Текст книги "Алый первоцвет"

Глава девятая
Нападение

За дождливым днем последовала ясная звездная ночь, прохладная и напоенная ароматами ранней осени – чисто английскими запахами сырой земли и опавших листьев.

Великолепная карета, запряженная четверкой прекраснейших чистопородных лошадей в Англии, катилась по дороге в Лондон. Сэр Перси сидел на козлах, держа поводья в изящных, как у женщины, руках; рядом поместилась леди Блейкни, закутанная в дорогие меха. Идея пятидесятимильной поездки звездной летней ночью была с энтузиазмом встречена Маргерит. Сэр Перси являлся завзятым кучером, его четверка лошадей прибыла в Дувр двумя днями раньше, успела отдохнуть и была готова к путешествию, а Маргерит предвкушала несколько часов одиночества, с мягким ночным бризом, обвевающим ее щеки. Она знала по опыту, что сэр Перси будет говорить мало, а то и вовсе не вымолвит ни слова. Он часто возил ее ночью в своей прекрасной карете, делая за всю поездку лишь пару замечаний о погоде и состоянии дорог. Сэр Перси обожал ночную езду, и Маргерит быстро приспособилась к его пристрастию. Часами сидя рядом с мужем и восхищаясь его ловким управлением лошадьми, она часто интересовалась, что происходит в это время в его неповоротливом уме. Но сэр Перси хранил молчание, а Маргерит ни о чем его не спрашивала.

В «Приюте рыбака» мистер Джеллибэнд, совершая обход, гасил огни. Посетители разошлись, но в аккуратных маленьких спальнях наверху поместились важные гости: графиня де Турней, Сюзанна и виконт; еще две спальни были приготовлены для сэра Эндрю Ффаулкса и лорда Энтони Дьюхерста, если молодые люди надумают оказать честь старой гостинице и остаться на ночь.

В настоящий момент оба упомянутых джентльмена удобно расположились в столовой у камина, в котором, несмотря на теплый вечер, весело потрескивали дрова.

– Все разошлись, Джелли? – осведомился лорд Тони у достойного хозяина, занятого мытьем бокалов и кружек.

– Как видите, милорд.

– А ваши слуги отправились спать?

– Все, кроме мальчика у буфетной стойки, – ответил мистер Джеллибэнд и смеясь, добавил: – Не сомневаюсь, что плут тоже скоро заснет.

– Значит, мы можем побеседовать здесь полчаса, чтобы нас не беспокоили?

– Конечно, милорд. Я оставлю ваши свечи на кухонном столике, а комнаты для вас уже приготовлены. Сам я сплю наверху, но если ваша милость крикнет погромче, то я сразу же услышу.

– Отлично, Джелли. И погасите свет – нам достаточно огня в камине, и мы не хотим привлекать внимание прохожих.

– Хорошо, милорд.

Мистер Джеллибэнд погасил свисавшую с потолка причудливую старинную лампу и задул свечи.

– Оставьте нам бутылку вина, Джелли, – попросил сэр Эндрю.

– Хорошо, сэр.

Джеллибэнд отправился за вином. В комнате было темно, если не считать красноватого мерцающего огня в камине.

– Все в порядке, джентльмены? – спросил Джеллибэнд, вернувшись с бутылкой и двумя бокалами, которые он поставил на стол.

– Да, спасибо, Джелли, – ответил лорд Тони.

– Доброй ночи, милорд! Доброй ночи, сэр!

– Доброй ночи, Джелли!

Двое молодых людей молча прислушивались к удаляющимся тяжелым шагам мистера Джеллибэнда в коридоре и на лестнице. Вскоре они замерли, и «Приют рыбака», казалось, погрузился в сон, если не считать обоих джентльменов, потягивающих вино у камина.

Несколько минут в столовой не слышалось ни звука, кроме тиканья высоких стоячих часов и потрескивания горящих бревен.

– На сей раз все снова обошлось, Ффаулкс? – заговорил наконец лорд Энтони.

Сэр Эндрю мечтал, глядя в огонь и, несомненно, видя там хорошенькое пикантное личико с большими карими глазами и густыми темными локонами вокруг детского лба.

– Да, – откликнулся он. – Обошлось.

– Никаких неприятностей?

– Никаких.

Лорд Энтони налил себе очередной бокал вина и усмехнулся.

– Полагаю, нет нужды спрашивать, приятно ли прошло ваше путешествие?

– Разумеется, дружище! – весело ответил сэр Эндрю. – Все прошло отлично!

– Тогда выпьем за здоровье мадемуазель Сюзанны! – жизнерадостно предложил лорд Тони. – Она превосходная девушка, хотя и француженка. И за успех твоего ухаживания.

Осушив бокал до последней капли, он присоединился к другу, сидящему у камина.

– Полагаю, в следующий раз путешествовать придется тебе, Тони, – заметил сэр Эндрю, с трудом оторвавшись от размышлений. – Тебе и Хейстингсу, и надеюсь, что у вас будет такая же приятная задача и столь же очаровательные компаньоны, как у меня. Ты не представляешь, Тони…

– Нет, не представляю, – поспешно прервал его друг, – но верю тебе на слово. А теперь, – добавил он, и его веселое лицо неожиданно приняло серьезное выражение, – теперь о деле.

Молодые люди придвинули стулья ближе друг к другу и, хотя они были одни, инстинктивно перешли на шепот.

– Два дня назад, – начал сэр Эндрю, – я в течение нескольких минут говорил в Кале с Алым Пимпернелем. Он прибыл в Англию на два дня раньше нас. Алый Пимпернель сопровождал беженцев всю дорогу из Парижа, переодетый – ты не поверишь! – старой рыночной торговкой, и правил крытой повозкой, где графиня де Турней, мадемуазель Сюзанна и виконт лежали спрятанные под репой и капустой. Он провез их сквозь пост солдат и толпу, вопящую «A bas les aristos!» [49]49
  Долой аристократов! (франц.)


[Закрыть]. Но рыночная повозка благополучно выехала из города вместе с множеством точно таких же, а Алый Пимпернель в платке, юбке и капоре кричал «A bas les aristos!» громче всех. Правда же, – добавил молодой человек, восторженно сверкая глазами, – он просто чудо! Его безрассудная дерзость помогает ему осуществить любое предприятие!

Лорд Тони, чей лексикон был более ограничен, нежели у его друга, мог только выразить свое восхищение их предводителем парой ругательств.

– Он хочет, чтобы ты и Хейстингс встретились с ним в Кале, – продолжал сэр Эндрю более спокойно, – второго октября – то есть в следующую среду.

– Ну?

– На сей раз предстоит заняться графом де Турней – это опасное дело, так как граф, чье бегство из собственного замка после объявления его «подозрительным» Комитетом общественной безопасности, было шедевром изобретательности Алого Пимпернеля, находится под смертным приговором. Вывезти его из Франции – нелегкая задача, поэтому, если тебе это удастся, можешь считать, что тебе крупно повезло. Сен-Жюст поехал встретиться с ним – его пока никто не подозревает, но придется вывозить их обоих. Да, это будет нелегким испытанием даже для нашего шефа! Надеюсь, мне тоже придется принять в этом какое-нибудь участие.

– У тебя есть какие-нибудь особые указания для меня?

– Да, и более точные, чем обычно. Республиканское правительство направило в Англию аккредитованного агента – человека по имени Шовлен, который имеет зуб против нашей Лиги и полон решимости открыть личность ее руководителя, чтобы схватить его, как только он в очередной раз ступит на землю Франции. Этот Шовлен привез с собой целую армию шпионов, и шеф считает, что нам следует как можно реже встречаться по делам Лиги и ни в коем случае не вести переговоры в общественных местах. Когда он захочет с нами поговорить, то даст нам знать.

Молодые люди склонились над камином, так как огонь в нем догорал, и только тлеющая зола отбрасывала зловещий отсвет на узкий полукруг перед очагом. Оставшееся пространство комнаты было погружено во мрак. Сэр Эндрю вынул из кармана записную книжечку, извлек оттуда сложенный лист бумаги, развернул его и вместе с другом попытался прочитать написанное на нем при тусклом свете камина. Они настолько погрузились в чтение драгоценного послания их обожаемого предводителя, что не слышали ни хруста пепла в очаге, ни монотонного тиканья часов, ни едва различимого шороха рядом с собой, когда из-под скамьи вылезла человеческая фигура, бесшумно, словно змея, прокралась мимо них и скрылась в непроглядной тьме.

– Ты должен прочитать эти инструкции, запомнить их, а письмо уничтожить, – сказал сэр Эндрю.

Он собирался положить книжечку в карман, когда из нее вылетел листок бумаги и упал на пол. Лорд Энтони наклонился и подобрал его.

– Что это? – спросил он.

– Не знаю, – ответил сэр Эндрю.

– Листок выпал у тебя из кармана только сейчас. Он не относится к тому письму.

– Странно! Интересно, как он туда попал? Это от шефа, – добавил сэр Эндрю, взглянув на листок.

Оба склонились над листком, пытаясь разобрать поспешно нацарапанные на нем несколько слов, когда их внимание привлек слабый звук, казалось, доносившийся из коридора.

– Что это? – одновременно спросили оба. Подойдя к двери, лорд Энтони быстро открыл ее, и в тот же момент получил сильный удар в переносицу, отбросивший его назад. Одновременно темная фигура, скрючившаяся в потемках, прыгнула сзади на ничего не подозревающего сэра Эндрю, повалив его на пол.

Все это произошло в течение двух-трех секунд, и прежде чем лорд Энтони и сэр Эндрю успели крикнуть или попытаться сопротивляться, они были схвачены двумя незнакомцами и крепко привязаны спиной друг к другу со связанными руками и ногами и шарфами, обмотанными вокруг рта.

Тем временем человек в черной маске бесшумно закрыл дверь и застыл около нее, ожидая, пока другие завершат свою работу.

– Все в порядке, гражданин! – сказал один из нападавших, осмотрев веревки, связывающие молодых людей.

– Отлично! – отозвался человек у двери. – Теперь осмотрите их карманы и дайте мне все бумаги, которые там найдете.

Приказание было тихо и быстро выполнено. Завладев бумагами, человек в маске несколько секунд прислушивался, все ли спокойно в «Приюте рыбака». Очевидно, удовлетворенный тем, что это дерзкое нападение осталось незамеченным, он снова открыл дверь и властно указал на коридор. Четыре человека подняли с пола сэра Эндрю и лорда Энтони и так же бесшумно, как они вошли в столовую, вынесли двух связанных молодых джентльменов из гостиницы на дорогу и скрылись вместе с ними во мраке.

В столовой замаскированный предводитель нападавших быстро просматривал украденные бумаги.

– Неплохая работа для одного дня, – пробормотал он, срывая маску и устремив взгляд светлых лисьих глаз на тлеющий в камине огонь. – Совсем неплохая!

Открыв одно-два письма, спрятанных в книжечке сэра Эндрю Ффаулкса, он взглянул на листок бумага, который молодые люди едва успели прочитать, но особенное удовлетворение вызвало у него письмо, подписанное Арманом Сен-Жюстом.

– Значит, Арман Сен-Жюст все-таки изменник, – тихо заметил он и злобно добавил сквозь зубы: – Ну, прекрасная Маргерит Блейкни, думаю, что теперь вы поможете мне найти Алого Пимпернеля!

Глава десятая
В оперной ложе

Было одно из гала-представлений в театре «Ковент-Гарден» [50]50
  Оперный театр в Лондоне.


[Закрыть], открывавшее осенний сезон памятного 1792 года.

Народу было битком – и в ложах над оркестром, и в партере, и в более плебейских местах на балконах и галерке. Интеллектуальную публику притягивал «Орфей» Глюка [51]51
  Глюк Кристоф Виллибальд (1714-1787) – австрийский композитор, выдающийся оперный реформатор. Его наиболее популярная опера «Орфей и Эвридика», созданная в 1762 г., впервые поставлена в Лондоне не в 1792-м, а в 1770г.


[Закрыть]; тех же, кого мало интересовала «позднейшая музыкальная новинка из Германии», прельщала возможность поглазеть на модно и нарядно одетых дам, увешанных бриллиантами.

Многочисленные поклонники наградили Селину Стораче [52]52
  Стораче (Сторас) Анна Селина (1766-1817) – певица (сопрано) англо-итальянского происхождения. Пела партию Сюзанны в премьере оперы В. А. Моцарта «Свадьба Фигаро».


[Закрыть] бурными аплодисментами после ее большой арии; Бенджамин Инклдон, признанный любимец леди, удостоился особого приветствия из королевской ложи; когда же после блистательного финала второго акта занавес опустился, публика, очарованная волшебными мелодиями великого маэстро, коллективно испустила удовлетворенный вздох, прежде чем приступить к обычной фривольной болтовне.

В ложах можно было видеть немало известных лиц. Мистер Питт, с головой погруженный в государственные дела, позволил себе расслабиться, посетив сегодняшний спектакль; принц Уэльский, жизнерадостный, толстый и довольно невзрачный на вид, переходил из ложи в ложу, чтобы провести пятнадцатиминутный антракт с близкими друзьями.

В ложе лорда Гренвилла [53]53
  Гренвилл Уильям Уиндем, барон (1759-1834) – английский политический деятель, с 1791 г. министр иностранных дел.


[Закрыть] всеобщее внимание привлекал низенький, худощавый субъект с ироническим выражением лисьей физиономии и глубоко посаженными проницательными глазками, жадно внимавший музыке, весьма критично настроенный по отношению к публике, одетый во все черное и с такими же черными ненапудренными волосами. Лорд Гренвилл – министр иностранных дел – оказывал ему заметное, хотя и холодное почтение.

С множеством чисто английских лиц контрастировало несколько иностранных; надменные аристократические черты выдавали французских эмигрантов-роялистов, которые, подвергаясь безжалостным преследованиям на своей охваченной революцией родине, нашли убежище в Англии. На этих лицах были написаны печаль и тревога; женщины вообще мало обращали внимание на музыку и блестящую публику, несомненно, думая о своих мужьях, братьях и сыновьях, которых окружали опасности, а быть может, уже постигла страшная судьба.

Среди них заметной фигурой была недавно прибывшая из Франции графиня де Турней де Бассрив; одетая в черное шелковое платье, чей траурный стиль нарушал лишь белый кружевной шарф, она сидела рядом с леди Портарлс, которая тщетно пыталась плоскими шутками вызвать улыбку на устах графини. Поблизости поместились Сюзанна и юный виконт, державшиеся молчаливо и довольно робко в окружении иностранцев. Глаза Сюзанны казались печальными; войдя в театр, она пытливо окидывала взглядом каждую ложу. Очевидно, девушка не увидела то лицо, которое хотела увидеть, ибо она тихо сидела рядом с матерью, равнодушно внимая музыке и больше не проявляя интереса к публике.

– Ах, лорд Гренвилл! – воскликнула леди Портарлс, когда после вежливого стука в дверях ложи появилась красивая и весьма толковая голова министра иностранных дел. – Вы не могли появиться более a propos [54]54
  более кстати (франц.)


[Закрыть]. Присутствующая здесь мадам де Турней де Бассрив, несомненно, жаждет услышать свежие новости из Франции.

Выдающийся дипломат шагнул вперед и обменялся рукопожатием с дамами.

– Увы! – печально промолвил он. – Новости самые плохие. Избиения продолжаются, Париж буквально залит кровью, а гильотина ежедневно требует сотню жертв.

Бледная и готовая расплакаться графиня откинулась на спинку стула, с ужасом слушая краткое и выразительное описание происходящего в ее заблудшей стране.

– Ах, мсье, – сказала она на ломаном английском, – как страшно все это слышать – ведь мой муж все еще во Франции! Какой ужас для меня сидеть здесь в театре, среди мира и покоя, когда он в такой опасности!

– Знаете, мадам, – напрямик заметила пухлая леди Портарлс, – если бы вы сидели в монастыре, это не помогло бы вашему мужу, а вам следует думать о детях – они слишком молоды, чтобы их постоянно пичкать тревогами и преждевременным трауром.

Горячая речь подруги заставила графиню улыбнуться сквозь слезы. Леди Портарлс, обладавшая золотым сердцем, скрывала искреннее сочувствие и душевную теплоту под грубыми манерами, модными в те дни среди светских дам, которые, однако, не могли никого обмануть.

– Кроме того, мадам, – добавил лорд Гренвилл, – разве вы не говорили мне вчера, что Лига Алого Пимпернеля ручается своей честью доставить вашего супруга целым и невредимым в Англию?

– О, да! – ответила графиня. – Это моя единственная надежда. Вчера я видела лорда Хейстингса, и он снова уверил меня в этом.

– Тогда не сомневаюсь, что вам нечего опасаться. Если Лига дает обещание, она его выполняет. Ах! – со вздохом добавил старый дипломат. – Будь я на несколько лет моложе…

– Да бросьте, приятель! – прервала его бесцеремонная леди Портарлс. – Вы достаточно молоды, чтобы повернуться спиной к этому французскому пугалу, рассевшемуся в вашей ложе.

– Я бы очень хотел это сделать, но вы должны помнить, леди, что служа нашей стране, нам приходится отбрасывать предубеждения. Мсье Шовлен – аккредитованный агент своего правительства…

– Черт бы вас побрал! – взорвалась леди Портарлс. – Как вы можете называть правительством эту банду кровожадных мерзавцев?

– Для Англии едва ли было бы разумно, – осторожно ответил министр, – разрывать дипломатические отношения с Францией, и мы не можем отказать в вежливом приеме представителю, которого она направляет к нам.

– К дьяволу дипломатические отношения, милорд! Не сомневаюсь, что эта маленькая хитрая лиса – просто-напросто шпион, которого интересует не дипломатия, а беженцы-роялисты, наш героический Алый Пимпернель и его отважная Лига.

– Я уверена, – промолвила графиня, скривив тонкие губы, – что если этот Шовлен намерен причинить нам беспокойство, то он найдет преданную союзницу в леди Блейкни.

– Что мне с вами делать! – воскликнула леди Портарлс. – Вы когда-нибудь видели такую упрямую особу? Милорд Гренвилл, у вас здорово подвешен язык, так не убедите ли вы мадам графиню, что она ведет себя, как последняя дура? В вашем положении в Англии, мадам, – продолжала она, сердито обернувшись к графине, – вы не можете позволить себе высокомерные штучки, которые вы, французские аристократы, так любите. Сочувствует или нет леди Блейкни этим негодяям во Франции, имела она или нет отношение к аресту и казни Сен-Сира или как там его, но она законодательница мод в этой стране, а у сэра Перси Блейкни денег больше, чем у полдюжины любых здесь присутствующих, и он на дружеской ноге с королевской семьей. Поэтому ваши попытки унизить леди Блейкни не причинят ей никакого вреда, а только выставят вас на посмешище. Разве не так, милорд?

Но что думал по этому поводу лорд Гренвилл, и на какие мысли навела тирада леди Портарлс графиню де Турней, осталось неизвестным, ибо занавес поднялся, начиная третий акт «Орфея», и во всем зале послышались призывы к тишине.

Лорд Гренвилл поспешно простился с дамами и вернулся к себе в ложу, где мсье Шовлен просидел весь антракт с неизменной табакеркой в руке, устремив в настоящий момент взгляд светлых глаз в ложу напротив. Туда только что вошла вместе с мужем Маргерит Блейкни, смеясь и шелестя шелковыми юбками и вызвав оживление в публике. Она казалась ослепительно прекрасной с ее густыми золотистыми вьющимися волосами, слегка припудренными и завязанными на затылке огромным черным бантом. Всегда одетая согласно последнему крику моды, Маргерит единственная из дам в зале не носила кружевное фишю и накидку с широкими отворотами, бывшие в ходу последние два-три года. На ней было строгого покроя платье с узкой талией, ставшее вскоре модным во всех странах Европы. Сверкающее золотым шитьем, оно подчеркивало совершенство ее стройной царственной фигуры.

Войдя, Маргерит склонилась на момент над перегородкой ложи, выискивая взглядом знакомых. При этом многие поклонились ей, а из королевской ложи также донеслось доброжелательное приветствие.

В течение третьего акта Шовлен, не отрываясь, наблюдал за молодой женщиной, поглощенной музыкой. Точеные пальчики Маргерит играли с богато инкрустированным веером, голова, руки и шея сверкали множеством драгоценных камней, подаренных обожающим ее мужем, который небрежно развалился рядом.

Маргерит страстно любила музыку. Этим вечером «Орфей» очаровал ее. Прекрасные черты лица, сверкающие голубые глаза, улыбка на алых губах сияли восторгом. Ей было всего двадцать пять, она находилась в расцвете молодости, ее окружали любовь и восхищение. Два дня назад «Мечта» вернулась из Кале с новостями о ее брате, который благополучно высадился на берег, помнит о своей дорогой сестре и обещает быть ради нее осторожным.

Слушая божественные мелодии Глюка, Маргерит забыла о своих разочарованиях, несостоявшихся любовных чаяниях, забыла даже о добродушном ленивом ничтожестве, которое за отсутствием духовного богатства даровало ей все блага светской жизни.

Сэр Перси оставался рядом с супругой в ложе ровно столько, сколько требовали приличия, уступив место его королевскому высочеству и процессии поклонников, одним за другими являвшихся выразить почтение королеве красоты. Очевидно, он отправился поболтать с друзьями. Маргерит не интересовалась, куда ушел муж; отпустив свой маленький двор, состоящий из jeunesse doree [55]55
  золотой молодежи (франц.)


[Закрыть] Лондона, она на короткое время осталась наедине с Глюком.

Негромкий стук в дверь оторвал ее от музыки.

– Войдите, – недовольно сказала Маргерит, не поворачивая головы, чтобы взглянуть на незванного гостя.

Шовлен, дождавшись момента, когда Маргерит останется в одиночестве, без приглашения скользнул в ложу.

– На два слова, гражданка, – тихо произнес он.

Маргерит быстро повернулась с непритворным страхом.

– Господи, как вы меня напугали! – воскликнула она с деланным смехом. – К тому же ваше присутствие едва ли своевременно. Я хочу послушать Глюка и не настроена для беседы.

– Но для меня это единственная возможность, – возразил Шовлен и, не спрашивая, придвинул стул близко к Маргерит, чтобы шептать ей в ухо, не беспокоя публику и не будучи видимым в темной ложе. – Леди Блейкни постоянно окружена своим блестящим двором, так что старому другу остается мало шансов.

– И все-таки, приятель, – нетерпеливо откликнулась она, – вам бы следовало дождаться другой возможности. После оперы я собираюсь на бал к лорду Гренвиллу и там, возможно, смогу уделить вам пять минут…

– Мне достаточно трех минут наедине в этой ложе, – ответил Шовлен, – и думаю, что с вашей стороны было бы разумным выслушать меня, гражданка Сен-Жюст.

Молодая женщина инстинктивно содрогнулась. Шовлен продолжал говорить шепотом, спокойно беря из табакерки понюшку табаку, но что-то в его позе и светлых лисьих глазках заставляло кровь Маргерит застывать в жилах, как при ощущении неведомой, но неумолимо приближающейся опасности.

– Это угроза, гражданин? – спросила она наконец.

– Нет, мадам, – вежливо отозвался Шовлен. – Всего лишь стрела, пущенная в воздух.

Он сделал небольшую паузу, словно кот, завидевший бегущую мышь и готовый прыгнуть, но задержавшийся, наслаждаясь предвкушением расправы.

– Ваш брат, Сен-Жюст, в опасности, – сообщил он.

Ни один мускул не дрогнул на прекрасном лице собеседницы. Шовлен мог видеть его только в профиль, ибо Маргерит не отрывалась от происходящего на сцене, но будучи весьма наблюдательным, он заметил внезапную неподвижность взгляда, напряженность изящных контуров великолепной фигуры и жесткую складку рта.

– Очевидно, – сказала она с преувеличенной беспечностью, – речь идет об одном из ваших воображаемых заговоров, так что лучше вернитесь на свое место и дайте мне спокойно послушать музыку.

Маргерит начала отбивать рукой такт по подушечке. Селина Стораче как раз пела «Che faro» [56]56
  «Потерял я Эвридику» – знаменитая ария Орфея из третьего акта оперы Глюка (в первой редакции партия Орфея предназначалась для сопрано).


[Закрыть], и публика не отрывала зачарованного взгляда от губ примадонны. Шовлен не двинулся с места, наблюдая за нервно подергивающейся изящной ручкой – единственным свидетельством того, что его стрела попала в цель.

– Ну? – внезапно осведомилась Маргерит с тем же притворным безразличием.

– Ну, гражданка? – переспросил Шовлен.

– Что с моим братом?

– У меня есть новости о нем, которые, по-моему, могут вас заинтересовать. Но позволите ли вы мне сперва объясниться?

Вопрос был излишним. Шовлен ощущал напряжение каждого нерва Маргерит, ожидавшей его слов.

– На днях, гражданка, – начал он, – я просил вас о помощи. В ней нуждалась Франция, и мне казалось, что я могу положиться на вас, но вы дали отрицательный ответ… После этого мои обязанности и ваши интересы временно разлучили нас, но с тех пор произошли кое-какие события…

– Умоляю вас, гражданин, ближе к делу, – прервала Маргерит. – Музыка поистине очаровательна, и публику начинают раздражать ваши разговоры.

– Одну минуту, гражданка. В день, когда я имел честь встретить вас в Дувре, и менее чем через час после того, как услышал ваш окончательный ответ, я заполучил несколько бумаг, которые открыли очередной хитрый план бегства группы французских аристократов – в том числе изменника де Турнея – организованный небезызвестным Алым Пимпернелем. Некоторые нити, ведущие к этой таинственной Лиге, также попали в мои руки, и я хотел бы, чтобы вы… нет, вы должны помочь мне связать их воедино.

Маргерит, слушавшая его, казалось, с раздражением, пожала плечами.

– Разве я не говорила вам, что меня не интересуют ни ваши планы, ни Алый Пимпернель? К тому же вы ничего не сказали о моем брате…

– Немного терпения, умоляю, гражданка, – невозмутимо продолжал Шовлен. – Два джентльмена, лорд Энтони Дьюхерст и сэр Эндрю Ффаулкс, находились в тот вечер в «Приюте рыбака» в Дувре.

– Знаю – я видела их там.

– Они уже были известны моим шпионам, как члены пресловутой Лиги. Это сэр Эндрю сопровождал графиню де Турней и ее детей в путешествии через пролив. Когда оба молодых человека сидели одни в столовой, мои люди схватили их, связали, отобрали у них бумаги и вручили их мне.

В этот момент Маргерит почуяла опасность. Бумаги!.. Неужели Арман был неосторожен?.. Эта мысль наполнила ее ужасом. Но не желая, чтобы Шовлен заметил ее испуг, она весело рассмеялась.

– Честное слово, ваша наглость не знает пределов! Кража и насилие в Англии, в переполненной гостинице! Ваших людей могли поймать на месте преступления!

– Что из того? Они дети Франции и были натренированы вашим покорным слугой. Если бы их поймали, они пошли бы в тюрьму и даже на виселицу без единого лишнего слова. Как бы то ни было, игра стоила свеч. Переполненная гостиница не так уж опасна для подобных маленьких операций, как вы думаете, а у моих людей достаточно опыта.

– Ну, так что с этими бумагами? – беспечно осведомилась Маргерит.

– К несчастью, они хоть и дали мне сведения об определенных именах и передвижениях их обладателей, по-видимому, достаточные для того, чтобы предотвратить готовящийся coup [57]57
  удар (франц.)


[Закрыть], но оставляют меня в неведении относительно личности Алого Пимпернеля.

– Вы снова о старом и не даете мне наслаждаться концом арии, – упрекнула Маргерит, делая вид, что подавляет зевок. – И опять вы ничего не сказали о моем брате.

– Я как раз перехожу к нему, гражданка. Среди бумаг было письмо сэру Эндрю Ффаулксу, написанное вашим братом Сен-Жюстом.

– Ну и что?

– Письмо доказывает, что он не только сочувствует врагам Франции, но и помогает Лиге Алого Пимпернеля, а быть может, и является ее членом.

Удар, наконец, был нанесен. Ожидавшая его Маргерит не проявила испуга, решив оставаться спокойной и даже беспечной, сосредоточив для его отражения весь свой ум, считавшийся самым острым женским умом в Европе. Маргерит знала, что Шовлен говорит правду: он был слишком серьезен, слишком предан ложной цели, слишком горд своими соотечественниками-революционерами, чтобы опуститься до бесполезной лжи.

Письмо глупого, неосторожного Армана попало в руки Шовлена! Маргерит знала это так же хорошо, как если бы видела письмо собственными глазами. Шовлен держал его при себе с определенными целями, намереваясь впоследствии уничтожить или использовать против Армана. Маргерит знала все это, но вновь рассмеялась еще громче и веселее.

– Так вот оно что! – воскликнула она, обернувшись и глядя в лицо Шовлену, – Разве я не говорила, что речь идет об очередном воображаемом заговоре? Арман, состоящий в Лиге таинственного Алого Пимпернеля!.. Арман, помогающий французским аристократам, которых он презирает!.. Честное слово, эта история делает честь вашему воображению!

– Поймите, гражданка, – с непоколебимым спокойствием заговорил Шовлен, – что Сен-Жюст безнадежно скомпрометирован и не может рассчитывать на пощаду.

В ложе на некоторое время воцарилось молчание. Маргерит сидела неподвижно, пытаясь обдумать ситуацию и постараться найти выход.

На сцене Стораче допела арию и теперь, стоя в своем античном облачении, скроенном однако по моде восемнадцатого столетия, кланялась бешено аплодировавшей публике.

– Шовлен, – тихо заговорила Маргерит Блейкни без малейших признаков бравады, отличавшей ее предшествующее поведение. – Шовлен, пожалуйста, постараемся понять друг друга! Я чувствую, что мой мозг заржавел от пребывания в этом сыром климате. Скажите, вы очень стремитесь открыть личность Алого Пимпернеля, не так ли?

– Он самый страшный враг Франции, гражданка, и особенно опасен тем, что действует в потемках.

– Столь же опасен, сколь благороден… Ну, так вы намерены принудить меня выполнить для вас шпионскую работу в обмен на безопасность моего брата Армана, верно?

– Фи, мадам, вы использовали два безобразных слова! – вежливо запротестовал Шовлен. – Не может быть и речи о принуждении, а службу, которую я прошу вас выполнить ради Франции, никак нельзя охарактеризовать как шпионскую.

– Во всяком случае, здесь ее называют именно так, – сухо заметила она. – Ваши намерения таковы, не так ли?

– В мои намерения входит, чтобы вы добились полного прощения Армана Сен-Жюста, выполнив для меня небольшую работу.

– А именно?

– Проявив наблюдательность сегодня вечером, гражданка Сен-Жюст, – с энтузиазмом откликнулся Шовлен. – Послушайте! Среди бумаг, найденных у сэра Эндрю Ффаулкса, была одна маленькая записка. Смотрите! – и он протянул ей клочок бумаги, который четыре дня назад читали два молодых человека, когда на них набросились приспешники Шовлена. Маргерит поднесла его к глазам и прочитала несколько слов, написанных корявым, очевидно, измененным почерком:

"Помните, что мы не должны встречаться чаще, чем требует необходимость. Вы получили все инструкции на 2-е число. Если хотите переговорить со мной снова, я буду на балу у Г. "

– Что это означает? – спросила она.

– Взгляните еще раз, и вы все поймете.

– В углу эмблема: маленький красный цветок…

– Вот именно.

– Алый Пимпернель, – продолжала Маргерит. – А "бал у Г. " означает бал у Гренвилла… Сегодня вечером он будет на балу у лорда Гренвилла!

– Так я и понял эту записку, гражданка, – вкрадчиво произнес Шовлен. – Лорд Энтони Дьюхерст и сэр Эндрю Ффаулкс, после того как их связали и обыскали мои шпионы, были перенесены по моему приказу в одинокий дом на Дуврской дороге, который я арендовал для подобных целей, и оставались в нем пленниками до сегодняшнего утра. Прочитав эту записку, я решил, что они должны поспеть в Лондон, чтобы посетить бал милорда Гренвилла. Вы, надеюсь, понимаете, что им нужно многое сообщить своему шефу, и сегодня вечером им предоставляется для этого удобная возможность, согласно его записке. Поэтому два отважных джентльмена утром нашли все замки и засовы в доме на Дуврской дороге открытыми, их стражей исчезнувшими, а двух отличных лошадей стоящими наготове во дворе. Я еще не видел этих молодых людей, но думаю, мы можем не сомневаться, что они не опускали поводья, покуда не добрались до Лондона. Вы сами видите, гражданка, насколько все просто.

– На первый взгляд очень просто убить цыпленка, – в последний раз попыталась пошутить Маргерит, правда, на сей раз с горечью. – Нужно только поймать его и свернуть ему шею. Вот только цыпленку эта процедура не покажется такой уж простой. Вы держите нож у моего горла и заложника для моего послушания и находите все это необычайно простым, в отличие от меня.

– Нет, гражданка, я предлагаю вам спасти любимого брата от последствий его собственной глупости.