Текст книги "Цветок Прерий"

Ранчо Кроссби находилось в добром часе езды от «Лейзи Би», так что у Маккензи было достаточно времени, чтобы вспомнить обо всех проделках Натана, которые он совершил за последние четыре месяца. Она позволяла ему изредка пользоваться водой источников Дрэгон Спрингс, считая, что соседи должны помогать друг другу, но Кроссби этого было мало, он хотел, чтобы его громадное стадо имело постоянный доступ к этой воде. А Маккензи не собиралась позволять жадному наглецу портить свои прекрасные пастбища. Воды этих источников едва хватало ее собственному небольшому стаду; и все время приходилось следить за тем, чтобы скот постоянно перегонялся с общего пастбища на ее собственное и обратно, чтобы животные не выели все дочиста.

Маккензи и Булл ехали по иссушенной солнцем земле. Там, где раньше все было покрыто пышной растительностью, теперь расстилалась голая серо-коричневая поверхность с отдельными островками полыни и мимозы. Когда-то здесь было общественное пастбище, но Кроссби как владелец крупнейшей скотоводческой фермы завладел этим огромным участком и испортил его неумелым обращением.

Когда Маккензи и Булл въехали в ворота в восьмифутовой каменной стене, окружавшей все постройки ранчо, их приветствовал сам Кроссби. В помятой шляпе, пыльной одежде, с двухдневной серой щетиной на щеках и противно свисающим через ремень брюхом Натан выглядел именно так, как и требовала исполняемая им роль: старого сумасбродного чудака, который не выносит слабонервных, хорошо одетых или добродушных людей. Да, этот человек не вызывал никаких симпатий.

Кроссби стоял на широкой веранде, окружавшей дом с трех сторон. Можно было подумать, что он специально вышел сюда, чтобы встретить Маккензи.

– Здравствуй, Маккензи, – произнес Натан ледяным голосом. – Что привело тебя в наши края?

Маккензи спешилась и привязала коня к перилам. Как раз в тот момент, когда она собиралась сказать Натану все, что о нем думает, из-за дверей вышла семилетняя Изабелла Кроссби. Девочка робко приблизилась к ним, теребя подол своего ситцевого платьица.

– Доброе утро, мисс Батлер. Вы не привезли с собой Фрэнки?

– Здравствуй, Исси. Сегодня Фрэнки осталась дома. Исси и Фрэнки были очень дружны, но виделись не часто. После воскресной службы в церкви они всегда задерживались и весело чирикали, как два воробушка.

– Фрэнки сказала, что тебе на день рождения подарили пони.

– Да, – гордо подтвердила девочка. – Хотите посмотреть?

– Я обязательно посмотрю, но только как-нибудь в другой раз. А сейчас мне нужно поговорить с твоим отцом.

«И как это у свиньи Натана мог появиться такой чудесный ребенок?» – подумала Маккензи.

– Исси, детка, пойди узнай, не надо ли помочь Мартине с тестом, – сказал Натан дочери.

– Хорошо, папа, – девочка послушно нырнула в дом.

– Она уже умеет готовить, хотя ей всего семь, – заметил Кроссби, и его неприветливое лицо озарила улыбка. – Когда-нибудь она станет хорошей женой.

Его тон и взгляд напомнили Маккензи о том, что сама она не была ничьей «хорошей женой».

– Но, кажется, ты проделала этот путь не ради того, чтобы поздравить Исси с новым пони, – Кроссби взглянул на Булла. – Какой у тебя серьезный охранник! Я рад, Маккензи, что ты наконец-то прислушалась к моим предостережениям. Эти места слишком опасны для одиноких женщин.

Маккензи пришлось проглотить обиду молча. Она приехала сюда не для того, чтобы скандалить с Кроссби.

– Натан, на северном пастбище возле соляной глыбы лежат протухшие туши одиннадцати моих коров.

– В самом деле?

– Да, в самом деле. И мы оба прекрасно знаем, кто отравил соль.

Кроссби прищурил глаза.

– Ты меня обвиняешь в этом?

– Натан, не валяй дурака. То, что ты затеваешь, может очень плохо кончиться. Если бы ты уменьшил стадо, твое пастбище и сейчас было в полном порядке, а тебе не пришлось бы ссориться со мной и искать доступ к моей воде. Я хочу предупредить тебя, что больше не стану с этим мириться.

Кроссби небрежно облокотился на перила веранды.

– Маккензи, детка! Как ты не понимаешь, что женщинам нельзя заниматься такими вещами! Я развожу скот уже сорок лет и не потерплю, чтобы какая-то девчонка указывала, что мне делать, а что нет. Или ты думаешь, что натянула на себя штаны и стала похожа на мужчину? Мужчиной надо было родиться, а ты родилась женщиной. А если бы ты была хорошей женщиной, то и вела бы себя так, как полагается, а не совала бы нос не в свое дело и не имела кучу неприятностей.

Маккензи отвязала своего коня и вскочила в седло. Разговаривать с Кроссби было не о чем. Она уже и сама не знала, зачем приехала сюда. Маккензи вся клокотала от бессильной ярости.

– Натан, у тебя в голове опилки вместо мозгов. На твоем месте я все-таки подумала бы, прежде чем предпринимать что-то еще. А то как бы не пришлось потом пожалеть! Булл, мы уезжаем!

Спиной Маккензи чувствовала злой взгляд Кроссби. Без сомнения, он с удовольствием просверлил бы глазами дыры в упрямой женщине, которая никак не желала знать свое место. Булл был, конечно, поражен тем, как не по-женски храбро хозяйка разговаривала с Натаном. А Маккензи подумала, что ее строгая тетушка Пруденс, наверное, перевернулась в могиле, видя такое поведение своей племянницы.

Нехорошо начиналось это утро, ох, нехорошо…

Они молча возвращались на «Лейзи Би». Маккензи была мрачнее тучи. Она попала в паутину, раскинутую Натаном, и с каждым днем запутывалась в ней все безнадежнее. Но не меньше, чем Натан, беспокоили ее свои собственные работники. Кроссби будет продолжать делать мелкие пакости до тех пор, пока ее ковбои не взбунтуются. Маккензи подозревала, что Кроссби так же, как и она, не хочет настоящей войны. Скорее всего, он рассчитывает, что сможет запугать Маккензи, она покинет ранчо, и воевать не придется.

Может быть, Натан в чем-то и прав. Женщине трудно соперничать с мужчинами в этих диких местах. Маккензи думалось, что за годы, прошедшие после смерти отца, она настолько огрубела, что порой сама себе была неприятна. Она научилась ладить со всеми местными дельцами, бродягами и служителями закона, иметь дело с которыми иной раз было так же опасно, как и с бандитами, за которыми они охотились. Она трижды отражала нападения апачей и научилась избегать случайных выстрелов, которые постоянно раздавались в этих местах. Но, видимо, этого было недостаточно. Как глупо будет, если эта тупая свинья Кроссби все-таки победит ее… Чтоб его черти изжарили в аду! Да, кажется, тетушка Пруденс извертится в своей могиле, потому что при мысли о Кроссби Маккензи вспомнила только грубые ругательства.

Подъехав к ранчо, Маккензи увидела привязанного к ограде крупного мерина; тот мотнул головой, словно приветствуя путников.

– У Вас гость, – прорычал Булл.

Маккензи сурово нахмурилась, но вдруг вспомнила, что Эймос обещал кого-то прислать на место управляющего. На душе у нее стало немного веселее. Как знать – может быть, этот человек и станет тем чудесным спасителем, который так необходим сейчас.

Она соскочила с коня и попросила Булла почистить его и отвести в конюшню.

– Да, мэм, – проворчал Булл.

Маккензи стряхнула с себя пыль и зачесала назад пряди рыжих волос, выбившиеся из косы, уложенной вокруг головы. Войдя во двор, она громко позвала Лу.

– Я в кухне, – откликнулась женщина.

Маккензи зашагала в сторону кухни, которая находилась в отдельном домике в другом конце пыльного двора. Через открытую дверь она увидела, как Лу замешивает тесто для хлеба и беззаботно болтает с каким-то человеком, сидящим на стуле, как на коне. Маккензи не видела его лица, потому что он сидел спиной к дверям.

– Я уже дома! – провозгласила Маккензи.

– Рада тебя видеть, – в голосе Лу чувствовалось какое-то напряжение, и Маккензи сразу насторожилась.

– Это не… – начала она и осеклась.

Слова застряли в горле Маккензи, как только человек повернулся к ней лицом.

Сияющие на солнце длинные светлые волосы. На лбу матерчатая повязка. Глаза такого же ясного голубого цвета, как небо над Аризоной. Кожа, покрытая бронзовым загаром. Широкие плечи и сильное тело. На ногах высокие мокасины с загнутыми вверх подошвами. Суровое, без всякого выражения, будто вырезанное из дерева лицо индейца.

Это был Калифорния Смит.

ГЛАВА II

Маккензи оцепенела. В течение нескольких секунд, показавшихся ей вечностью, женщина была не в силах двинуться с места, не в состоянии даже подумать или произнести что-нибудь. В памяти замелькали картины прошлого.

Вот Калифорния Смит сжимает ее в объятиях и целует так крепко, что вот-вот сердце остановится. Вот он клянется в вечной любви. А вот она видит обнаженное бронзовое тело в постели, на лице Кэла блаженная улыбка. Потом его четкий профиль вырисовывается на фоне адского пламени – он спорит с ухмыляющимся дикарем.

На какое-то мгновение Маккензи показалось, что мир перевернулся, и не было этих долгих шести лет. Она представила, что опять идет в необыкновенной предрассветной тишине, чувствуя, как Кэл провожает ее взглядом. Она возвращается домой после ночи, проведенной в его объятиях… Дорого же пришлось заплатить за те сладкие минуты любви!

Внутри все заныло от боли, но голова Маккензи осталась ясной. А волны памяти вынесли новую картину.

Внезапно двор заполонили неизвестно откуда взявшиеся апачи. Пыль стояла столбом, со всех сторон раздавались воинственные выкрики индейцев, слышались выстрелы. Вот ярко раскрашенный дикарь размахивает факелом. Из дома, спотыкаясь, выскакивает Фрэнк Батлер, в одной руке он держит винтовку, в другой – сапоги. Лу берет ружье и быстро прицеливается. Лицо бегущего к ним индейца тонет в крови. Слышно испуганное ржание лошадей и визг свиней. Маккензи узнает свой голос, отчаянно зовущий Кэла. А он уже ворвался в объятую пламенем конюшню и выпускает животных. Маккензи следит за ним с бешено бьющимся сердцем.

А вот еще одно кошмарное видение, оно тысячи раз посещало ее, и каждый раз приходилось переживать все заново. Сквозь густой дым она видит лицо Джеффа Моргана, произносящего ее имя. Маккензи чувствует, как крепко он держит ее руку, пытаясь вытащить из конюшни, но она сопротивляется, с ужасом наблюдая за тем, как индеец с важным видом кивает Кэлу и, ухмыляясь, бежит в ее сторону. Вот он пронесся мимо и исчез, как во сне. Джефф отпускает ее руку и кидается за апачем. А Маккензи все смотрит на Кэла и не может двинутся с места от изумления. На фоне объятой пламенем стены он выглядит, как сам дьявол в аду. Он бесстрастно смотрит на нее холодными голубыми глазами. А потом Маккензи слышит тот ужасный крик Андалусии и видит глаза Кэла, которые словно предупреждают о том, что ей предстоит узнать там, куда она идет.

Но видения отступают; на смену приходит дикая злоба, когда Маккензи возвращается к действительности.

– Дайте мне ружье! – приказывает она, оглядывая все вокруг. – Черт побери, где оно?!

– Маккензи, успокойся, – Лу огибает стол и подходит к ней.

Но Маккензи успела заметить револьвер на буфете – на ранчо оружие было в каждой комнате. Она вырывается из рук Лу и кидается к пистолету.

– Отойди, Лу! Я хочу увидеть, как этот змей сдохнет на моих глазах!

Держа пистолет обеими руками, Маккензи целилась прямо в сердце – по крайней мере, туда, где оно должно быть, если Кэл его вообще имел. Биение ее собственного сердца отдавалось в ушах.

– Калифорния Смит, если ты сейчас же не уберешься с моего ранчо, я продырявлю все твое поганое тело.

Лицо Лу покрылось красными пятнами.

– Маккензи! Не будь идиоткой!

Маккензи вся дрожала от напряжения, ладони покрылись холодным потом.

– Маккензи, немедленно брось оружие! – скомандовала Лу.

Маккензи увидела, как Кэл решительно направился к ней. Он казался таким спокойным и почти таким же суровым, как тогда, когда он, пропахший дымом и кровью, опустился на колени возле тела Фрэнка Батлера и слушал, как Джефф Морган обвиняет его в том, что это он подослал знакомого индейца, чтобы убить Батлера в отместку за то, что Фрэнк прогнал Кэла с ранчо. Бесстрастное лицо Кэла, воспитанного среди апачей, застыло в молчаливом покое, когда он внимал истерическим крикам Джеффа. Кэл выслушал все, ничего не отрицая, ничем не оправдываясь. Он хранил такое же ледяное спокойствие, как и сейчас, под дулом пистолета Маккензи.

Не успела она и глазом моргнуть, как ее запястья оказались в его железных руках. Револьвер упал на пол.

– Маккензи, ты не убьешь меня.

Она попыталась освободиться от мертвой хватки его рук.

– Проклятый змей, пусти меня!

Он подчинился, и Маккензи отшатнулась назад к буфету. Не сводя глаз с пистолета, она стала растирать ноющие запястья.

– Забудь об этом, Мак.

Он поддел пистолет ногой и подтолкнул его к Лу.

– Не могли бы Вы на минуту оставить нас одних? – обратился Кэл к пожилой женщине.

Лу подняла пистолет.

– А ты уверен в том, что Маккензи не убьет тебя?

– Не смей оставлять меня одну с этим убийцей, – угрожающе предупредила Маккензи, – иначе я убью его!

– Голыми руками? – непроницаемое лицо Кэла тронула насмешливая улыбка. – Я думаю, что Маккензи, как та собачка, которая лает, да не кусает. Как Вы считаете, Лу?

Лу покачала головой и дружелюбно взглянула на него.

– Я бы все-таки прислушалась к ее угрозам.

– Я не боюсь их.

– Если ты так считаешь…

Как только Лу повернулась, чтобы выйти, Маккензи направилась вслед за ней.

– Я не останусь здесь с человеком, который… Дверь кухни захлопнулась прямо перед ее носом, и в ту же секунду Кэл схватил Маккензи за руку и повернул к себе лицом.

– Не прикасайся ко мне! – закричала она. – Как ты только посмел опять появиться здесь!

Она вырвалась и отступила назад. Кэл остался стоять на том же месте, но не сводил с нее внимательного оценивающего взгляда, от чего у Маккензи появилось неприятное ощущение, будто это она вторглась в чужие владения.

– Я не знаю, зачем ты приехал сюда. Впрочем, это меня не интересует. Убирайся с моей земли, пока я не позвала своих ковбоев. Они мигом вышвырнут тебя отсюда!

Кэл молча наблюдал, как Маккензи дает выход раздражению. Наверное, зря он приехал. Время не вылечило ее боль и не притупило ненависть, похоже наоборот, они стали еще сильнее. Он должен был предвидеть это. Самое лучшее, что он может сейчас сделать – вскочить на коня и ускакать как можно дальше, пока Маккензи не схватила какое-нибудь ружье. Она вполне может набраться решимости и спустить курок.

– Не стой тут, как глухой! Убирайся!

Она сделала вид, будто хочет взять со стола большой нож.

Кэл не узнавал в этих резких звуках голоса своей Маккензи. Шесть лет назад она весело болтала и звонко беззаботно смеялась. Не узнавал он и взрослого усталого взгляда. Но упрямый подбородок, разрез зеленых глаз, золотистые искорки в огненных волосах говорили, что это та же Маккензи. Она все еще была красива, лишь утратила былое кокетство.

Лу Батлер и доктор Гилберт были правы: Маккензи требовалась помощь, хотя сама она могла с этим не соглашаться.

– Я приехал, потому что доктор Гилберт сказал, что тебе требуется помощник на некоторое время.

На самом же деле Эймос разыскал Кэла в Техасе, где тот управлял скотоводческой фермой, и в письме убедил его бросить довольно выгодное занятие и снова приехать на «Лейзи Би». Эймос писал, что если в ближайшее время на ранчо не появится человек, способный противостоять Натану Кроссби, Маккензи потеряет свое ранчо. Он намекал и на то, что Маккензи слишком долго живет одна, так же долго, как и сам Кэл.

Безусловно, возвращаться назад было глупо. Но Кэл чтил память Фрэнка Батлера, с которым дружил до тех пор, пока не переступил порог дозволенного с Маккензи. Но не менее важна была и сама Маккензи – Кэл считал себя в неоплатном долгу перед ней.

– Эймос Гилберт? – Маккензи удивленно вытаращила глаза. – И ты тот человек, о котором он говорил мне? А-а! И Лу, конечно, принимает в этом участие, так? Я видела, как вы переглядывались! С таким же успехом она могла сказать вслух: «Извините, мистер, что Маккензи так плохо ведет себя. У бедняжки был сегодня трудный день. Пожалуйста, не обижайтесь!» Да, у меня сегодня действительно трудный день.

Она медленно пошла на него, выставив вперед палец так, будто он был пистолетом, который недавно побывал в ее руках.

– Ты – самое худшее из всего, с чем я встречалась сегодня. Можешь отправляться обратно к Эймосу Гилберту и сказать ему, что в твоей помощи я не нуждаюсь. Однажды я уже получила толстое брюхо с твоей помощью.

Кэл протянул руку к пальцу, который готов был ткнуть его в лицо. Маккензи отбросила его руку. Как ни странно, Кэл отступил назад, отступил перед женщиной, угрожавшей лишь пальцем. Видели бы его в эту минуту индейцы, вот посмеялись бы! Но в этом ужасном мире он действительно боялся только одного человека – Маккензи Батлер, потому что она была единственным существом, которое он когда-то полюбил всем сердцем. Только сейчас Кэл понял, что не воспоминания о Фрэнке Батлере были главной причиной его возвращения.

Он прислонился спиной к стене. Маккензи остановилась и убрала торчащий палец, сжав руку в кулак так, будто прятала пистолет в кобуру.

– Уходи прочь с глаз моих, – приказала она.

Подойдя к двери, она распахнула ее с таким грохотом, словно выстрелили из орудия. Кэл перевел дух и бросился вдогонку. Уже во дворе Маккензи круто повернулась и крикнула ему в лицо:

– Убирайся с моей земли!

Кэл не успел ничего сообразить, как получил увесистую оплеуху. Он инстинктивно отпрянул и успел защититься от следующего удара.

– Маккензи! – крик Лу слился с возгласом Кэла. Пожилая женщина выбежала из дома и схватила Маккензи за руку. Та уже не сопротивлялась, потому что успела дать выход гневу и сразу почувствовала усталость.

– Уйди с глаз долой, а не то мои парни выставят тебя, привязав к лошади. Клянусь, они сделают это.

– Маккензи, не будь такой дурой! – резко сказала Лу. – Нам нужен Кэл! Нам нужен человек, который сумеет держать в узде тех бандитов, что ты наняла. Нам нужен человек, который сможет все поставить с головы на ноги. Никто, кроме Кэла, не справится с Натаном Кроссби.

Маккензи повернулась к мачехе.

– Ты хочешь, чтобы он жил здесь? После того, что он сделал? Мой отец! Твой муж!..

– Кэл не убивал Фрэнка, – мягко произнесла Лу, – и я никогда не винила его в смерти твоего отца.

– Он вполне мог убить его, – Маккензи метнула злобный взгляд в сторону Кэла.

– Неужели ты все еще в это веришь? – Кэл горько усмехнулся.

Обвинение, которое Джефф Морган бросил шесть лет назад, было не более ужасно, чем все прочие грехи, что приписывались ему. Только из-за того, что его вырастили апачи, все белое население Аризоны думало, что он ел на завтрак сырое мясо и снимал скальпы с детей ради забавы. Но обвинение Моргана задело Кэла за живое, потому что ему поверила Маккензи. В то трагическое утро он защищал ее и ее семью, отрекшись от своих соплеменников, и все равно Маккензи поверила, что на его руках кровь Фрэнка Батлера.

– Если бы я на самом деле хотел отомстить твоему отцу за то, что он меня уволил, стал бы я теперь возвращаться на это проклятое ранчо, чтобы спасти его?

Маккензи устало взглянула на Кэла.

– Маккензи, я приехал сюда, потому что Эймос сообщил мне, что тебе нужна помощь, а я чувствую себя обязанным помочь тебе. Фрэнк Батлер дал мне хорошую работу в то время, когда ни один белый человек не стал бы со мной об этом даже разговаривать. Фрэнк был хорошим человеком, и мне не хотелось бы видеть, как все его труды пропадут даром из-за мерзавца Кроссби.

Лицо Маккензи сохраняло упрямое выражение.

– Я тебе не верю.

– Маккензи, это ранчо не только твое, но и мое, – напомнила Лу. – Пожалуйста, прислушайся к тому, что я тебе скажу. Мы попали в трудное положение и прекрасно понимаем это. Это известно Натану Кроссби и всем, кто живет в наших местах. Будь благоразумна! Дорогая, дай Кэлу шанс!

Маккензи на минуту задумалась, затем на ее губах заиграла хитрая улыбка.

– Хорошо, Лу, если тебе так уж хочется дать шанс этому подлецу, он его получит. Ну что, ты рада?

Лу несколько обескуражила такая смена настроения.

– Маккензи, надеюсь, ты понимаешь, что это не ради меня, а ради всех нас. Так будет лучше…

– Ладно, считай, что он принят, но с испытательным сроком.

Лу подозрительно посмотрела на свою приемную дочь.

– Теперь ты спокойно можешь оставить нас о них, чтобы мы обсудили условия, на которых он будет работать, – Маккензи гордо вскинула голову, – обещаю, что не буду его убивать.

Лу отошла с явным нежеланием, а Маккензи скрестила руки на груди и взглянула на Кэла.

– Врач оказал тебе плохую услугу, Смит. Ты не продержишься тут и двух дней. Мои парни съедят тебя с потрохами.

Кэл вздохнул.

– Пусть едят, если тебе от этого станет легче, – усмехнулся он.

Маккензи рассвирепела.

– Смейся, смейся! Возможно, ты делаешь это в последний раз! Иметь дело с ковбоями – не то, что соблазнять неопытную девчонку, которая не умеет отличать ложь от правды!

Кэл пожал плечами и улыбнулся.

– Так ты считаешь, что я соблазнил тебя? Маккензи покраснела под его пристальным взглядом.

– Мне кажется, тебе лучше взять эти слова обратно, Маккензи Батлер.

– Ты здесь долго не продержишься, – повторила она, но на этот раз в голосе слышалось сомнение.

Маккензи выпрямилась и холодно посмотрела Кэлу в глаза.

– Ты знаешь, где находится барак. Можешь оставить там свои пожитки. Если ты продержишься до конца недели, то сможешь перейти в хижину управляющего.

Ее мрачный тон рассмешил Кэла.

– Ты думаешь, они смогут выгнать меня отсюда?

– Шесть лет назад тебя не так уж трудно было выгнать. И, насколько я помню, сбежал ты из-за того, что не хотел на мне жениться.

Кэл горько улыбнулся, глядя, как Маккензи гордо зашагала в сторону дома. Котенок, которым она казалась шесть лет назад, превратился в настоящую львицу.

Солнце уже село, когда Кэл вернулся из Тумстоуна. Он ездил туда за своими вещами. Кроме того, надо было оплатить счет в гостинице. Его нехитрые пожитки состояли из двух одеял, запасной пары мокасин, пары рубашек, расчески и маленькой сумочки с амулетами, сделанной из кожи антилопы. Эту сумочку дал Кэлу отец-индеец в день их расставания. Там был священный порошок, который использовался для утреннего и вечернего жертвоприношения солнцу, еще отец вложил туда маленький кусочек дерева, сгоревшего от удара молнии, и кристалл кварца размером с ноготь. Эти амулеты, должны были сберечь Кэла от бед, причиняемых людьми и злыми духами. Кэл давно уже не верил во все эти штучки, но, покидая гостиничный номер, повесил сумку на плечо и подумал – сможет ли она защитить от обозленной женщины, готовой кинуться на хозяина сумочки с яростью раненого зверя?

Кэл понимал, что у Маккензи были все основания проклинать его. То кошмарное утро оставило рану и в его сердце. Маккензи не догадывалась, чего ему стоило уйти тогда, после ночи, проведенной вместе. Слишком поздно он осознал, что неопытная простодушная девушка никогда не будет счастлива, если выйдет замуж за «презренного апача». Еще накануне, сгорая в огне страсти, Кэл убеждал себя в том, что они будут прекрасной парой. Но утром пришлось с головой окунуться в реальность. Такой женщине, как Маккензи, нужен был мужчина, способный защитить ее от всех напастей, а не человек, все имущество которого состояло из бритвы и второй пары мокасин. У него не было даже нормального имени! «Калифорнию Смит» придумал отряд, который «спас» его от апачей.

Когда Кэл сказал Маккензи, что уходит, в глазах ее застыла такая боль, что сердце его чуть не разорвалось. А потом, после ужасного нападения апачей, разоривших ранчо и убивших ее отца, Маккензи поверила, что Кэл действительно совершил жуткое злодеяние, в котором обвинял его Джефф. Кэл не стал ее переубеждать. Тогда он подумал, что пусть она так же ненавидит его, как он ненавидел себя сам.

Когда Кэл вернулся на «Лейзи Би», в пыльном воздухе чувствовался запах мимозы и жареной пищи. В окнах большого дома, барака и хижины управляющего горел теплый желтый свет; из барака доносился резкий металлический звук губной гармошки, заглушаемый время от времени взрывами хриплого смеха.

Кэл отыскал свободное место в конюшне и отвел туда своего огромного мерина. Затем перебросил через плечо свой седельный вьюк, шерстяные одеяла и направился к бараку.

Когда он открыл дверь и вошел, гармошка неприятно взвизгнула и смолкла. Мужчины, игравшие в карты за столом, прекратили разговоры и уставились на прибывшего. Усатый джентльмен, который строгал кусок дерева, развалившись на койке, отложил свою деревяшку и аккуратно вытер о брюки лезвие ножа. Другой человек, занимавшийся ремонтом сапога, вместо того, чтобы ударить молотком по гвоздю, попал себе по ноге.

– Дерьмо!

Он с размаху швырнул молоток на пол.

Один из тех, кто играл в карты, высокий худой мужчина с грязной серой щетиной на подбородке и седыми коротко стриженными волосами поднялся на ноги.

– Кого это еще принесло? – медленно пробасил он.

Кэл кинул свои вещи на ближайшую пустую койку.

– Принесло вашего нового управляющего, – так же медленно ответил он.

Глаза того человека сузились.

– Кажется, у нас уже есть управляющий. Со сломанной ногой.

– В таком случае вам требуется новый. Вы что-то имеете против?

Этот вопрос Кэл мог бы и не задавать – ответ был заранее ясен.

Остальные работники ранчо с любопытством наблюдали, как их представитель ведет разговор с новичком. – И как же тебя зовут, управляющий?

– Калифорния Смит.

– Калифорния Смит? Я слышал о тебе.

Он сплюнул комок табака в плевательницу, стоявшую возле стола, затем бросил изучающий взгляд на длинные волосы Кэла и его мокасины.

– Ты тот парень, который жил с апачами, когда был ребенком, верно?

– Да, это так.

– Так вот. Я – Джордж Келлер, и я терпеть не могу апачей и тех, кто с ними якшается. Да ты и с виду больше похож на индейца, чем на белого. Ты, наверное, на обед готовишь собачье мясо или что-то вроде этого?

Зрители засмеялись, и Келлер перешел к делу:

– Знаешь, я всегда думал, что апачи сношаются со своими бабами, как кони с лошадьми. Хотя, кто сможет обвинить их, если заглянет в лицо жене апача? Скажи-ка, Смит, апачи действительно трахаются через задницу, как в конюшне? Твой отец апач учил тебя этому?

Хохот Келлера присоединился к общему веселью. Кэл, не мигая, переводил взгляд с одного ковбоя на другого, и они, смотря на это бесстрастное напряженное лицо, чувствовали незнакомую силу в блестящих голубых глазах и один за другим переставали смеяться.

Келлер хохотал дольше всех. Наконец успокоившись, он стал ходить вокруг Кэла, рассматривая его со всех сторон.

– Знаешь что, Смит, я не люблю возиться со скотом, по натуре я боец. И я не хочу работать на эту спесивую бабенку. Но черт с ней! Мне нужны деньги, а деньги мисс Батлер ничем не отличаются от любых других.

Келлер оперся на стол и зло уставился на Кэла.

– А теперь, Смит, я скажу тебе, чего я не стану делать ни за какие деньги. Я никогда не стану выполнять приказы чертовых апачей! Любой из моих приятелей скажет тебе то же самое. Верно, ребята?

Те дружно подтвердили свое согласие. Кэл невозмутимо сказал:

– По-моему, сначала нужно проверить, кто из нас сильнее.

Где бы он ни появлялся, везде было одно и то же. Кэл привык к тому, что белые ненавидят его; они не могли простить, что его вырастили апачи. Белое население Аризоны ненавидело все, что было связано с апачами, даже если у тебя светлые волосы и голубые глаза.

– Первым будешь ты? – спросил Кэл у Келлера.

– Думаю, да.

Мужчины с готовностью расчистили место для схватки. Со всех сторон слышались подбадривающие возгласы. Кэл и Келлер стали медленно кружить по площадке, внимательно высматривая слабые места друг друга. Первый удар нанес Келлер – мощный апперкот. Кэл отскочил в сторону и ударил в челюсть. Келлер выстоял и стукнул Кэла по голове, но сразу же упал на пол, зацепившись за выставленную ногу Кэла. Кэл бросился на соперника еще до того, как тот коснулся пола. Теперь у Кэла было неоспоримое преимущество – в борьбе апачи всегда были самыми серьезными противниками, сила их мускулов, изворотливость и выносливость помогали им побеждать.

Келлер пытался нанести ответный удар, но не мог освободиться от захвата, который прижал его к полу и сделал практически беззащитным. Не смотря на явное поражение Келлер все-таки сопротивлялся до тех пор, пока не изловчился вытащить нож из сапога. Когда лезвие блеснуло в свете фонаря, подбираясь к спине Кэла, раздался одобрительный рев зрителей, но их ожидания не оправдались: Кэл перехватил запястье Келлера. Внезапно нож, как бы сам собой, оказался в руке Кэла, а Келлер был не в силах ослабить его мертвую хватку. Кэл уселся на груди повергнутого противника и поднес лезвие к его горлу – блестящая поверхность затуманилась от частого тяжелого дыхания. Воцарилась тишина. Казалось, что все, наблюдавшие эту сцену, разом перестали дышать и боялись пошевелиться из страха, что нож вонзится в Келлера.

– Апачи научили меня побеждать соперников одного за другим, – произнес Кэл, – и если противник сражается честно, апач позволяет ему достойно принять поражение, – добавил он, глядя на Келлера.

Кэл взял Келлера за короткие жесткие волосы. Глаза последнего молили о пощаде. Когда Кэл усмехнулся, эти глаза расширились от ужаса.

– Но кавалеристы из армии Соединенных Штатов научили меня, что можно победить и нечестным путем, – он с удовольствием стукнул голову Келлера о дощатый пол.

Кэл встал и швырнул нож на койку со своими вещами.

– Военная добыча, – объяснил он. Никто не проронил ни слова.

– Кто будет следующим? Абсолютная тишина начинала угнетать.

Вдруг от группы отделился человек с испачканной табаком бородой и кривыми ногами.

– Меня зовут Спит Маккалох, – сказал он. – Мне все равно, кто отдает приказы, если мне платят за работу. Но я считаю своим долгом перед Келлером поставить тебя на место, Смит. Келлер пару раз здорово выручал меня, и я не могу спокойно смотреть, как он тут валяется.

– Это твое личное дело, – заметил Кэл.

У Спита не было ни ножа, ни такой силищи, как у Келлера, но он был быстрым и вертким. Не успел Кэл и глазом моргнуть, как получил удар в лицо. Он ответил, дав Спиту в грудь и в челюсть. Спит зашатался и закашлялся, но, опустив голову и топая ногами, как упрямый бык, вновь пошел на Кэла и шарахнул его о стену с такой силой, что у того искры из глаз посыпались.

Зрители довольно гудели, ожидая, что Кэл вот-вот сползет по стене и подавленно зашагает прочь, как это случалось со всеми другими, кто испытывал на себе знаменитый «удар разъяренного быка» Спита Маккалоха; но Кэл всего лишь встряхнул головой и принялся за Спита всерьез. Кулачный бой продолжался до тех пор, пока Кэл не двинул Маккалоха в висок. Спит покачнулся и через несколько мгновений рухнул на пол. Тяжело дышащий Кэл обвел присутствующих мрачным взглядом.