Текст книги "На пороге чудес"

Энн Пэтчетт
На пороге чудес

Посвящается моему другу Джо Ван Девендеру

Ann Patchett

STATE OF WONDER

Copyright © 2011 by Ann Patchett

© Гилярова И., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Один

Весть о смерти Андерса Экмана принесла аэрограмма – тонкий ярко-голубой листок, сложенный конвертом и заклеенный по краям. Чья изощренная фантазия додумалась до такой экономии почтовой бумаги? Эта вестница несчастья, настолько невесомая, что лишь штемпель удерживал ее на белом свете, неторопливо, по дешевому тарифу, проделала далекий путь из Бразилии до штата Миннесота. С аэрограммой в руке мистер Фокс появился в дверях лаборатории. Марина улыбнулась, и свет улыбки поколебал его решимость.

Он раскрыл рот, потом закрыл. Потом еще раз попытался что-то сообщить, но безуспешно.

– Что? – спросила она.

– Густой снег повалил.

Вот и все, что он смог сказать.

– Я слышала по радио, что ожидается снегопад.

Окно лаборатории, где работала Марина, смотрело в холл, и до полудня, до времени ленча, она никогда не видела, что творится на улице. С минуту она ждала, когда мистер Фокс сообщит ей о цели своего неожиданного появления. Ведь он шел под снегом от своего кабинета мимо десятка корпусов явно не ради того, чтобы сообщить ей о непогоде. Однако он так и стоял в дверях, не в силах ни войти внутрь помещения, ни удалиться.

– Что с тобой? Что-то случилось?

– Умер Экман, – наконец выдавил он из себя, и его голос дрогнул.

Потом без дальнейших объяснений протянул ей письмо, показывая, как мало ему известно о таком ужасном факте. Лаборатории и офисы фармацевтической компании «Фогель» размещались в тридцати с лишним корпусах кампуса. В некоторых лабораториях работали одновременно до двадцати научных сотрудников и лаборантов. В специальных помещениях хранились клетки с мышами и обезьянами. Лаборатория Марины, где она проработала вместе с доктором Экманом почти семь лет, была совсем крошечная. Не сходя с порога, мистер Фокс протянул ей письмо, и она медленно села возле сепаратора на серый пластиковый стул. В этот самый момент ей внезапно стало понятно, почему человеку предлагают присесть, прежде чем сообщить ему печальное известие. Внутри у нее что-то оборвалось, стало пусто. Нет, это не походило на обморок. Просто ей показалось, что ее щиколотки, колени и бедра вот-вот сложатся сами собой, как складной метр. Перед ее мысленным взором предстал Андерс Экман – в белом лабораторном халате, увеличивавшем его и без того высокий рост, с густыми светлыми волосами, в которых поблескивали ниточки седины. Андерс всегда приносил ей чашку кофе, когда наливал его себе. Андерс давал ей все материалы, которые она просила, а когда просматривал полученные ею результаты по протеинам, присаживался на краешек ее стола. Андерс – отец троих ребятишек; ему не было и пятидесяти. Ее взгляд машинально отметил даты – на письме 15 марта, на почтовом штемпеле – 18-е, а ведь уже 1 апреля.

Андерса нет в живых уже две недели.

Его коллеги уже свыклись с тем, что будут редко слышать о нем, ведь с его отъезда прошло много времени. Марина поймала себя на мысли, что порой не вспоминала о нем целый день. Здесь, в Миннесоте, никто не представлял себе в полной мере, насколько отрезана от всего мира маленькая деревня на притоке Амазонки, где доктор Свенсон проводила свои исследования. («Завтра это письмо возьмет мальчишка, который поплывет вниз по реке в выдолбленном бревне, – писал ей Андерс. – У меня не поворачивается язык именовать этот артефакт каноэ. Вероятность того, что мое письмо когда-нибудь доберется до тебя, невозможно просчитать – статистика тут никогда не велась».) Но все-таки Бразилия – цивилизованная страна. Несомненно, что и в тех местах некоторые люди пользуются Интернетом через спутники. Неужели доктор Свенсон не позаботилась о том, чтобы наладить связь хотя бы через них?

– Почему доктор Свенсон не позвонила тебе? Странно… Ведь спутниковая связь возможна в любой точке Земли.

– Доктор Свенсон утверждает, что в тех местах нет вообще никакой связи. Может, она просто не хочет пользоваться телефоном.

В этой тихой комнате они стояли почти рядом, но она едва слышала его голос.

– Но в такой крайней ситуации… – Марина осеклась.

Мистер Фокс и сам ничего не знает.

– Где же теперь… он? – Она не смогла выговорить слова «его труп». Андерс не мог стать трупом. В кампусе «Фогель» полно докторов – они работают с утра до вечера, пьют кофе в своих офисах. В их шкафах, в ящиках столов полно всевозможных медицинских препаратов. Они – фармацевты; и если у них чего-то нет, они тотчас находят способ это изготовить. Конечно, если бы они знали, где он, то смогли бы как-то ему помочь, что-нибудь придумать! Как только она подумала об этом – мечта о чуде вытеснила из ее сознания все научные воззрения. Впрочем, если человек мертв, то тут уже ничего не поделаешь.

И все-таки Марине Сингх даже не надо было закрывать глаза, чтобы увидеть, как Андерс Экман сидит в кафетерии кампуса и ест сандвич с яйцом и салатом – он делал это каждый день с большим аппетитом.

– Ты разве не читал сообщения врачей о вреде холестерина, который содержится в яйцах? – спрашивала она.

– Я и сам пишу такие сообщения, – с невинным видом отвечал Андерс, водя пальцем по краю тарелки.

…Мистер Фокс снял очки и промокнул уголки глаз аккуратно сложенным носовым платком.

– Прочти письмо, – сказал он.

Она не стала читать письмо вслух.

«Джим Фокс!

Дожди тут фантастически бурные, хотя и льют исключительно в положенный сезон. Уж который год я не устаю поражаться обилию осадков. Но на нашу работу они не влияют, разве что замедляют ее выполнение. Замедление – еще не катастрофа. Мы неуклонно продвигаемся к цели и рассчитываем на превосходные результаты.

Но в данный момент дела отодвинулись на второй план. Я пишу, чтобы сообщить печальное известие о докторе Экмане; он умер от лихорадки два дня назад. Учитывая наше местонахождение, этот дождь, беспросветную бюрократию властей (как местных, так и наших), а также срочный характер нашего проекта, мы решили похоронить его здесь с соблюдением всех требований христианского обряда. Надо сказать, что дело это было нелегкое. Что касается задач, которые выполнял доктор Экман, то я заверяю вас, что мы делаем большие шаги. Немногочисленные личные вещи коллеги я сохраню, чтобы впоследствии вручить его супруге. А пока сообщите ей эту печальную весть вместе с моим искренним соболезнованием. Несмотря на досадные помехи, мы стойко держимся.

Энник Свенсон».

Марина оторвала взгляд от письма.

Потом перечитала его еще раз и по-прежнему не знала, что и сказать.

– Что она имела в виду? Что смерть Андерса для нее – всего лишь досадная помеха?

Она держала письмо осторожно, за краешки, словно улику, с которой еще предстояло разбираться следствию. Бумага местами явно подмокала; по отдельным вздутиям можно было заключить, что письмо не раз попадало под дождь. Доктор Свенсон прекрасно знала о такой возможности и написала свое послание не чернилами, а карандашом с твердым черным грифелем. Зато адрес на обороте – «Идэн Прери, Миннесота, Карен Экман» – был написан затейливым шрифтом «колониал». Это наводило на мысль, что из Бразилии возвращался супруг исследовательницы, который тщетно пытался ее образумить…

Марина взглянула на часы.

Скоро Карен поедет к школе, чтобы забрать детей.

Нужно поговорить с ней до этого.

Когда Андерсу случалось взглянуть в два тридцать на часы, он негромко бормотал сам себе: «Уроки закончились». Как и их мать, три младших Экмана, мальчишки, пока еще не знали о том, что их отца уже нет в живых. И вот о такой страшной утрате доктор Свенсон удосужилась написать лишь несколько скупых строчек, даже дождю уделила больше внимания, упомянув о нем дважды. Остальное просто осталось между строк – на голубом поле. Впрочем, неизвестно, что можно было написать на небольшом листке почтовой бумаги, чтобы объяснить…

Мистер Фокс притворил дверь и шагнул к стулу, на котором сидела Марина.

Положил руку на ее плечо и крепко стиснул его.

Жалюзи на окне были опущены, и Марина легонько прижалась щекой к руке шефа. Так они замерли, омываемые бледно-голубым светом флуоресцентной лампы. Мистер Фокс и Марина никогда не обсуждали, как им держать себя друг с другом на работе. В эти часы у них не было вообще никаких отношений, точнее таких, которые бы отличались чем-то от обычных.

Мистер Фокс возглавлял компанию «Фогель», Марина была его сотрудницей. Она работала со статинами – группой препаратов, тормозящих выработку холестерина в человеческом организме. Их особые отношения начались на исходе лета перед матчем, когда команда докторов играла в софтбол против команды администрации. Мистер Фокс подошел к Марине и сделал комплимент по поводу ее подач; комплимент перешел в разговор о бейсболе – их обоюдном увлечении.

Мистер Фокс не имел медицинского образования. Он стал первым СЕО, председателем правления, пришедшим с производства. В разговорах с другими коллегами Марина называла его «мистер Фокс». Обращаясь к нему прилюдно, она тоже говорила «мистер Фокс». Ей было трудно называть его Джимом даже наедине с ним. Оказалось, что это – самое трудное.

– Напрасно я послал его туда, – сокрушенно вздохнул мистер Фокс.

Она подняла голову, сжала его руку в своих ладонях.

Должность мистера Фокса освобождала его от необходимости носить на работе халат. В этот день на нем был темно-серый костюм и галстук цвета морской волны – подходящая одежда для шестидесятилетнего мужчины. Тем не менее здесь, в кампусе, он выглядел странно, когда оказывался вне стен административного корпуса. Марина внезапно подумала, что он напоминает человека, собравшегося на похороны.

– Но ведь ты не принуждал его ехать в Бразилию.

– Я попросил его об этом. Конечно, он мог и отказаться, но это было маловероятно.

– Но ты и не предполагал, что с ним случится такое несчастье. Ты посылал его не в опасное место.

Марина вдруг усомнилась: так это или нет?

Да, в Бразилии водятся ядовитые змеи и зубастые рыбы. Но доктора, занимающиеся научными исследованиями, работают в безопасных местах и ничем не рискуют. К тому же в письме говорится, что он умер от лихорадки, а не от змеиного укуса. Такое могло произойти и дома, в Миннесоте.

– Доктор Свенсон работает там уже пять лет. И ничего.

– Зараза к заразе не пристает, – проворчал мистер Фокс.

Андерс охотно отправился на Амазонку.

Что правда, то правда.

Когда зима надоела до предела, велики ли шансы у доктора, работающего над статинами, побывать в тропической Бразилии? К тому же он всерьез увлекался орнитологией. Каждое лето он сажал сыновей в каноэ и плыл с ними на озера к канадской границе. Там они наблюдали в бинокль за синеклювыми ямайскими савками и хохлатой желной, крупнейшим американским дятлом. Узнав о своей командировке, он первым делом заказал себе путеводители по влажному тропическому лесу и, получив их, забросил на время работу – убрал в холодильную камеру образцы крови и стал листать глянцевые страницы и рассматривать фотографии. Он показывал Марине птиц, которых надеялся увидеть: сережчатых якан с длиннющими пальцами, кукушек гуира с рыжеватым пышным хохолком, похожим на посудную щетку, – хоть мой такими птичками узкие банки, куда не пролезает рука! Он купил новый фотоаппарат с телевиком, который можно было «зумить» на удаленные гнезда. При других обстоятельствах Андерс не мог бы позволить себе такую роскошь.

– Сейчас не обычные обстоятельства, – заявил он и сфотографировал свою коллегу, сидящую за столом.

При яркой вспышке Марина подняла голову, оторвав взгляд от черно-красной котинги, птички-невелички величиной с палец, которая живет в глиняном конусе, прикрепленном к кончику листа.

– Ишь какая – с удобством устроилась, – удивилась Марина.

Она внимательно разглядывала каждую иллюстрацию, поражаясь красоте и разнообразию мира пернатых. А когда увидела гиацинтового попугая ара, то даже пожалела на миг, что мистер Фокс посылает в Бразилию не ее.

– Ты займешься птицами и даже не найдешь времени на поиски доктора Свенсон.

– Думаю, что я увижу много птиц, прежде чем разыщу доктора Свенсон. Когда же я доберусь до ее лаборатории, сомневаюсь, что она в первый же день соберет свои вещички и вернется в Университет Джона Хопкинса. Ведь и сам мистер Фокс считает мою миссию делом тонким и деликатным. Так что в моем распоряжении наверняка будет достаточно дневного времени, когда я смогу заниматься птицами.

Найти доктора Свенсон оказалось непросто.

Им был известен адрес в Манаусе, но он, очевидно, не имел ни малейшего отношения к полевой лаборатории, где их коллега вела исследования. Свое местопребывание она сочла необходимым держать в строжайшем секрете, оберегая чистоту эксперимента и важность нового препарата. Она подошла к делу так основательно, что даже мистер Фокс знал лишь то, что лаборатория находится на одном из притоков Рио-Негро. Далеко ли это от Манауса – не знал никто.

Более того, отыскать исследовательницу – было лишь полдела, самая легкая часть миссии.

Марина пристально взглянула на Андерса, и он снова навел на нее фотоаппарат.

– Перестань, – отмахнулась она и загородилась ладонью от объектива. – А если ты не сумеешь уговорить ее вернуться?

– Сумею, – уверенно заявил Андерс. – Она относится ко мне с симпатией. Недаром мистер Фокс направляет в Бразилию именно меня.

Что ж, возможно, когда-то доктор Свенсон и проявила к нему симпатию. Это было семь лет назад, когда она сидела за столом в конференц-зале вместе с Андерсом, четырьмя другими докторами и пятеркой менеджеров. Их экспертная группа обсуждала проект бюджета бразильской программы. Марина вполне могла бы напомнить Андерсу, что доктор Свенсон тогда понятия не имела, кто он такой. Вот только зачем напоминать? Он и сам наверняка это знал.

Мистер Фокс не был знаком с Карен Экман.

Он наверняка встречал ее на корпоративных сборищах, но не запомнил ее лица. Теперь, в свете случившегося, он корил себя за это. Он с благодарностью взглянул на Марину, когда она сняла халат и повесила возле двери на вешалку. Разумеется, она никогда не допустит, чтобы он пошел туда один. Такую миссию выполняют армейские капелланы, сотрудники полиции – люди, понимающие, как постучаться в дверь и сообщить весть, которая навсегда разрушит прежнюю жизнь людей, живущих в доме.

«Андерс умер».

– Она будет рада твоему приходу, – сказал мистер Фокс.

– Слово «рада» едва ли уместно в такой ситуации, – возразила Марина.

Она искренне хотела помочь мистеру Фоксу и почтить память своего умершего коллеги и друга, но у нее не было иллюзий насчет того, что именно она сумеет деликатнее всего сообщить Карен Экман печальное известие. Да, верно, она знала Карен, но только как незамужняя женщина знает жену-домохозяйку своего коллеги, как бездетная сорокадвухлетняя женщина может знать сорокатрехлетнюю мать троих детей. Марина понимала, что Карен всегда старалась узнать о ней побольше, хотя и не имела осознанных поводов для ревности. Когда Марина брала трубку в лаборатории, Карен вовлекала ее в обстоятельную беседу. Она приглашала ее на семейные праздники – на Рождество и на барбекю в честь Четвертого июля, Дня независимости. Она угощала Марину чаем и задавала ей глубокомысленные вопросы насчет протеинов; она хвалила ее желтые туфли – довольно экзотичную пару атласных туфель «флэтс» на плоской подошве. Их прислала Марине из Калькутты ее кузина.

Марина и сама любила эти туфли и берегла их для особых случаев.

В свою очередь, Марина расспрашивала ее о мальчиках, об их школе, интересовалась, собираются ли они летом в поездку по стране. Карен отвечала на ее вопросы скупо, не вдаваясь в детали. Она была не из тех мамаш, которые засыпают вежливую коллегу своего мужа бесчисленными подробностями о встречах скаутов. Марина знала, что Карен не видит в ней соперницу. Ведь Марина, слишком рослая и ширококостная, с густыми черными волосами и непроницаемым взглядом, совсем не соответствовала шведским стандартам семьи Экманов. Однако Карен не хотела, чтобы Марина забывала о них.

И Марина не забывала, но нечто важное в их отношениях было спрятано так глубоко, что у нее не было никаких шансов защититься от того, в чем она никогда не обвинялась и не была виновна.

Марина была не из тех, кто способен крутить роман с чужим мужем. Для нее это было так же немыслимо, как залезть ночью в чужой дом и украсть обручальное кольцо старой бабушки, ноутбук или ребенка. Вообще-то, в последнее Рождество, после двух бокалов ромового пунша, ей очень хотелось обнять на кухне Карен Экман за худенькие плечи и прижаться лбом к ее лбу. Хотелось прошептать ей на ухо, что она любит мистера Фокса – просто для того, чтобы увидеть, как округлятся от радости голубые глаза Карен. Ей хотелось напиться до такой степени, чтобы у нее развязался язык и она сумела бы произнести такое признание.

Сделай она это – и Марина Сингх и Карен Экман стали бы добрыми подругами.

Снег падал мокрыми хлопьями и успел укрыть белым ковром всю молодую траву.

Застыли от холода крокусы, раскрывшие на фоне бурой земли свои желтые и фиолетовые розетки. Изнемогали под тяжестью снега крошечные розоватые цветки церсиса канадского.

Мистер Фокс и Марина шли рядом, не думая о том, что за все время они впервые появились вместе на улице. Так они одолели четверть мили от южного угла кампуса Фогель до парковки. Поздний снегопад застал Марину врасплох. Утром, когда она вышла из дома, ничто не предвещало непогоду, и сейчас она шагала по снежной каше, с сожалением поглядывая на свои легкие туфли.

– Я больше тебе скажу, – произнес мистер Фокс, когда они сели в его машину и он включил дефростер, обдувающий лобовое стекло теплым воздухом. – Я и не предполагал, что он застрянет там. Перед отъездом я сказал ему, чтобы он не торопился и внимательно ознакомился с обстановкой. Но тогда я думал, что речь пойдет о неделе, ну, от силы о паре недель. Не более того.

– Ему не сразу удалось ее отыскать. Поэтому его график нарушился с самого начала. Андерс уехал на следующий день после Рождества.

Начальство торопило его с отъездом, но для Экманов празднование Рождества было превыше всего. Марина показала мистеру Фоксу те несколько писем, которые она получила от Андерса. В них он описывал Манаус и свои вылазки с гидом в джунгли, где он наблюдал за птицами. У нее сложилось впечатление, что Андерс писал в основном о дожде. Марина была уверена, что мистер Фокс тоже получал от него письма. Однако он не обмолвился о них ни словом.

– В общем, речь шла максимум о двух неделях. Не о трех месяцах. Я собирался его вызвать…

– Но не смогли установить с ним связь.

– Абсолютно верно. – Мистер Фокс обвел взглядом побелевшие окрестности, искаженные потеками талого снега на стеклах. – Надо было сказать ему с самого начала, чтобы он немедленно возвращался – с доктором Свенсон или без нее. Что цель его поездки – передать ей приказ о возвращении.

– Все равно это ничего бы не дало, – пробормотала Марина, скорее сама себе, чем ему.

Никто всерьез и не рассчитывал, что доктор Свенсон, получив приказ, сразу упакует в ящики свою лабораторию и вернется в Миннесоту, – ни Андерс, ни мистер Фокс, ни Марина.

По правде говоря, дело было даже не в ее возвращении.

Если бы исследовательница установила постоянную связь с головной компанией и подтвердила, что работа над ее новым препаратом близится к завершению, если бы она позволила компании прислать к ней своих экспертов, компания «Фогель» оставила бы ее в покое и продлила финансирование проекта еще на годы. Но теперь Андерс мертв, а надежда на успех упала до нулевой отметки.

Уже при одной мысли о докторе Свенсон сердце Марины сжималось от ужаса.

Перед ее внутренним взором вставала картина пятнадцатилетней давности, когда она училась в знаменитом Университете Джона Хопкинса: она сидит в аудитории, а перед подиумом расхаживает доктор Свенсон и рассказывает о шейке матки с такой неистовой страстью, граничащей с яростью, что никто из сотни студентов не смеет даже взглянуть на часы, а уж тем более заикнуться о том, что время лекции давно истекло и все слушатели уже опаздывают на другие занятия…

Марина была всего лишь второкурсницей, но пришла на лекцию для третьего курса, так как доктор Свенсон ясно дала понять своим студентам, что они должны посещать все ее лекции. Впрочем, Марина и не собиралась пропускать такие лекции или ловить на них ворон. Все ее внимание было приковано к словам лектора; слайд-шоу атипичных клеток мелькало перед глазами так быстро, что они казались чуть ли не живыми.

Доктор Свенсон знала все, что интересовало Марину; она отвечала на вопросы, которые еще только зрели в голове Марины.

Крошечная женщина приковывала к себе сотни пар глаз слушателей одним лишь голосом, ни разу не повышая его до крика. Студенты боялись ее и боялись пропустить что-либо из ее слов, поэтому оставались на своих местах столько, сколько она считала нужным. Марина не сомневалась, что и вся аудитория испытывала то же, что и она, – смесь ужаса и восторга, и эта смесь заставляла мозг работать с особой интенсивностью. Ее рука записывала страницу за страницей каждое слово, произнесенное лектором. На лекциях доктора Свенсон она научилась делать записи с быстротой судебного репортера, и такое умение помогало ей потом не раз.

Марину внезапно поразило, что она помнит доктора Свенсон лишь по ее лекциям, всегда на значительном расстоянии, а не в хирургическом отделении или в университетском холле.

Карен и Андерс Экманы жили в тупике. Соседи заезжали туда осторожно, сбавляя скорость, так как знали, что мальчишки могут кататься на санках с горки или выскочить из-за куста на велосипеде.

– Здесь, – сказала Марина и показала на красный кирпичный дом.

Мистер Фокс остановил машину у кромки тротуара.

Марина и Андерс получали, вероятно, примерно одинаковое жалованье, поскольку выполняли идентичную работу. Но они никогда не говорили на эту тему. Андерс трудился в компании на несколько лет дольше, чем Марина, и успел заработать чуть больше. Однако Марина уже выкупила свой дом, довольно маленький – и все-таки слишком большой для нее. Теперь она регулярно делала взносы на благотворительность, а остатки жалованья оставляла в банке. А вот Андерс платил за дом, за уроки фортепиано, за брекеты для детских зубов, за летний лагерь и учебу в колледже. Как ему удавалось это, с неработающей женой и тремя сыновьями, и кто будет теперь все это оплачивать?.. Марине припомнились многочисленные дни рождения и рождественские праздники, фотографии мальчишек с подарками, обернутыми в серебристую, красную или зеленую бумагу и перевязанными ленточкой…

Снег моментально покрыл толстым слоем лобовое стекло.

– Какой сюрприз! – проговорила Карен Экман, открыв дверь.

На ней была белая вязаная шапочка, рядом на стуле лежала куртка. Карен тут же вцепилась обеими руками в строгий ошейник, сдерживавший огромного ретривера с золотистой шерстью. Маленькая и хрупкая, она явно проигрывала в этом поединке.

– Нельзя! – громко крикнула она. – Сидеть!

Марина забыла кличку пса, хотя его морда красовалась на столе Андерса рядом со снимками жены и сыновей. Пес прижался круглой башкой к бедру хозяйки и гавкнул два раза, радуясь неожиданным гостям. Марина отметила его модную стрижку «маллет» – короткая шерсть на голове и длинная на затылке.

– Вы куда-то собрались? – воскликнул мистер Фокс, словно это означало, что и им тоже можно поскорее уйти.

Карен покачала головой:

– Нет-нет, все в порядке, я не спешу. Просто собиралась забрать мальчиков из школы, а до этого зайти в магазин, но могу и не торопиться с покупками. Заходите в дом, а то холодно.

Пес рванулся, стремясь радостно приветствовать гостей, но Карен ухитрилась оттащить его в сторону.

– Тише, Пиклес. Сидеть!

Пес не желал сидеть.

Карен отпустила его и потерла руки, чтобы убрать с ладоней вмятины от зубцов строгого ошейника. На кухне царили чистота и порядок: никаких чашек на столе, никаких игрушек на полу. Марина бывала в этом доме лишь по праздникам, когда в комнатах было много гостей.

Теперь она увидела, что этот просторный дом мог вместить много детей.

– Хотите кофе? – предложила Карен.

Марина повернулась к шефу и обнаружила, что он стоит прямо за спиной у нее. Мистер Фокс был не выше, чем она, и даже шутил по этому поводу, когда они оставались наедине.

– Нет, спасибо.

День был пасмурный, но свет, отражавшийся от свежего снега, окрасил серебром обеденный стол. В широком окне виднелся детский гимнастический комплекс. Он был установлен на заднем дворе, и на его крыше уже лежал толстый слой снега. Пиклес прижался боком к ногам Марины и бодал лбом ее ладонь. Она ласково потрепала его висячие замшевые уши.

– Сейчас я запру его, – сказала Карен. – Иначе он всем надоест.

Пиклес смотрел на всех с обожанием и был близок к экстазу.

– Нет-нет, не нужно, я люблю собак, – поспешно возразила Марина, подумав, что пес поможет смягчить потрясение хозяйки, когда они сообщат ей о смерти ее мужа.

В первые минуты он заменит Карен священника, мать, сестру, утешит несчастную женщину, когда до ее сознания дойдет весь ужас утраты.

Он даже частично заменит Андерса.

Марина снова оглянулась на мистера Фокса. Каждая секунда, которую они проводили в этом доме, не сообщая Карен о случившемся, была пропитана ложью. Но шеф разглядывал фотографии, висевшие на холодильнике. Там были трое мальчишек – оба младших светловолосые, старший чуть темнее. Андерс обнимал жену – на том снимке они были совсем юными, почти детьми. Были там и птицы – стая луговых тетеревов посреди поля, восточная синешейка, такая яркая, что, казалось, тут не обошлось без фотошопа с его спецэффектами. У Андерса осталось несметное множество снимков птиц…

Карен сняла шапочку и откинула назад свои прямые светлые волосы. Румянец, запылавший на ее щеках после краткого контакта с холодом, уже исчез.

– У вас плохие новости, да? – спросила она, теребя кольца на безымянном пальце – обручальное, скромное, с маленьким бриллиантиком, и платиновое. – Я рада вас видеть, но догадываюсь, что вы пришли к нам не просто так.

На долю секунды Марина испытала слабое облегчение.

Конечно, Карен обо всем догадывается. Ее душа уже все знает, хотя уши еще ничего не услышали. Марине ужасно захотелось обнять Карен, выразив свое сострадание этим жестом, а не словами. Слова застряли в горле…

– Новости нехорошие, верно, – подтвердила она и услышала, как дрогнул ее голос.

Теперь пора бы заговорить мистеру Фоксу – рассказать обо всем по порядку, что-то объяснить, ведь Марина и сама не все понимала. Но мистер Фокс все еще рассматривал снимки – повернулся спиной к женщинам, заложил назад руки, вытянул шею и созерцал фотографию темноклювой гагары.

Карен подняла брови и слегка покачала головой.

– Все письма Андерса были безумными, – сказала она. – И приходили они хаотически: то по два письма в день, потом целую неделю я не получала ни одного. Одно пришло пару дней назад, оно без даты, но, скорее всего, написано недавно. Мне показалось, что Андерс сошел с ума. В последнее время он писал реже. Вероятно, не хотел мне сообщать, что вынужден задержаться там еще.

– Карен, слушай…

Пиклес наклонил голову, словно «слушай» была команда.

Он сел.

– Эта работа не для Андерса, – заявила Карен и, глядя на Марину, показала пальцем на спину мистера Фокса. – Ему не нравятся джунгли. Вернее, птицы ему очень нравятся, а вот все остальное доводит его до бешенства – листва, лианы, воздушные корни и все прочее. В одном из писем он жалуется, что в его снах они душат его. Андерс вырос в Крукстоне, а там даже деревьев почти нет. Ты бывала в Крукстоне? Там только прерия и больше ничего. Он всегда утверждал, что деревья действуют ему на нервы. Шутил, конечно, но тем не менее это так. Он не годится для таких миссий. Там требуется посредник, человек, умеющий улаживать конфликты, уговаривать. Я не понимаю, почему послали именно его. Андерс ладит со всеми, это верно. Но если у компании «Фогель» упали акции, то это ее проблемы. Что тут может сделать Андерс? Ровным счетом ничего, и не нужно держать его в Бразилии.

Марина догадалась, что Карен обдумывала свой монолог по утрам и вечерам, когда чистила зубы, не подозревая, что у нее появится возможность произнести его перед самим президентом компании.

– Он никогда не скажет вам об этом, мистер Фокс. Но если даже ему не удастся убедить эту ненормальную тетку вернуться, пускай возвращается сам. Ведь у нас трое мальчишек. Неужели они закончат учебный год без отца?

Тут Марине стало совсем плохо, у нее подогнулись колени, и она схватилась за спинку стула, стоявшего возле кухонного островка.

Конечно, теперь пора бы и шефу включиться в разговор. Почему он до сих пор не отдал Карен письмо?

Марина с новой волной отчаяния вспомнила, что злосчастное письмо лежит у нее в кармане. Она подвинула стул ближе.

– Присядь, Карен.

Теперь ей было не до собственных ощущений. Ее ужаснула жестокость того, о чем ей предстояло сообщить. С каким бы тактом, с какой бы деликатностью она ни сделала это, все равно – такой удар сокрушит Карен Экман.

– Андерс? – прошептала Карен и повторила имя мужа еще раз, громче, как будто он находился в соседней комнате. Она одновременно верила услышанному и отвергала его. Ее наполнил весь холод, пронесшийся над Миннесотой. У нее задрожали губы, а пальцы судорожно вцепились в хрупкие плечи. Она потребовала показать ей письмо, потом отказалась взять его в руки – такое тонкое, голубенькое, несерьезное. Наконец попросила Марину прочесть его вслух.

Отказаться Марина не могла, и, как бы она ни старалась смягчить послание, чтобы оно прозвучало более-менее человечно, ей это плохо удавалось.

«Учитывая наше местонахождение, этот дождь, – нерешительно прочла она, пропустив пассаж о беспросветной бюрократии властей (как местных, так и наших), – мы решили похоронить его здесь».

Она не смогла заставить себя прочесть вслух, что похороны – тоже проблема, и пожалела, что не стала читать начало письма, несмотря на его банальность. Без него все остальное не тянуло на письмо, скорее напоминало скупую телеграмму.

– Она похоронила его там? – ахнула Карен. Меха ее легких расширились впустую. На кухне не хватало воздуха. – Боже, о чем ты говоришь? Он лежит в земле?!

– Скажи, кого мне позвать к тебе? Сейчас кто-то должен быть рядом с тобой. – Марина попыталась взять руки Карен в свои, но потрясенная вдова вырвала их:

– Увезите его оттуда! Вы не имеете права оставлять его там! Это недопустимо!