Текст книги "Тихий старый дом. Записки караванщика"

В помещении царила приятная прохлада. Свет полуденного солнца проникал внутрь сквозь широкие цветастые окна, освещая несколько рядов устойчивых полок заставленных всякой всячиной. Я снял очки и зацепил их одной душкой за карман рубашки.

– …Убери их отсюда, сколько раз тебе повторять! – долетел до меня раздраженный мужской голос. – Эта ерунда не нужна никому, за каким чертом ты их вообще малюешь? Чем бы добрым занялась…

Судя по характерному акценту, голос явно принадлежал казаху. Я поднял шляпу повыше на лоб, и шагнул вглубь помещения.

Прежде, чем осмотреть всё, что есть в наличии в этой лавке, я хотел получить стакан прохладной воды. Я обогнул ряды полок и подошел к длинному прилавку, бегущему вдоль всех стен.

На меня посмотрел крупный полный мужчина, резко вытирающий руки куском не особо чистой тряпки. Его узкие, глубоко посаженные глазки смерили меня с ног до головы, видимо вычисляя, могу ли я представлять потенциальную ценность как покупатель.

На нём была одета засаленная голубая рубашка, с крупными пятнами пота подмышками. Было видно, что избыточный вес и полуденная жара переносятся им с большим трудом. На широком лице, изрытым выболевшими оспинами, выступали крупные капли пота. Из всего этого я сделал вывод, что он только что зашел с улицы. Ведь в помещении было достаточно прохладно, и особой причины так потеть я не видел.

Если честно, мне он сразу не понравился. Я достаточно пожил, что бы начать доверять собственному чутью. А оно редко меня обманывало. Весь вид мужчины говорил о том, что он ставит себя выше других людей. В частности меня. Я часто встречал такой взгляд. И очень многие люди, которым он принадлежал, добром не кончили. Во всяком случае, встретив подобного человека в торговой лавке, я всегда называл его про себя «барыгой». Не торговцем, а именно барыгой.

Мне нравилось это слово. Я «унаследовал» его от покойного Насипа. Он всегда называл так людей, озабоченных только собственной выгодой и относящихся к окружающим людям всего лишь как к средству достижения собственных целей. Людей, которым было не занимать старого доброго человеческого жлобства.

С другой стороны, мне стало интересно, откуда такая типичная надменность в глазах простого хозяина товарной лавки? Обычно барыги ворочали куда большим имуществом, чем просто несколько полок, заставленных полезной мелочевкой. Что ж, это было любопытно, но не столько чтобы задержаться в помещении дольше, чем я планировал.

– Добрый день, – улыбнулся я, приветливо подняв руку.

Барыга-владелец, а не было никакого сомнения, что именно он хозяин этого помещения, кивнул в ответ.

– Какое симпатичное местечко. – Сказал я, подходя поближе к нему и планомерно осматривая ряды полок на вдоль стены за его спиной.

Первое, что мне бросилось в глаза – это огромный стеллаж с различными видами огнестрельного оружия, закрытый сварными блоками из мелкой стальной сетки. Тут было почти всё от пистолетов до автоматов.

– Ствол хочешь купить? – не особо церемонясь, спросил хозяин, откладывая в сторону тряпку.

– Нет. Я увидел надпись про ледник. Мне бы водичкой флягу заполнить. Она простая, или травяные настои добавляете, для аромата?

– Простая, – буркнул мужчина и, повернувшись к полумраку дверного проема за своей спиной, громко добавил. – Айгуль, я сколько ждать буду, банки сами себя не расставят, давай быстрей!..

Следом последовал поток сухой казахской брани. Я не очень хорошо знал язык, но ругательства прекрасно понимал.

– …Если бы не твоя мать, давно бы тебя… – и барыга замолчал, посмотрев в мою сторону. – Надоела уже, никакой пользы от неё, только ерунда эта…

И мужчина указал на несколько картин, стоящих в дальнем углу помещения, которые я даже и не заметил.

– Сейчас, Камиль Испаич, я всё сделаю, одну минутку… – долетел ему в ответ женский голос.

Иногда в жизни бывает так, что какая-то одна секунда, одно мгновение, одна последовательность событий может в корне всё изменить. Испортить или улучшить… Подарить интересное приключение, воспоминания о котором навсегда останутся в памяти или втянуть в неприятности, о которых будет лучше никогда не вспоминать.

«Похоже, сегодня именно такой день…» – подумал я, глядя как в помещение вошла Айгуль.

Молодая стройная девушка лет двадцати пяти. Она несла в руках большой деревянный ящик, с верхом заставленный стеклянными банками с маринованными овощами и мясом. Солнечный свет, преломляющийся сквозь цветные квадратные стекляшки, отражался матовым свечением на тугом хвосте её густых черных волос и прекрасной смуглой коже.

Айгуль бросила на меня лишь секундный взгляд только для того, чтобы убедиться в том, что я не мешаю ей пронести эту гору банок. Но и этого было достаточно, что бы её образ буквально въелся в сетчатку.

Бывают такие девушки, которые приковывают к себе мужское внимание всем своим видом, движениями, пластикой тела. Они, может, даже и не хотят делать этого умышленно, но это получается как-то само, помимо их воли. Словно они только для этого природой и созданы.

Как правило, от встреч с подобными женщинами ничего доброго ждать не стоит. Когда я начал подрастать, меня об этом неоднократно предупреждал старик Сарсеныч. И за последний десяток лет я сам несколько раз убедился в этом на собственном опыте.

Что ж, Айгуль была именно такой. Но это не значит, что она была не привлекательна. Судя по чертам лица – полукровка. Резковатые азиатские черты лица удивительно гармонировали с карими глазами, пухлыми губками и округлым подбородком. Несколько линий, проведенных подводочным карандашом, делали взгляд загадочным и притягательным. Прекрасная фигура, стройные ноги… Подтянутый круглый зад, буквально приковывающий к себе взгляд подобно магниту…

Что ж, если перед твоими глазами предстает столь прекрасная и вызывающая дикое желание девушка, зачем отказывать себе в удовольствии, хотя бы пофантазировать о возможных перспективах, даже если знаешь, что это всё равно ни к чему хорошему не приведет. В жизни и так слишком много трудностей и проблем, которые встречаются почти на каждом шагу, куда не сунься. Так зачем отказываться от её небольших радостей, на которые она столь скупа?

К тому же, девушка рисовала картины… Я должен был на них взглянуть.

Зная, что надо проявлять уважение и соблюдать традиции, да и просто лишний раз ни на что не нарваться, я не стал откровенно на неё пялиться. Впрочем, сделать это было достаточно сложно, потому что всё мое естество буквально орало о том, что хочет созерцать эту красотку как можно дольше.

Я отошёл в сторону, уступая девушке дорогу и почесал затылок, сдвинув шляпу таким образом, что бы барыга Камиль Испаич не мог видеть, куда на самом деле направлен мой взгляд.

Айгуль, тем временем, подошла к нужной ей полке и принялась переставлять банки одной рукой, уперев весь ящик в стеллаж. Я вернул шляпу на место и посмотрел на барыгу. Тот откровенно пялился на задницу девушки и не надо было обладать какими-то сверхъестественными способностями, что бы понять ход его мыслей. Это было более чем очевидно. К тому же Айгуль сама способствовала подобным настроениям. Я не думал, что потертые шорты, столь выгодно подчеркивающие всё, что надо, были одеты случайно.

– Воды сколько тебе? – протянул барыга, даже не глядя в мою сторону.

– Стакан сейчас хотел бы выпить, заполнить флягу-литровку и пятилитровый термос. Думаю, на такой жаре как раз будет. За пару дней уйдёт…

– Еда, патроны, ещё что-нибудь купи… – добавил он всё той же характерной интонацией балансирующей на грани вопроса и утверждения.

– Спасибо, мне только воды. – Улыбнулся я.

– Расплачиваться чем будешь?

– На обмен. – Предложил я.

– Нет. По обмену мы больше не работаем. Караванный путь рядом, монеты есть?

– Есть пара штук. – Кивнул я.

– Две монеты, за всё. – Протянул Камиль, задумчиво вытерев пальцами уголки рта, в которых выступило слишком много слюны, и, наконец-то, повернулся ко мне.

– Многовато, для шести литров воды. – Спокойно, но в то же время твердо, ответил я. – К тому же за воду без добавления травяного отвара…

– Стакан бесплатно. – Отмахнулся Камиль, давая понять, что абсолютно не намерен торговаться. – Не нравится, купи ещё что-нибудь, тогда сделаю скидку.

Караванные монеты никто не штамповал и не отливал. За ними забирались в чёрные, мёртвые города, в мёртвые квартиры… Казалось, сама Великая Катастрофа позаботилась о том, чем будут регулироваться товарно-денежные отношения между немногими уцелевшими людьми.

Их находили рядом со скелетами людей, на которых в момент удара Катастрофы были ювелирные украшения. Причём природу их происхождения было не понять. Я видел много уцелевших побрякушек, которые сейчас стоили меньше чем надёжное ружье или коробка патронов. А караванные монеты – яркие, блестящие пластины спекшегося золота, серебра, платины, и видимо, этих самых черных частиц, имели свою ценность. Они были уникальны. Где бы их не находили, они были практически одинакового размера и веса, с ярким голубым отливом. Если их разрезать, то в середине была ярко-изумрудная прослойка, которая никогда не тускнела, что с ней не делай. Да и найти их мог далеко не каждый.

Как говорили старики, только человек, избавившийся от привязанностей, очистивший свою голову от сомнений, и что-то там ещё, мог отправиться на поиски монеты. А я что-то сильно сомневался, что барыга нашёл хоть одну за всю свою жизнь.

– Четвертак. – Сказал я, запуская руку в карман брюк за кожаным мешочком, пристегнутым внутри на специальную пуговицу, в котором хранилось несколько монет и их частей.

Остальные свои сбережения я прятал под разными деталями машины. И в потайных кармашках рюкзака и походных сумок.

– Чего четвертак? – непонимающе моргнул Камиль.

– Четверть монеты. – Уточнил я.

Барыга посмотрел на меня пренебрежительным взглядом.

– Слушай, ты не местный, я тебя ни разу здесь не видел. Поэтому ты наверно не знаешь, что мы половинки, четвертаки, не берём. Две монеты за воду, стакан бесплатно, как я и говорил. Это единственное место с ледником на ближайшие пять сотен километров, ясно тебе? Нигде больше ледник не держится, тут у нас полость, выжженная Катастрофой, и прекрасный лёд. Не хочешь, не бери, у меня другие дела же есть, кроме как с тобой препираться.

Тон барыги однозначно давал понять, что торговаться бесполезно. Видимо на то были свои причины.

– Хорошо. – Кивнул я. – Я выберу ещё что-нибудь.

– Давай, только побыстрей. Пять минут, максимум. – Фыркнул он, для верности показав мне пятерню своих коротких толстых пальцев.

Я понимающе кивнул и двинулся вдоль полок. Тем временем Айгуль переставила последнюю банку и опустила ящик, устало вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

Выгоревший черный топик, из-под которого игриво торчал кружевной кантик плотного лифчика, обтягивал заманчивые округлости её груди. «Я понимаю, что жарко, но к чему столь вызывающе одеваться? – подумал я. – Впрочем, трогать нельзя, смотреть можно. Не так часто такую красоту встречаешь… Так что да, молодец что так оделась, эх, жаль, что трогать нельзя…»

Проходя мимо девушки, я приветливо ей кивнул. И, ловко пользуясь преимуществом широкополой шляпы, скользнул взглядом в заманчивую ложбинку между её грудей как раз в тот момент, когда находился спиной к барыге.

– Айгуль, с банками закончила? – спросил Камиль.

– Нет, ещё четыре ящика. – Отозвалась девушка.

В её голосе чувствовалась усталость, которую она явно пыталась скрыть, за внешне спокойным, и даже весёлым тоном.

– Почему нет, чего долго так копаешься? Давай быстрее, закрою через пять минут. Сейчас только этот ещё что-нибудь себе выберет…

Обращение «этот» явно было в мою сторону. Я повернулся, и, приветливо улыбнувшись, кивнул барыге. Как бы не был груб и недальновиден человек, находящийся рядом с тобой, никогда не следовало опускаться до его уровня. К тому же, я был более чем уверен, что подобная легкая улыбочка разозлила его ещё больше.

– Прекрасная лавка, такой выбор, что глаза разбегаются. – Сказал я.

Камиль недовольно фыркнул и, достав из-под прилавка пару толстых тетрадей, стал перелистывать исписанные страницы.

Айгуль, заправив за ухо выпавшую из хвоста прядку прекрасных черных волос, поспешно скрылась в полумраке дверного проема. Я с трудом сдержался, чтобы не проводить восхищенным взглядом её виляющий из стороны в сторону зад. Всё-таки надо было соблюдать приличия. К тому же, что-то мне подсказывало, что тут всё не так просто…

Я прошёл в дальний угол помещения, где на одной из нижних полок стеллажа стояли картины.

Я ожидал увидеть что угодно. Глупую, безвкусную мазню. Репродукции чего-нибудь известного, что первым делом малюет любой, кто более-менее склонен к этому делу. Может просто многозначительные «зарисовки» из разряда дерево и дорога. Или какое-нибудь яблоко в чаше.

Но первое, на что упал мой взгляд, было большое полотно, натянутое на деревянную раму, почти метр в длину. Я замер на одном месте, не в силах отвести взгляда от застывшего изображения, навсегда въевшегося в холст.

На нём был изображен тот самый раскол, который я видел в небе, когда мне было всего семь лет… Я видел много картин с расколом, это было достаточно популярной темой в творчестве художников переживших Великую Катастрофу.

Первое время подобные картины вызывали во мне раздражение, потому что каждый раз, с видом этой чудовищной небесной трещины, во мне просыпались все старые воспоминания о родителях и жизни, которой больше нет. А потом, спустя годы, подобные работы вызывали лишь улыбку, потому что перестали быть похожими на то, как это было на самом деле. А спустя ещё несколько лет, я вовсе утратил к ним интерес.

Но этот раскол был нарисован так, будто бы он только что вспыхнул прямо поверх холста и пройдет ещё секунда и с неба начнет опускаться мелкая черная пыль.

Я смотрел на картину и не мог ничего сказать. Я словно вновь был семилетним мальчишкой, задравшим голову в небо… В глубине души начал пробуждаться тот самый детский страх…

В низу картины был изображен некий автомобиль, в котором отчетливо угадывались черты УАЗ-ика и человек рядом с ним. Вернее, их темные контуры на фоне красно-оранжевого неба, лишь чуть-чуть проработанные мелкими светлыми бликами.

Два времени, прошлое и настоящее, разделяли картину на две половинки, плавно растворяясь друг в друге. Голова человека была поднята, отчего казалось, что он смотрит на раскол. Но в то же время сквозь раскол проступали силуэты уже почерневших скелетов многоэтажек большого города, поэтому он также вполне мог просто смотреть вдаль.

У меня кольнуло сердце. Давным-давно забытые и пережитые эмоции зашевелились ещё сильней.

– Это Айгуль рисует? – наконец-то смог произнести я, спустя почти минутное оцепенение.

– Да. – Буркнул барыга, похоже, даже не оторвавшись от своих тетрадей.

– Как у неё так получилось… Словно она видела Великую Катастрофу. Сколько ей лет?

– Двадцать четыре. – Сказал Камиль Испаич, убирая тетради на место. – Годик был, когда бахнуло. Так что формально она катастрофу видела.

– Годик?! И с такого возраста она так хорошо всё запомнила?

Барыга фыркнул и поспешно подошел ко мне. Похоже, я утратил бдительность и выказал свою искреннюю заинтересованность картиной. Теперь явно начнет требовать куда больше монет.

– Мама у неё хорошая рисовальщица была. Областной союз совета художников возглавляла. Видимо талант в генах передался, а теперь она просто со слов стариков рисует.

«Похоже, помимо слов, она ещё очень верно понимает их эмоции…» – подумал я и добавил в слух:

– Чего же она с таким талантом помидоры на полки расставляет?

– Потому что её семья мне должна. Они двадцать лет под нашим покровительством жили. Мой отец был сильно обязан её отцу. Наказал заботиться об этой «творческой» семье и уважать их жизнь. Я этого вообще не понимаю, за что их уважать? Сидят, нихрена не делают, а ты им и воду, и еду. И с домом помоги, и с ремонтом машины. И всё за просто так. – Улыбнулся барыга, тоже глядя на картину. – А они тебе на день рождения стихи или мазню какую-нибудь… Но с недавних пор всё чуть-чуть по-другому стало. Я тут дела в порядок привожу, вот и пришло время долги отрабатывать…

– Ну и как, успешно получается? – спросил я, бросив на Камиля секундный взгляд.

Барыга довольно улыбнулся и ещё раз потер уголки рта.

– Пока не очень, но скоро мы это поправим…

С этими словами его глазки заблестели особенно маслянисто, так что я вполне догадался, что он имеет в виду.

– Что же её родные думают по этому поводу?

– Да ничего. Мать похоронили недавно, вот неделю назад на поминки собирались. Она перед смертью очень просила, чтоб я о дочери позаботился…

Я продолжил смотреть на картину. Лучи солнца, падающие через эти толстые стеклянные квадратики, лишь усиливали мистический эффект. Казалось, что мазки краски словно оживают и находятся в каком-то непрерывном рябящем движении, оставаясь при этом на месте.

– Так, время выходит же, давай, берешь воду или нет? – вынырнул барыга из своего мечтательного тона и вернулся к обычному.

– Да, я возьму воду и эту картину…

– Четыре монеты. – Тут же выпалил Камиль.

– Это же глупая мазня, которой здесь не место, с чего это четыре!? – невольно возмутился я.

Камиль сощурил глаза и посмотрел на меня.

– Ты на неё столько смотришь не отрываясь, хочешь сказать она того не стоит?

Да, барыга был прав. Картина очень меня тронула. На столько, что я даже толком не разглядел другие, так и не в силах оторвать взгляда от этой.

Любопытные мысли вращались в моей голове в этот момент. Что это, знак судьбы или нет? Если честно, я не то что бы совсем в это не верил, но каждый раз сильно удивлялся, когда происходило нечто подобное.

Ведь, конечно же, человек рядом с УАЗ-иком, был дико похож на меня. Впрочем, это скорее была просто игра моего воображения. Мало ли, сколько мужчин гоняет по степям на точно таких же машинах. Просто распространенный образ… Но почему именно здесь? Почему именно эта девушка нарисовала это так реалистично? Почему я сошел с маршрута и уткнулся именно в этот посёлок? Почему я недавно поцарапал ногу, и увидел спасительный ледник, что бы купить талой воды именно в этом месте, а не каком-нибудь другом?

– Две с половиной… – протянул я.

– Мы половинки, четверти не берём, сказал же. – Раздраженно буркнул Камиль. – Либо четыре монеты, либо давай прощаться. Закрываться надо, дела ждут…

– Хорошо, четыре. – Кивнул я, поняв, что проиграл торг, как только завороженно спросил кто автор картины…

Барыга неохотно протянул мне свою пухлую руку. Я её пожал в знак окончания торгов и отказа от претензий по цене. Камиль легонько кивнул, скорее просто по привычке, нежели действительно был рад заключенной сделке. У меня вообще сложилось впечатление, что судьба магазина его практически не заботит, словно он вынужден здесь находиться в силу каких-то обстоятельств.

– Айгуль! – крикнул он в дверной проем, из которого доносилось приглушенное постукивание стеклянных банок составляемых в ящик.

– Да, Камиль Испаич, – отозвалась девушка.

– Воды стакан с ледника принеси. И сейчас ещё шесть литров нальешь… – отдал указание барыга. – И это, тряпку какую-нибудь тоже найди, мазню твою завернуть…

– Картину купили?! – словно сама не веря в услышанное, воскликнула девушка.

– Купили, купили… – буркнул барыга. – Ты не расслабляйся особо, это ничего не значит. Один чёрт завтра всё это уберешь отсюда.

– Но Камиль Испаич! – раздосадовано воскликнула девушка.

– Никаких «но», неси воду давай! – резко оборвал её мужчина, добавив пару крепких выражений на казахском. Потом повернулся ко мне и сказал:

– Термос твой где? Неси сюда.

– Сначала водички стакан можно всё-таки. Я долго в пути, а там такая дикая жара, что в горле пересохло… – и я вновь улыбнулся.

Камиль открыл рот, видимо собираясь высказать мне всё, что он думает о моих «вежливых манерах», но тут где-то с другой стороны здания заскрипели ржавые петли массивной двери.

– Камиль Испаич, вы здесь? – громко крикнул сухой мужской голос, глухим эхом раскатившийся по всем внутренним комнатам помещения.

– Здесь, чего хотел?

– Сафаргалеевы платить не хотят. Говорят, срок аренды не вышел! – отозвался хрипун. Судя по всему, человек кричал в открытую дверь, почему-то не собираясь входить внутрь.

– Что значит «не хотят»?! – воскликнул Камиль и поспешно перешел на казахский язык, громко ругаясь и выходя из лавки. Из всех его слов я примерно понял, что он поносит как Сафаргалеевых, так и его собеседника за то, что тот слишком громко кричит вещи, не предназначенные для посторонних ушей.

Стоило Камилю покинуть лавку, как спустя пару секунд в неё тут же заскочила Айгуль, держа в руках оранжевый пластиковый стакан, с которого скатывались блестящие капельки живительной влаги. Девушка была явно взволнована. Она бросила быстрый взгляд в пустой проём, а потом оценивающе на меня посмотрела.

– Ты картину купил? – быстро выпалила она, подходя ко мне и протягивая стакан.

Я неспешно кивнул. Айгуль внимательно меня осмотрела, словно выискивая какую-то скрытую деталь, которая была для неё чрезвычайно важна. Я же сделал небольшой глоток, чувствуя, как ледяная прохлада сводит зубы, а потом медленно прокатывается по горлу, растворяясь где-то на полпути к желудку.

– Откуда ты едешь? – быстро спросила девушка.

– Издалека. – По привычке ответил я.

– Ты местный?

– Не совсем.

– Путешествуешь?

– Да.

– Как далеко забираешься?

– Скажем так, пара тысяч километров далеко не предел…

– Жена, дети есть?

– Нет.

Айгуль выпаливала вопросы с такой скоростью, будто они были давно заготовлены. Судя по начинающим всё больше блестеть глазам, мои ответы её вполне устраивали.

Я же до сих пор прибывал в своих мыслях. Возможность лишний раз попялиться на привлекательные изгибы и ложбинки её тела почему-то меня больше не посещала. В голове боролись две навязчивые мысли: одна из них говорила, что подобная «случайность» не случайна, и что надо как можно больше узнать о ней. А вторая утверждала, что надо поскорее расплатиться и оставить лавку. Потому что внутреннее чутьё подсказывало, что с Камилем Испаичем всё не так просто, как кажется, и лучше лишний раз его не злить.

– Забери меня. – Внезапно напряженно прошептала Айгуль, подходя ко мне и глядя в глаза.

Я чуть было не подавился вторым глотком воды.

– Что? – переспросил я, выныривая из собственных мыслей.

– У тебя же есть машина, забери меня! – напряженно прошептала девушка, подойдя ко мне почти в упор, и для большего эффекта сжав мои руки, всё ещё держащие стакан с водой. – Камиль порядочная скотина, ты не представляешь, на что он способен! Я такой жизни не хочу, понимаешь же…

Я почувствовал, как быстро забилось моё сердце, получив выброс всевозможных гормонов и адреналина. Её руки были такими горячими, а прикосновение сильным и нежным одновременно… Впрочем, так бывает со всяким женским прикосновением, если ты не ощущал его достаточно давно.

Мысли как-то мгновенно понеслись в какие-то неведомые дали, пробрасывая пред внутренним взором картинки всякого романтического бреда.

– Так, так, полегче… – выдохнул я, найдя в себе сил сделать шаг назад и мягко убрать свои руки из её. – Ты к каждому мужику так кидаешься?

В глазах Айгуль промелькнули дикие искорки. Она так и осталась стоять, держа руки перед собой. Было видно, что в ней борются эмоции. Одна из них, это точно, обида, что выставила себя полной дурой. А вторая, это всё-таки желание добиться своего.

– Нет, не к каждому. К тебе первому…

– Куда ты так уехать хочешь?

– Да не важно, лишь бы подальше отсюда! Ты же сможешь меня защитить?

Я автоматически кивнул, даже не успев подумать, а стоит ли вообще это делать, и, опомнившись, быстро добавил:

– Что, во всём поселении больше «спасителей» не нашлось?

– Все боятся Камиля. Ты даже не знаешь, насколько он сильный. В плане, влиятельный. Ко мне вообще никто не подходит, боятся… Хотя пялятся всё время… – девушка говорила очень быстро, постоянно оглядываясь на дверной проём, из которого долетало эхо казахской ругани Камиля и редкие фразы собеседника.

«Так, – отчетливо и громко заявил мне внутренний голос. – Ты что, ищешь себе неприятностей? Тебя это не касается, заворачивай картину и дуй за бензином. Тебе проблем не надо. Ты ещё даже дома не был.»

Я был вынужден согласиться. Девушка продолжала мне что-то сумбурно объяснять, но я остановил её движением руки.

– Нет, с этим не ко мне. – Улыбнулся я.

Айгуль замерла на полуслове. Её глаза, гневно блеснули.

– У меня просьба. Я тебя прошу! – напряженно прошептала она.

Я не знал, что там происходило на самом деле, хотя вполне мог догадываться в общих чертах. Что ж, похоже, для неё было действительно важно уехать куда подальше, но это было не моё дело. Мир и так был слишком хрупким, а людей в нем осталось чертовски мало, что бы вот так нарываться на неприятности. Конечно, я уже неоднократно прикинул в голове, какие плюсы я бы получил с этого дела. В конце концов, Айгуль дико будоражила все моё мужское естество, но, тем не менее, я решил в это не ввязываться.

– Погоди, погоди. – Улыбнулся я. – Ты не путай понятия. Просьбу нельзя предложить самой. Просьбу должны тебе предложить, так будет правильно…

– Так предложи… – сосредоточенно прохрипела девушка.

«Вот чёрт. – Подумал я. – Она ведь тебя нарисовала, это по любому ты на этой картине. Что ж ты ведешь себя как скотина?.. Не как скотина, а как разумный человек, который из последних сил пытается сохранить способность трезво оценивать ситуацию, и думать головой, а не тем местом, что ниже… Картина – совпадение… А позволить себе вляпаться в историю, только из-за того что гормоны взыграли и дико хочется её трахнуть, так это того не стоит, сам же знаешь…»

– Отличная вода… – протянул я, допив стакан, и надвинув пониже шляпу, что бы лишний раз не встречаться с девушкой взглядом. – Сейчас термос принесу…

С этими словами я отдал ей пустую тару и, миновав ряды стеллажей, вышел на улицу. За моей спиной раздался сдавленный злобный стон, но я предпочел никак на него не прореагировать.

Так или иначе, я принял решение. Местные порядки меня не касались. А лезть со своим уставом в чужой монастырь я не собирался. Когда я вернулся с термосом и флягой, Айгуль уже не было в лавке.

Явно недовольный и злой Камиль, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и постоянно прикрикивал на девушку, чтобы она поторапливалась. Я передал ему емкость для воды, которую тот поставил в коридор, где её поспешно подхватила промелькнувшая в проёме девушка.

Барыга, не особо церемонясь, обмотал теперь уже мою картину куском грубой мешковины, и, стянув крест-накрест обрезком бумажной веревки, протянул её мне. Я молча расплатился. В помещение быстро влетела Айгуль, и, даже не глядя в мою сторону, поставила на прилавок полный термос, после чего развернулась и столь же стремительно скрылась в полумраке коридора.

Камиль бесцеремонно указал мне на дверь.

– Всего доброго. – Протянул я и вышел из лавки со своими покупками.

Стоило мне сойти с крыльца, как за спиной раздалось лязганье массивной цепи продергиваемой сквозь стальные ушки на дверях. Мне стало немного не по себе. Впрочем, это было временное чувство. Обычно, оно быстро проходило, стоило только заняться делом.

Я подошёл к УАЗ-ику и стал упаковывать термос и картину под брезентом кузова. Мальчишки увлеченно играли с грузовичком. За всё время, что я был в лавке, они успели прокатать приличных размеров дорогу вокруг подножья кучи речного песка.

Судя по всему, эта дорога была разделена на равные отрезки, за каждый из которых отвечал отдельный ребенок. Машинка передавалась из рук в руки таким образом, что бы каждый смог прокатить её по своему отрезку и передать другому. В конечной точке пути сидел маленький Бауржан и с очень довольным выражением лица высыпал камешки из игрушечного кузова всё в тот же блестящий чайник без ручек. Самый старший сидел на самой вершине кучи глядя на всё происходящее с очень самодовольным видом. Похоже, идея столь «рационального» использования игрушки принадлежала именно ему.

Я невольно улыбнулся и, затянув шнур, держащий брезент, открыл дверцу машины.

– Дяденька. – Окликнул меня старший мальчишка, спускаясь с кучи песка. – Мы тут подумали, машинки мало будет, за то, что мы за вещами твоими присмотрели.

– Любопытное заявление. – Улыбнулся я, поворачиваясь к нему. – Мы же вроде как договорились. Уговор есть уговор, разве не так?

– Так. – Кивнул мальчишка. – Но мы можем Камиль Испаичу пожаловаться, что ты нас обижал…

«Его даже дети по имени отчеству называют…» – подумал я, а вслух сказал:

– Тебя кто научил такие условия ставить? Это шантажом называется и при заключении порядочной сделки так не делают…

– Мы тут не караванщики, что бы «порядочные» сделки заключать. – Вновь очень нагло и по-хозяйски заявил мальчишка. – Ещё что-нибудь давай.

– Хм… Что хочешь, разбойник маленький?

Недолго думая паренёк указал пальцем на мою шляпу.

– Губа не дура. – Кивнул я и задумчиво почесал подбородок. – Знаешь, шляпу я тебе не отдам. Она со мной через многое прошла, но если хочешь, бери вот это.

И я выдернул из кармана рубашки свои узкие солнцезащитные очки. Мальчишка задумчиво посмотрел на протянутый ему предмет.

– Бери, ничего лучше я не предложу. – Сказал я.

– Ладно. – Согласился паренек, явно довольный тем, что удалось получить две вещи вместо одной, за столь пустяковое дело.

– Слушай, – сказал я, когда он взялся за очки. – Девушка в лавке работает, что про неё знаешь?

– Это уже информация, дяденька, за это давай ещё что-нибудь. – Тут же выпалил мальчишка, потянув очки на себя, но столкнувшись с тем, что я их всё ещё не отпустил.

Это был прекрасный приём, и он всегда отлично срабатывал с ребятнёй, которая ещё не умела ловко скрывать свои желания за пустыми словами и фразами. Главное было дать ребенку почувствовать что вещь, которую он хочет, уже почти его.

– О, нет. – Улыбнулся я. – Это называется дополнительным условием получения этой вещи.

– Но мы так не договаривались… – и паренек обижено скривил губы, по-прежнему держась за свой край очков. – Так не делают же…

– Ну, мы же не караванщики, что бы «порядочные» сделки заключать, верно?

Мальчишка горько хмыкнул. Ему явно не понравилось то, что его собственная уловка, сейчас работала против него.

– Не повезло ей. Это всё, что знаю.

– Это почему?

– Ну, она красивая же. Камиль Испаич своё возьмет, пока не надоест. А потом побьет сильно и в гостиный двор отдаст, деньги зарабатывать. Она там много заработает… Мой папа говорит, что за такую много бы выложил. Так, наверное, и остальные дядьки тоже.