Текст книги "Спальня, в которой мы вместе"

– Вы ищете мадемуазель Дельбар?

Наконец появился хоть кто-то, кто ее знает. Наконец хоть одна живая душа из плоти и крови привнесла реальности в эту ускользающую тень.

– Да, я… Меня интересуют ее уроки игры на фортепиано.

– В таком случае вам следует вернуться попозже, – сообщила пожилая дама, фото которой прекрасно бы смотрелось на этикетке банки с вареньем, приготовленным по старинному рецепту.

– Вы знаете, когда я смогу застать ее?

– Нет. Она ушла из дома спустя некоторое время после вашего последнего визита.

Ее поспешный отъезд походил на бегство. Возможно, причиной тому была я. Ушла ли она по своей инициативе? Или подчинилась Дэвиду?

Бабушка-с‑варенья не смогла бы ничего сказать мне по этому поводу, и я удалилась, поблагодарив ее и натянув на лицо улыбку, дабы скрыть свое разочарование.

Боль + 4 часа: я прошлась перед галереей.

По дороге назад я сделала крюк, чтобы пройти по улице Севинье перед галереей Барле-Соважа, закрытой по решению суда уже почти месяц. Экраны, установленные в витринах, оставались безнадежно темными и немыми. Ни один лучик света не освещал больше ее интерьер. Безусловно, Альбан заботился о том, чтобы поддерживать галерею в приличном состоянии, поскольку ни граффити на стенах, ни самовольно расклеенных объявлений или следов разрушения не наблюдалось. Галерея просто была мертва. И ничто не предвещало, что она оживет снова.

Оказавшись дома, я машинально включила телевизор и по иронии судьбы попала на телепередачу дебатов, тема которых была обозначена очень своевременно: «Секс и искусство, докуда дойдут они?» Ошибка оказалась допущена намеренно, призывая зрителей не оставаться равнодушными к предполагаемым злоупотреблениям. Естественно, в центре обсуждения было дело Барле-Соваж-Гобэр, и Луи как идейный вдохновитель выставок галереи вызывал самые резкие и суровые нападки критиков. Прошло несколько недель, и клеветническая кампания, объектом которой он являлся, в связи с отсутствием новых подробностей слегка поутихла. Но в преддверии судебных слушаний вновь ожила, набрала силу, став еще более резкой и язвительной, чем раньше.

Спустя несколько минут этой неперевариваемой желчи я выключила телевизор и схватила трубку телефона. Пришла пора опросить еще одного ключевого свидетеля.

Боль + 1 день.

Старый мажордом, несмотря на привычную вежливость, казалось, не слишком горел желанием встречаться со мной. Но ведь именно он месяц назад выразил свое расположение ко мне, прежде чем обнять меня почти по-отечески. Я все-таки настояла на встрече, довольно мягко, и он в конце концов уступил.

Мы встретились на следующий день в полдень в переполненном кафе неподалеку от вокзала Сен-Лазар. Зал оказался битком набит путешественниками, и приходилось повышать голос, чтобы услышать друг друга.

Арман был одет в свои вечные вельветовые брюки и жилет на пуговицах.

– Я счастлив видеть вас, Эль.

Несмотря на его нерешительность накануне, он казался искренним. Я положила свою ладонь на руку Армана.

– Я тоже.

Он убрал свою сухую морщинистую ладонь смущенным жестом. Я не знала, с чего начать разговор, и задала вопрос, который казался мне вполне безобидным:

– Вы часто разговариваете с Луи?

– Почти каждый день, – тут же ответил он.

– Правда? Каждый день?

– Да… Вы знаете, Дэвид и Луи выросли на моих глазах. За Луи я присматривал чуть дольше, чем за его братом, – добавил он, чтобы объяснить свою особую привязанность.

Если они общались друг с другом каждый день, то мой муж был вынужден рассказать ему о…

– Вы еще долго намерены оставаться в студии?

– Пока не знаю, – ответила я, немного смущенная тем, что он вмешивается в наши супружеские проблемы.

– Если бы вы не вернулись… Луи бы этого не пережил.

– Знаю, – сдержанно подтвердила я. – Об этом не может быть и речи.

– Если вам кажется, что он от вас что-то скрывает, вы заблуждаетесь. Луи ничего не скрывает. Он просто пытается вас защитить. И в придачу не усугубить свое дело в суде.

Официант принял наш заказ, и я, желая, чтобы мое волнение улеглось, была рада, что он прервал нашу беседу. Сразу после его ухода я возобновила разговор, решительно настроенная теперь задать ему свои вопросы:

– А Аврора? Вы ее тоже часто видите?

Он практически не вышел из своего обычного флегматичного состояния.

– Я своего рода связующее звено между улицей Тур де Дам и Орлеанской площадью.

Очень завуалированный способ сказать о том, что все эти годы он очень часто виделся с Авророй. Я хотела продолжить расспрашивать его об этом, но он сделал решительный жест старой дрожащей рукой, прекратив мои попытки.

– Я больше не скажу вам ничего об Авроре, Анабель… Не я должен рассказывать о ней. Дэвид или Луи сделают это, без сомнения, когда придет время.

– Когда придет время? – чуть не закричала я.

Да никогда не наступит время угасания той страсти и ревности, которую эти двое испытывают уже два десятка лет к моему двойнику. Я проглотила свою ярость, задержала взгляд на его сморщенном лице, задавая себе вопрос о происхождении каждой складки, каждой морщины, затем снова мягко заговорила:

– Почему у меня складывается впечатление, что вы больше склоняетесь на сторону Луи, а не на сторону его брата?

– Я вам уже сказал, я знаю его очень давно.

– Однако… Как долго вы уже на службе у Дэвида?

– Около двадцати лет.

С того момента, как Дэвид поселился в особняке Дюшенуа, прикинула я. После смерти Андре и Гортензии.

– Значит, все это время именно он был вашим работодателем…

– Нет, – возразил он с удивительной живостью.

– Как так? Очевидно, что именно он вас…

– Я вам говорю, что нет, – резко оборвал он меня. – Я работаю на Гортензию.

У него старческий маразм?

– Не смотрите на меня так, – сказал он, скрывая улыбку в уголках губ, очевидно, довольный моей реакцией. – У меня пока все в порядке с головой. Именно Гортензия платит мне зарплату в течение последних двадцати лет. За несколько месяцев до своей смерти она выразила желание обеспечить мое будущее. Гортензия открыла отдельный счет, предназначенный только для этой цели. Если не случится никакой глобальной катастрофы, он обеспечит меня до самой смерти.

Арман мог ликовать: впечатление, которое он хотел произвести на меня, было достигнуто. Несколько минут я не могла вымолвить ни слова.

– Она обозначила какие-нибудь условия?

– Никаких, кроме того, чтобы я продолжал смотреть за ее сыновьями.

Одна деталь огорчала меня в его откровениях.

– В таком случае… поскольку вы сами признали, что ваши предпочтения на стороне Луи, почему же вы согласились жить в доме Дэвида?

– Их мать попросила меня об этом. Как раз когда открыла этот пресловутый заблокированный счет. Она сказала мне, что если их с Андре однажды не станет, я должен буду пойти на службу к Дэвиду.

– Почему? – закричала я так громко, что люди, сидящие за соседними столиками, начали оборачиваться.

– Она всегда полагала, что Дэвида стоит держать возле себя…

Арман говорил о нем как о диком животном, которого следует посадить в клетку и дрессировать. Он тут же закончил мысль:

– …А Луи… защищать от брата.

4
15 июня 2010

Еще одно из журналистских размышлений, которому меня научили: всегда сразу же собирать все имеющиеся доказательства. Особенно важно: никогда нельзя откладывать или сокращать то драгоценное мгновение, которое позволяет нам в первый раз вступить во взаимодействие с первоисточником. Поскольку повторно такая возможность не представится.

Я была рада тому, что воспользовалась возможностью восстановить большинство своих записей в дневнике «Сто раз на дню», скопировав их из блога «Эль&Луи», когда у меня было на это время, потому что, зайдя в блог сегодня утром, я озадачилась – поисковик мне выдал: адрес не найден.

Я предположила, что Жак Боффор стал инициатором этого превентивного закрытия. Понятно, что после неудачной попытки взлома пароля Дэвида Фред и Фрэнки не смогли доказать наличие связи между ним и этим блогом. Но его юрист, наверное, счел, что будет более благоразумно удалить доказательство того, что мой деверь пытался оклеветать Луи.

Однако блог за короткий срок стал настолько популярен, что многочисленные подписчики и другие пользователи Интернета копировали оттуда целые эпизоды на свои личные странички. Некоторые были настолько захвачены темой, что даже писали собственную фан-прозу с участием главных героев, Эль и Луи. Так мои отношения оказались разбросаны по Сети в сотнях экземпляров. Мы стали, сами того не желая, чувственными иконами всего интернет-поколения распутников.

Со временем Эль научилась виртуозно отсасывать у Луи. Она настолько хорошо знала его член, что умела придать такую округлую форму своим губам и небу, что могла захватить его целиком, одним сладострастным заглатыванием, никогда не задевая его зубами. Этот жест был настолько естественным, что ее тотчас же охватывало желание. Она сосала его в кровати, в машине, в кино и даже в самых публичных или нелепых местах. Луи настолько к этому привык, что, как только она выпускала его член, ему тут же начинало недоставать ее губ, и он выражал это негромким ворчанием. У них вошло в привычку увековечивать свои предварительные ласки в фотографиях. Таким образом, составилась коллекция губ и членов, переплетающихся между собой, которую Эль и Луи поместили на стене своей комнаты.

Анонимный фан-фикшн от 13/06/2010

Как можно догадаться, мы с Луи никогда не составляли подобную галерею. К тому же, если даже я в высшей степени и ценила те моменты, когда он позволял вольности подобного рода, мы, безусловно, не ограничивали наши отношения орально-генитальными ласками, какими бы страстными и изощренными они ни были.

Уходя от этих интимных размышлений, я спрашивала себя о том, что из этой похотливой галиматьи учтет суд, который будет выносить приговор Луи. Примет ли он все за чистую монету? Будет ли рассматривать подобную информацию наравне с другими отягчающими обстоятельствами, указывающими на якобы распущенный нрав моего супруга? Или судьям хватит мудрости увидеть в этом всего лишь игру, начатую другими, от которой Луи очень далек? Я уже говорила и готова повторить столько раз, сколько потребуется: Луи никогда не рассматривал секс, тем более наш, как товар, предлагаемый направо и налево. Он, напротив, был для него нашим самым ценным достоянием, которое должно стать объектом тайного и ревностного культа. Ему бы никогда не пришло в голову сделать его публичным и общедоступным в Интернете.

Несмотря на патетическую защитную речь Армана в пользу Луи, я так и не позвонила своему мужу в последующие два дня и не отвечала на его сообщения.

Он доводил меня ими до возбуждения, и много раз я порывалась набрать его номер или поехать на улицу Тур де Дам, чтобы заменить наконец менее постоянную логику трезвого разума на столь совершенную логику наших сплетенных тел. Противясь своему желанию, я думала только о нем и о решающем его дальнейшую судьбу событии, которое неумолимо приближалось. Я не хотела становиться паразитирующим элементом, ослабляющим его защиту, даже мои поцелуи не должны были сейчас мешать Луи. Я хотела, чтобы он на сто процентов сосредоточился на своем деле, как, очевидно, это сделал Зерки. Тот обратился ко мне с кратким, как обычно, сообщением утром перед заседанием:

Первое слушание сегодня во второй половине дня, Парижский дворец правосудия, 15 часов. XV исправительная палата суда. Вход через вестибюль Рене Пароди. Париж, 4‑й округ, Дворцовый бульвар, въезд через дом 10.

На самом деле мое появление там было бы не слишком разумным. А если какой-нибудь папарацци заметит меня, наделает снимков и передаст фотографии газетчикам, которые тут же ими воспользуются? Факт, что женщина, которая делит с Луи его такую непристойную интимную жизнь, осмеливается присутствовать на заседании, наверняка будет воспринят как отягчающее обстоятельство. Можно подумать, я собиралась наброситься на него на выходе после слушания и заняться с ним любовью в туалете Дворца правосудия!

Луи взял Эль за руку и увлек за собой в узкую кабинку. Им нравилась эта теснота, эта атмосфера скабрезных надписей на стенах и запах мочи. На сей раз она позволила сделать то, о чем Луи мечтал. Эль была одета в мини-юбку, под которую он засунул свою бесстыдную руку. Ее трусиками оказалась лишь тонкая полоска кружев, врезавшаяся во влажную щель вагины. Ее половые губы уже набухли от желания. Он скользнул пальцем в трусики, гладя изгибы губ и вход во влагалище. Затем вынул палец на секунду и поднес его к носу, затем к губам. Пряный вкус опьянил его, и на этот раз он погрузил в нее средний палец до самого основания, до последней фаланги, а его ладонь накрыла пульсирующее лоно партнерши. Луи почувствовал, как стенки влагалища сжимаются вокруг его пальца.

Когда кто-то зашел в соседнюю кабинку, Эль сдержала крик, который в мышечном рефлексе заставлял влагалище еще сильнее сжимать палец, обшаривавший ее нутро.

Анонимный фан-фикшн от 15/06/2010

Пройдя под многочисленными камерами наблюдения, охраняющими вход, я практически не обратила внимания на величественность корпуса центрального здания с четырьмя гигантскими колоннами и грандиозным лестничным пролетом. Здание было символом жажды крови эпохи Террора якобинской диктатуры, но я надеялась, что Луи не закончит свои дни на гильотине подобно противникам Французской революции.

Внутри, в холле, богато отделанном мрамором, я последовала указаниям адвоката в мантии, который, кстати, не упустил возможности попялиться на мой зад. Наверное, это был своего рода местный ритуал, поскольку я заметила, что все его коллеги поступили так же.

Через десять минут ходьбы в лабиринтах галерей я наконец очутилась в вестибюле Рене Пароди, под стеклянным куполом в стиле Эйфелевой башни. Заметив микрофоны и фотоаппараты, я тотчас же поспешила спрятаться за солнцезащитными очками.

– Он здесь! Парни, Барле приехал!

Подобно рассеянному рою, который вдруг объединился, чтобы броситься на цель, все накинулись на Луи и Зерки, появившихся на лестнице. Подойти к ним было невозможно, и мне пришлось довольствоваться тем, что я увидела их краем глаза сквозь частокол микрофонов и камер. Толпа сомкнулась еще плотнее, когда журналисты окликнули Луи:

– Господин Барле! Несколько слов для «Франс Инфо», пожалуйста!

– Вы считаете себя автором порнографии?

– Что вы можете сказать родителям детей, шокированных вашей инсталляцией?

– Нужно ли намеренно показывать секс, чтобы творить искусство, господин Барле?

Как эти люди могли задавать подобные вопросы? Почему они с таким удовольствием разносят сплетни, распространяемые Гобэром? У меня возникло желание броситься на них, вцепиться каждому в горло, бросить их ценный материал на землю, рассказать о настоящем Луи, добром, нежном, чувственном, более просвещенном и образованном, чем все они вместе взятые. Изображая безразличие, дуэт рассек шумную бранящуюся толпу, дойдя до двери, на которой висела табличка с надписью: «XV исправительная палата».

Луи и Зерки скрылись за дверью, оставив позади разочарованную и голодную свору.

Как только Луи открыл собственную галерею, он решил сделать их секс центральной темой коллекций, которые он выставлял. Его особняк стал эротической Виллой Медичи, и художники, которых он сюда приглашал, должны были увековечить их любовные игры с Эль в любой форме на свой выбор. Одним из наиболее впечатляющих приспособлений было устройство, позволяющее запечатлеть их при помощи шести камер с обзором со всех ракурсов. Затем воссоздается объемное моделирование тел. Наконец систему подключают к принтеру 3D, который позволяет воссоздать в режиме реального времени серию статуэток из полимерного материала, детально отображающих их соитие.

Так, в серии под названием «Лотос» Эль встает между ног своего возлюбленного и садится на его член. Во второй миниатюре можно увидеть, как рука Луи уже находится между ног Эль и ласкает ее клитор. Статуэтки под номерами 3–5 демонстрируют их возвратно-поступательные движения занятий любовью. На последнем этапе Эль выгибает спину, откидывается назад, ее рот приоткрыт. Даже по такой зафиксированной в пластмассе позе можно догадаться, что она испытывает оргазм.

Анонимный фан-фикшн от 15/06/2010

Едва журналисты собрались выразить свое недовольство, как на горизонте появился следующий объект их внимания: лысый, однако еще молодой, судя по чертам лица и бодрой походке, мужчина. Все тотчас же поспешили ему навстречу. И я услышала:

– Делакруа! Это Делакруа!

Стефан Делакруа? Бывший служащий Дэвида, замешанный в громкой скандальной истории! Я задавалась вопросом, что он мог здесь делать. За исключением причастности Дэвида к обоим случаям, никакой иной прямой связи между делами Барле-Соважа и Делакруа не было.

Но с тех пор как я очутилась в семье Барле, я больше не верила в совпадения.

Вскоре Делакруа исчез в лабиринтах дворца вместе с кучкой крикунов, спешащих за ним по пятам. Сам того не ведая, он расчистил мне путь, и я, в свою очередь, смогла войти в XV исправительную палату, избежав докучливого внимания.

Зал заседаний полностью соответствовал тому, как я его себе представляла: повсюду деревянная отделка, потертые бархатные кресла, люстры, висящие вдоль арок и с большим трудом освещающие помещение с головокружительно высоким потолком. В глубине, за лакированным деревянным столом, окруженный двумя заседателями и горой документов, сидел председатель. Он явно был раздражен возбуждением, которое витало в зале среди любопытствующей публики, и затягивал с началом слушания дела. В первом ряду, спиной ко мне, скрестив руки на груди, непоколебимо стоял Луи. С другой стороны центральной трибуны я увидела знакомый облысевший череп и самодовольную отвисшую губу Антуана Гобэра, который выступал в качестве гражданского истца. Его адвокат лихорадочно рылся в своих записях.

Раздались два сухих и отрывистых удара молотка, резко положивших конец возбужденному гомону. Все поспешили на свои места, и представитель верховной власти, старик шестидесяти лет, заявил слегка дрожащим голосом:

– Итак, мы собрались здесь для того, чтобы вынести решение по делу выдвинувшего обвинение объединения родителей учеников АРВУГОУ в лице их законного представителя, господина Антуана Гобэра, против галереи искусств Барле-Соважа, представленной ее управляющим, господином Дэвидом Барле…

Один из заседателей прошептал ему что-то на ухо, и болезненный судья со звонким першением в горле вновь произнес:

– Кхмм… Да, простите, господином Луи Барле, здесь присутствующим.

Волна веселья охватила зал. Если бы только эти люди знали, до какой степени небольшая оговорка судьи, внешне несущественная, была близка к реальности…

– Господин Барле, признаетесь ли вы в том, что добровольно выставляли видео лиц, занимающихся мастурбацией, в витрине вашей галереи?

– Да, господин председатель.

– Вы подтверждаете, что ответственность за это решение лежит только на вас?

– Да.

На каждый утвердительный ответ моего мужа публика отзывалась возмущенными вздохами. Будучи в курсе клеветнической кампании, организованной Гобэром по приказу Дэвида, я не удивилась тому, что зал настроен против Луи.

Через полчаса государственный обвинитель начал зачитывать свое ходатайство, еще более суровое, чем гражданский истец:

– …строгое применение закона, господин председатель. То есть в соответствии со статьей 227—24 Уголовного кодекса семьдесят пять тысяч евро штрафа и тюремное заключение до трех лет.

Даже присутствующие, которых нельзя было заподозрить в снисходительности к моему Луи, казалось, были удивлены суровостью требуемого приговора.

– Чем вы мотивируете такой строгий приговор, господин прокурор? – спросил председатель, поворачиваясь к своему коллеге.

– Предшествующими прецедентами подсудимого, господин президент. Я позволю себе напомнить суду о приговоре за развратные действия и эксгибиционизм, отягчающий решение, принятое в мае 1999 года.

– Безусловно, мы в курсе его судимости, это дело фигурирует в досье, – отмахнулся тот.

Прокурор, денди с копной седеющих волос, кажущихся ненатуральными, почти злорадствовал, передавая слово адвокату Гобэра, такому же неприятному, как и его клиент.

– Вы забываете о двух вещах, господин президент, – произнес тот. – Первое – вот эта серия фотографий, датированная днем открытия выставки, ставшей предметом обвинения. Они были сделаны снаружи галереи, на улице Севинье…

Адвокат достал из конверта кипу увеличенных цветных фотоснимков и начал трясти ими сначала в направлении председательской трибуны, затем в сторону зала. На каждом из них можно было видеть детей и подростков, столпившихся перед экранами. Я без труда узнала моделей на видео «Permanent Sex». Полагаю, эти фотографии были сделаны в первые минуты выставки, в тот момент, когда Луи еще не осознавал возбуждения, нарастающего перед витринами. На сей раз нарушение закона в виде демонстрации порнографии перед несовершеннолетними было абсолютно неоспоримо.

Вопрос, который оставался без ответа: кто сделал эти снимки? Кто мог заранее знать, что произойдет перед экранами… если не Антуан Гобэр собственной персоной, предупрежденный Дэвидом?

Я видела, что Луи не проявлял никаких внешних эмоциональных реакций. Так же, как и Зерки, который, должно быть, ждал подобного обвинения и ограничивался лишь тем, что делал заметки на обложке папки.

Даже отсюда я чувствовала, как мой муж кипит от бешенства. Внутри он был подобен карточному домику в момент разрушительного дуновения. Я так хотела бы заключить его в объятия, ласкать нежно, совсем не так, как в случае описанного в Интернете грубого животного секса. Защитить, словно щитом, своими объятиями, смягчая его приступ ярости.

– Ну что ж, я полагаю, что мы достаточно увидели, – резко сказал председатель. – Какой еще информацией вы бы хотели поделиться с нами?

Адвокат Гобэра наклонился над столом, чтобы достать вторую пачку документов. Так как я сидела почти у самого выхода, мне было сложно различить их содержимое.

– Оставляю эти бумаги на усмотрение суда, – произнес он высокопарным тоном.

– О чем там идет речь?

– Выдержки из блога, который вели последние месяцы Луи Барле и его молодая спутница, мадемуазель Анабель Лоран. Блог, где они выставляли напоказ свою близость, хм… без комплексов и предрассудков, в мельчайших подробностях. Добавлю также, что эти страницы общедоступны в Интернете и представляют собой явное подстрекательство к тому, чтобы неопытные молодые люди перенимали описанное особо развратное поведение.

Я опасалась того, что кто-нибудь из присутствующих в зале все-таки узнает меня. Но никто, казалось, не обращал на меня внимания. Все увлеченно следили за тем, что происходит на авансцене.

С момента ее посвящения в любовницы Эль приобретала новые навыки со скоростью, поражающей партнера. Теперь уже она задавала тон их отношениям. И вопреки ожиданиям проявляла интерес к тем любовным игрищам, которые сам Луи никогда не осмелился бы предложить ей. Ничто не возбуждало Эль так, как, например, возможность отдать своего мужчину в руки одной из шлюх, которыми он пользовался еще до того, как встретил ее.

Чаще всего она сидела обнаженной на стуле, стоящем возле кровати. Пока блондинка делала Луи минет, Эль медленно раздвигала ноги и начинала ласкать себя. Она любила каждую деталь, каждую жилку, вздувавшуюся на его мощном стержне, каждый всхлип своего мужчины, когда его член исчезал в нежных розоватых половых губах. Иногда Эль поощряла девушку словами или легким шлепком по ягодицам, прямо перед тем, как ввести в свое лоно секс-игрушку. Когда наконец Луи входил в молодую красотку, она меняла положение так, чтобы наслаждаться зрелищем в самом выгодном ракурсе. Именно этот момент Эль выбирала для того, чтобы засунуть вибратор так глубоко в свою вагину, как только было возможно. Она двигала им все быстрее и быстрее. Вибрации охватывали все тело, сотрясали низ живота. Возникающие в голове мысли казались беспорядочными, но все они были очень возбудающими: она представляла себя одновременно и членом Луи, и влагалищем той, которую он трахал, и пенисом незнакомца, который, в свою очередь, имел ее… Эль больше не знала, женщина она или мужчина, член или вагина… и от этого замешательства, вдобавок к зрелищу, как ее мужчина наслаждается рядом с ней, рождалось счастье с пикантным и ни с чем не сравнимым вкусом.

Анонимный фан-фикшн от 15/06/2010

Зерки, до сих пор хранивший молчание – я предположила, что он это делал для того, чтобы не ставить своего клиента в трудное положение, – неожиданно встал и решительно заявил:

– Господин председатель, мой клиент категорически отрицает подлинность этих документов. Он не является их автором. Эти публикации были сфабрикованы с единственной целью – отягчить его вину. Когда придет моя очередь, я смогу доказать истинность того, о чем говорю.

– Согласен, согласен, – устало кивнул председатель. – Мы собрались здесь по другому поводу. Эти отрывки не будут занесены в протокол в настоящее время.

Соперник Зерки сделал вид, что принял удар, но он знал, что все-таки укрепил свою позицию, сообщив информацию, которая будет иметь вес при вынесении окончательного приговора.

Председатель бросил беглый взгляд на часы и громко заявил:

– Слушание откладывается. Господа, я откладываю судебные прения и вынесение приговора ровно на неделю.

Участники следующего заседания уже заглядывали в двери зала, и технические служащие просили нас как можно скорее освободить помещение. Я была одной из первых, устремившихся к выходу, так как опасалась, что Луи и Зерки могут меня заметить. Я не хотела встречаться с мужем здесь. Я не знала, что сказать Луи. Особенно в присутствии посторонних.

Как только дверь XV палаты закрылась за мной, мой мобильник завибрировал, оповестив о входящем сообщении.

Я знаю, что вы здесь. Приходите сейчас же в XVI-ю палату.

Я вас жду внутри, с правой стороны. Ф.

Где Маршадо заметил меня: в коридоре или перед залом заседания?

Через несколько секунд я обнаружила журналиста в обозначенном месте. Его знаменитая кремовая панама лежала рядом с ним, занимая место для меня. Маршадо что-то быстро строчил в блокноте. Приложив указательный палец к губам, он дал понять, что необходимо сохранять молчание. В зале царило торжественное напряжение. Председатель был гораздо моложе, чем тот, которого я только что видела, но при этом куда агрессивнее.

– Господин Делакруа, пожалуйста, мы хотели бы выслушать вас, – вызвал он козла отпущения Дэвида.

Тот поднялся и подошел к трибуне для свидетелей. Казалось, он чувствовал себя гораздо менее комфортно, чем в тот момент, когда я видела его в коридоре. Я догадалась, что пот лил с него градом.

Франсуа быстро написал три слова в блокноте, затем подчеркнул одно из них: Наркотики, Мошенничество, Сутенерство. Я предположила, что речь шла об уголовных делах, рассматриваемых в данной исправительной палате. Это были последние и главные пункты обвинения, фигурирующие в деле Делакруа. Кивком головы я показала, что поняла.

Перед нами произнес клятву финансовый аналитик.

– Господин Делакруа, вы были осуждены в ходе судебного разбирательства этим же судом по делу трудоустройства нелегальных рабочих и сутенерства с отягчающими обстоятельствами посредством общества «East X-prod». Вы подали апелляцию по принятому решению на основании того, что, я цитирую вашего адвоката, ваша причастность к «East X-pod» сводилась к инвестированию доли в капитал предприятия от имени группы Барле, которая на тот момент была вашим работодателем. Вы утверждаете, что не имели ни малейшего понятия ни о конкретном виде деятельности этой компании, ни об условиях, на которых она нанимала и использовала своих актрис.

Он намеренно сделал акцент на последнем слове, и некоторые из присутствующих криво усмехнулись.

– Именно так, господин председатель.

– Хорошо… Обратимся к записям протокола и постановлению, вынесенному во время самой первой вашей явки в суд. Тогда вы придерживались той же самой версии, однако при этом не предоставили ни одного доказательства. Вы можете сказать нам здесь и сейчас во всеуслышание, что изменилось с тех пор?

Адвокат Делакруа, очаровательная молодая негритянка, поспешив к нему на помощь, с благородством встала и безукоризненно почтительным тоном произнесла:

– Господин председатель, если вы позволите…

– Адвокат Уэдраого, у вас еще будет достаточно времени, чтобы вмешаться в нужный момент.

– Я позволю себе быть настойчивой, поскольку изменения, о которых хочет рассказать вам мой клиент, – это документ, который фигурирует в досье и на который я должна сделать ссылку.

Она так и поступила, игнорируя мрачный взгляд судьи, которому заседатель слева, блондинка с губами, накачанными коллагеном, протянула вышеупомянутый документ.

Председатель явно удивился и внимательно посмотрел на ответчика, которого его адвокат подбодрила сияющей улыбкой, затем обратился к нему более мягким тоном:

– Господин Делакруа… Насколько я понимаю происхождение данного документа, который вы приложили к апелляционному досье, речь идет об оригинальной записи внесения общества «East X-prod» в реестр Парижской Канцелярии суда по торговым делам.

– Именно так, господин председатель.

– Если окажется, что данный документ является подлинным, подтвердится тот факт, что вы не входите в список акционеров данного предприятия с момента его создания.

– Именно так.

С самого начала все нападки Дэвида на его финансового аналитика были нацелены на подтверждение того факта, что Делакруа создал «East X-prod» без его ведома на средства капитала компании Барле. Но если имя Делакруа отсутствовало в учредительных документах мошеннического филиала, это полностью снимало обвинения с подозреваемого.

– А почему этот документ появился у нас только сейчас? – удивился судья.

– По тем же самым причинам, которые доказывают невиновность моего клиента, господин председатель: невозможно получить оригинал такого документа, если вы не являетесь одним из подписавшихся на нем.

Мужчина, сидящий за трибуной, посмотрел на адвоката с улыбкой, судя по которой, он, по-видимому, больше оценил ее шикарные формы, чем красноречие. Затем он продолжил с некоторым осуждением:

– Хм… В таком случае я не спрашиваю, как вы добыли этот документ, уважаемый адвокат…

Она ответила ему вкрадчивым и торжествующим взглядом.

– …Однако вы уверены, что речь идет о копии, соответствующей оригиналу? Если я сделаю запрос в Канцелярию суда по торговым делам, я получу точно такой же документ, это так, госпожа адвокат?

– Да, господин председатель, – произнесла она слегка невнятно. – Я в этом уверена.