Текст книги "Ловцы трепанга"

– Но что это там за движение у склада? – вдруг метнулся он. – Пойдем посмотрим.

Ван-Сталь, а за ним оба юноши бросились к навесу, около которого барахтались несколько тяжелораненых австралийцев; некоторые из них были в агонии.

Крик бешенства вырвался у Ван-Сталя:

– А, негодяи!

– Дядя, что случилось? – недоумевая, спросили Корнелиус и Ханс.

– Все пропало…

– Они разграбили склад?

– Хуже того. Нам не в чем больше готовить трепанг! Дикари унесли оба котла, а у нас ведь нет других.

– Котлы… – бормотали юноши.

– Что делать? Работа только началась, у нас нет еще и десятой доли.

– Догоним их, дядя, – предложил Корнелиус.

– Кого? Грабителей?

– Ну да! Не возвращаться же нам на Тимор с пустыми руками.

– Они бегут в панике. Воспользуемся этим, – подхватил Ханс.

– А малайцы, как ты думаешь, нам помогут? – спросил Корнелиус.

– Да, малайцы!.. – усмехнулся капитан.

– Да, малайцы! – с горечью подхватил присоединившийся к ним Ван-Горн. – Малайцы уже давно в шлюпках и не думают возвращаться на берег.

– Тогда все пропало!..

– Нет, не все, – спокойно возразил Ван-Горн. – Дикарям котлы ни на что не нужны, они их взяли лишь для того, чтобы разорить наш лагерь. Кто знает, капитан, может быть, туземцы бросили котлы на дороге, ведь они так тяжелы и совершенно бесполезны для дикарей.

– Ты прав, старина, – согласился Ван-Сталь. – Не будем терять времени: перережем путь дикарям. Если они и не бросили котлы, то оставят свою добычу, увидев преследование. Скорей… вперед!

Глава шестая. Последняя атака

Котлы нужно было вернуть во что бы то ни стало. Без котлов ловля была бы бесполезна: приготовлять трепанг рыбакам было больше не в чем. Правда, голотурии могли быть высушены на солнце, но это требовало слишком много времени, а оставаться долго на берегу при враждебности туземцев было невозможно.

Ван-Горн правильно предположил, что австралийцы не станут обременять себя бесполезной и к тому же такой тяжелой ношей и бросят котлы, оттащив их подальше от лагеря. Во всяком случае нужно было торопиться: если бы дикари дотащили котлы до лесов на горных высотах, рыбакам не оставалось бы ничего другого, как, подняв паруса, оставить эти богатые голотуриями воды.

Быстро, как только было возможно в полной ночной тьме, капитан подбежал к проходу между скалами, а следом за ним – Ван-Горн, Корнелиус и Ханс. Хотя дорога была крута и вся пересечена кустами, рытвинами и осколками скал, все четверо вскоре взобрались на самую вершину и начали спускаться в долину.

Тьма была еще слишком густа, чтобы можно было различить вдалеке толпу дикарей. Но по доносившемуся гулу определили, что дикари бежали на восток, в сторону видневшихся на горизонте лесистых гор.

– Они не дальше чем в миле от нас, – произнес капитан, долго вслушивавшийся в удалявшийся гул.

– Постараемся нагнать их у леса, – предложил Корнелиус.

– А далеко этот лес? – спросил Ван-Горн.

– В четырех или пяти милях отсюда, так мы считали при первой нашей разведке.

– Тогда скорее. Вы знаете, какие хорошие ходоки австралийцы.

– Ну, и у нас ноги не хуже.

– Когда мы будем в двухстах или трехстах метрах от них, открывайте огонь Но будьте осторожны: как бы нам не попасть в западню. Смотрите в оба» – сказал капитан.

– И для того, чтобы обнаружить, не брошены ли котлы, – прибавил Ван-Горн.

Все четверо продолжали путь, пробираясь вдоль берега пруда. Но как быстро они ни бежали, австралийцы продвигались, очевидно, быстрее их, так как голоса их все удалялись и удалялись.

Капитан, не такой проворный, как его племянники, посылал грабителей ко всем чертям; Ван-Горн, фыркая, как тюлень, бежал позади, спотыкаясь на каждом шагу.

С бесконечными трудностями они продвинулись менее чем за двадцать минут почти на милю. Вдруг старый моряк наткнулся на темную массу, издавшую металлический звон.

Толчок был так силен, что старик растянулся во весь рост.

– О! – воскликнул он, поднимаясь – Вот это так! Да это он!

– Кто, старина? – спросил капитан, подбегая к нему и помогая ему встать.

– Ну, кто был прав? Ведь я говорил, что дикари бросят свою бесполезную ношу, – торжествовал Ван-Горн. – Вот он, ваш котел! О него я себе нос разбил.

– Вот это удача! А второй котел, верно, тоже здесь.

– Или поодаль, если не у самого лагеря. Если дикари бросили один котел, то и второй они не унесли далеко.

– Тише… – прервал его Корнелиус.

– Что такое?

– Я не слышу больше дикарей.

– Может быть, они уже зашли в лес?

– А если они заметили преследование?..

– Нам лучше прекратить погоню и вернуться на берег. Один котел у нас, а без второго мы как-нибудь обойдемся, если только не наткнемся на него на обратном пути.

– Ложись! – крикнул вдруг Ван-Горн. – Ложись ничком!

В воздухе послышалось что-то вроде все приближающегося и нарастающего сопения. Все четверо голландцев в один миг полегли на землю. Только Корнелиус и Ханс не подозревали, какой опасности они подвергались.

Через несколько секунд над головами голландцев послышался глухой удар, словно твердое тело ударилось о землю, потом снова сопение, постепенно затихавшее, удаляясь.

– Бумеранг! – сказал Ван-Сталь. – Эти негодяи остановились и спрятались где-то вблизи.

– Бумеранг? – спросил Корнелиус. – Это не тот ли изогнутый кусок дерева, о котором ты мне уже рассказывал?

– Да, и только что он мог разрубить голову кому-нибудь из нас.

– Бумеранг возвращается к тому, кто его бросает?

– Да, и к тому, кто – к счастью для нас – не смог на этот раз в темноте рассмотреть свою цель. Днем он не промахнулся бы.

– Капитан, – прервал его Ван-Горн, – послушайтесь меня: вернемся. Скоро начнет светать. Если тогда дикари откроют, что нас только четверо, они не задумаются и нападут на нас.

– А котел? Что делать с ним?

– Котел понесем мы, а Ханс и Корнелиус будут нас охранять. Они достаточно хорошие стрелки, чтобы держать дикарей в отдалении.

– Ты прав, друг. При свете мы не только подвергнемся опасности, но и не сможем унести котел, так счастливо найденный. Ханс, Корнелиус, будьте наготове.

– Скорее, дядя! – воскликнул Ханс. – Мне кажется, с той стороны движутся какие-то тени.

– В путь, Ван-Горн!

Капитан и Ван-Горн схватили с двух сторон медный котел, который весил не меньше тридцати килограммов, и быстро зашагали по направлению к берегу. Корнелиус и Ханс, держась несколько позади, зорко вглядывались в тьму, предостерегая возможное внезапное движение дикарей.

Теперь сомнений больше не было: австралийцы, заметив преследование, остановились и с крайней осторожностью готовились к новой атаке.

Время от времени слышалось сопение бумеранга, но он не причинял никакого вреда; голландцев охраняла тьма, и под ее покровом они пробирались к лагерю, торопясь добраться туда до рассвета. Если бы дикари увидели, что голландцев только четверо, они несомненно открыто напали бы на них.

Конечно, тяжелая ноша замедляла шаги, особенно при крутых подъемах и обходах встречавшихся препятствий.

Четверка людей была уже около самого склона, спускавшегося к бухте, когда горизонт окрасился первыми лучами зари. Только теперь в слабом утреннем свете австралийцы обнаружили голландцев и установили их численность. Тогда, не скрываясь за кустами, они разом поднялись из-за прикрытий, готовые к новой атаке.

– Ханс, Корнелиус! – закричал Ван-Сталь. – Готовы?

Два ружейных выстрела раздались в ответ. Юноши открыли огонь, и их пули не пропали даром: со стороны туземцев послышались крики и стоны раненых.

– Бегите! – кричал капитан стрелкам.

– Рано, – отвечал Корнелиус.

– Они в ста шагах от нас. Я хорошо их вижу, – сказал Ханс.

– Огонь! – скомандовал Корнелиус.

Снова раздались два выстрела и ответное рычание показало, что пули снова пробили брешь в рядах атакующих.

Заряжая на ходу ружья, юноши отошли назад и догнали капитана и Ван-Горна, не выпускавших из рук драгоценного для них котла.

– Я боюсь за вас: берегитесь их стрел и бумерангов, – крикнул им капитан. – Берег близок. Живей! Еще одно только усилие, Ван-Горн!

– Я держусь, – отвечал капитану старый моряк.

– Дикари! – вскричал Корнелиус. – Ко мне, Ханс! Австралийцы бежали на них, потрясая своими каменными топорами и копьями с костяными наконечниками.

Их было не менее трех или четырех сотен человек, низкорослых, сухопарых, с выпяченными животами, с развевающимися по ветру длинными волосами; грудь у всех была в татуировке; с шеи свисали ожерелья из зубов хищных зверей. Вся их одежда состояла из едва покрывавших тела шкур кенгуру, но все они были раскрашены для боя, что придавало толпе фантастический и мрачный вид.

Во главе воинов двигались вожди племени; их можно было узнать по воткнутым в волосах перьям какатоэс и свисавшим с поясов хвостам диких собак. Рядом с вождями шли вьереданы – колдуны, являвшиеся одновременно и жрецами и лекарями и возглавлявшие все общественные и религиозные церемонии.

Эта ожесточившаяся дикая толпа туземцев, готовых обрушиться на четырех чужеземцев, все же не решалась еще на открытое нападение.

Корнелиус и Ханс стреляли, заряжали свои ружья и снова стреляли, скрываясь за выступом скалы; они целились преимущественно в колдунов и вождей, зная, что смерть их должна вызвать смятение в рядах воинов.

Меткий огонь прикрывал отступление Ван-Сталя и Ван-Горна, которые были уже недалеко от вершины холма. Всего на несколько минут нужно было отсрочить атаку туземцев, чтобы котел был водружен на прежнее свое место.

Австралийцы, несмотря на меткий огонь юношей, не останавливались: боясь упустить свою добычу, они двигались вперед, а пули Ханса и Корнелиуса вырывали из их рядов одного воина за другим.

Дикари метали стрелы и бумеранги, но те не долетали до юношей, скрытых скалой. Зловещие же крики туземцев, сопровождавшие каждый удачный выстрел юношей, показывали, как значителен был урон врага.

Стрельба становилась все чаще и чаще; дикари подходили все ближе и ближе к скале.

Когда первый бумеранг завыл над головами юношей, они оставили свои позиции и укрылись в ста метрах дальше, за заросшей кустарником скалой, и снова открыли огонь.

Все новые и новые взрывы бешеных криков говорили о меткости стрельбы.

Наконец не в силах более сдержать свою ярость, дикари лавиной двинулись на стрелков. Остановить их можно было только картечью.

Юноши, разрядив в последний раз свои ружья, пустились наутек, рассчитывая теперь только на быстроту своих ног.

К этому времени Ван-Горн и Ван-Сталь уже достигли склона и начали быстро спускаться к лагерю.

– Живей, живей, ребята! – кричал капитан догонявшим его племянникам. Он понимал, какая опасность угрожала им.

– Не бойся, – кричали они в ответ, – ноги нас вынесут.

И действительно, дикари едва поспевали за юношами, которые несколько раз останавливались, чтобы дать еще один залп по своим преследователям.

Но вот, обернувшись после выстрела, Ханс заметил, что Ван-Сталь остановился, и котел выпал у него из рук. В один момент юноша был около капитана.

– Ты ранен, дядя? – спросил Корнелиус.

– Нет, но слушайте… Слушай, Горн.

Они были теперь над лагерем, на середине возвышающегося над пляжем склона. Все четверо замерли на месте, ловя доносившиеся из лагеря далекие звуки. И странное дело: в то время как позади слышался яростный рык дикарей, снизу, из лагеря, доносились взрывы хохота, хриплое пение, крики совершенно пьяных людей.

– Что с малайцами? – вскричал Ван-Горн.

– Не от страха ли они с ума спятили?..

– Нет, они попросту пьяны, – печально вымолвил капитан. – В моей палатке было пять бочонков рисовой водки. Бежим, не то все пропало!

И, бросив на произвол судьбы котел, который звеня покатился, прыгая по камням, все кинулись к лагерю с сжатыми тоскливым предчувствием сердцами.

Глава седьмая. Последнее усилие

Капитан не ошибся. Какой беспорядок царил в лагере и какое зрелище открылось перед их глазами!

Малайцы, предоставив капитану и его спутникам одним преследовать дикарей, не скрылись в джонку, а остались на берегу у палаток и склада трепанга. Но вместо того, чтобы охранять лагерь – как они это и должны были делать – и держаться наготове на случай опасности, малайцы, воспользовавшись отсутствием капитана, разграбили его палатку и склад провианта.

Совершенно забыв о необходимой осторожности, они не позаботились даже о джонке, которую трепал сильный ветер, грозя бросить на рифы.

В лагере началась оргия.

Малайцы захватили весь запас консервов – коробки и остатки консервов были разбросаны теперь по всему берегу – выбили дно бочек с соленьями, пробили бочонки с водкой sciam—sein и напились почти до полной потери сознания.

Некоторые из них, совершенно опьянев, спали вповалку и тяжело храпели, другие, еще державшиеся на ногах, прильнули к горевшему в громадной кастрюле пуншу.

Они орали, пели, плясали, дрались, а посредине начальник рыбаков и боцман танцевали вокруг опрокинутых бочек под гул пьяной толпы.

Все они, конечно, забыли и о дикарях, и о капитане, и о его спутниках; впрочем, голландцев они считали давно убитыми либо взятыми в плен дикарями.

Ван-Сталь, вне себя от бешенства, бросился в самую гущу толпы и заорал, покрыв все голоса:

– Несчастные! Что вы сделали?

– Да? Это вы, капитан? – пробормотал боцман и направился к капитану. Он еле держался на ногах и покачивался во все стороны. – Так вы не умерли?

– Нет, не умер! – зарычал капитан, замахиваясь кулаком на пьяного малайца. – Вы пьяны все?

– Хи-хи! – захихикали в толпе. – У нас хороший sciam—sein. Очень хороший, очень вкусный… Мы не все выпили, мы тебе тоже оставили.

– А крики дикарей? Вы не слышите их, что ли?

– Дикари? Да-да… Но у нас есть вкусный sciam—sein, и мы будем его пить.

– Да они съедят вас, как баранов! На борт! На борт!

Боцман покачал головой и снова принялся танцевать вокруг бочек, пьяным голосом напевая какую-то песенку.

Между тем Ханс и Корнелиус бросились к остальным малайцам, чтобы убедить их, заставить их сесть в шлюпки; но несчастные пьяницы не слушали никаких доводов, не понимая, что им угрожало. Только один из всех поднялся и, шатаясь направился к лодке, а остальные продолжали пить, петь и плясать.

– Дядя, – подбежал к капитану Ханс, – с ними нет никакого сладу: они не хотят нас слушать.

– О, негодяи! – кричал капитан, бешено тряся начальника рыбаков и боцмана, чтобы выбить из них хмель. – Мы все погибнем из-за вас. Ван-Горн, Ханс, Корнелиус, хватайте их и бросайте в шлюпки! Живей!

– Да у нас времени не хватит перетащить их. Я слышу уже близко вой дикарей.

– Не теряй времени. Хоть нескольких, да спасем!

Все четверо бросились к малайцам, которые отбивались, что-то бессмысленное бормоча. Четыре пары сильных рук хватали их поперек тела и так сносили в шлюпки. На одну из шлюпок успели уже побросать человек десять или двенадцать. Но те с пьяным упорством не замедлили выползти из лодки и, шатаясь, снова направились к бочкам.

– Только еще один глоток, – клялись они.

В то время как в лагере шла борьба с перепившимися малайцами, на вершинах скал скапливались дикари. Теперь они лавиной хлынули вниз…

Только услышав крики туземцев и увидев их копья и топоры, малайцы поняли наконец всю грозившую им опасность и сами бросились к лодкам. Но увы! Хмель привел их уже в такое состояние, что ноги совершенно не слушались их.

Капитан и его спутники, успевшие вовремя добежать до шлюпок, лишь только оттолкнулись от берега, открыли бешеный огонь по туземцам.

Напрасные усилия… Туземцы успели добежать до малайцев. Одни из них набросились на пьяных людей, нанося им жестокие раны своими топорами и копьями; другие бросились громить палатки и склад трепанга, осторожно ступая теперь между осколками. Несмотря на открытый по ним с лодки огонь, туземцы крепко держали свою добычу и не выпускали ее из рук, хотя картечь камнемета скашивала их рядами.

Малайцы, даже совершенно пьяные, оказывали им сопротивление. Собравшись в кучу, они отбивались, насколько это позволяли их ослабевшие руки; им все же удавалось наносить удары, пустив в ход все, что можно было подобрать около себя: головешки из давно остывших печей, гарпуны, ножи. Но отбросить туземцев и присоединиться к капитану, от которого они были теперь отделены сплошной стеной диких воинов, малайцы не могли. Несколько воинов они успели ранить и даже убить; но за каждого раненого дикаря падало три или четыре малайца.

Уже дважды Ван-Горн заряжал и разряжал камнемет; отбросить дикарей и спасти хоть несколько уцелевших малайцев – вот на что он рассчитывал.

Уже дважды Ван-Сталь, велев подогнать лодку к берегу, пытался, но безуспешно, пробиться к своей команде и оказать ей помощь.

И австралийцы с своей стороны, пытались пробраться к шлюпке и овладеть белыми так же, как они уже овладели малайцами.

Нельзя было терять ни минуты. О спасении тех, кого дикари настигли у палаток и в большинстве уже павших, нечего было больше и думать. Капитан хотел спасти хоть тех малайцев, которые были во второй шлюпке, когда появились туземцы.

– Ко мне, Ван-Горн! Сюда, Ханс, Корнелиус! – закричал капитан. – Спасем хоть этих несчастных.

Все четверо ринулись на дикарей; они пустили в ход приклады своих ружей и, пользуясь ими как палицами, ломали ими копья и проламывали головы туземцев. Одно мгновение они, казалось, одержали верх; но в ряды туземцев вливались все новые и новые силы, которые с воодушевлявшими их криками с новой яростью бросались в бой.

–Назад! К морю! – кричал Ван-Сталь малайцам, защищавшимся от дикарей на второй шлюпке, но те, совершенно потеряв рассудок, не видя перед собой никого, кроме дикарей, и не слыша ничего, кроме их криков, так и не услышали зова капитана.

Отбившись от туземцев, капитан снова прыгнул в шлюпку, за ним Ван-Горн и юноши, а в последний момент к ним подоспел молодой малаец по имени Лю-Ханг, единственный прорвавшийся через ряды дикарей. Малаец был не так пьян, как его товарищи, и сумел, вооружившись гарпуном и нанося им удары во все стороны, проложить себе дорогу к капитану.

Как только все пятеро оказались в лодке, они тотчас схватили весла, оттолкнулись от берега и поплыли, отстреливаясь от дикарей, бросившихся в воду преследовать их.

Только тогда, когда шлюпка капитана была уже в море, малайцы сообразили, что и им следовало столкнуть свою лодку на воду. Но было слишком поздно: туземцы, избавившись от самого страшного врага, снова набросились на малайцев, и лишь только те хотели оттолкнуться от берега, их шлюпка была вытащена назад и перевернута вверх дном со всеми находившимися в ней людьми.

Только два малайца вырвались из рук дикарей; они бросились в воду и пытались вплавь добраться до шлюпки капитана.

– К камнемету, Горн! – закричал Ван-Сталь, заметив движение малайцев. – Беглый огонь по берегу.

Старый моряк, бросив весла, в одно мгновение оказался у камнемета, направил его на толпу туземцев и осыпал их дождем картечи. Пули настигли нескольких воинов, бросившихся в море вслед за малайцами, но остальные преследователи уже схватили свои жертвы за руки, за ноги и тащили их назад к берегу.

В течение нескольких секунд до шлюпки доносились отчаянные крики пленников… Вскоре они замолкли, покрытые победоносным воем врагов.

Ван-Сталь, взбешенный неудачей малайцев, хотел снова направиться к берегу, чтобы в последней отчаянной схватке погибнуть или спасти своих людей, но Ван-Горн и юноши воспротивились этому и направили шлюпку к джонке.

Они были правы. Новая атака на дикарей, во сто раз превышавших численностью, была бы настоящим безумием и привела бы только к ненужным жертвам.

– Дайте мне отомстить за моих людей! – кричал капитан вбезысходном отчаянии.

– Чтобы быть убитым, как и они! – спокойно урезонивал его старый моряк. – Нет! Мы все сделали для их спасения, и теперь вам ни к чему рисковать своей жизнью и жизнью ваших племянников.

Последний довод убедил капитана в бесполезности новой попытки спасти малайцев, и он подчинился.

Скоро шлюпка добралась до джонки.

Теперь вся команда «Хай-Нам» состояла всего из пяти человек, включая и капитана Первой их заботой, когда они очутились на борту, было поднять шлюпку при помощи талей, чтобы спасти ее от дикарей, если бы те добрались до джонки вплавь. Оставшийся у них единственный камнемет был установлен на носу джонки.

– Капитан, – обратился Ван-Горн к Ван-Сталю, – теперь, я думаю, ничто не удержит нас в этой бухте.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ловля кончилась для нас полной неудачей: мы потеряли экипаж и всю добычу за несколько дней. Нам не остается ничего другого, как отправиться восвояси. Лучше всего поднять паруса немедленно, до того, как туземцы найдут какой-нибудь способ добраться до нас и атаковать джонку.

– Ты хочешь оставить пленных малайцев на произвол судьбы?

– Туземцы их всех уже перебили.

– Ты думаешь… Может быть, хоть один еще жив?

– Мы услышали бы его крики или заметили бы его в толпе туземцев. Посмотрите: все воины еще на берегу, и между ними я не вижу ни одного живого малайца.

– Ты прав. Сколько потерь!

– Не мы виновны в гибели команды: не мы их опоили. Они сами воспользовались нашим отсутствием, чтобы разгромить склад и напиться; они сами погубили себя. Если бы не их легкомыслие, все они были бы здесь на борту целы и невредимы.

– Ты прав, – еще раз грустно проговорил капитан. – Мы все сделали, чтобы спасти их Но мне не приходилось еще возвращаться домой, потеряв всю команду и всю добычу.

– О, капитан, сколько ловцов трепанга совсем не возвращались» В дорогу, капитан! Нас только пятеро, а туземцев во сто раз больше.

– Хорошо, старина. Подними якоря и поставь паруса. Недоставало только, чтобы и мальчики попали в руки этих чудовищ.

– Есть, капитан! Ханс, Корнелиус, Лю-Ханг, к шпилю! – раздался приказ Ван-Горна команде. – Поднимем сначала якорь на корме. Ветер с востока, нос будет тогда поставлен прямо к выходу из бухты.

Ван-Горн забрался на бак, чтобы рассмотреть положение якоря; остальные наблюдали за ним, ожидая его приказаний. Вдруг все увидели, как он побледнел.

– Капитан! – вскричал он надтреснутым голосом.

– Что с тобой, Ван-Горн?

– Якорная цепь перерублена и упала на дно!

– Перерублена? Не может быть. Она так крепка и толста.

– Цепи носового якоря тоже нет! – закричал с носа джонки Корнелиус, поспешивший туда, чтобы осмотреть второй якорь.

Капитан бросился на нос и сам убедился в том, что цепь второго якоря также была перерублена; от нее оставался лишь конец длиной не более метра, свисавший из клюза бакборта. На последнем звене цепи оставались следы ударов топора.

Ван-Сталь подошел к молодому малайцу, и, не спуская с него глаз, злобно процедил сквозь зубы:

– Безумцы, что вы сделали в мое отсутствие? Вам мало было ограбления склада и моей палатки, вам нужно было еще погубить судно?

– Нет, капитан, – отвечал Лю-Ханг. – Никто из экипажа не рубил цепей. Клянусь вам!

– Ты говоришь правду, Лю-Ханг?

– Да, капитан; да и к чему нам было рубить якорные цепи. Ведь не нам желать гибели судна, которое должно было доставить нас домой.

– Так кто же тогда разрубил цепи?

– Не знаю, капитан.

Ван-Сталь погрузился в размышления, но через минуту он уже все понял.

– Ван-Горн! – вскричал он, хлопнув себя по лбу.

– Капитан…

– Где туземец, наш пленник? Мы совсем забыли про него.

– Он должен быть внизу в трюме.

– Пойдем, посмотрим.

Они быстро направились в кормовое помещение, а оттуда в трюм. Пленника там не было. В том месте, где он должен был находиться, валялись обрывки распутанных веревок; они, казалось, были перегрызены зубами.

– Теперь я понимаю, – сказал капитан. – Этот разбойник воспользовался пьянством малайцев, перегрыз свои веревки и, освободившись, разрубил цепи топором, который он нашел где-нибудь на судне. Он рассчитывал, что ветер отнесет джонку на риф. Потом он удрал вплавь.

– Но как эта джонка осталась на месте, когда ее больше не держали якоря? Отлив должен был отнести ее в море.

– Ты пугаешь меня, Ван-Горн…

– Вы понимаете, капитан: если…

– Да, мы завязли в песке!

– Что делать?

– Пойдем наверх.

Они выбрались из трюма и взбежали на палубу. Ван-Горн, перегнувшись через перила палубы, стал пристально всматриваться в воду, как будто хотел пронизать ее взглядом до самого дна. Это оказалось не очень трудно: скоро он обнаружил, что джонка, слегка склонившись на бок, и впрямь завязла килем в песке отмели, едва покрытой на два метра водой.

– Дело дрянь, – сказал Ван-Горн, обтирая выступивший на лбу холодный пот.

– Ну что? – спросил его капитан.

– Весь киль в песке.

– Сейчас идет отлив, не правда ли?

– Да, капитан!

– Который час?

– Скоро полдень.

– Через несколько часов начнется прилив. Будем надеяться, что он снимет джонку с мели.

– Но если и прилив не поможет нам сняться?

– У нас есть шлюпка. Нам ничего не остается другого, как пуститься в ней по воле волн.