Текст книги "Лживый язык"

– Через три часа? – сказал я.

Крейс оторопел, посмотрел на меня так, будто я его оскорбил.

– Нет, так не пойдет. Через полтора.

У меня было такое ощущение, что я торгуюсь на аукционе.

– Давайте компромисс? Через два.

Крейс подумал и кивнул.

– Ладно. Но ни минутой позже.

После завтрака он, шаркая ногами, удалился в свой кабинет и вскоре вернулся с деньгами. Время он свое отмеривал, а на деньги был щедр. Интересно, где он хранил свои немалые сбережения?

– Здесь триста евро, – сказал Крейс. – Если слишком нагрузитесь, берите водное такси до моста. То, что не потратите, можете оставить себе.

– Спасибо. – Беря деньги, я почувствовал, что его палец чуть дольше задержался на моей ладони.

– Значит, жду вас в одиннадцать, – сказал Крейс, закрывая за мной дверь.

Я пошел через мост.

Скрывшись из его поля зрения, я ускорил шаг и, вытащив из рюкзака путеводитель, стал листать синие страницы в конце книги. По городу. Информация от А до Я: проживание, банки и деньги, бизнес, преступность и меры безопасности… лекарства… медицинское обслуживание и больницы… Интернет и электронная почта. Я определил по карте местоположение ближайшего интернет-кафе и быстро направился туда. Насидевшись в четырех стенах палаццо в компании высохшего дряхлого старика, я получал огромное наслаждение, шагая в толпе. Чувствовал себя свободным. Я улыбнулся проходившим мимо двум продавщицам и даже обернулся им вслед. Подходя к бару, я уловил аромат кофе. Вот бы сейчас сесть за столик и просто смотреть, как течет жизнь, подумал я, но устоял перед соблазном, хотя час был ранний, только половина десятого, и в запасе у меня было много времени.

По прошествии нескольких минут я нашел нужную улицу, миновал банк, фруктовую лавку, две булочные-кондитерские, еще один бар. Пошел в обратную сторону. Меня охватывала паника. Вывески интернет-кафе я нигде не видел. Это где-то здесь. Нужно просто спросить. Я вошел в бар. У мраморной стойки пять-шесть мужчин потягивали вино. В Венеции бокал вина называли uriombra, что значит «тенек», поскольку традиционно вино здесь хранили в тенистых уголках города; разумеется, никаких погребов не было.

Я купил бутылку воды и спросил у бармена, мужчины с загрубелой кожей лица и резко очерченными чертами, где находится интернет-кафе.

– Рядом с банком, вниз по лестнице, – ответил бармен. – Только оно закрыто.

– А когда открывается?

Бармен пыхнул сигаретой.

– Уже не откроется. Закрылось навсегда.

– Вы ничего не путаете?

Вместо ответа бармен вновь выпустил дым и отвернулся.

Я достал из рюкзака карту и нашел другое интернет-кафе, в двадцати минутах ходьбы от этого бара. Потом глянул на часы. Времени у меня будет не так много, как я надеялся, хотя с покупками я должен был управиться быстро. Я допил воду, оставил на стойке несколько монет и пошел в направлении Дорсодуро. Шагая по городу, идя по мосту Академии, петляя по узким улочкам, я пытался наслаждаться отпущенными мне двумя часами свободы. Но, видя очередную церковь, в которой наверняка размещались впечатляющие произведения искусства, я чувствовал, как во мне копятся обида и злость. Когда я добрался до интернет-кафе, у меня было такое ощущение, будто я искупался в теплой липкой жидкости.

Войдя в прохладное, оборудованное кондиционерами помещение, я испытал физическое облегчение, но времени на отдых не было. Я подошел к стойке администратора, и тот выделил мне компьютер. Я зарегистрировался в системе и напечатал адрес поисковой программы. Потом набрал имя Крейса. Компьютер выдал более пяти тысяч статей. Интересно, почему я прежде почти ничего о нем не слышал? Я открыл первую статью.

В кратком биографическом очерке сообщалось, что он родился в 1931 году в Эдинбурге, где его отец работал учителем физики в частной школе. В 1949 году поступил в Оксфордский университет, где изучал английский язык и литературу, в 1952 году получил диплом. Крейс решил пойти по стопам отца и устроился учителем в малоизвестную частную школу в Дорсете. Именно в период учительства он написал свой первый роман «Дискуссионный клуб», опубликованный в 1962 году. «„Дискуссионный клуб“ – это не только новое слово в литературе, но еще и умная метафора, срывающая маску лицемерия с нашего так называемого современного цивилизованного общества и обнажающая его безобразное лицо» – так охарактеризовал роман критик «Таймс». Интересно, как отреагировали на такую книгу коллеги и родители учеников Крейса? В статье также говорилось, что на сегодняшний день продано более трех миллионов экземпляров этого романа. Были сведения, что Крейс работает над другим романом, но он так ничего и не опубликовал. В 1967 году Крейс заявил журналистам: «С писательством покончено, мне больше нечего сказать людям. Мой первый роман принес мне огромный успех, и я благодарен своим читателям за поддержку и признание. Но я не уверен, что они будут благодарны мне, если я продолжу печататься. Зачем портить столь идеально прекрасные отношения?»

Я вернулся на первую страницу и стал просматривать заголовки пяти тысяч статей, ища, за что бы зацепиться. Сплошные библиографии и краткие биографические справки. Ничего более основательного и подробного. А что же та женщина? Миссис М. Шоу? Ощущая нарастающее возбуждение, я напечатал в поисковой строке ее имя и имя Крейса и, прикусив ноготь большого пальца левой руки, стал ждать. Я был уверен, что иду по верному пути. Мне казалось, что крошечный компьютерный значок на экране монитора кружился несколько секунд дольше, прежде чем появилось сообщение: «Результаты поиска – О». Я вновь задал поиск, напечатав на этот раз одни только фамилии, но в ответ получил бесполезную информацию о некоей семье из Форт-Уорта, в роду которой были и Крейсы, и Шоу. Я уже хотел дать запрос на Лавинию Мэддон, но потом глянул на часы в нижнем правом углу экрана монитора. Они показывали 10:14. У меня оставалось всего сорок пять минут на то, чтобы сделать покупки и вернуться в палаццо.

Собираясь закончить поиск, я вернулся на первую страницу и вновь пролистал список статей. Среди ненужного материала – одинаковых статей, форумов, на которых обсуждались достоинства фильма в сравнении с книгой, сплетен о различных актерах, снявшихся в фильме, – я вдруг увидел заголовок «Писатель Гордон Крейс находит труп своего квартиранта. Самоубийство…». С замиранием сердца я открыл статью. Сведений в ней было немного; кто-то потрудился разместить в Интернете отрывок из газетного сообщения, напечатанного в августе 1967 года. Я пробежал глазами статью, ища имя погибшего. Оно не упоминалось. Я закрыл поисковую программу, выключил компьютер, расплатился и выскочил на улицу. В Венеции всего несколько приличных супермаркетов, и один из них, «Билла», слава богу, находился на набережной Дзаттере.

В магазине я помчался между рядами полок, словно безумный, бросая в тележку все, что попадалась на глаза: свежие фрукты и овощи, хлеб, оливковое масло, кофе, колбасы и сыр, чистящие средства. Выстояв очередь в кассу, я расплатился за покупки и увидел, что у меня еще хватит денег на то, чтобы добраться до палаццо на водном такси, коим я был вынужден воспользоваться, поскольку часы уже показывали без пятнадцати одиннадцать. По мобильному телефону я позвонил в центральную службу заказов водного такси, но мне ответили, что свободный транспорт у них появится не раньше чем через полчаса, а ждать я не мог. И чем дольше я стоял на Дзаттере, глядя на здание Молино-Стаки[15]15
  Молино-Стаки – бывший мукомольный завод, в настоящее время отель.


[Закрыть] на острове Джудекка, тем сильнее нервничал. Проплывавшие мимо катера были битком набиты пассажирами. Я пытался голосовать, но водители катеров, с надменным выражением на лице, пренебрежительно отмахивались от меня. Я уже потерял всякую надежду и вдруг увидел вапоретто на канале ди Фузина. Окутанный клубами дыма, маршрутный кораблик с пыхтением остановился возле меня. Это был № 82, следовавший до Сан-Дзаккариа. Покупать билет времени не было, поэтому я рискнул поехать зайцем. Этот водный путь, пролегавший между двумя островами, мимо барочного великолепия церкви Санта-Мария делла Салюте, наверно, был одним из самых впечатляющих на свете, но я не обращал внимания на знаменитые виды. Меня снедала тревога, так как я не знал, что скажу Крейсу по возвращении в его палаццо. Я был уверен, что старик непременно заметит печать вины на моем лице.

На остановке «Сан-Дзаккариа» я нашел, – хотя теперь, разумеется, уже можно было не торопиться, я все равно опоздал, – свободное водное такси, водитель которого, симпатичный мускулистый мужчина с загорелым лицом, грелся на солнышке на набережной в ожидании пассажиров. Мы договорились о цене, и он, взяв мои пакеты, помог мне погрузиться в его катер. Я видел, что водитель настроен дружелюбно и был бы не прочь со мной поболтать, – ведя такси по узким каналам в направлении Кастелло, он постоянно оборачивался и улыбался мне, – но я не был расположен к беседе. И чем больше я убеждал себя, что мне не о чем волноваться – ведь я не совершил ничего дурного, – тем тревожнее становилось у меня на душе. Когда мы приблизились к небольшому каналу, который вел к палаццо Крейса, я увидел целую флотилию гондол, качающихся на темной воде. Как там Крейс недавно высказался о гондолах? «„Лодка с гробом проплывает“.[16]16
  Неполный стих из поэмы Байрона «Беппо» (1818), строфа XIX. Приводится в переводе В. Левика.


[Закрыть] Байрон», – сказал он. Это было банальное замечание, по сути, клише, но тогда почему-то этот образ подействовал на меня угнетающе.

В палаццо я прибыл в половине двенадцатого. Пробежал по мостику, вошел в дом. Тишина.

– Гордон? Гордон? – закричал я, открывая дверь. – Простите меня за опоздание. Вы не поверите – никак не мог найти водное такси.

Мне никто не отвечал.

Я прошел в гостиную. Никого. На кухне Крейса тоже не оказалось. Я постучал в дверь его спальной комнаты.

– Гордон? Вы там?

Я отворил дверь и увидел, что он лежит на кровати. Спит? Я направился к нему. Паркет заскрипел под моими ногами.

– Не приближайтесь ко мне, – проговорил Крейс, не открывая глаз.

– Простите?

– Вы обещали вернуться в одиннадцать. А сейчас сколько? Недопустимое поведение. Абсолютно недопустимое.

– Но я просто никак не мог найти водное такси. На Дзаттере…

– А на чем же вы сюда приплыли? На гигантской водяной крысе, что ли?

Вне сомнения, Крейс ждал меня у окна и видел, как я высадился из водного такси.

– Да, мне в итоге удалось найти одно такси, но только уже на Сан-Дзаккариа. Честное слово, Гордон, я…

– Извиняйтесь сколько угодно. Не поможет. – Это было произнесено каким-то странным, даже зловещим тоном.

– Постарайтесь успокоиться, а потом, возможно, мы с вами поговорим. – Я повернулся, собираясь уйти.

Мне было ясно, что сейчас доказывать старику что-либо бесполезно.

Крейс медленно поднялся с кровати и открыл глаза.

– Вы же знаете, я этого не выношу.

– Чего?

Я ждал объяснения.

– Не выношу, когда меня оставляют вот так. Вы не представляете, какая это мука для меня.

Я не отвечал, надеясь, что мое молчание вынудит его раскрыться чуть больше, обнажить новые грани своей необычной натуры. Крейс не поддался на провокацию.

– Я знаю, что уже однажды взял с вас слово, но вы почему-то не придали этому значения. – Он поджал губы. – Сейчас вы должны сказать мне раз и навсегда, готовы ли вы подчиняться моим указаниям. В противном случае я буду вынужден уволить вас, как уволил того несчастного юношу.

– Моего предшественника?

– Именно.

– Чем он вам не угодил?

– Не выполнял свои обещания и в результате потерял место. – Я чувствовал, что гнев Крейса остывает. – Просто мне не хочется заново искать кого-то. Это очень утомительно.

Было очевидно, что Крейс нуждается во мне. Я прекрасно понимал, почему мой предшественник не продержался долго у него на службе. С другой стороны, сам я тоже нуждался в Крейсе.

– Простите, что не вернулся вовремя. Но от меня совершенно ничего не зависело. Да, наверно, мне следовало отправиться домой чуть раньше, но, даю вам честное слово, я задержался не умышленно. Постараюсь, чтобы подобного больше повторилось.

– Очень хорошо. Замечательно. – Крейс помолчал. – Так что у нас на обед?

Не могу сказать, как, точнее, когда эта идея пришла мне в голову. Должно быть, она на протяжении многих дней неясной тенью кружила на задворках моего сознания, пока не обрела осмысленные очертания.

Биография Крейса. Я напишу его биографию.

Я идеально подхожу на роль биографа Крейса. Имею к нему доступ – объект изучения у меня под носом. У меня есть время. И вряд ли роман, который я планировал написать, когда-либо примет законченную форму. Разумеется, лучше сделать себе имя на этом проекте. Напишу многогранный портрет некогда успешного писателя, а теперь отшельника, не выходившего за порог своего осыпающегося палаццо последние двадцать лет, и представлю свою работу на суд издателя. Я был уверен, что история жизни Крейса исключительна и что я справлюсь с поставленной перед собой задачей. С какой стати какая-то Лавиния Мэддон, совершенно чужой Крейсу человек, должна наживаться на нем? Пусть она серьезный литератор, печаталась в «Нью-Йоркере», живет в богатом доме, но ведь она имеет самое общее представление о Крейсе. Не знает его так, как я.

Я понимал, что, скорее всего, не смогу опубликовать свою книгу при жизни Крейса. Хотя, пожалуй, ему недолго осталось, рассудил я. В любую минуту можно ожидать, что он свалится и помрет. Это только дело времени. Даже если ему нет еще и семидесяти, здоровье у него хлипкое. Он хил и тщедушен, как дряхлый оголодавший пес. Я соберу о нем материал – подступлюсь к нему как можно ближе – и сразу же после его кончины издам свою книгу. Хоть Крейс и говорил, что он терпеть не может биографии и биографов, которых он называл любопытными тварями, я был уверен, что он одобрил бы такую дань его памяти. Только писать о нем должен человек, который понимает его, которому он не безразличен.

Надеясь найти другие письма от Лавинии Мэддон, я вновь взялся перебирать почту Крейса. Но теперь, вдохновленный своим новым планом, также высматривал любую интересную информацию: биографический материал, открытки от старых знакомых, издательские справки. Если письмо казалось мне любопытным, я откладывал его в сторону, чтобы внимательно прочитать позже, либо переписывал в свой новый блокнот, который купил специально для этой цели. Крейсу, который иногда заходил проверить, как продвигаются мои дела, казалось, что я тщательно выполняю свою работу. Он останавливался у меня за спиной, легонько трогал меня за плечо, произносил пару одобрительных фраз и вновь удалялся.

В процессе сбора материала, который помог бы мне узнать всю правду о Крейсе, я наткнулся на первое письмо Лавинии Мэддон, отправленное 12 февраля. До чего же она была хороша. Оставалось только восхищаться ее напористостью, умением жонглировать словами. Неудивительно, что она снискала такую славу. Ее письмо было само очарование. В изящных отточенных выражениях она изложила свои истинные намерения – раскрыть и использовать в своих целях образ Крейса. Она ни в коем случае не хочет обидеть его, печется только об его интересах. Если он согласится на ее предложение, она обещает ни одно его высказывание не вносить в книгу без его одобрения. Она собирается сделать акцент не на биографических данных, а на литературной форме. Читая письмо Лавинии Мэддон, я почти поверил, что, кроме нее, никто лучше не напишет биографию Крейса. Я решил, что с ее письмом разберусь позже, и спрятал его в свой блокнот.

В то утро я также, наконец, нашел два банковских чека на выплату авторского вознаграждения. Невероятно, но роман Крейса до сих пор не только регулярно переиздавался, но еще и прекрасно продавался. Я подумал, что отдам ему чеки за обедом. Интересно будет посмотреть на его реакцию. В конце концов, теперь, когда я собираю материал о Крейсе, любая мелочь, связанная с ним, имеет большое значение.

Я приготовил обед, поставив на стол хлеб, пармскую ветчину, инжир и сыр, и велел Крейсу закрыть глаза.

– Зачем, позвольте узнать?

– У меня кое-что есть для вас.

– Что?

– Скоро увидите, – сказал я.

– Что за глупые игры? Почему просто нельзя взять и показать?

Крейс притворялся, будто он раздражен, но я видел, что он взволнован, как мальчишка, в предвкушении неожиданного подарка.

– Итак, я жду.

– Так и быть.

Когда его тончающие дряблые веки опустились, я представил, что он мертв и я кладу ему на глаза две монеты.

– Вытяните руки.

Крейс повиновался. Его ладони с кривыми пальцами были похожи на руки молящего. Я вложил в них два чека от его издателей.

– Теперь можно открыть.

Крейс моргнул, глянул на свои руки. Его старческие глаза радостно блеснули, а потом в них отразился ужас. Он выронил документы. Мышцы его горла судорожно сокращались, в уголке рта появилась слюна.

– Что? Что случилось? – взволнованно спросил я.

Он был настолько ошеломлен, что не мог говорить.

– Я думал, вы обрадуетесь. Это же ваши чеки. Ваш роман до сих пор пользуется большим спросом.

Пытаясь вздохнуть, Крейс потянулся за стаканом с водой.

– Название… – выдавил он. – Избавьтесь от названия.

– Простите?

– На чеке… Я не хочу его видеть. Это невыносимо. Я же вам говорил. Не упоминать, не упоминать. Никогда.

Я взял чеки, разорвал их и бросил в мусорное ведро. Туда же следом полетели и другие извещения, на которых стояло название ненавистного ему романа.

– Все… их уже нет.

– Что вы пытаетесь сделать? Убить меня?

– Простите, Гордон. Я просто не подумал.

– Вот именно, не подумали. Вы никогда не думаете. Неужели вам нужно все по сто раз объяснять?

– Но я ничего не понимаю. Чем они вас так расстроили? Даже если вы теперь не пишите, по крайней мере, вы могли бы гордиться своими прежними достижениями.

Я сознавал, что давлю на Крейса, заставляя его сказать то, о чем он предпочел бы умолчать. Но для меня это было важно. Я должен был знать.

– Как я уже говорил, для меня это другая жизнь. Я тогда и я теперь – это два совершенно разных организма. И больше я не хочу говорить об этом.

– Да, да, конечно, я понимаю. – Я участливо кивнул, стараясь изобразить сочувствие.

Что будет, если я рискну задать еще один вопрос?

– Но разве вы не скучаете по работе? Вам не хочется вновь взяться за перо?

Слабые мышцы на правой стороне его рта дернулись, и у меня мелькнула мысль, что Крейс сейчас вспылит, прогонит меня прочь за то, что я пытаюсь ступить на запретную территорию, перейти черту, которую не вправе был переступать, о чем он предупреждал меня десятки раз. Но потом напряженное выражение сошло с его лица, он с грустью посмотрел на меня.

– Я принял решение не писать. Ничего хорошего это не дает.

Мне хотелось выведать у него как можно больше, побудить его вступить в разговор, пока он был в настроении.

– Ваша работа? Вы думаете, что перестали соответствовать своему обычному уровню, да?

– Нет, дело не в этом. Мое творчество приносит один только вред – и мне самому, и окружающим.

– Понятно, – кивнул я.

Крейс – крепкий орешек, и расколоть его будет трудно, но таинственность, которой он окружил себя, лишь раззадоривала мое любопытство, наполняла меня решимостью привести в исполнение задуманное. Я был уверен, что его биография – это мой путь к успеху.

В тот день после обеда я написал ответ Лавинии Мэддон, сообщив, что Крейса не прельстило ее предложение. Я поблагодарил ее за проявленный интерес, сказав, что Крейс очень закрытый человек и что он категорически против того, чтобы кто-то писал его биографию, даже в художественной форме. Он предупредит своих издателей, чтобы те никоим образом не сотрудничали с ней. Если же она будет упорствовать, то Крейс проконсультируется со своим адвокатом на предмет того, какие шаги нужно предпринять, чтобы помешать ей написать книгу о нем. Разумеется, он не предоставит ей никаких материалов, охраняемых авторским правом, а без таковых, он уверен, ее книга не может быть написана. Я поставил свою подпись и в скобках добавил: личный секретарь Гордона Крейса. Адрес палаццо указывать я не стал. Не хватало еще, чтобы мои конкуренты явились сюда.

Не было нужды ставить Крейса в известность относительно Лавинии Мэддон. В конце концов, он сам сказал, чтобы я отсортировывал подобные письма и поступал с ними так, как сочту нужным. Я просто следовал его указаниям. Он наверняка одобрит мои действия.

Однако что делать со вторым письмом – от миссис Шоу? Я порылся в почте, надеясь отыскать ее предыдущие письма, но таковых не обнаружил. Я знал, что должен проявлять осторожность. Если ситуация когда-либо выйдет из-под контроля – если миссис Шоу и впрямь шантажирует Крейса и вмешается полиция, – то я должен позаботиться о том, чтобы ни одна моя запись не была использована против меня. Но мне нужна была информация, а эта женщина, я чувствовал, могла бы рассказать очень много. Возможно, с ее помощью я мог бы лучше узнать и понять Крейса. Я решил пойти по простому прямому пути.

30122 Венеция

Калле-делле-Челле

Палаццо Пеллико

Дорогая миссис Шоу!

Пишу вам от имени Гордона Крейса, к которому вы обращались пару раз. Если вы хотите, чтобы мистер Крейс отреагировал на вашу просьбу, пожалуйста, введите меня в курс дела. Я уверен, если вы изложите мне все подробности, у вас будет больше шансов получить то, о чем вы просите.

Я понимаю, что вам, вероятно, не захочется излагать все это на бумаге. В таком случае пришлите ваш телефон по указанному выше адресу в Венеции, я позвоню вам, и мы все обсудим. Будьте уверены, все сказанное вами останется между нами.

Я являюсь личным помощником мистером Крейса, и лучше меня никто не урегулирует ваш вопрос. Если мы поговорим, то, возможно, сумеем прийти к обоюдному соглашению.

С уважением,

Адам Вудс.

Пока Крейс дремал после обеда, я оставил ему записку с сообщением, что вышел купить вина, и выскочил на улицу, чтобы отправить письмо. Фондако деи Тедески, здание бывшего немецкого подворья, в котором ныне располагался центральный почтамт, находился всего в десяти минутах ходьбы от палаццо Пеллико. Приближаясь к почтамту, я увидел толпы прогуливающихся по мосту Риальто[17]17
  Мост Риальто – самый первый и большой мост, переброшенный через Большой канал.


[Закрыть] и возле него людей и подумал: знает ли кто-нибудь из них славную историю здания, что стоит перед ними? Известно ли им, что простой, строгий фасад Фондако деи Тедески некогда украшали изысканные фрески Джорджоне и молодого Тициана, поблекшие портреты которых теперь находятся в Ка д'Оро?[18]18
  Ка д'Оро – дворец в Венеции на Большом канале в районе Каннареджо; построен в XV в. С 1927 г. во дворце располагается галерея Франкетти.


[Закрыть] И что «бич государей» Пьетро Аретино каждый божий день на протяжении двадцати двух лет смотрел из окон своего дома на это здание, считая вид его самым восхитительным зрелищем на свете? Вряд ли. Всех, как мне казалось, интересовали только грубые поделки на лотках вдоль набережной.

Вырвавшись ненадолго из стен палаццо Крейса, я боролся с искушением плюнуть на все и пойти гулять по городу. Не считая того первого дня в Венеции, я ведь, в общем-то, не имел возможности смотреть и делать то, о чем всегда мечтал. А мне хотелось побывать в соборе Святого Марка, во Дворце дожей, в Скуола ди Сан-Джорджо дельи Скьявони, полюбоваться шедеврами Тинторетто в Скуола Гранде ди Сан-Рокко, зайти в церкви Сан-Поло и Мадонна делл'Орто, позагорать на Лидо. Меня возмущало, что я должен мчаться назад к Крейсу, но я утешал себя мыслью о том, что я работаю над новым проектом, от которого зависит моя судьба. За углом палаццо я купил пару пирожных и бутылку фраголино и, войдя в гостиную, увидел, что Крейс сидит в кресле в том же положении, уткнувшись подбородком в грудь, и спит.

По утрам я стал подниматься все раньше и раньше – на рассвете, едва бледные лучи восходящего солнца проникали в мою комнату сквозь щели в ставнях. Умываясь и одеваясь, я испытывал нервное возбуждение. Все мое существо было подчинено моей новой идее. Меня одолевало любопытство – желание знать. В эти ранние утренние часы я делал записи в своем блокноте и искал в палаццо следы прошлого Крейса. Теперь я заглядывал в более укромные места, рылся в шкафах и секретерах. Казалось, в их темных потайных ящичках должны храниться вещи, дающие ключ к пониманию личности Крейса, но там лежали одни лишь квитанции, счета, рекламные проспекты. Получалось, что только соломенная прядь волос, спрятанная в письменном столе Крейса, имеет в этом смысле хоть какое-то значение. Мне хотелось еще раз взглянуть на нее, но, поскольку она хранилась в кабинете Крейса, рядом с его спальней, это было рискованно. Крейс мог увидеть, как я копаюсь в его личных вещах.

Каждое утро, слыша, как герой моей будущей книги готовится «выйти в свет», и сознавая, что мое время, когда я предоставлен сам себе, истекает, я испытывал неудовлетворенность, досаду и гнев, недоумевая, почему присутствие Крейса в его доме не обозначено какими-то более существенными и зримыми вещами. Но однажды, когда я уже начал терять веру в то, что сумею претворить в жизнь свой замысел, произошло нечто такое, от чего я воспрянул духом.

Однажды в среду утром я сидел на верхней ступеньке лестницы, спускающейся во внутренний дворик, потягивал кофе и вдруг услышал, как что-то упало в почтовый ящик. Крейс уже встал с постели, но еще не был одет. Выпив маккиато, он сказал, что вернется в спальню и почитает там немного, а уж потом приведет себя в порядок, добавив, что он выйдет к завтраку через четверть часа и надеется, что я приготовлю ему тост с яичницей-болтуньей.

– Вы помните, что яичницу я ем почти сырую, – сказал он. – Поэтому не выливайте яйца на сковороду, пока не увидите, что я сел за стол. Не забудьте, пожалуйста.

Когда я первый раз приготовил ему это блюдо, он в отвращении скривился и велел мне выбросить яичницу в мусорное ведро. «На вид все равно что дерьмо собачье», – заявил он тогда с раздражением. Потом встал возле меня и смотрел, как я заново взбиваю яйца и помешиваю их на сковороде. Когда желтая смесь начала густеть, он похлопал меня по плечу и велел выключить газ. Вязкая масса была похожа на сгусток слизи. Сунув в рот ложку этого мерзкого месива, он одобрительно зачавкал, отчего меня чуть не стошнило. Этого я уж точно никогда не забуду.

Услышав стук упавшего в почтовый ящик письма, я вспомнил, как сам опускал свое заявление в пасть дракона. Вспомнил, как мои пальцы коснулись холодного мрамора.

Я бегом спустился по лестнице, промчался мимо коринфской колонны с голым ангелочком и остановился у входной деревянной двери. На ее задней стороне, сразу же за головой дракона, был прикреплен серый металлический ящик. Большим и указательным пальцами я попытался открыть его, но у меня ничего не вышло. Я подумал, что крышку заклинило, и сильнее надавил на металлический ободок. Острый край врезался в подушечку моего большого пальца, оставив на ней порез длиной с дюйм. Я прижал палец к губам, слизывая кровь, имевшую металлический привкус, и вдруг увидел крошечный замок сбоку на почтовом ящике. Как же я раньше не заметил? Ну и дурак!

Крейс говорил, что всю почту от издателя ему доставляет курьер, поэтому мне еще не случалось открывать почтовый ящик. Когда я в письме попросил миссис Шоу написать мне на адрес палаццо Пеллико, я думал, что сумею перехватить ее ответ раньше Крейса, тот даже ни о чем не догадается. Я никогда не видел, чтобы Крейс проверял свой почтовый ящик. Никогда не думал, что ящик может быть заперт.

Нагнувшись, я стал изучать замок. Провел по нему пальцем, наивно полагая, что он сам откроется, если я обследую его зубчатый контур. Может, сломать ящик? Я обвел взглядом двор, ища камень. Думал даже использовать статую ангелочка в качестве орудия взлома, хотя понимал, что это чистейшее безрассудство. Крейс сразу заподозрил бы что-то неладное. Оставалось одно: найти ключ – малюсенький ключик.

Я бегом поднялся по лестнице, влетел в холл. Крейс все еще находился в своей спальне, но уже шел ко мне. Через пару секунд мы столкнемся с ним лицом к лицу.

Я замедлил шаг и повернулся к нему спиной. Нельзя было допустить, чтобы он заметил панику в моих глазах.

– Я уже почти готов, – крикнул он. – Через минуту можете делать омлет.

Крейс хотел завтракать.

– Я проголодался, пока читал. – Его голос звучал все ближе.

Я вошел в кухню и стал разбивать яйца. Наливая в миску молоко и взбалтывая его с яйцами, я заметил, что у меня дрожат руки.

– Ставьте сковороду.

Крейс уже подошел к двери.

– И тостер включайте.

Я поднял голову.

– Что с вами?

Кладя сливочное масло на сковороду и ставя ее на огонь, я чувствовал, что Крейс смотрит на меня.

– Вы о чем? – произнес я безразличным тоном. Чтобы не встречаться с Крейсом взглядом, я сделал вид, будто сосредоточенно готовлю завтрак.

– Вы на себя не похожи. Что-то случилось? – В голосе старика слышалась паника. Нужно было его успокоить.

– Да просто задумался. Роман плохо идет.

– Боюсь, здесь я не могу помочь вам советом. – Крейс опустился на стул. – Вы же знаете мое отношение к этому занятию, будь оно проклято.

Я помешал яичницу, намазал на тост сливочное масло, переложил все на тарелку и поставил ее перед Крейсом.

– Что у вас с пальцем?

– Порезался, – ответил я, показывая на нож на столе. – Когда разбивал яйца. Должно быть, в облаках витал в ту минуту. Но вы не волнуйтесь: я хорошенько вымыл руки перед тем, как стал готовить завтрак.

– Даже если несколько капель крови и упали бы в яйца, что с того? – Крейс положил в рот ложку аморфной смеси и причмокнул. – Яичница была бы еще вкуснее, если б в нее попала частичка вас. – Тон у него был кокетливый, но неприятный. Я подумал, что сейчас самое время спросить его про ключ.

Я сел рядом с Крейсом, чуть придвинулся к нему на стуле. Моя близость вызвала у старика странную реакцию. У него на щеках проступил слабый румянец, в глазах появился озорной блеск.

– Гордон?

– Да?

– По-моему, утром кто-то опустил письмо в почтовый ящик. Наверняка, это какой-то мусор – рекламный листок или что-то подобное, но, думаю, все же мне следует проверить. В конце концов, когда вы последний раз заглядывали в почтовый ящик?

Крейс положил нож с вилкой и задумался.

– Пожалуй, несколько недель назад. Ну да, когда вынимал ваше последнее письмо. С тех пор ни разу. А зачем? Как вы сами сказали, вряд ли там будет что-нибудь важное.

– Да, но если регулярно не вынимать почту, то скоро письма начнут вываливаться из пасти дракона прямо на улицу.

– Ну и что? – Крейс вновь взялся за нож с вилкой. – Какая разница? Зато это послужит уроком назойливым негодяям. Пусть знают, что мы даже не читаем тот вздор, что они суют нам в дверь.

Я решил повторить попытку, изменив тактику. Глубоко вдохнул.

– Боюсь, я должен кое в чем вам признаться.

Крейс перестал есть и посмотрел на меня. Я облизнул губы, судорожно сглотнул.

– Я знаю, вы велели мне никому не давать этот адрес… – Лицо Крейса при этих словах исказилось от гнева, из его приоткрывшегося рта выпали несколько недоеденных кусочков пищи. – Но, понимаете, мне пришлось написать своей девушке. Элайзе. Она в Лондоне. Незадолго до моего отъезда сюда мы с ней расстались, даже не объяснились толком. Она стала встречаться с одним из наших лекторов, а мне она до сих пор не безразлична. Перед отъездом я столько гадостей ей наговорил, потом сам пожалел. Поэтому я должен был написать ей и рассказать о своих чувствах. Есть такие вещи, о которых даже по телефону не скажешь – только в письмах.