Текст книги "Катья"

ГЛАВА 12

Воспоминания о том, что произошло в спальне всего час назад, теплой волной отозвались где-то в спине. Мне стало жарко, хотя за минуту до этого казалось, что в полупустом ресторане слишком холодно от работавшего во всю мощь кондиционера. Дэвид сидел напротив, изменившийся, гладко причесанный, бледный с ярко горящими губами, и читал меню. Он выглядел совсем ребенком, замученным усталым мальчиком. Ужас снова охватил меня.

Что я делаю?! Похоже, просто схожу с ума! Неужели всего полчаса назад мы голые лежали в моей спальне на полу, и я целовала эти красные детские губы, гладкую, с отчетливо проступающими ребрами грудь, мягкую впадину живота?! Как я могла допустить это? Да, мне нужно его молчание, мне он необходим не как враг, а как сообщник, и то, что произошло безусловно работает на меня. Но надо быть крайне осторожной, игра становится слишком рискованной, и расплата может оказаться мне не по карману. Похоже, мой дорогой пасынок разыгрывает свою партию, пытаясь завлечь меня все дальше, чтобы затем сбить с ног…

– Выбрали? – официантка стояла рядом и с интересом переводила взгляд с меня на Дэвида. Наверняка решает, кто он мне – сын или брат. А может быть, я уже выдала себя чем-то, и она обо всем догадалась?!

– Я буду стейк, – сказал Дэвид, не дожидаясь, пока я начну заказывать. – Не очень прожаренный. Лук в тесте, картошку соломкой, кока-колу со льдом, большой бокал.

Он улыбался официантке, а та одобрительно скалилась в ответ. Лет ей было около двадцати пяти, может быть, меньше. Яркая красная помада на тонких губах делала лицо старше.

Меня она выслушала, не проявляя никаких чувств, улыбнулась только в конце, когда уходила. Вернее, мне досталось начало улыбки, а уж ее обнадеживающий финал, балетный поворот с крутящимся бедром, несколько призывных наклонов головы, словно ей невозможно от него оторваться, – весь этот ритуальный танец исполнялся исключительно для Дэвида.

Он же, полураскрыв сухие губы, внимательно следил за ее движениями. Я не могла понять, чего больше в его взгляде: польщенного интереса, восхищения, желания двинуться за нею или обычного мальчишеского удовольствия от кокетства девчонок.

– Забавная девица, – стараясь говорить как можно непринужденнее, сказала я.

Дэвид не ответил. Рассматривая посетителей, он лихорадочно перескакивал взглядом с одного столика на другой, словно кого-то искал. Он был напряжен и, как мне казалось, растерян, хотя упорно боролся с этим.

– Как ты себя чувствуешь? – весело спросила я.

– Нормально, – Дэвид нехотя перевел взгляд на меня.

– Ты что, стесняешься, что пришел со мной? – вдруг сообразила я.

Он продолжал напряженно всматриваться куда-то вглубь зала.

– Так мне показалось. Обычно подростки стесняются ходить с родителями в общественные места…

– Ты мне не родитель.

– А кто я тебе? По-моему, это называется «мачеха». Да? Я тебе – мачеха?

Он молчал, глядя мимо меня.

– У тебя плохое настроение?

Он снова не ответил.

– Хочешь, чтобы мы ушли? – продолжала допытываться я, все больше и больше раздражаясь.

Он не успел ничего сказать. Официантка проворно поставила на стол запотевшие стаканы с напитками, хлеб, тарелки с салатом и два бокала красного вина.

– Мы не заказывали вино, – грубо сказала я.

– Это за счет ресторана. В пятницу вечером всем посетителям бокал вина бесплатно, – она наклонилась к Дэвиду так близко, что почти касалась его грудью.

– Ему еще только семнадцать! Разве вы не обязаны спросить удостоверение личности, подавая алкоголь? – наверное, я произнесла это слишком громко, потому что официантка резко выпрямилась и испуганно оглянулась вокруг.

– Я не знала, он выглядит старше, – она потянулась за бокалом.

Глаза у Дэвида от злости стали в два раза больше.

– Зачем? – по-детски обиженно поджав губы, спросил он, когда официантка ушла. – Я сам мог сказать, что не хочу. Или бокал стоял бы на столе, и я не пил бы. Но тебе все время хочется меня унизить! Ты…

– Я не хотела тебя унизить, – я удивилась, что он знает такие слова. – Тебе рано пить вино…

Честно говоря, я сама не понимала, почему вдруг накинулась на официантку. И потом, в мои планы не входило раздражать его. Наоборот.

– Если ты хочешь выпить, мы это сделаем дома, – примиряюще предложила я. – А здесь, на людях, я не могу тебе этого позволить.

– Ну, конечно, на людях мне нельзя пить, но дома ты вполне можешь делать со мной все что хочешь! – зло заговорил он вполголоса. – Ты ведешь себя со мной как с ребенком. Мне не десять лет!

– Извини, я не хотела тебя обидить. Давай не будем ссориться! Помнишь, почему мы сюда приехали? – шепотом спрашивала я, пытаясь под столом нащупать его коленку. – Нам было так хорошо. Правда? Согласись, что нам было здорово!

Остаток вечера в ресторане мы почти не разговаривали. Он ел, а я, боясь сделать еще какую-то ошибку, молча следила за ним.

Дэвид с аппетитом жевал, чмокая тянул из высокого стакана кока-колу, с расстояния забрасывал себе в широко открытый рот жареную картошку. Губы и подбородок у него быстро запачкались, пальцы покрылись коричневым соусом. Он изредка подозрительно смотрел на меня снизу вверх, но я отводила глаза.

Отсутствие у него хороших манер поначалу смущало меня. Но в какие-то моменты мне казалось, что он делает это специально, мне назло. Хотелось его одернуть, посмеяться над ним, ударить по грязным пальцам, которые он облизывал, высовывая далеко вперед язык. Вскоре я, правда, поняла, что мальчишку никто ничему не учил и передо мной чистый холст, на котором можно нарисовать кого угодно.

По дороге домой в машине он вдруг оживился, стал рассказывать какие-то школьные истории. Мне трудно было сосредоточиться на них, я все время пыталась придумать, что же мне с ним сделать. Вытолкнуть на скорости из машины? Или изобразить аварию и стукнуть машину той стороной, где он сидел? Он своей бессвязной болтовней все время сбивал меня, я начинала обдумывать очередной план, но останавливалась, так и не дойдя до кульминации.

Минут через пятнадцать он так же неожиданно, как начал говорить, вдруг замолчал и отвернулся от меня. Я испугалась. Возможно, история, которую он рассказывал, закончилась, или он понял, что я его не слушаю. Или, что ужаснее, я чем-то себя выдала, и он догадался, о чем я думаю…

Остаток пути уже говорила я, чтобы хоть как-то заглушить гнетущее напряжение. Дэвид, отвернувшись от меня, смотрел в плоскую темноту ночи за окном и молчал.

ГЛАВА 13

Пока я открывала входную дверь, он стоял чуть поодаль, спиной ко мне, мрачно опустив голову и что-то насвистывая. В прихожей было темно. Я двинулась к выключателю. Вдруг Дэвид, в два прыжка оказавшись рядом, схватил меня за плечи и резко дернул к себе.

– Я хочу тебя…– почему-то шепотом сказал он, жарко дыша мне в волосы. – Я все время хочу тебя. В этом дурацком ресторане я просто не мог есть, так хотел тебя!

Я чувствовала, как он дрожит, как его руки лихорадочно снуют по моей груди, бедрам и снова возвращаются к груди.

– А мне казалось, что ты ел с большим аппетитом, – я позволила ему снять с меня блузку, расстегнуть лифчик. Его страсть передалась мне.

– Подожди, – я попыталась отстраниться от него. – Пойдем наверх…

– Я не могу ждать! Не могу идти! Мне надо сейчас… здесь! Иначе я просто взорвусь! лопну! разлечусь на куски!

Не успела я расстегнуть на нем джинсы и дотронуться до его живота, двинуться ниже в мягкий пушок волос, как мне в руку брызнула теплая жидкость. Дэвид застонал, вытянулся вверх и с силой сжал мои плечи. Он дрожал всем телом, словно его душили рыдания.

Мы легли ко мне в постель. Как только я разделась, он тут же, не говоря ни слова, лег на меня, без ласк, без поцелуев, довольно грубо раздвинул мои ноги, рукой нашел нужное место и, через минуту, откричавшись, расслабленно опустился на меня.

Мы пролежали так, не шевелясь, довольно долго. Я слышала, как выравнивается его дыхание, как громко, намного громче и чаще, чем мое, бьется его сердце. Неожиданно для себя самой я вдруг сказала:

– Никогда больше так не делай!

– Что – не делать? – подняв от подушки лицо, глухо спросил он.

– Позволь себе расслабиться только после того, как женщина получила удовольствие. Это закон, который не обсуждается. Его невозможно обжаловать или изменить. Его только можно нарушить, но за это ты будешь наказан.

Он приподнял голову, недоверчиво посмотрел на меня, увидев, что я улыбаюсь, засмеялся.

– Извини, но я так тебя хотел, – он положил руку мне на грудь и сжал ее. – И опять хочу…

Я целовала его долго, так долго и так глубоко, что в какой-то момент поняла, что перестала дышать. На секунду я оторвалась от его губ, сделала несколько судорожных вдохов и выдохов и снова вернулась в эту головокружительную влажную глубину. А еще через минуту мы скатились с кровати на ковер, и я, пораженная столь быстрым его возрождением, сама теряла ощущение реальности от налетевшей на меня волны желания и страсти.

Этот ребенок оказался удивительным любовником. В нем скопилось столько юношеской энергии, столько мужской нерастраченной силы! Он поразительно быстро зажигался, доходил до вершины чувств, казалось, что в этот момент от напряжения с ним произойдет что-то страшное, затем долго, с криком боли и удовольствия сгорал, но очень скоро возрождался заново.

И с каждым разом, казалось, у него прибавлялись силы.

Мы не спали всю ночь. Дэвид иногда ненадолго забывался, но стоило мне сделать движение или слишком громко задышать, он тут же открывал глаза, тянулся ко мне, сонный, расслабленный, и все начиналось сначала.

ГЛАВА 14

– Лиза! Лизочка, посмотри на меня! Ну открой глазки! Пожалуйста! Ли-и-из, ну прошу тебя!

Катя держала двумя руками лицо Лизы и видела как слезы, капая на застывшие губы подруги, скатывались по ее подбородку вниз.

– Лизка, я вернулась! Я же обещала тебе, что вернусь через час! Даже часа не прошло – а я уже здесь! На улице так погано, ветрище, снег метет… Я поняла – заработать сегодня не получится… и помчалась к тебе! Лизка! Ну открой глаза! Посмотри на меня!

Она замерла, пытаясь уловить дыхание Лизы, но та была без движения, только выпущенная из Катиных рук голова скатилась на бок. Катя легла рядом, прижалась к непривычно вялому, укрытому кучей тряпья худенькому телу подруги, и затихла.

Обняв одной рукой Лизу, она вдруг почувствовала, что ее пальцы окунулись во что-то липкое. Катя резко села и увидела на пальцах кровь. Как же так, ведь Лиза сказала, что кровотечение остановилось. Она ее обманула. Надо срочно найти врача. Но где? В больницу Лиза категорически отказывалась идти, потому что там наверняка сразу поймут, что у нее ножевая рана, и вызовут милицию. Но Катя не может допустить, чтобы Лиза умерла. Пусть милиция ищет этого гада, Валеру. Это он пырнул ее ножом.

Накинув куртку, Катя выбежала из квартиры.

Они познакомились больше года назад в Петербурге. Катя уже третий день бродила по этому сказочному городу, как во сне. Ей нравилось здесь все – улицы, старинные дома, парки со статуями, ей казалось, что она попала в ожившую сказку. Девочка думала, что проведет здесь не больше двух дней, но никак не могла решиться снова сесть в поезд и уехать.

Петербург готовился к встрече Нового года, витрины магазинов были празднично украшены, питерцы запасались продуктами, подарками и были как-то по-особенному веселы и добры. Это выгодно отличало их от хмурых, равнодушно злых москвичей. Катя старалась не думать о доме, о том, что там наверняка тоже возбужденно суетятся… Хотя трудно себе представить, что мама в эти дни помнит о приближающихся праздниках.

Мама. Дорогая мамочка… Папа…

Катя решила бежать из дома через два месяца после того, как они окончательно вернулись в конце августа с дачи домой в Москву. Она откладывала деньги, выбирала маршрут. Как назло, мама все время за ней следила, словно чувствовала, что дочка задумала что-то нехорошее. Она вообще последнее время была очень подозрительной, Катя часто заставала ее у себя в комнате. Мама проверяла ее сумки, белье, задавала постоянно вопросы, есть ли у дочки мальчик и что она с ним делает. А папа… Папа был таким, как всегда, может быть, даже чуть ласковее.

В среду, пятнадцатого декабря она проснулась с мыслью, что именно сегодня выйдет из дома и уже больше никогда сюда не вернется. Ей снова стало страшно, захотелось броситься к маме, все рассказать и сказать, что она не хочет уходить.

Но квартира была пуста. Странно, что мама ушла в такую рань и не разбудила ее в школу, как обычно. В кухне на холодильнике висела записка:

«Катюня, мчусь наводить последний марафет в проекте. Помнишь, сегодня сдача. Начало в 6:00. Не опаздывай, а то пропустишь самое главное: как твою маму на руках будут носить. Или метлой по шее! Встретимся вечером. Целую. М.»

Катя пошла в школу, но со второго урока ушла. Сходила в кино, затем слонялась по морозным улицам, сидела в Интернет-кафе, сочиняя родителям записку. Но так ничего и не отправила. К шести вечера подошла на Кузнецкий, к дому, где на втором этаже ярко горели окна. Там счастливая мама сдавала проект – двухэтажную стекляную коробочку, в которой когда-нибудь будут жить веселые дети. Мама была архитектор, но, с тех пор как родилась Катя, не работала. Это был ее первый проект после долгого перерыва.

Ко входу подьехал черный длинный автомобиль. Эту машину Катя узнала бы из тысячи. Из нее вышел Николай, папин шофер, и, слегка склонившись, открыл дверь. Папа несмотря на мороз был без пальто, просто в костюме, и с огромным букетом цветов. Он часто шутил: машина с шофером позволяет ему экономить на дубленках.

Увидев отца, Катя поняла, что если хочет бежать, то не должна подниматься наверх и встречаться с родителями. Особенно с отцом. Она его всегда боялась, хотя мама, смеясь, говорила: если бы твой папа меня любил так, как тебя, я бы… И почему-то не продолжала. Наверное, не знала, что с этой любовью делать.

Катя дождалась, пока отец скроется в подьезде, повернулась и, глотая слезы, двинулась к метро. Дома она уложила вещи, взяла деньги, которые копила эти несколько месяцев, прихватила домашние (их мама держала в вазе на комоде «на всякий пожарный»), легла одетая на кровать, поплакала, затем встала и написала записку: «Мамочка и папочка! Я вас очень люблю. Катя». И прикрепила ее на холодильнике.

На Ленинградском вокзале она купила билет на поезд в Питер и уехала.

Первые два дня в чужом городе Катя почти не спала. Пока было светло, гуляла в центре по улицам, в основном по Невскому, который был близко к вокзалу, греться заходила в открытые подьезды, кафе или музеи. Но вечером становилось плохо. Город пустел, и все закрывалось. Катя шла на Московский вокзал, где долго искала место, чтобы хоть немного поспать. Она старалась держаться ярко освещенных мест из страха, что на нее нападет какой-нибудь такой же, как она, бомж, или арестует милиционер.

Она часто подходила к кассам, где можно было так легко купить билет и вернуться в Москву к маме, обнять ее, прижаться, почувствовать ее жаркие щекочущие губы у себя на щеке, лечь в свою кровать, где было мягко, тепло и от подушки знакомо пахнет домом. Но Катя, сдерживая слезы, заставляла себя отойти от касс и не думать о маме.

Лизу она увидела у Казанского собора на третий день после приезда в Питер. И, возможно, если бы не эта встреча, Катя не выдержала бы и уже вечером села на поезд и вернулась в Москву.

Она пожалела эту красивую черноволосую девушку, которая на костылях ковыляла среди туристов и просила милостыню. Катя с грустью слушала историю этой попрошайки, которую та всем повторяла: год назад она с родителями попала в автокатастрофу, отец и мать погибли, а ее спасли. Но во время операции при переливании крови ее заразилили СПИДом, и жить ей осталось чуть ли не пару месяцев.

Катя искренне пожалела ее, но на всякий случай отошла подальше. Хоть она и слышала, что СПИД по воздуху не передается, но кто его знает. Она уже хотела уйти, но увидела, что к девушке с костылями подошел мальчишка лет пятнадцати и что-то начал ей говорить. Больная СПИДом выслушала, кивнула и, коротко улыбнувшись, быстро двинулась за ним.

Казалось, костыли не только не помогают девушке двигаться, а наоборот, мешают. Мальчишка по-прежнему продолжал что-то ей говорить. А той, судя по всему, с трудом удавалось сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Кате стало интересно, и она двинулась следом.

Свернув за угол, черноволосая красавица вдруг подхватила костыли под мышку и, забыв про хромоту, побежала вместе с мальчишкой. Катя, стараясь быть незаметной, следовала за ними. Она не понимала, зачем это делает, но было что-то удивительно притягательное в этой девчонке, которая еще несколько минут назад вызывала у всех жалость своим увечьем и близостью к смерти, а теперь весело и свободно мчалась по питерской улице.

Минут через пять торопливой ходьбы парочка неожиданно исчезла. Куда они свернули, Катя не заметила – казалось, просто растворились в воздухе.

Дойдя до того места, где несколько секунд назад она их видела, Катя услышала из старинного полуразрушенного дома голоса и смех.

Вход в дом был заколочен фанерой, стекла в окнах выбиты, стены разрисованы, а кое-где и разрушены. Она поднялась по ступенькам к забитой двери и заглянула в окно на первом этаже, откуда были слышны голоса. Там, в огромном пустом зале с высоким лепным потолком собралась группа ребят. Кто-то сидел на полу, кто-то стоял. Среди них была и девушка с костылями, но она уже успела сбросить с себя бесформенные лохмотья, в которых просила милостыню. Теперь на ней была красивая меховая куртка, мини-юбка и сапоги на высоких тонких каблуках. Ноги у нее оказались красивые, длинные и совсем здоровые. Судя по смеху окружающих, она рассказывала какую-то забавную историю.

Вдруг Катя почувствовала удар по спине. Она с трудом удержалась на ногах.

– Че надо? Че подсматриваешь? – Перед ней стоял долговязый парень лет семнадцати.

– Я не подсматриваю. Проходила мимо… Услышала, что смеются…

– Вали отсюда, а то… – парень показал ей кулак. Но Катя не почувствовала особой злобы в его угрозе.

– Костик! Это кто? – В окне появилась попрошайка.

– Не знаю. Подглядывала тут…

– Ты кто? Как зовут? – Девушка дружелюбно улыбалась. У нее были яркие темно-синие глаза. Таких больших глаз, подумала Катя, в жизни не бывает.

– Меня? Маша, – соврала Катя. – Я гуляла, и вот… дом красивый, хотела посмотреть…

– И где же ты, Машенька, живешь? – продолжала исцелившаяся калека. Она была старше Кати года на три, но разговаривала с ней словно учительница с первоклашкой.

– Я? Там… – Катя неопределенно махнула рукой. – На улице… Свердлова…

– Какой? – девушка рассмеялась. – Свердлова?! Ха! Ну ладно, не ври! Акцент у тебя московский! Ты ведь не из Питера, правда? Из Москвы, что ли? Или из Подмосковья? Давно бегаешь-то?

– С чего вы… ты взяла, что я бегаю? – Кате вдруг стали подозрительными вопросы этой больной СПИДом девушки. Она поправила на плече рюкзак. – Я иду домой…

– А-а-а. Ну-ну. Тогда иди. Не задерживайся. Тебя, наверное, мамочка ждет! Терпеть не могу, когда брешут! У нас в Саратове таких быстро обучали, – девушка потеряла к Кате интерес. – Костик, давай чебуреки, а то остынут. Че так долго ходил? Очередь, что ли, была? Жрать охота смертельно!

Мальчишка протянул ей пакеты и сам, отодвинув одним движением фанеру на входной двери, скрылся в доме. От запаха еды у Кати закружилась голова. Она вспомнила, что рано утром съела всего полбублика и выпила полстакана молока. Деньги у нее были, но на еду она не могла смотреть.

Катя громко сглотнула, поняв, что сейчас настолько голодна, что готова съесть все что угодно. Она повернулась, чтобы идти, но, сделав несколько шагов вниз по ступеньке, вдруг почувствовала, что слабеют ноги. Прислонившись к перилам, Катя опустилась вниз.

ГЛАВА 15

Она открыла глаза, как ей казалось, буквально через несколько секунд. Над ней склонились преобразившаяся больная СПИДом и еще какие-то люди. Все они с интересом смотрели на Катю.

Катя попробовала сесть.

– Лежи! – приказала черноволосая. – Ты чего, больная или с голодухи коньки откинула?

– Я здорова, – Катя вдруг с ужасом поняла, что с нее сняли куртку и прикрыли какой-то тряпкой. – Где мои вещи?

Она зло отбросила руки попрошайки, которые пытались ее удержать.

– Какая шустрая! Значит, не больная! – Девушка засмеялась. – Не бойся, Катерина, все с твоими манатками в порядке. Вот они. Нам твоя одежда не нужна. А зачем назвалась Машей? Тебя ведь зовут Екатерина, и фамилия твоя Бурова… И учишься ты в московской школе номер…

Катя увидела в руках у девушки свой табель с отметками, который захватила из дому сама не зная зачем. Он лежал на дне ее рюкзака, она даже забыла о нем.

– Отдай! – потянулась она за документом.

– Сначала спой… Или станцуй! Сможешь?.. Скажем, танго.

– Кто такая? – вдруг раздалось за спиной у девушки.

Та резко повернулась и изменившимся игривым голосом сказала:

– Валерка, наконец-то! А мы тебя заждались, пришлось без тебя начать есть…

– Кто это? – Над Катей навис коренастый, коротко стриженный парень лет двадцати пяти.

Было в нем что-то властное и сильное. Все вокруг молча и с некоторой опаской следили за ним.

– Немая, что ли? Или по-русски не понимает? – он повернулся к девушке. – Лизка, откуда этот заморыш взялся? Ты привела?

– Да нет, сама обьявилась. На ступеньках упала, ну мы ее в дом пока решили не втаскивать. Беглая она, Валерочка! Из Москвы. Видать, из дома сбежала, от родителей поганых!

– Давно в бегах? – грозно спросил Валерий.

– Я не… Я два дня как из дому… А родители у меня хорошие.

– А чего ж ты от хороших родителей убежала? – засмеялась Лиза.

Валера тоже улыбнулся, но как-то криво и словно через силу. Во рту спереди у него не хватало одного зуба.

– Так лучше, – твердо ответила Катя, пытаясь приподняться.

– Лучше – кому? – не отставал от нее Валера.

– Им… – еле слышно произнесла Катя.

– Чего? Не слышу, кому лучше?

Но Катя молчала, боясь, что если начнет говорить, разревется в голос.

Ей на помощь пришла Лиза.

– Да ладно, Валерочка, может, пусть она с нами побудет, отлежится, а потом решим, что с ней делать!

– С каких это пор мы решаем вместе? – он резко повернулся к ней и с силой толкнул в грудь. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты вонючее свое хайло держала закрытым! Когда я разрешу тебе говорить, тогда и откроешь его!

Он схватил девушку одной рукой за волосы и потянул вниз. Та от боли застонала. Все вокруг чуть отодвинулись и хмуро следили за ними.

– Девка, может быть, подставная! Или мусора прислали! Понимаешь?! А может, с Васильевского Хрящ под меня подкапывает…

– Валерочка, да она из Москвы… вон ее табель. И билет есть… Пусти, Валерочка, больно… – девушка пыталась высвободиться, но он крепко держал ее за волосы.

– Тупая ты, Лиза! Всегда была тупая! По всему видно? Ты че, думаешь, документы подделать нельзя? Никак тебя не научить старших уважать! Ты только отсасывать можешь, а мозгов нет! Приходится мне тебя учить!

Валера резко дернул Лизу за волосы и наотмашь ударил по щеке. Девушка рухнула вниз.

– Ты чего дерешься! – Катя вскочила и встала напротив Валеры, словно готовясь его ударить. – Думаешь, ты сильный, думаешь, тебе можно!

Валера от удивления замер. Задумчиво оглядел Катю, затем посмотрел на лежащую на полу Лизу, быстро, словно проверяя реакцию, взглянул на толпившихся вокруг и снова остановил тяжелый взгляд на Кате.

– Ты смотри, боевая какая! Малявка, а туда же! С характером! Колись, тебя Хрящ подослал? Он ведь любит малолеток.

Валера подошел к ней поближе. В его взгляде были откровенная злоба и любопытство. Затем, подумав, он сказал:

– Может ты, Лизавета, и права. Пущай пацанка побудет здесь. Мне сейчас некогда, я вечером решу, что с ней делать. Может, она мне и пригодится разобраться с Хрящом в одном старом дельце… Костик, глаз с нее не спускай! Пусть здесь меня дожидается. Я когда вернусь, займусь ею.

Но Кате так и не довелось узнать, в каком деле хотел ее использовать Валера. Ночью его арестовали в гостинице за кражу и после двух месяцев следствия и суда дали три года тюрьмы. А Катя осталась с Лизой, которая взяла ее под свою опеку.