Текст книги "Флорентийский волшебник"

– Живописцем и ваятелем! – выпалил Леонардо. Его Звонкий голос будто струя свежего воздуха ворвался в застоявшуюся атмосферу комнаты. Возле больного старика до сих пор все ходили на цыпочках и даже приезжий арендатор осмеливался говорить только шепотом.

– Ты думай о двух вещах! – прохрипел Донателло. – О двух!

Взгляд его витал вокруг светлокудрой головы юноши, скользил по его стройному стану.

– Как ты похож на… на моего Давида!..

При последнем слове Леонардо содрогнулся. Он понял, что его так смутило при виде статуи. В мозгу стала вырисовываться забытая картина. Воспоминание об одном летнем дне, когда они с Никколо, решив выкупаться, сбежали к Арно и на глади тихой воды он увидел вдруг себя обнаженным.

– Как мой Давид, – повторил Донателло.

– Я видел его. Недавно. Не прошло еще и получаса, – улыбнулся Леонардо. – Очень… очень хорош, – добавил он.

Верроккио положил руку на одеяло больного.

– Мой учитель! Ты только что посоветовал Леонардо думать о двух вещах. Но ты не сказал, о каких.

– О каких? Разве ты не понял? – Веки у Донателло затрепетали. – Андреа! Ведь ты знаешь. Я научил тебя этому! Научи и ты его. Думать о красоте. И о правде.

«Красота и правда, – повторил мысленно Верроккио. – Бедный учитель мой. Тень прежнего маэстро. Твое тело лишено возможности двигаться. Тебе не видать больше красоты. Дом твой уже разграбили. А где найдешь ты правду?

– Слышишь ли ты, мальчик? – Легкие Донателло шумно втягивали воздух. – Слушай меня внимательно. Смотри, ничего не упускай из виду! Храни верность красоте и правде! Жизнь… – Он поднял высохшую, жилистую руку. – Жизнь… – И махнул рукой. – Ты, Андреа, хочешь, чтобы я его благословил?

Верроккио кивнул, и пальцы больного легли на плечо Леонардо. Юноша опустился на колено возле постели.

«Донателло, – подумал он. – Божественный живописец, как и Джотто[10]10
  Джотто ди Бондоне (1266/1276 – 1337) – великий итальянский художник, родоначальник итальянской живописи эпохи Возрождения.


[Закрыть]».

Старик пробормотал что-то, дрожащий палец, будто опадающий лепесток сказочного цветка, легко коснулся лба юноши.

– А теперь ступай, дитя мое, – прошептал умирающий. – Ты же, Андреа, останься. И ты, Джованни. Я должен с вами поговорить.

– Иди домой, я тоже скоро приду. – Верроккио погладил кудри своего ученика.

Поглощенный впечатлением от необычной встречи, Леонардо спускался по лестнице, едва передвигая ноги. Он рассеянно, хотя и учтиво, попрощался со старой Терезой и вышел на улицу.

Среди высоких зданий на Виа де Кокомеро с их галереями и выступами, с колышущимся на ветру бельем, уже улеглась темнота. Поперечпая же широкая улица встретила Леонардо совсем еще прозрачными сумерками.

Он медленно дошел до Соборной площади и остановился у южной стороны флорентийской колокольни перед рельефами в шестигранном обрамлении. Творения Пизано[11]11
  Пизано, Андреа (настоящее имя – Андреа да Понтедера, 1273–1348/1349) – итальянский скульптор и зодчий.


[Закрыть] уже обволакивал вечер, но Леонардо еще различал очертания фигуры своего любимца. Крылатого Дедала. Летающего человека.

И почему так пленил его этот образ? Может, потому, что самого не раз тянуло ввысь, хотелось улететь, как перелетной птице, далеко-далеко.

Он долго простоял здесь. Давно исчезли лиловатые лоскуты заката. Сумерки стали густыми, но чистое и легкое, туго натянутое флорентийское небо все еще светлело в вышине. В домах уже зажигались огни.

Когда Леонардо свернул за угол высокого дома, в одном из окон бельэтажа вдруг загорелась свеча и он увидел лицо молоденькой девушки. Ее глаза озарились улыбкой. Леонардо как завороженный смотрел на окно. Не оставалось сомнения: девушка улыбнулась именно ему и даже помахала при этом зажженной свечой.

Потом все исчезло. Свеча, девушка, улыбка. На небольшой площади подростки гоняли мяч. Они спешили использовать остатки дня и были раздосадованы, когда франт в красном плаще помешал им своими расспросами. Тем не менее один из них все же откликнулся на вопрос Леонардо.

– Вы спрашиваете про тот дом на углу, что выходит в переулок? Это дворец Чести.

– Дворец Чести? – Сердце Леонардо сильно забилось. Рука инстинктивно потянулась к поясу, чтобы нащупать подаренный ему синьором Чести кинжал. Но кинжал остался в чулане дома мессера Андреа. Леонардо хотел взять его с собой, по учитель предостерег его: они направляются во дворец Медичи, а туда можно идти только безоружным.

Но к чему кинжал? И так свежи воспоминания.

– Дочь Чести… – с благоговением произнес Леонардо. Как ее зовут? Он должен узнать.

Глава шестая
Дома, цветы, лица и чудовище

Ее звали Франческа, и была она дочерью жившего в изгнании Андреа Чести. Леонардо видел девушку трижды.

Впервые – у окна со вспыхнувшей свечой.

На другой день под каким-то предлогом он убежал с занятий. До позднего вечера бродил около дворца Чести. И ждал, ждал, голодный, мучимый жаждой. Хотелось снова увидеть очаровавшее его лицо. Но в окнах помрачневшего дома никто не появлялся, а из дверей не выходила ни одна живая душа. Казалось, здание покинуто всеми обитателями. Но вдруг упорный юноша заметил, как чья-то невидимая рука поставила на окно глиняный цветочный горшок с розовыми цикламенами. Цветок появился на том же самом окне, за которым он накануне увидел Франческу.

Домой Леонардо вернулся в смутной тревоге, в душе проклиная себя. Что ему, собственно, понадобилось там? Увидеть благородную барышню? Издали безмолвно восторгаться ею?

Целых два дня он не мог отлучиться из мастерской и сходить ко дворцу Чести, и эти дни были полны суматохи, спешки, непонятного смятения. Он испортил свой рисунок, плохо растер краски, уронил любимый глиняный сосуд маэстро, и сосуд вдребезги разбился.

В субботу после обеда ему удалось, наконец, вырваться из мастерской. Он снова стал слоняться по маленькой площади. Те же мальчишки опять играли в мяч – Леонардо это показалось хорошим знаком. И в самом деле. Мальчик, стоявший в одиночестве и не принимавший участия в игре, оказался сыном швейцара соседнего дома. Скользнувший в его ладонь медный грош развязал ему язык, и Леонардо узнал имя девушки, выяснил и то, что женщины дома Чести по воскресеньям ходят к мессе в церковь Санта-Мария Новелла.

– С чего это ты вздумал идти в Новеллу? – поморщился мессер Андреа, услышав просьбу своего ученика.

Верроккио вообще не проявлял особого рвения к выполнению религиозных обрядов. Правда, по вокресеньям он в сопровождении всех своих домочадцев посещал собор или другую церковь, дабы не стать притчей во языцех и не лишиться заказов братии. Вот Леонардо и попытался упросить его пойти вместе с ним в Новеллу. Но Верроккио наотрез отказался:

– Никак не могу. У меня свидание с Поллайоло[12]12
  Поллайоло, Антоиио (1429/1433 – 1498) – итальянский живописец, гравер и скульптор эпохи Возрождения.


[Закрыть] в Сан-Лоренцо. Но почему тебя потянуло вдруг в Новеллу?

Леонардо мог бы, конечно, сказать, что там будет нынче необычная проповедь. Мог бы приврать, что хочет еще раз посмотреть на знаменитую картину Дуччо.[13]13
  Дуччо ди Буонинсенья (ок. 1255–1319) – крупный итальянский живописец эпохи Возрождения.


[Закрыть]

– Я там должен увидеть кое-кого… – смущенно проговорил он.

Верроккио улыбнулся.

– Ах, дитя, дитя! Ну иди, ступай один. Гляди только: не сверни шею под лесами.

Строительство церкви Санта-Мария Новелла, фундамент которой был заложен около двухсот лет назад, все еще не было завершено. Густая сеть лесов закрывала фасад, здесь велись скульптурные работы по тончайшим эскизам выдающегося мастера мессера Альберти.[14]14
  Альберти, Леон Баттиста (1404–1472) – итальянский ученый, теоретик искусства эпохи Возрождения, живописец, архитектор, поэт, музыкант.


[Закрыть] Но, невзирая на леса, эта первая большая церковь Флоренции по воскресеньям наполнялась людьми.

Здесь Леонардо вторично увидел Франческу. Франческу Чести.

Девушка стояла на коленях рядом с матерью в одной из капелл, перед высоко подвешенным распятием, под которым заботливые руки положили букеты цикламенов. Шестью дюжинами восковых свечей было освещено это распятие. Создание великого Брунеллески.[15]15
  Брунеллески (Брупеллеско), Филиппе (1377–1466) – итальянский архитектор эпохи Возрождения.


[Закрыть]

Славный зодчий, воздвигнувший всемирно известный купол собора,[16]16
  Колоссальный восьмигранный купол флорентийского собора имеет диаметр у основания ок. 42 м, высоту – свыше 35 м. Строился в 1420–1436 гг. без лесов. Является выдающимся памятником архитектуры и инженерного искусства.


[Закрыть] решил доказать свое умение и как ваятель. И что же? Он оказался соперником самого Донателло. Историю этого благородного состязания Леонардо слыхал уже от мессера Андреа, который в один из воскресных дней все же повел своих питомцев в Новеллу.

Леонардо, шедший сюда с мечтой увидеть наконец Франческу, теперь больше смотрел на распятие, чем на молящуюся красавицу со склоненной головой.

С трудом оторвав глаза от распростертых жилистых рук и обтянутых кожей ребер мученика, он перевел их на девушку, стараясь различить черты ее лица под ниспадавшей на него черной вуалью.

Казалось, и Франческа Чести заметила безмолвно и взволнованно оглядывавшегося юношу, который изящно опирался об одну из колонн. Хоть она и не обращала к нему своего взгляда, но на губах у нее играла легкая улыбка, странная и далекая, чем-то напоминавшая Леонардо улыбку цыганки у ключа. Но тут же он стал гнать прочь явившиеся так некстати воспоминания. Бродячая цыганка и молящаяся дочь Чести. Такое сравнение – кощунство!..

Выходя с матерью в сопровождении еще двух пожилых дам из капеллы, Франческа чуть подняла опущенные ресницы, Леонардо, белокурый и бледный, стоял, освещенный зыбким пламенем свечей, темно-красный плащ оттенял юную красоту его лица. Франческа была в трауре, ее волосы были скрыты под черной вуалью. Леонардо догадался, по ком она скорбит. По погибшему кузену. Возможно, даже и по отцу. Что сталось с синьором Чести? Не настигли ли его в Лукке или в другом месте, где он думал скрыться, наемные убийцы Медичи?

Спросить об этом у Франчески? Да разве он осмелится заговорить с ней?

Тем более это исключено здесь, в церкви. Толпа теперь отделила его от уходящих женщин дома Чести, но Леонардо твердо решил посетить Франческу.

После ужина он отвел в сторону помощника («правую руку») мессера Андреа, Сандро, слывшего топким знатоком флорентийских обычаев. Коротко рассказав ему историю бегства Андреа Чести, Леонардо обратился к молодому человеку за советом.

Сандро снисходительно смотрел на него. Ведь ему нет еще и пятнадцати.

– Глупый ты ребенок, – прошептал он, – ты собираешься нанести визит врагам Медичи? Пойми, гы должен молчать о своем приключении в горах, да и в Лукке тоже. Не вздумай когда-нибудь кому бы то ни было заикнуться о происшедшем. Малейшая откровенность может погубить тебя. Забудь эту семью, забудь и эту синьорину.

Странно, ведь мессер Андреа говорил: «Никогда ничего не забывай»!

А тут ему толкуют, чтобы он забыл пережитое вместе со спасающимся Чести! Дорогу по горным тронам под звездами. Пир. Кинжал. И над всем этим – сияющую при свете свечи улыбку Франчески.

На другой день он попросил у маэстро разрешения посетить знакомую семью.

Верроккио рассеянно слушал Леонардо. У него сегодня не клеилось с литьем, над которым он работал с двумя учениками. Он знаком попросил не мешать ему.

Перед закатом солнца Леонардо надел плащ, пристегнул свой великолепный кинжал и поспешил во дворец Чести.

Только он пересек площадь, как огромные ворота дворца раскрылись и оттуда выехало человек двенадцать вооруженных всадников. Следом за ними одетые во все черное слуги поспешно несли паланкин.

Леонардо помчался вдогонку процессии. Всадники чуть было не растоптали его, но ему все же удалось вплотную подобраться к паланкину.

– Куда, куда вы? – спросил он у слуг. – Постойте, остановитесь!

Слуги на миг задержались, из-за чуть раздвинувшихся занавесок показалось личико Франчески. Глаза ее встретились с глазами Леонардо. Она с грустью улыбнулась юноше, вопросительно и таинственно, но паланкин, покачиваясь, уже удалялся и чья-то рука задернула на нем бордовые занавески.

– Мы едем в Ливорно! – выкрикнул одни из всадников, пожалев отчаявшегося юношу. – А оттуда – дальше по морю… В Геную…

Ливорно… В мозгу Леонардо забарабанило название враждебного города. Он как в бреду увидел вздрагивавшее на волнах, поспешно поднимавшее паруса морское судно.

Затем все исчезло, осталась только улыбка, улыбка Франчески.

С тяжелым сердцем побрел Леонардо к дому.

Унесшаяся вдаль улыбка и имя не забывались. А время не стояло на месте, за осенью шла зима, зиму сменяла цветущая весна, и Леонардо ожидали все новые и новые Задания в мастерской Верроккио. Правда, милое имя Франческа, напоминавшее по звучанию щебет птиц, ему приходилось теперь слышать довольно часто. Его отец женился Этой весной на дочери мессера Ланфредини – Франческе.

– Ну, как тебе нравится твой сын? – спрашивал, весело смеясь, сэр Пьеро у своей невесты, представляя ее Леонардо.

Франческа Ланфредини покраснела. Стоящий перед ней красивый осанистый юноша был младше ее самое большее на два года. Странная обязанность свалилась на нее: быть матерью такого большого «ребенка».

Итак, Франческа краснела, потупив взор. Сэр Пьеро же хохотал от души. А Леонардо, приняв с некоторым удивлением к сведению, что отныне должен будет почитать столь молоденькую даму за мать, уже размышлял о другом. Будет ли доволен мессер Андреа вылепленной им, Леонардо, из воска головкой ангела? В уголках губ того ангела играла улыбка, которую Леонардо хранил в своем сердце.

Вскоре после женитьбы сэр Пьеро совсем покинул дом в Винчи, оставил и свою скромную «холостяцкую берлогу» в городском монастыре и снял дом на площади Сан-Флоренция, в двух шагах от здания Синьории. Свое новое жилище он обставил с величайшей заботливостью. Спустя несколько месяцев он взял к себе в дом и сына.

Леонардо переселялся с радостью. Он был доволен не потому, что оставлял дом мессера Андреа. Напротив, он все больше и больше привязывался к своему учителю, проникался к нему любовью в благодарностью. Но у отца его ожидала отдельная комната, до некоторой степени даже обособленная от остальных помещений, в небольшом боковом флигеле. Теперь не будет необходимости делить свою комнату с товарищами, как это было до сих пор: в тесной спальне кроме него жили еще двое учеников. У отца же он сможет, если ему захочется, после занятий оставаться один. Порою его тянуло к одиночеству. Вовсе не потому, что он чуждался людей, избегал их общества. Просто ему хотелось узнать самого себя. Леонардо исполнилось шестнадцать лет. Он был статный, высокого роста, сложением намного крепче своих сверстников. Люди заглядывались теперь на его лицо, фигуру, им любовались, с ним охотно сближались. Но в свободные дни он предпочитал отправляться на загородные прогулки один, наблюдая жизнь природы, внимательно изучая камни, травы, любуясь ландшафтом. Он гулял большей частью пешком, взбирался на горы. Там, вдали от всех, он кидался в объятия душистой, пахнущей мятой травы, потом шел в какое-нибудь селение освежиться стаканом вина.

Однажды он явился в селение как раз на майское празднество. За деревней, на широком поле, что-то выкрикивая и размахивая руками, бегали парни. Старшие сидели за длинными украшенными лентами столами, уставленными флягами с вином. Восседал там и староста, шутки ради вместо колпака надевший на свою лысую голову венок из цветов.

Староста поднялся с кубком в руке.

– Тихо! – крикнул он.

– Тихо! – прокатилось над полем эхо, отчего шум не только не утих, но стал просто невообразимым.

Больше всех кричали резвившиеся тут же ребятишки. Поодаль сидели полукругом женщины и девушки. Как яркие цветы, пестрели на траве их широкие юбки.

Леонардо стоял у придорожной рощицы. Не одна девушка подолгу останавливала на нем свой взгляд. Он же, не отрываясь, следил за объездчиками. Вдруг со всех сторон раздались восторженные крики. Парень вывел на поле разгоряченного буланого жеребца. Конь становился на дыбы, приплясывал, дергался, норовя вырваться.

Плешивый староста в венке набекрень снова поднял свой кубок и, мотнув головой в сторону готовившихся к объездке парней, выкрикнул непонятные или просто не расслышанные Леонардо слова, которые вызвали новый взрыв восторга.

Парнишка с едва намеченными усиками теперь вскочил на неоседланного жеребца. Буланый до тех пор извивался, взлетал вверх, раздувал ноздри, пока ему не удалось скинуть седока. И вот необъезженный жеребец уже стоит над ним, насмешливо ржет, роет копытом.

Но к буланому уже подкрался другой смельчак и тоже ловко вскочил на него. Но и ему повезло не более, чем первому. Конь рванулся вперед, затем отскочил в сторону и сбросил парня. Тот упал на бок.

И третьего объездчика постигла та же участь.

Леонардо, не торопясь, приближался к группе молодежи. Сейчас на спине буланого оказался долговязый бородач, с которым норовистое животное ничего не могло поделать. Конь плясал, взбрыкивал, но беспрерывно подбрасываемый седок всякий раз терпеливо плюхался ему на спину и длинными, низко свисающими ногами изо всех сил сжимал его бока.

Буланый тоже не сдавался. Вот он, в ярости потупив голову, понесся во весь опор. Седок рванул под уздцы, но добился лишь того, что жеребец начал бешено кружить. Объездчик удержался, и толпа восторженными криками приветствовала победителя. Впрочем, ненадолго. Конь, неожиданно вскинув голову, вздыбился. Седок, прижимавшийся до сих пор к шее лошади, теперь покачнулся и потерял равновесие. Почувствовав, что ему не удержаться, он как раз вовремя соскочил с коня.

После этого жеребец зафыркал и, шумно отдуваясь, стал трясти гривой – казалось, он подмигивает небесам, призывая их в свидетели своего торжества.

– Дьявол! Дьявол! – пригрозил ему кулаком долговязый, после чего, прихрамывая и держась за поясницу, направился к друзьям.

А буланый преспокойно поплелся следом за ним.

– Не позволите ли и мне попытать счастья? – спросил тихо Леонардо, подходя к группе парней.

Городского юношу встретили по-разному: злыми, сочувственными и равнодушными взглядами.

– Дьявол это! Сущий сатана! – проговорил бородатый, едва переводя дух.

Сидевший за столом староста, заметив нового объездчика, тонким голосом крикнул:

– Ты откуда?

– Из Флоренции.

– Чей будешь?

– Сэра Пьеро, нотариуса.

– Тогда готовься на тот свет! Вон полюбуйся на Филиппе!

Паренек, которого конь сбросил первым, бледный, с остановившимся взглядом, лея;ал под кустом.

Леонардо понимающе кивнул и все же подошел к буланому.

Он медленно протянул к нему руку. Конь начал отступать, затем остановился, фыркнул и вскинул голову. Глаза его злобно и – как показалось Леонардо – возмущенно сверкнули. Леонардо, подступил к коню вплотную и похлопал его по шее. Конь тревожно заржал, брызжа пеной и свирепо роя землю. Леонардо наклонился и молниеносно схватил его за неугомонную переднюю ногу. Конь хотел вырваться, но ему это не удалось. Тогда он рванулся вперед и чуть было не сбил Леонардо, который продолжал держать коня за ногу. Он лишь тогда разжал стальные тиски пальцев, когда конь, видимо, угомонившись, поднял голову и ехидно покосился в его сторону. Только того и ожидая, Леонардо мгновенно очутился на его спине.

Огненное чудовище методично проделывало с ним все то же самое, что и с предыдущими своими жертвами. На этот раз, правда, не так успешно. Конь яростно дергал шеей, принимался плясать на дыбах, когда же каблуки юноши еще глубже впились в его бока, он пустился вскачь.

Поднялся крик, мальчишки побежали вслед за мчавшимся жеребцом. Парни, вскочив на коней, бросились вдогонку верхом.

– Он скинет его у скал, как пить дать, – бормотал бородатый, быстро крестясь и кивая головой. – Может, тебе, Филиппо, еще больше других повезло, – обратился он к лежавшему под кустом пареньку.

Никто из верховых не мог настичь буланого. Стрелой перелетев через заросли кустарника, он ринулся к скалистому обрыву.

Леонардо склонился к уху взбудораженного животного.

– Ну чего ты спешишь? Куда ты? – спросил он с тихой лаской.

А каблуки его все с той же силой впивались в бока коня, рука время от времени натягивала удила.

У скал буланый, тяжело отдуваясь, остановился. Теперь Леонардо стало куда легче управлять им. Он спокойно повернул коня, который, присмирев, легкой рысцой возвращался к месту гулянья.

На поляну Леонардо прибыл в сопровождении триумфальной процессии. Парни, следовавшие за Леонардо, смотрели на него с благоговением. На поляне их окружила возбужденная толпа.

– А ты все же не совсем городской, – заметил староста, повесив на шею Леонардо венок из цветов, величиной с колесо, который девушки заблаговременно приготовили для победителя.

– Я из Винчи.

– С земли ив, – засмеялся староста. – Давай-ка, сынок, выпей с нами за компанию. Лошадку, сдается, ты объездил. Случится заглянуть в наши края – всегда она будет к твоим услугам. Я тебе говорю: ведь этот чистокровный бес – мой. А в доме у меня ты будешь желанным гостем.

Женщины уже несли корзины, полные пышек, поджаренных на шкварках.

Леонардо пристроился среди парней и, порядком проголодавшись, с удовольствием угощался. Вино, отличное, золотистое, слегка отдавало медом. Оно развеселило всех, и люди хором запели:

 
Майской зарею мне радостно,
Бодро проснусь – осушу
Полный бокал вина доброго,
В горы пойти поспешу.
 
 
Там я срублю одно деревце,
Там же цветов поищу,
Ими в волшебную палочку
Деревце то превращу.
 
 
Если волшебную палочку
В землю воткну, то тогда
Будет вино в изобилии,
Радостно будет всегда![17]17
  Здесь и далее стихи даны в переводе И. Глазкова


[Закрыть]
 

Наконец песня смолкла. Отяжелели головы. Оттуда, где сидели девушки, еще долетал порой приглушенный смех, но парни притихли, каждый думал уже, видно, о завтрашнем дне.

В ленивых лучах солнца возле бессильно свисавшей руки Леонардо нежилась зеленоглазая ящерица. Где-то совсем рядом стрекотал кузнечик, как бы желая продлить своей музыкой веселье.

Леонардо стал прощаться. До дома было часа четыре ходьбы.

– Смотри, не бросай венок, – предупредили его парни. – Возьми его с собой, повесь дома над кроватью, и тогда твое желание сбудется.

Леонардо, улыбаясь, нес в руках венок, а в сердце – теплоту к новым друзьям. Он даже с буланым простился. Уходя, шепнул ему на ухо:

– Смотри, чтобы узнал меня…

Глаза коня взволнованно блестели. Он нервно поднял голову, потом кивнул, как бы говоря: «Хорошо».

Перед склоном, у речки, бегущей к Арно, Леонардо остановился. Солнце уже скрылось за венчанной лесом вершиной. Там, на западе, по ту сторону горы, ждала его Флоренция. Она еще вся в золотых солнечных лучах.

С моста Леонардо кинул венок в речку и долго следил, как уносит его течением. Среди совсем еще свежих цветов, казалось, позванивали голубые колокольчики. Теперь что же, выходит, желание не сбудется?

В приметы Леонардо не верил. А желание у него было одно: стать живописцем.

И чтобы его осуществить, он, кроме заданий, которые одно за другим давал ему маэстро, добровольно брался, как только представлялся случай, за различные работы, порой совсем необычные.

Когда он возвратился домой, отец встретил его со словами:

– Я побывал в Винчи. И, знаешь, кое-что тебе привез.

«Наверное, бабушка Лучия напекла пирогов», – решил Леонардо. Давненько он не пробовал ее пирогов с винными ягодами и теперь при мысли о них Леонардо даже глотнул, тем более что за долгую дорогу он изрядно проголодался.

Но отец привез вовсе не пироги. Оказывается, один виноградарь вручил деду Антонию круглую дощечку и сказал:

«Как я прослышал, внук ваш решил стать живописцем. Говорят, будто в самой Флоренции обучается. Ну так вот, пускай он покажет свое умение и намалюет мне что-нибудь такое, что бы отпугивало от сада и виноградника непрошенных гостей, которые любят туда наведываться… Особенно когда никого не видно поблизости. Мне, стало быть, нужен щит для острастки птиц и сорванцов. Пора им отучиться шнырять по винограднику да лазить по деревьям».

– Так что, сынок, возьми эту штуку и нарисуй ему что-нибудь, – закончил сэр Пьеро, протянув сыну круг. – Пускай и дома увидят, насколько ты уже освоил свое дело. Недели через две я снова прогуляюсь верхом в Винчи.

– К тому времени будет готово, – заверил отца Леонардо.

Вечером, улегшись в постель, он стал припоминать картины гулянья. В глухой темноте раздалось яростное ржание буланого, из его широко раздутых ноздрей с шумом вырывался воздух. Затем перед ним возникли испуганные глаза одного из объездчиков, который слетел с коня, и свирепый взгляд доведенного до исступления жеребца. Но вдруг взгляд его погас, теперь на Леонардо смотрела уже маленькая ящерица. Как холодны ее глаза! Точно ледяная вода. Зато взгляд буланого горит огнем. Да, огонь и вода непримиримы, и оттого, что вода так холодна, она еще страшней. Страшней? Так ли? Вон как ласково покачивает она венок на своих волнах! А не таится ли в том венке какой-нибудь аспид?!

На другой день, покончив с занятиями в мастерской, Леонардо отправился на прогулку. За городом он ловил бабочек и стрекоз, а дома часами наблюдал за принесенными в кармане насекомыми. Такие загородные прогулки Леонардо с этих пор совершал ежедневно.

Ночью он тщательно обстругал присланный из Винчи щит, отшлифовал его костным порошком, загрунтовал гипсом, потом поставил сушить. Для просушки требовалось две недели. За это время Леонардо собрал множество дохлых и живых существ. Комнату свою он держал всегда на запоре. Напрасные предосторожности: и так ни у кого не было охоты заходить туда. Синьору Франческу, например, мутило от исходившего из комнаты пасынка зловония.

Да, здесь теперь царил смрад, грязь. Всюду валялись ободранные ящерицы, дохлые змеи, бабочки и саранча. В закрытой банке сидела большая жаба. В одну из ночей охота Леонардо на чердаке окончилась удачей: он сумел наконец поймать летучую мышь. Вместо того, чтобы спать, он при свете лампы изучал свою добычу. Леонардо обогатил коллекцию новыми видами ящериц и следил за их движениями, за тем, как они шевелили конечностями. Все замеченное он тщательно зарисовывал. И вот из множества деталей родилось сказочное чудовище, его Леонардо и перенес на деревянный щит.

Отец уже забыл о просьбе крестьянина, когда Леонардо закончил работу.

В воскресенье утром он позвал отца в свою комнату.

Сэр Пьеро еще в коридоре начал водить носом.

– Знаешь, Франческа жалуется, что ты здесь такое разводишь… – И он принюхался. – Да нет, как будто ничего страшного.

Действительно, Леонардо к этому времени успел вычистить свое жилье. Он завесил окно тяжелой портьерой, оставив щелочку для луча света. Луч был направлен на картину, где, словно живое, рвалось из пещеры устрашающее чудовище. Оно извергало струи яда, дыма, пламени.

Вошедший в комнату сэр Пьеро отпрянул. Он готов был уже броситься прочь, но смех сына удержал его:

– Это ведь только рисунок! Ага, значит щит отвечает своему назначению? Вас испугало сие исчадие ада? Не так ли? Теперь вы видите, отец, на что способен художник! Не бойтесь! Спокойно снимите щит с мольберта и заберите его с собой в Винчи. Именно на такой эффект я и рассчитывал. Значит, я не ошибся. Стоило поработать!

Он отдернул портьеру. Солнечный свет затопил помещение. Но чудовище и при дневном свете не утратило своей грозной силы.

Сэр Пьеро однако не забрал щит с собой в Винчи. Он предпочел показать работу сына одному из знатоков, владельцу лавки художественных изделий мессеру Бартоломео.

– Ну, как ваше мнение? – спросил он, выпростав щит из-под скрывавшей его холстины.

Надо сказать, что мессер Бартоломео тоже опешил в первую минуту. Затем, прищурив глаз, стал вглядываться в изображение. Осторожно постучал по дереву.

– Инжир.

– Купите? – спросил сэр Пьеро.

– А чье это произведение?

– Моего сына. Он ученик маэстро Верроккио.

– Пожалуй, страшней этого даже сам мессер Андреа не смог бы создать. Что же, торговаться с вами не стану. Хотите – получайте сто дукатов.

Сэр Пьеро, не веря своим ушам, осторожно протянул ладонь.

А на базаре среди старья он отыскал и купил за медный грош щит для отпугивания воробьев с топорным изображением черной стрелы.

Чудовище же Леонардо, прославившись вскоре как великолепное творение неизвестного, но выдающегося художника, было увезено в далекие края. Миланский герцог выплатил За него триста дукатов.