Текст книги "Уксусная девушка"

По вторникам Кейт слегка разнообразила меню, подавая тортильи и острый соус, чтобы сделать из мясного пюре буррито. Однако Петр не стал заморачиваться. Он залил пюре лавиной соуса, вооружился ложкой и принялся за раскопки, внимательно кивая доктору Баттиста, который разглагольствовал о том, что женщины страдают от аутоиммунных заболеваний чаще мужчин. Кейт задумчиво ковырялась в тарелке, аппетита как не бывало. Сидевшая напротив нее Белочка тоже не испытывала особого желания есть тофу. Она аккуратно отделила кусочек с краю, положила в рот и принялась осторожно жевать передними зубами. Зелень – два бледных стебля сельдерея – так и осталась нетронутой. Вряд ли ее вегетарианство продлится дольше трех дней, решила Кейт.

Доктор Баттиста видел причину в том, что у женщин кожа тоньше, чем у мужчин. Вдруг он умолк и уставился на тарелку Белочки.

– Что это?! – воскликнул он.

– Тофу?

– Тофу!

– Я больше не ем мяса?

– Неужели это разумно? – спросил отец.

– Вздор! – заявил Петр.

– Я же тебе говорила! – сказала Кейт.

– Откуда она будет получать В₁₂? – спросил Петр доктора Баттиста.

– Полагаю, из мюсли, что она ест на завтрак, – задумчиво протянул доктор Баттиста. – Разумеется, при условии, что продукт будет витаминизированный.

– Полный вздор, – повторил Петр. – Отказываться от пищи – это так по-американски! В других странах люди расширяют свой рацион, чтобы быть здоровее. Американцы делают наоборот.

– Как насчет консервированного тунца? По сути, его никто не убивает. В тунце есть В₁₂?

Кейт так удивилась вопросу Белочки, что не сразу заметила реакцию отца. Он обхватил голову руками и принялся раскачиваться взад-вперед.

– Нет-нет-нет-нет-нет! – простонал он.

Все трое уставились на него с изумлением.

Он поднял голову и сказал:

– Ртуть!

– Ах да, – кивнул Петр.

– Мне плевать! – заявила Белочка. – Ни за что не стану есть бедных теляток, которые всю жизнь живут в клетке и не пасутся!

– Это уже совсем из другой оперы! – сказала Кейт. – Говядина и телятина – вещи разные. Я никогда не кладу телятину в мясное пюре!

– Телятина, говядина, милые пушистые ягнятки… Какая разница! Это ужасно! Скажите, Пиотр, – насела она на гостя, – как вы можете жить спокойно, мучая бедных мышек?

– Мышек?

– Ну, или кого вы там мучаете в своей лаборатории?

– Эх, Белочка-девочка, – горестно вздохнул доктор Баттиста.

– Мышей я вовсе не мучаю, – с достоинством ответил Петр. – В лаборатории твоего отца им отлично живется. Прекрасная кормежка, общение с себе подобными. У некоторых даже есть имена. Они живут куда лучше, чем дикие мыши.

– Не считая того, что вы втыкаете в них иголки, – сказала Белочка.

– Да, но…

– И мышки потом болеют!

– Нет, в данный момент уже не болеют. И это весьма показательно, потому что…

Зазвонил телефон, Белочка воскликнула:

– Я подойду!

Отодвинув стол, она помчалась на кухню, оставив Петра сидеть с раскрытым ртом.

– Алло? А-а, это ты! При-ииветик!

Когда звонили мальчики, Белочка начинала говорить с придыханием, в голосе появлялись игривые нотки. Как ни странно, отец это тоже заметил.

– Кто звонит? – Он развернулся в сторону кухни и прокричал: – Белочка! Кто звонит?

Та притворилась, что не слышит.

– А-ааах, – проворковала она. – А-ах, как мило! Как это мило с твоей стороны!

– С кем она разговаривает? – спросил доктор Баттиста у Кейт. Она пожала плечами. – Мало того, что весь ужин она отвечала на эсэмэски, теперь ей еще и звонят!

– А что сразу я? – возмутилась Кейт.

Лично она ни за что не позволила бы себе подобного тона, разговаривая по телефону. Надо же настолько себя не уважать!.. Кейт попыталась представить: ей звонит, скажем, Адам Барнс, и она говорит ему, что с его стороны очень мило… Бр-р! При одной мысли об этом ее передернуло.

– Ты поговорил с ней о мальчишке Минцев? – спросила она.

– Каком мальчишке?

– О ее репетиторе, отец.

– Ах да! Нет, не успел.

Кейт вздохнула и предложила Петру добавки.

Петр и доктор Баттиста принялись обсуждать пролиферацию лимфоидных клеток. Белочка закончила телефонный разговор и сидела между ними с надутым видом, разрезая свой тофу на микроскопические кусочки. (Она не привыкла, что ее игнорируют.) В конце ужина Кейт сходила на кухню за шоколадом, но тарелки убирать не стала, поэтому все побросали обертки от плиток прямо на остатки еды. Откусив конфету, Кейт поморщилась и решила, что девяносто процентов какао – процентов на тридцать многовато. Петр развеселился.

– В моей стране есть пословица, – сказал он. – Если лекарство не горькое, то и пользы от него никакой.

– Десерт едят не для пользы, – резко бросила Кейт.

– А на мой вкус – превосходно! – восхитился доктор Баттиста.

Вероятно, он и не подозревал, что уголки его рта кривятся вниз, как на рисунках хмурых рожиц в исполнении детишек из четвертой группы. Белочка тоже была не в восторге от шоколада, поэтому вскочила и сбегала на кухню за банкой меда.

– Не хочешь намазать сверху? – спросила она у Кейт.

Та отмахнулась и вместо этого взяла яблоко.

– Папочка? Попробуй с медом?

– Спасибо, Бельчонок! – обрадовался отец, макая шоколад в банку. – Медок от Белочки!

Кейт закатила глаза.

– Мед – одна из моих самых любимых биологически активных добавок к пище, – поведал отец Петру.

Белочка протянула банку гостю.

– Пиотр, будете?

– Нет, спасибо.

Отчего-то он не отрывал глаз от Кейт. У него была привычка смотреть из-под полуприкрытых век, благодаря чему у него был такой вид, будто он вот-вот придет к какому-то выводу.

Раздался громкий щелчок. Кейт вздрогнула и обернулась к отцу, весело махнувшему своим мобильником.

– Думаю, скоро я освою эту штуку!

– Перестань!

– Я просто так, руку хочу набить.

– И меня щелкни! – заныла Белочка. Она отложила недоеденную плитку и поспешно вытерла рот салфеткой. – Сфоткай и отправь мне на телефон.

– Я пока не знаю, как это делается, – признался отец, но фото сделал. – Пиотр, на предыдущем снимке Белочка тебя загораживала. Сядь рядом с Кейт, и я вас сфотографирую вместе.

Петр с готовностью пересел, однако Кейт возмутилась:

– Отец, что на тебя нашло? Телефон целый год провалялся – и вдруг такой ажиотаж.

– Пора начать жить в современном мире! – воскликнул он и поднес к глазам телефон, будто старый фотоаппарат «Кодак». Кейт отодвинула стул и поднялась, чтобы не попасть в кадр. Снова раздался щелчок, отец опустил мобильник и принялся просматривать снимки.

– Я помогу с посудой, – заявил Петр и встал.

– Не утруждайтесь, посудой займется Белочка.

– Почему бы сегодня вам с Пиотром ее не заменить? – предложил доктор Баттиста. – У Белочки наверняка не сделано домашнее задание.

– Вовсе нет, – возразила Белочка.

Белочке вообще почти никогда и ничего не задавали на дом.

– Ладно, тогда поговорим о твоем репетиторе по математике, – сказал доктор Баттиста.

– Что с ним не так?

– По испанскому, отец, – напомнила Кейт.

– Нам нужно поговорить о твоем репетиторе по испанскому. Пошли, – сказал он, подымаясь.

– Понятия не имею, зачем о нем говорить, – проворчала Белочка, идя за отцом.

Петр собирал тарелки в стопку.

– Послушайте, мне помощь вовсе не нужна, – сказала Кейт. – Спасибо, конечно.

– Вы говорите так из-за того, что я иностранец, но я-то знаю, что посуду в Америке моют мужчины.

– Только не в этом доме. У нас тут ее никто не моет. Мы просто складываем посуду в специальную машинку и включаем, как она заполнится. В следующий раз, садясь за еду, берем сколько нужно, потом снова включаем.

Петр задумался.

– Значит, некоторые тарелки моются по два раза, даже если с них никто не ел.

– Да хоть по десять! Суть вы уловили верно.

– А иногда вы едите с грязных тарелок.

– Если только кто оближет до блеска, – рассмеялась она. – Это система такая. Папа придумал.

– Вот как, – отозвался Петр. – Система, значит.

Он повернул кран и принялся споласкивать тарелки. Такого папина система не предполагала; в соответствии с его инструкциями грязные тарелки следовало снова загрузить в машинку. Вдобавок, и без второго пробега они становились практически стерильными. Судя по его лицу, Петр вовсе не был в восторге, и Кейт возражать перестала. Даже несмотря на то что он включил горячую воду, хотя отец сошел бы с ума – столько вреда для окружающей среды.

– У вас нет домработницы? – спросил Петр.

– Увы, – ответила Кейт, убирая мясное пюре обратно в холодильник. – Вот и приходится пользоваться папиной системой.

– Ваша мать испустила дух.

– Умерла, – поправила Кейт. – Да.

– Скорблю о вашей утрате, – отчетливо проговорил Петр, будто повторяя заученные наизусть слова.

– Не стоит, – махнула рукой Кейт. – Я ее особо не знала.

– Почему?

– После моего рождения с ней случилась депрессия. – Кейт вернулась в столовую, вытерла со стола и снова пришла на кухню. – Посмотрела на меня и впала в отчаяние.

Кейт рассмеялась. Петр промолчал. Ой, он же вырос в детском доме!

– Похоже, вы не знали своей матери, – сказала она.

– Совсем не знал. – Он сложил тарелки в посудомоечную машинку, хотя они выглядели вполне чистыми. – Меня кинули.

– Вы имеете в виду, подкинули?

– Да, прямо на крыльцо приюта. В ящике из-под консервированных персиков. Записка гласила: «Два дня от роду».

Когда Петр дискутировал с отцом Кейт на научные темы, его английский был вполне сносным, однако в быту он говорил довольно коряво и отрывисто. С артиклями у него совсем беда! Ей не понять его трудностей, потому что в родном языке Петра артиклей нет и в помине.

Кейт бросила полотенце в корзину для грязного белья. (Отец признавал лишь полотенца из стопроцентного хлопка, которые следовало стирать с отбеливателем после каждого использования. На поролоновые губки он смотрел почти со священным ужасом.)

– Ну, вот мы и закончили, – сказала Кейт. – Благодарю за помощь. Думаю, отец ждет вас в гостиной.

Петр смотрел на нее выжидающе, но Кейт прислонилась к раковине и скрестила руки на груди. Наконец он отвернулся и вышел, а Кейт отправилась в столовую заканчивать налоговую декларацию.

* * *

– По-моему, все прошло отлично! – сказал отец.

Он проводил гостя и вернулся в гостиную. Кейт сложила числа в колонке, подняла взгляд и спросила:

– С Белочкой поговорил?

– С Белочкой…

– Вы говорили про Эдварда Минца?

– Да.

– И что она сказала?

– О чем?

Кейт вздохнула.

– Пожалуйста, сосредоточься. Ты спросил, почему она не обратилась в агентство? Узнал, сколько денег берет Эдвард?

– Не берет он никаких денег.

– Очень плохо!

– Почему?

– Договоренность должна строиться на профессиональной основе. Иначе как мы уволим репетитора в случае его профнепригодности?

– Не хочешь ли ты выйти замуж за Пиотра? – спросил отец.

– Что?!

Кейт откинулась на спинку стула и изумленно раскрыла рот, держа калькулятор в одной руке, а шариковую ручку – в другой. Смысл вопроса дошел до нее, будто удар в солнечное сплетение.

Отец терпеливо дожидался ответа, сунув кулаки в карманы комбинезона.

– Надеюсь, ты пошутил!

– Кейт, подумай как следует, – сказал он. – Не стоит принимать скоропалительных решений.

– Ты предлагаешь мне выйти замуж за человека, которого я совершенно не знаю, лишь бы твой лаборант остался при тебе?!

– Он не обычный лаборант, это же сам Пиотр Чербаков! К тому же вы немного знакомы. Я лично могу за него поручиться!

– Так вот чем ты занимался последние несколько дней! – сообразила Кейт. До чего унизительно слышать, как твой голос дрожит. Только бы отец не заметил. – Ты пытался нас свести, а я даже не поняла! Мне и в голову не пришло, что родной отец задумает такое.

– Кейт, ты слишком остро реагируешь. Рано или поздно тебе придется выйти замуж. А Пиотр – человек исключительный, невероятно талантливый. Если он покинет мой проект, это будет невосполнимая утрата для всего человечества! И мне он нравится. Отличный парень! Уверен, познакомившись с ним поближе, ты скажешь то же самое.

– Белочке ты никогда бы подобного не предложил, – горько бросила Кейт. – Она же твоя любимая девочка-конфетка!

– Ну, Белочка еще в школе учится, – напомнил отец.

– Так пускай бросит школу! Все равно толку от ее учебы ноль!

– Кейт, не будь жестокой! – Он немного подумал. – К тому же за Белочкой и так увивается целая толпа молодых людей.

– А за мной, значит, нет?

Спорить отец не стал. Он посмотрел на Кейт с надеждой, напряженно сжав губы, и половинки его усов сошлись в щеточку.

Если сохранять невозмутимое выражение лица, не моргать и не разговаривать, то слезы могут и не брызнуть. Поэтому Кейт промолчала. Она медленно поднялась, стараясь ничего не задеть, положила калькулятор, повернулась и вышла из столовой с гордо задранным подбородком.

– Кэтрин! – окликнул отец.

Она вылетела в коридор, подбежала к лестнице и помчалась наверх. Слезы лились в три ручья и катились по щекам. Миновав площадку, она обогнула стойку перил и с размаху врезалась в Белочку, которая спускалась вниз.

– Что с тобой? – удивилась сестра.

Кейт швырнула ей в лицо шариковую ручку, ворвалась в свою комнату и захлопнула дверь.

Глава 4

Боль от ран душевных бывает ничуть не слабее боли от ран физических. В следующие несколько дней Кейт убедилась в этом на своем опыте. Ей и раньше приходилось страдать, однако теперь она ощутила боль остро как никогда – будто в грудь воткнули нож. Спору нет, звучит странно: при чем тут грудь? Ведь сердце – не более чем насос, который прокачивает по телу кровь. И все же Кейт казалось, что ее сердце изранено, как будто одновременно усохло и распухло, как бы противоречиво это ни звучало.

Каждый день, идя на работу, она чувствовала себя пронзительно одинокой. Буквально у всех прохожих есть друзья или подруги, с которыми можно посмеяться, поделиться наболевшим или легонько ткнуть локтем в бок. Стайки девушек держатся так, будто определенно знают об этой жизни все. Влюбленные парочки шепчутся, склонив головы, соседские кумушки сплетничают у своих машин перед работой. Взбалмошные мужья, трудные подростки, несчастливые друзья – предмет обсуждения может быть любой, но стоит Кейт подойти ближе, как все умолкают и отрывисто здороваются: «Доброе утро», даже если они с ней не знакомы. Кейт притворялась, что не слышит. Если склонить голову пониже, то волосы отлично закрывают лицо.

Погода стояла весенняя, зацветали одуванчики, звонко чирикали птицы. Будь у нее время, Кейт с удовольствием бы посадовничала. Ей это всегда помогало. Увы, каждое утро надо было идти в детский сад, наклеивать фальшивую улыбку и встречать у главного входа детишек. Некоторые малыши до сих пор расставались с родителями неохотно, крепко цеплялись за их колени и прятали зареванные личики. Родители удрученно смотрели на Кейт, она героически изображала сочувствие, которого не испытывала вовсе, и делано-бодрым голосом спрашивала: «Хочешь, я возьму тебя за руку, и мы зайдем вместе?» Причина была проста: в дверях стояла миссис Дарлинг, дожидаясь предлога для увольнения. Впрочем, хоть бы и уволила – какая теперь разница?

По пути в четвертую группу Кейт кивала воспитателям и нянечкам, с которыми сталкивалась в коридоре. Здоровалась с миссис Чонси, убирала верхнюю одежду и сумку в шкаф. Входя в класс, дети наперебой делились с Кейт последними новостями – что учудил любимый питомец, какой страшный сон приснился ночью, что подарила бабушка – и порой все говорили одновременно, а Кейт стояла дуб дубом и повторяла: «Да ну? Хм. Подумать только». Усилия приходилось прилагать титанические, но дети ничего не замечали.

Занятия Кейт проводила на автомате – все эти бесконечные «покажи и расскажи», «читаем сказку» и «подвижные игры». В перерыве шла в учительскую, где миссис Бауэр разглагольствовала об операции по удалению катаракты, или миссис Фэйруэзер делилась опытом лечения больных суставов. Беседа прерывалась, воспитатели приветствовали Кейт, она бормотала что-то себе под нос, опускала голову, пряча лицо, и бочком пробиралась в туалет.

Четвертая группа вступила в некую особенно склочную фазу, и все девочки перестали разговаривать с Лайамом Эм.

– Что ты им сделал? – спросила Кейт.

– Сам не знаю, – ответил ребенок.

Кейт ему поверила. Иногда маленькие девочки плетут недетские интриги. Поэтому она велела Лайаму не обращать внимания и немного потерпеть; малыш кивнул, тяжело вздохнул и отважно расправил плечи.

За обедом она безучастно гоняла еду вилкой по тарелке, на вкус все было как вата. В пятницу Кейт не взяла из дома вяленую говядину (точнее, не смогла взять, потому что та неожиданно закончилась) и съела лишь пару виноградин. Впрочем, аппетита у нее все равно не было, – распухшее сердце поднялось до горла и мешало глотать.

Во время тихого часа Кейт сидела за столом миссис Чонси и смотрела в пустоту. Раньше она листала старые газеты миссис Чонси или прибирала разбросанные игрушки (в уголке «Лего» или на столике для детского творчества), сейчас же она таращилась в никуда и копила обиду на отца.

Должно быть, она ничего для него не значит; в погоне за научным открытием дочь стала для него разменной монетой. Если уж на то пошло, то у Кейт нет цели в жизни. Разве сможет она найти мужчину, который ее полюбит? – думает отец. – Почему бы не выдать ее за того, кто хотя бы мне пригодится?

Не то чтобы у Кейт никогда не было отношений с противоположным полом. После окончания школы (мальчишки ее слегка побаивались) у нее было много парней. Ну, по крайней мере на свидания ее приглашали. И даже не по одному разу. Отец совершенно не вправе был считать ее никому не нужной!

Кроме того, ей всего двадцать девять. Времени для поисков мужа предостаточно!

В пятницу после обеда Кейт задумчиво гоняла по утрамбованной площадке крышечку от бутылки, мучая себя и вспоминая слова отца. Он сказал, что парень ему нравится. Будто этого достаточно, чтобы выдать за него свою дочь! А заявление о том, что отъезд Петра станет огромной потерей для человечества! Можно подумать, отцу есть до человечества хоть какое-то дело. Проект стал для отца самоцелью. В сущности, конца ему не видно. Он тянется и тянется, обрастает ответвлениями, заходит в тупик, потом идет в обход, и никто, кроме ученых уже не знает, зачем это нужно. В последнее время Кейт стала сомневаться, видят ли цель сами ученые. Похоже, инвесторы о нем вообще забыли, и финансирование продолжается по привычке. Отец бросил преподавать уже давно (несложно представить, что из него был за учитель) и с тех пор скитался по лабораториям, которые периодически закрывали или переводили в другие места. Когда в университете Джонса Хопкинса открылся специализированный аутоиммунный научно-исследовательский центр, отца туда не пригласили. Либо он сам отказался, Кейт не знала наверняка. В любом случае он продолжал себе работать в одиночку, и никто не удосуживался проверить, есть ли у него хоть какие-нибудь подвижки. А вдруг ему удалось добиться невероятных результатов?.. Тем не менее в данный момент Кейт не могла придумать ни одной достойной причины, по которой отец имел право вот так пожертвовать своей старшей дочерью.

Кейт промазала, вместо крышечки пнув кустик травы, чем весьма удивила малыша, ждущего своей очереди на качели.

Должно быть, Натали удалось завоевать благосклонность Адама. Изящно сидя на корточках, она утешала плачущего ребенка с ободранным локтем. Адам стоял рядом и сочувственно наблюдал.

– Почему бы тебе не отвести ее в группу и не наклеить пластырь? – предложил Адам. – За детьми на качелях я присмотрю.

– Ах, Адам, спасибо! – Натали грациозно поднялась и заботливо повела ребенка в здание. Сегодня она была в платье, что невиданно для нянечек. Оно соблазнительно шелестело вокруг бедер, и Адам смотрел на девушку чуть дольше приличного.

Пару месяцев назад Кейт тоже пришла на работу в юбке. Обычная джинсовая юбка с клепками и молнией впереди, никаких там складочек-оборочек, и все же она надеялась, что будет выглядеть чуть более женственно… Старушки-воспитательницы мигом заметили и отреагировали.

– Кое-кто решил принарядиться! – воскликнула миссис Бауэр, и Кейт смутилась.

– Разве она нарядная? Просто остальные вещи в стирке, вот и все!

Адам вроде бы не заметил. В любом случае носить юбку на работе оказалось крайне непрактично (по игровому городку не полазишь), вдобавок Кейт долго не могла забыть своего отражения в зеркале. Молодящаяся старушка, да и только. Разумеется, до старости было еще далеко, но на следующий день Кейт снова пришла в «левисах».

А теперь Адам подошел к ней прогулочным шагом и обронил:

– Ну, бывают же такие травматичные дни!

– В каком смысле?

– Только что девочка ободрала локоть, с утра один из моих ребят сунул палец в точилку для карандашей.

– Ой! – поморщилась Кейт.

– Перед обедом Томми Бэсс выбил зуб, пришлось звонить его матери, чтобы забрала беднягу…

– А-а, понятно, это и есть травматичный день, – кивнула Кейт. – Зуб в молоко положили?

– В молоко?

– Кладешь зуб в молоко, и потом его можно вставить на место, если повезет.

– Черт, нет, не положил, – ответил Адам. – Завернул в бумажную салфетку на случай, если они захотят отдать его зубной фее.

– Ну, тогда не волнуйся – зуб не постоянный.

– Откуда ты знаешь про молоко?

– Просто знаю, и все.

Кейт понятия не имела, куда девать руки, поэтому болтала ими взад-вперед, пока не вспомнила: Белочка сказала, что когда она так делает, то похожа на парня. (Если верить Белочке.) Она сунула руки в карманы джинсов.

– В девять лет я получила бейсбольной битой по зубам, потеряла коренной, – призналась Кейт. Внезапно до нее дошло, что бейсбол – игра для девочек неподходящая, и она поспешно добавила: – Я мимо проходила. По дороге домой. И наша экономка сказала, что зуб надо положить в молоко.

– Похоже, уловка сработала, – заметил Адам, глядя на нее более пристально. – У тебя прекрасные зубы.

– Ах, ты… Хм, это так мило с твоей стороны! – вовремя поправила себя Кейт.

Она принялась чертить в пыли дуги носком кроссовки. Подошла София, и они стали обсуждать рецепт хлеба без замеса. После полудня кукла-балерина снова бросила куклу-морячка (Кейт и не подозревала, что они опять сошлись). На этот раз они расставались из-за того, что морячок вел себя неподобающим образом.

– Пожалуйста, Корделия! – взмолилась Эмма Джи, говорившая за морячка. – Я больше никогда не буду вести себя неподобающим образом! Обещаю!

Балерина ответила:

– Последних шансов я давала тебе предостаточно. С меня хватит!

И тут Джамиша свалилась с табурета-стремянки и набила на лбу огромную шишку, подтвердив теорию Адама о травматичных днях. Не успела Кейт ее успокоить, как громко повздорили Хлоя и Эмма Дабл-Ю.

– Девочки! – повысила голос миссис Чонси. В отличие от Кейт она реагировала на детские ссоры сразу.

– Так нечестно! Эмма Дабл-Ю захапала всех пупсов! У нее кукла «пью и писаю», плачущая кукла и анатомически точная кукла! А мне остался только дурацкий деревянный Пиноккио!

Миссис Чонси повернулась к Кейт, надеясь на ее немедленное вмешательство, но Кейт велела им разбираться самим и пошла проверить, чем заняты мальчики. Один малыш играл с куклой (тоже с пупсом), возя ее лицом вниз с громким жужжанием, словно это машина-грузовик. Жаль, ведь на пупсов сегодня такой спрос. Впрочем, Кейт решила не связываться. Боль обиды перекинулась с груди на левое плечо, как бывает при инфаркте. Подобный исход вполне устроил бы Кейт.

* * *

По пути домой она вспоминала разговор с Адамом. Кейт дважды восхищенно ахнула совершенно по-девчоночьи, чего терпеть не могла, к тому же ее голос звучал выше, чем обычно, плюс дурацкая интонация в конце предложений. Вот же бестолочь! «Так мило с твоей стороны!» Фу! Проходя мимо любимого японского клена миссис Гордон, Кейт получила веткой по лицу. Яростно отмахнувшись, она помчалась дальше, мимо дома Минцев, надеясь, что в приоткрытую дверь ее не заметят и разговаривать с соседями не придется.

Белочка еще не вернулась. Отлично! Кейт швырнула сумку на стул в прихожей и отправилась на кухню перекусить. Желудок начал возмущаться из-за пропущенного обеда. Она отрезала себе кусок чеддера и прошлась по кухне, размышляя, что купить завтра в продуктовом. Если готовить мясное пюре без мяса (следует разоблачить лжевегетарианку Белочку), то придется положить побольше другого ингредиента – чечевицы или гороха. Рецепт отца рассчитан на то, чтобы пюре хватило ровно до вечера пятницы. Однако на этой неделе вышло иначе: Белочка его совсем не ела, а помощи Петра, несмотря на волчий аппетит, было недостаточно. К субботе им все не съесть, и отец расстроится.

Кейт с неохотой удалила из списка покупок говядину. Шаблон на компьютере создал отец, распределив продукты и бытовую химию в порядке, в котором они стояли на полках супермаркета. Сегодня Кейт вычеркнула мини-колбаски салями, прежде так любимые ее сестрой, сушеную говядину решила оставить и добавила в список шампунь. Отец не включил его в шаблон, потому что мыться можно и мылом и обходится оно гораздо дешевле. Когда у них работала экономка, порядки в доме были не такие строгие. Не то чтобы доктор Баттиста не пытался все упорядочить, просто беспечный нрав миссис Ларкин доводил его до умопомрачения.

– Почему нельзя просто записывать то, что мне в голову придет? – воскликнула она, когда доктор попытался вручить ей шаблон. – Это вовсе не сложно: морковь, горох, курица…

Пирог с курицей в исполнении миссис Ларкин был восхитителен! Пока не слышал отец, она велела Кейт ни в коем случае не позволять мужчине вмешиваться в домашнее хозяйство.

– Непременно увлечется, войдет в азарт, – предостерегла экономка, – и твоя жизнь уже тебе не принадлежит!

Кейт припомнила ссору между родителями, когда отец пытался научить мать загружать посудомоечную машину. «Ложки нужно класть ручками вниз, ножи и вилки – ручками вверх, – твердил он. – Таким образом, ты никогда не уколешься, и сортировка столовых приборов займет гораздо меньше времени». Позже он решил, что вынимать посуду из машины вообще не следует. Кейт сочла такой подход вполне разумным, однако мама разрыдалась и убежала в спальню.

В вазе лежал изрядно увядший клементин, купленный еще в феврале. Кейт почистила его и съела. Она стояла у окна, разглядывая маленький красный скворечник, который прикрепила на кизиловом деревце на прошлой неделе. Птицы им так и не заинтересовались.

Интересно, Петр в курсе, что задумал отец? Видимо, да. До чего унизительно! Наверняка он тоже сыграл свою роль: «случайно» столкнулся с Кейт на улице, когда она шла домой, навешал ей комплиментов про волосы, затем пришел на ужин. Не похоже, что его заботила истекающая виза. Такое чувство, что он воспринимает план ее отца как нечто само собой разумеющееся!

Что ж, теперь-то он должен понять, что ничего не выйдет! Отец наверняка успел сообщить о ее отказе. Интересно, какое у него было при этом лицо?

К Кейт Баттиста просто так не подступишься!

Кейт поднялась наверх, зашла в комнату Белочки и забрала из корзины грязное белье. Отец считал, что сортировка вещей после стирки занимает слишком много времени, поэтому велел каждому члену семьи выбрать свой день. Белочкин день был пятница. Впрочем, стирка все равно оставалась на Кейт.

Из-за многочисленной косметики, выставленной на комоде с зеркалом, в комнате сильно пахло подгнившими фруктами. Большая часть вещей, которым место в корзине для белья, была разбросана по полу. Там их Кейт и оставила. Убирать за сестрой – не ее забота.

В подвале было пыльно и уныло, ноги и руки Кейт мигом налились тяжестью. Она поставила корзину с бельем и замерла на мгновение, потом выпрямилась и открыла дверцу стиральной машины.

* * *

Когда пришла Белочка, Кейт возилась в саду – подстригала старые побеги клематиса возле гаража. Белочка распахнула заднюю дверь с проволочной сеткой и крикнула:

– Ты там? – Кейт обернулась и вытерла лоб рукавом. – Есть что перекусить? Умираю с голоду!

– Это ты доела мою вяленую говядину? – спросила Кейт.

– Кто – я?! Ты забыла, что я теперь веганка?

– Веганка? – повторила Кейт. – Погоди, ты же вроде вегетарианка?

– Веганка, вегетарианка – какая разница?

– Если не знаешь разницы, то какая ты…

– Моя одежда выстирана?

– В сушилке.

– Ты ведь не сунула туда мою кофточку с открытыми плечами?

– Сунула, если она была в корзине для белья.

– Кейт, ну в самом деле! Ты же знаешь, белое я откладываю до дня стирки постельного белья!

– Откладываешь, так и стирай сама, – отрезала Кейт.

– У меня была тренировка чирлидерш! Не могу я успевать везде и сразу!

Кейт вернулась к работе.

– Что за семейка! – возмутилась Белочка. – Нормальные люди сортируют одежду по цветам.

Кейт сунула обрезки лианы в мусорный пакет.

– Поэтому и одежда после стирки у них не одинаково серого цвета!

Сама Кейт ходила в темном и клетчатом. Предмет беседы ее совершенно не занимал.

* * *

За ужином отец так и сыпал комплименты.

– Специи для карри сама молола? – спросил он. (По пятницам мясное пюре трансформировалось в карри.) – Вкус необычайно оригинальный!

– Не-а.

– Возможно, дело в правильном количестве специй. Остринка мне нравится!

Так он вел себя последние три дня. Вид у отца был жалкий.

Белочка ела тост с сыром и картофельные чипсы с зеленым луком. Заявила, что это ее гарнир. Прекрасно, пусть загибается от авитаминоза.

Долгое время раздавался лишь хруст чипсов и звон вилок о тарелки. Наконец доктор Баттиста откашлялся.

– Итак, – начал он мягко. – Я вижу, что налоговые декларации еще здесь.

– Точно, – ответила Кейт.

– М-да. Я упоминаю о них лишь потому… Мне кажется, скоро последний день подачи.

– Да неужели? – Кейт изумленно подняла брови. – Последний день – кто бы мог подумать!

– Я к тому… Впрочем, ты наверняка об этом помнишь.

– Знаешь, папа, в этом году тебе самому придется заполнить свою налоговую декларацию!

Он раскрыл рот от удивления.

– Я сделаю свою, ты – свою, – заявила Кейт. Вообще-то, ей и заполнять было особо нечего. К тому же она давно закончила и отправила свои документы в налоговую.

– А… э… – проблеял отец. – У тебя так хорошо получается, Кэтрин!

– Уверена, ты справишься самостоятельно, – отрезала Кейт.

Он повернулся к Белочке. Та иронически улыбнулась, посмотрела на сестру и подняла сжатую в кулак руку.

– Так держать, Кэтрин!

Такого поворота Кейт не ожидала.

* * *

За Белочкой заехала чья-то мама на машине, набитой пищащими и хохочущими девчонками, машущими из всех окон. Радио играло на полную, оглашая окрестности барабанным боем.

– Мобильник взяла? – крикнула Кейт и, спохватившись, добавила: – Когда вернешься?

– Пока-пока! – ответила Белочка, хлопнула дверью и уехала.

Кейт приготовила ленч на завтра, выключила свет в кухне и столовой. Отец был в гостиной – сидел в кожаном кресле, увлеченно читая научный журнал. Кейт прошла по коридору, и отец явно напрягся: заметил. Не успел он начать разговор, как Кейт круто свернула влево и бросилась по лестнице, перескакивая через две ступеньки. За ней скрипнуло кресло, однако останавливать ее отец не стал.