Текст книги "Фетишист. История Джерри Брудоса, «обувного маньяка»"

Глава 5

К осени 1968 года Джерри Брудос нашел работу – снова электриком в компании к югу от Салема. Работа так себе, но все же. Его брак оставался стабильным, хотя между супругами и возникло некоторое напряжение. Дарси охладела к его сексуальным поползновениям; она нечасто отказывала ему, но он чувствовал, что кажется ей отвратительным. Она часто отсутствовала дома, проводя целые дни со своими двумя сестрами, которые были ее лучшими подругами.

Однако он по-прежнему правил в доме железной рукой. Джерри объявил Дарси, что гараж с мастерской – его владения, и он не хочет, чтобы она заходила туда без разрешения. Он поставил на дверь засов и запирал его, чтобы обеспечить себе уединение. Она жаловалась, потому что в гараже стоял морозильник, но Джерри лишь отвечал:

– Просто скажи, что готовишь на ужин, и я все достану из морозилки. Я не хочу, чтобы ты врывалась в мою фотолабораторию, когда я работаю, – засветишь мне пленки.

Насчет чердака он волновался меньше. Достаточно было сказать Дарси, что там полно крыс и мышей, и она перестала заглядывать туда. На чердаке Джерри хранил свои сокровища: коробки с обувью и бельем всех размеров и цветов. В некоторые вещи он даже мог влезть и проводил целые часы, наслаждаясь прикосновением мягкой ткани к своей голой коже. Эти бюстгальтеры и трусики принадлежали только ему, и он не хотел, чтобы Дарси трогала их или спрашивала, откуда они у него.

Он даже запретил ей без предупреждения возвращаться из дурацких визитов к подружкам.

– Будешь мне звонить, прежде чем приехать домой, – объявил он. – Я хочу знать, кто может мне свалиться на голову.

– Но я же твоя жена! – запротестовала она.

– Просто звони, и все.

Спорить не имело смысла. Она стала звонить, но и этого оказалось недостаточно. Джерри осаждал ее подруг звонками, стоило ей выйти за порог.

– Он хотел знать, где я, что я делаю, когда вернусь домой. Он жутко меня ревновал, спрашивал, с кем я, – а я встречалась только с подругами. Однажды я задала ему вопрос, зачем он постоянно меня проверяет и почему я не могу вернуться в собственный дом без звонка? Он обратил это в шутку. Сказал, что ему надо успеть выгнать блондинку, с которой он проводит время, прежде чем я приеду.

В действительности он никогда ей не изменял – по крайней мере, насколько Дарси было известно. Шутка была дурацкая. Она начала слегка побаиваться его, потому что он так странно себя вел. Физически он никогда не причинял ей вреда, но он был такой большой, и даже его друзья говорили, что Джерри – самый сильный из всех, кого они встречали в жизни. Он мог в одиночку нести на спине холодильник без видимого усилия.

Фантазии о том, чтобы брать девушек в плен, впервые возникли у Джерри Брудоса, когда ему было семнадцать. К двадцати девяти годам он так отточил и усовершенствовал их, что они превратились чуть ли не в цитаты из Крафт-Эбинга, садистский кошмар.

Он хотел найти такое место, где сможет устроить подпольную «лавку мясника». Там будут камеры, где он станет держать своих пленниц, и большое морозильное помещение. Когда все будет готово, он возьмет автобус, посадит в него красивых девушек и привезет в свой пыточный комплекс. Он будет выбирать их по одной – кого захочет. Будет стрелять в них, резать ножами, бить, заставлять исполнять свои сексуальные фантазии, и никто ни о чем не узнает. Когда они окажутся у него, он сфотографирует их для своей коллекции. Покончив с очередной жертвой, он будет относить ее в морозильную комнату и замораживать в той позе, в какой захочет, чтобы хранить вечно.

Он понимал, что с его планом есть проблемы. В первую очередь деньги; для сооружения такого комплекса потребуются тысячи и тысячи долларов. А у него едва хватало на аренду дома и еду. Он по-прежнему был вынужден одалживаться у своей суки-матери и угождать ей, чтобы иметь возможность при необходимости пользоваться ее машиной. Он был достаточно умен, чтобы зарабатывать кучу денег, просто ему не везло: все пользовались им, а он работал за копейки.

Точно так же он понимал, что, если разом пропадет столько девушек, кто-нибудь догадается, и к делу подключатся копы.

Однако Джерри не мог выкинуть свой план из головы.

От этих мыслей у него начиналось головокружение. Бывало, оно будило его среди ночи, и Джерри понимал – все дело в сексуальных фантазиях. Их можно было усмирить, если перевернуться на другой бок и заняться сексом с женой. Теперь, когда он занимался с ней любовью, то чувствовал, что делает это с кем-то другим – с одной из пленниц. Он знал, что это Дарси, но все равно ему казалось, что женщина другая.

Он не причинял ей боли, и она ничего не знала.

На работе мужчины все так же отпускали грязные шуточки насчет женщин. Джерри они считали ханжой, потому что он больше не давал себе труда смеяться вместе с ними. Его держали за пустое место; Джерри доставляло удовольствие держать их за дураков.

Глава 6

В Орегон пришла осень, и цветы на клумбах почернели – все, за исключением роз. Листья на дубах стали желтыми и покрывали красную землю; мох свисал с их ветвей, развеваясь на ветру, словно волосы у старухи. Потом пришли дожди – неделя за неделей бесконечной серой мороси, стекавшей с карнизов и деревьев. Реки выходили из берегов. Время от времени с Тихого океана налетал шторм, и дождевые капли выбивали барабанную дробь на окнах серого дома на Сентер-стрит и жестяной крыше гаража.

Приближался День благодарения, а это означало, что Джерри придется проводить время с людьми, которых он терпеть не мог: его матерью, которая опять станет жаловаться, что тоскует по мужу, похороненному давным-давно, и по любимому сынку, работавшему в тысячах миль от нее, и с родителями Дарси, все такими же бесцеремонными и самоуверенными.

От постоянных дождей, скучной работы и приближения праздников Джерри едва не сходил с ума. Мигрени разрывали его черепную коробку, требуя немедленно вырваться из тесноты дома с орущими детьми и женой, которая больше не уважала его, как раньше.

Охота за трофеями зимой сильно усложнялась. Никто не развешивал белье на веревках, потому что оно никогда бы не высохло. Ему приходилось следить, и таиться, и проникать в дома, чтобы красть бюстгальтеры и трусики.

Надо было сделать что-то, чтобы головокружения и мигрени прекратились.

В двадцать три года Джен Сьюзан Уитни уверенно шла к поставленным целям. Заканчивала учебу в Университете Орегона в Юджине, в шестидесяти милях к югу от Салема. Ежедневно посещать лекции на последнем курсе не требовалось, и она переехала в Макминвил к юго-западу от Портленда. У нее была собственная машина – старенький «Рамблер», – неплохая работа и друзья, как в Юджине, так и в Макминвиле.

Джен Сьюзан Уитни была симпатичной девушкой с короткими густыми темными волосами и голубыми глазами. При росте в метр семьдесят она весила пятьдесят девять килограммов.

Возможно, она была доверчивей других – или просто наивней; она частенько подсаживала попутчиков, когда ездила из Юджина в Макминвил и обратно.

26 ноября 1968 года Джен вышла из дома друзей в Юджине, села в машину и отправилась на север по шоссе I‐5 к себе в Макминвил. На ней были черные брюки и зеленая куртка. Вечером она планировала оказаться дома; ехать было недолго – самое большее два часа.

До Дня благодарения оставалось двое суток, и Джен планировала отметить его с друзьями и родственниками. Она была веселая, умная и воспитанная. Не было никаких причин – по крайней мере, очевидных, – чтобы она бесследно исчезла.

Тем не менее в ту ночь она пропала.

Поскольку девушка ехала из одного города в другой, следователи не смогли установить, где именно это произошло и не увезли ли ее силой. Проверка квартиры показала, что из Юджина она так и не вернулась – газеты и письма скопились под дверью, а в комнатах толстым слоем лежала пыль.

Джен Уитни не позвонила никому из друзей или членов семьи. Она просто растворилась где-то на шоссе I‐5.

Описание ее машины по телетайпу разослали в прилегающие к Орегону штаты.

Машину нашли на стоянке возле дороги, ведущей к перевалу Саньям к северу от Олбани, Орегон, и чуть к востоку от I‐5. Красно-белый «Рамблер» без внешних повреждений был заперт на замок.

Полиция Орегона распорядилась доставить машину в гараж Бюро идентификации для осмотра. Оказалось, что в двигателе возникла поломка, препятствовавшая эксплуатации, но не было никаких подтверждений того, что водитель мог пострадать, – ни крови, ни признаков борьбы. В машине лежало несколько личных вещей Джен Уитни. Ключей так и не нашли.

При осмотре «Рамблера» полицейские техники сняли с колпака на одном из колес частичный отпечаток пальца. С теми технологиями, которыми полиция располагала в 1968-м, этот отпечаток ничем не мог помочь детективам, если у них не было контрольного образца для сравнения. (В базе данных ФБР на тот момент имелись только отпечатки десяти наиболее разыскиваемых преступников.)

Обнаружение машины на уединенной стоянке казалось подозрительным. У Джен Уитни не было никаких причин оказаться там в туманный дождливый ноябрьский вечер. Если она оставила сломанный автомобиль и решила идти вдоль шоссе пешком, чтобы получить помощь, почему никто ее не видел? Пешеходы на I‐5 сразу бросаются в глаза, поскольку их там очень немного; наверняка кто-нибудь, прочитав в газетах об ее исчезновении, откликнулся бы и сообщил, что видел девушку в ту ночь. Поиски в кюветах и на землях, прилегающих к шоссе, ничего не дали. Никаких следов пропавшей. Если она упала и получила травму или даже если погибла под колесами проезжающей машины, люди и собаки, искавшие ее, что-нибудь обнаружили бы.

Не было никакого объяснения тому, каким образом ее машина оказалась на парковке у подножия Сантьям-Пасс. Джен Уитни направлялась в Макминвил, и отклонение от маршрута казалось бессмысленным. Тем не менее ее машина стояла там. Почему?

Джен Уитни исчезла – так же необъяснимо, как Линда Слоусон в Портленде десять месяцев назад.

Спустя два дня после исчезновения Джен Уитни наступил День благодарения. Джерри Брудос увез семью на каникулы навестить родных и друзей. Пока их не было, на Сентер-стрит произошла автомобильная авария. Машина потеряла управление на мокрой от дождя проезжей части и врезалась в гараж на участке Брудосов, пробив дыру в наружной стене. Полицейские расследовали инцидент, но не смогли попасть внутрь гаража, чтобы оценить ущерб, потому что двери были крепко заперты.

Когда Джерри, вернувшись, увидел дыру в стене, то пришел в страшное возбуждение. Сказал Дарси, что кое-что приберет в гараже, а потом позвонит в полицию.

Несколько часов спустя он связался со следователем, который оставил ему свою карточку в двери, и отпер гараж, чтобы тот смог оценить масштабы ущерба изнутри. Когда дело было сделано, Джерри заколотил дыру досками и снова запер мастерскую.

В тот вечер он некоторое время отсутствовал дома, но Дарси не обратила на это особого внимания – он часто уезжал надолго, не предупреждая ее, куда направляется и когда вернется.

Полиция Орегона продолжала расследовать загадочное исчезновение Джен Уитни, но человеко-часы работы не приносили никаких результатов.

Лейтенант полиции Роберт Уайт попытался отследить анонимного корреспондента, приславшего в департамент письмо из Олбани. Оно пришло в самом обычном конверте и было написано печатными буквами от руки, как будто отправитель хотел скрыть свой почерк. Там говорилось, что автор находился на стоянке близ перевала Сантьям, где мисс Уитни оставила свой «Рамблер», более того, видел ее.

Лейтенант Уайт обратился к общественности, прося автора письма откликнуться. Если он написал правду, то, возможно, у него были причины остаться неизвестным. Не исключено, что он прочел об исчезновении девушки в газетах, но мог быть и свидетелем, и даже похитителем. Выяснить это так и не удалось.

Джерри Брудос продолжал ездить на работу в Либанон, штат Орегон, – крошечный поселок к востоку от I‐5 за съездом на Олбани.

Наступило Рождество, потом Новый год, и Джерри Брудос отпраздновал свой тридцатый день рождения. На некоторое время его мигрени отступили, но потом нервозность вернулась, а с ней и головная боль, ставшая еще сильнее.

Дарси подумывала уйти от него. Но она никогда раньше не работала, у нее не было собственных денег, да и вообще она не верила в развод.

Глава 7

Джен Уитни числилась пропавшей четыре месяца, когда в долину Уилламет пришла весна. Линда Слоусон пропала четырнадцать месяцев назад. Места их исчезновений разделяло пятьдесят миль, и между этими случаями было слишком мало общего, чтобы полиция связала их. Обе девушки были молодыми, стройными и привлекательными – только одна пропала с оживленных улиц Портленда, а другая – с шоссе к югу от Салема. В густонаселенных районах регулярно кто-то пропадает. Но большинство – самостоятельно, по определенным причинам, и такие люди потом возвращаются или по крайней мере дают семьям знать о себе.

А другие – нет. Стефани Вилко, шестнадцати лет, в июле 1968-го ушла из дома купаться – и не вернулась. Ее исчезновение получило трагическое развитие 18 марта 1969 года. Преподаватель старшей школы в Форест-Гроув обнаружил скелетированные останки на берегу Гейлс-Крик, в пяти милях к северо-западу от Форест-Гроув. К моменту обнаружения время и природа так сильно повредили ткани, что судмедэксперты не смогли установить причину смерти. Вода, лед и ветер уничтожили все следы убийцы – если таковой существовал.

Стефани, Линда и Джен были лишь тремя из десятка или более подобных случаев. Сначала о них писали на первых полосах, потом – в длинных статьях на последних страницах местных газет, а потом разве что в коротеньких заметках. В полиции папки с делами пропавших и погибших девушек становились толще и толще. Дела, которые детективы между собой называют «проигрышами», всегда толще, чем «победы»; но даже если о них больше не пишут в прессе, их никогда, никогда не забывают люди, упорно отрабатывающие одну ложную зацепку за другой.

Четверг, 27 марта 1969 года, был обычным для ранней весны днем в Салеме, Орегон; вокруг здания суда благоухали нарциссы, цвели ранние рододендроны и азалии, которые то трепал ветер с дождем, то заливало бледное солнышко, согревая прохладный воздух.

Карен Спринкер, девятнадцатилетняя первокурсница Университета Орегона в Корваллисе, наслаждалась короткими каникулами между семестрами. В Салем она приехала навестить родителей. Ее отец был в городе известным ветеринаром, и Карен собиралась последовать за ним по медицинской стезе – но лечить не животных, а людей. Она прилежно училась и получала отличные оценки.

Карен была красивой, хоть и неброской – воплощение очарования и чистоты невинной молоденькой девушки. Во времена, когда невинность считалась старомодной, Карен Спринкер хранила девственность, верная собственным принципам. У нее были густые темные волосы, ниспадавшие до плеч и обрамлявшие лоб каскадом завитков. Кареглазая, она широко и доверчиво улыбалась миру.

У нее не было причин ему не доверять.

Карен окончила старшую школу Святого Сердца в Салеме в 1968-м. Была старостой класса, членом Национального общества почета, лауреатом национальной стипендии и премии общества «Салемские лоси», а также членом Молодежного совета округа Марион. С ее умом и стремлением помогать людям выбор медицины в качестве профессии казался совершенно естественным. Сложись все по-другому, к 1979 году она стала бы практикующим врачом – еще не достигнув и тридцати лет.

Вскоре после полудня 27 марта Карен Спринкер отправилась в универсальный магазин «Мейер и Франк» в Салеме. Она должна была пообедать с матерью в ресторане магазина, а потом они собирались купить Карен весенние вещи, чтобы та взяла их с собой в университет после каникул.

«Мейер и Франк» – самый большой универсам в Салеме – расположен в центре города. В 1969 году всего полтора квартала отделяли его от департамента полиции и еще полтора квартала – от офиса шерифа округа Марион, расположенного в здании суда. В магазине имелся собственный пристроенный паркинг – большое преимущество для покупателей, которым не приходилось бежать до дверей под дождем, грозящим начаться в любой момент в период с ноября по июнь.

Миссис Спринкер в ресторане ждала Карен, которая должна была приехать на своей машине. Они договорились на двенадцать часов, а Карен никогда не опаздывала. В четверть первого мать девушки недоуменно посмотрела на часы. Отказалась от меню и попросила чашку кофе, пытаясь сосредоточиться на манекенщицах, демонстрировавших модные наряды в людном ресторанном зале.

В половине первого она начала коситься на двери, рассчитывая увидеть в них дочь. Посетители за соседними столиками заканчивали обед и вставали; другие занимали их место. А Карен все не появлялась. Мать уже начинала думать, что та перепутала время. Хотя вроде бы Карен правильно ее поняла.

Миссис Спринкер вышла из ресторана и направилась к телефону-автомату. Позвонила домой, но никто не отвечал. Она вернулась за столик; Карен до сих пор не пришла. В конце концов она оставила хостес сообщение – сказать Карен, что мать отправилась домой и будет ждать там ее звонка.

Дома Карен не было. Все говорило о том, что в отсутствие миссис Спринкер она там не показывалась. Не было ее и в клинике отца, она не заезжала и не звонила.

Родители Карен Спринкер сделали все, что обычно делают обеспокоенные родители, когда не могут отыскать своего послушного и примерного ребенка. Будь Карен проблемной и непредсказуемой, они испугались бы куда меньше. Но она всегда была той дочерью, которая звонит домой, даже если задерживается всего на четверть часа. Она была довольна своей жизнью и счастлива в семье. Обожала колледж и мечтала пойти с матерью за покупками – да и просто поболтать.

Спринкеры обзвонили всех друзей Карен – никто ее не видел и не получал от нее звонков. Друзья недоумевали вместе с родителями: у Карен не было никаких проблем, о которых Спринкеры бы не знали.

Мать была в курсе, что у Карен началась менструация; она предположила, что у дочери могли возникнуть сильные спазмы – возможно, та даже упала в обморок. Обычно месячные проходили у нее спокойно, но всегда оставалась вероятность, что девушка может плохо себя почувствовать. Родители обзвонили больницы Салема, чтобы проверить, не поступала ли она туда.

Ни в одной из больниц не было пациентки Карен Спринкер. Она не заболела. И не попала в аварию.

Неохотно обратившись в полицию – этот шаг казался признанием того, что с Карен произошло что-то ужасное, – Спринкеры подали заявление о пропаже человека.

Полицейские постарались успокоить родителей Карен; они-то навидались «пропавших», которые возвращались со вполне разумными объяснениями своего исчезновения. Тинейджеры так и вообще были склонны сбегать, когда им вздумается. Они хранили секреты, о которых родители не подозревали, или заводили романы, которые родители, по их мнению, не одобрили бы. Поскольку они сами родителями никогда не были, дети не понимали, какой переполох вызывает их опоздание с возвращением домой.

Офицер, принимавший заявление, попросил Спринкеров вспомнить, не упоминала ли Карен – хотя бы вскользь – о своих намерениях куда-нибудь сходить или что-то сделать.

– Не могла она вернуться в общежитие в университете?

– Нет, – нетерпеливо ответила ее мать. – Я уже туда звонила. С конца семестра она там не появлялась. Ее комната заперта на замок.

Когда родители описали привычки дочери и ее внимательность к другим людям, у офицера по спине пробежал холодок. Эта девушка совсем не походила на беглянку. Или на сумасбродку, которая запросто могла выскочить замуж либо сбежать с бойфрендом.

Практически во всех полицейских департаментах Америки действует правило не принимать официальное заявление о пропаже взрослого человека в первые двадцать четыре часа – просто потому, что большинство пропавших за это время успевают вернуться. Но если ситуация вызывает серьезные опасения, поиски начинаются немедленно. Причина для двадцатичетырехчасовой отсрочки сугубо прагматическая. Даже в большом полицейском департаменте недостаточно сотрудников, чтобы всех искать – у них не останется времени на прочую работу. Детективы, занимающиеся исчезновениями, сосредотачиваются в первую очередь на случаях, похожих на настоящую пропажу. Если пропадает ребенок или есть подозрения на преступление, двадцатичетырехчасовой лимит не соблюдается.

У Спринкеров приняли заявление и зафиксировали, что «Карен Элена Спринкер считается пропавшей с 12:30 27 марта 1969 года, из универсама «Мейер и Франк» (?)». После этого родители отправились домой – сидеть у телефона и ждать, не появится ли Карен в дверях.

Они прождали всю ночь, но от Карен не было ни слуху ни духу.

Полиция Салема отправилась на парковку «Мейера и Франка», чтобы проверить, не могла ли Карен доехать до магазина, но потом по какой-то причине не дойти до ресторана. Полицейские обыскали все уровни паркинга и никаких следов пропавшей девушки не нашли. Не было их и на темной спиральной рампе, поднимающейся до верхнего этажа.

А вот на крыше – да. Там полицейские нашли машину Карен Спринкер, аккуратно припаркованную между диагональными линиями разметки и запертую. Невозможно было сказать, сколько она там простояла; «Мейер и Франк» не ограничивал своих посетителей по времени стоянки.

Как и в машине Джен Уитни, в ней не нашли ничего необычного. На сиденье лежало несколько учебников Карен, не более того. Когда машину доставили в криминологическую лабораторию на осмотр, техники не обнаружили там следов крови или спермы – ни на сиденьях, ни на дверных панелях. В пепельнице не было окурков, а полустертые отпечатки на руле, приборной доске и других поверхностях принадлежали только членам семьи Спринкер.

Если с Карен Спринкер что-то и случилось, то не в машине.

На крыше ежедневно парковались десятки покупателей магазина; им оставалось только спуститься по цементной лесенке и войти непосредственно в торговый зал. На это требовалась всего-то пара минут. Карен приехала в магазин в разгар дня – они договорились встретиться с матерью в полдень. Магазин в такое время был чуть ли не самым безопасным местом в Салеме.

Однако криминалисты, возглавляемые Джимом Стовалом, ползая на коленях, проверили весь путь девушки от места парковки, вниз по лестнице, и до дверей в поисках чего-нибудь, что она могла уронить – включая капли крови.

Ночью на парковке было пусто, и пока они работали, их голоса эхом отражались от серых стен, превращая совершенно нормальное, безопасное место в призрачный жуткий лабиринт.

– Знаете, – медленно сказал один из детективов, – хотя лестница и находится рядом со входом, если спускаться по ней в одиночку, оказываешься в очень невыигрышном положении. Дверь в магазин тяжелая – требуется усилие, чтобы ее открыть. Девушка в такой момент крайне уязвима.

– Ну да, – согласился другой. – И кричать не имеет смысла. Внизу шумит дорога, а внутри – магазин, никто не услышит ни с улицы, ни из зала. Если, конечно, на крыше не будет кого-нибудь, кто придет на помощь…

От этих рассуждений волосы у детективов встали дыбом – всем вспомнилась фотография миниатюрной улыбающейся девчушки.

Исчезновение Карен Спринкер стало делом первостепенной важности для Джима Стовала и его коллег. Собственной дочери Стовала было всего на два года больше, чем Карен, и он прекрасно понимал, через что проходит ее семья.

Салемские газеты «Кэпитал Джорнэл» и «Стейтсмен» опубликовали фотографии Карен Спринкер с подписью «Вы видели эту девушку?!». Начали поступать обычные дурацкие сообщения от обычных информантов, которые в действительности ничего не знали, но очень хотели поделиться своими теориями. Большинство наводок было совершенно бесполезно, но их все следовало проверить, потому что одна могла оказаться жизненно важной.

Одна наводка показалась следователям обещающей. Контролер Южно-Тихоокеанской железной дороги позвонил в полицию Салема и сказал, что видел девушку, которая выглядела «в точности как Карен Спринкер» – она села в Салеме на поезд до Сан-Франциско.

– С ней было двое мужчин, и не похоже было, что она их боится, но наверняка никогда не скажешь. Возможно, она слишком испугалась, чтобы просить о помощи.

В газетах города опубликовали информацию, сообщенную контролером, и почти сразу мужчина из Маунт-Энджел позвонил в полицию сказать, что девушка в поезде – это его дочь, тоже брюнетка с большими карими глазами.

– С ней все в порядке. Она добралась до Калифорнии и путешествует с друзьями семьи.

Владелец бензоколонки на побережье Орегона связался со Стовалом и сообщил, что продавал бензин Карен Спринкер.

– Она дала мне кредитную карточку, чтобы расплатиться, и я почти уверен, что там была фамилия Спринкер.

Стовал и лейтенант «Хэп» Хьюитт сразу же помчались на побережье, но когда добрались до заправки, владелец сказал, что отправил все слипы с кредиток в центральный офис компании в Талсе, Оклахома. Он отослал их еще до того, как прочел про Карен Спринкер в газете.

Детективы связались с головным офисом компании, и тамошний персонал немедленно пришел к ним на помощь. Сотрудники перебрали тысячи слипов в поисках одного, возможно, подписанного Карен Спринкер в Орегоне.

– Наконец, они нашли слип с той заправки, – вспоминал Стовал. – Но фамилия была Спикер, а не Спринкер.

Мотоциклист сообщил Хьюитту и Стовалу, что подсадил попутчицу близ Тигарда, Орегон, и немного подвез на своем «Харлее».

– У нее были длинные темные волосы, и она сказала, что сама из Салема.

– Куда она ехала? – спросил Стовал.

– К каким-то хиппи в Портленде – в коммуну возле шоссе U. Ну, я ее и подбросил.

Стовал показал ему фотографию Карен Спринкер.

– Это та девушка?

Байкер изучил фотографию, а потом вернул детективу, пожав плечами.

– Возможно… а может, и нет. Выглядит вроде как та самая. Но я много встречаю девчонок, так что трудно сказать, понимаете?

То, что Карен Спринкер могла подсесть к незнакомцу на мотоцикл или собиралась жить в коммуне хиппи, казалось невообразимым – но ведь и сам факт ее исчезновения тоже. Все было возможно.

Парень Карен был готов на что угодно, лишь бы отыскать свою девушку. Он поехал в Портленд, нарядившись в джинсы клеш и пеструю рубаху, специально небритый. Он хотел быть похожим на хиппи и преуспел в этом. Он долго крутился среди тамошней публики, пока к нему не привыкли. Задавал осторожные вопросы и намекал, что ищет «свою старушку, которая меня бросила».

Сидя в темных закутках, пропахших марихуаной, поедая зеленые проростки и коричневый рис, слушая детский плач вперемешку с рок-музыкой, парень Карен понимал, что она никогда не стала бы своей в этих кругах, но ему так хотелось найти ее и вернуть домой!

В конце концов он сдался. Карен пропала, и никто не знал, куда она подевалась, – а если кто и знал, то не говорил.

Салемские детективы сочувствовали ему в его отчаянных попытках: их собственные усилия пока тоже не дали никаких результатов.

Кружным путем до департамента полиции Салема дошла одна история, столь странная, что ее запросто можно было сбросить со счетов… и все же…

Две девочки, ученицы старшей школы, рассказали женщине, которой доверяли, про странного человека, которого видели, когда ездили за покупками в «Мейер и Франк» за несколько недель до исчезновения Карен Спринкер.

– Там был человек на парковке, – начала одна.

– Человек? – переспросила женщина.

– Ну, он был похож на женщину. Я хочу сказать, сначала мы подумали, что это женщина, но…

– Но что?

– Она была очень высокая и крупная. Нарядная – в платье и на каблуках. Она просто стояла на парковке, как будто ждала кого-то. Поправляла подвязки на чулках.

– Но в конце концов вы поняли, что это не женщина, так?

– Да! – воскликнула вторая девочка. – Этот человек выглядел так странно… и мы проехали мимо, а потом вернулись еще раз. Теперь мы уверены, что это была не женщина… а мужчина в женской одежде!

Домохозяйка, выслушав историю девочек, велела им обязательно сообщить в полицию.

Мужчины частенько переодеваются в женские платья – это достаточно безобидное отклонение, но с учетом обстоятельств, окружавших исчезновение Карен Спринкер, присутствие крупного мужчины в женской одежде на парковке «Мейера и Франка» в начале марта указывало на возможную связь.

– Предположим, что там действительно был мужчина, переодетый в женщину, – сказал один из следователей. – Предположим, он сделал вид, что ему нехорошо, или обратился к Карен с каким-нибудь вопросом. Вряд ли она испугалась бы его, считая, что разговаривает с женщиной. Она могла подойти поближе, не почувствовав угрозы. Она ведь была из тех, кто всегда готов помочь.

– И он мог ее схватить?

– Ну да.

Возможно, все именно так и произошло. А возможно, и нет. Инцидент с трансвеститом мог быть разовым – вполне возможно, тем человеком был кто-нибудь из пациентов психиатрического госпиталя, перепуганный и не уверенный в себе, решивший немного «пошалить» в «Мейере и Франке» в платье и туфлях на шпильке. Сотрудники магазина не припоминали, чтобы видели кого-нибудь подобного.

Что бы ни произошло, Карен Спринкер так и не вернулась домой. Миновала Страстная пятница, потом Пасха, в Университете штата Орегон начались занятия, а Карен не присоединилась к друзьям. Родные освободили ее комнату в общежитии Кэллахан в Корваллисе. Все, что было у Карен, находилось там – ее книжки, пластинки, фотографии, одежда, – все, за исключением зеленой юбки и свитера, которые были на ней 27 марта, и ее сумочки.

К третьей неделе апреля надежды на возвращение почти не осталось. Тела Карен не нашли, поэтому имелся крошечный шанс, что какая-нибудь катастрофа или болезнь вызвали у нее амнезию. Самым тяжелым было неведение; оставалась вероятность, что ее держат где-то в плену, не давая позвонить домой.

Фотография Карен Спринкер висела над столом Джима Стовала – напоминание о том, что она ждет, чтобы кто-нибудь пришел за ней. Он никогда не встречался с Карен лично, но у него было такое ощущение, будто они знакомы; он столько узнал о ней, так восхищался ее достижениями и устремлениями, что эта девушка стала для него чем-то гораздо большим, чем снимок на стене.

С хорошими детективами всегда так. Постепенно они узнают о жертвах преступлений, которые расследуют, столько, сколько не знают о них члены собственных семей. И это знание разжигает в них тягу к возмездию.