Текст книги "Под землей не видно звезд"

– Я Бестегюль.

Джесур, Селим и Арзу, Берфин и Бакил кивнули мне.

– Как вас зовут?

Я перевела взгляд на другой конец стены, чтобы посмотреть на всех, хотя там был кое-кто, кого я знала. Огуз. И он улыбался так, словно был уверен, что мне известно его имя. Тем не менее он раскрыл розовые губы и, не сводя с меня глаз ни на мгновение, произнес:

– Я Огуз.

– Очень приятно, я Гюль.

Тише, Бесте, успокойся.

– И мне приятно.

– Мне холодно, – Эсра обняла Огуза одной рукой под удобным предлогом и посмотрела на меня недовольным взглядом. – Меня все в школе знают. Я уверена, и ты тоже, моя дорогая Бестегюль.

Я повернулась к Селиму, не обратив на нее никакого внимания. Селим неловко улыбнулся. Растрепанные волосы, хорошо сложенное и крепкое благодаря баскетболу тело – он был очень приятным парнем. Ну и конечно, он был наивен, иначе не встречался бы с Эсрой.

– А я Селим, – вежливо сказал он, представляясь. – Я видел тебя в школе, мы слышали, что ты была второй на последнем тренировочном тесте.

Да, есть такое. Окей, я была ботаником, но меня все устраивало. Я хотела изучать дизайн одежды в престижном университете. Так что в школе я была известна своим трудолюбием. Что ж, это неплохо. Я улыбнулась:

– Я упустила первое место, не набрав всего несколько баллов.

Он закатил глаза:

– Я был восемьдесят девятым.

Чувак, лучше бы ты вообще не ходил на экзамен. Разумеется, я не сказала ему это, а с вежливой улыбкой повернулась к Джесуру. Он, казалось, был меньше всех обеспокоен происходящим. Он потер гладкий подбородок и хитро посмотрел на меня:

– Думаю, ты меня знаешь, Бестегюль.

Усмехнувшись, я призналась:

– Да, я знаю тебя и Фатиха.

Когда они оба искренне улыбнулись мне, я повернулась к Арзу и Берфин, сидевшим рядом с Фатихом.

– Вы? – спросила я.

– Я Арзу.

– А я Берфин.

После знакомства с ними мой взгляд упал на ребят рядом с Берфин.

Ах, этого диалога мне было не избежать.

Акил, скрестив руки на груди, пристально смотрел на меня. Взгляд его был не дружелюбным, а скорее похабным, и от этого мне стало не по себе. Светловолосый и белокожий, его нельзя было назвать некрасивым. Но красивых мужчин много, и лишь немногие из них отличались честностью и приветливостью. Он смотрел на меня с намеком и очень непристойно улыбался:

– Мы и так знакомы очень близко.

– Бывшие любовники, – сказал Кескин, расплывшись в улыбке. – У-ух, наконец-то тут становится интересно.

Огуз поерзал.

Стараясь не смотреть в его сторону, я повернулась к здоровяку, который сказал это. Кескин глядел на нас с Акилом, ухмыляясь.

К сожалению, этот парень оказался очень даже симпатичным. Он слыл задирой, я многое слышала о нем в школе. Говорили, что он употреблял наркотики, но это не доказали. Несколько раз он оставался на второй год, и сейчас ему было двадцать с чем-то лет.

Я закатила глаза:

– Какая любовь? Всего лишь короткая дружба, и все закончилось. В любом случае, как тебя зовут?

Он покачал головой.

– Кескин.

Последними мы познакомились с Шуэдой и Умму Гульсум. Они немного задирали носы, хотя были добрыми. Обе жили в достатке, но родители ограничивали девушек, чтобы воспитать их дисциплинированными, поэтому они учились в нашей школе и ездили на метро. Я видела презрение в их глазах, поэтому мало с ними разговаривала. Выглядели они шикарно: высокие красивые девушки с роскошными ухоженными волосами. Шуэда была белокожей, Умму Гульсум – брюнеткой. Подруги не разлей вода. С волосами, завязанными на макушке, они прятались в мехах и разговаривали только друг с другом. Познакомившись со всеми, я обернулась и увидела, как Огуз смотрит на Акила из-под ресниц.

Надеюсь, ты ревнуешь меня.

Аминь.

Смущенная своей порочной мыслью, я отвела взгляд и расслабилась, вспомнив о фляжке в сумочке, чтобы глотнуть воды. Открыв маленький карман красной сумки, которая была моим лучшим другом на протяжении многих лет, я потянулась за фляжкой… И знаете что? Фляжка оказалась пуста. Ах, я забыла наполнить ее сегодня! Утром мама доставала меня с мусором, поэтому я выбежала из дома в спешке. Ох, мама! Увижу ли я ее когда-нибудь снова?

Я вздрогнула от этой ужасающей мысли и, положив фляжку в сумку, увидела, как Мелоди открывает свою. Она собиралась поделиться водой, желая помочь, но ее бутылка тоже была пуста. Когда мы посмотрели друг на друга и отчаянно вздохнули, я услышала шаги, и на меня упала тень. Огуз протянул мне воду. Его кудрявые волосы закрыли лицо, когда он наклонился, и мне захотелось прикоснуться к этим вьющимся волнам.

– Это моя, – сказал он, протягивая бутылку. – Можешь спокойно пить.

Послышался голос Акила:

– У меня тоже есть вода, я могу поделиться с тобой.

Даже не взглянув на него, я взяла пластиковую бутылку, которую протягивал Огуз, и услышала, как Кескин сказал с довольной ухмылкой:

– Тот, кто быстрее, получит девушку, чувак.

Ни Акил, ни Огуз не издали ни звука. Я думала, Огуз уйдет, но он остался со мной и прислонился спиной к стене. Он сидел рядом, возможно, я ему тоже нравилась. Я отпила воды. Насколько извращенной была мысль, что его губы тоже касались края этой бутылки?

Я видела, как Эсра кидала на нас яростные взгляды; я также видела, как Селим в отчаянии наблюдал за Эсрой. На мгновение я уловила эту пытку в его глазах. Знал ли он? Видел ли, как Эсра подкатывает к Огузу? И что, он старался не обращать на это внимания? Но почему? Потому что он глуп или потому что влюблен? Жалея его в душе, я повернулась к остальным и увидела, что все смотрят на нас.

Мне стало неловко, ведь то, что сделал Огуз, скорее всего, заинтересовало всех. Меня это не должно было волновать, поэтому я постаралась не обращать внимания. Когда все погрузились в гробовую тишину, я пожала Мелоди руку, придавая ей сил, и устремила взгляд вверх, моля Бога спасти нас отсюда. Здесь было душно и тесно. Свет то появлялся, то гас, ведь система работала со сбоями, и я предполагала, что это будет продолжаться в том же духе еще долгое время. У моего телефона был высокий заряд, но я не знала, на сколько хватит зарядки на телефонах у ребят.

Какое-то время мы сможем пользоваться фонариками телефонов. Но что будем делать потом? У нас не было еды, кроме перекуса, и воды, которую мы носили в сумках. Я не знала, как долго нам нужно будет переносить жажду и голод, но подумала, что всем следовало бы питаться экономно. Ситуация выглядела удручающе: даже думая об этом, я дрожала. Я не видела никакой надежды. Более того, у нас даже не было утешительной возможности взглянуть наверх и увидеть небо. Солнца не было, облаков тоже. Мы не узнаем, когда стемнеет, и не сможем увидеть звезды. Мы все замолчали, переводя взгляд со стены, к которой прислонились, на потолок над нашими головами.

Это было теперь наше жизненное пространство: от стены позади нас до потолка над головами. И нам предстояло узнать о том, что произойдет в этом пространстве.

3. Голод

«Даже твоя тень больше, чем пространство, которое ты занимаешь на этой земле».

Я была голодна.

ОЧЕНЬ ГОЛОДНА.

Настолько голодна, что готова была съесть Огуза.

Окей, понимаю. Я несу бред. Но смотреть на Огуза и оставаться в рассудке невозможно. Более того, голод ударил мне в голову. Конечно, голод мог бы стать для меня поводом съесть Огуза. Огуз был не только красивым, но и очень милым, обаятельным… А эти его кудряшки, ямочки на щеках… Как бы то ни было, мой желудок урчал. Конечно, урчание заставляло всех время от времени поворачиваться ко мне, но из-за этого я точно не переживала. Нормальное состояние человека. Последнее, о чем мне сейчас нужно было заботиться, это об урчании в животе.

Мелоди до сих пор грустно сидела рядом, и Огуз все еще располагался бок о бок со мной. Его, похоже, не раздражало громкое урчание, и он, хотя сидел близко, лишь мило поглядывал на мой живот. Честно говоря, я отрастила небольшой животик: в этом году я была очень помешана на еде из-за стресса перед экзаменами. Я надеялась, что Огуз не заметил этого. Я не хотела позориться. Выглядеть полной рядом с тем, кто в такой хорошей спортивной форме… В любом случае я была не единственным в мире человеком с животиком.

– Я голодна!

Да ладно, шутишь, что ли!

Тупица, мы все уже голодны, почему только ты ноешь? Мне хотелось прибить эту Эсру. Ладно, я не настолько беспринципная, чтобы хотеть кого-то убить, но кто знает. Подождите-ка, если даже я убью здесь Эсру, я могу сказать, что она умерла от страха. По-моему, звучит правдоподобно. Ладно, забейте, я шучу. Или не шучу.

Кис-кис-кис.

– Все мы голодны, – ответил Кескин, окинув ее неодобрительным взглядом. Правильно, приятель, продолжай так на нее смотреть. Кескин очень неприятно усмехнулся:

– Может, нам съесть тебя, детка?

Все в шоке уставились на него. Селим возмущенно попытался вскочить, но друзья удержали его. Намеки Кескина были грязными, и, хотя Эсра мне не нравилась, такие намеки мне не нравились еще больше.

– Не смей так разговаривать с ней, засранец! Иначе я надеру тебе задницу! – зарычал Селим на Кескина.

Напряжение нарастало, но Кескин продолжал самодовольно улыбаться. Эсра была удивлена, хотя во взгляде ее чувствовался страх, на который я сначала не обратила внимания.

– Почему это? – Кескин пожал плечами. – Эсра со мной тоже неприлично шутит. Например, в прошлом году, когда она танцевала для меня стриптиз, она…

Селим взревел:

– Что ты несешь, придурок?!

Все вскрикнули от неожиданности, Селим внезапно вскочил на ноги, Джесур и Фатих встали, чтобы остановить его. Огуз тоже поднялся и подошел к своему другу, Эсра застыла от удивления. Мы с Мелоди изумленно переглянулись. Акил ухмылялся, Бакил тревожно следил за ситуацией. Испуганные Шуэда и Гульсум бросали на них осуждающие взгляды.

– Стриптиз, – повторил Кескин, он был невозмутим. – Неужели она для тебя ни разу не танцевала?

Селим выглядел так, будто сейчас потеряет рассудок.

– Ты врешь!

– Вру.

И Селим, и все остальные застыли в изумлении. Этот придурок прикалывался. Он посмел так шутить, задевая честь молодой девушки! Селим снова сел, стряхнув Джесура и Фатиха, висевших у него на руках. Он ткнул указательным пальцем в сторону Кескина и угрожающе им покачал:

– Если ты позволишь себе еще хоть одну подобную шутку или как-то по-другому побеспокоишь не только Эсру, но и любую другую девушку здесь, я похороню тебя под этими завалами.

– Почему? – добродушно спросил Кескин. – Или ты сам планируешь их беспокоить?

Селим со злостью сжал зубы, Огуз бросил на Кескина предупреждающий взгляд:

– Здесь придуркам не раздают деньги, дружок. Приди в себя.

– Кого интересуют деньги? Я все это делаю для души. Душа моя, тебе же этого хочется? Слышите, она говорит: «Да».

Огуз быстро облизал губу. Друзья, это был очень сексуальный жест. Настолько, что я тупо уставилась на парня. В этот самый момент, прежде чем я и все остальные успели понять, что происходит, Джесур вскочил с места и, внезапно оказавшись рядом со мной, схватил сумку у меня с коленей. Я вскрикнула, все с удивлением повернулись к нему. Он отступал назад, прижимая к груди мою сумку. Пока я застыла в изумлении, Огуз среагировал вместо меня:

– Джесур, что ты делаешь, придурок?

– Извини, пожалуйста, – сказал Джесур, открывая молнию на моей сумке. Мы все были ошеломлены этой бестактностью. – Ты похожа на тех девчонок, у которых в сумке всегда есть что перекусить, а я очень голоден…

Он открыл первое отделение сумки и заглянул внутрь:

– Ура! Крекеры! Еще и большой пакет.

Да неужели! Вчера после школы я купила пачку крекеров и кучу вредной еды и забыла вытащить все это из сумки, когда вернулась. Честно говоря, я знала, что у меня есть еда, но ждала, пока все уснут, чтобы съесть. Потом я бы разбудила Огуза и поделилась с ним, потому что, если я поделюсь со всеми, то умру с голоду. Возможно, я бы поделилась и с Мелоди. Обычно я была доброй и готовой помочь, но мне не хотелось умирать от голода. Вот я и прятала от ребят вкусняшки, но меня опередил этот отморозок Джесур. Забрав крекеры, он бросил сумку на пол и попытался открыть пачку, не подумав заглянуть в другие карманы.

– Это мое, – возмутилась я, встав и потянувшись за своей сумкой. – Верни мои крекеры!

Джесур начал быстро уплетать их:

– Извини, пожалуйста, я голоден.

– Идиот! – крикнула я, схватив свою сумку. – Я тоже голодна.

Пока все завороженно смотрели на крекеры в его руках, я увидела, как Огуз быстро встал и подошел к Джесуру.

– Ты думаешь, это справедливо? – сказал он, потянувшись к пачке, но Джесур уже отпрыгнул назад. – Бестегюль должна съесть эти крекеры. Не ты и не кто-то из нас!

– О какой справедливости ты говоришь? – сказал Джесур. Он как будто разрывался между смехом и жалостью к себе. – Мы все умрем, придурок!

Кескин подмигнул Джесуру.

– А ты мне нравишься.

Я в изумлении покачала головой, когда Джесур тоже ухмыльнулся ему. Ладно, у меня в сумке было еще несколько снеков, но эта пачка крекеров тоже была моей. Простите, но я не хотела здесь умирать. Я хотела поделиться ими только с Огузом.

Джесур взял еще несколько крекеров.

– Ты не будешь есть, – крикнул Огуз. – Если ты не прекратишь есть, я расскажу всем о той ночи!

Джесур замер с крекерами в руках. Мы все с недоумением наблюдали за этой сценой, Джесур пробормотал несколько ругательств и затем вручил Огузу пачку с крекерами.

– Ну ладно, тогда я съем те, что у меня самого в сумке!

А потом он вернулся на свое место и стал поглощать крекеры из своей сумки. Несколько минут мы с удивлением смотрели на его беспечность и бесстыдство, потом, покачав головой, отвернулись. Лишь Кескин одобрительно ухмыльнулся. Когда Огуз подошел, сел рядом со мной и положил мне на колени пакет с крекерами, жгучий взгляд Эсры задержался на нас.

– Вы были знакомы раньше? – обеспокоенно спросила Эсра. – Вы ведете себя так, будто да. Ну или, возможно, Бестегюль в принципе очень близко и спокойно общается с мужчинами и уже начала строить глазки Огузу.

Вот же тварь! А я ее еще чуть было не пожалела из-за намеков Кескина. Стиснув зубы и выразив на лице отвращение от ситуации, я многозначительно сказала:

– Кажется, это тебя задевает? Но ты бы лучше подумала о своих грехах и ошибках, чем указывать на мои.

Сказав это, я показала глазами на Селима, тот заерзал и отвел взгляд… Глупая! Простите, но я не могла позволить, чтобы кто-то судил меня и несправедливо обвинял. Когда все, кроме Селима, поняли, о чем я говорю, и бросили на них многозначительные взгляды, я опустила глаза и скрестила руки перед собой. Я бы никому не причинила вреда просто так, но Эсра меня достала.

– Не расстраивайся из-за нее, – пробормотала Мелоди, похлопывая меня по плечу.

Я улыбнулась ей:

– Не буду, конечно, кто она такая вообще?

– Бестегюль не такая девушка, – встрял Акил, пока мы продолжали разговаривать с Мелоди. Ага, придурок. Только тебя не хватало. Я закатила глаза: если он думал, что я на это куплюсь, то он ошибался. – Она никому не строит глазки.

Неее, я строила их Огузу.

Но лишь потому, что он мне нравился; всем подряд я этого не делала, конечно же.

Огуз посмотрел поверх моей головы на Акила. Он что-то пробормотал себе под нос, но я не расслышала.

Давайте, подеритесь из-за меня.

Шучу, шучу. Я была не настолько бессовестной, чтоб хотеть такого. Да и подерись они, Огуз бы его уничтожил. С такими-то мускулами и кубиками на животе, похожими на квадратики пахлавы… Я улыбнулась своей глупой мысли.

– Почему ты улыбаешься? – спросил он, наклонившись к моему уху. Его дыхание щекотало. – Кто заставляет тебя улыбаться?

Хотела бы я сказать «Ты», но это были всего лишь мои глупые мысли. Хотя мне стало неловко и я слегка покраснела, я повернулась и посмотрела на него через плечо. В глазах его мелькнул блеск. Горящим взором он оглядел мое лицо. Я поправила волосы.

– Думаю, у меня шалят нервы.

– Ты права, – сказал он, находясь так близко ко мне, что я чувствовала биение его сердца. – Я знаю, что ты голодна, съешь свои крекеры.

Я сглотнула: его близость волновала меня.

– Если съем, захочу пить.

– У меня в сумке есть еще несколько бутылок, – сказал он так, что услышать его могла только я. – Поскольку я часто играю в баскетбол, то ношу с собой много воды. Я поделюсь с тобой.

Так бы и съела тебя, малыш…

Я глупо посмотрела на него.

– Тогда я скоро поем.

– Я и моя вода будем ждать.

Он подмигнул мне, а я улыбнулась, закусив нижнюю губу. Нет, ребята, я, наверное, сошла с ума. Иначе я бы не улыбалась, будучи голодной и заключенной здесь. Но что я могла поделать, если он действительно был очень милым? Общение с ним снимало напряжение в моем теле, отвлекало. Я откинула голову назад и закрыла глаза, чтобы не повернуться и не смотреть на его ямочки.

Через некоторое время и я, и остальные начали зевать. Я достала телефон, посмотрела на экран: уже десять вечера. Мы были настолько потрясены случившимся, что думали, будто все пройдет, если мы поспим. Наши глаза тяжелели, тела расслаблялись. Первой заснула Умму Гульсум, а за ней – Эсра, Мелоди и Джесур, Берфин и Арзу, измотанные после сильных переживаний. Все застыли на своих местах. Мы перестали разговаривать и уставились в потолок. Не знаю почему, но было холодно, и мы дрожали. Когда Кескин уснул, ругаясь и высмеивая всех подряд, за ним уснули и остальные.

Мне пришлось приложить усилие, чтобы не задремать и наполнить желудок. Поскольку все спали, мы с Огузом могли бы чем-нибудь перекусить. На самом деле я собиралась поделиться еще и с Мелоди, но это позже, сначала мне хотелось побыть наедине с Огузом. Он спал беспокойно, положив голову на сумку, я немного посмотрела на него и нежно потрясла за плечо. Я не хотела громко говорить: другие могли услышать. Он взглянул на меня с беспокойством, когда я разбудила его, собирался заговорить, но я приложила палец к его губам и велела молчать.

– Пошли со мной в вагон, – прошептала я.

Не задавая вопросов, он взял пальто, которым укрылся, и пошел за мной. Через некоторое время мы вошли в вагон и сели на соседние сиденья. Наше дыхание участилось, когда мы соприкоснулись коленями. Мы смотрели прямо перед собой. Сон смыкал наши веки. На мгновение мы повернули головы друг к другу и закусили губы, чтобы не рассмеяться вслух от абсурдности ситуации. Когда я увидела его ямочки, я поняла, что поступаю правильно. Мы посидели неподвижно, вздохнули. Я поправила волосы.

– Знаешь, у меня есть не только крекеры.

В тусклом свете наши лица оказались довольно близко. Мы чувствовали дыхание друг друга.

– Здорово. Ешь, наполняй свой желудок.

– Знаешь… – я смело посмотрела в его глаза, зная, что мне нечего терять. – Давай поедим вместе.

Его глаза загорелись, но я не знала, потому ли это, что он услышал о еде, или потому, что я сделала ему такое предложение. Он следил за малейшим движением моего лица.

– Я думаю, тебе следует поесть одной.

– Я хочу поделиться с тобой.

Его улыбка стала шире.

– Почему?

– Потому что делиться – это хорошо.

Он ухмыльнулся:

– Помимо нас, здесь еще двенадцать человек, ты могла бы поделиться с ними.

Соображай быстрее, чувак.

Я ухмыльнулась в ответ:

– Я выбрала тебя, Пикачу.

Стараясь не смеяться, я наблюдала за тем, как он залился краской, и уж не знаю, почему осмелилась, но я сунула ему в рот несколько крекеров из пакета. Мои пальцы коснулись его губ, и Огуз на мгновение замер и медленно сглотнул. Смущенная, я отвернулась и стала есть крекеры из пачки. Несколько минут мы не разговаривали…

На этот раз из-за того, что мне было очень неловко. Я не смотрела на него, пока он меня разглядывал, я просто смотрела в потолок. После крекера я поделилась с ним бисквитом, мы не насытились, но хоть немного умерили голод и уменьшили урчание в животах. Мы попили воды из фляжки Огуза, и, утолив жажду, откинули головы назад и стали смотреть в потолок.

А потом Огуз поблагодарил меня.

Поцеловал в щеку…

4. Ложь и лжецы

«Неужели время действительно залечивает наши раны»?

Друзья, кажется, я влюбилась.

Стая бабочек порхала у меня в животе, хотя, может, мне просто нужно было в туалет. У меня сводило живот и замирало сердце всякий раз, когда я бросала взгляд на Огуза. Мы по-прежнему сидели рядом на желтых сиденьях в метро и оба сохраняли самообладание. После поцелуя в щеку Огуз застенчиво отвернулся и некоторое время не мог смотреть на меня. Этот джентльмен с ямочками на щеках был очень милым, но я не могла повернуться и задержать на нем взгляд, потому что мне было неловко. Краем глаза я увидела, как его щеки покраснели, и мне было невероятно трудно не прикоснуться к ним.

Его губы были мягкими.

Прошло полчаса после поцелуя, и никто из нас не смотрел в глаза, но мне бы очень хотелось взглянуть в эти сапфиры. Он был таким милым, когда краснел, потирая руками шею. Он был слишком, слишком сладким. После того, как я еще немного успокоилась, я повернула голову и увидела, что он тоже смотрит на меня.

Он потер шею:

– Поцелуй оказался неожиданным, ты злишься?

Нет, красавчик, я все время жду, что ты повторишь.

Конечно, я этого не сказала. Когда я немного покраснела, вспомнив его поцелуй, он улыбнулся, показав ямочки на щеках. Ты что, кокетничаешь, парень? Я замерла от этой мысли.

– Ты всех целуешь?

– Что?

Прикусив внутреннюю часть щеки, я на мгновение замерла, а потом попыталась спасти ситуацию:

– Итак… почему ты меня поцеловал?

– Это просто случилось, – сказал он, глядя честно и прямо мне в глаза. Кажется, ему нечего было скрывать. – Ну, не то чтобы я целую всех подряд… Просто я не мог не заметить, что я здесь единственный человек, которому ты смотришь прямо в глаза.

Он флиртовал со мной. Он заметил, что я смотрю ему в глаза, и сказал об этом так, чтобы я поняла, что ему это нравится. Я покраснела и отвела взгляд.

– Я не злюсь, – откровенно призналась я. Надеюсь, ты не целуешь всех, кто смотрит тебе в глаза, кудрявый. – Ты тоже смотришь мне в глаза? Ведь, рассуждая логически, ты мог заметить это, только если бы сам смотрел в мои…

Улыбаясь, я приблизила к нему лицо с широко открытыми глазами:

– Ну как? Мои глаза красивы? Посмотри на них вот так и позволь еще вот так повернуться… Они такие же, как у моего отца.

Я специально закатила глаза. Когда в вагоне раздался тихий смех Огуза, я ударила его по губам, боясь, что он всех разбудит, но он продолжал смеяться. Ямочки на его щеках стали еще отчетливее, а мой пульс подскочил до сотни. Когда он улыбался, восхищение мое усиливалось. Затем, пока он все еще смеялся, я вдруг поняла, что именно сказала и о ком.

Папа… Интересно, чем сейчас занимались наши семьи. Должно быть, они очень волновались из-за того, что мы не вернулись домой… Мы не могли вернуться, и я не знала, будет ли у нас такая возможность вообще. Уже полночь, наши семьи, должно быть, висели на телефонах, пытаясь связаться с нами. От меня не было вестей почти полдня, прошли долгие часы…

Ох, я скучала по маме и папе. А вдруг с ними тоже что-то случилось? Было ли это землетрясение или дорожно-транспортное происшествие? На мгновение чувство страха и тоски стало настолько тяжелым, что глаза мои наполнились слезами, и когда Огуз увидел это, он смутился и заговорил поспешно:

– Извини, я не смеялся над тобой. Ты просто смешно пошутила, и я…

– Интересно, чем занимаются наши семьи?

Мой вопрос был настолько неожиданным, что я застала его врасплох и поняла, что мы оба боимся одного.

– Мой отец играет в карты в кафе – это все, что ему нужно в жизни, – задумчиво сказал он, тяжело сглатывая и снова откидывая голову назад. – Моя сестра цепляется за юбку матери и хочет есть или что-то в этом роде. Когда мама устает на работе, у нее нет времени готовить, и тогда я кормлю сестру, когда возвращаюсь из школы.

– О, – я почувствовала глубокую боль в груди, потому что его голос был очень грустным. – Твоя сестра теперь осталась голодной?

– Нет, моя мама, должно быть, что-то готовит.

Я почувствовала раздражение к его отцу. Видимо, он был одним из тех, кто с утра до вечера тусуется в кафе, играя в карты, а семья выживала на зарплату его матери. Возможно, я была не способна его понять, потому что у меня была счастливая семья, но я могла разделить его печаль. Закусив нижнюю губу, я медленно коснулась пальцами его руки. Это прикосновение заставило нас обоих улыбнуться.

– А как зовут твою сестру?

– Пирайе.

– О, как мило.

– Да, – он вздохнул. – Моя мама очень любит поэтов и писателей. Поэтому меня зовут Огуз, а дочь она назвала Пирайе.

– Твоя мама, должно быть, очень нежный и духовный человек.

Он посмотрел на мои пальцы на своей руке.

– Ты все еще не хочешь спать?

– Хочу, но… – я покрутила головой. – Везде так неуютно, что я не смогу уснуть.

– Хм, – он огляделся. – Смотри, мы можем тут спать друг напротив друга. Я перейду на противоположные сиденья, а ты оставайся здесь и ложись. Укройся пальто, а если замерзнешь, я могу согреть твои ладони дыханием.

Дурачок, кто дал тебе право заставлять мое сердце биться чаще!

– Нет-нет, что ты, я сама согрею.

Взяв мою руку и медленно переложив ее мне на колено, он встал, подошел к противоположным сиденьям и лег. Точно так же, как он, я легла на сиденья, подтянула под себя ноги и укуталась пальто до самой шеи. Я положила руку себе под голову, как и он, и повернулась к нему. Мы молча посмотрели друг на друга и улыбнулись. Огуз протянул левую руку в мою сторону, и я поняла, что он это делает, чтобы меньше бояться, и протянула ему руку. Наши пальцы встретились посреди вагона метро в воздухе, и я почувствовала себя не такой одинокой, когда увидела эти ямочки на щеках. Наши ладони соприкоснулись, и Огуз крепко сжал мою руку.

– Если тебе здесь что-нибудь понадобится или нужна будет рука, которую можно подержать, приходи ко мне. – Он словно просил у меня клятву верности во взаимной поддержке. – Давай всегда будем друг для друга самым верным плечом.

– Но у тебя есть друзья.

– И ты тоже есть.

Это предложение руки и сердца? Я посмотрела на свой палец: интересно, какое обручальное кольцо мне подойдет? Я улыбнулась:

– Хорошо.

– Даже если мы не видим звезд, должно быть, уже наступила ночь. Спокойной ночи.

– Вот это да! Я вижу звезды. В твоих глазах.

– Ничего себе, – голос его был сонный. – Какое совпадение, я тоже начал их видеть.

– В таком случае, спокойной ночи.

– Сладких снов.

* * *

Когда я проснулась несколько часов спустя, кончики моих пальцев все еще были теплыми. Я открыла глаза и увидела, что Огуз так же спит передо мной. Я моргнула, тревожно вздохнула, потом улыбнулась и посмотрела на него. Он выглядел спокойным и беззаботным, хотя, думаю, у нас были самые большие проблемы на свете.

Я легонько коснулась его руки, рассматривая его тонкие пальцы на своей ладони. Мы переживали трагические события, но застрять здесь, в этом темном месте, с парнем, который мне нравился, было для меня утешением. Я тихо засмеялась, разглядывая его вьющиеся волосы.

Ты такой клевый! Я не могу в это поверить. Ты так долго был для меня далеким и недоступным, что мне кажется, я сейчас сплю, и в моем сне ты держишь меня за руку…

Глупо, но я была счастлива в этот момент. Интересно, есть ли у нас будущее? Сможем ли мы выбраться отсюда, кудрявый? Зевая, я выпрямилась на сиденье и посмотрела в окно вагона на ребят. Хоть они и легли раньше меня, но всё еще не проснулись. Я достала телефон и посмотрела на экран, было восемь утра. Мы находились здесь ровно сутки.

Да, я вроде бы единственная, кто проснулся, но подождите… Людей было меньше! Двоих не хватало. Я нахмурила брови и стала высматривать этих двоих пропавших. Я еще не поняла, кто это, но спящих людей явно было меньше. Я встала и, осторожно отняв руку от руки Огуза, вышла из открытой двери вагона.

Я подошла к спящим ребятам, посмотрела на них внимательно и вычислила, кого не хватает. Ради бога, куда они оба пропали? Я поняла, что остальные крепко спят, еще раз обернулась, чтобы найти отсутствующих, и увидела их за вагоном метро. Они не обратили внимание, так как были очень заняты друг другом. Я пробралась туда тихо, осторожно, чтобы меня не заметили, и слушала их, используя стену как прикрытие.

Кескин и Эсра перешептывались.

– Еще раз обещай, что это останется между нами, – говорила Эсра, грозя ему указательным пальцем. – В прошлом году между нами произошла небольшая ошибка. Смешно, что ты решил сейчас вспомнить об этом.

Кескин саркастически смотрел на Эсру, крутя в руке спичку.

– Да расслабься, Селим все равно ни черта не понял, – он помедлил секунду. – Мне так жаль его, он отчаянно любит тебя. Почему ты играешь с ним, девочка?

– Не лезь, идиот! – Эсра говорила тихо, опасаясь, что ее услышат. – Мы с ним вместе! Не пытайся нас разлучить!

– Но разве я лгал? – Кескину было весело, и его улыбка не пропадала ни на мгновение. – Разве ты не устроила мне стриптиз на коленях? Устроила. Я не соврал ни грамма.

Я видела дрожащие руки Эсры.

– Я была очень пьяна, это все случилось по ошибке! Я не хотела обманывать Селима.

– Да не ври, – ответил Кескин, закатив глаза. Тыльной стороной ладони он стряхнул пыль со своей рубашки. – Все видят, как ты подкатываешь к Огузу. Так что не надо мне тут «Я не хотела обманывать Селима», никто все равно тебе не поверит, красотка. – Кескин ущипнул Эсру за щеку. – Огуз одержим этой девушкой. Как там ее зовут, погоди… Бестегюль, точно! Ты классно танцуешь стриптиз, но прости, дорогая, рядом с этой девушкой я бы тоже смотрел не на тебя.

Спасибо, чувак.

Подумав, что сейчас неподходящее время зазнаваться, я осторожно посмотрела на реакцию Эсры прищуренными глазами и увидела, что ее щеки покраснели от гнева:

– Дело не в Бесте и не в Огузе! Будь уверен, если бы я не была девушкой Селима, Огуз бы в меня влюбился… Смотри, не смей Селиму лишний раз намекнуть об этом! Иначе тебе не поздоровится!

– Знаешь, я сейчас описаюсь от страха, – Кескин самодовольно рассмеялся.

Когда Эсра с гримасой злобы отвернулась от него, Кескин проводил ее пристальным взглядом, взял спичку в зубы и с кайфом прислонился спиной к стене. Я испугалась, что меня увидят, и отпрыгнула назад. Прижав руку к сердцу и убедившись, что меня не заметили, я быстро пошла к спящим ребятам. Я села рядом с Мелоди и стала зевать так, будто только что проснулась. Эсра вышла наверх, бросила на меня взгляд и забеспокоилась.

Я продолжала притворяться:

– Доброе утро!

Должно быть, она подумала, что я ничего не услышала, потому что выражение ее лица смягчилось, и она пошла к остальным.

– Доброе утро, моя дорогая Бестегюль. – Должно быть, она не заметила моего отсутствия, когда встала, поэтому не стала ни в чем сомневаться. – У тебя так волосы пушатся по утрам!

Я закатила глаза:

– К счастью, у меня только по утрам! Твои пушатся всегда, когда я тебя вижу. Может, тебе посоветовать уходовый крем?