Текст книги "Конечная – Бельц"

– Знаете, меня зовут Карина.

– Марк.

Он пожал ей руку и вышел из кафе.

* * *

В полдень Марк уже шагал по нескончаемому бульвару Шазель. Унылому, как адмирал в отставке. Проливной дождь сменился мелкой моросью, напоминавшей водяную пыль. За серой завесой все дома казались одинаковыми. Цвет со стен словно смыло дождем в сточные канавы. За витринами редких магазинов виднелись неподвижные силуэты, призрачные тени. Город был как будто необитаем. Молодой человек быстрее зашагал по тротуару, вымощенному бетонной плиткой. Карина предупредила его, что на дорогу до причала нужно заложить минимум полчаса. Каких-нибудь полчаса, и он выкрутится.

Теперь его пункт назначения – остров Бельц. Надо было набраться наглости, чтобы искать убежища на острове, и это ему очень нравилось. После той заварухи, которую они устроили на дороге, за ним и его товарищами немедленно стала охотиться румынская мафия. И если бы бандиты их нашли, вряд ли дело закончилось обменом любезностями. Рассмотрев проблему со всех сторон, он с сожалением констатировал, что попал в садок и рано или поздно его, словно рыбу, вытащат из воды. Выход был только один: сделаться маленьким, совсем крошечным, чтобы, когда настанет день, проскользнуть сквозь ячейки рыболовной сети.

Пока Марк торопливо шагал по бульвару, за ним, на некотором расстоянии и малой скорости, следовал автомобиль.

«С самого начала дело было обречено на провал, ведь ты никто…»

Опять этот тихонький гнусавый голос, который время от времени нашептывал ему на ухо всякие гадости. Чтобы он нырнул поглубже и не высовывался. Например, перед отъездом из Одессы голос бормотал: «Это подстава, они заберут твои деньги и оставят с носом. Бросят на парковке в Ровно». В пути голос опять взялся за свое: «Ты думаешь, куда они тебя везут в этом вагоне для скота? В дивный новый мир? Нет, друг мой, тебя везут на бойню. Скоро они остановятся, всех высадят, паф-паф! – и сказочке конец!» Когда они выбрались из фуры, живот свело от страха, а голос твердил свое: «Кем ты себя возомнил, с этой дурацкой рукояткой от домкрата? Киногероем? Эти типы вооружены до зубов. Они же настоящие убийцы. Мокрого места не оставят ни от тебя, ни от твоих дружков-любителей». Не умолкал он даже теперь, когда Марк был близок к цели: «Думаешь, тебе удастся скрыться на острове безумцев? Румыны тоже могут сесть на паром… А о полицейских ты что, забыл? Стоит им найти тебя и схватить, как ты в два счета окажешься там, откуда приехал». Черт бы его побрал!

В глубине души он все понимал. Мерзкий голос, конечно, вел себя как последняя сволочь, но он был иногда («нет, почти всегда!») прав. У Марка перед глазами все время стояла сцена у дороги. Ночь, крики, удары, кровь. Не важно, что он остался жив, что добрался до Франции, без помех сел в поезд.

А теперь он получил работу, сделав всего один телефонный звонок… Голос был в ярости – потому что теперь у Марка появилось преимущество – он стал ведущим игроком.

«Ни черта! Держись крепче, сейчас начнется качка!»

Марко шел по бульвару Маршала Жоффра. На пешеходном переходе уже долго горел зеленый свет, но как только он приблизился к нему, сигнал сменился на желтый, потом на красный. Он остановился одновременно с полицейской машиной, которая поравнялась с ним и теперь стояла, урча мотором и разрезая пелену дождя синими всполохами проблескового маячка.

* * *

Снимая последние картинки, комиссар Филипп Бертран повторял про себя короткие пассажи прощальной речи, которую собирался произнести перед коллегами. От фотографии парусника «Белем» и репродукции «Скал в Этрета» Клода Моне на стене его кабинета остались светлые прямоугольные пятна – свидетельство долгих и таких скоротечных лет его карьеры. Тридцать лет. Тридцать лет на службе у Свободы, Равенства и Братства. Хотя по трезвом размышлении из всего этого срока Братству он посвятил примерно полгода или около того. Свободе и Равенству он уделил гораздо больше времени, по его прикидкам – лет десять. Остальное – львиная доля – ушло на то, чтобы поднимать избирательный рейтинг череды своих начальников и целой армии их подхалимов-мозгоклюев…

Бертран собрал фотографии внуков в деревянных рамках и сложил их в картонную коробку. Он думал о пенсии. Все так или иначе о ней задумываются – знают, что рано или поздно она нагрянет. И вот она на пороге – большинство от этой мысли не могут прийти в себя. Вот и он не мог никак опомниться. Он, который до сих пор запирался у себя в кабинете, вставлял наушники, включал МР3-плеер на полную мощность и под композицию «The Pusher» изображал гитариста группы Steppenwolf. Он, который по-прежнему косился на аппетитные округлости девиц, пусть те, на кого он теперь бросал взгляд, становились вместе с ним старше. Он, который не отказывался выпить кружку-другую пивка в приятной компании. Пенсия… Он часто задавался вопросом: что, собственно, происходит, когда человек становится стариком. Что касается тела, он это себе более-менее представлял, но вот голова… Он чувствовал себя молодым – конечно, не двадцатилетним, но лет на сорок или чуть больше уж точно; но никак не пенсионером. Почему старики так быстро чахнут? Почему их мир становится ограниченным? Какое из желаний затухает первым? Что же все-таки происходит, когда тебе исполняется шестьдесят? В тот день, 31 января, когда он закрывал последние коробки, собираясь идти к коллегам, чтобы выпить с ними на прощание, он только начал подбираться к ответу на этот главный вопрос, не дававший ему покоя. Пенсия не предупреждает заранее о своем приходе. Не посылает предзнаменований. Не трубит в туманный горн. Однажды, как обычно, ты просыпаешься рано утром и осознаешь, что сегодня в 16:30 ты официально уйдешь на пенсию, распрощавшись с государственной службой.

* * *

Марк застыл на месте. Он старался направить мысли в другое русло: представлял себе, как обнимает Карину или бежит по одесскому пляжу Ланжерон… Да что угодно, лишь бы не смотреть на машину, остановившуюся в двух метрах от него. Но его сердце билось в унисон с мерным движением дворников, смахивавших воду с лобового стекла автомобиля, а в груди громыхал барабан стиральной машины. Во что бы то ни стало нужно сохранять спокойствие. На светофоре зажегся зеленый – сигнал уверенности. Что, если полицейские выйдут из машины? Придется бежать…

Полицейский в форме наклонился к приборной панели. Его товарищ, позевывая, сидел за рулем «рено-сценик».

– Ну-ка, взгляни на этого цыгана.

– Что?

– Видишь, мужик стоит на светофоре? Гарантирую: у него нет документов.

– Да ладно!

– Подожди, я пойду проверю.

– Слушай, есть дела поважнее, нам пора возвращаться.

– Я сейчас. Пару секунд – и все.

Полицейский одернул форму и вышел под дождь. В этот момент в машине затрещал радиопередатчик.

– Экипаж четырнадцать – двадцать два!

– Бригадир Дюпир слушает!

– Лоран, Жан-Стеф с тобой?

– Так точно.

– Парни, вы где застряли? Все вас ждут.

– Мы на бульваре Шазель. Жан-Стеф вышел проверить документы.

– Какие-то проблемы? Вам нужно подкрепление?

– Нет-нет. Просто тут один тип ему не понравился.

– А на нас вам, парни, наплевать? Мы уже бутылки открыли! Старик сейчас начнет речь говорить. Он спрашивал, все ли на месте. Быстро сюда, а этот пусть валит.

– Вас понял.

На тротуаре полицейский в форме что-то говорил Марку, маша руками, а тот стоял неподвижно, ко всему безразличный, как дорожный сигнальный столбик.

– Жан-Стеф! – позвал Лоран, не вылезая из-за руля.

– Что?

– Надо ехать.

– Погоди, я…

– Это приказ.

Полицейский, размахивая руками и пятясь, вернулся в машину. Марк сделал медленный вдох. Полицейский у него что-то спросил. Он не расслышал. Почему тот вдруг уехал, он не понял. Только чувствовал, что ему нечем дышать, как будто его заперли в собственном теле, которое его не слушалось, когда тот тип в форме громко вопил, выплескивая на него поток невнятных слов. Ему не пришлось прибегать к осуществлению своего плана – броситься наутек, как только полицейский выйдет из машины; не раздумывая ни секунды и не останавливаясь. Господи, только что его свобода висела на волоске. Надо было четко следовать задуманному. Марк крепко сжал потными ладонями ручки спортивной сумки. Да возьми ты себя в руки. Ты во враждебной стране и не имеешь права на ошибку. Он стиснул зубы и торопливой походкой перешел на другую сторону бульвара.

Бельц

Служащий Морской паромной компании в потертом на плечах тесном темно-синем кителе отцепил веревку и приступил к проверке билетов у пассажиров, торопившихся подняться на борт; Марк затесался в самую их толщу. Когда он показал свой билет, человек в синем слегка кивнул ему в ответ, что, вероятно, означало: «Приятного путешествия!» Больше подошло бы «Приятного избавления!» – подумал Марк. В лице мужчины в кителе и в движениях его рук ему почудилось явное ободрение – что-то вроде: «Правильное решение, мой мальчик!» или «Хитро придумано, да!». Контролер вернул ему билет, разорвав посередине, и Марк отправил его в карман.

Шумная толпа пассажиров направилась к месту посадки. Сначала нужно было по узким мосткам спуститься на пристань, потом пройти по размеченной стрелками дорожке, по которой рядом с ними бесшумно скользили погрузчики «Фенвик», тащившие на стальных вилах целые горы багажа. Процессия миновала длинное серо-красное сооружение из рифленых металлических листов, перебралась через старые железнодорожные пути, покрытые гудроном, потом повернула направо, к причалу номер восемь, и пошла мимо алюминиевого барьера, защищавшего пешеходов от падения в темные морские воды.

В самом центре причала возвышался «Танги Нев»: пришвартованный к нему при помощи двух бурого цвета тросов, с опущенной аппарелью, он ожидал, когда пассажиры поднимутся на борт. Это было неуклюжее судно ослепительно-белого цвета с отвисшей стальной челюстью, но без шеи и лба, а его непомерно раздувшийся нос украшало тонированное панорамное стекло. Небесно-голубая кормовая часть была вертикально срезана, над ней шла прямоугольная проходная галерея с ярко-синим навесом и наружной платформой с рамами, на которых были закреплены спасательные плоты. По наружной обшивке шла золотисто-желтая ломаная линия, нелепо кокетливая для такого тяжеловесного, воинственного вида судна.

Большинство людей, поднимавшихся на борт, не раздумывая, направлялись прямиком на пассажирскую палубу, где, как в кинотеатре, стояли, ощетинившись тонкими спинками, густые ряды кресел. Здесь все было пропитано ароматом мазута, дешевого пластика и отсыревшей шерсти. Едва оказавшись там, Марк ощутил приступ тошноты, тут же вышел и поднялся на верхнюю палубу. Небо внезапно потемнело – его заволокли тучи: стало очевидным, в какой цвет будет окрашено предстоящее путешествие. Даже в порту океан швырялся снопами водяных брызг, которые, смешиваясь с дымом от топлива, выпадали маслянистой изморосью. Вода в бухте бурлила, «Танги Нев» то натягивал, то ослаблял швартовы, грозя расплющить буи о причал.

Оглушительный гудок заставил Марка вздрогнуть, а задержавшихся пассажиров – ускорить шаг. Кряжистый мужчина в плотном плаще и шерстяной шапочке, смеясь, резко захлопнул дверцу, ведущую к сходням. С ловкостью обезьяны он спустился по лесенке и спрыгнул на причал. Сирена снова тоскливо взвыла, тем временем человек в шапочке отвязал швартовы и поднялся назад, на паром. «Танги Нев» с оглушительным грохотом встряхнулся и медленно отошел от причала номер восемь, оставив за собой пенные водовороты. Освободившись от привязи, паром сделал разворот и, держась фарватера, вышел из порта.

Мрачный серый порт Лорьяна проплывал мимо, как панорама в немом кино. Марка убаюкало урчание дизеля, он полной грудью вдыхал холодный солоноватый воздух, гладивший его по щекам и ерошивший волосы. Впервые со дня отъезда ему показалось, что у него наконец-то появилась цель. Он не знал, что представляет собой пункт его конечного назначения – маленький островок в океане неподалеку от французского берега, о существовании которого он раньше даже не подозревал, – тем не менее он уже был нанесен на его дорожную карту, пусть и по воле случая. Марк не переставая думал об Ирине, Василии и Анатолии, о Зое и о матери; о случае на дороге, фуре, о крови, забрызгавшей его лицо. Перед его глазами открывалась бескрайняя морская даль, и из них с непреодолимой силой напрашивались вырваться на волю слезы. Но он справился с собой – и неожиданно залился громким нервным смехом.

«Танги» вышел из гавани и теперь, рассекая волны в открытом море, несся, словно бешеный пес, в объятия обложенного черными тучами горизонта. Водяная пыль превратилась в частую изморось, и по лицу Марка, смешиваясь, текли ручьи дождевой и морской воды.

– Внизу есть места.

Мужчина в плаще и шерстяной шапочке стоял рядом с дверцей у сходней. Он был лет сорока, с темными редкими волосами и большими круглыми глазами на гладком, как у младенца, лице.

– Спасибо, – ответил Марк. – Мне здесь удобно.

– Ну, как хотите. Но ветер крепчает, так что будьте осторожны.

– Хорошо, спасибо.

Матрос не настаивал, только пожал плечами и в последний раз затянулся сигаретой, сверкнувшей красным огоньком у него меж пальцев. По мере того как судно уходило все дальше от берега, небо над ним опускалось все ниже. Морская зыбь перешла в волнение. То по левому, то по правому борту поднимались высокие черные валы, с которыми «Танги» яростно вступал в схватку, вгрызаясь в них форштевнем, ныряя и поднимаясь на дыбы в потоках кудрявой пены. Марк двумя руками уцепился за леер. Его забавляли кувыркания парома. Он старался удержать равновесие, повторяя всем телом каждое движение судна. Постепенно корабль стал реже, зато более непредсказуемо заваливаться то на один, то на другой борт, и Марк зачастую двигался с ним невпопад, приседая, когда «Танги» взмывал вверх, и подпрыгивая, когда судно ухало вниз. Дыхание у него замедлилось. С лица сошли все краски. Его желудок и кишечник словно попали в невесомость и теперь безвольно плавали по брюшной полости. Когда матрос снова появился у сходней, Марк едва держался на дрожащих ногах, белый как полотно, мокрый от воды и пота.

– Месье, сейчас же спускайтесь вниз. Это приказ капитана.

Он подхватил Марка под руку и проводил его на пассажирскую палубу. Народу там было немного. У одного мужчины на сиденье рядом лежали игральные карты. Парочка влюбленных сидела, сплетясь в клубок, на одном кресле. Родители с детьми занимали передние ряды. Спереди двое мальчишек, прижавшись носом к панорамному окну, радостно смеялись, наблюдая, как паром борется со стихией. Марк устроился подальше, в глубине салона, борясь с желудочными спазмами. Спустя время, показавшееся ему целой вечностью, волны улеглись, качка ослабела, двигатель сбросил обороты. Пассажиры оживленно задвигались. Матери собрали детишек, мужчины подхватили вещи.

Марк шаткой походкой вышел на внешнюю палубу. Перед его взглядом возникли два далеко выдающихся в море пирса, на каждом возвышался маяк. Между ними втиснулся небольшой дугой врезавшийся в холм порт, в котором нашли пристанище два десятка судов разного размера: они покачивались на воде и приветствовали прибытие «Танги Нев», оглушительно хлопая фалами по алюминиевым мачтам. Дальше, на берегу, показался ряд голубых и белых домиков, украшенных светящимися вывесками. Справа зеленый крутой берег, обрывавшийся прямо в океан, был усеян стоящими порознь светлыми домиками. Марк почувствовал, как на плечо ему опустилась тяжелая рука.

– Бельц. Конечная.

Сообщение доходило до него невероятно долго.

– Понятно, – пробормотал он.

Но весельчак-матрос уже выпрыгнул на пирс, зажав под мышкой швартов. Марк застыл, словно призрак, не обращая внимания на водоворот пассажиров, торопившихся к выходу. Когда все ушли, он с трудом поднялся, подцепил пальцами сумку и потащился к сходням. После мокрой палубы корабля гранитные плиты пирса показались ему чертовски твердыми, но по ним было неудобно идти; длинный каменный выступ, словно в танце, закружился под ним, так что он потерял равновесие и растянулся на животе. Под насмешливыми взглядами капитана и его матроса, стоявших облокотившись на леер и старавшихся не упустить ни секунды забавного зрелища, его вывернуло наизнанку – прямо на гранитный причал, как в тот раз, когда он впервые, в четырнадцать лет, выпил водки в гараже своего дяди Саши.

* * *

Когда Марк пришел в себя, в порту Бельца уже не осталось ни души. Пассажиры разошлись, растворившись в узких улочках; парому же оставалось тихонько покачиваться на волнах. Было почти четыре часа, и уже начинало смеркаться. Мучаясь от угрызений совести, что так неприлично запачкал пирс, он подхватил свою сумку и побрел ко входу в бар «Тихая гавань». Сел на деревянный ящик и стал ждать. Час спустя стало совсем темно, и Марк начал подмерзать. Проторчав на улице два часа, он наконец решился и толкнул дверь заведения.

В нос ему ударил горячий воздух, пропитанный ароматом мокрой древесины и густым пивным духом. В баре было не протолкнуться. Люди сидели за дубовыми столами, стояли, прислонившись к деревянным столбам и оконным наличникам, толпились у стойки. Мужчины с обожженными солнцем и отполированными морской водой лицами оживленно перекликались, не выпуская из рук кружки с пивом и стаканы с белым вином. Сквозь оглушительный гомон и громовой хохот из глубины заведения долетали лишь бессвязные отголоски их разговоров.

Прижав сумку к груди, Марк кое-как проложил себе дорогу меж мускулистых тел и поднял руку, привлекая внимание здоровенного малого с бритым черепом, стоявшего у разливного крана и наполнявшего большие кружки. – Что вам?

– Пиво.

– «Килкенни», «Леффе», «Ланселот»? – уточнил бармен, не снимая ладони с фарфоровой ручки крана.

Марк наугад ткнул в одну из ручек на кране.

– Я ищу Карадека.

– Жоэля? Погоди, сейчас… Пьеррик, ты Жоэля не видел?

Высокий темноволосый мужчина с широкими, как у регбиста, плечами, продолжая хохотать, повернулся к стойке и чуть не опрокинул на себя пивную кружку.

– Чего?

– Я говорю, ты Жоэля не видел? – повторил бармен, мотнув головой в сторону Марка.

Темноволосый здоровяк поднялся из-за стола и снова едва не сшиб стакан.

– Это ты Жоэля ищешь?

– Я ищу Карадека.

Марк протянул регбисту руку, но тот поднял кружку и не спеша отхлебнул пива.

– Встретил его у Ива часа в два. С тех пор не видел… А тебе что от него надо, от Жоэля-то?

– У меня с ним встреча.

– Встреча? Ни фига себе… Здесь, что ли, у тебя с ним встреча?

– Нет.

Человек по имени Пьеррик, видимо, счел Марка легкой добычей для розыгрыша и решил развлечь честную компанию. Он заговорил громче, а на лице бармена, вытиравшего стаканы, застыла усмешка.

– Так где она у вас назначена, эта встреча? Может, здесь она и должна произойти, если ты понимаешь, о чем я…

– Он сказал: спросить Карадека. Может, он, конечно, на корабле. Но это не важно. Если вы знаете, где он живет, скажите, и я уйду. Вот, собственно, и все.

– А ты по какому делу приехал к месье Карадеку?

Разговоры у барной стойки стихли, и полдюжины голов повернулись к Марку и его собеседнику.

– Работать.

Марк протянул темноволосому регбисту газетный лист, и тот сгреб его тяжелой лапой.

– Да не может быть! Вот, взгляните.

Пьеррик еще сильнее повысил голос и начал читать:

– «Хозяин судна ищет матроса. Прибрежный лов. Жилье, зарплата плюс процент от улова. Бельц. Минимальный срок – три месяца. Телефон: 02 54 73 63 89».

– Это номер Карадека, – заметил кто-то из слушателей.

– Ну надо же! Месье Карадеку, видите ли, понадобились матросы, и месье Карадек дал объявление в «Телеграмм».

Пьеррик потряс над головой печатным листком, и в зале наступила почти полная тишина. Марк почувствовал, как его обшаривают десятки глаз.

– Скажи мне, парень, – вновь заговорил Пьеррик, – ты моряк, или как?

Марк не успел ничего ответить, как тот продолжил:

– Ведь если месье Карадеку пришлось искать тебя через газету, значит, ты, наверное, офигенный моряк, разве нет? Морской волк – ни больше ни меньше! Не салага какой-нибудь вроде Танги или Келлека.

Он показал подбородком на двух могучих веселых парней с медными лицами, облокотившихся на стойку и благодушно усмехавшихся в ответ на взрывы хохота.

– В тебе, наверное, есть что-то такое, чего нет в других, правда? Скажи хотя бы, ты давно ходишь в море?

Марк кивнул.

– Пьеррик, уймись… Отвяжись от парня. Что он тебе сделал?

Невысокий худощавый мужчина с седыми, стриженными ежиком волосами, подтянутый, в облегающем шерстяном свитере, двинулся к Пьеррику, держа в руке пивную кружку.

– А что я такого сделал? Просто задаю вопросы, и все. Я против него ничего не имею. Хочу только понять, почему некоторые дают объявление в газету, что ищут матроса, хотя таких тут полно, причем готовых вкалывать, черт побери. Их не меньше десятка только в этом кабаке!

По залу пробежал одобрительный гул, и седой моряк, нахмурившись, спросил:

– Ну и как же тебя зовут, парень?

– Марк.

– Марк. Значит, ты первоклассный моряк и рыбак, так, что ли?

Тридцать пар глаз уставились на Марка. «Нарочно не придумаешь! Прыгнул в воду – теперь плыви. Я тебя спасать не собираюсь». Значит, придется выплывать. А в чем, собственно, проблема? Мужик задал обычный вопрос. Рыбак ты или нет? Ну и нужно было просто сказать, что его нога ни разу в жизни не ступала на палубу рыболовецкого судна, – только раз или два он ездил с дедом в Ильичевск[2]2
  В 2016 году был переименован в Черноморск.


[Закрыть] ловить сардин и бычков. Он бы ответил на вопрос этого моряка, и тот спокойно вернулся бы за стол. Они бы от него отвязались, и все остались бы при своих. Ну давай, Марк, твой выстрел, пора уже со всем этим покончить.

– Ну да, рыбак.

– Хорошо. И откуда ты такой взялся?

– Я не здешний. Именно поэтому вы со мной так разговариваете?

– Нет. Не поэтому… Но я хочу тебя спросить: не знаешь ли ты, случайно, одного типа в коричневой куртке и с синей сумкой, которого вывернуло наизнанку на пирсе, хотя он и часа не провел на борту?

Повисшую в воздухе тишину нарушали лишь редкие реплики завсегдатаев бара. Марка загнали в угол, и он наконец-то понял, в каком положении оказался. «Теперь плыви». Побег на остров был не самой лучшей его идеей, но тогда он этого не понял или не хотел понимать; но именно это, как умела, пыталась объяснить ему милая девушка Карина из привокзального кафе. Он хотел зарыться поглубже, стать невидимкой – а для этого на острове слишком мало места, здесь все знали друг друга по именам. Его засекли с того самого момента, когда он ступил на пирс, а может, и раньше – когда он сел на паром. Ему не удастся слиться с пейзажем, здесь он навсегда останется местной достопримечательностью. Надо убираться отсюда подобру-поздорову. Пьеррик, сам того не желая, оказал ему невероятную услугу. Благодаря ему Марк понял, что выбрал неверный путь. Нужно добраться до большого города – там все безымянны, никто друг с другом не здоровается. Пьеррик, воспользовавшись молчанием Марка, продолжал свои рассуждения:

– Я, наверное, не слишком умен, чтобы это уразуметь. Здесь, на Бельце, полным-полно моряков, хорошо знающих свое дело, – так почему же для выполнения нашей работы нужно искать человека на материке, да к тому же с морской болезнью?

Там и сям послышались смешки, и тут же снова воцарилась тишина.

– Ну это вопрос к… – начал было Марк.

– Еще бы! Я спрошу об этом у Карадека. Не сомневайся. Допрошу его по полной программе.

Это ему просто так не пройдет. Или я не Пьеррик Жюган, черт бы меня побрал! Что это на него нашло, на Жоэля? Крыша у него поехала, что ли?

– Видимо, не хочет, чтобы у него на судне был кто-то с острова, и он имеет на это право, – заметил невысокий седой мужчина.

– Послушай, Клод, если ему здесь не нравится, пусть катится отсюда. В Лорьян, в Гильвинек, да хоть в Панаму! Нечего ему здесь делать. Мы ему, видите ли, не нравимся. Он нас унизил. Взять к себе на судно парня неведомо откуда, да к тому же никогда не ходившего в море. Черт знает что!

Жюган не ждал ответа на свою речь, и никто ему не возразил.

– Что мы здесь, в золоте купаемся, что ли? Ротшильды все до единого? Или я здесь один ишачу до седьмого пота, чтобы заплатить за топливо и свести концы с концами? Если не встанем все как один, на что мы годимся? И что с нами будет? Безработными станем? Вы этого хотите, да?

Пьеррик продолжал бушевать, даже когда Танги и Келлек стали бросать на него многозначительные взгляды: он их не замечал и не унимался.

– Тогда получается, всем нам надо на хрен сматывать удочки. Как я погляжу, настала пора объяснить все это Карадеку, дать ему понять раз и навсегда, если сам он понимать не хочет. Что существуют правила, и никому не позволено делать что ему в голову взбредет. Вот что я хотел сказать.

– Ну, давай, объясни. А мы тебя послушаем! – послышался раскатистый голос со стороны входа.

В дверном проеме стоял мужчина лет пятидесяти, крепкий, с зачесанными назад седеющими волосами и потемневшим на солнце лицом, сверля Пьеррика взглядом серо-стальных глаз. Присутствующие почтительно затихли.

– Ты мне вроде бы что-то хотел сказать.

– Ну да… Прям сейчас. Ты как раз вовремя.

– Ну так говори, я тебя слушаю.

– Нас интересует вот он. – Жюган указал на Марка, который поставил кружку пива на стойку и взял свою сумку. Карадек на какие-то секунды задержал на нем взгляд, но Марк почувствовал, что тот успел просветить его с ног до головы.

– А что такое? Может, мне нужно сперва у тебя разрешения спросить, а потом уж матроса себе нанимать? Если так, чего же ты не пошел в таможенники?

Кто-то из присутствующих усмехнулся. Пьеррик не испытывал ни малейшего желания спорить с Карадеком, в особенности перед публикой.

– Смеешься?

– Вовсе нет, просто не люблю, когда суют нос не в свое дело. Мне казалось, у себя на судне я хозяйничаю, как считаю нужным. Может, кто возражает?

Посетители бара стояли не шелохнувшись.

– Говорите прямо, ну же. А если сказать нечего, то и впредь рта не раскрывайте.

Люди заерзали и зашушукались, потом уткнулись носом в свои стаканы. Жюган побагровел от гнева, но не нашелся что ответить.

– Вот и хорошо, инцидент исчерпан. А ты иди за мной.

Пока Марк протискивался к хозяину судна, посетители один за другим вернулись за столики. В баре вновь стало шумно, когда двое мужчин покинули «Тихую гавань».

* * *

Шел проливной дождь, когда Карадек остановил пикап на гравийной дорожке во дворе своего дома и сделал знак Марку следовать за ним. Это был белый дом с крутой черепичной крышей. В толстых стенах из выдававшихся углами гранитных глыб были прорезаны два маленьких зарешеченных оконца. Карадек толкнул дверь в какое-то помещение, судя по всему кухню. Пол выложен серым камнем, потолок обшит деревянными панелями. Справа – гигантский очаг с почерневшим зевом. Посередине – стол на толстых квадратных ножках, освещенный свисающим с потолка тусклым светильником из меди и фарфора, и два стула. Буфет из темного дерева, раковина в крапинку, холодильник. Вот и все.

– Вещи положи сюда.

Марк снял куртку и повесил ее на стул, сумку поставил рядом на пол.

– Есть хочешь?

Не дожидаясь ответа, Карадек вскрыл банку консервов, поставил кастрюлю на огонь и вышел в соседнюю комнату. Молодой человек стал разглядывать непривычные и вместе с тем знакомые предметы. Деревянные ложки, глиняный горшок, развешанные по стене кастрюли, пустые бутылки на полу, корзинки, ножи, стопка тарелок, супница, помойное ведро. Никаких излишеств. Только самое необходимое. Это было его новое убежище, и оно ему нравилось. В доме царила полная тишина, пахло, как на краю света, как в затерянном уголке земли. Карадек вернулся в носках и другом свитере. В кастрюле что-то забулькало. Он протянул Марку полотенце. Тот вытер лицо, снял рубашку и надел чистую, достав ее из сумки. Моряк жестом пригласил Марка к столу, разложил дымящуюся фасоль в две толстые керамические тарелки, вынул из буфета два маленьких стаканчика и бутылку без этикетки, наполовину наполненную жидкостью медового цвета.

– Выпей-ка. Согреешься. Значит, ты грек…

– Да. Из Пиргоса.

– И в Пиргосе ты был моряком…

– Да, на траулере.

– А французский там, на корабле, выучил?

– Нет, – ответил Марк. – В школе.

– Ты классно говоришь. Акцент есть, но говоришь хорошо.

– Я долго учился.

– Для моряка, конечно, то, что нужно…

Марк поднес ложку ко рту.

– Парень, ты сошел на берег каких-нибудь три часа назад и уже успел завести порядочное количество друзей, если ты понимаешь, о чем я… Я этих типов хорошо знаю: вряд ли они так просто все забудут. Так вот, если ты хочешь, чтобы я тебе помог, придется играть в открытую…

Марк оценивающе смотрел на Карадека. Он напрягал извилины, пытаясь сообразить, какую долю правды можно выдать моряку, не подвергаясь опасности. Нет никакого сомнения в том, что этот человек ни за что не поверит в заученную легенду, и нужно предложить ему что-то другое. Василий был бы против. Но Василий псих, страдающий паранойей. Кроме того, неразумно пытаться скормить Карадеку такую глупую и сомнительную историю. Этот человек казался Марку порядочным. Интуиция, конечно, дело ненадежное, но на данный момент рассчитывать ему больше не на что. Рано или поздно все равно пришлось бы кому-то довериться. Почему не Карадеку? Ведь он сам пришел за ним в бар. Так зачем же ему теперь выдавать Марка? «Потому что ты – мешок с проблемами, парень. А кто захочет взвалить себе на плечи груду проблем?» Незнакомый с морским делом нелегальный мигрант, за которым гоняется румынская мафия. Да, биография сомнительная, и это еще мягко сказано.

– Ты не грек. Откуда ты родом?

– Из Одессы.

– Русский?

– Нет, украинец.

– Украинец, – повторил Карадек. – Одесса. На Черном море. И ты при этом не моряк…

– Я бывал на нескольких судах.

– Ну, это еще не значит быть моряком.

– Какое-то время работал в порту. Грузчиком.

– А французский выучил, чтобы легче было суда разгружать?

– Я учился в университете, на инженера. Там и выучил французский. А потом долго не было работы. Вот я и пошел в портовые рабочие.

– У тебя есть родственники во Франции?

– Нет. Мать и сестра живут в Одессе. Отец умер.

– Как ты сюда добрался?

Марк не ответил. А Карадек не настаивал.

– Документов нет? Денег тоже?

– Немного денег есть.

– И во Франции у тебя знакомых нет?

– Нет.

– А почему приехал в Лорьян? Что украинец из Одессы собрался делать в Лорьяне?

– Выбрал случайно.

– Случайно… – Карадек еле заметно улыбнулся. – Случай караулит нас там, где мы его не ждем, и чаще всего приносит нам большие неприятности, разве нет?

– Да.

– Ну вот, на сей раз он повел себя более прилично, твой случай… Мы станем придерживаться греческой версии. Для всех остальных ты будешь греком. Так у них не возникнет желания копать глубже. Что ж, будем надеяться… Пойдем со мной. Покажу тебе комнату. Не отель класса люкс, но сухо, а это уже кое-что.