Текст книги "Грехи волка"

– Вы не устали? – поинтересовалась медсестра. На самом деле ей было приятно находиться в обществе этой женщины, а рассчитывать на продолжение разговора утром не приходилось. Поезд прибывает в самом начале десятого, после чего потребуется время, чтобы выгрузиться, получить багаж и отыскать Гризельду и мистера Мердока.

– Нисколько, – бодро отозвалась Мэри, хотя перед этим уже раз или два подавила зевок. – Уна, без сомнения, объяснила вам, что я должна быть в постели не позже одиннадцати? Я так и думала. Из Уны получилась бы великолепная сиделка. Она исключительно сообразительна и трудолюбива. Самая практичная из моих детей. Но главное, она умеет заставить людей поступать так, как от них требуется, с твердой уверенностью, что они делают это по собственной воле. – Миссис Фэррелайн состроила легкую гримасу. – Знаете, ведь это настоящее искусство. Мне иногда очень хочется обладать им. А как она рассудительна! Я была поражена, насколько быстро она сумела заставить Квинлена считаться с собой. Мужчина с его характером редко испытывает такое уважение к женщине, да еще ровеснице. Причем совершенно искреннее. Это совсем не то вежливое внимание, которое этот человек проявляет ко мне.

Эстер нетрудно было этому поверить. Она уловила в лице мистера Файфа силу и решительность, а в остром взгляде его голубых глаз – проницательность. Он мог найти друга в Уне скорее, чем в любом другом члене семьи. Байярд испытывал к нему откровенную неприязнь, Дейрдра, занятая собственными делами, была равнодушна, а Элестер, судя по рассказу Мэри, с самого детства во всем полагался на Уну.

– Да, наверное, сиделка вышла бы неплохая, – согласилась мисс Лэттерли. – Но рассудительность и дипломатичность не лишние в любой большой семье. Они – залог счастья в доме.

– Вы совершенно правы, – кивнула ее старая собеседница. – Но не каждый, наверное, способен их оценить.

Медичка улыбнулась. Она вовсе не имела намерения демонстрировать собственную проницательность.

– Как вы собираетесь проводить время в Лондоне? – спросила она. – Удастся ли вам сходить в гости или в театр?

Прежде чем ответить, Мэри минуту размышляла.

– Не уверена, – сказала она задумчиво. – Я не слишком хорошо знаю Коннела Мердока и его семейство. Он достаточно чопорный молодой человек, очень чувствительный к чужому мнению. Гризельда, возможно, не захочет выезжать. Если же мы все-таки отправимся в театр, то уж, боюсь, на что-нибудь сугубо положительное, не вызывающее никаких споров.

– Он, наверное, постарается понравиться вам, – предположила Эстер. – Все-таки вы – его теща, и ему небезразлично ваше о нем мнение.

– Ох, милочка! – Миссис Фэррелайн со вздохом прикусила губу. – Правильно. Конечно, постарается. Помню, когда Байярд только-только женился на Уне, он держался до боли робко. Он был тогда так влюблен! – Она опять глубоко вздохнула. – Конечно, когда лучше узнаешь друг друга, страсть проходит. Исчезает налет тайны, восхищение сменяется пониманием… Обожание и преклонение сохраняются очень недолго.

– Но на смену приходит дружба, и взаимная симпатия, и… – Голос сиделки прервался. Слова эти ей самой показались наивными. Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

– Дай-то бог! – мягко проговорила Мэри. – Счастлив тот, кому удается навсегда сохранить нежность и взаимопонимание, так же как и светлые воспоминания. – Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, на то, что оживало в ее воображении.

Лэттерли вновь вспомнила человека на портрете, столь прекрасного в те годы, когда этот портрет был написан, и попыталась представить, как менялся он с течением времени, как с годами его очарование превращалось в обыкновенность. Это ей не удалось. Лицо покойного Фэррелайна оставалось для нее все таким же непостижимым, а его чувства – недоступными. Сумела ли Мэри разгадать их и все же сохранить свою любовь к нему? Этого Эстер никогда не узнать. Вот и Монк такой же. Он не перестает удивлять своими неожиданными вспышками, проявлениями чувств и убеждений, которых никто в нем и не предполагал.

– Идеализм – плохой спутник в семейной жизни, – неожиданно произнесла пожилая леди. – Мне необходимо поговорить об этом с бедняжкой Гризельдой, а еще больше – с этим типом, ее мужем. Можно мечтать о прекрасном принце, за которым готов следовать на край света, но наутро все равно просыпаешься рядом с простым смертным. А поскольку мы сами – тоже всего лишь простые смертные, то это, без сомнения, не так уж и плохо.

Сиделка невольно улыбнулась и собралась встать:

– Уже поздно, миссис Фэррелайн. Наверное, мне пора приготовить вам лекарство?

– Приготовить? – подняла брови Мэри. – Наверное. Но я еще не собираюсь его принимать. Да, так вот, о вашем неожиданном вопросе. Думаю, я все-таки пойду в театр. Я буду на этом настаивать. У меня с собой на такой случай несколько подходящих туалетов. К сожалению, мне не удалось взять мое любимое шелковое платье, поскольку я посадила на него пятно.

– Его можно отчистить? – с сочувствием спросила Эстер.

– Разумеется. Просто не успели до отъезда. Уверена, что Нора позаботится об этом за время моего отсутствия. Помимо того, что это платье я очень люблю, оно – единственное, к которому подходит моя брошка с серым жемчугом. Она исключительно хороша, но серый жемчуг нельзя носить с чем попало. Мне не нравится, как он выглядит на цветных платьях или с чем-нибудь блестящим. Ну да неважно! В моем распоряжении всего неделя, и вряд ли будет случай надеть ее. Я ведь еду, чтобы повидать Гризельду, а не вращаться в лондонском свете.

– Она, наверное, очень ждет своего первенца?

– Пока нет, – с легкой гримасой ответила миссис Фэррелайн. – Но со временем это придет. Боюсь, она чересчур обеспокоена своим здоровьем. Хотя серьезных оснований для этого нет. – Мэри наконец встала, и сиделка поднялась, чтобы помочь ей. – Спасибо, милочка, – поблагодарила та. – Дочка тревожится из-за любой ерунды, воображая, что все это может плохо сказаться на ребенке, приведет к неизлечимым дефектам. Весьма скверная привычка, да и мужчин это очень раздражает. Если, конечно, у них у самих все в порядке! – Она стояла в дверях купе, стройная и прямая, с улыбкой на губах. – Я отучу Гризельду от нее. И постараюсь внушить ей, что причин для волнения нет. С ее ребенком все будет в порядке.

Поезд опять замедлил ход, и когда он достиг станции, обе дамы вышли из вагона по естественной надобности. Эстер вернулась первой. Она привела в порядок диваны, расстелила для своей подопечной плед и встряхнула ножную грелку. Стало уже достаточно прохладно. Темное окно было усеяно снаружи крапинками дождя. Девушка достала аптечку и открыла ее. Флакончики лежали плотно в ряд, и первый из них был вскрыт и пуст. В Эдинбурге, рассматривая их, Эстер этого не заметила. Впрочем, сквозь темное стекло флакона микстуру было плохо видно. Должно быть, Нора использовала его еще в утренний прием. Глупо. Теперь у них на одну порцию меньше. Если бы мисс Лэттерли вовремя обратила на это внимание, его нетрудно было бы заменить.

Эстер с трудом сдерживала зевоту. Все-таки она очень устала. Уже тридцать шесть часов она по-настоящему не спала. Сегодня ей, по крайней мере, удастся нормально вытянуть ноги и расслабиться вместо того, чтобы сидеть стиснутой между двумя другими пассажирами.

– А, вы достали аптечку, – раздался в дверях голос пожилой дамы. – Наверное, вы правы. Уже скоро утро. – Она вошла, слегка покачнувшись, поскольку поезд в этот момент резко дернулся, трогаясь с места. Сиделка протянула руку, чтобы поддержать ее, и Мэри присела. В дверях появился кондуктор в вычищенной форме с блестящими пуговицами.

– Добрый вечер, сударыни. У вас все в порядке? – Он дотронулся до козырька фуражки.

Пожилая пассажирка смотрела в окно, хотя разглядеть там что-нибудь, кроме темноты и капель дождя, было невозможно. Она резко обернулась. Лицо ее на мгновение побледнело, но тут же вновь обрело прежнее спокойное выражение.

– Да, спасибо. – Он судорожно вздохнула. – Да, все в порядке.

– Прекрасно, мэм. В таком случае, спокойной ночи. В Лондоне будем в четверть десятого.

– Спасибо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – откликнулась и Эстер, и он поспешно удалился, тщетно пытаясь сохранить равновесие при движении по трясущемуся вагону. – Вам нехорошо? – повернулась девушка к пациентке. – Он вас напугал? Боюсь, мы пропустили время приема лекарства. Мне нужно было настоять, чтобы вы его выпили. Вы побледнели.

Мэри укрылась пледом, и мисс Лэттерли тщательно подоткнула его края.

– Со мной все в полном порядке, – проворчала старая дама. – Просто этот тип на минуту кое-кого мне напомнил. Тот же длинный нос и карие глаза – вылитый Арчи Фрэзер!

– Кто-то, кто вам неприятен? – Медичка откупорила флакончик и вылила микстуру в приготовленный стакан.

– Я с ним лично не знакома. – Миссис Фэррелайн слегка скривила губы. – Он выступал свидетелем по делу Гэлбрейта, вернее, по тому, что стало бы делом Гэлбрейта, если бы дошло до суда. Но следствие прекратили. По словам Элестера, за отсутствием серьезных улик.

Эстер протянула пациентке стакан, и та выпила его, поморщившись. Уна уложила в аптечку несколько конфеток, чтобы заедать неприятное лекарство, и сейчас девушка достала одну из них. Мэри, поблагодарив, взяла ее.

– Так этот мистер Фрэзер – заметная фигура? – Заговорив на эту тему, мисс Лэттерли надеялась отвлечь собеседницу от вкуса лекарства. Она уложила стаканчик на место и, закрыв аптечку, вернула ее на багажную полку.

– Более или менее. – Старая леди улеглась и начала устраиваться поудобнее. Сиделка плотнее укрыла ее пледом.

– Однажды вечером он явился к нам домой, – продолжала Мэри. – Этакий хорек в человеческом обличье, вынюхивающий все вокруг наподобие зловредной ночной зверюшки. Я его только в тот раз и видела – тоже при свете лампы, как и этого несчастного кондуктора. Конечно, к кондуктору я была несправедлива. – Она улыбнулась. – Наверное, и к Фрэзеру тоже. – Но на этот раз в ее голосе не было полной уверенности. – Ну, а теперь ложитесь-ка спать. Я же вижу, что вы едва держитесь. Нас разбудят достаточно рано, чтобы мы успели привести себя в порядок до прибытия в Лондон.

Эстер взглянула на единственную масляную лампу, освещавшую купе мягким желтоватым светом. Потушить ее было нельзя. Вряд ли, впрочем, это помешает кому-нибудь из них заснуть. Девушка поудобнее свернулась на диване и уже через несколько минут блаженно спала, убаюканная ритмичным постукиванием колес.

За ночь она несколько раз просыпалась, но лишь для того, чтобы улечься поудобнее и пожалеть, что в вагоне не слишком тепло. Во сне ее тревожили воспоминания о крымской жизни с ее холодом, усталостью и постоянной готовностью вскочить ради помощи кому-то, чьи страдания неизмеримо сильнее.

Наконец она проснулась. В дверях, доброжелательно улыбаясь, стоял кондуктор.

– Через полчаса Лондон, мэм. С добрым утром! – поприветствовал он пассажирку и исчез.

Мисс Лэттерли очень замерзла, и все ее тело затекло. Она медленно поднялась на ноги. Волосы у нее растрепались, и она потеряла несколько шпилек, но это было не столь важно. Следовало разбудить Мэри, которая спала, уткнувшись лицом в стенку, в той же позе, в какой медсестра оставила ее вечером. Казалось, она ни разу не пошевелилась. Укрывавший ее плед не был смят.

– Миссис Фэррелайн, – как можно деликатнее окликнула ее Эстер, – скоро Лондон. Хорошо ли вам спалось?

Мэри не шевельнулась.

– Миссис Фэррелайн! – повторила девушка чуть громче.

Никакого движения. Лэттерли тронула ее за плечо и осторожно потрясла. Старики порой спят очень крепко.

– Миссис Фэррелайн!

Плечо оставалось неподвижным. Казалось, оно окаменело, и сиделка начала всерьез беспокоиться.

– Миссис Фэррелайн! Вставайте! Мы уже почти приехали! – с растущей тревогой проговорила она.

Пожилая леди не двигалась, и тогда Эстер схватила ее и перевернула. Глаза у пациентки были закрыты, а лицо оказалось белым и совершенно холодным на ощупь. Уже несколько часов, как Мэри Фэррелайн была мертва.

Глава 3

Первым чувством Эстер было ощущение тяжкой потери. В прежние времена она бы просто отказалась поверить, что Мэри умерла. Но с тех пор ей пришлось слишком часто видеть смерть, чтобы не узнать ее, даже если все произошло совершенно неожиданно. Еще вечером старая леди выглядела абсолютно здоровой и бодрой, и тем не менее было очевидно, что она умерла в самом начале ночи. Тело было холодным и так окостенело, что не оставалось сомнений: смерть наступила часа четыре, если не шесть, назад.

Сиделка накрыла ее простыней, бережно прикрыв лицо, и выпрямилась. Поезд уже замедлял ход, и за покрытым сеткой дождя окном в сером свете раннего утра показались первые строения.

Теперь пришло ощущение вины. Мэри была ее пациенткой, доверенной ее попечению, и вот прошло всего несколько часов, а она мертва. Почему?! Что Эстер сделала не так? Какую страшную ошибку она допустила, что миссис Фэррелайн умерла, не издав ни звука, не вскрикнув, не захрипев? Или медсестра спала так крепко, что ничего этого не слыхала? Или все заглушил стук колес?

Продолжать бездействовать, глядя на укрытое пледом неподвижное тело, было невозможно. Следовало позвать кого-нибудь – для начала хотя бы кондуктора или начальника поезда. Конечно, потом, когда они доберутся до станции, нужно будет известить начальника вокзала и, очевидно, полицию. И, что самое худшее, ей придется сообщить обо всем Гризельде Мердок. Мысль об этом заставила Эстер вздрогнуть.

Нужно с чего-то начать. Сколько здесь ни стой, ничего уже не изменишь, а эта картина лишь усиливает боль. Неверным шагом девушка вышла из купе, стукнувшись при этом локтем о деревянную перегородку. Она довольно сильно ушиблась, но не ощутила боли. Все в ней словно окаменело. Куда направиться? Все равно. Безразлично. Лишь бы что-то делать, а не стоять тут в нерешительности. Она пошла налево, в голову вагона.

– Кондуктор! – позвала мисс Лэттерли. – Кондуктор! Где вы?

Из ближайших дверей выглянул усатый военный и уставился на нее. Он хотел что-то сказать, но испуганная пассажирка пробежала мимо.

– Кондуктор! – кричала она.

Очень худая седая женщина недовольно обратилась к ней:

– Господи, барышня, в чем дело? Зачем же так шуметь?

– Вы не видели кондуктора? – задыхаясь, спросила у нее Эстер.

– Нет, не видела. Но, бога ради, не кричите так. – И не сказав больше ни слова, дама скрылась в своем куп-е.

– Чем могу служить, мисс? – услышала медсестра мужской голос за спиной.

Она резко обернулась. Вот, наконец, и кондуктор! На лице – предупредительность. Он и не подозревает, какую ужасную новость она должна ему сообщить. Наверное, привык к истерикам пассажирок. Она постаралась, чтобы голос ее звучал спокойнее:

– Кажется, произошло большое несчастье… – Почему она так дрожит? Разве мало видела она мертвых тел?

– Да, мисс? Что случилось? – Служащий был вежлив и внимателен, но с места не двигался.

– Боюсь, что миссис Фэррелайн – та дама, что ехала со мной, – умерла ночью.

– Может быть, просто спит, мисс? У некоторых сон очень крепкий…

– Я – сиделка, – огрызнулась Эстер, – и сумею отличить мертвого от спящего.

Теперь ее собеседник действительно встревожился:

– О господи! Вы уверены? Та пожилая леди? Должно быть, сердце? Ей было плохо? Нужно было позвать меня. – Он недовольно взглянул на девушку.

В другое время можно было поинтересоваться, что бы он в таком случае предпринял, но Лэттерли была слишком удручена, чтобы затевать перепалку.

– Нет… Она за всю ночь не издала ни звука. Я обнаружила это только сейчас, когда стала ее будить. – Голос ее опять задрожал, губы не слушались. – Не знаю, что произошло. Наверное, сердце. Она принимала сердечные капли.

– Забыла их выпить, да? – Кондуктор бросил на Эстер подозрительный взгляд.

– Да нет же! Я сама ей их давала. Видимо, нужно сообщить начальнику поезда?

– Всему свое время, мисс. Лучше пройдем в ваше купе и посмотрим. Может быть, она всего лишь без сознания? – предположил мужчина. Сам он явно уже на это не надеялся, а просто как мог оттягивал неприятный момент.

Медсестра послушно повернулась и пошла обратно. В дверях она остановилась, пропуская кондуктора вперед. Он приподнял простыню, мельком взглянул на лицо Мэри и осторожно прикрыл его снова.

– Да, мисс. Боюсь, вы правы. Бедная леди скончалась. Я сообщу начальнику. Оставайтесь здесь и ничего не трогайте. Понятно?

– Да.

– Ну и хорошо. Только вам бы лучше присесть. А то еще упадете в обморок.

Эстер хотела было сказать, что в обморок не упадет, но ноги у нее и в самом деле дрожали, и она поспешила сесть.

В купе было холодно и, казалось, странно тихо, несмотря на грохот колес. Мэри лежала на диване напротив, но уже не в той уютной позе, в какой заснула накануне, поскольку сиделке пришлось повернуть ее. Кондуктор видел ее уже в этом положении. Нелепо было сейчас думать о таких вещах, но мисс Лэттерли с трудом удержалась от порыва уложить ее поудобнее. Эта старая женщина понравилась ей с самого первого момента их знакомства. Она была на редкость живой и искренней, и Эстер успела едва ли не полюбить ее.

Ее мысли прервало появление начальника поезда. Это был невысокий мужчина с пышными усами и мрачным взглядом. Грудь его форменной куртки была обсыпана табаком.

– Печально, – проговорил он грустно. – Весьма печально. Такая милая дама… Ну, теперь уж ей, бедняжке, ничем не поможешь. Куда вы ее везли?

– К дочери и зятю, – ответила медсестра. – Они будут встречать ее на вокзале…

– Так, так. Ну, делать нечего. – Усатый мужчина покачал головой. – Мы сперва дадим возможность всем пассажирам выйти и пошлем за начальником вокзала. Он, конечно, найдет эту дочь. Как ее зовут? Вы знаете ее имя, мисс?

– Миссис Гризельда Мердок. А ее мужа зовут мистер Коннел Мердок.

– Прекрасно. К сожалению, поезд переполнен, и я не могу предложить вам до прибытия посидеть в другом купе. Но до Лондона осталось всего несколько минут. Вы уж потерпите. – Начальник поезда обернулся к кондуктору: – У вас найдется какое-нибудь лекарство для юной леди?

Тот вскинул мохнатые брови:

– Вы имеете в виду, сэр, нет ли у меня какой-нибудь выпивки?

– Вовсе нет, – возразил его начальник. – Это же противоречит правилам нашей компании! Но если бы вдруг у вас оказалась какая-нибудь микстура на случай холода, или ушиба, или еще чего-нибудь?.. Иногда, знаете ли, пассажирам требуется…

– Что ж… – Кондуктор взглянул на белое лицо Эстер. – Пожалуй, поищу. Может, что-то и найдется. Что-нибудь вроде…

– Вот и великолепно. Постарайтесь поискать, Джейк. А найдете – дайте глоток этой бедняжке. Поняли?

– Да, сэр! Понял!

Кондуктор в самом деле постарался. «Найдя» запретный бренди, он принес девушке основательную порцию, после чего оставил ее одну, пробормотав что-то маловразумительное о неотложных делах. Следующие четверть часа Эстер просидела, дрожа от холода и все отчетливее осознавая происшедшее. Наконец, в дверях купе появился начальник вокзала, человек с вкрадчивым любопытным лицом, каштановыми волосами и в данный момент – с сильным насморком.

– Ну, мисс, – произнес он и громко чихнул, – расскажите-ка нам поподробнее, что произошло с бедной леди. Кто она такая? А заодно и кто вы?

– Ее имя – миссис Мэри Фэррелайн, она из Эдинбурга, – ответила сиделка. – А я – Эстер Лэттерли. Меня наняли сопровождать ее из Эдинбурга в Лондон, чтобы я давала ей лекарство и заботилась о ней. – Сейчас это звучало бессмысленно, почти абсурдно.

– Понятно. А что за лекарство, мисс?

– Думаю, сердечное. Мне не объяснили подробно, только велели давать его регулярно, указав, сколько и когда.

– И вы давали его, мисс? – Мужчина нахмурился. – Уверены, что давали?

– Совершенно уверена. – Девушка поднялась, достала аптечку, открыла ее и показала ему пустые флакончики.

– Здесь два использованных, – заметил начальник вокзала.

– Правильно. Один я дала ей вчера вечером, примерно без четверти одиннадцать, а второй, очевидно, использовали утром.

– Но вы сели в поезд только вчера вечером, – вмешался кондуктор из-за спины начальника. – Это точно. Мы раньше вечера не отправляемся.

– Это я знаю, – терпеливо отозвалась Эстер. – Может быть, у них дома не хватило лекарства, или служанка, поленившись, воспользовалась тем, что это оказалось под рукой, уже готовое. Не могу сказать. Но я дала ей вторую порцию, вот отсюда. – Она указала на лежащий в коробке флакончик. – Вчера вечером.

– А как она себя чувствовала? Плохо? – продолжил расспросы начальник вокзала.

– О нет! На вид все было в полном прядке, – искренне ответила мисс Лэттерли.

– Понятно. Теперь пускай этим делом займутся власти. Нужно установить, не была ли она… – мужчина запнулся, – …установить, что с ней случилось. А вам лучше поискать среди встречающих дочь несчастной леди. – Нахмурившись, он вновь взглянул на Эстер. – Вы уверены, что ночью она не звала на помощь? Вы были здесь? Я имею в виду – всю ночь?

– Всю ночь, – твердо ответила та. Начальник вокзала опять посмотрел на нее с сомнением, а потом оглушительно чихнул и высморкался. Какое-то время он внимательно глядел на сиделку. Он отметил про себя стройность ее фигуры, прикинул ее возраст и в конце концов решил, что, скорее всего, она говорит правду.

– Я не знаю мистера и миссис Мердок в лицо, – осторожно заметила Лэттерли. – Чтобы найти их, лучше сделать какое-нибудь объявление.

– Обо всем этом мы позаботимся. А вы, мисс, уж постарайтесь собраться с силами, чтобы сообщить этим беднягам, что их мать скончалась. – Мужчина посмотрел на нее критическим взглядом. – Сумеете?

– Да, конечно. Спасибо за заботу.

Девушка проследовала за начальником вокзала к выходу. В дверях вагона он пропустил ее вперед. В лицо ей ударил холодный воздух, пахнущий паром и сажей. Крыша перрона не спасала от пронизывающего ветра. В ушах гулко отдавался шум, в котором сливались голоса пассажиров, хлопанье дверей, лязг колес и грохот багажных тележек. Пробившись вместе со своим провожатым сквозь густую толпу, Эстер добралась до дверей его конторы.

– Они… здесь? – У нее вдруг перехватило горло.

– Да, мисс. Найти их было нетрудно. Молодая леди и джентльмен искали кого-то возле поезда. Достаточно было спросить их, – объяснил начальник.

– Им еще не сказали?

– Нет, мисс. Решили: лучше, если они узнают это от вас. Ведь вы знаете семью и были знакомы с самой леди.

– Вот как!..

Начальник вокзала отворил дверь и отступил в сторону.

Мисс Лэттерли вошла. Первой, кого она увидела, была молодая женщина с роскошными каштановыми волосами, вьющимися, как у Айлиш, но не такими яркими – не цвета осенней листвы, а скорее песочными. Ее округлое лицо было миловидным, но не столь прекрасным и страстным, как у сестры. И хотя она была хороша собой, Эстер, после того как познакомилась с Айлиш, смогла увидеть в этой даме всего лишь тень сестры, ее бледное отражение. Если бы не нынешнее положение Гризельды и не терзающие ее тревоги, она, пожалуй, скорее, походила бы на Уну, только выглядела более живой и доверчивой.

Заговорила, однако, не она, а сопровождавший ее мужчина. Он был дюйма на три-четыре выше Гризельды, с худым лицом, глубоко посаженными глазами и привычкой кривить губы, отчего внимание первым делом привлекал его гладко выбритый рот.

– Вы – сиделка, которой поручили заботиться о миссис Фэррелайн в дороге? – осведомился он. – Прекрасно. В таком случае не объясните ли вы нам, что все это значит? Где миссис Фэррелайн? Почему нам приходится ждать здесь?

Медичка бросила взгляд в его сторону, дав тем самым понять, что расслышала вопрос, и обернулась к Гризельде:

– Я – Эстер Лэттерли, меня наняли сопровождать миссис Фэррелайн. К глубокому сожалению, мне приходится сообщить вам очень тяжелую весть. Вчера вечером она была в прекрасном настроении и казалась совершенно здоровой, но ночью во сне скончалась. Думаю, что она не страдала, поскольку даже не вскрикнула…

Миссис Мердок уставилась на нее непонимающим взглядом.

– Мама? – Она помотала головой. – Не понимаю, о чем вы говорите. Она ехала в Лондон, чтобы объяснить мне… Не знаю, что именно! Но она утверждала, что все будет хорошо! Это ее слова! Она же мне обещала! – Гризельда беспомощно взглянула на мужа.

Тот, не отвечая, опять обернулся к Эстер:

– Что вы такое говорите? Это не объяснение! Если вчера вечером миссис Фэррелайн была совершенно здорова, она просто не могла… – Он запнулся, подыскивая слово помягче. – Не может быть, чтобы ее не стало. Без всякой… О господи, я думал, вы – сиделка! Стоило нанимать сиделку, чтобы такое случилось! Вы хуже чем бесполезны!

– Минуточку, сэр, – рассудительно заговорил начальник вокзала. – Если досточтимая леди была уже в годах и у нее было больное сердце, она могла скончаться в любой момент. Слава богу, что ей не пришлось мучиться!

– Что значит – не пришлось мучиться? Она же мертва! – взорвался Коннел Мердок.

Его жена закрыла лицо руками и упала на стоявший рядом стул:

– Она не могла умереть! Она собиралась объяснить мне… Я этого не вынесу! Она обещала!

Коннел посмотрел на нее со смешанным выражением растерянности, гнева и беспомощности, а потом попытался ухватиться за спасительную соломинку:

– Пойдем, милая! Это, правда, так неожиданно, но нам и в самом деле остается благодарить бога, что она не страдала. Ничего не поделаешь!

Гризельда подняла на него полные ужаса глаза:

– Но ведь она не… И даже письма не оставила! Это же так важно! Я так никогда и не… Это ужасно! – Она опять закрыла лицо и разрыдалась.

Ее муж, словно не замечая мисс Лэттерли, обратился к начальнику вокзала:

– Понимаете, жена была так привязана к матери… Для нее это страшный удар.

– Вполне естественно, сэр, – согласился тот. – Как же иначе? Это каждому нелегко, тем более – такой чувствительной молодой леди.

Миссис Мердок внезапно поднялась.

– Я хочу ее видеть! – потребовала она, направляясь к дверям.

– Но, милая! – запротестовал супруг, схватив ее за плечо. – Это вовсе ни к чему! Тебе необходимо отдохнуть. В твоем положении…

– Но я должна! – Вырвавшись, женщина обернулась к Эстер, такая бледная, что веснушки у нее на щеках казались пятнышками грязи. Глаза ее горели:

– Что она вам сказала? Она должна была что-то передать мне! Что-то такое, из-за чего она собралась приехать! Что-то насчет меня! Она что-нибудь говорила?

– Только то, что намерена убедить вас в отсутствии каких-либо причин для беспокойства, – мягко ответила сиделка. – Она была в этом совершенно уверена. Вам совершенно не о чем волноваться.

– Но почему? Почему? – воскликнула Гризельда. Она протянула вперед руки, словно намеревалась схватить ее за плечи и встряхнуть, но не посмела. – Вы не ошибаетесь? Нет, она так не считала! Я знаю, она просто меня щадила…

– Не думаю, – убежденно отозвалась медсестра. – Насколько я успела узнать миссис Фэррелайн, она была не из тех людей, кто говорит что-либо только ради чьего-то спокойствия. Чем говорить неправду, она предпочла бы просто промолчать. Я в самом деле уверена, что, как бы вам сейчас ни было трудно, причин для беспокойства у вас нет.

– Вы уверены? – горячо воскликнула молодая дама. – Вы полагаете, мисс…

– Лэттерли. Да, полагаю.

– Пойдем, милая, – вмешался Коннел. – Сейчас не до этого. У нас так много дел. А тебе еще нужно написать домашним в Эдинбург. Нам предстоит столько хлопот…

Гризельда взглянула на него так, словно он заговорил на каком-то незнакомом языке:

– Что?

– Не волнуйся, дорогая. Я все сделаю сам. Я сейчас же им напишу и подробно расскажу все, что нам известно. Если отправить письмо сегодня, оно уйдет с вечерним поездом и завтра утром уже будет в Эдинбурге. Я постараюсь объяснить им, что все произошло внезапно и что она почти ничего не почувствовала. – Мужчина покачал головой. – Какой тяжелый для тебя день! Поедем домой, там мама о тебе позаботится. – При мысли о столь прекрасном выходе из трудного положения в его тоне послышалось облегчение. – Ты не должна забывать о своем… о своем здоровье. Тебе необходимо отдохнуть. Уверяю тебя, здесь нам больше делать нечего.

– Совершенно справедливо, мэм, – поспешно отозвался начальник вокзала. – Поезжайте с мужем. Он абсолютно прав, мэм.

Гризельда в сомнении жалобно взглянула на Эстер, но подчинилась.

Лэттерли проводила ее глазами и с болезненной грустью вспомнила слова Мэри о беспричинных тревогах дочери. Она словно вновь услыхала ее слегка ироничный голос. Сама миссис Фэррелайн, наверное, сумела бы убедительнее поговорить с этой нервной особой. Та, кажется, была больше потрясена тем, что некому теперь успокоить ее страхи о состоянии будущего ребенка, чем смертью матери. Или, быть может, этот страх был просто заметнее ее горя? В том положении, когда многие люди впадают в гнев – Эстер не раз приходилось сталкиваться с этим, – Гризельду обуял ужас. Беременность, особенно первая, часто сопровождается всякими причудливыми опасениями, обычно человеку несвойственными.

Но теперь миссис Мердок уже вышла, и добавлять что-либо ей в утешение было поздно. Может быть, потом мужу удастся найти подходящие слова…

Еще не меньше часа заняли пустые вопросы и столь же бессмысленные ответы, и лишь потом Эстер наконец позволили покинуть вокзал. Она по несколько раз пересказывала точные наставления, полученные ею в Эдинбурге, объясняла, как выглядела Мэри накануне вечером, уверяла, что никаких признаков плохого самочувствия заметно не было, – напротив, старая леди казалась весьма бодрой. Нет, сиделка не слышала ночью ничего необычного, и к тому же стук колес почти полностью заглушал все звуки. Да, без сомнения, она дала миссис Фэррелайн лекарство, одну дозу, как и было предписано. Другой флакончик уже был пуст.

Нет, она не знает причины смерти миссис Фэррелайн. Скорее всего, это болезнь сердца, которой она страдала. Нет, истории заболевания ей не рассказывали. Она не ухаживала за ней прежде, а лишь сопровождала ее в поездке и следила, чтобы та вовремя приняла лекарство или не выпила двойную дозу. Могло ли такое случиться? Нет, миссис Фэррелайн сама аптечку не открывала, она оставалась на том же месте, куда Эстер ее положила. К тому же Мэри не страдала ни слабоумием, ни старческим маразмом.

Наконец измученную переживаниями медсестру отпустили. Выйдя на улицу, она окликнула кэб и дала кучеру адрес Калландры Дэвьет. Девушка не раздумывала, удобно ли являться в дом в столь ранний час не-званой и в таком подавленном состоянии. Неодолимое желание очутиться в тепле и безопасности и услышать родной голос оказалось сильнее заботы о приличиях. Впрочем, Калландра уделяла им не особо много внимания, но все же эксцентричность и невоспитанность – вещи разные…

День был серый, дождливый и ветреный, но Эстер не замечала ничего вокруг. Ни мрачные улицы с закопченными стенами и мокрыми мостовыми, ни нарядные площади, усыпанные осенней листвой и полыхающие осенними красками, не трогали ее сознания.