Текст книги "Запретный плод"

– Это... – прошептала она, уставившись на произведение Уистлера. Она не могла поверить, что тот самый человек, на которого она была зла еще секунду назад, мог распорядиться повесить здесь понравившуюся ей картину.

– Забавная мазня, – хмыкнула миссис Фостер, заметив ее реакцию. – Хозяин говорит, что это новый вид искусства, но по мне это ужасная безвкусица. Если вам не нравится эта картина, я распоряжусь, чтобы ее вынесли.

– Нет-нет! – замахала руками Флоренс. – Это лучшее из того, что я видела. Оставьте ее здесь.

Она была несправедливой к Эдварду. За напускным равнодушием этого человека скрывалась благородная натура. Наверняка и его поведению у дверей дома есть свое объяснение. Разве может она осуждать его поступки, так мало зная его? Она считала, что Эдвард с самого начала был не слишком высокого мнения о ней, но могла и ошибаться. И если ей суждено стать женой его брата, стоит попытаться завоевать его расположение.

И в этот момент она дала себе обещание подружиться с этим тяжелым человеком, чего бы это ни стоило. Даже если придется подставлять другую щеку, как учил ее отец, в ответ на его злобу и холодность, она должна попытаться. Хотя бы ради того, чтобы порадовать Фреда.

Флоренс не смела признаться себе, что хочет понять Эдварда вовсе не из чувства благодарности к его брату.

Ужин вышел тихим и семейным. Флоренс так и не решилась поблагодарить Эдварда за картину, которую он велел повесить в ее спальне. Граф выглядел рассеянным и, как всегда, мрачным.

Отужинав, Эдвард собирался откланяться, но герцогиня подхватила под локоть его и Флоренс, предложив прогуляться. Отказ прозвучал бы невежливо. Ипатия выбрала аллею, ведущую к садам, и что-то рассказывала Флоренс про фруктовые деревья, завезенные с юга Англии еще двадцать лет назад. Девушку восхитили живая изгородь и лужайки с цветами. Ближе к ночи они начинали благоухать, словно сад Эдема.

Эдвард знал, что особняк испугал Флоренс. Конечно, поместье показалось ей слишком огромным, слишком претенциозным. Однако сад и аллеи не оставили ее равнодушной, и она в восторге болтала с Ипатией. Когда герцогиня указала на виноградные лозы, оплетавшие беседку, и декоративный плетень, девушка почти захлопала в ладоши.

В который раз граф порадовался, что не пожелал разводить редкие декоративные растения, предпочитая сделать парк простым и одновременно изысканным. Казалось, он был создан природой, а не руками человека, но это было обманчивое впечатление – ежедневно десятки садовников ухаживали за кустарником и деревьями, тщательно подрезая ветки и удобряя почву.

Они как раз прошли чудесный розовый садик, устроенный еще матерью Эдварда, когда вдали послышался многоголосый лай. Граф сообразил, что свору гончих выпустили поприветствовать хозяина. Несколько секунд спустя с десяток крепких собак с лаем выскочили из-за живой изгороди и понеслись к Эдварду. Пестрые бока отпихивали друг друга, короткие хвосты бешено крутились, мотались уши – и вся эта куча мала чуть не сбила графа с ног.

– На место, хой, хой! – пытался успокоить собак появившийся следом мужчина. – Осторожнее, леди, вам могут оттоптать ноги!

Эдвард выглядел очень довольным: он протягивал руки, чтобы почесать бока и потрепать за ушами, и многоголосый лай перешел в щенячий визг. Мягкие теплые языки лизали руки, влажные носы тыкались в колени.

– Ну-ну, хватит, – приказал граф, улыбаясь. К его удивлению, собаки тотчас оставили его и бросились к Флоренс.

Девушка растерялась. Гончие, словно непослушный щенячий выводок, крутились у ее ног, обтираясь об юбки и пытаясь лизнуть в ладони, которыми Флоренс одновременно отпихивала и гладила собак. Даже Фредди, которого гончие знали и любили почти так же сильно, как Эдварда, не мог рассчитывать на столь дружелюбную встречу.

Флоренс подняла изумленные счастливые глаза от толкающейся и повизгивающей своры и посмотрела на Эдварда. Взгляды их скрестились. В этот момент Эдвард понял, что не в силах оторвать глаз от покрасневшей, смущенной девушки. Его бросило в жар, словно он тоже был одной из гончих, желавших коснуться носом и языком ее пальцев и потереться боком о мягкий подол ее платья. Ему было жаль, что он не может присоединиться к восторженной своре.

– Что ж, – засмеялась Ипатия, – похоже, люди не зря говорят, что животных тянет к тебе как магнитом, дорогая.

Флоренс перевела взгляд на тетку, щеки ее запылали еще сильнее.

– Я не знала, что это распространяется и на собак! Речь шла лишь о кошках. Ну и о детях тоже, – растерянно произнесла она. – Думаю, все дело в том, что от меня все еще пахнет ужином.

«Как же тогда объяснить то действие, которое ты оказываешь на меня?» – подумал Эдвард. Даже сейчас, рядом с теткой, рядом со слугами, выпустившими собак, перед лицом всевидящего Бога он все равно желал невесту своего брата. Желал так сильно, так страстно, что не в силах был этого скрывать. Ему хотелось сжать се в объятиях, прижать к себе, поцеловать кончик носа и каждый пальчик изящной руки. Никогда прежде ни к одной из своих женщин Эдвард не испытывал таких чувств. Пожалуй, герцогиня права насчет того, что Флоренс – магнит для животных.

Он и есть самое настоящее животное. А Флоренс – магнит, противостоять которому выше его сил. И как ему жить с этим теперь?

Флоренс чувствовала себя невероятно усталой. Сначала поездка в поезде, потом поздний ужин, прогулка и странное поведение собачьей своры. Эдварду явно не понравилось то, что его любимцы так отреагировали на нее. Иначе почему бы он так неотрывно смотрел на нее, как будто с неодобрением?

Она стояла у своего окна и прислушивалась к негромкому посапыванию Лиз в соседней комнате. Девчонка очень устала сегодня. Она-то ехала в общем вагоне с остальными слугами, а затем знакомилась с обитателями дома. Миссис Фостер объясняла ей ее обязанности и показывала особняк. Перед сном Лиз успела вконец заболтать усталую Флоренс, восхищенно восклицая, что в Грейстоу есть водопровод с холодной и (о чудо!) горячей водой, газ и даже ванные комнаты для слуг. Поначалу горничная жалела, что пришлось так быстро покинуть Лондон, но особняк так потряс ее, что все сожаления исчезли.

Тетка Ипатия распорядилась, чтобы для Лиз отвели комнату наверху, поближе к Флоренс, и девчонка пришла в неописуемый восторг по поводу своего привилегированного положения.

– Я так счастлива! Так счастлива! – говорила она.

Как бы хотелось Флоренс сказать то же самое! Фред с каждым днем нравился ей все больше. Будущее рисовалось устроенным и надежным. Но вместо того чтобы радоваться, она, потерянная и печальная, без сна стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу.

Вздохнув, девушка всмотрелась в серебристую поверхность озера. Вот, должно быть, то самое место, где Фредди учился плавать. Вот каменная дуга моста, соединившего ближайший берег с лебединым островом. Среди верхушек деревьев просматривается крыша странного здания в мавританском стиле. Что бы это могло быть? Просто декоративная постройка или убежище, в котором можно отдохнуть или укрыться от непогоды? Здание было совершенно непохожим на все в Грейстоу: в нем было что-то утонченно-восточное, что-то невероятно мужественное.

Флоренс прижалась щекой к занавеске. Как легко вообразить себе Эдварда в этом домике отдыхающим от людей, курящим сигару и потягивающим дорогое вино. Или приводящим туда местных вдов – уж конечно, не для того, чтобы утешить. Они-то точно не будут против его поцелуев. Они не побоятся раздеться и раздеть его, чтобы увидеть ту часть тела, которая так пугала застенчивую дочь викария. Уж их-то не отпугнет его мрачное выражение лица, они позволят ему делать с собой все, что ему заблагорассудится.

Почти застонав от ненависти к себе, Флоренс стиснула зубы. Сердце билось в странном неровном ритме, и между ног стало так жарко и влажно от подобных мыслей, что девушка выругала себя. Какая разница, кого еще целовали и будут целовать губы Эдварда! Она никто для него, а он никто для нее!

Уже почти отвернувшись от окна, она вдруг заметила темную фигуру у озера: всадник на лошади. Эдвард верхом на Самсоне. Во мраке они казались одним существом, мифическим созданием, вызванным к жизни ее распаленным воображением.

Флоренс видела, как Эдвард приостановил Самсона перед дорожкой из гравия, опасаясь, что лошадь повредит копыта. Девушка снова подумала, что бессердечный человек, каким он показался ей вначале, не стал бы так беспокоиться за коня, и снова ощутила вину.

И в этот момент ей пришла в голову идея, как сблизиться с графом Грейстоу. Ответ явился сам собой, пока она следила напряженным взглядом за всадником у озера.

Она должна завоевать его доверие! Она научится сидеть в седле, как прирожденная леди!

Флоренс нашла Фреда после завтрака. Одетый в костюм для верховой езды, он лениво гонял шары в бильярдной. Наклонившись над столом, он смотрел поверх кия на зеленый шар. Заметив ее, Фред выпрямился.

– Эй, у тебя такой растерянный вид! – засмеялся он. – Что случилось?

Флоренс не знала, как начать разговор, поэтому просто улыбнулась в ответ.

– Какие у тебя на сегодня планы? – спросил Фред, отложив кий на край стола. – Можем поехать в город, посмотреть на городскую площадь и пройтись по магазинам. Люди будут в восторге, что в поместье прибыла прекрасная леди! Или можем съездить на канал, лодочная станция близко. Знаешь, местные лодочники раскрашивают свои посудины не хуже, чем цыгане свои кибитки. Настоящее искусство для простого народа! Хозяева станции Куэк и Ваддл будут рады, если мы разделим с ними ленч.

Его энтузиазм был таким заразительным, что Флоренс чуть было не кивнула.

– Думаю, я не откажусь съездить в город. И возможность ленча с этими достойными джентльменами тоже заманчива. Но не сегодня. Если ты не возражаешь, я попрошу тебя научить меня ездить на лошади, – смущенно пробормотала девушка. – Дома у меня не было возможности заниматься скачками – мы с отцом не могли позволить себе приобрести хорошую лошадь. А мне так хочется как следует ездить верхом.

– Ты и так неплохо сидишь в седле, – удивился Фред.

– Неплохо, да. А я желаю держаться как настоящая леди. Ты и я... скоро поженимся. Мне не хочется, чтобы ты стыдился меня.

– Флоренс, я не стал бы стыдиться тебя, даже если бы ты висела на лошади, как мешок картошки!

Флоренс опустила глаза. Получалось, что она врет жениху о причинах своего неожиданного желания научиться ездить верхом. Она делает это не совсем для него, а для его брата. Конечно, завоевав одобрение Эдварда, она порадует тем самым и Фреда.

– Я очень хочу научиться, – тихо сказала она, глядя в пол. – Если тебе скучно заниматься со мной, посоветуй хорошего грума, который справится с задачей. Прошу тебя, Фредди, мне очень хочется...

– Это заметно, – засмеялся тот. Казалось, он озадачен такой настойчивостью. – Ладно, будь по-твоему. Я буду рад учить тебя.

– Правда? Ты точно не возражаешь?

– С чего бы это? – Точным движением он послал зеленый шар в лузу. – Думаю, это будет забавно. Ты и сейчас хорошо сидишь в седле, а со временем из тебя выйдет прекрасная наездница.

– Что ты, – смутилась Флоренс, – мне бы хоть...

– Не спорь, я знаю, что говорю. Конечно, ты не хочешь привлекать внимания, да? Но я сделаю из тебя наездницу, каких свет не видел.

Флоренс была так благодарна Фреду за понимание, что не удержалась и чмокнула его в щеку, поднявшись на цыпочки.

– Спасибо, – поблагодарила она его, краснея от собственной смелости. – Ты просто замечательный!

Глава 7

День выдался самый подходящий для верховой прогулки. Солнце ярко светило, но не слишком пекло, веял прохладный ветерок. Флоренс и Фред прошли позади дома по направлению к конюшням. Дорога заняла минут пятнадцать. Конюшни оказались огромными, величиной с небольшую городскую площадь, и каменными, что придавало постройке основательный вид. Каждое стойло имело окно, чтобы лошади видели больше света. Сами животные были ухоженными и чистыми, с хорошо причесанными гривами и хвостами. Даже местные коты, нежащиеся на солнце, были откормленными и довольными жизнью. Двое из них шмыгнули к ногам Флоренс, но, к счастью, быстро ретировались.

Фред выбрал серого в яблоках жеребца, а Флоренс досталась норовистая гнедая кобылка с загадочной кличкой Нитвит.

– Это послушная лошадь, – заверил ее конюх. – Просто ей не нравится стойло, вот она и нервничает. На открытом пространстве она идет послушно.

Флоренс верилось с трудом, потому что Нитвит продолжала нервно гарцевать еще какое-то время. Но чуть погодя она успокоилась и побежала вполне послушно, как и говорил конюх.

– Смотрите под копыта лошадям! – предупредил грум. – Тут водятся барсуки, остерегайтесь их нор.

Фредди усмехнулся и пустил лошадь неторопливой рысцой.

– Давай доедем до холмов, – обернулся он к Флоренс. – Посмотрим, в какой ты форме.

Холмы, о которых он говорил, расстилались вдали, бледно-салатовые, с кучками белых овец. Между ними струилась узкая лента речки. Лошадь Фредди нетерпеливо прядала ушами и переминалась.

– Туда, – махнул Фред рукой в направлении розового пятна на зеленом боку холма. – Видишь поляну клевера? Мой жеребец не прочь размять ноги, так что я поскачу туда. Ты не торопись догонять меня – с непривычки потянешь мышцы. Встретимся на поляне, договорились?

Едва Флоренс успела кивнуть в ответ, как Фред пустил своего коня в бешеный галоп. Девушка восхищенно покачала головой, глядя ему вслед. Ее кобыла совсем успокоилась и принялась жевать сочную траву.

Фред скакал почти так же красиво, как и его старший брат, с той лишь разницей, что Эдвард управлял своей лошадью хладнокровно и властно, а Фреда жеребец нес так, будто всадник был жертвой положения. И все же держался он отлично – чуть пригнувшись, ноги напряжены в стременах, волосы развеваются, как грива коня. Он наслаждался свободой, словно всю свою жизнь был обязан примиряться с чужими условиями, чужими правилами и хотел сейчас сбросить все наносное в безумном галопе.

Он доскакал до гряды холмов, превратившись в крохотную точку для глаз следившей за ним Флоренс, и повернул назад. Похоже, его лошадь успела уже размять ноги, так как даже издалека было заметно, как блестят ее бока.

Фред закричал что-то восторженное и помахал Флоренс рукой. Как раз в этот момент его жеребец наступил в барсучью нору.

Задняя правая нога лошади как-то странно подломилась, всадник нелепо взмахнул обеими руками, и оба стали тяжело валиться на бок. Все произошло в одно мгновение, но для Флоренс это мгновение растянулось на несколько минут. Вот лошадь издает странный всхрап, вот меняется лицо Фреда с восторженного до удивленного и растерянного, вот жеребец падает, погребая под себя всадника.

Флоренс сжала ногами бедра Нитвит и поскакала к месту трагедии.

– Пошла, пошла! – кричала она, чувствуя, как ледяные капли пота бегут по спине.

В десятке метров от упавшей лошади Нитвит отказалась двигаться. Даже отсюда Флоренс не могла разглядеть Фреда, видя только его поверженного жеребца. Господь милосердный, да он задавил его! Девушка резво соскочила на землю и бросилась к упавшему коню. В глаза ей бросилась неестественная поза лошади – берцовая кость торчала наружу, какая-то изломанная, тело было залито кровью. Глаза жеребца закатились, были видны лишь белки, все тело тряслось, слышалось хриплое дыхание.

Обойдя лошадь, Флоренс наконец увидела Фреда. Его ноги были придавлены крупом жеребца, глаза чуть прикрыты.

– Фредди! – закричала Флоренс в отчаянии, падая перед ним на колени. Лицо виконта было белым как мел. Ей показалось, что он не дышит.

Неужели он погиб?! Нет, этого не могло случиться! Ей надо собраться. Что сделал бы Эдвард на ее месте? Да он скорее умер бы сам, чем дал умереть брату.

Флоренс коснулась шеи Фреда. Под кожей слабо бился пульс. Господи, да что же делать? Его нельзя двигать, но надо привести в чувство, заставить его дышать. Боже, взмолилась девушка, подскажи, что мне делать!

– Фред, Фред, очнись, прошу тебя! – Она занесла руку и дала ему пощечину. Тело содрогнулось, Фредди хрипло вдохнул воздух. Глаза закрылись и открылись, взгляд был бессмысленным. Секунду спустя Фред попытался подняться на локтях и со стоном рухнул обратно.

– Не двигайся! – приказала Флоренс, удержав его от новой попытки подняться. У нее перехватило горло от волнения, но она велела себе успокоиться. – Ты упал с лошади. Я не уверена, но при падении ты мог повредить ногу или, еще хуже, спину.

– Упал? – повторил он чуть слышно, словно не понимая, что значит это слово. Он перевел взгляд на лошадь и понял, что держит его ноги. – Он же предупреждал... предупреждал о барсучьих норах... как я мог забыть? Господи, я убил жеребца...

Его рука с силой рванула пучок клевера, и он снова застонал. Флоренс перехватила руку.

– Фредди, это был всего лишь несчастный случай.

– Только со мной мог произойти такой дурацкий случай, когда страдает невинное животное. – Он прикрыл глаза. – Все, чего я касаюсь, рассыпается в прах. Это моя вина. Эдвард никогда не простит меня!

Флоренс залепила ему новую пощечину, чтобы остановить поток самобичевания.

– Опомнись! Конечно, твой брат будет разочарован, но единственное, чего он никогда не простил бы тебе, – это если бы ты погиб, глупый!

По лицу Фреда заструились слезы, но лицо смягчилось, слова Флоренс успокоили его.

– Ты должна отправиться за помощью. Приведи Эдварда. Пусть захватит с собой слуг. – Он судорожно сглотнул. – И ружье. Прошу тебя, побыстрее, я не хочу, чтобы лошадь долго мучилась.

Флоренс быстрее ветра взлетела на Нитвит и поскакала домой. Таким галопом ей не приходилось скакать. Только невероятная сила воли удерживала ее от того, чтобы не вылететь из седла. В розовом саду она спрыгнула с лошади и, подобрав юбки, припустила по садовой дорожке.

– Эдвард! – закричала Флоренс изо всех сил. – Эдвард!

Тот стремительно спустился по лестнице ей навстречу. С ним был Найджел Уэст, дворецкий. Флоренс успела подумать, что никогда так еще не радовалась появлению графа.

– Флоренс? Что случилось? – Кровь отхлынула у него от лица, когда он ее увидел.

– Фред. Он упал. Это лошадь. – Она попыталась перевести дыхание. – Произошел несчастный случай. Понадобится пара слуг. И еще он просил принести ружье.

Эдвард схватил ее за руки, больно сжав пальцы.

– С ним все в порядке?

– Да, – пробормотала Флоренс, даже не пытаясь освободить ладони из тисков. – Думаю, да. Но лошадь придавила ему ноги. Похоже, у лошади шок – сломана берцовая кость.

Эдвард медленно выдохнул. Придя в себя, он тотчас обернулся к дворецкому:

– Найджел, возьми людей и ружье. Встретимся у конюшен. Флоренс проводит нас к месту происшествия.

– Думаю, понадобится Дженкинс, милорд. Вашего брата нужно осмотреть.

– Конечно, – кивнул граф. – Действуй.

Он схватил Флоренс за локоть и потащил за собой наружу. Там он почти закинул ее на Нитвит, так что она чуть не свалилась с другой стороны. Затем он взял поводья и направился к конюшням. Лошадь послушно трусила за ним, как побитая собака. У Эдварда было такое лицо, словно все кругом были виноваты в происшедшем. Флоренс собралась с силами. Она имела право защитить Фреда.

– Послушай, Эдвард, – нерешительно начала она. – Фреду очень стыдно, хотя я не вижу для этого причин. Не стоит ругать его, он уже сам наказал себя, мучаясь чувством вины. Не думаю, что тебя можно удержать от твоего «праведного гнева», но хотя бы постарайся не показать ему, что ты в бешенстве.

Эдвард остановился как вкопанный. Он уставился на нее так, словно у нее только что выросла еще одна голова. Затем он отвернулся и убыстрил шаг.

– У меня и в мыслях не было ругать брата.

– Возможно, ты не станешь ругать его. Но ты ведешь себя так, словно лошадь для тебя важнее здоровья Фреда. Он тотчас почувствует это.

Мускул на щеке Эдварда дернулся.

– Фред знает, что это не так.

– Поверь, сейчас он думает, что это именно так.

Граф пошел еще быстрее. Флоренс сознавала, что он не из тех, кому можно диктовать условия, но не могла остановиться. Фред был так беззащитен там, на лугу, что за него нужно было вступиться.

– Ты... должен попытаться быть к нему помягче, – настаивала девушка, хотя от страха перед гневом графа у нее перехватывало дыхание.

Эдвард фыркнул.

– Еще бы! Я окружу его лаской и нежностью.

Его тон был так сух, что Флоренс вся внутренне сжалась и вцепилась пальцами в гриву Нитвит. По крайней мере она попыталась что-то исправить.

Но только не сделала ли она хуже?

Значит, она считает его жестоким? Даже отдавая распоряжения своим людям, Эдвард не прекращал думать об этом. Даже ожидая, пока доктор Дженкинс соберет свои принадлежности, даже пока они ехали к холмам, слова Флоренс жгли его. Эдвард стиснул зубы.

Почему она думает, что он такое чудовище?

Но едва он увидел Фреда, беспокойство о брате оттеснило все прочие мысли. Упавший жеребец накрыл своим телом ноги Фреда. Граф, соскочив с лошади и бросив поводья слуге, опустился на колени перед братом.

Взгляд Фреда остановился на нем. Лицо Фреда было бледным до синевы, он тяжело дышал. «Господи, как ему должно быть больно сейчас!» – подумал Эдвард.

– Эдди, – прошептал брат так тихо, что пришлось наклониться к нему. Он не называл Эдварда этим именем с детства. – Я пытался выбраться, но думаю, что у меня сломана нога. Черт, я заслужил это, если не смог уберечь лошадь!

– Тише. – Эдвард прижал ладонь к губам Фреда. Слова брата обеспокоили его. Неужели Флоренс права и Фред действительно думает, что здоровье лошади для него важнее здоровья брата?

– Какой я глупец! Ведь грум предупреждал меня... – Лицо Фреда исказилось от боли.

Дженкинс тронул графа за плечо:

– Милорд, мне надо взглянуть на вашего брата. Потом люди приподнимут коня, и мы сможем вытащить виконта из западни.

Эдвард кивнул с каменным лицом. Дженкинс был лучшим доктором в округе и знал свое дело. Граф поднялся, подошел к жеребцу и сел на корточки.

– Не бойся, приятель. – Он тронул морду животного. – Скоро все закончится.

Большие влажные глаза приоткрылись, из горла донесся хриплый стон. Взгляд был таким жалобным, таким доверчивым, что Эдвард отвернулся. Потом он снова заставил себя посмотреть на бедное животное.

– Ты был хорошим другом моему брату. Ты вообще отличный парень. – Горло засаднило, словно туда насыпали песка.

– Ваша милость, – позвал дворецкий. – Дженкинс закончил. Можно поднимать лошадь.

– Да, разумеется. – Эдвард еще раз потрепал коня по морде.

Когда он выпрямился, то увидел Флоренс. Она была обеспокоена, но держалась хладнокровно, и граф мысленно похвалил ее за выдержку.

– Мисс Флоренс поможет осторожно вытащить ноги Фреда, – пояснил Дженкинс.

– Отлично, – кивнул Эдвард. – На счет три.

Вытянуть Фредди из-под жеребца удалось лишь со второй попытки. И виконт, и лошадь издали при этом протяжные стоны, слившиеся в один.

– Отойди, Флоренс, – приказал граф. По лицу Фреда он понял, что сейчас его вырвет.

Но девушка не отодвинулась. Она помогла доктору повернуть Фреда на бок, а потом обтерла его лицо платком, словно заботливая мать. Она даже не поморщилась, и граф снова мысленно похвалил ее.

Как только Фред пришел в себя, Дженкинс быстро наложил ему на ногу шину, и слуги переложили виконта на носилки. Прежде чем его подняли, Фред дотянулся рукой до Эдварда и схватил за запястье:

– Позаботься о лошади. Мой жеребец доверяет тебе. Пусть перед смертью он видит лицо друга.

– Не беспокойся, – ответил граф.

К его удивлению, Флоренс не последовала за носилками.

– Я останусь с тобой, – твердо сказала она.

– Со мной?

Она бросила взгляд на лакея с ружьем и понизила голос, словно опасаясь, что ее услышат:

– Я ошибалась в тебе, Эдвард. Мне не следовало думать, что ты жестокий человек. Мне кажется, ты очень переживаешь случившееся. Я хочу удостовериться, что ты в порядке. Я беспокоюсь за тебя.

Граф открыл рот и снова закрыл его. Он хотел сказать, что только ее слова удержали его от несправедливого выговора брату, что он не из тех, о ком нужно беспокоиться, что Фреду куда больше требуется поддержка, чем ему. Она всего лишь женщина, а женщина не должна видеть, как пристреливают раненую лошадь. Вместо этого Эдвард посмотрел ей прямо в глаза и прочел в них твердое желание остаться.

– Если ты так хочешь, – просто сказал граф. Он надеялся, что слова прозвучат спокойно, но голос был низким и странно взволнованным. Он резко обернулся к лошади и поднял ружье. Жеребец смотрел доверчиво, но Эдварду показалось, что он понимает, что его ждет. Горло снова перехватило.

– Шаг назад, – бросил он хрипло. – Не хочу, чтобы тебя забрызгало.

Флоренс что-то пискнула за спиной. Он не хотел оборачиваться, но сделал это. Найдя ее глаза, он устало посмотрел в них, и Флоренс увидела, как исказилось его лицо. Словно он всем сердцем хотел дотянуться до нее, но не мог.

«Ты должна принадлежать мне, – подумал он обреченно. – Только я могу сделать тебя счастливой».

Эдвард отвернулся и сжал губы. Это было так же невозможно, как достать рукой до неба. Глядя жеребцу прямо в глаза, граф спустил курок.

Выстрел чуть откинул его назад, а лошадь уже была мертва. Животное даже не вздрогнуло, и только лужа крови растеклась под головой. Когда Эдвард опустил ружье, руки его тряслись. Он не стал противиться, когда Флоренс потянула его за собой прочь.

До дома они не дошли. Чем больше они удалялись от коня, тем бледнее становилось лицо Эдварда. Только беспокойство за брата заставляло его передвигать ноги. Флоренс подставила плечо, чтобы помочь ему, но тяжесть была слишком велика, и Эдвард остановился. Он махнул рукой в направлении старого дуба, в тени которого стояла грубая деревянная скамейка, вросшая разномастными ножками в землю.

– Думаю, мне лучше присесть, чтобы прийти в себя, – пояснил граф. – В любом случае мой вид не ободрит Фреда. Ему не стоит видеть меня таким слабым.

Добравшись до скамьи, Эдвард тяжело опустился на деревянные доски и откинулся назад, прислонившись к шершавой дубовой коре. Флоренс присела рядом, с беспокойством вглядываясь ему в лицо, затем торопливо сняла перчатки и расстегнула пуговицу воротника на рубашке графа. Эдвард перевел на нее растерянный и усталый взгляд.

– Сейчас тебе станет лучше. – Девушка положила ладонь ему на затылок. – Дыши глубже.

Она понимала, что Эдварда гнетет его неожиданная слабость. Он не мог позволить себе встретиться с братом, пока не придет в себя и не обретет обычное хладнокровие. Точно так же она понимала, что Фреда состояние графа не заставило бы презирать его, потому что старший брат для него прежде всего человек. Не в силах объяснить это, Флоренс следила, как краски возвращаются на лицо Эдварда.

– Отец никогда не позволял себе подобных слабостей. – Он смотрел вдаль. – В подобных обстоятельствах он спокойно разобрался бы с лошадью и приказал подать ленч.

– Прости, что не смеюсь над твоей шуткой, – хмыкнула Флоренс. – Я промолчу насчет характера твоего отца, которым ты так восхищаешься. Но ведь дело не только в лошади?

– Нет, не только в лошади, – кивнул Эдвард. Выпрямившись, он закрыл глаза. Солнечные зайчики, проникавшие сквозь листву, плясали на его лице. Вид у него был усталый и беззащитный. Флоренс так захотелось обнять его, что пришлось сжать пальцами деревянную скамью, чтобы не броситься к нему на грудь. Какое счастье, что он не видит ее сейчас, подумала Флоренс, краснея, иначе он мог бы прочесть в ее лице откровенное желание! Она сидела, боясь шелохнуться, не в силах сказать ни слова и так же не в силах подняться и уйти.

Эдвард вздохнул и поправил на пальце отцовское кольцо. Рубин сверкнул красноватыми зайчиками.

– Я всегда мог найти с отцом общий язык... в отличие от Фреда. Отец уважал меня. – Слова прозвучали горько.

Флоренс наконец подняла глаза на Эдварда. Тот вглядывался в зеленое море травы, сбегавшее с холмов и достигавшее их ног.

– И что в этом ужасного?

Граф усмехнулся.

– Отец подарил мне первую лошадь, когда мне было девять. Он позволил мне кататься на ней, когда я пожелаю, даже без сопровождения грума. Привилегия, которой никогда не удостоился Фредди. Только когда умер отец – Фреду тогда исполнилось двенадцать, – все изменилось. В представлении отца он всегда в чем-то не дотягивал до меня: был слишком мягким и уступчивым – отец звал его маменькиным сыночком. Впрочем, так и было. Наша мать, – Эдвард потер переносицу, – была натурой утонченной, ласковой и доброй. Ее легко было расстроить и довести до слез. Мне кажется, ей всегда не хватало любви. Отец был слишком холодным и расчетливым, чтобы понимать это. Поэтому она так сблизилась с Фредом – его любовь была безусловной и заботливой. Возможно, без его любви мать завяла бы и состарилась гораздо раньше. Отец никогда не вникал в подобные тонкости – для него младший сын оставался слабаком. Поэтому Фреду приходилось ночами красть лошадей из конюшни, если он хотел покататься. Нарушая запрет, он рисковал быть наказанным.

– Хочешь сказать, что, если бы отец подарил ему лошадь, он лучше бы держался в седле и сегодняшней беды не произошло бы?

– Нет, не это. На самом деле Фред прирожденный наездник. Куда лучше, чем я, сказать по правде. – Эдвард обернулся к Флоренс и осторожно убрал завиток волос, выбившийся из прически. – Пожалуй, я просто пытаюсь тебе исповедаться. Дело в том, что мне это нравилось.

Прикосновение сбило Флоренс с мысли. Она сидела тихо, как мышка, в то время как палец Эдварда коснулся ее губ и проследил их линию. У него было такое отсутствующее выражение лица, словно он сам не замечал того, что делает. Так ли это было на самом деле?

Лишь когда он убрал руку, Флоренс пришла в себя.

– Тебе нравилось? Что именно?

– Быть первым. Быть любимчиком отца.

– Что в этом странного? Ты же был всего лишь ребенком.

– Сложно сказать. Порой я думаю, что это неправильно. Но он мне нравился, понимаешь, пусть он и был жестоким ублюдком. Мне все равно требовалось его одобрение.

– Он же был твоим отцом.

– А Фред мой брат! И куда более близкий человек. – Эдвард повернулся к Флоренс и всмотрелся в ее лицо. Рука, лежавшая на колене, была напряжена. – Знаешь, ты правильно поступила, когда ткнула мне в лицо моей холодностью. Я действительно мог обидеть брата. Порой я совсем как отец. Он презирал Фредди, считая его никчемным. Он заставил его чувствовать себя нежеланным ребенком. Отец так и не понял, что Фреда просто нельзя было вогнать в те рамки, которые он считал приемлемыми для сына графа. И Фред боролся изо всех сил с этой холодностью, нарушая запреты. Я думаю, на самом деле мой брат куда сильнее меня.

– Почему тогда ты защищал его?

Эдвард сжал ладонь в кулак. Этот жест заставил Флоренс отвести взгляд, словно она увидела что-то, что не должна была видеть.