Текст книги "Убийство в приличном обществе"

Говоря, мисс Марчвуд по-прежнему то сжимала, то разжимала пальцы.

– Мы еще больше встревожились. Никто из нас не знал, что делать. Мистер Ангелис посоветовал мне подождать в галерее. Было почти шесть часов; едва ли в такую плохую погоду могли прийти клиенты. Они с помощником отправились на поиски, а меня заперли внутри. Они отсутствовали около получаса и вернулись ни с чем. Зато мистер Ангелис отыскал возчика, который охотно согласился довезти меня до вокзала. Мистер Ангелис посоветовал мне вернуться в Эгам. Он сказал, что они с помощником еще поищут миссис Бенедикт.

Мисс Марчвуд замолчала. В тишине громко тикали мейсенские часы.

– Мне не хотелось возвращаться домой без нее. – тихо продолжала она. – Но я понимала, что не найду ее. По словам мистера Ангелиса, не могло быть и речи о том, чтобы я блуждала одна в тумане. Он сказал, что я тоже потеряюсь и им с Греем придется искать нас обеих. Поэтому я вернулась сюда…

Когда я приехала домой и рассказала мистеру Бенедикту, что случилось, он, как вы можете себе представить, очень встревожился. Мы ждали известий о ней, все время надеясь, что она вот-вот приедет домой. Мы не находили себе места, не могли ни есть, ни пить. Кажется, только попробовали суп… и выпили кофе. Ужин, приготовленный кухаркой, пришлось выбросить. Конечно, она не сердилась. Слуги тоже очень расстроились и забеспокоились. Все любили миссис Бенедикт.

Потом… очень поздно, было уже девять вечера… сюда, в «Кедры», приехал сам мистер Ангелис. Он был очень расстроен. Ему не удалось найти ее. Мы с мистером Бенедиктом сидели здесь, в малой гостиной, ждали… и надеялись. Когда мы услышали стук колес, естественно, решили, что наконец вернулась миссис Бенедикт. Мистер Бенедикт вскочил и выбежал в холл. Я последовала за ним, молясь, чтобы Аллегра вернулась. Но вместо нее мы увидели мистера Ангелиса. Мы сразу поняли по выражению его лица, что Аллегру он не нашел.

Она замолчала и посмотрела вниз. Я ждал, когда она возьмет себя в руки, и живо представлял себе описанную ею сцену. Я знал, что чувствовал бы сам, если бы так же пропала Лиззи.

– Мистер Бенедикт выказал большое самообладание, – продолжала мисс Марчвуд. – Он налил Ангелису бренди, чтобы тот немного успокоился.

– Ангелис заявил в полицию? – спросил я.

– Да, в полицейский участок на Литтл-Вайн-стрит. Он не знал, что еще можно предпринять. Мистер Бенедикт поблагодарил его за старания и за то, что тот обратился в полицию. Он сказал, что Ангелис все сделал как надо. По-моему, мистер Ангелис немного беспокоился… – Она осеклась и бросила на меня смущенный взгляд.

– Не все любят, когда полиция вмешивается в их семейную жизнь, – кивнул я. – Я понимаю.

Мисс Марчвуд вздохнула с облегчением:

– Да, вот именно. Как вам известно, начинаются пересуды. Но, учитывая обстоятельства, мистер Ангелис взял на себя обязанность сообщить обо всем им… то есть вам. Потом, когда он все нам рассказал, он поспешил назад, в Эгам, чтобы успеть на последний поезд до Лондона. Возчик, который привез его в «Кедры», ждал его у ворот. Наверное, мистер Ангелис понес большие расходы. Но, кажется, мистер Бенедикт вышел и спросил, какова общая сумма; видимо, он все оплатил. То была самая ужасная ночь в моей жизни! Я не могла заснуть и знаю, что мистер Бенедикт всю ночь просидел у себя в кабинете. Он сидел и ждал. Утром в воскресенье он поехал в Лондон и сразу же пошел в участок на Литтл-Вайн-стрит… Остальное вам известно.

Она все больше теряла самообладание; ее била дрожь.

– Понимаю, как вам сейчас тяжело. – Я постарался говорить как можно более сочувственно. – Но, хотя мы уверены, что убийца не собирался ее грабить…

Мисс Марчвуд вздрогнула и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Все украшения миссис Бенедикт остались при ней, – объяснил я. – Однако мы не нашли ни кошелька, ни сумочки. В тот день у нее было с собой что-то в этом роде?

– Сумочка? – Мисс Марчвуд потрясла головой, как будто что-то попало ей в ухо. – Не было сумочки? Но ведь… – Мой вопрос привел ее в полное замешательство. Наконец она не без усилий продолжила: – Да, при ней была маленькая замшевая розовая сумочка на шнурке. Она носила ее на запястье… Там лежало немного денег, носовой платок, флакон нюхательных солей и брошка; то есть брошку она взяла с собой в Лондон, но оставила ее у Тедески, ювелира, как я вам уже сказала. Не знаю, почему вы не нашли сумочку, инспектор. Вы должны были ее найти… – Она снова задрожала. – Аллегра носила ее на запястье… Боже мой, какой ужас!

Последняя подробность сломала ее окончательно. Я решил на время прекратить беседу и попросил ее позвать Гендерсон, личную горничную хозяйки, чтобы я мог кое о чем ее спросить.

Гендерсон оказалась унылой особой среднего возраста с красными, заплаканными глазами.

– Ужас, просто ужас, сэр! Клянусь, с тех пор, как это случилось, мы все не сомкнули глаз. Ну кто бы мог подумать? Бедная миссис Бенедикт! Она была такой доброй!

– В то утро, когда вы помогали ей одеваться, она была в обычном настроении?

– О да, инспектор! Более того, у нее было очень хорошее настроение. По-моему, ей не терпелось поехать в Лондон. Я скрепила ей прическу дополнительными шпильками, чтобы волосы не растрепались, когда она будет вдали от дома.

– Как вы думаете, миссис Бенедикт была счастливой женщиной?

Гендерсон ошеломленно посмотрела на меня:

– С чего же ей не быть счастливой, сэр? У нее были красивые платья. Заботиться о них было истинным удовольствием.

– Мистера Бенедикта можно назвать щедрым мужем?

– О да, сэр. Она получала все, что хотела. Стоило ей только пожелать… и он ей все покупал.

– А свои деньги у нее были?

Мой вопрос как будто обеспокоил Гендерсон.

– Н-ну… да, сэр. У нее, точнее сказать, были деньги на булавки. А больше я ничего не знаю. – Ее некрасивое лицо сморщилось, по пухлым щекам потекли слезы. – Ах, что же мне теперь делать?

Она, как и мисс Марчвуд, лишилась хорошего места и понимала, как трудно будет в ее возрасте найти другое.

Мы с Моррисом вернулись на станцию пешком. Спустившись с холма, мы прошлись по городку. Прогулка оказалась приятной, и мы успели обменяться полученными сведениями.

– Все слуги уверяют, что им очень хорошо живется в «Кедрах», – сказал Моррис. – Они очень огорчены. Кажется, все они очень любили миссис Бенедикт.

– Я слышал то же самое. Невольно напрашивается вопрос… Как насчет самого Бенедикта, их хозяина? Ему они сочувствуют? У вас сложилось впечатление, что его любят так же, как любили жену?

– Ему очень сочувствуют, сэр. Может быть, не так… – Моррис замялся и стал безуспешно подыскивать нужное слово. – У меня сложилось впечатление, что его все очень уважают, но, так сказать, побаиваются. Может быть, его не любят так, как любили ее.

Мы увидели доказательства большой любви прислуги к хозяйке, но не к хозяину.

– По мнению слуг, семейная жизнь Бенедиктов была удачной?

Моррис ответил не сразу:

– Кухарка сказала, что у них была «хорошая» семья. Так она и выразилась. Сказала, что мистер Бенедикт был очень высокого мнения о своей супруге.

Все совпадало с тем, что сообщила мне Гендерсон.

– А она тоже была высокого мнения о муже? Как им кажется, она любила мужа?

Моррис покраснел:

– Насчет любви не знаю, сэр. Да и как тут ответишь? То есть, понимаете, в приличном обществе не принято проявлять свои чувства при посторонних…

Верно; я не мог представить, чтобы Себастьян Бенедикт отличался игривым поведением, при посторонних или наедине с супругой. Но люди, постоянно живущие в доме, всегда знают об отношениях хозяев. Гендерсон, личная горничная Аллегры Бенедикт, не сомневалась в том, что Бенедикт любил жену. Меня все больше притягивала личность жертвы.

– Как слуги говорят о покойной? – спросил я.

– Очень спокойная леди, держалась всегда достойно… Вот все, что они говорили. Она любила музыку, прекрасно играла на пианино. Бывало, часами сидела и играла для себя.

Последние слова встревожили меня. Что случилось с живой, умной и веселой восемнадцатилетней итальянкой за девять лет брака? Она превратилась в тихую и достойную британскую матрону, которая сидит одна в своем салоне и играет для себя на пианино… Что погасило горящий в ней огонь?

– А вам каким показался муж, сэр? – спросил Моррис.

– Он немного чудной, – признался я. – Не сомневаюсь, что жену он любил и неподдельно расстроен. Но похоже, он был одержим ее красотой. Мне показалось, что он был бы так же расстроен, если бы лишился какой-нибудь дорогой картины или статуи. Моррис, мне кажется, что, с точки зрения миссис Бенедикт, очень скучно, не сказать уныло, иметь мужа, который любит вас только за вашу красоту, видит в вас не человека, а object d’art[2]2
  Обжедар – произведение искусства (фр.).


[Закрыть]. Он не любит вас ради вас самой, со всеми вашими недостатками. Кроме того, когда они поженились, ей едва исполнилось восемнадцать, хотя познакомились они еще раньше, когда ей было четырнадцать. Он на пятнадцать лет старше. Кажется, брак был устроен ее отцом и Бенедиктом. Сам Бенедикт, по-моему, не похож на человека, способного влюбить в себя юную девушку.

– Думаете, у нее был любовник? – спросил Моррис.

К сожалению, нам, полицейским, слишком часто приходится сталкиваться с человеческими пороками и слабостями, поэтому мы несколько очерствели. Не стану отрицать, такая мысль приходила мне в голову. Она возникла в тот миг, когда я увидел вдовца. Тем не менее я выразился осторожно:

– Возможно, здесь, в Англии, она чувствовала себя одинокой и скучала. Компанию ей составляла только Марчвуд, а ее трудно назвать веселой и живой особой. Детей у Бенедиктов нет. Марчвуд прожила в «Кедрах» девять лет; она стала единственной наперсницей хозяйки. Компаньонка непременно знала о похождениях хозяйки, если, конечно, они были, но закрывала на все глаза. Теперь она ни за что не признается в своем попустительстве и не расскажет ничего, способного бросить тень на поведение Аллегры. Ее наняли присматривать за миссис Бенедикт, но платил ей мистер Бенедикт – и, похоже, платит до сих пор. – Я позволил себе криво улыбнуться. – Марчвуд очень охотно рассказала, как вышло, что они с миссис Бенедикт разминулись в тумане. Но на любые другие вопросы она, по-моему, отвечать не готова.

– Скорее всего, вы правы, сэр, – задумчиво заметил Моррис. – Печально, что мистеру Бенедикту пришлось нанять подругу для жены. О мисс Марчвуд слуги почти ничего не говорят; с ними она держится довольно сухо и скованно. Лучше всех остальных с ней ладит кухарка.

– Откровенно говоря, Моррис, мне вообще не нравится вся эта история, – недовольно буркнул я, когда мы приближались к станции. – На одни вопросы Марчвуд отвечает слишком уж быстро и гладко, а на другие очень неохотно. Она объяснила, зачем они поехали в Лондон и как вышло, что они вдруг потерялись. Зато она путается, когда я спрашиваю ее о времени. Сначала она сказала, что они вышли из ювелирной лавки в Берлингтонском пассаже в начале пятого, но быстро поправилась и уточнила, что они вышли «почти в пять». Таким образом, разница составляет почти час! И еще кое-что не дает мне покоя. Я не могу забыть тот одинокий дуб.

– Дуб? – изумился Моррис. – Тот, что посадили по приказу Карла Второго?

– Хотя его с таким же успехом могли посадить по приказу моей бабушки… да, я имею в виду именно то дерево в Грин-парке. Другие деревья там высажены вдоль аллей. Допустим, вы правы и у миссис Бенедикт в самом деле был… друг. Так вот, на ее месте я бы назначил свидание где-нибудь в парке, подальше от посторонних глаз. А где же лучше встречаться, как не у дуба, посаженного отдельно? Его ни с чем не спутаешь.

Моррис поцокал языком и, подумав, предположил:

– Есть еще управляющий Ангелис…

– Да, есть, и завтра же я его разыщу. А вы, Моррис, отправляйтесь в Берлингтонский пассаж и найдите там ювелира по фамилии Тедески. Он должен подтвердить, что миссис Бенедикт была у него в субботу. Пусть вспомнит, в какое время они с мисс Марчвуд вышли от него. Постарайтесь также разыскать служителя, которого мисс Марчвуд, по ее словам, просила найти для них экипаж, и подметальщика, который переводил их через дорогу. Мисс Марчвуд сказала, что мальчишка услышал, как они переговариваются в тумане. Мне очень хочется точно знать, что именно услышал мальчик. Подметальщики обычно делят улицы на участки и на чужую территорию не заходят. По-моему, вы найдете его без труда.

Меня беспокоило еще кое-что.

– Что случилось с розовой замшевой сумочкой на шнурке, которая, по словам мисс Марчвуд, была при миссис Бенедикт?

– Да что угодно, – ответил Моррис. – Она могла обронить ее на улице или в парке, а в тумане не нашла. Позже, когда туман рассеялся, кто-нибудь подобрал сумочку до того, как парковый констебль Хопкинс обнаружил жертву.

Возможно, все так и было. Дорогая розовая сумочка, судя по описанию мисс Марчвуд, недолго пролежит на лондонской улице или в парке.

– Вот наш поезд, сэр, – сказал Моррис, заметив паровоз, испускавший клубы едкого дыма.

Мы сели; к счастью, в купе мы оказались одни. Раздался свисток – сигнал к отправлению. Поезд дернулся и, грохоча и скрежеща, отправился в путь.

В голову мне пришла очередная тревожная мысль, и я спросил вслух:

– Почему нет дворецкого?

– О чем вы, сэр? – Морриса укачало, и он начал клевать носом.

– В «Кедрах» постоянно живут семеро слуг, в том числе камердинер и личная горничная хозяйки. Я не включаю сюда компаньонку, которая находится на высшей ступени и не считается прислугой, хотя тоже работает за деньги. А дворецкого нет. В таком состоятельном доме ожидаешь увидеть дворецкого, который будет руководить слугами, разбирать их споры и судить об их поведении. Дворецкий является связующим звеном между прислугой и хозяином дома. Именно ему положено открывать дверь гостям. Меня же встретила заплаканная горничная. Не сомневаюсь, она хорошая девушка, но, по моему опыту, в таких усадьбах, как «Кедры», всегда есть дворецкий.

– Был у них дворецкий, – пробормотал Моррис, – но уволился.

– Моррис, об этом вы не сказали! – Я с удивленным видом повернулся к нему.

Сержант смутился:

– Да ведь он ушел уже довольно давно, сэр. Когда я спросил кухарку, есть ли в доме слуги, с которыми я еще не побеседовал, она ответила, что я видел всех. И добавила, что им приходится обходиться без дворецкого, потому что мистер Сеймур уволился по собственному желанию полгода назад. Мистер Бенедикт очень расстроился и никого не взял на место Сеймура.

– Если мистер Бенедикт очень расстроился из-за ухода Сеймура, значит, дворецкий действительно ушел по собственному желанию. Его не выгнали… Интересно, почему Сеймур решил покинуть такой хороший дом? Другие слуги как будто довольны своим положением и своей работой… Моррис! После того как вы побываете в Берлингтонском пассаже и найдете подметальщика, вот вам еще одно задание. Обойдите агентства, которые поставляют прислугу высшего ранга. У Сеймура было вдоволь времени, чтобы найти себе другое место. Постарайтесь узнать, где он работает сейчас. Мне бы хотелось с ним поговорить.

– Слушаю, сэр, – со вздохом ответил Моррис. – А может быть, подметальщиком займется констебль Биддл? Так выйдет скорее, да и Биддл будет доволен. Ему не терпится отличиться.

– Хорошо, пусть подметальщика поищет Биддл. Надеюсь, он справится с заданием. – Я помнил, что констебль Биддл очень честолюбив и действует из лучших побуждений, но иногда из-за своего чрезмерного рвения попадает впросак.

Мы приближались к вокзалу Ватерлоо.

– Извините, мистер Росс, – робко заговорил Моррис, – но что значит «обжедар»?

В тот вечер дома, сидя с Лиззи за нашим скромным обеденным столом, я рассказал, что нам поручили расследовать новое убийство. Я описал внешность Аллегры Бенедикт – как она выглядела перед смертью – и сказал, что мы ездили в Эгам, чтобы навестить скорбящего мужа. Помня, что Лиззи – дочь врача, я даже поделился с ней своим мнением об опытах Кармайкла с распылением карболовой кислоты.

– Ну надо же! – воскликнула Лиззи. – Не думала, что доктор Кармайкл настолько подвержен новым идеям. Какой ужас! Бедная женщина. Интересно, была ли она счастлива в Англии, вдали от родины, и много ли у нее было друзей.

– С самого приезда в нашу страну у нее была компаньонка. В тот роковой день компаньонка, некая мисс Марчвуд, поехала с ней в Лондон. Кстати, она довольно любопытная особа… Лиззи, в чем дело?

Лиззи отложила нож и вилку и изумленно уставилась на меня.

– Ты сказал «Марчвуд»? Вряд ли это та же самая… с другой стороны, та тоже компаньонка… Все сходится!

– Ты ее знаешь?! – удивился я.

– Нет, вовсе не знаю. Но я о ней слышала, и ее знает Бесси.

– Бесси! – позвал я так громко, что Бесси тут же вошла и спросила, что мне угодно.

– Бесси, – обратилась к ней Лиззи, – кажется, ты говорила, что одну из помощниц, которая разливает чай после собраний общества трезвости, зовут мисс Марчвуд и она служит компаньонкой?

– Ну да, миссис, – ответила Бесси. – Только в прошлое воскресенье, когда мы с вами были на собрании, она не приехала. Я очень жалела, что вы ее не увидели. Она всегда готовит чай вместе с миссис Скотт и миссис Гриббл. Мисс Марчвуд привозит с собой песочное печенье. Вряд ли она печет его сама. Наверное, просит кухарку в том доме, где она живет. Печенье очень вкусное.

– К черту печенье! – оборвал ее я. – Как фамилия хозяина мисс Марчвуд? Ее хозяйка когда-нибудь приходила вместе с ней на собрания? Ты знаешь, где они живут?

– Не в Лондоне, – ответила Бесси. – Она приезжает на поезде – я имею в виду мисс Марчвуд. А дама, у которой она работает, не приезжает.

– Ее хозяйка – очень красивая дама, итальянка, – сказал я.

Мои слова произвели на Бесси сильное впечатление.

– Ну надо же, а мисс Марчвуд настоящая дурнушка!

Я почти не сомневался, что мы говорим об одной и той же особе. Как выяснил сержант Моррис, в «Кедрах» Марчвуд лучше всех ладила с кухаркой. Той самой кухаркой, что охотно пекла песочное печенье по просьбе компаньонки, которая посещала в Лондоне собрания общества трезвости.

– Бесси, фамилия Бенедикт ничего не говорит тебе?

Бесси покачала головой:

– Не знаю никого с такой фамилией. Блюдо из-под овощей можно уносить?

Когда Бесси ушла, я обратился к Лиззи:

– Похоже, в прошлое воскресенье ты не познакомилась с мисс Марчвуд, потому что накануне, в субботу, пропала миссис Бенедикт, а потом, после того как стало известно, что она погибла, в «Кедрах» началась суматоха.

– Возможно, мисс Марчвуд приедет на собрание в следующее воскресенье, – заметила Лиззи и как бы между прочим продолжала: – Я собираюсь снова пойти с Бесси и послушать проповедь мистера Фосетта. В прошлый раз все было довольно занимательно.

– Лиззи! – как можно строже сказал я, хотя и понимал, что мои возражения будут бесполезны. – Я не хочу, чтобы ты принимала в этом участие!

– Но тебе наверняка интересно знать, придет ли мисс Марчвуд на следующее собрание и как она будет выглядеть, – возразила Лиззи.

– Узнает ли она, кто ты такая? – спросил я, подумав. – То есть… она узнает, что ты замужем за мной и чем я занимаюсь?

– Если она еще этого не знает, ей наверняка скажут миссис Скотт или мистер Фосетт. Миссис Скотт, скорее всего, догадывается, кто ты такой. Мне показалось, что она косилась на меня как-то настороженно.

– Что ж, постарайся не возбуждать ничьих подозрений. Сходи посмотри, там ли Марчвуд и как она выглядит. Только не вздумай ни о чем расспрашивать ее и не намекай, что тебе известно об убийстве!

– За кого ты меня принимаешь! – возмутилась моя жена. – Что ты, Бен!

– Конечно, я знаю, ты поведешь себя тактично, – поспешил добавить я. – Но я не хочу пугать Марчвуд больше, чем она уже напугана.

Лиззи сразу встрепенулась:

– По-твоему, она чего-то боится? Не просто потрясена и огорчена?

– Да, – ответил я, – чем больше я обо всем этом думаю, тем больше мне кажется, что Изабелла Марчвуд очень боится. Но я не знаю, кого или чего.

Глава 5. Инспектор Бенджамин Росс

На следующее утро, к досаде суперинтендента Данна, представители прессы пронюхали о Речном Духе. Должно быть, их очень воодушевило убийство красавицы жены владельца галереи на Пикадилли, которую задушили в Грин-парке. О таком происшествии им можно было только мечтать! Естественно, убийство Аллегры Бенедикт тут же начали приписывать Речному Духу. Я был раздражен не меньше чем Данн. У меня до сих пор не было доказательств того, что Аллегру Бенедикт убил Речной Дух. Однако репортеры, похоже, нисколько в том не сомневались.

В результате об убийстве написали на первых полосах под набранными крупным шрифтом заголовками. Историю раздували не только в бульварной прессе. «Дейли телеграф» посвятила убийству половину полосы. О нем также упомянули в «Таймс»; после абзаца, посвященного преступлению, газета привела мнение одного высокопоставленного представителя церкви об уличной преступности. Мы понимали: шумиха продолжится до тех пор, пока мы не арестуем убийцу. Читатели завалили редакции письмами; многие подавали запросы в парламент. Отдуваться пришлось самому министру внутренних дел. Он уверял, что улицы Лондона вполне безопасны для порядочных женщин. Ответ министра вызвал еще больший шквал писем. Рисовальщики изображали Речного Духа – каждый в меру своей фантазии, но образ оказывался неизменно зловещим. Публика дрожала, представляя, что такое создание рыщет по улицам столицы.

Конечно, во всем, как всегда, обвинили полицию. Авторы писем особенно подчеркивали, что нас никогда не бывает рядом, когда мы нужны. Чаще всего употреблялись слова «деньги налогоплательщиков».

– Откуда они узнали? – осведомился разгневанный Данн, стуча кулаком по расстеленной на его столе газете. – Конечно, трудно предполагать, что они не узнали бы о мертвой женщине, обнаруженной в парке. Но кто сообщил им о так называемом Речном Духе?

– Сэр, позвольте изложить мои соображения, – попросил я. – Как только в печати появился рассказ о задушенной женщине, одна из уличных девушек пошла к репортеру и продала ему рассказ о Речном Духе за гинею. Начался сезон охоты; все репортеры гоняются за девушками, которым есть что рассказать о Речном Духе.

– Именно этого я и боялся! – вздохнул Данн, потирая голову. – Можно усилить патрули, которые обходят набережные. Но если маньяк ищет жертвы и в парках…

– Мы по-прежнему не знаем, сэр, существует ли Речной Дух на самом деле и он ли убийца. По словам Дейзи Смит, девушки, с которой я встретился на мосту, Дух схватил ее руками за горло. Ни о каком шнуре она не упоминала.

– Значит, он изменил стиль, – буркнул Данн.

– Зачем ему менять стиль, сэр?

– Да затем, что девушки от него сбегают! И уж следующую жертву он твердо решил не упустить!

Такая версия уже приходила мне в голову, но, хорошенько поразмыслив, я отказался от нее.

– В таком случае, – возразил я, – почему он воспользовался обоими способами в одну и ту же ночь? На шею Дейзи он никакой петли не набрасывал.

– Откуда мне знать, что творится у него в голове?! – заревел Данн. – Мы имеем дело с сумасшедшим! Судя по всему, на следующую жертву он может наброситься с ножом. Росс, он мыслит иррационально.

Речной Дух, которого мы пока так называли за неимением лучшего прозвища, возможно, и мыслил иррационально в обычном смысле слова, но у него имелись свои причины поступать так, как он поступал. Может быть, он ненавидел проституток или ему просто нравилось пугать девушек своим зловещим видом. Может быть, он собирался лишь запугивать их до смерти. Руки на горле намеревались напугать, но не убить. Так я рассуждал. С другой стороны, убийца Аллегры Бенедикт вышел из дому с мотком шнура в кармане. Значит, он заранее задумал убийство.

Вслух я согласился с суперинтендентом: да, разумный человек не станет одеваться в саван и рыскать по улицам в тумане, нападая на уличных женщин. И все же я сомневался, что одну из них он схватил за горло, а для другой приготовил петлю, и все это в одну и ту же ночь. Правда, своими последними умозаключениями я с Данном не поделился. Он был не в том настроении, чтобы слушать.

В тот же день я познакомился с Джорджем Ангелисом. Моррис, как и было велено, отправился искать ювелира Тедески и бывшего дворецкого Бенедиктов, Мортимера Сеймура. Молодой Биддл с радостью бросился на Пикадилли искать мальчишку-подметальщика. Я же поехал в Галерею изящных искусств Бенедикта.

Здание с довольно скромным фасадом располагалось на южной стороне Пикадилли, недалеко от парка. Мне показалось, что близость галереи к тому месту, где нашли убитую Аллегру Бенедикт, имеет какое-то значение. Но какое, я пока не знал. К сожалению, я еще многого не знал. Ну а галерея чем-то напоминала похоронное бюро: двери и оконные переплеты были выкрашены черной краской. В зеркальной витрине я не увидел никаких экспонатов, кроме единственного пейзажа маслом на мольберте. Картина представляла собой пейзаж: вид города с большим барочным купольным храмом, нарисованным с другого берега реки. Мольберт был окружен бархатными шторами.

Хотя на двери не висело таблички «Закрыто», галерея оказалась заперта. Я решил, что управляющий, Джордж Ангелис, впускает только постоянных, солидных клиентов. Впрочем, постоянные клиенты сейчас наверняка избегают галерею, боясь попасть в лапы репортеров. Я долго звонил в колокольчик. Наконец за стеклом появилась фигура молодого человека, который жестом приказал мне убираться. Я с грустью подумал, что совершенно не похож на постоянного клиента. Наверное, молодой человек принял меня за репортера. Я произнес одними губами слово «полиция». На лице молодого человека застыло смиренное выражение, он отпер дверь и впустил меня.

– Спасибо, – сказал я. – Инспектор Росс из Скотленд-Ярда.

– Да, сэр, – вежливо ответил он и стал ждать, пока я объясню, чего хочу.

Я пришел в замешательство; он ведь наверняка знал, по какому делу я пришел. Об этом мне сказала гримаса, которая появилась у него на лице, когда я упомянул о своем роде занятий. Но, увидев его вблизи, не по ту сторону стекла, я был также поражен его внешностью. Он оказался очень молод; на мой взгляд, ему было не больше двадцати – двадцати двух лет. Более того, он был настоящим красавцем. Непривычно давать такое определение мужчине, и все же это было именно так.

Его черты были классически правильными. Такие лица, как у него, можно увидеть разве что на античных статуях. Кроме того, он был очень бледен. Молодой человек молча ждал моих вопросов с выражением невозмутимым и несколько печальным, скрестив руки на груди. Он напомнил мне кладбищенского ангела. Я подумал, что он наверняка процветал бы в похоронном бюро… Нет! Я тут же поправил сам себя. Такой юноша наверняка стал бы натурщиком… Да, именно! Может, так оно и есть?

– Мне нужен мистер Ангелис, – начал я. – Он здесь?

С тем же невозмутимым видом молодой человек ответил:

– Мистер Ангелис у себя в кабинете, сэр. Я скажу ему, что вы пришли. – Он зашагал прочь.

– Одну минуту! – остановил его я. – Как вас зовут?

– Грей, сэр. Фрэнсис Грей. – Он грациозно поклонился. – Последние полгода я служу помощником мистера Ангелиса.

– И вы были здесь в прошлую субботу, когда в ваш магазин… в галерею… пришла мисс Марчвуд в поисках миссис Бенедикт?

– Да, инспектор. Мы вместе с мистером Ангелисом отправились искать миссис Бенедикт. Все зря!

Казалось, меланхолия – естественное состояние этого юноши. Возможно, в данных обстоятельствах его поведение и было уместным, однако мне показалось, что он не смеется и не шутит даже в лучшие времена.

– Вы заходили в парк?

– Конечно нет! – обиженно ответил мой собеседник. – Во-первых, мне и в голову не могло прийти, что она отправилась в парк. И потом, в таком тумане я мог бы обойти весь парк и не найти ее. Нет, в парк я не заходил.

Я различил в его голосе вежливый упрек.

Тем временем мы дошли до двери кабинета; я решил на время забыть о молодом человеке. Мне показалось, красивый юноша испытал облегчение, как всегда бывает с людьми, когда полицейские перестают проявлять к ним интерес, и скрылся за дверью, чтобы сообщить управляющему о моем приходе.

Я огляделся по сторонам. На стенах висели картины; они, как мне показалось, были подобраны с большим вкусом. В основном это были картины маслом, но среди них попадались и акварели. Последние были собраны вместе, похоже, они принадлежали кисти одного художника. Обернувшись, я вздрогнул от неожиданности, увидев совсем рядом статую – изображение на редкость уродливого сатира. Статуя стояла на небольшом постаменте, благодаря чему оказалась одного роста со мной. Сатир смотрел мне прямо в глаза. Не могу передать, каким злобным был его взгляд. Не представляю, чтобы кто-то мог держать такую статую у себя дома.

Тем временем вернулся Грей.

– Сюда, сэр! – Он распахнул дверь кабинета и провозгласил: – Мистер Ангелис, к вам некий инспектор Росс из Скотленд-Ярда.

Я пожал плечами. Почему «некий инспектор Росс»? Может, он думает, что в Скотленд-Ярде есть несколько инспекторов, носящих одну фамилию?

Ангелис оказался человеком во всех отношениях возвышенным; пожалуй, так можно описать его лучше всего. Высокого роста, около сорока лет на вид, смуглый, он явно был родом с Востока. Длинные и густые черные волосы серебрились на висках. Из-под кустистых черных бровей на меня смотрели глубоко посаженные большие черные глаза. Черный сюртук и брюки лишь слегка оживлял красно-коричневый атласный жилет, но общего мрачного впечатления жилет не нарушал. Казалось, мистер Ангелис явился откуда-то из древних времен, из другого мира. Я без труда мог представить его себе в тунике, при дворе какого-нибудь византийского императора.

Он принял меня с достоинством, усадил в удобное кожаное кресло и предложил хереса. Подозреваю, такую учтивость он обычно приберегал для клиентов. Я поблагодарил его, но от хереса отказался.

– Мне очень жаль, инспектор, – вкрадчиво начал Анге лис, – что мои попытки найти миссис Бенедикт не увенчались успехом. Разумеется, мы пришли в ужас, когда узнали печальную новость… Не представляю, как справляется с этим мистер Бенедикт. Я не видел его с того печального вечера, когда приезжал к нему домой.

– А до того, когда вы видели его в последний раз? – спросил я.

Ангелис сложил пальцы домиком. Мне показалось, что ногти у него отполированы.

– Сейчас вспомню… наверное, в среду на прошлой неделе. Обычно мистер Бенедикт приезжает в галерею по вторникам, средам и четвергам. Он очень редко появляется в пятницу и никогда – в субботу. По понедельникам мы закрыты.

Пока все совпадало с тем, что рассказал мне сам Бенедикт.

– Миссис Бенедикт часто приезжала с мужем? – спросил я.

Прежде чем ответить, Ангелис снова ненадолго задумался.