Текст книги "Принц Лестат"
Автор книги: Энн Райс
Жанр: Эротическая литература, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Часть II
Дорога по Саду Зла
Глава 5
История Роуз
Когда Роуз впервые встретила дядю Лестана, он унес ее к звездам. Так она вспоминала потом эту встречу, и ничто и никогда не развеяло ее твердого убеждения, будто он подхватил ее прямо с террасы у мола – и увлек через облака прямиком на небо. Роуз навсегда запомнила холодный ветер и сверкающие вокруг звезды, миллионы звезд, прибитых к черному небу, точно мириады горящих свечек. Запомнила руки дяди Лестана, что обнимали ее, запомнила, как он шепнул ей «не бойся», как завернул ее в свое пальто.
Они прилетели на другой остров – там-то Роуз и узнала, что ее мама погибла при землетрясении. Никто не уцелел. Целый небольшой островок канул в пучину моря – но дядя Лестан сказал, что новому острову такая судьба не грозит. Здесь, с дядей, она в безопасности. Он найдет ее родственников в Америке. Он подарил ей чудесную куклу в розовом платье, с длинными светлыми локонами и босыми ножками. Небьющуюся виниловую куклу.
Теперь Роуз жила в красивом домике с круглыми окнами и выходящими на море балкончиками, а ухаживали за ней две дамы, нежные-нежные, вот только она ни слова не понимала, что они говорили. Дядя Лестан объяснил, это потому, что они родом из Греции. Но он хотел, чтобы Роуз твердо помнила свою фамилию и как звали ее маму.
Роуз сказала, что маму звали Морнингстар Фишер. А папы у нее совсем и не было. За это, за то, что у нее нет папы, бабушка с дедушкой не полюбили ее и перестали давать Морнингстар деньги. Роуз помнила, как видела бабушку с дедушкой в Техасе, в городе под названием Афины. «Мы не знаем, кто ее отец», – заявил старик. Тогда мама Роуз перестала просить и унесла дочку из маленького кирпичного домика – через большое поле. Кто-то подвез их в аэропорт в Далласе, а оттуда они улетели с новым маминым другом в Грецию, где собирались прожить не меньше года. Маминого друга звали Джи-Рок, и у него были деньги, потому что он играл в музыкальной группе.
– Я им не нужна, – сказала Роуз. – Можно мне остаться с тобой?
Дядя Лестан был очень добр с Роуз. У него была смуглая кожа, а глаза голубые-голубые, ни у кого она не видела таких красивых глаз. Когда он улыбался, Роуз любила его.
– Я останусь с тобой, Роуз, пока я нужен тебе, – сказал он.
Ночью она проснулась и заплакала от тоски по матери. Дядя Лестан обнял ее. Такой сильный, такой надежный. Они стояли во внутреннем дворике, глядя на затянутое тучами небо. Дядя Лестан говорил ей, что она милая, хорошая и красивая и что он хочет, чтобы она была счастлива.
– Когда вырастешь, Роуз, то сможешь стать, кем только захочешь, – говорил дядя Лестан. – Всегда помни об этом. Мир прекрасен, и нам даровано жить в нем.
И он тихонько пел для нее. Сказал, это «Серенада» из оперетты под названием «Принц-студент». Роуз даже заплакала, такая это была красивая песня.
– Всегда помни, – сказал дядя Лестан, – в мире нет ничего драгоценнее великого дара жизни. Пусть звезды и луна всегда напоминают тебе об этом – что, как ни малы мы во вселенной, а все же преисполнены жизни.
И когда Роуз посмотрела на светящиеся внизу волны, а потом вверх на мерцающие сквозь дымку звезды, ей показалось, будто она понимает, какую красоту он имеет в виду. Дядя Лестан коснулся левой рукой побегов вьюнка, что оплетали перила, сорвал для Роуз несколько бутонов и сказал, что она такая же нежная и чудесная, как и эти цветы – «прелестное живое создание».
Порывшись в памяти, Роуз вспоминала, что уже видела его несколько раз до той ночи, когда их островок канул в море. Дядя Лестан был очень высок, а волосы у него были светлые-светлые, красивые, самые красивые в мире. Длинные и густые. Он собирал их в хвост и перевязывал у основания шеи черной ленточкой. А ходил он всегда в черном бархатном пиджаке – совсем как самое нарядное платьице Роуз, что хранилось у нее в чемодане. Он гулял по острову и смотрел по сторонам. А на ногах носил блестящие черные туфли, совсем гладкие, без пряжек. Ничуть не похожие на ковбойские башмаки. Встречая Роуз, он улыбался ей и подмигивал.
Роуз ненавидела Техас и Афины. Но дядя Лестан отвез ее туда, хотя самого путешествия она толком не запомнила. Просто однажды проснулась в аэропорту Далласа, а какая-то милая леди за ней присматривала, пока носильщик забирал их багаж. Дядя Лестан объявился следующим вечером.
Старик и старуха опять не захотели ее признавать. Они сидели в кабинете адвоката на «главной городской площади», и старик заявил, что вовсе не обязательно было назначать встречу на такой поздний час, и что он терпеть не может водить машину по темноте, и что они с женой прекрасно могли бы объяснить это все и по телефону. Старуха просто покачала головой, а старик сказал:
– Видите ли, мы не желаем иметь ничего общего с Морнингстар, со всеми этими музыкантами, и наркотиками, и всем таким. Мы этого ребенка знать не знаем.
Адвокаты еще что-то там говорили, но дядя Лестан очень рассердился.
– Послушайте, я хочу ее удочерить, – заявил он. – Сделайте все необходимое!
Роуз в первый раз услышала это выражение. И в первый и последний раз увидела, чтобы дядя Лестан сердился. В гневе он говорил совсем тихо, почти шептал, но все, кто был в комнате, так и задрожали, особенно Роуз, а он заметил это, взял ее на руки, вынес оттуда и отправился с ней гулять по маленькому городку.
– Я всегда буду заботиться о тебе, Роуз, – пообещал он. – Теперь я несу за тебя ответственность и очень этому рад. Я хочу, чтобы у тебя было все-все – и сам об этом позабочусь. Не знаю, что с этими людьми, почему они не любят тебя. Я тебя люблю.
Роуз отправилась жить во Флориду с тетей Джулией и тетей Мардж, в красивом домике всего в одном квартале от моря. Песок на пляже был белый-белый и мелкий, как сахар. Роуз отвели отдельную комнатку с обоями в цветочек и кроватью с балдахином, а дядя Лестан присылал ей кукол и книги. Он писал ей письма красивым почерком – настоящие письма, черными чернилами на розовой бумаге.
Тетя Мардж возила ее в частную школу, которая называлась «Академия Каунтри-Лейн». Там играли во множество чудесных игр, делали интересные проекты и писали слова на компьютерах. А учителя были добрые и веселые. Во всей школе насчитывалось всего пятьдесят учеников, и Роуз в два счета выучилась читать «Доктора Сьюза». По вторникам в школе говорили по-испански и только по-испански. А еще ездили в музеи и зоопарки, и Роуз там страшно нравилось.
Тетя Мардж с тетей Джулией помогали Роуз делать домашнее задание, пекли печенье и пирожные, а когда было не так жарко, устраивали на улице барбекю и пили лимонад пополам с ледяным чаем и уймой сахара. Роуз любила купаться в заливе. А на ее шестой день рождения тетя Мардж с тетей Джулией устроили большой праздник и пригласили всю школу. Это был лучший пикник в мире!
К тому времени, как Роуз исполнилось десять, она уже понимала, что тете Джулии и тете Мардж платят, чтобы они о ней заботились. А дядя Лестан был ее опекуном по закону. Но она не сомневалась, что обе тети очень ее любят, и сама тоже очень их полюбила. Тетя Мардж с тетей Джулией раньше сами работали учительницами, а теперь вышли на пенсию. Они постоянно твердили, какой дядя Лестан хороший и добрый. И все они очень радовались, когда дядя Лестан их навещал.
Он появлялся неизменно под вечер и привозил всем подарки – книги, наряды, ноутбуки и другие чудесные гаджеты. Иногда он приезжал на большой черной машине, а иногда появлялся просто так, и Роуз смеялась про себя, увидев, как растрепались у него волосы – потому что тогда она знала: он прилетел, совсем как в тот раз, когда остров ушел под воду, а он унес ее по небу.
Но Роуз никогда никому не рассказывала об этом, а став старше, и сама уже начала думать, что так не бывает. Из «Академии Каунтри-Лейн» она перешла в другую – «Уилмонт-скул», что находилась в пятидесяти милях оттуда, и там начала учить ужасно интересные предметы. Больше всего она любила литературу и историю, а после них – музыку, основы живописи и французский. Но по математике и естественно-научным предметам тоже училась хорошо, потому что считала, что так надо. А то все были бы очень разочарованы. Но больше всего в мире она любила читать – и самые счастливые часы проводила в библиотеке.
Когда дядя Лестан звонил ей, она рассказывала ему обо всем, что у нее происходит. Они обсуждали книги, которые любит она и любит он, и он всегда напоминал ей:
– Роуз, когда вырастешь, ты можешь стать, кем только захочешь. Поэтом, писателем, певицей, танцовщицей, учительницей – кем угодно!
Когда Роуз исполнилось тринадцать, они с тетями отправились в поездку по Европе. Дядя Лестан с ними не ездил, но все оплатил. Они путешествовали три месяца и повидали все знаменитые города. Дядя Лестан назвал это «Большим Турне». Они даже в России были – провели пять дней в Санкт-Петербурге и пять дней в Москве.
Поездка запомнилась Роуз вереницей самых прекрасных в мире старинных зданий, дворцов, замков, соборов, музеев и картинных галерей, о которых она прежде только читала, а теперь видела своими глазами. Больше всего ей понравилось в Риме, Флоренции и Венеции. Но куда бы они ни приезжали, везде Роуз ожидали новые и новые открытия.
В Амстердаме неожиданно объявился дядя Лестан. Оказывается, он входил в число попечителей Государственного музея, так что у него имелся тайный ключ, и по вечерам он брал Роуз туда. В это время они были там одни и могли просиживать сколько угодно перед шедеврами Рембрандта.
Он организовывал такие неурочные экскурсии специально для них и во многих других городах, но Амстердам прочно завоевал сердце Роуз, потому что тут дядя Лестан был с ней.
В пятнадцать лет Роуз угодила в неприятности: без разрешения взяла семейный автомобиль. Водительских прав у нее еще не было, но она собиралась вернуть машину на место прежде, чем тетя Джулия и тетя Мардж проснутся. Просто хотела немного покататься с новыми подружками, Бетти и Шарлоттой. Никто из них не подумал, что дело может обернуться бедой. Но на шоссе машина влетела в ограждение, а Роуз попала в суд по делам несовершеннолетних.
Тетя Джулия и тетя Мардж немедленно попробовали связаться с дядей Лестаном, но он где-то путешествовал, и никто не мог его разыскать. Роуз даже обрадовалась, так стыдно и плохо ей было, так боялась она его разочаровать.
Но судья, который вел ее дело, всех просто потряс. Бетти и Шарлотту он отпустил, потому что это не они украли машину, а вот Роуз за преступное поведение отправил на год в исправительное заведение для девочек, «Приют Дивной Благодати для девочек». Сурово отчитав Роуз, он предупредил ее, что если она и там будет себя плохо вести, то останется там до восемнадцати лет, а то и дольше. Сказал, что с таким асоциальным поведением Роуз рискует вырасти наркоманкой или даже бродяжкой.
Тетя Мардж и тетя Джулия в ужасе умоляли судью смягчить приговор. Они и их адвокаты снова и снова твердили, что не выдвигают против Роуз никаких обвинений за кражу машины, что это была всего лишь подростковая выходка, не более того, и что необходимо связаться с дядей девочки.
Ничего не помогло. На Роуз надели наручники и отвезли ее куда-то в южную Флориду, в исправительное заведение.
По дороге туда она смирно сидела, глотая слезы, а несколько мужчин и женщин в машине рассуждали об «истинно христианском окружении», где Роуз научится читать Библию и «быть хорошей девочкой» и откуда вернется к тетям «послушным христианским ребенком».
«Приют» превзошел самые худшие страхи Роуз.
По приезде их встретили директор приюта, мистер Хейс, и его жена, миссис Хейс, оба очень приветливые, любезные и хорошо одетые.
Но едва полицейские уехали и Роуз осталась с ними одна, они заявили, что она должна признаться во всех своих плохих поступках, а иначе «Дивная Благодать» ей, увы, не поможет.
– Ты сама прекрасно знаешь, чем занималась с парнями, – сказала миссис Хейс. – Знаешь, какие принимала наркотики и какую слушала музыку.
Роуз пришла в ужас. Она никогда не занималась с парнями ничем плохим, а из музыки предпочитала классику. Да, иногда она слушала рок, но… Тут миссис Хейс покачала головой. Отрицать, кто она такая и что она натворила – очень, очень скверно, сказала миссис Хейс. И она не хочет больше видеть Роуз, пока та не одумается и не начнет себя хорошо вести.
Роуз отвели в угрюмое стерильное здание, вручили безобразное бесформенное платье и велели двум старшим ученицам сопровождать ее, куда бы она ни пошла, даже в туалет. Ей не давали ни минутки побыть одной, следили за ней даже во время самых интимных телесных отправлений.
Кормили в приюте ужасно, а уроки состояли из чтения и переписывания стихов из Библии. Роуз били, если она случайно встречалась глазами с другими девочками или учителями, или пыталась «болтать», или задавала вопросы. Ее заставляли на коленках драить пол в столовой за «плохое поведение».
Когда Роуз потребовала, чтобы ей позволили позвонить домой и рассказать тетям, как с ней тут обращаются, ее отвели в карцер – крохотный чуланчик с маленьким окошком под потолком. Старая надзирательница отхлестала ее ремнем и сказала, что пора ей уж хорошенько задуматься над своим поведением, а не то ей вообще никогда не разрешат позвонить семье.
– Неужели ты хочешь быть дурной девочкой? – скорбно вопрошала старуха. – Разве не понимаешь, что твои родители отдали тебя сюда потому, что хотят тебе же помочь? Они не хотят, чтобы ты сейчас была с ними. Ты разочаровала их, ты не слушалась.
Два дня Роуз пролежала на полу карцера, заливаясь слезами. В тесной комнатенке пахло хлоркой и мочой, а из обстановки были лишь соломенный тюфяк да ведро. Дважды в день ей приносили еду. Девочка чуть постарше присела рядом и шепнула:
– Не упрямься. Тебе их не победить. И, пожалуйста, ешь. А то они будут давать тебе одну и ту же порцию снова и снова, пока ты не съешь, даже если все протухнет.
Роуз пришла в ярость. Где же тетя Джулия и тетя Мардж? Где дядя Лестан? А вдруг он узнал, что случилось, разозлился и больше не хочет иметь с ней дела? Нет, в такое поверить она никак не могла. Он не способен отвернуться от нее, даже не поговорив! Но девочку терзал стыд за ее проступок. И еще было стыдно за себя, за то, во что она превратилась – в бесформенной одежде, немытая, нечесаная, все тело чешется и болит.
Ее лихорадило, она чувствовала себя совершенно разбитой. Под бдительными взглядами охранниц ей не получалось сходить в туалет. Тело ломило, голова раскалывалась. В жизни у нее так не болели живот и голова.
У Роуз начался жар, но тут ее повели на первый сеанс групповой терапии. Помыться и принять душ ей не разрешили, так что она чувствовала себя совсем грязной.
На грудь ей прицепили бумажный плакатик с надписью «Я шлюха» и велели признаться перед всеми, что она принимала наркотики, слушала сатанинскую музыку и спала с парнями.
Роуз снова и снова твердила, что она ни с кем не спала и даже не пробовала наркотиков.
И снова и снова другие воспитанницы, обступив ее сплошным кольцом, скандировали:
– Покайся, покайся!
– Скажи: «Я шлюха!»
– Скажи: «Я наркоманка!»
Роуз отказывалась. Рыдала. Она никогда не принимала наркотиков! У них в школе вообще никто не принимал наркотиков! И она никогда ничем таким не занималась с мальчиками – разве только один раз поцеловалась на танцах.
Потом вдруг как-то оказалось, что она лежит на полу, а другие девочки навалились ей на руки и на ноги. Роуз все кричала и кричала, пока ее не начало рвать и она чуть не задохнулась. Она боролась и вырывалась изо всех сил, истошно визжала, брызгая рвотой во все стороны.
Когда она очнулась, в комнате никого не было. Роуз понимала, что серьезно больна. Она вся горела от жара, живот болел просто невыносимо, голова пылала. Заслышав, как кто-нибудь проходит мимо, она снова и снова просила пить, но получала лишь один ответ:
– Симулянтка!
Сколько она пролежала там? Казалось – много дней, но она очень скоро впала в полузабытье. В бреду она беспрестанно умоляла дядю Лестана: «Пожалуйста, пожалуйста, забери меня отсюда! Я не хотела ничего плохого, пожалуйста, прости меня». Наверняка он не хочет, чтобы она так страдала! Наверняка тетя Мардж и тетя Джулия расскажут ему, что случилось. Когда Роуз уводили из зала суда, тетя Мардж билась в истерике.
В какой-то момент Роуз вдруг поняла: она умирает. Она уже не могла думать ни о чем, кроме воды. Стоило ей забыться, как снова мерещилось, будто кто-то дает ей попить. Но она приходила в себя – и воды не было. И никого рядом не было. Никто не проходил мимо, не обзывал ее симулянткой, не велел каяться.
На Роуз снизошло странное спокойствие. Так вот где окончится ее жизнь. Может быть, дядя Лестан просто не знает и не понимает, как здесь ужасно. Да и какая теперь разница?
Иногда она ненадолго засыпала и видела сны, но потом снова приходила в себя, дрожа от лихорадки. Губы у нее растрескались. А живот, грудь и голова так жутко болели, что бедняжка уже не сознавала ничего, кроме боли.
Так, то и дело проваливаясь в беспамятство, бредя видениями стакана холодной воды, воды для питья, она вдруг услышала вой сирен. Сперва вдалеке, но с каждым мигом все громче и громче – а потом к сиренам присоединились и сигналы пожарной тревоги в самом приюте – надрывные, невыносимо громкие. Роуз почувствовала запах дыма. Увидела отблески пламени. Вокруг визжали и кричали другие воспитанницы.
Стена прямо рядом с ней вдруг разлетелась на части. Потолок тоже. Комната словно бы взорвалась летящими во все стороны ошметками досок и штукатурки.
В комнату ворвался ветер. Крики и визг вокруг становились все громче.
Возле Роуз возник какой-то человек – очень похожий на дядю Лестана, но все же не дядя Лестан. Темноволосый красавец с такими же яркими глазами, как у дяди Лестана, только вот у него глаза были зелеными. Он подхватил Роуз с тюфяка, завернул во что-то теплое и понес куда-то наверх.
Роуз увидела, что все вокруг объято пламенем. Приют полыхал огнем.
Незнакомец уносил девочку все выше и выше – совсем как много лет назад на маленьком островке среди моря.
Воздух вокруг дышал дивной прохладой.
– Да, да, звезды… – прошептала Роуз.
Увидев безбрежный звездный простор, она снова превратилась в малышку на руках у дяди Лестана.
– Спи, Роуз, – произнес мягкий голос у нее над ухом. – Ты теперь в безопасности. Я отнесу тебя к дяде Лестану.
Роуз пришла в себя в больничной палате. Вокруг толпились люди в белых халатах и масках. Ласковый женский голос произнес:
– Все будет хорошо, милая. Сейчас я тебе кое-что дам и ты уснешь.
За спиной медсестры стоял тот самый незнакомец, что принес Роуз сюда – темноволосый и зеленоглазый. Кожа у него была такой же смуглой, как у дяди Лестана. Мягкими, точно шелк, пальцами он погладил Роуз по щеке.
– Я друг твоего дяди, Роуз, – произнес он. – Меня зовут Луис. – Только он произнес свое имя на французский манер: «Луи». – Поверь, Роуз, твой дядя очень скоро будет тут. Он уже в пути. Он о тебе позаботится, а я побуду тут до его приезда.
Открыв глаза в следующий раз, Роуз чувствовала себя совсем иначе. Боль прошла, желудок и грудь больше не распирало. Она поняла, что ей сделали клизму и промывание желудка. При мысли о том, как это, наверное, было отвратительно, какой грязной она вся была, Роуз снова преисполнилась стыда и тихонько заплакала, уткнувшись в подушку. Она чувствовала себя во всем виноватой и до предела несчастной. Высокий темноволосый друг дяди Лестана погладил ее по голове и сказал, что бояться нечего:
– Тетя Джулия уже едет сюда. И дядя тоже. Спи, Роуз, спи.
Хотя Роуз была одурманена и в голове у нее все путалось, она все же заметила, что к ней подключено несколько капельниц с какими-то растворами и еще чем-то белым, должно быть, внутривенным питанием. Пришла врач. По ее словам, Роуз предстояло провести в больнице не меньше недели, но «опасность» миновала. Да, пришлось немного поволноваться, но теперь Роуз точно поправится. Инфекцию удалось укротить, обезвоживание тоже. Друг дяди Лестана, Луи, поблагодарил и врача, и медсестру.
Роуз заморгала сквозь слезы. Комната буквально тонула в цветах.
– Он посылает тебе лилии, – сказал Луи. Голос у него был глубокий и мягкий. – Посылает розы – розы всех возможных оттенков. Твой цветок, Роуз.
Роуз попыталась было извиниться за то, что натворила, но Луи и слушать не захотел. Сказал – люди, к которым она попала, настоящие преступники, воплощение зла. Они платили судье, чтобы он посылал к ним в приют подростков из приличных семей – а школа выставляла огромные счета родителям и штату за «перевоспитание». Он сказал, судья и сам очень скоро попадет за решетку. Что же до приюта, его больше нет, он сгорел дотла, и адвокаты позаботятся, чтобы он никогда не открылся вновь.
– Они очень, очень дурно обошлись с тобой, – прошептал он.
Тихим неторопливым голосом он рассказал Роуз, что против администрации приюта выдвинуто множество обвинений. А на пожарище нашли два обгорелых трупа. Он хотел, чтобы Роуз знала – те люди понесли заслуженное наказание.
Роуз слушала и дивилась. А потом принялась объяснять, как все вышло с автомобилем – ведь она совсем не хотела ничего плохого.
– Знаю, – ответил Луи. – Это все пустяки. Дядя на тебя не сердится. Он никогда не рассердится на тебя из-за такой ерунды. А теперь поспи.
К тому времени, как приехал дядя Лестан, Роуз уже вернулась домой в Майами-Бич с тетей Мардж. Девочка очень похудела, ослабела и вздрагивала от малейшего шороха. И все же ей уже стало гораздо лучше. Дядя Лестан обнял ее, и они отправились вместе прогуляться по пляжу.
– Хочу, чтобы ты перебралась в Нью-Йорк, – сказал дядя Лестан. – Нью-Йорк – столица мира. Я хочу, чтобы ты заканчивала школу уже там. Тетя Мардж поедет с тобой, а тетя Джулия останется здесь. Она родилась во Флориде и не сможет приспособиться к большому городу. Но тетя Мардж будет все так же заботиться о тебе, а еще у вас появятся компаньоны – надежные телохранители. Я хочу, чтобы ты получила самое лучшее образование, какое только можно. И помни, Роуз, – добавил он, – какие бы страдания ты ни претерпела, что бы ни перенесла, благодаря им ты можешь стать сильнее.
Роуз и дядя Лестан проговорили несколько часов подряд – не о жутком приюте, а обо всем остальном. О том, как Роуз любит читать, о том, что она хочет стать поэтом и писателем, о ее мечтах поступить в какой-нибудь большой и знаменитый университет вроде Гарварда или Стенфорда – да мало ли еще куда.
Какие же это были замечательные часы! Роуз с дядей зашли в кафе на Сауз-Бич, и он тихонько сидел, подперев голову руками и с нежной улыбкой слушая, как Роуз изливает мечты, мысли и вопросы, что теснились у нее в голове.
Новое жилище в Нью-Йорке располагалось в Верхнем Ист-сайде, в двух кварталах от парка, в красивом старинном доме с просторными комнатами и высокими потолками. И тетя Мардж, и Роуз пришли в восторг.
Роуз отдали в прекрасную школу, гораздо выше уровнем, чем «Уилмонт-скул». При помощи нескольких дополнительных учителей – в основном уже студентов – Роуз скоро догнала сверстников и с головой погрузилась в учебу, готовясь к поступлению.
Хотя девочка слегка тосковала по красивым флоридским пляжам и теплым благоуханным ночам, она до безумия полюбила Нью-Йорк, быстро сдружилась с одноклассниками и втайне радовалась, что живет с тетей Мардж, а не с тетей Джулией, потому что тетя Мардж всегда ценила приключения и проказы, и вообще с ней было гораздо веселее.
Вместе с ними в доме проживали экономка, кухарка и несколько охранников, которые их повсюду возили.
Но иногда Роуз хотелось удрать куда-нибудь самой по себе, самой встречаться с друзьями и ездить на метро. Хотелось независимости.
Однако дядя Лестан был непреклонен. Куда бы ни отправлялась Роуз, ее всюду сопровождал телохранитель. И хотя девочке было неловко приезжать в школу на огромном сверкающем «Линкольне», она очень скоро привыкла. Тем более, что водители были большие мастера припарковаться куда угодно, пока Роуз гуляла по магазинам, и не считали для себя зазорным таскать за ней по двадцать-тридцать пакетов, занимать для нее очередь и даже бегать по поручениям. Почти все они были молоды и жизнерадостны – этакие ангелы-хранители.
Тетя Мардж искренне наслаждалась сменой обстановки.
Все это было ново и восхитительно, но главным соблазном, конечно же, стал сам Нью-Йорк. У Роуз с тетей Мардж имелась подписка в консерваторию, нью-йоркский балет и Метрополитен-оперу. Они посещали все премьеры Бродвея, а заодно и множество других спектаклей. За покупками ходили в «Бегдорф Гудман», по субботам часами бродили по музеям, а выходные проводили в галереях Сохо. Вот это была жизнь!
Роуз бесконечно рассказывала дяде Лестану по телефону, на какой спектакль или концерт недавно ходила, как поставили Шекспира в Парке и как они собираются в ближайшие выходные съездить в Бостон – просто посмотреть. Ну и в Гарвард, наверное, тоже заглянут.
Летом перед выпускным классом Роуз с тетей Мардж и дядей Лестаном провели чудеснейшую неделю в Лондоне – по вечерам, с частными гидами, посещали все самые интересные достопримечательности. Потом тетя Мардж с Роуз отправились в Рим, а из Рима во Флоренцию, и так далее – целая череда европейских городов. Обратно в Нью-Йорк вернулись уже только в самом конце каникул.
Незадолго до восемнадцатого дня рождения Роуз попробовала поискать по Интернету тот жуткий «Приют Дивной Благодати для девочек», где с ней так жестоко обращались. Она никогда и никому не рассказывала, что там на самом деле с ней произошло.
Заметки в разделах новостей подтвердили все, что когда-то сказал Луи. Судья, отправивший Роуз в приют, угодил за решетку, а с ним и два других юриста.
В последнюю ночь, что провела там Роуз, в приюте, по всей вероятности, взорвался котел отопления, в результате чего все здание было охвачено пламенем. Два других взрыва уничтожили пристройки и конюшню. Роуз и не знала, что в приюте была конюшня. Прибывшие на место возгорания местные полицейские и пожарные обнаружили выскочивших на улицу воспитанниц – те бродили вокруг в состоянии полного шока. Многие из них оказались все в синяках и ссадинах от побоев, у нескольких головы были выбриты налысо, а двух пришлось отправить в больницу из-за истощения и обезвоживания. На теле некоторых девочек обнаружились сделанные фломастерами надписи «шлюха» и «наркоманка». Журналисты неистовствовали от ярости. Все газеты кричали о том, что приют оказался сплошным вымогательством, частью преступной системы, благодаря которой сомнительные секты тянут из родителей деньги за «перевоспитание».
Против всех, причастных к деятельности приюта, были возбуждены уголовные дела – но мало-помалу шумиха утихла, а обвинения сняли. В штате Флорида не существовало никаких законов против религиозных школ, так что владельцы и «учителя» приюта ушли безнаказанными.
Однако проследить судьбу доктора и миссис Хейс оказалось несложно. Оба умерли в течение нескольких месяцев после пожара. Один из этих прославленных педагогов утонул близ Майами-Бич, вторая погибла в автокатастрофе.
Как ни стыдно было Роуз это признавать, однако известия о смерти ее мучителей, ее порадовали. Правда, отчасти и встревожили. У нее возникло жуткое подозрение. Может ли статься, что кто-то покарал этих людей за зло, которое они причинили Роуз и другим девочкам? Да нет, нелепое предположение. Кто бы мог это сделать? Кто бы сумел это сделать? Роуз выбросила неуютную мысль из головы и сурово отчитала себя за то, что радуется чужой смерти. Она попробовала еще немного почитать о скандалах, связанных с религиозными исправительными учреждениями для трудных подростков, но долго не вынесла. От чтения она начинала злиться, а от злости – стыдиться себя самой, стыдиться, что вообще… И так без конца. Нет, она закрыла эту постыдную и отвратительную главу в книге своей жизни. Ее манило настоящее.
Когда дело дошло до колледжа, дядя Лестан велел Роуз следовать за своей звездой. Сказал ей – нет ничего невозможного.
Роуз и тетя Мардж съездили в Калифорнию, чтобы посмотреть Стэнфорд и Калифорнийский университет в Беркли.
Роуз остановила выбор на Стэнфорде, расположенном близ прекрасного Пало-Альто, и в июле они с тетей Мардж туда переехали.
В августе дядя Лестан и Роуз устроили себе короткие каникулы в Сан-Франциско. Роуз буквально влюбилась в этот город и почти всерьез решила поселиться там и ездить на учебу прямо оттуда. Однако дядя Лестан предложил другое решение. Почему бы не жить, как и задумывалось, рядом с кампусом, но заодно прикупить квартирку в Сан-Франциско? Так и сделали. Скоро Роуз с тетей Мардж уже въехали в просторное кондо в нескольких минутах ходьбы от здания оперы и Дэвис-Симфони-Холла.
Маленький домик на обрамленной деревьями улочке в Пало-Альто тоже оказался очарователен. И хотя смена побережья означала новую экономку и двух новых водителей, Роуз очень скоро обвыклась и начала от души наслаждаться солнечной Калифорнией.
Уже через неделю занятий она по уши влюбилась в преподавателя литературы, профессора Гарднера Пейлстоуна, высокого и худощавого интроверта, читавшего лекции с пылом заправского актера. Он был необычайно одарен: не достигнув еще и тридцати, успел уже издать четыре тома стихов и две книги, посвященных трудам Уильяма Карлоса Уильямса. В тридцать пять он был мрачен, велеречив, пылок – и совершенно неотразим. Он открыто заигрывал с Роуз и как-то, пригласив ее на чашечку кофе после занятия, сказал, что в жизни не видел таких красавиц. Он засыпал ее электронными письмами со стихами о ее волосах «цвета воронова крыла» и «пытливых глазах». Он водил ее обедать в дорогие рестораны и показал ей свой дом – старинный особняк в исторической части Пало-Альто. Отец и мать его давно скончались, сообщил он девушке, а брат погиб в Афганистане. Поэтому он остался совершенно один в этом громадном доме – но у него не хватало духа съехать оттуда, ведь, по его витиеватому выражению, дом был «полон памяток детства».
Приехав навестить Роуз, дядя Лестан отправился с ней на прогулку по тихим зеленым улочкам Пало-Альто. Показав ей магнолии, на ветвях которых шелестели твердые темные листья, он мечтательно заметил, что полюбил эти деревья еще в «свое время», когда и сам жил на юге.
Волосы у него были чуть встрепаны, одежда – темно-синий пиджак, брюки цвета хаки и блестящие черные ботинки – в пыли, и вдруг Роуз поняла, что нередко видела дядю Лестана таким: элегантно одетым, но пропыленным насквозь.
На кончике языка у нее уже трепетала шутка о полетах сквозь звезды, но девушка смолчала. Кожа у дяди Лестана сегодня казалась еще темнее обычного, почти опаленной, а прекрасные густые волосы заметно побелели.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?