Текст книги "Принц Лестат"

Низким мягким голосом дядя Лестан снова твердил старую присказку: помни, Роуз, ты можешь стать кем пожелаешь, кем угодно. Писатель, поэт, музыкант, врач, архитектор, юрист. Или – можешь выйти замуж, создавать домашний уют для мужа и ребятишек, это ведь тоже замечательно.

– Если за деньги нельзя купить свободу заниматься, чем пожелаешь, на что они вообще нужны? – спросил он чуть ли не с грустью в голосе. – А у тебя, Роуз, есть деньги. Уйма денег. И времени. А если время не способно дать нам свободу делать то, что мы желаем, что в нем толку?

Роуз стало больно, так больно. Она любила дядю Лестана. Рядом с дядей Лестаном какие бы то ни было мысли о профессоре Гарднере Пейлстоуне исчезали, растворялись сами собой. Но Роуз ничего не сказала, боясь, что не выдержит и расплачется. Лишь улыбнулась и подтвердила – да, она помнит, он ведь уже говорил это ей давным-давно, когда она была еще совсем маленькой. Говорил, что она может стать, кем только захочет.

– Одна беда – я хочу всего и сразу! – пожаловалась она. – Хочу жить и учиться здесь, жить и учиться в Париже, и в Риме, и в Нью-Йорке. Хочу заниматься сразу всем на свете!

Дядя Лестан улыбнулся и сказал, что очень гордится ею.

– Ты выросла и стала настоящей красавицей, Роуз. Я всегда знал, что ты будешь хорошенькой. Когда я тебя впервые увидел, ты была как куколка. Но теперь ты прекрасна. Сильная, здоровая и… ну да, настоящая красавица. К чему играть словами?

И тут он вдруг превратился в самого настоящего тирана. Запретил ей выходить из дома без охранника – пусть тот даже на лекциях с ней сидит, в дальнем углу. А не найдется места в аудитории, пускай ждет под дверью. Роуз принялась спорить. Она хотела свободы! Но дядя Лестан даже и слушать не стал. Самый, что ни на есть, властный и чересчур мнительный европейский опекун. Но разве могла Роуз возражать? Вспоминая все, что дядя Лестан для нее сделал, она невольно смолкала. Ну ладно, пусть так. Пусть водитель повсюду ходит за ней. Будет носить ее учебники. Правда, в нынешние времена айфонов и киндлов не так-то много приходится носить с собой учебников.

Через шесть месяцев после этого визита Роуз получила от дяди Лестана письмо, в котором говорилось, что теперь они будут меньше общаться друг с другом и что, хотя он очень ее любит, ему надо побыть одному. Пусть она наберется терпения и не сомневается в его любви. Когда-нибудь они непременно увидятся снова. А пока, если ей только что-то понадобится, достаточно обратиться к его поверенному.

В каком-то смысле оно ведь всегда так и было. Могла ли Роуз просить чего-то еще?

Прошел год, а она так и не видела дядю Лестана.

Впрочем, она была страшно занята всяким другим. Потом второй год – но и это еще ничего. Было бы чистейшей неблагодарностью жаловаться, тем более что парижский поверенный дяди звонил ей каждый месяц.

Четвертый курс начался уже две недели назад, а Роуз, как встарь, безнадежно сохла по Гарднеру Пейлстоуну. Она посещала целых три класса, которые он вел, и, свято уверенная, что сама когда-нибудь станет великим поэтом, внимала каждому его слову. Посетив университетскую поликлинику, она раздобыла всю информацию, а заодно – противозачаточные таблетки, и теперь ждала времени, когда они наконец смогут быть вместе. Гарднер Пейлстоун звонил ей каждый вечер и не меньше часа висел на проводе. Говорил, никогда еще у него не было такой многообещающей ученицы.

– Я хочу научить тебя всему, что сам знаю, Роуз, – говорил он. – Я никогда и ни к кому такого не испытывал. Хочу дать тебе все, что только могу, Роуз. Понимаешь? Все, что я знаю, что выучил, что открыл – я хочу все, все подарить тебе.

Казалось, он чуть не плачет. Роуз захлестывали чувства.

Как же ей хотелось рассказать дяде Лестану о Гарднере – но это было невозможно. Роуз писала длинные письма и отсылала их поверенному в Париж, а в ответ получала трогательные подарочки. Конечно, думала она, это от поверенного – но с каждой приходила открытка, подписанная дядей Лестаном, и эти открытки были для девушки дороже жемчужных ожерелий и аметистовых брошек, которые прилагались. Наверняка в один прекрасный день дядя Лестан сумеет оценить поразительный талант Гарднера, его страсть, и гений, и все остальное.

Когда она в классе предавалась мечтам, Гарднер Пейлстоун казался ей самым прекрасным, тонко чувствующим и блестящим человеком на свете. Конечно, он не так красив, как дядя Лестат, да и выглядит старше – наверное, потому что не отличается столь же завидным здоровьем. Но Роуз искренне любила в нем все – орлиный нос, высокое чело и длинные пальцы, которым он столь драматически жестикулировал, расхаживая перед доской взад-вперед.

Как же разочарован он, с горечью провозгласил профессор, как сокрушен тем, что «ни единый студент в этой комнате не понимает и десятой части того, о чем я говорю». Закрыв глаза, он склонил голову, прижал кончики пальцев к переносице и картинно затрепетал. Роуз чуть не заплакала.

Сидя на траве под деревом, она снова и снова перечитывала стихотворение Уильяма Карлоса Уильямса. Что оно означало? Роуз не знала, не могла сказать точно. Ну и как признаваться в этом Гарднеру? Девушка разразилась слезами.

Перед Рождеством Гарднер сказал Роуз: настал момент им познать друг друга. Как раз наступали выходные. Он хорошо все продумал.

Роуз пришлось выдержать настоящую битву со своим любимым шофером, Мюрреем. Он был молод и предан, с ним было весело – но назойливостью он не уступал остальным ее платным опекунам.

– Держись на два квартала позади нас, – велела Роуз. – И смотри, чтобы он тебя не заметил. Пойми – я собираюсь провести вечер с ним, а ты, коли так угодно, можешь ждать снаружи, тихо и ненавязчиво. И не думай испортить мне вечер!

Мюррей продолжал сомневаться. Этот невысокий мускулистый еврей русского происхождения десять лет прослужил в полиции Сан-Франциско, пока не получил эту работу, на которой платили в три раза больше прежней его зарплаты. Как и все остальные телохранители Роуз, он был честен, прям и порядочен. И профессора этого не одобрял. Но приказ Роуз выполнил в точности.

В тот вечер Гарднер заехал за Роуз в шесть часов и повез ее в таинственный георгианский особняк в старом центре Пало-Альто. Извилистая подъездная аллея вела через ухоженный сад к величественному крыльцу, которого не было видно с улицы.

Для этого благословенного вечера Роуз нарядилась в простое сиреневое платье из кашемира, черные чулки и черные кожаные туфельки. Распущенные волосы струились у нее по спине, в одном ухе висела бриллиантовая клипса. В наступающих сумерках зеленые кущи вокруг дома Гарднера казались ей райским садом.

По всему судя, в прежние времена особняк был роскошен – старинный скрипучий паркет, обитые изукрашенными панелями стены, широкая парадная лестница. Теперь же повсюду кругом высились груды книг и бумаг Гарднера, на лакированной поверхности огромного обеденного стола стояли два компьютера и валялось множество записных книжек.

Молодые люди поднялись наверх по потертому красному ковру. Прошли через длинный темный коридор в господскую спальню. В каменном камине пылало яркое пламя, повсюду горели свечи. Свечи на каминной полке, свечи на старинном трюмо, свечи на маленьких столиках. Сама кровать тоже оказалась антикварной, с балдахином на четырех столбиках – как объяснил Гарднер, его матушка унаследовала эту кровать от своей матери.

– Обычная кровать, не очень большая, – прибавил он. – В те дни не делали всех этих двойных и тройных размеров. Но нам-то двойных размеров и не надо.

Роуз кивнула. На длинном кофейном столике перед обитым красным бархатом диваном стояли подносы с крекером, французским сыром, черной икрой и прочими деликатесами. Ждала и неоткупоренная бутылка с вином.

Роуз давно мечтала, что первый ее опыт станет плодом идеальной любви, что все пройдет идеально и совершенно.

– Я приобщусь святого причастия, – прошептал Гарднер, целуя девушку, – вместе с моей невинной крошкой, моей нежной возлюбленной, моим ненаглядным цветочком.

Они занялись любовью сперва медленно, томно целуясь и лаская друг друга под белой простыней, а потом – резко и грубо, божественно грубо. А потом все закончилось.

Разве могло в мире существовать такое совершенство? Уж конечно, тетя Мардж бы все поняла – если бы Роуз вообще ей о таком рассказала. Впрочем, наверное, лучше вообще никому не рассказывать. Роуз привыкла хранить секреты, хранить верно и нерушимо. Она инстинктивно чувствовала, что выдать иной секрет чревато самыми катастрофическими последствиями. Кажется, тайну этой ночи она могла бы хранить всю жизнь.

Они вместе лежали на подушках, а Гарднер все разглагольствовал, сколь многому хочет научить Роуз, сколь многим хочет с ней поделиться, сколько надежд на нее возлагает. Роуз, твердил он, еще дитя – чистый лист, и он хочет дать ей все, что только в его силах.

По ассоциации Роуз подумала о дяде Лестане. Как тут было его не вспомнить! Но что он бы подумал, знай, где сейчас его маленькая воспитанница?

– Можно рассказать тебе кое-что? – спросила Роуз. – Про мою жизнь, про тайны, которых я не открывала никогда и никому?

– Ну конечно же, – прошептал Гарднер. – Прости, что я сам никогда тебя не расспрашивал. Иногда ты кажешься мне такой прекрасной, что я едва осмеливаюсь говорить с тобой.

На самом деле это была неправда. Он только и делал, что говорил и говорил. Но Роуз понимала, что он имеет в виду. Он никогда не просил ее рассказать о себе.

Она прижималась к нему тесно-тесно, как никогда ни к кому не прижималась. Было так здорово – даже просто лежать рядом с ним. Роуз сама не понимала, грустно ли ей от такого невыносимого совершенства – или же, наоборот, это и есть высшее счастье.

И вот она открыла ему то, чего никогда не открывала никому из друзей. Рассказала о дяде Лестане.

Тихо, почти шепотом, она описала землетрясение, а потом – внезапный полет среди звезд, в поднебесье. Описала самого дядю Лестана, и какой он был таинственный, как всю жизнь направлял и оберегал ее. Про жуткий христианский приют она почти не стала ничего говорить, быстренько перескочив на ту ночь, когда ее спасли оттуда – и снова: драматическое вознесение, ветер, тучи и звезды в чистом небе над головой. Рассказала про Луи, дядю Лестана и как ей жилось до сих пор… Призналась, что иной раз вспоминает маму, которую потеряла так давно, и тот остров, и случай, благодаря которому дядя Лестан спас ее, окружил заботой и любовью.

Внезапно Гарднер вскочил и, запахнувшись в белый махровый халат, босиком бросился к камину. Склонив голову, он несколько долгих секунд простоял перед огнем, а потом ухватился обеими руками за каминную полку и испустил громкий протяжный стон.

Роуз осторожно села на подушках и натянула повыше простыню, закрывая грудь. Гарднер продолжал стонать, а потом вдруг зарыдал и принялся раскачиваться взад-вперед, запрокинув голову. А затем раздался низкий и гневный голос:

– О, какое разочарование, какое горькое разочарование! Сколько надежд я возлагал на тебя, какие мечты лелеял! – Он весь дрожал. – А ты, точно какая-то старшеклассница, преподносишь мне это вот – эту глупую, смехотворную дешевку о вампирах! – Обернувшись, он устремил на девушку исполненный муки взор. В глазах его сверкали слезы. – Ты хоть понимаешь, как разочаровала меня? Понимаешь, как меня подвела? – Голос его становился все громче и громче. – Я так мечтал о тебе, Роуз, мечтал обо всем, чего ты можешь добиться. О, Роуз, ты такая способная, такая талантливая. – Он уже ревел во всю мочь. Лицо у него побагровело. – А ты угощаешь меня вздорными школьными россказнями!

Он метнулся влево, потом вправо, а потом подскочил к стене с книжными полками. Руки его сновали по книгам, точно огромные белые пауки.

– Уж коли на то пошло, бога ради, хотя бы не коверкай имен! – Он выхватил с полки толстый том в твердой обложке и бросился с ним к постели. – Лестат, черт побери, Лестат, а никакой не Лестан! А твой Луи – это Луи де Пон дю Лак. Уж коли решила пересказывать мне идиотские детские сказочки, не перевирай подробности!

И он швырнул в нее книгу. Роуз не успела увернуться. Тяжелый корешок ударил ее прямо по лбу. Голову пронзила острая боль.

Роуз была ошарашена. Почти обезумела от боли. Книжка упала на одеяло рядом с ней. На обложке виднелось заглавие: «Вампир Лестат». Книга была довольно старой, с полуоторванным корешком.

Гарднер вернулся к каминной полке, снова застонал, а потом завел прежнюю песню:

– О, какое разочарование, Роуз, какое разочарование! И в такую ночь! Именно в эту ночь! Ты даже представить себе не можешь, как подвела меня! Не можешь себе представить, как я разочарован! О, Роуз, разве я этого заслужил? Нет и нет!

Девушка дрожала от безмолвной ярости и боли. Да как он посмел швырнуть в нее книгу – швырнуть ей прямо в лицо, да так больно!

Она выскользнула из постели. Ноги тряслись. Руки не слушались, но она все же кое-как торопливо натянула одежду.

А Гарднер все не унимался, выкрикивал, заливаясь рыданиями перед камином:

– Эта ночь должна была стать лучшей ночью моей жизни! Неповторимой, чудесной! Ты и представить не можешь, как разочаровала меня. Вампиры носили тебя по небу! Господи, помилуй! Роуз, ты и не представляешь, как больно ранила меня, как гнусно предала!

Схватив сумочку, девушка на цыпочках прокралась к выходу из спальни, опрометью сбежала по лестнице и выскочила из дома. Нашарив в сумочке айфон и стремительно несясь по темной аллее, она на бегу позвонила Мюррею.

Вскоре темноту пустынной улицы разорвал яркий свет фар. Рядом с Роуз притормозил длинный лимузин. Она в жизни не была так рада увидеть Мюррея!

– Роуз, что случилось? – перепугался он.

– Едем отсюда скорей, – сказала она, проскользнула на обитое кожей заднее сиденье и заплакала, уронив голову на колени. Оставленная книгой ссадина все так же болела. Поднеся руку ко лбу, Роуз ощутила на пальцах кровь.

Как глупо с ее стороны было доверять этому человеку, думать, что ему можно открыться! Как могла она лечь с ним в постель? Роуз ощущала себя полной дурой. Ей было так стыдно! Никто, никогда не должен узнать о ее позоре! Пока еще она никак не могла осознать, что он ей наговорил. Ясно было одно: она доверила ему свою самую сокровенную тайну, а он обвинил ее в том, что она стащила сюжет из низкопробного романа. Швырнул в нее тяжелой книгой, даже не задумываясь, а вдруг сделает ей больно. Вспоминая, как она лежала рядом с этим человеком, совершенно нагая, Роуз передернулась.

В следующий понедельник Роуз отписалась от всех классов профессора Гарднера Пейлстоуна, сославшись на семейные обстоятельства, из-за которых вынуждена чуть разгрузить свое расписание. Она твердо решила никогда больше с ним не встречаться. Он же неустанно названивал ей, даже дважды являлся к ней домой, но тетя Мардж любезно объяснила, что Роуз в отъезде.

– Придет снова – попроси его оставить меня в покое! – сказала Роуз Мюррею.

Но через неделю, в пятницу вечером, Роуз вдруг увидела в букинистическом магазине книгу в мягкой обложке с тем же самым названием: «Вампир Лестат».

Стоя в узком проходе меж стеллажей, она рассмотрела книгу повнимательней и обнаружила, что это второй роман из целой серии. Рядом отыскалось и еще несколько. Вся серия называлась «Вампирские хроники».

На полдороге домой Роуз снова так разозлилась, думая о Гарднере, что чуть не выкинула книжки. Но любопытство возобладало. О чем эти романы? И с какой стати Гарднер решил, будто она их ему пересказывает?

Всю неделю, что прошла с той жуткой ночи, Роуз провела, словно в оцепенении, в тумане. Ей не хотелось ни посещать занятия, ни встречаться с друзьями – ничего не хотелось. Она бродила по кампусу, словно во сне, до смерти боясь где-нибудь с ним столкнуться, снова и снова воскрешая в памяти произошедшее. Может, даже лучше сейчас прочитать эти книги и убедиться, что Гарднер был к ней несправедлив!

Роуз провела за чтением все выходные, а в понедельник сказала тете Мардж, что у нее болит живот, не пошла на занятия и продолжала читать. В среду снаружи раздались какие-то громкие голоса и, выглянув в окно, Роуз увидела на тротуаре перед домиком Мюррея и Гарднера Пейлстоуна. Мюррей так и кипел от злости. Профессор тоже. Наконец Гарднер круто развернулся и ушел, тряся головой, царапая ногтями воздух перед собой и гневно бормоча себе под нос.

В пятницу на Роуз наконец снизошло спокойствие. Какие бы мысли ни одолевали ее теперь, но к Гарднеру это уже не имело ни малейшего отношения. Она думала о прочитанных книгах и о дяде Лестане.

Теперь она понимала, отчего Гарднер швырнул ей в лицо столь гнусные и обидные обвинения. Да, теперь-то она все понимала. Спору нет, Гарднер был черств и самолюбив – но теперь она знала, отчего он сказал все, что сказал.

Дядя Лестан полностью соответствовал данному в книгах описанию «вампира Лестата», а друг и любовник Лестата «Луи де Пон дю Лак» оказался двойником того Луи, что спас Роуз из «Приюта Дивной Благодати». Похож, хоть убей. Да уж, каламбур.

Но что же это все означало?

Роуз ни на миг не поверила в вампиров. Ни на секунду. Она вообще не верила ни в вампиров, ни в волков-оборотней, ни в снежного человека, ни в йети, ни в пришельцев из космоса, ни в маленьких крылатых феечек, что обитают в садах, ни в эльфов, которые похищают людей на темных пустошах и отправляют их в волшебную страну Магонию. Точно так же она не верила в привидения, в астральные странствия, паранормальные явления, полтергейсты, ведьм и колдунов. Ну ладно, может быть, в привидения. Немножечко. Ну и, допустим, в околосмертные состояния. Она знала массу людей, с которыми это лично случалось.

Но вампиры?

Нет. Только не в них! Но, как бы то ни было, эта серия романов ее заинтриговала. И не было в этой серии ни одного описания вампира Лестата, ни единой его реплики, которая не подходила бы целиком и полностью тому образу дяди, что жил в душе девушки. Впрочем, скорее всего, это чистой воды совпадение. Ну а что до Луи… конечно, одноименный персонаж поразительно на него похож, но, наверное, это еще одно совпадение. Разве может быть иначе? Другого объяснения просто не придумаешь!

Разве что дядя и его друг принадлежали к какой-нибудь организации, члены которой развлекались такими своеобразными и утонченными ролевыми играми – воспроизводили персонажей этих романов. Нет, смешно и думать. Ролевые игры – одно дело. Но разве можно воспроизвести такую внешность, как у дяди Лестана?

Простая мысль – спросить у дяди, читал ли он эти книги – до глубины души смутила девушку. Это было бы неудобно, даже оскорбительно: все равно что уподобиться Гарднеру, который швырнул книгу ей в лицо и накинулся на нее с обвинениями.

Однако загадка не давала Роуз покоя. Девушка отыскала и прочла все книги этой серии, до последней строчки.

Описанные там события поражали ее – не только сложностью и глубиной, но и мрачностью, а также последовательностью духовного развития главного героя. Роуз поймала себя на том, что начинает думать о дяде Лестане как об этом самом главном герое. Он был изувечен, пережил жуткие потрясения, стал жертвой целой череды катастроф. А сколько у него было приключений! В этих книгах он стал скитальцем, изгнанником. А кожа у него была такой загорелой потому, что, стараясь скрыть, кто он такой, он безжалостно подвергал себя мукам, которые причинял вампирам солнечный свет.

Нет, немыслимо!

Девушка почти не обратила внимания на слова тети Мардж, что Гарднер, мол, раздобыл откуда-то номер их домашнего телефона, придется теперь сменить. Роуз машинально внесла новый номер в записную книжку мобильника – и начисто выкинула из головы. Сама-то она домашним телефоном и вовсе не пользовалась – но это был основной способ связаться с Мардж. Конечно, ей непременно надо его записать.

– Не хочешь рассказать мне, что с тобой происходит? – поинтересовалась тетя. – Я же чую – что-то случилось.

Роуз покачала головой.

– Просто читаю. Обдумываю. Мне уже лучше. Пойду в понедельник в университет. Ох, сколько же мне нагонять!

Но и на занятиях Роуз сосредоточиться не могла. Мысли все время ускользали, уносились к той давней ночи, когда дядя Лестан взял ее на руки и взмыл ввысь, прочь от острова. Мысленным взором она снова видела его в полутемном кабинете юриста в Афинах, снова слышала его властный голос: «Сделайте все необходимое!»

Нет, всему этому должно быть какое-то объяснение! И тут до нее вдруг дошло. Ну конечно же! Наверняка дядя знаком с автором этих романов. Должно быть, его образ их и вдохновлял! Все оказалось так просто, что Роуз едва не засмеялась вслух. Вот оно в чем дело! Дядя и его друг послужили прототипами героев всех этих книг. И когда она скажет дяде, что наткнулась на эту серию, он, конечно же, засмеется и объяснит, как было дело. Скажет, наверное, что польщен такой честью – вдохновить писателя на столь необычные и романтические истории.

Сидя на заднем ряду и не слушая учителя истории, девушка потихоньку вытащила из сумочки «Интервью с вампиром» и проверила год издания. 1976-й. Нет, не сходится. Никак не сходится. Будь ее дядя к тому времени уже взрослым человеком, сейчас ему бы уже перевалило за шестьдесят! Ну нет, таким старым он быть уж никак не может. Смешно просто. А, собственно… сколько ему лет? Сколько ему было, когда он спас ее во время того землетрясения? Ох, снова не сходится. А может, он тогда был совсем еще мальчишкой, юношей – но ей, маленькой, казался взрослым? Если тогда ему было лет шестнадцать-семнадцать, то теперь… под сорок? Да, вполне возможно. Хотя тоже маловероятно. Нет, все равно не складывается. И, затуманивая все эти рассуждения, в голове у нее витал образ дяди Лестана – его обаяние, горделивая манера держаться.

Урок закончился. Пора уходить, двигаться дальше, что-то делать, куда-то брести, пока Мюррей не встретит ее на каком-нибудь очередном тротуаре… Но должно же, должно найтись логическое объяснение!

Мюррей повез Роуз в ее любимый ресторанчик, где они с Мардж собирались поужинать.

Темнело. У Роуз с Мардж в этом ресторанчике был облюбован свой столик, и девушка обрадовалась, что у нее есть еще немного времени, чтобы посидеть одной и подумать, наслаждаясь чашечкой кофе. Кофе сейчас – самое то, что нужно.

Роуз смотрела в окно и почти не обращала внимания на то, что происходило вокруг, но вдруг заметила, что кто-то сел напротив нее.

Гарднер.

Роуз вздрогнула.

– Роуз, ты понимаешь, что ты со мной сделала? – завел он глубоким, дрожащим голосом.

– Знаешь, тебе лучше уйти, – начала девушка, но он перегнулся через столик и попытался схватить ее за руку.

Роуз отдернулась, вскочила и бросилась прочь от столика, в глубь ресторана, надеясь, что дамская комната окажется свободной и там можно будет запереться.

Гарднер с топотом понесся вдогонку. Когда Роуз поняла свою ошибку, было уже слишком поздно. Схватив беглянку за запястье, он поволок ее через черный выход в переулок с задней стороны здания. А Мюррей припарковал машину спереди.

– Отпусти меня! – заявила Роуз. – А не то закричу! Я серьезно!

Она злилась так же сильно, как когда он швырнул в нее книгой.

Гарднер без единого слова схватил ее на руки, отволок к своей машине, швырнул на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу и запер ее при помощи пульта.

Обойдя автомобиль, он все тем же пультом отпер только водительскую дверцу и торопливо уселся. Роуз стучала в стекло. Визжала во все горло.

– Отпусти! Отпусти меня! Да как ты смеешь!

Гарднер завел мотор, дал задний ход и, выбравшись из переулка, свернул на боковую улицу, увозя Роуз все дальше от тротуара, где Мюррей, без сомнения, как раз собирался заплатить за такси Мардж.

Гарднер гнал по тихому кварталу на бешеной скорости, то ли не замечая визга тормозов, то ли наслаждаясь им.

Роуз стучала в окно, стучала в ветровое стекло, а потом, увидев, что впереди нет других машин, попыталась дотянуться до ключей зажигания.

Безжалостный удар отшвырнул ее на дверцу машины, оглушил, так что Роуз несколько мгновений не помнила, где она и что с ней. Но потом осознание реальности вернулось снова – ужасное, жестокое осознание. С трудом сев, девушка нашарила в сумочке айфон и послала Мюррею сигнал SOS. Гарднер вырвал сумочку у нее из рук и, опустив стекло со своей стороны, вышвырнул за окно вместе с телефоном и всем остальным.

Автомобиль, виляя из ряда в ряд, мчался по оживленным улицам. Роуз так и кидало из стороны в сторону на каждом новом повороте. Ее похититель направлялся к старому центру Пало-Альто, к особняку Гарднера. Скоро снова начнется безлюдный район!

Роуз снова принялась отчаянно стучать по окну и подавать знаки соседним машинам – однако никто не замечал ее отчаяния. Она визжала так, что внутри машины все буквально звенело. Гарднер за волосы отдернул ее от окна. Автомобиль резко остановился.

Они находились на какой-то из боковых улиц. Вдоль тротуара росли деревья – высокие, прекрасные темно-зеленые магнолии. Гарднер развернул Роуз лицом к себе, стиснул в тисках тонких сильных пальцев. Ноготь большого пальца больно врезался ей в подбородок.

– Да кем, черт возьми, ты себя возомнила? – выдохнул он. Лицо его потемнело от гнева. – Как, черт возьми, ты смеешь так со мной обращаться?

Именно эти вопросы она и сама бы хотела ему задать – но сейчас только и могла, что бессильно смотреть на него, обливаясь потом. Запустив обе руки ему в волосы, она рванула их – точно так же, как он ее недавно. Но Гарднер снова развернул ее лицом к стеклу, с силой ударил об него – и продолжал бить, пока она совсем не задохнулась.

Снова взвизгнули шины. Автомобиль рванулся с места. Лицо у девушки горело. А вокруг уже тянулась знакомая подъездная аллея. Впереди показался старинный особняк.

– Отпусти меня! – вопила Роуз.

Гарднер выволок ее из машины, прямо через водительское сиденье, кинул на колени и потащил по асфальту.

– Ты и не представляешь, что со мной сделала! – гремел он. – Глупая, ничтожная девчонка! Тебе невдомек – кончены твои игры, кончено веселье!

Он втащил ее в дом и швырнул вперед через всю столовую. Роуз налетела на стол и, не удержавшись на ногах, упала. Гарднер рывком вздернул ее на ноги. Девушка потеряла одну туфельку, кровь текла у нее по лицу прямо на свитер. От очередного удара она потеряла сознание.

Темнота.

Очнулась она уже в спальне. Она лежала на кровати, а Гарднер возвышался над ней со стаканом в руках.

Все тем же низким, безумным голосом он повторял, как она разочаровала его, разбила ему сердце.

– О, Роуз, моя жизнь – сплошная цепь разочарований, – твердил он. – Я надеялся, с тобой все будет иначе. О, Роуз, из всех цветов на земле ты была прекраснейшей, прекраснее всех остальных.

Он шагнул к ней. Девушка из последних сил пыталась приподняться.

– Выпьем же вместе эту чашу!

Роуз попыталась отшатнуться, отползти назад, скатиться с кровати – но правой рукой он перехватил ее запястье, а левой поднял стакан повыше, чтобы она не могла дотянуться.

– Ну хватит, Роуз, прекрати! – прорычал он сквозь стиснутые зубы. – Ради всего святого, сохрани же хоть каплю достоинства.

В окно вдруг ударили два ярких луча – фары подъехавшего автомобиля.

Роуз завизжала, завизжала так громко, как только могла. Все было совсем не так, как в кошмарах, когда пытаешься закричать, но не можешь. Напротив, крики сами собой рвались с ее уст, она не контролировала себя.

Гарднер притянул ее к себе, тоже перешел на крик, пытаясь перекрыть ее визг:

– Ты самое ужасное разочарование моей жизни! А теперь, когда я пытаюсь все исправить, начать все сначала – исцелить все, для нас обоих, для тебя и меня, ты так со мной обошлась. Роуз, со мной, со мной!

Тыльной стороной руки он ударил ее по лицу, швырнул на подушку.

Темнота.

А когда Роуз открыла глаза, рот ее уже был полон какой-то гнусной, жгучей жидкости. Гарднер двумя пальцами зажимал ей нос. Девушка задохнулась, подавилась, попыталась кричать. Жуткий вкус! Горло пылало огнем, в груди тоже все горело.

Гарднер плеснул в нее из стакана. Вязкая жидкость разлилась по всему лицу, обжигая щеки и шею. Запах был химический, едкий, острый.

Роуз билась и вырывалась, сражаясь со своим мучителем. Лягала его обеими ногами. Ее вырвало прямо на кровать. Но Гарднер не отпускал, плеснул на нее снова. Девушка попыталась отвернуться, чувствуя, как жидкость вновь растекается по лицу. На этот раз попало в глаза. Роуз перестала видеть. Глаза горели.

От двери раздался гневный окрик Мюррея:

– Отпусти ее!

А в следующую секунду Роуз оказалась свободна. Душераздирающе крича и цепляясь за покрывало, она корчилась на постели и безуспешно силилась вытереть лицо и глаза.

Рядом слышался шум борьбы, треск мебели. С оглушительным звоном разбилось зеркальное трюмо.

– Роуз, это я. – Мюррей подхватил девушку на руки и бегом понес прочь из спальни и вниз по лестнице.

Издали слышался звук приближающихся сирен.

– Мюррей, я ослепла, – всхлипывала Роуз. – Мюррей, горло горит.

Роуз очнулась в реанимации: на глазах плотная повязка, горло невыносимо болит, руки привязаны, так что даже не пошевелишься.

Рядом находились тетя Мардж и Мюррей. Они отчаянно пытались связаться с дядей Лестаном, ни на миг не прекращали попыток. Они отыщут, непременно отыщут его!

– Я ослепла, да? – хотела было спросить Роуз, но не сумела издать ни звука. Грудь разрывала ужасная боль.

Мюррей заверил девушку, что Гарднер Пейлстоун мертв. Погиб в ходе драки с Мюрреем, от удара по голове.

Уголовное дело было в два счета закрыто – все совершенно ясно: попытка убийства и самоубийства. Ублюдок (Мюррей иначе Гарднера и не называл) уже поместил в Интернете прощальную записку, в которой недвусмысленно сообщил, что намерен подарить Роуз «горящий болиголов» – образ из стихотворения его любимого Уильямса. Заканчивалась записка стихотворением, в котором он просил смешать их бренный прах. Тетя Мардж велела Мюррею замолчать.

– Мы найдем дядю Лестана, непременно найдем, – пообещала она.

Роуз поглотил смертельный ужас. Она не могла говорить. Ничего не видела. Была не в силах даже просить о помощи, даже рассказать, как ей больно. Но дядя Лестан приедет. Приедет! О, как же глупо с ее стороны было влюбиться в Гарднера, доверять ему! Роуз было стыдно за себя, очень-очень стыдно – так же стыдно, как много лет назад в карцере «Приюта Дивной Благодати». Стыдно, невыносимо стыдно!

А все ее дурацкие переживания из-за книг – книг, которые повлияли на нее с такой силой, что она буквально жила в них, воображала дядю Лестана своим героем, мечтала снова подняться к звездам вместе с ним, в его объятиях. Подари мне звезды…

Роуз снова погрузилась в сон. Больше спасения искать было негде.