Текст книги "Ловцы трепанга"

Глава третья. Война объявлена

Вслед за услышанным, на этот раз вблизи, криком из-за скалы, уходившей к северному побережью бухты, внезапно показался человек. Он был немного выше среднего роста и так худ, что можно было пересчитать все его ребра; живот его выдавался вперед, ноги, почти совершенно лишенные икр, казались двумя палками, покрытыми кожей. Он производил отталкивающее впечатление, которое еще более усиливалось от резкого запаха нашатыря, распространявшегося далеко вокруг него. Череп его был сплющен, лоб сдавлен, челюсти резко выдавались вперед, уши оттопыривались, глаза были маленькие и неприятно блестящие, а огромный рот разрезал надвое все его худощавое лицо. Его можно было принять скорее за четвероногое животное, чем за человека.

Разноцветная татуировка покрывала все его тело, отсвечивающее медью.

Это отталкивающее существо быстро сбросило с себя шкуру кенгуру, покрывавшую его плечи и концы длинных, жестких волос, и, вытянув вперед маленькое копье с костяным наконечником, украшенное пучком пестрых перьев, направилось к рыбакам.

Подойдя на расстояние десяти-двенадцати шагов от печи, туземец остановился и замер на месте, опершись на свое копье.

– Что он от нас хочет? – спросили капитана Ханс и Корнелиус.

– Он пришел, должно быть, требовать, чтобы мы убрались отсюда. Туземцы привыкли охранять свои земли от всякого постороннего вторжения. Но он ошибается! Я и не думаю последовать его совету, – пробурчал Ван-Сталь.

С этими словами он направился к дикарю.

– Чего ты от нас хочешь, смуглолицый туземец? – обратился капитан к дикарю, принимая добродушный вид.

Но вместо ответа туземец неожиданно сделал прыжок и поспешно удалился; вскоре он скрылся за скалами.

– Он еще вернется? – спросил Корнелиус капитана.

– Очень возможно, – ответил капитан задумчиво. – Само собой разумеется, что он постарается обмануть нас. Но мы будем начеку; во всяком случае, при первых признаках опасности нам придется убраться на джонку.

– Его племя, должно быть, где-нибудь здесь в окрестностях?

– Не думаю. Этот берег слишком бесплоден, чтобы целое племя могло тут долго оставаться. Но там, далеко в глубь материка, дикарей должно быть не мало.

– Они храбры?

– Да, когда их побуждает к этому голод.

Малайцы снова принялись за кипячение трепанга, а пловцы поплыли в море, чтобы снова нырнуть в воды бухты за новым запасом голотурий.

Печи пылали, вода в котлах кипела, вываривая голотурий; уже вываренный трепанг лежал на полотне, над которым рыбаки успели натянуть нечто, напоминающее навес, чтобы укрыть трепанг от чересчур жгучих лучей солнца.

Ханс и Корнелиус, взяв с собой ружья, направились к скалам; они хотели удостовериться в том, что дикари не движутся на лагерь рыбаков. Во время разведки юноши успели только подстрелить несколько какатоэс и, не обнаружив ничего подозрительного, возвратились в лагерь.

Прошло два часа. Пловцы притащили новую партию моллюсков и на этот раз самых лучших сортов. Работа кипела.

Внезапно из-за скал на берегу снова появился дикарь.

Как и в тот раз, он был один; одеяние его имело странный и плачевный вид.

С первого взгляда дикаря можно было принять за движущийся скелет. Все его тело было вымазано чем-то желтоватым, цвета охры, что придавало ему вид не человека, а только его остова. Оружия на этот раз у дикаря не было. Вместо копья он нес в левой руке большой кусок древесной коры, странный и по форме и по цвету.

– Ваи-вайга, – зашептали малайцы кругом.

– Как! – воскликнул Ван-Горн. – Он опять здесь?

– Да еще в каком наряде, – подхватил Корнелиус, не понимая значения вторичного появления и одеяния дикаря.

– С ним ваи-вайга, – объяснил ему Ван-Горн, – знак открытой вражды.

– А зачем он так вымазался? – не унимался Корнелиус.

– Таково их одеяние для войны.

– А кора?

– Это кора очень ядовитого дерева ваи-вайга, дерева смерти. Ван-Горн уже объяснил тебе, что она служит эмблемой войны, – сказал капитан.

– И этот чудак решается явиться один? – воскликнул Корнелиус. – Дядя, позволь мне связать его и отправить на джонку.

Юноша действительно был готов схватить австралийца, но Ван-Сталь удержал его.

– Пусти меня. Если он решился показаться один, значит все племя где-то здесь поблизости. Ван-Горн, собери малайцев около шлюпок. А вы, – обратился он к своим племянникам, – будьте готовы открыть огонь из камнеметов.

Пока экипаж собирался у берега, готовый в случае опасности быстро погрузиться в шлюпки, капитан, выпрямившись во весь свой мощный рост, с ружьем в руке, подошел к туземцу, который смотрел на него так дерзко, словно был уверен в своей неотразимости; он, очевидно, ожидал, что белые испугаются и сейчас же отступят.

– Что ты хочешь? – спросил капитан на том смешанном языке, на котором говорят австралийцы в этих местах.

– Чтобы белые покинули землю, принадлежащую детям Моо-Тоо-Уии, – отвечал дикарь.

– Мы не убиваем ни твоих кенгуру, ни твоих эму, ни твоих диких собак, – сказал Ван-Сталь. – Что касается трепанга, то ни ты, ни твои братья – вы не умеете его ловить, да к тому же морская вода тебе не принадлежит.

– Ты не хочешь уйти? Тогда я, вождь племени варамов, объявляю тебе войну.

– Правда? – усмехнулся капитан.

– Да, правда!

– Посмотрим! – и сильным ударом Ван-Сталь бросил дикаря на землю, обхватил его потом обеими руками и, без труда подняв, отнес в шлюпку.

– Свяжите этого воина, – сказал капитан матросам, – и отвезите его на джонку. Он останется нашим пленником до конца ловли. Так он, по крайней мере, будет спокойней и не сможет передать своим соплеменникам об объявлении войны.

– Есть, капитан! – ответил ему Ван-Горн. – Мы так его свяжем, что до конца ловли он не увидит ничего, кроме стенок трюма.

Против всех ожиданий дикарь не оказал ни малейшего сопротивления, только в его маленьких глазках заблестел недобрый огонек. Он дал себя связать и отвезти на джонку, не проронив ни слова.

– Не думаю, чтобы он причинил нам много хлопот, – сказал Ханс.

– Он – вождь, – возразил Ван-Сталь, – его соплеменники будут удивлены его отсутствием и отправятся на розыски. Я думаю, что, натолкнувшись на нас и увидев наши ружья, они откажутся от поисков и отправятся искать его в глубь полуострова. Впрочем, ловля была так обильна, что мы не надолго задержимся в этой бухте, а уезжая, мы возвратим ему свободу.

– А есть еще берега, столь же богатые голотуриями?

– Голотурий много на островах Эдуарда Пелью, – там мы пополним наш груз, если здесь нам помешают закончить ловлю.

В третий раз шлюпка с пловцами подошла к берегу и на этот раз наполненная голотуриями. Воды бухты, в которой было много водорослей и фукуса, были настолько богаты голотуриями, что нужно было, так сказать, только нагнуться, чтобы набрать их вдоволь. Ловлю облегчало еще и то, что здесь попадались преимущественно лучшие сорта голотурий, которые никогда не живут на большой глубине. Благодаря этому рыбаки, не затрачивая много сил, поднимали из воды все новые и новые килограммы отличного трепанга.

К вечеру все полотно было густо устлано вываренным трепангом. Первый день дал такую богатую добычу, что сразу окупил все труды и экипажа, и пловцов, и кипятилыциков.

Ван-Сталь был вполне удовлетворен; если бы работа пошла и дальше так хорошо, потребовалось бы немного времени, чтобы джонка ушла, захватив полный груз.

Трепанг не мог быть перенесен на джонку, так как он требует хорошей сушки на воздухе и выветривания перед погрузкой в трюм. Если же не дать ему хорошо высохнуть, он может испортиться. Поэтому склад трепанга и устроили на берегу, а для его охраны назначили несколько человек из команды, для которых капитан велел раскинуть палатки.

Малайцы сперва решительно отказывались нести охрану склада, предпочитая оставаться на ночь на борту джонки, вдали от воинственных австралийцев.

Чтобы ободрить их, Ван-Сталь велел зарядить камнеметы и заявил малайцам, что и он вместе со своими племянниками останется на всю ночь на берегу.

Но в глубине души Ван-Сталь не был так спокоен, как старался показать команде.

Зная, что австралийцы нападают только ночью, он велел окружить лагерь оградой из мелких камней и осколков кораллов, а джонку велел поставить ближе к берегу, чтобы к ней можно было скорее добраться в случае внезапного ночного нападения.

Но все эти приготовления оказались излишними.

Первая ночь на австралийском берегу прошла совершенно спокойно, несмотря на угрозы вождя дикарей.

Тишина ночи нарушалась только мрачным завыванием диких собак, стаи которых охотились где-то вблизи за кенгуру и казуарами.

Глава четвертая. Таинственные огни

Пять дней прошло совершенно спокойно. Ничто не нарушало и не прерывало напряженной работы рыбаков; ловля продолжалась так же успешно, как и в первый день.

Эта бухта была, по-видимому, мало известна и поэтому так богата голотуриями, что беспрерывно поднимаемые рыбаками из воды доверху полные сети далеко еще не исчерпали находившиеся на дне запасы.

Громадные печи не оставались без работы; тонны голотурий беспрерывно проваривались в котлах. На берегу было расстелено уже не одно полотно, а у печей ожидали своей очереди груды только что поднятых со дна голотурий.

Австралийцы не подавали признаков жизни.

Капитан и двое юношей для успокоения рыбаков исследовали берега на далекое расстояние, но не встретили ни одного австралийца. Ван-Горн, со своей стороны, решился проникнуть на несколько километров в глубь полуострова, но и он повстречал там только стаи какатоэс и видел следы кенгуру и казуаров.

Несомненно, вождь или мнимый вождь варамов своим хвастовством хотел только запутать белых. Если его племя существовало не только в его воображении, но и в действительности, то оно должно было находиться на далеком расстоянии от лагеря.

Так полагал и капитан, и его спутники, но пленника они все же оставили связанным в трюме, так как он упорно грозил экипажу местью своих подданных.

На шестую ночь неожиданное событие взволновало весь лагерь.

В то время как рыбаки мирно спали в своих палатках, караульные, сидевшие у печей, заметили огонь на вершине одной из скал, приблизительно в трех милях от лагеря. Было три часа утра. Таинственный огонь то разгорался, то еле мерцал и переносился с места на место.

Капитан и Корнелиус оставались в эту ночь на берегу, сменив Ван-Горна и Ханса, прокарауливших прошлую ночь и отдыхавших теперь на борту джонки. Караульные тотчас же разбудили капитана и рассказали ему о появлении странных огней.

В одно мгновение все – и малайцы, и рыбаки, и капитан с Корнелиусом – были на ногах. Большая часть малайцев инстинктивно бросились к вытащенным на берег шлюпкам.

– Не сигнал ли это? – спросил Корнелиус.

– Боюсь, что это действительно сигнал, – ответил капитан, вглядываясь вдаль, где мерцал далекий огонек.

– Но чей сигнал и кому?

– Одного племени – другому.

– Или нашему пленнику» Ведь они и не подозревают, должно быть, что он в наших руках.

– Предполагать можно что угодно.

– Они готовят нападение?

– Как знать. Ты слышишь что-нибудь?

– Нет.

– Ты не боишься?

– Нет.

– Тогда бери ружье и ступай за мной.

– Ты хочешь пойти в ту сторону, где виден огонь?

– Нет. Я хочу только осмотреть окрестности, чтобы успокоить малайцев. Иначе придется прервать или совсем оставить ловлю.

– А Ван-Горн?

– Он явится сюда с Хансом.

Отправив одного из малайцев на джонку, чтобы предупредить Ван-Горна об опасности, капитан направился в сопровождении Корнелиуса к прибрежным скалам.

Ночь была еще темна, но далекий огонь служил им путеводной звездой.

Осторожно пробираясь вперед, чтобы не попасть в какую-нибудь западню, они вскоре подошли к подножию скалистого холма и начали взбираться на него. Несмотря на неровности почвы и отсутствие протоптанных троп, капитан и Корнелиус быстро достигли его вершины.

Они смогли теперь осмотреть противоположный склон холма и далекие скалы. Перед ними, насколько они могли разглядеть в слабом свете занимающейся зари, расстилалась волнистая равнина, местами перерезанная рощами. За этой равниной громоздились горы, описывая полукруг на протяжении около двух миль.

Таинственный огонь горел на дальнем склоне этого хребта. С вершины холма он виден был лучше, чем с берега. Только теперь капитан увидел, что это был не еле мерцавший огонек, а пламя, временами разраставшееся до размеров большого пожара. Можно было подумать, что огонь охватил целую группу деревьев или гору хвороста.

– Мне кажется, что я различаю среди огня людские тени, – сказал Корнелиус.

– Да, там должны быть люди, – подтвердил капитан.

– Может быть, это не люди, а обезьяны?

– Нет. На австралийском материке обезьяны не водятся; да, кроме того, обезьяны сами боятся огня и не умеют его зажигать. Ты слышишь что-нибудь?

– Ничего, кроме лая диких собак, и то очень далеко.

– Да, правда, – рассеянно произнес капитан.

«Дикари, – думал он, – хотят напугать нас. Но они ошибаются, если рассчитывают на то, что джонка поднимет паруса до окончания ловли трепанга».

– Что мы предпримем, дядя? – прервал Корнелиус размышления капитана.

– Э, черт возьми! Хотя я этого не хотел, но двинемся дальше.

– Идем.

– Ружье заряжено? Будь наготове.

– Есть, капитан!

В этих широтах день наступает очень быстро. Солнце уже освещало равнину, когда Ван-Сталь и Корнелиус начали спуск с холма.

Корнелиус, более проворный, спускался первым, прокладывая путь: он то соскальзывал вниз, то перескакивал с камня на камень, то быстро сбегал с холма.

Спуск прошел благополучно; у подошвы холма капитан остановился и стал пристально рассматривать местность.

Перед ним расстилался маленький бассейн, нечто вроде пруда, берега которого поросли одним из видов камыша, растущим густой массой и достигающего иногда высоты в пять—шесть метров.

– Не иди дальше, – сказал капитан Корнелиусу, – в камышах могут оказаться дикари.

– Я не вижу и не слышу ничего подозрительного.

– Смотри: как будто качнулась одна из лилий?

– Где?

– Вон там…

Взглянув в ту сторону, куда показывал капитан, Корнелиус увидел возвышающийся над бассейном высокий, метров в восемь, стебель, увенчанный чашечкой цветка, который должен был иметь не менее полуметра в окружности.

Хотя было совершенно безветренно, цветок дрожал на своем стебле, как будто за тростниками кто-то шевелился.

– Правда, цветок колышется, – сказал Корнелиус и взвел курок своего ружья.

– Там могут быть дикари, – остановил его капитан.

– Я осмотрю тростники.

– Не надо. Не подвергай себя опасности быть убитым копьем или бумерангом.

– Бумеранг? Что это такое – стрела?

– Нет, это не стрела. Это оружие пострашней стрелы. Оно представляет собой изогнутый кусок крепкого дерева; дикари так метко бросают его, что даже на большом расстоянии редко бьют мимо цели. Мы можем в этом слишком скоро убедиться… Но что это?

– Что ты увидел?

– Посмотри туда. Ты видишь там кустарники?

– Да.

– А когда мы шли сюда, ты их заметил?

– Кажется, нет.

– А я уверен в том, что там было все голо.

– Не могли же они вырасти за несколько минут-

– Я утверждаю, что их не было.

– Что за чертовщина!

– Скажи лучше – хитрость, это очень подозрительно.

– Там что-то движется…

Корнелиус с ружьем наготове, держа палец на спуске курка, решительно двинулся к кустарникам, которые тянулись ровной линией в пятидесяти шагах от камышей.

– Да что это, наконец, оптический обман, или эти растения наделены способностью двигаться?

Изумленный юноша ускорил шаг. Но расстояние между ним и кустарником оставалось неизменным.

– Дядя, – закричал он, – кустарники бегут от меня!

– Вижу, – ответил капитан, не менее Корнелиуса пораженный этим загадочным зрелищем.

– Ты видел когда-нибудь движущиеся кустарники?

– Никогда. И ни один натуралист не видел ничего подобного.

– Так что же это значит?

– Над нами насмехаются.

– Кто?

Не успел капитан ответить, как два странных существа выскочили из-за кустарников; они удирали по направлению к равнине такими странными и резкими прыжками, что их можно было принять за лягушек, если бы они бежали не так быстро.

– Да это кенгуру, – сказал Ван-Сталь. – Сохрани пули, они нам еще пригодятся.

– Для чего?

– Перед нами австралийцы, и в немалом количестве.

– Где же? Я не вижу ни одного.

– Под движущимися кустарниками или за ними. Они вырвали где-нибудь кусты, взяли их в руки и, спрятавшись за ними или под ними, ползут как змеи. Они хотят, конечно, заманить нас в какую-нибудь ловушку. Мне вспоминается, что они не раз уже пускали в ход этот хитрый маневр.

– Ты в этом уверен?

– Я убежден в этом. Но мы не будем так глупы, чтобы последовать за ними: они явно хотят завлечь нас к подножию той горы. Я думаю, что за чащей эвкалиптов, вон там под горой, находится все племя; туземцы ждут только удобного момента, чтобы напасть на нас.

– Как ты думаешь, знают ли они, что их вождь у нас в плену?

– Может быть, подозревают. Как бы то ни было, пусти-ка пулю в ближайший куст.

Юноша был хорошим стрелком, к тому же он хотел показать дяде, что он ничуть не боится. Он не заставил капитана дважды повторить приказ: приложился, прицелился и выстрелил.

Тогда не только тот куст, в который выстрелил Корнелиус, но и все остальные кусты полетели в сторону, и пятнадцать австралийцев, проворных как обезьяны, вскочили на ноги, потрясая своими каменными топорами. Но Ван-Сталь не дал им сделать ни шага вперед: из обоих стволов своего ружья он выпустил в них два заряда крупной дроби, градом осыпавшей туземцев.

Двух зарядов было достаточно, чтобы обратить туземцев в бегство. Все как один, воя от ужаса, бросились в лес.

– Ну что, – сказал капитан, – я не ошибся?

– Да, ты был прав.

– Я думаю, что на некоторое время этого урока будет достаточно.

– А потом? Как ты думаешь, они вернутся?

– Не сейчас же. Но их визита нужно ожидать в одну из ближайших ночей. Я знаю австралийцев и их приемы войны. Нужно удвоить бдительность; их приход не должен застать нас врасплох. Вернемся, Ван-Горн и Ханс будут беспокоиться, если мы еще задержимся.

Действительно, дальнейшие розыски были теперь бесполезны: в долине моряки рисковали попасть в новую западню. К тому же картина была ясна: австралийцы открыли пребывание белых на берегу и готовили на них нападение.

Капитан не боялся сейчас преследования дикарей, ибо туземцы всегда предпочитают нападать ночью. Он и Корнелиус спокойно направились через горы к берегу.

Подходя к лагерю, они с удивлением увидели, что работы остановились. Рыбаки, собравшись у шлюпок, горячо обсуждали что-то, а заготовщики трепанга даже не зажгли еще печей и о чем-то ожесточенно спорили со старым штурманом.

–Что бы это значило? – спрашивал капитан, еще издали завидев взволнованные группы малайцев.

– Не напали ли дикари на лагерь в наше отсутствие? – предположил Корнелиус.

– Вряд ли. Ван-Горн и Ханс стреляли бы по ним, а мы не слышали ни одного выстрела. Пойдем скорей!

Они быстро прошли расстояние, отделявшее их от лагеря, и подбежали сперва к заготовщикам, которые, окружив Ван-Горна и Ханса, голосили на разные лады.

– Что за шум? – закричал Ван-Сталь, пробравшись в середину толпы малайцев. – Почему никто не работает?

– Потому что они не хотят больше оставаться здесь, капитан, – отвечал Ван-Горн. – Они говорят, что не хотят быть съеденными дикарями ради прекрасных глаз хозяина.

– Они испугались дикарей, чудаки! – добавил Ханс.

– Мы хотим убраться отсюда, капитан! – сказал один из малайцев. – Нам осточертел этот берег, кишащий людоедами.

– Я хочу увезти мои кости на родину, – крикнул другой, – а не отдать их дикарям, чтобы они их обглодали!

– Домой! Мы хотим домой! – закричали со всех сторон.

– А я, – прогремел капитан, – я хочу остаться. И я не хочу быть съеденным ради прекрасных глаз хозяина, но я и не дамся дикарям. Ах вы, тропические кролики! Пусть над вами разорвется тысяча бомб! Разве мы нанялись для увеселительной прогулки по морю? Нет? А раз нанялись на работу, то должны довести ее до конца. «Хай-Нам» поднимет паруса, когда весь трепанг будет готов. А пока – за работу! Что касается дикарей, то это моя забота оградить вас от их нападения. И я об этом ни на минуту не забываю. Скорей к котлам!

Глава пятая. Ночное нападение

Ван-Сталь был не только превосходный моряк, но и человек большой энергии. Всему экипажу это было хорошо известно.

В этом столкновении с командой капитаном руководили, конечно, не интересы толстого Лин-Кинга, не знавшего уже счет своему богатству, но свойственная ему привычка все доводить до конца и не отступать ни перед какой опасностью, пока есть еще возможность сопротивляться.

Его твердость оказала решительное действие на малайцев, впечатлительных, но далеко не храбрых. Рыбаки первые принялись за работу. За ними и заготовщики потянулись к печам и стали разжигать их. Но работа шла теперь вяло, не то что в предыдущие дни.

Страх не покидал малайцев; если бы они не знали так хорошо твердого характера Ван-Сталя, они немедленно сбежали бы на джонку, бросив весь трепанг на произвол судьбы.

Несмотря на ободрявшее их присутствие капитана, который старался шутками и бодрым словом рассеять страх, малайцы невольно обращали взгляд на скалы, словно боялись, что вот-вот там покажется орда туземцев.

Капитан и его близкие тщательно скрывали свое беспокойство и принимаемые ими предупредительные меры против внезапного на-падения1 Они инстинктивно чувствовали, что там, в эвкалиптовых рощах, готовится что-то серьезное, угрожающее…

«Может быть, – думали они, – туда стягиваются отряды дикарей и там готовится ночная атака».

Хотя со стороны холмов и долины, до которых добрались во время разведки капитан и Корнелиус, не видно было ни одного живого существа, не донесся ни один крик, ни один сигнал, – некоторые признаки указывали на скопление там дикарей.

В середине дня было замечено, что несколько стай птиц поднялись над рощами и улетели на север.

То были хиониды, вид голубей, крупнее тех, что водятся в Европе, с совершенно белыми крыльями; соколы с оперением в черных и белых пятнах, какатоэс и еще один вид голубей, крупней фазанов, с блестящим синим, отсвечивающим медью оперением и крыльями, расцвеченными зеленым и желтым. Если птицы покидали лесистые места, то естественно было предположить, что их вспугнуло присутствие людей.

Позже капитан и Корнелиус, которые снова взобрались на одну из высот, чтобы осмотреть равнину, увидели несколько варрангал, или диких собак динго, таких же сильных, как волк, но с длинным и пушистым хвостом, делавшим их похожими на лисицу. Эти четвероногие имели, должно быть, те же, что и птицы, основания покинуть места, обычно служившие им убежищем.

Капитан и Корнелиус весь день пробыли вне лагеря; они бродили по скалам, подстерегая движение австралийцев.

К вечеру из леса убежали эму – громадные птицы, с каким-то обрубком вместо крыльев.

– Нам предстоит беспокойная ночь, Корнелиус, – сказал капитан, тревога которого к вечеру все усиливалась.

– Ты боишься атаки?

– Да.

– Ну, дядя, ведь нас сорок человек и при надобности все будут хорошо вооружены.

– Да, если считать малайцев… А что будет, если они при первой же атаке сбегут и оставят нас одних лицом к лицу с дикарями?

– У нас есть камнеметы.

– Я знаю; но этого будет недостаточно, чтобы остановить людоедов, которые обрушатся на нас.

– Ты боишься их многочисленности?

– На южных берегах Австралии людоедов частью уничтожили, частью они сами вымерли, но здесь, на севере, их племена еще очень многочисленны. Нам придется выдержать атаку многих сотен воинов.

– Тяжелая задача, особенно если нельзярассчитывать на малайцев.

– О да!

– Мы можем скрыться на джонку – ведь у этих дикарей нет даже лодок.

– Это правда: лодок у них нет. Но наш трепанг! Если дикари обнаружат наше богатство, они разграбят весь лагерь, и мы потеряем все, что добыли за семь дней!

– А нельзя погрузить трепанг на джонку?

– Нет, слишком рано. От содержащейся в нем влаги он испортится.

– …И бросить его нельзя. Как ты думаешь, малайцы согласятся провести ночь на берегу?

– Я их заставлю остаться. Если нас будет много, дикари, может быть, не решатся на открытое нападение; а четырех человек они не побоятся атаковать. Ну, спускайся, Корнелиус.

Надвигалась ночь. Становилось все темней и темней. Небо покрывалось облаками, которых сгонял к заливу Карпентария теплый южный ветер. Было безлунно, звезды еле мерцали.

Малайцы давно прекратили работы и, поужинав, беседовали с Ван-Горном и Хансом. Никто их них не хотел оставаться на ночь на берегу.

Когда капитан с Корнелиусом подходили к лагерю, матросы уже успели спустить на воду вытащенные на берег шлюпки и начинали усаживаться в них. Но, увидев Ван-Сталя, они остановились в нерешительности.

– Вы куда? – спросил капитан, невозмутимо заряжая ружье.

– На джонку, – ответило несколько человек.

– На борт? Стадо трусов! Вы бросили весь трепанг! Вылезай из лодок! Мы здесь – и будем охранять вас всю ночь. Ван-Горн, Корнелиус, Ханс, установите камнеметы на берегу. Если хоть один туземец приблизится к лагерю, открыть огонь!

Старый моряк и юноши не заставили капитана дважды повторять приказ. В один момент они перенесли камнеметы на берег и зарядили их.

Малайцы, боявшиеся капитана, быть может, больше нежели дикарей, стали высаживаться, все еще ворча и бормоча проклятия. По правде сказать, они чувствовали себя уверенней даже на берегу в присутствии голландцев, чем одни на джонке.

Ван-Сталь, чтобы несколько приободрить их, велел вскрыть маленький бочонок sciamsein— рода водки, изготовляемой в Китае из рисовой закваски, и роздал малайцам по доброй чарке.

Если капитан умел заставить бояться себя, то он умел заставить и любить себя.

– Ну, – говорил он малайцам, – смелей, друзья мои! Дикари готовят атаку на нас. Покажем им, как защищаются моряки.

Как ни бодры были слова капитана, они не произвели решительно никакого впечатления на малайцев. На ночь вместо того, чтобы устроиться в палатках около печей и холстов с трепангом, они легли поближе к шлюпкам.

Действительно, голландцам трудно было рассчитывать на людей, которые были более склонны обратиться в бегство, чем оказать помощь атакуемым. Ван-Сталь, твердо установив это, не упустил ни одной предосторожности для защиты против ночной атаки.

Прежде всего он велел направить обе пушки на два открытых прохода между скалами, откуда можно было ожидать появление дикарей. Потом он велел привезти с джонки сотню пустых бутылок; их разбили, а осколки разбросали вокруг склада с трепангом. Это было последнее средство, которое должно было оказать решительное действие на голые ноги дикарей.

Закончив все приготовления, капитан спокойно стал поджидать появления туземцев. На первую вахту он стал вместе с Хансом и шестью наименее трусливыми малайцами. Ван-Горн и Корнелиус должны были сменить их на вахте после полуночи.

Была полная тьма. Завывание ветра и всплески разбивающихся о прибрежные камни волн производили такой гул, что в случае ночной атаки не было бы возможности уловить шума надвигающейся толпы, как бы она ни была многочисленна.

Ван-Сталь, самым добросовестным образом несший вахту, особенно внимательно всматривался в близкие к берегу скалы. Время от времени он посылал кого-нибудь из малайцев к складу трепанга: капитан боялся, чтобы дикари, подползая тихо, как змеи, не напали на лагерь врасплох. Посылал капитан малайцев и на берег удостовериться в том, что шлюпка – их последнее прибежище – была на месте.

Но ни одна тень не промелькнула ни со стороны береговых рифов, ни со стороны опоясывавших берег скал. В полночь Ван-Горн и Корнелиус, с десятью другими малайцами, явились сменить Ван-Сталя и стать на вахту.

– Ничего нового? – спросил Корнелиус капитана.

– До сих пор ничего, но будьте внимательны. Я не спокоен и буду очень удивлен, если эта ночь пройдет без происшествий.

И капитан проскользнул в одну из палаток вместе с Хансом, буквально валившимся с ног от усталости, а Ван-Горн и Корнелиус уселись в свою очередь у огня, не выпуская из рук ружей.

Приблизительно через полчаса после смены вахты недалеко от костра послышалось какое-то рычание.

– Варрангалы! – сказал, поднимаясь, Ван-Горн. – Странно: эти животные так дики, а подошли совсем близко к нам.

– Они шли, верно, по какому-нибудь следу, – сказал Корнелиус.

– Не думаю, что-то подозрительно.

– А что это, как ты думаешь?

– Не сигнал ли?

– Ты ничего не видишь?

– Ничего… Ночь так темна.

В этот момент снова послышался тот же звук, но еще ближе.

– Нет, это не крик варрангал, – сказал Ван-Горн. – Я не ошибся: это сигнал.

– Ты думаешь, что дикари близко? – Корнелиус вскочил на ноги.

– Тише…

– Ты что-нибудь услышал?

– Посмотри туда, возле печей. Видишь?

– Тень! Она шевелится…

– Еще тени: они спускаются со скал.

– Правда. Подожди!

Корнелиус, выйдя из освещенной костром полосы, растянулся на земле и навел ружье.

Он готов был спустить курок, когда резкие крики раздались со стороны склада трепанга – крики не воинственные, не победные, а какие-то жалобные стоны.

– А, – прошептал Ван-Горн, – осколки бутылок сделали свое дело. Огонь!

И Ван-Горн склонился над ближайшим к нему камнеметом. Одновременно раздались выстрелы из обеих пушек: они осыпали картечью рыскавшие вокруг лагеря тени. Караульные малайцы выстрелили по ним из своих ружей.

Тогда болезненные стоны слились с воплями ужаса. Тени всей массой бросились к склонам. Сколько же их было: сто, двести, четыреста? – никто не мог сказать точно, но толпы, казалось, были бесчисленны.

Ван-Сталь, Ханс и спавшие в палатках малайцы, разом проснувшись, вскочили на ноги; но в то время как двое первых бросились с ружьями в руках к складу трепанга, чтобы отстоять его от атаки дикарей, остальные побежали к берегу, ища спасения в бегстве.

– Вперед! – кричал капитан, но только шесть или семь малайцев последовали за ним.

Ничтожная горсть людей бросилась на противника, который был в несколько десятков раз сильнее их. Но им было не до подсчета своих сил.

Стреляя по убегающей толпе дикарей, они бросились вперед, между тем как Корнелиус и Ван-Горн, оставшиеся одни у орудий, осыпали убегавших дождем железа и свинца.

Направленная с нескольких сторон атака дикарей была, по-видимому, отбита Часть туземцев, пробравшихся к складу трепанга, с израненными осколками стекла ногами, рассеялась, воя от боли; другие, упав на эти же осколки, разрывавшие их тела, рычали, пытаясь освободиться от них, но те еще глубже вонзались в тело. Охваченная ужасом толпа, не понимавшая, откуда и какая угрожает им опасность, сперва остановилась в нерешительности, потом, охваченная отчаянием, обратилась в бегство.

Под грохот ружей и камнеметов туземцы быстро скрывались за скалами.

– Такой урок они долго не забудут! – сказал Ван-Горн. – Теперь, я думаю, они дадут нам спокойно закончить работу.