Текст книги "Роковой мужчина"

Эмма Ричмонд
Роковой мужчина

ПРОЛОГ

Опершись широкой спиной о стену и изогнув губы в иронической улыбке, Генри Шелдрэйк наблюдал за молодой женщиной, которая готовилась занять свое место перед камерами телестудии. Этакая современная Елена Троянская; стоит ей захотеть – и по мановению ее наманикюренного пальчика тысяча кораблей устремится в дальний путь. Впрочем, усмехнулся Генри, тысяча кораблей – это сущий пустяк для девицы, ставшей «лицом» дорогостоящей рекламной кампании гигантской косметической фирмы. Правда, сейчас она, казалось, не знала, куда девать свои ноги и руки. И это немало его удивило.

Генри предполагал, что самообладание должно быть отличительной чертой такой красавицы, как Милгита Джеймс. Во всяком случае, со слов Синди у него возникло именно такое впечатление о ней. Безжалостная хищница, с твердым характером, полная решимости занять свое место в этом мире. И все же Синди она нравилась. Они были подругами с самой школы. Но почему? Он знал по опыту: женщины обычно недолюбливают красавиц, так что же могло вызвать привязанность Синди, к этой Милгите Джеймс? Что вызвало такую страсть к ней в нем самом?

С немного растерянной улыбкой он продолжал наблюдать за этой девушкой. Изучал ее зеленовато-карие миндалевидные глаза с пушистыми черными ресницами, пышную копну блестящих гладких темно-каштановых волос. Он не мог отделаться от мыслей о ней с того самого момента, когда впервые увидел на телеэкране ее лицо.

Словно почувствовав, что за ней наблюдают, Гита повернула голову в его сторону. Ее глаза расширились, наткнувшись на его пристальный взгляд, и он буквально ощутил судорожный вздох, который вырвался у нее, прежде чем она быстро отвернулась. Умница! – мысленно зааплодировал он ей. Удивленный взгляд, вспышка румянца на щеках куда привлекательнее, чем откровенное и изощренное кокетство. Если, конечно, все это настоящее. Впрочем, едва ли.

Из рассказа Синди о ней отнюдь не следовало, что восхитительная мисс Джеймс может быть скромницей. И все же он желал ее. Желал прикоснуться к ней, почувствовать ее, попробовать на вкус. Разборчивый и требовательный, он встречал женщин и прекраснее, но все они оставляли его холодным. А Милгита возбуждала воображение. Он присматривался к ней уже несколько недель, и она прекрасно знала об этом. Настало, наконец, время с ней познакомиться и усмирить воображение.

Впрочем, как знать?.. Он сейчас не слишком занят, так стоит ли упускать отличный шанс познакомиться с ней прямо здесь, в студии? Генри уже не помнил, когда в последний раз ухаживал за женщиной: обычно он сам становился объектом их ухаживаний. Почему – Бог знает. Он, конечно, жених завидный, притом богатый, но это же не делает его характер лучше. Хотя женщин, с которыми он имел дело, вовсе не интересовал его характер. Состояние его банковского счета занимало этих дамочек гораздо больше.

Ты циник, Генри, сказал он себе. Да, циник. И тебе скучно. Ох, как скучно!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Кто это такой? – взволнованно и торопливо прошептала Гита. – В последнее время он следует за мной по пятам.

– Генри Шелдрэйк. – Молоденькая ассистентка скривилась. – На твоем месте я бы держалась от него подальше. Этот парень опасен.

– Почему?

– Опасен, и все тут, – уклончиво сказала та.

– Но кто он такой?

– Литературный агент, представляет Питера Маршалла, и пришел сюда с ним.

– Питера Маршалла?

– Писателя. У него сейчас как раз берут интервью.

– Понятно, – рассеянно пробормотала Гита, краем глаза продолжая посматривать на мужчину. Высокий и стройный, надменный и элегантный. Темно-русые мягкие волосы и выражение отчаянной скуки на лице. В последние несколько недель она частенько видела его, и всякий раз ощущала при этом смутное беспокойство.

Уже немного взвинченная, так как съемки в прямом эфире всегда заставляли ее нервничать, она вдруг почувствовала возбуждение, что было уж совсем некстати.

– О'кей, пошли. Ты готова?

Невольно вздрогнув, Гита в замешательстве уставилась на ассистентку.

– Нам пора, – напомнила та. – Не вздумай с ним связываться. От этого мужчины одни неприятности. Он не любит людей.

Проводив Гиту в студию, она дружески похлопала ее по плечу, ободряюще улыбнулась и подтолкнула в направлении лесенки, ведущей на съемочную площадку.

Впоследствии Гита едва могла припомнить вопросы, которые ей задавали на этом интервью, и свои ответы. Ее мысли оставались прикованными к высокому мужчине с пристальным взглядом серебристых глаз. К мужчине, который заставлял ее трепетать. Когда наконец она сошла с площадки с все еще отсутствующей улыбкой на очаровательном лице, он поджидал ее.

Сердце ее громко застучало, и она посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

– Вы сказали, что собираетесь написать книгу, – сдержанно начал он.

– Что?

– Когда давали интервью.

– В самом деле? – От его взгляда все разумные мысли вылетели у нее из головы.

– Я литературный агент.

– Да.

Он протянул ей маленькую белую карточку:

– Обязательно свяжитесь со мной и приходите ко мне в офис. Мы поговорим с вами об этом. Где вы живете?

И, как полная дурочка, она назвала ему свой адрес.

Он кивнул и отошел. Холодный, своевольный, надменный. Но выражение его глаз…

Гита не знала, сколько времени простояла там. Ей показалось, что целую вечность, только посторонний звук – чей-то смех – вывел ее из столбняка. Она моргнула и взглянула на маленький кусочек плотной бумаги в своей руке. Визитная карточка с именем Генри Шелдрэйка. Мужчины, который опасен.

– Ты все еще здесь?

Гита непонимающе уставилась на ассистентку. – Что?

– Я просто спросила, здесь ли ты еще. Впрочем, вопрос риторический, – улыбнулась та. – Что с тобой случилось?

– Ничего, – автоматически проговорила Гита. – А почему от него одни неприятности?

– От кого?

– От Генри Шелдрэйка.

С раздраженным и в то же время кислым выражением лица ассистентка взглянула на девушку. Взяла ее за руку и подвела к зеркалу.

– Вот почему. Ты только взгляни на себя! У любой женщины, девять ей лет или девяносто, возникает на лице именно такое выражение при встрече с ним. А он при этом испытывает одну лишь скуку!

– Правда? – почти с грустью спросила Гита.

– Да! И не мечтай о нем: мне кажется, он вообще терпеть не может женщин. Я слышала, что он способен растоптать все чувства, надежды и мечты. И делает это безжалостно. Поезжай домой, Гита. И постарайся забыть о нем.

Забыть о нем? Разумный совет – но почему так трудно последовать ему?

Взглянув на ассистентку, она заметила боль в ее глазах.

– Так ты тоже?.. – спросила Гита мягко.

– Да. И я тоже, – призналась та. – С самого первого раза, как увидела его… – Смущенно пожав плечами, она продолжала: – Он взглянул на меня, и, хоть убей, я не смогла отвести взгляд. Надежда никогда не умирает, не правда ли? – произнесла она с легкой насмешкой над собой. – На какой-то момент я словно оказалась в чудесной стране, где все кажется возможным. Даже то, что великолепный Генри Шелдрэйк влюбится в меня. Но он отвернулся и ушел, как будто меня вообще не существовало. А я несколько недель не могла заставить себя перестать думать о нем. Уж не знаю, что в нем есть такого, – с унылой улыбкой пробормотала она. – Но это следует запретить законом. – Помолчав несколько секунд, девушка, наконец, заставила себя встряхнуться. – Ладно, мне пора. Всего тебе самого лучшего.

Гита рассеянно кивнула и направилась к выходу, а оттуда – на стоянку машин. Высокая, элегантная, красивая и кажущаяся надменной, самоуверенной. Внешность никак не отражала ее внутренней сути, но ведь встречают, как известно, по одежке… По роду своей деятельности Гите постоянно приходилось притворяться – именно за это ей и платили деньги.

Стоянка была почти пуста и погружена во мрак. Быстро оглядевшись по сторонам, Гита поспешила к своей машине, стоящей в самом дальнем конце. В самом темном углу. И тут услышала шаги.

Сердце ее бешено забилось, глаза в испуге расширились, и она кинулась бежать. С недавних пор ей постоянно мерещился звук чьих-то шагов. На темных тротуарах, около своего дома, ночью. Дрожащими руками она сумела сразу же отпереть машину, скользнула за руль и заперлась изнутри. Как она ненавидела этот свой страх! Страх встретиться лицом к лицу с тем, кто ее преследовал.

Она включила двигатель и быстро выехала со стоянки, не сводя глаз с зеркальца заднего вида. Но ни одна машина не тронулась с места вслед за ней, и она постепенно расслабилась и снова задумалась о загадочном мужчине с холодными серыми глазами.

Она подъехала к отелю, где ей был заказан номер, попросила швейцара поставить машину в подземный гараж и зарегистрировалась. Служащие отеля были с ней подобострастно-услужливы, и это подавляло. Ей так хотелось быть самой собой! Улыбнуться, выкинуть что-нибудь из ряда вон выходящее… Но ее преследовали, а жертвам полагается прятаться.

Она поужинала в номере и рано легла в постель, только тут ощутив себя в безопасности. И, несмотря на страх, ей показалось, будто всю ночь она провела, думая о Генри Шелдрэйке, литературном агенте. Она была возбуждена, взволнована и немножко напугана тем, какие чувства он вызывал в ней. Этот мужчина опасен. А ее так тянет к нему! Просто безумие. Может быть, это происходит с ней потому, что ей сейчас отчаянно нужен защитник? А он, несомненно, из этой породы. Этакий прекрасный рыцарь в сверкающих латах верхом на белом коне…

Ранним утром следующего дня она отправилась домой.

Усталая, мечтающая лишь о том, чтобы принять душ, переодеться и рухнуть в постель – она совсем не выспалась прошлой ночью, – Гита чуть было не поддалась порыву проехать мимо собственного дома, когда увидела там полицейскую машину, двух полисменов и свою соседку.

Когда она притормозила, все повернули головы и мрачно уставились на нее.

Один из полицейских подошел к ее машине:

– Мисс Джеймс?

– Да, – сказала она осторожно.

Сверившись с записями в своем блокноте, он переспросил:

– Мисс М. Джеймс?

– Да. Гита.

– Гита? – недоверчиво переспросил он.

– Да. Уменьшительное от Милгиты. Что произошло, констебль?

Его сочувственная улыбка больше походила на гримасу.

– Лучше сами взгляните.

Внезапно ощутив легкую дурноту от тревоги, она выбралась из машины. «Лживая дрянь», – было выведено на фасаде ее дома большими ярко-алыми буквами. Жирная красная краска кое-где дала потеки – словно кровь струилась по светлой стене. Это выглядело страшновато.

Какое-то время все молчали.

– Ему, кажется, нравится работать с краской, – невпопад пробормотала Гита. – Перед этим моя машина была залита желтой краской. А в почтовый ящик как-то вылили синюю. Когда это случилось?

– Точно не знаем. Патрульная машина проезжала мимо дома после полуночи, тогда еще ничего не было. Ваша соседка позвонила нам совсем недавно. К сожалению, мы не можем вести наблюдение постоянно. – Полисмен словно бы извинялся. – Людей не хватает.

– Я понимаю. – Глубоко вздохнув, Гита повернулась к молодому констеблю: – В любом случае спасибо.

Он беспомощно развел руками:

– Мы ничего не можем поделать, понимаете?

– Понимаю. С угрожающими звонками было проще, – сказала она с жалкой улыбкой, хотя ей давно уже было не до смеха. – Но он все больше входит во вкус. Сначала угрозы по телефону, затем гнусные письма в почтовом ящике. И если бы телефонная компания по моей просьбе не начала перехватывать звонки, а почта – письма, то, возможно, ему не пришлось бы прибегать к настенной живописи.

– И я ведь абсолютно ничего не слышала! – воскликнула Дженни, ее соседка. – Мне так жаль, Гита.

– Ты тут ни при чем. Но хотелось бы узнать, чем я так провинилась? Кому, интересно, я так насолила? А вы идите, – обратилась она к полицейским. – Все равно ведь ничего не можете поделать, верно?

– К сожалению, нет. Пока мы не знаем, кто это…

– Да, конечно.

Полисмен коснулся фуражки, как бы отдавая честь, и направился к машине, где его уже поджидал коллега.

– Если еще что-нибудь произойдет, мисс…

– Я тут же дам вам знать, – тихо закончила она.

– Кто-то приехал, – промурлыкала Дженни с видом человека, который, став источником дурной вести, жаждет, во избежание суровой кары, поскорее сменить тему.

– Что?

– Несколько минут тому назад. Понятия не имею, куда он делся… А машина-то все еще здесь.

Гита повернулась, увидела неподалеку у обочины сверкающий серебристый «мерседес» и, не узнав его, пожала плечами.

– Наверное, какой-то любопытный.

– Вообще-то он не выглядел просто любопытным. – Гита с удивлением обнаружила, что подруга заливается ярким румянцем. – Он… ну… знаешь, из тех мужиков, один вид которых может лишить женщину чувств. И разума… – добавила Дженни со смущенной улыбкой. – Я еще не видела мужчины с такой поразительной внешностью. И этакий скучающий вид…

– Скучающий?.. – осторожно переспросила Гита, вдруг ощутив холодок тревоги.

– Да, – произнес спокойный голос позади.

Обе быстро обернулись. Дженни вспыхнула от стыда, Гита испытала шок. Сердце в ней замерло.

Знакомые светло-серые глаза с темными ободками вокруг радужной оболочки бесстрастно смотрели на нее.

Взволнованная, Гита уставилась на изуродованную стену своего дома. Чувствовала она себя глупо. Была растерянна. Потрясена.

– Да, не очень красиво, – негромко прокомментировал он. – Хорошо еще, что на задней стене ничего нет.

Окончательно смешавшись, она повернула к нему голову.

– Что?

– Хорошо, что на других стенах нет подобных граффити.

Он кивнул Дженни, легонько отодвинул Гиту в сторону – прикосновение, от которого ее затрясло, – открыл калитку и прошел по дорожке к входной двери дома. Протянув руку, он дотронулся пальцем до красной краски.

– Ты его знаешь? – ахнула Дженни. – Боже, я никогда еще не чувствовала себя такой униженной! Ведь он все слышал.

– Да, – слабым голосом подтвердила Гита, с беспокойством наблюдая за высоким стройным мужчиной у своей входной двери.

– Ну и кто же он? – приставала Дженни.

– Генри Шелдрэйк. Ладно, увидимся попозже. Спасибо, Дженни.

– Спасибо за что? – удивилась Дженни. – За то, что я не помешала какому-то психу разукрасить твой дом?

С неуверенной улыбкой Гита направилась к ожидающему ее Генри, ощущая полнейшую растерянность.

– Гита! – поспешно окликнула ее Дженни, и девушка повернулась, чуть не споткнувшись. – Ты действительно его знаешь? – тихим шепотом, так, чтобы Генри не мог расслышать, поинтересовалась соседка.

– Вроде да…

– Как это «вроде»? – Дженни нахмурилась. – Если я услышу хоть какие-то звуки из твоего дома – любые звуки, – я немедленно прибегу! Немедленно!

– Но, Дженни, он не может быть тем маньяком!

– Почему нет? Только потому, что он очень хорош собой?

– Да нет, не поэтому. Он литературный агент. Хорошо известный, уважаемый. Будь он тем психом, вряд ли так запросто явился бы сюда. Но все равно спасибо. Увидимся.

Абсурд. Он не мог быть тем человеком, который преследовал ее. Стараясь не встретиться глазами с терпеливо ожидающим ее Генри, она открыла входную дверь, проигнорировала – или попыталась проигнорировать – тот факт, что он вошел за ней, и через маленькую прихожую устремилась в кухню. Сердце ее стучало, голова слегка кружилась. Она должна заставить себя держаться спокойно, не так ли? Она же лучшая в году Девушка с Обложки. Утонченная. Здравомыслящая. Так о ней говорят.

Но что ему здесь нужно? Фантазировать, представлять его себе – это одно. И совсем другое, оказаться с ним наедине в собственном доме.

Гита села за стол, постаравшись придать своему лицу, выражение собранности и уверенности, и принялась сосредоточенно разглядывать свои руки.

– Двойные окна, коммивояжеры по продаже вин, религиозные фанатики, каталоги… – Он небрежно перебирал листочки рекламы, бесплатные газетенки, вынимая их из корзины, подвешенной около входной двери.

Она наблюдала за ним, раздраженная, растерянная.

Он подошел к ней, даже не удостоив ее взглядом. Положил пачку бумаг рядом с ней на стол, протянул руку к телефону и снял трубку.

– Ах, да, пожалуйста, чувствуйте себя, как дома, – саркастически усмехнулась она.

– Благодарю вас.

– И совершенно не обязательно сообщать мне, что вы собираетесь делать!

– Я собираюсь позвонить своему другу-декоратору и попросить его замазать краску на стене вашего дома.

– О, не извольте беспокоиться! Я прекрасно справлюсь сама!

– Разумеется, справитесь, – любезным тоном согласился он, продолжая набирать номер.

Сжав губы, Гита глянула на него. Нет ничего хуже, когда с тобой вот так соглашаются! Особенно если человек этот выглядит невыносимо самодовольным! Ассистентка в студии сказала, что он не любит людей, не любит женщин. Тогда зачем он здесь?

– Я даже не знаю, как вы тут оказались! – воскликнула она.

– Просто ехал мимо, – спокойно объяснил он, дожидаясь, пока на другом конце провода возьмут трубку. – Мой офис расположен недалеко отсюда. Я увидел, что здесь произошло, и остановился. Всякий бы так поступил на моем месте.

Нет, вовсе не всякий, мысленно возразила она. Любой здравомыслящий человек проехал бы мимо.

– Вы возвращались из Манчестера?

– Нет, я вернулся уже вчера ночью.

– Мне тоже надо было поспешить, – угрюмо пробормотала она. – Тогда, возможно, такого бы не случилось. Или я хотя бы увидела того, кто это сделал.

– Да.

Сжав губы еще плотнее, она взглянула на его профиль. Весьма аристократичный профиль, пришло ей в голову. От этой его вежливости даже камень бы дрогнул. Этакой холодноватой, отстраненной, даже несколько равнодушной вежливости. Сложный человек. Отнюдь не обаятельный, нет, он нисколько не старался расположить людей к себе. Он просто такой. Наблюдающий. Выжидающий. И волнующий. Да, очень волнующий.

– А вы знаете, как это может бесить, когда столь короткий разговор изобилует множеством различных интонаций? – спросила она со значением.

Он не обратил на ее колкий вопрос никакого внимания и начал негромко говорить по телефону сжатыми, отрывистыми фразами. Зачем же ему все-таки понадобилось заходить к ней в дом, даже если он просто ехал мимо? Совать свой благородный нос в дела, которые его совершенно не касаются? Ведь он сказал, чтобы она сама связалась с ним!

С беспокойством, дожидаясь конца его разговора, она не удержалась и заявила гораздо более агрессивно, чем следовало:

– Вы предложили, чтобы я позвонила вам, когда захочу обсудить свою книгу. А сами…

Повесив трубку, он прислонился к стене. Посмотрел на нее выжидательно.

– К тому же ассистентка на студии предупредила меня, что вы… – Окончательно смутившись, она запнулась.

– Что я… – Он словно пытался помочь ей.

– Не имеет значения, – выдавила она и покраснела.

– Что я – самый несносный мужчина в Лондоне?

– Нет! Нет, – пробормотала Гита, выбивая пальцами дробь на столешнице. – Она сказала всего лишь, что вы… литературный агент.

– И что мной восхищаются и мне завидуют, что я жесток к дуракам, и что большинство знакомых меня недолюбливают? Что я остер на язык и равнодушен к критике?

– Нет, – нетвердо сказала Гита. Про то, что он опасен, она сказать не решилась.

– Как долго продолжается преследование? Перестав постукивать пальцами, она опустила глаза и поковыряла отслоившийся кусочек дерева на столешнице старого стола.

– Три месяца. Этот тип, уж не знаю, кто он такой, поначалу звонил мне и тяжело дышал в трубку, потом посыпались угрожающие письма, потом какие-то сувениры, товары через каталог, которых я не заказывала, являлись коммивояжеры, которых я не приглашала, – то есть не более чем досадные неудобства, – а потом… потом началось… Шаги возле дома по ночам, краска, залившая мою машину, краска в почтовом ящике… вот почему мне пришлось его заколотить и подвесить для почты корзинку. Когда меня нет дома, почту обычно достает Дженни.

– А полицейские ничем не могут помочь?

– Нет. Они патрулируют район так часто, как могут, и на какое-то время даже устроили засаду у дома, но у них не хватает людей, чтобы заниматься этим постоянно.

– И вы совсем не представляете, кто это такой?

– Да знай, я, кто это, – с ненавистью воскликнула она, – я бы…

Но что? Что бы она сделала? Убила его? С тяжелым вздохом Гита откинулась на спинку стула, посмотрела на Генри, но тут же быстро отвела взгляд от его светлых глаз, наблюдавших за ней слишком пристально, чтобы она могла чувствовать себя спокойно.

– Я не дам ему сломить меня, – проговорила она. – Три месяца! Неужели я кому-то настолько мешаю? – Она растерянно пожала плечами. – И зачем ему это? Ведь он даже не может наблюдать, как я реагирую на его действия!

– Успокойтесь.

– Я спокойна!

– Вовсе нет, – возразил он сухо. – Вы все еще дергаетесь.

– Чего же вы хотите? – Она в раздражении пожала плечами. – Разумеется, это меня пугает! Стоит мне, наконец, добраться до дома… Весь прошлый месяц я была в Мадриде, приехала на съемки в студию прямо из аэропорта и, конечно, ужасно устала!

– Вам нужно уехать отсюда на какое-то время.

– Я и собираюсь! – нехотя призналась она. – Одна подруга предложила мне пожить в ее коттедже.

– Где?

– О, я, разумеется, просто обязана дать вам адрес, не так ли? – резко сказала она. – А ведь вы вполне можете оказаться тем самым человеком!

– Не мой стиль, – возразил он. – Какая именно подруга? Не Синди ли?

Гита уставилась на него в таком удивлении, что он невольно улыбнулся и тень беззлобной насмешки мелькнула в его глазах.

– Вы хотите спросить, откуда я знаю Синди? Мы с ней старинные приятели.

– Давно ли?

– О, целую вечность. Неужели она никогда не упоминала мое имя?

– Нет.

Не смейте так говорить со мной! – хотелось закричать ей. Этот негромкий голос, мягкая интонация… ведь я даже не знаю, что все это значит, не знаю, чего вы от меня хотите!

Он смотрел на нее с каким-то странным выражением в глазах, но каким именно? Влекло ли его к ней? Так, как ее влечет к нему? Трудно сказать. Ни один мужчина никогда еще не заставлял ее чувствовать себя настолько растерянной.

И ведь такое же приключилось с той девушкой из студии, – а потом он просто ушел. Она сказала, что он не любит женщин. Что он всех их сбивает с толку! Неужели он в душе смеется и над ней? Ждет, когда она выставит себя полной дурочкой? Такой отстраненный, ироничный, стройный, элегантный – в его присутствии чувствуешь себя глупой. И взволнованной. И при этом он заставляет чувствовать себя так, словно ты – единственная женщина на земле, достойная его внимания.

Растерянная, одурманенная, она попыталась вспомнить, куда же завел их разговор.

– Это Синди посоветовала вам познакомиться со мной?

– Нет, – сказал он своим мягким, опьяняющим голосом.

– Тогда зачем вы это сделали? Только не пытайтесь заморочить мне голову ерундой: мол, вы дали мне свою визитную карточку, поняв из моего дурацкого интервью, что я намерена написать, книгу, когда эта-как-там-ее спросила о моих планах на будущее после завершения контракта!

Легкий отблеск улыбки мелькнул в его глазах.

– И все это на одном дыхании! – восхищенно и чуть насмешливо пробормотал он.

– Послушайте! – взорвалась она. – Я не очень-то люблю намеки и двусмысленности! Если вы пытаетесь мне что-то сказать, то, пожалуйста, скажите прямо!

Наблюдая за ней, выжидая с той же легкой улыбкой во взгляде, он проговорил негромким голосом:

– Я хочу вас.

Шокированная, она уставилась на него, но холодная оценка в его серебристых глазах заставила ее задохнуться и поспешно отвести взгляд.

– Но это же абсурд!

– Почему?

– Вы меня совсем не знаете!

– Не знаю, но хочу узнать, – мягко сказал он. – С того самого момента, когда я впервые увидел вас, вы вызвали у меня фантазии, которые не желали исчезать. Впрочем, предпринимать что-либо я не собирался, – продолжал он, словно иронизируя, над самим собой, – поскольку фантазии лучше оставлять фантазиями. Но когда Синди сказала мне, что вы знакомы, что вы вместе учились в школе, мне показалось…

– Нет! – Она была потрясена до глубины души, потому что… мужчина не должен вести себя так… так… так дерзко! Запросто вошел в дом и без обиняков заявил: «Я хочу вас»! Обычно это происходит постепенно – сначала улыбка, потом письмо, потом что-нибудь еще… Неужели Синди в курсе? – А Синди знает?

– О моих чувствах? Нет.

– Значит, она не просила вас, меня навестить? – Словно цепляясь за соломинку, ока запустила руки в свои пышные волосы и крепко обхватила ладонями голову. Ей хотелось убежать прочь, пока еще не поздно.

– Нет, не просила. А вы поезжайте, поживите в коттедже, – настаивал он негромко.

Кинув на него взгляд, и тут же быстро отведя свои все еще удивленные, испуганные глаза, она прошептала:

– Вы сказали, что знаете ее много лет.

– Синди? Да.

– Но…

– Что?

– Почему я об этом не знаю? – спросила она, снова раздражаясь.

– Я тоже ничего о вас не знал. – Он снова улыбнулся. – Дело в том, что она жила с нами по соседству, когда была еще маленькой девочкой. В ее семье не все было благополучно, и она часто наведывалась к нам в гости. Появлялась и снова исчезала, как чертик из коробочки.

– Я знаю, что ее удочерили, но…

– И мы не знали, что у нее была подружка по имени Гита Джеймс, пока вы не появились в рекламе авиакомпании.

– Правда? – глупо спросила она. – Это правда, что вы хотите меня?

– Да. Я был дома, что вообще-то редкость. Люсинда приехала навестить меня на выходные. По телевизору показывали рекламу, и поскольку я знал, что она работает в той же авиакомпании, то спросил, не знакома ли она с вами. И она ответила, что вы вместе учились в школе.

– А до этого она ни разу не говорила обо мне?

– Нет.

Но почему, собственно, Синди должна была говорить о ней? И какое это имеет отношение к тому, что он ее хочет?

– В школе мы были лучшими подругами, – растерянно вздохнув, сказала она, – да мы и до сих пор лучшие подруги.

– Да. Но теперь вы Мисс «Верлейн», Девушка с Обложки, «лицо» гигантской косметической фирмы.

– Совершенно верно. И мне бы очень хотелось, чтобы вы ушли, – сказала она обеспокоено. Он улыбнулся. – И, между прочим, вы преследовали меня! Может, вы и не тот мужчина, который охотится за мной, но вы ведь выслеживали меня, верно? Я неоднократно видела вас в течение последних недель.

– Мой офис находится буквально в двух шагах отсюда, – вежливо напомнил Генри Шелдрэйк.

– Тогда очень странно, что раньше я вас не видела!

– Вы так думаете?

– Да!

– Поезжайте, поживите в коттедже, – повторил он тихо.

– Я и поеду! – Хлопнув ладонями о поверхность стола, она вскочила на ноги, отвернулась и тревожными глазами уставилась в окно. Но каждой клеточкой ощущала за спиной его присутствие. Чувствовала каждый его вдох и выдох!

– Не волнуйтесь, – мягко проговорил он.

– Как я могу не волноваться? Я не хочу, чтобы вы меня хотели! Мне совершенно не нужны новые затруднения в жизни!

– Поезжайте в коттедж. Подумайте об этом. Мы можем поговорить, когда вы вернетесь.

– Да, – согласилась она торопливо. Все что угодно. Она согласится со всем на свете, лишь бы выдворить его сейчас из своего дома. Она подняла глаза, встретилась с ним взглядом и тут же отвела его, словно испугавшись. – Я ничего не понимаю, – жалобно сказала она.

– В самом деле? – спросил он мягко. Спросил, будто намекая на что-то.

– В самом деле, – ответила она. Но она понимала. Это становилось опасным. Она не была девственницей, но ни один мужчина не заставлял ее чувствовать себя такой… такой желанной. Она не его боялась – она боялась самой себя. Потому что тоже его хотела. И если бы стало возможным измерить наэлектризованность воздуха между ними, то любой счетчик бы просто зашкалило.

Он выглядел, как герой самых невероятных романтических фантазий, когда-либо доступных женщинам. Этот налет скуки, интересно, напускной? – подумала она. Чтобы еще больше заинтриговать? Если да, то у него это здорово получается. Высокий, стройный, удивительно привлекательный; в его шелковистые русые волосы так и хочется запустить пальцы. Если бы он не смотрел на нее, она, пожалуй, смогла бы справиться с собой. Но если он когда-нибудь прикоснется… этими великолепно очерченными холодными губами к ее губам…

– Фантазируете, Гита? – тихо спросил он.

– Что? – С расширенными глазами она судорожно потрясла головой. – Вовсе нет!

Она ведет себя, как круглая идиотка. Куда подевалась утонченная, хладнокровная Мисс «Верлейн»? Призвав на помощь все свое самообладание, она окинула его надменным взглядом – во всяком случае, она отчаянно надеялась, что взгляд получился надменным.

– Я думаю, вам лучше уйти. Мы и в самом деле можем поговорить, когда я вернусь.

Он улыбнулся сухой, чуть издевательской улыбкой.

– Я сейчас сбита с толку, – продолжала она твердо. – Сами понимаете, этот маньяк и прочее…

– Ммм…

– Обычно я совсем не такая.

– Пожалуй, – согласился он.

– Ах, Господи, да заткнитесь вы!

Обычно она была жизнерадостной и легкой в общении, но последние три месяца весьма серьезно сказались на ее отношении к жизни – разумеется, все дело только в этом. Будучи самой собой, она справилась бы с Генри Шелдрэйком, как… настоящая опытная женщина! Но маниакальное преследование сделало ее нервной, нетерпеливой: она вышла из себя в разговоре с Дженни, не виделась с Синди уже несколько недель, – и все из-за этой странной, загадочной для нее мести.

Она не могла припомнить, кому хоть однажды причинила такой вред, что стала мишенью для столь жестокой мести. И сколько еще она сможет продержаться, притворяясь, что все хорошо? Что она в состоянии справиться…

– Так что, видите ли…

– Я вижу очень хорошо.

– Что ж, тогда надеюсь, мы видим одно и то же! Поговорим, когда я вернусь.

– Если я еще захочу.

С плотно сжатыми губами, держась от него на расстоянии, Гита величественно кивнула.

– Тогда, если я не могу больше ничего для вас сделать…

– Нет, – ответила она. – Благодарю вас.

– Декоратор приедет сюда примерно через час.

– Декоратор?

Он сдержанно улыбнулся.

– Чтобы убрать настенную живопись.

– Ах, да.

Он лениво помахал ей рукой и неспешно вышел из дома, тихо и аккуратно прикрыв за собой дверь.

Рухнув на стул, словно кто-то вынул из ее тела все кости, Гита крепко сжала руки, чтобы остановить дрожь. О Господи! Он ведь смеялся над ней. Ну конечно, а почему бы и нет? – думала она в отчаянии. Вероятно, он ожидал, что она утонченная, искушенная женщина, легкая, как бабочка, живая в разговоре, а вместо этого обнаружил неуклюжую гусеницу. Он не вернется. Зачем ему возвращаться? Она ведь не могла даже двух слов связать! Нет, с таким ей никогда не справиться. Такой мужчина ей не по зубам.

Но почему Синди никогда не говорила о нем? А она-то думала, что они рассказывают друг другу абсолютно все! Они с Синди знакомы с одиннадцати лет. Две девчонки, крепко подружившиеся за годы учебы в огромном, строгом, старомодном пансионе.

Вместе закончили школу, вместе начали работать на международных авиалиниях стюардессами. Сейчас Синди работает в зале аэропорта за стойкой – во всяком случае, работала, когда они говорили в последний раз, – а она, Гита, стала Девушкой с Обложки, Мисс «Верлейн». Потому, что она фотогенична. Потому, что ее любит камера. Потому, что ей повезло, и она оказалась в нужном месте в нужное время.