Боже! Как от него воняет спиртным!

– Что здесь происходит? – Израэль Поттс растолкал зрителей, которые уже начинали расходиться, так как спектакль закончился.

Поттс пришел, как всегда вовремя, чтобы показать, что закон не дремлет, и достаточно поздно, чтобы что-то предпринимать. Он пристально посмотрел на Кэла.

– На празднике драки запрещены, мистер Смит. Мне придется взять Вас под охрану.

– Но минуточку, Израэль! – Маккензи подскочила от возмущения.

Кэл удивленно взглянул на нее – Маккензи и сама от себя такого не ожидала.

– Почему Вы не хотите разобраться в случившемся прежде, чем предъявлять обвинения?

– Я все видел, шериф, – произнес выступивший вперед Джон Слотер, – и закон должен не обвинять, а благодарить мистера Смита: он заступился за девушку, которую пытались оскорбить.

Из вежливости Слотер не стал рассказывать подробно, как и какая девушка пострадала, но это было очевидно и без объяснений – неподалеку на плече своего отца рыдала Летиция Грин. Ее сестра – девушка, которую заметил Кэл, когда она старалась увести Летти – все еще смотрела на неподвижно лежащего Тони.

– Ну, тогда, – изрек Израэль, – можно считать, что мистер Смит внес свою лепту в общее дело.

Он поднял глаза на Кэла, который был выше шерифа на целую голову.

– Теперь я вспомнил, где слышал это имя – Калифорния Смит. Ты был тем ребенком, который жил у проклятых индейцев, – он внимательно посмотрел на Тони. – Он там не умер? – спросил Израэль, будто то, что Кэл был связан с апачами, существенно уменьшало шансы Тони выжить.

– Он скоро придет в себя, – сказал доктор Гилберт. Оставшиеся немногочисленные зеваки стали живо обсуждать случившееся между собой. Они слышали, какие ругательства выкрикивал Тони, и сочли их за обычную пьяную брань – в конце концов, как еще назвать своего врага, как не апачем? Но, оказывается, эти ругательства не были случайными. Кто-то вспомнил газетные публикации четырнадцатилетней давности и то, что слышал в те времена из других, менее надежных источников информации.

– Дикарь всегда останется дикарем, – сказал какой-то мужчина своей жене. Она глубокомысленно кивнула, согласившись с ним; ее примеру последовали многие другие.

Маккензи видела, что осуждающие взгляды были устремлены не на Тони, совершившего скотский поступок, а на Кэла. Только теперь она впервые поняла, что пытался втолковать ей отец много лет назад: люди ненавидят все, что связано с апачами. За последние годы Маккензи тоже стала ненавидеть и бояться апачей. А если бы у нее не было никаких других причин, боялась бы она Калифорнии Смита только потому, что он вырос среди апачей? Она не знала, что ответить на такой вопрос.

Израэль произнес официальным тоном:

– Что бы тут не произошло, я думаю, что порядочные граждане не будут приветствовать появление на их пикнике родственника апачей. Тебе лучше уйти отсюда для собственного же блага, сынок.

– Черт! Израэль, подождите минуту! – Тэд Грин оставил свою плачущую дочь на попечение сестры и быстро подошел к помощнику шерифа.

– Этот негодяй, – он указал на Тони, – в пьяном виде оскорбил мою бедную Летти и собирался продолжить свои издевательства, когда Смит остановил его. Мне кажется, он заслужил от Вас, Израэль, только благодарности, а не оскорбления. Во всяком случае я не побоюсь поблагодарить его.

Грин повернулся к Кэлу, бесстрастно наблюдавшему за происходящим.

– Благодарю Вас, мистер Смит! Вы показали себя настоящим мужчиной и вступились за мою дочь. Я в долгу перед Вами.

Он протянул Кэлу руку – Кэл удивленно взял ее в свою. Грин крепко пожал его руку и похлопал Кэла по плечу.

– Спасибо, друг! – оскорбленный отец обвел окружающих испепеляющим взглядом, позвал дочерей и гордо зашагал прочь.

– Я тоже считаю, что поступок мистера Смита достоин всяческих похвал! – воскликнула Миллисент Бигли, возмущенно глядя на Израэля; ее двойной подбородок трясся от возбуждения.

Миллисент была основательницей тумстоунского музыкального общества и оплотом местного духовенства. Несмотря на ее напыщенность, Маккензи относилась к ней с симпатией – она была одной из немногих уважаемых дам, которые встали на ее защиту, когда пять лет назад Маккензи чуть не отлучили от церкви.

– Тумстоун нуждается в мужчинах, которые не оскорбляют женщин, а защищают их. Вы совершили благородный поступок, сэр!

Кэл, привыкший хладнокровно переносить любые оскорбления, почувствовал себя неуверенно, он не привык выслушивать похвалы в свой адрес.

– Израэль, поблагодарите этого человека! – велела Миллисент.

Поттс откашлялся и подозрительно посмотрел на женщину. Надувшаяся, как рассерженная курица, Миллисент не уступала ему ни в решимости, ни в габаритах. Израэль решил отступить с честью.

– Хорошо. Теперь я могу отпустить Вас, сделав предупреждение…

– Поблагодарите его, Израэль, – настаивала Миллисент.

– Конечно, мы благодарим за то, что Вы вступились за мисс Грин, но раз уж Вы работаете управляющим на «Лейзи Би», Вам следует получше смотреть за своими людьми, миролюбивые жители графства не желают неприятностей.

– Люди с «Лейзи Би» больше не побеспокоят ни Вас, ни городское начальство, мистер Поттс, – пообещал Кэл.

Миллисент удовлетворенно кивнула, а Израэль вздохнул с облегчением.

– А теперь расходитесь, – скомандовал он оставшимся любопытным.

Эймос призвал нескольких мужчин на помощь, чтобы доставить Тони в свой кабинет, Лу последовала за ними. Маккензи все еще была под впечатлением той враждебности, с которой толпа отнеслась к Кэлу.

– Тебя были готовы растерзать за то, что просто недопустимо ставить человеку в вину, – с болью сказала она.

Кэл в удивлении посмотрел на нее, а Маккензи продолжила:

– Человек не может нести ответственность за то, что его увезли с собой апачи, когда он был еще ребенком.

Кэл невесело усмехнулся.

– Любой нормальный верящий в Бога малыш, по их мнению, должен был благопристойно скончаться.

Они побрели к тому месту, где Маккензи оставила расстеленное одеяло. Их провожали любопытные и осуждающие глаза, были и восхищенные взгляды, но совсем мало.

– Это так несправедливо, – заметила Маккензи.

– Пусть они ненавидят меня, тебя это не должно заботить.

– Я и не забочусь, – обронила она скорее для себя, чем для него. – Если бы ты не был воспитан апачами, ты, наверное, убил бы того индейца в конюшне. Тогда бы мой отец был жив и сегодня.

– Не обманывай себя, Мак. Если бы я не умел бороться так, как научили меня апачи, Йаноза обязательно убил бы меня, и ничего другого не могло быть, – он горько усмехнулся. – А если бы он убил меня, ты, может быть, оплакивала бы меня не один месяц.

«Или не один год», – подумала Маккензи, вспоминая, как любила его шесть лет назад.

– Сеньор! – к ним незаметно подошла Кармелита. Она вела за руку неугомонную Фрэнки. – Сеньор, все уже кончилось?

– Да, Кармелита, – Кэл вытер кровь со щеки.

– Малышка ничего не видела, – поспешила заверить Кармелита, – я увела ее к палатке с выпечкой, и она успела съесть три печенья.

Маккензи сделала изумленные глаза.

– Только три?

– Калифорния! – Фрэнки произнесла это имя с каким-то ликованием; гордясь, как четко она выговаривает каждый звук.

Девочка вырвала ручку у Кармелиты, подбежала к Кэлу и обхватила его ногу.

– Мы ели мороженое, – сообщила она, задрав голову, чтобы видеть его реакцию, – и Лита принесла мне печенье и маленькие булочки, и еще мы разглядывали пирог, который испекла Лита, он стоял на столе, где выставлены пироги. А скоро будут скачки! Лошади помчатся по полю и вокруг всего города, а потом снова вернутся сюда. Ты будешь участвовать в скачках?

– К сожалению, нет. У меня прекрасный конь, который может скакать без передышки весь день, но он не очень быстрый.

– Мне нравятся быстрые лошади, – сообщила Фрэнки, – а ты разве не любишь быструю езду?

Кэл присел на корточки.

– Когда я был чуть постарше тебя, я тоже любил быстрых коней. У меня был конь, который мог поспорить с молнией! Его копыта стучали по земле, как раскаты грома!

Фрэнки широко раскрыла глаза.

– Правда? Я уверена, что дикая кобылица такая же быстрая! Могу поспорить, что она победила бы на скачках.

– Может быть и так. В следующем году она победит наверняка.

Фрэнки завизжала от восторга, а Маккензи сердито посмотрела на Кэла и взяла девочку на руки.

– Как насчет состязаний в беге? – спросила она. Каждый год в этот день устраивались шуточные соревнования – в одном забеге участники бежали к финишу, держа в руке ложку с сырым яйцом; в следующем они бежали, спотыкаясь и скользя на разбитых яйцах, и кое-как добирались до стартовой линии. Когда стали приглашать желающих принять участие в третьем забеге, Фрэнки запрыгала от возбуждения.

– Я знаю, что будет! Я знаю! Они будут связывать людей веревками! Мамочка, ты же выиграла в этом соревновании в прошлом году вместе с дядей Джеффом!

Кэл с интересом взглянул на Маккензи.

– Забег «на трех ногах», – объяснила Маккензи, – нам посчастливилось.

– Мамочка, иди опять!

– Но дяди Джеффа здесь нет, малышка.

– Ты можешь пойти с Калифорнией.

– Но, Фрэнки…

– Вы бы выиграли! Правда, Калифорния?

Он улыбнулся.

– Конечно, Фрэнки!

– Это несерьезно, – сказала Маккензи.

Но Кэл взял ее под руку и потащил к линии старта.

– Ты же не хочешь огорчить свою дочь, а, Мак?

Сжатая Кэлом рука Маккензи покраснела, а лицо вспыхнуло от гнева – по крайней мере, так она объяснила причину самой себе.

– Пусти меня! – Маккензи вырвала руку, но, оглянувшись на дочь, поняла, что попалась. – Ты за это поплатишься! – пригрозила она Кэлу.

Он лишь улыбнулся ее хмурому лицу.

На линии старта им выдали кусок веревки, чтобы связать ноги. Только Кэл опустился на колени, чтобы привязать ее лодыжку к своей, как Маккензи выхватила у него веревку и принялась за дело сама, не желая, чтобы его руки дотрагивались до ее юбок и ног. Ей не понравилась его глупая улыбка.

Невысокий человек, в котором Маккензи узнала продавца из «Торгового дома Фистера», выстрелил из стартового пистолета, и участники забега бросились вперед, как неуклюжие чудовища.

Кэл, желая помочь Маккензи, подхватил ее за талию, но она моментально отбросила его руку.

– Вперед, Мак! Правой, левой, правой, левой… Черт! Если ты не будешь держаться за меня, ты…

– Заткнись и беги! – рявкнула Маккензи.

Она настолько сосредоточилась на том, чтобы не ухватиться за Кэла, что чуть не потеряла равновесие и не повалила их обоих. Они продвигались маленькими неуклюжими скачками, но их соперники – три мужских пары, пара молоденьких девушек, и еще одна пара, состоящая из мужчины и женщины, – скакали ничуть не лучше.

На половине пути до фишина Маккензи споткнулась, схватилась за Кэла и тут же отпрянула от него, как от раскаленной плиты. Не сумев сохранить равновесие, она упала, увлекая за собой Кэла – он едва не оказался на ней верхом. Только кошачья ловкость Кэла позволила ему удержаться на ногах. Не желая сдаваться, Кэл быстро подхватил Маккензи за талию и потащил дальше. Она даже не успела понять, что произошло, как оказалась в воздухе, а Кэл скакал, волоча одной ногой привязанную ногу Маккензи. Зрители смеялись и гикали, наблюдая за этим смешным подобием бега. Пара «Лейзи Би» финишировала второй.

Смеясь, Кэл поставил Маккензи на землю. От того, что он все еще обнимал ее за талию, у Маккензи бегали мурашки по спине. Она резко отстранилась, не удержалась и упала на бок. Не ожидавший такого Кэл свалился на нее. Их связанные лодыжки образовали какое-то интимное сплетение, а колено Кэла оказалось прижатым к внутренней стороне бедра Маккензи, и она ощутила его тепло даже сквозь ткань юбки. Кэл балансировал на руках, а Маккензи была под ними, как птичка в клетке. Его теплое дыхание ласкало ее лицо. Внезапно увидев в голубых глазах загоревшийся огонек желания, Маккензи почувствовала, что ее тело стремится ответить ему. Все было так, как много лет назад, только тогда под ними была не твердая земля, а жесткая кровать управляющего. Маккензи снова почувствовала, что трепещет от волнующего ощущения, которое возникло, когда он осторожно раздвинул ее ноги бедром и, часто дыша, опустился на нее.

Губы Кэла разомкнулись и очень медленно стали приближаться к ее губам. Маккензи забыла обо всем на свете. На какую-то долю секунды она поверила, что Кэл сейчас поцелует ее при свете дня на глазах у всех. Этот миг длился вечность. Он висел над ней с напряженными мускулами, сверкающими глазами и вздымающейся грудью. И не только от этих дурацких гонок он дышал так часто.

Внезапно Кэл улыбнулся и поднялся.

– Что-то не верится, что в прошлом году ты победила.

Маккензи покраснела и не сумела найти подходящий ответ, потому что очень часто дышала.

Фрэнки бросилась к ним, чтобы помочь отвязать веревку с ног.

– Вы не выиграли, – разочарованно сказала девочка.

Наконец, их ноги отделились друг от друга, и Маккензи почувствовала себя так, будто лишилась чего-то важного и необходимого. У нее сильно билось сердце и дрожали колени. Но самым страшным было то, что Кэл так посмотрел на нее, что сразу стало ясно – он точно знает, что она ощущает.

Фрэнки потянула Кэла за руку.

– Идем, Калифорния! Сейчас будут соревноваться стрелки. Ты можешь победить!

Кэл предложил Маккензи руку, чтобы опереться, но она оттолкнула ее. Маккензи смотрела, как он уходил, держа в большой руке маленькую ручонку Фрэнки. Она все еще не могла успокоиться, испугавшись того безумного желания, которое увидела в глазах Кэла, и предательского поведения своего тела, которое откликнулось на его призыв.

Состязание в меткой стрельбе, которое устраивалось ежегодно четвертого июля, было гораздо более серьезным занятием, чем бег со связанными ногами. Посмотреть на это соревнование собирались чуть ли не все, кто выехал на пикник. Иногда проходили соревнования для женщин. Мужчины состязались в умении быстро вытащить пистолет и выстрелить, а те, кто предпочитал скорости меткость, стреляли из винтовок.

Кэл не послушался Фрэнки и не принял участие в соревновании на реакцию: пистолет никогда не был его любимым оружием. Целиться он умел хорошо, но не учился быстро выхватывать револьвер, потому что такое умение могло понадобиться только в сражении лицом к лицу на близком расстоянии. А Кэл считал, что если мужчинам приходится выяснять, кто сильнее, один на один, то это следует делать при помощи мускулов или, на худой конец, ножей, когда можно проявить и свою храбрость и умение. Револьверы же существуют для налетов или таких сражений, когда гораздо важнее четко прицелиться, чем просто моментально вытащить оружие.

Соревнования же в стрельбе из винтовок носили совсем другой характер. К восторгу Фрэнки Кэл достал свою винтовку и присоединился к остальным мужчинам на линии огня, попросив Кармелиту не спускать глаз с Фрэнки. Уже заняв свое место среди соревнующихся, Кэл заметил, что пришла Маккензи и взяла Фрэнки за руку. Он посмотрел на мишени, расположенные на другом конце поля. Каким-то непонятным образом Кэл ощущал взгляд Маккензи. Он думал о том моменте, когда они оказались лежащими на земле… У Кэла до сих пор все пылало внутри. Ее стройная талия была податливой, а кожа – такой же мягкой и гладкой, как много лет назад. От ее волос пахло солнцем, а пьянящий запах ее тела совсем вскружил ему голову. Это был не тот приторный искусственный запах духов, который исходит от большинства белых женщин, а особый свежий запах поля с небольшой примесью мыла и шалфея.

Кэл втянул Маккензи в бег «на трех ногах», потому что хотел, чтобы она наконец-то потеряла ледяное самообладание. А еще ему хотелось доказать, что ее отрицание всего, что связывало их в прошлом и настоящем, ложно. Однако он сам попал в свою ловушку – оказавшись так близко от нее, Кэл понял окончательно, насколько сильно влечет его к этой женщине.

– Соревнующиеся готовы?

Десять участников встали на линию огня. На дальнем конце поля их ожидали десять консервных банок.

– Цельсь!

Это было до смешного просто. Кэл поднес винтовку к плечу и, не торопясь, прицелился. Он по-прежнему чувствовал на себе взгляд Маккензи. Неужели это была игра воображения, когда ему почудились неуверенность и смущение в ее взгляде.

– Огонь!

От десяти одновременно прозвучавших выстрелов на прилавке с лимонадом и на столе с пирогами зазвенела посуда. Восемь консервных банок взлетели в воздух, две остались на месте – двое участников соревнований покачали головами и отошли в сторону.

Кэл посмотрел на Фрэнки – она прыгала и хлопала в ладоши. Стоявшая рядом Маккензи улыбалась и гладила смешные косички дочери, выражение ее лица было теплым и ласковым. «Интересно, может ли мать, так любящая своего ребенка, не испытывать никаких чувств к его отцу?» – подумал Кэл.

– Приготовиться!

Банки отодвинули на пятьдесят шагов. Детские игры. Кэл вспомнил то время, когда в форте Бьюкенен сержант Джош Камерон заставлял его стрелять по едва заметным прутикам, крошечным комочкам грязи, брошенным в воздух, ведерку, привязанному к лошади, которая быстро мчится вдали.

– Прицелиться!

Кэл выполнил команду. Давно он не вспоминал о Джоше Камероне. Старый грубоватый солдат сержант был почти таким же отверженным, как и сам Кэл. Когда он «усыновил» Кэла на время стоянки в форте, он лишился уважения сослуживцев, но Джоша это не волновало. В течение шести месяцев, которые Кэл провел среди белых, он успел побывать в трех семьях, пытавшихся стать ему родными. Кэл был угрюмым, непослушным и опасным юношей. Джош взвалил на себя почти непосильную задачу по его воспитанию. Старый сержант применил ту единственную тактику, которую Кэл уважал и которой подчинился: железная дисциплина в сочетании с заботливым отношением. Джош сумел вбить в голову Кэла некоторые манеры цивилизованных людей, научил его понимать ход мыслей и образ жизни белых, а это было очень нелегко. Он же научил юношу стрелять из винтовки.

Старику Джошу Маккензи понравилась бы, Кэл почти слышал его слова: «Она – крепкий орешек. Как раз подходит для такого чудака, как ты».

– Огонь!

Раздались выстрелы. Пять консервных банок упали с шестов – еще трое участников выбыли.

Банки отодвинули снова, затем еще раз и еще. Их отодвигали до тех пор, пока Кэл не остался вдвоем с каким-то мужчиной. Две банки висели на нитках, привязанных к веткам можжевельника, и покачивались. После двух раундов Кэл остался один. Побежденный пожал ему руку.