Текст книги "Былины"

Добрыня и Маринка

 
По три годы Добрынюшка-то стольничал,
По три годы Добрынюшка да чашничал,
По три годы Добрыня у ворот стоял,
Того стольничал, чашничал он девять лет,
На десятые Добрынюшка гулять пошёл,
Гулять пошёл по городу по Киеву.
А Добрынюшке ли матушка наказывает,
Государыня Добрыне наговаривает:
«Ты пойдёшь гулять по городу по Киеву, —
Не ходи-тко ты, Добрыня, на царёв кабак,
Не пей-ка ты допьяна зелена вина.
Не ходи-ка ты во улицы Игнатьевски,
Во те ли переулки во Маринкины:
Та ли <…> Маринка да потравница,
Потравила та Маринка девяти ли молодцов,
Девяти ли молодцов, да будто ясных соколо в, —
Потравит тебя, Добрынюшку, в десятые».
А Добрынюшка-то матушки не слушался,
Заходит ли Добрыня на царёв кабак,
Напивается допьяна зелена вина,
Сам пошёл гулять по городу по Киеву.
А заходит ли во улицы в Игнатьевски,
А во те ли переулки во Маринкины, —
У той у´ <…> Маринки у Игнатьевной
Хорошо ли терема были раскрашены,
У ней терем-от со теремом свивается,
Однем-то жемчугом пересыпается.
На теремах сидели два сизыих два голубя,
Носок-от ко носку они целуются,
Прави´льныма крылами обнимаются.
Разгорелось у Добрыни ретиво´ сердцо,
Натя´гает Добрынюшка свой тугой лук,
Накла даёт Добрыня калену стрелу,
Стреляет ли Добрыня во сизы´х голубей.
По грехам ли над Добрыней состоялося, —
Его правая-то ноженка поглёзнула,
Его левая-то рученка подрогнула,
А не мог згодить Добрыня во сизых голубей,
Едва згодил к Маринке во красно´ окно,
Он вышиб прицилину серебряную,
Разбил-то околенку стекольчатую,
Убил-то у Маринки друга милого,
Милого Тугарина Змеёвича.
Стоит ли Добрыня, пораздумался:
«В терем-от идти – так голова пропадёт,
А в терем-от нейти – так стрела пропадёт».
Зашёл-то ли Добрыня во высок терём,
Крест-от он кладёт по-писаному,
А поклон-от он ведёт по-учёному.
Сел он во большой угол на лавицу,
А Маринка та сидит, да <…>, за завесою.
Посидели они летний день до вечера,
Они друг-то с другом слова не промолвили.
 

* * *

 
Взял-то ли Добрыня калёну стрелу,
Пошёл-то ли Добрыня из высо´ка терема´.
Ставала ли Маринка из-за за´весы,
А берёт-то ли Маринка булатний нож,
Она резала следочики Добрынюшкины,
Сама крепкой приговор да приговаривала:
«Как я режу эти следики Добрынюшкины,
Так бы резало Добрыни ретиво сердце
По мне ли, по Маринки по Игнатьевной».
Она скоро затопляла печь кирпичную,
Как метала эти следики Добрынюшкины,
Сама крепкой приговор да приговаривала:
«Как горят-то эти следики Добрынюшкины,
Так горело бы Добрыни ретиво сердцо
По мне ли, по Маринки по Игнатьевны.
Не мог бы Добрынюшка ни жить, ни быть,
Ни дни бы не дневать, ни часу´ бы часовать».
Как вышел ли Добрыня на широкой двор,
Разгорелось у Добрыни ретиво сердцо
По той ли по Маринки по Игнатьевной, —
Назад-то ли Добрыня ворочается.
 
 
Этая Маринка Игнатьевна
Обвернула-то Добрынюшку гнедым туром,
Послала-то ко морю ко Турецкому:
«Поди-ка ты, Добрынюшка, ко морю ко Турецкому,
Где ходят там, гуляют девять туров, —
Поди-ка ты, Добрынюшка, десятыим туром».
 
 
Как проведала Добрынюшкина матушка,
Сама-то ли старуха подымалася,
Пришла она к Маринке ко Игнатьевной,
Села-то на печку на кирпичную,
Сама ли говорила таково слово:
«Хочешь ли, Маринка <…> потравница,
Обверну я тя собакой подоконною, —
Ты будешь ли ходить да по подо´конью».
Этая Маринка Игнатьевна
Видит ли она да неминучую,
Обвернулася Маринка серой ласточкою,
Полетела-то ко морю ко Турецкому,
Села ли Добрыни на могучи´ плеча,
Говорила ли она да таково слово:
«Возьмёшь ли ты, Добрыня, за себя меня замуж, —
Отверну я тя, Добрыня, добрым молодцем».
– «Возьму я тя, Маринка, за себя замуж».
Повернула-то его да добрым мо´лодцом.
Взял-то он Маринку Игнатьевну,
Посадил он на ворота на широкие,
Всю он расстрелял из туга лука,
Рассёк он, распластал тело белое,
Всё ли разметал по чисту полю.
 

Вольх Всеславьевич

 
По саду, саду по зелёному
Ходила-гуляла молода княжна
Марфа Всеславьевна.
Она с каменю скочила на лютого на змея,
Обвивается лютой змей
Около чебота зелен сафьян,
Около чулочика шелкова,
Хоботом бьёт по белу стегну.
А втапоры княгиня понос понесла,
А понос понесла и дитя родила:
А и на небе просветя светел месяц, —
А в Киеве родился могуч богатырь,
Как бы молоды Вольх Всеславьевич.
Подрожала сыра земля,
Стряслося славно царство Индейское,
А и синея моря сколыбалося
Для-ради рожденья богатырского,
Молода Вольха Всеславьевича,
Рыба пошла в морскую глубину,
Птица полетела высоко в небеса,
Туры да олени за горы пошли,
Зайцы, лисицы по чащицам,
А волки, медведи по ельникам,
Соболи, куницы по островам.
А и будет Вольх в полтора часа —
Вольх говорит, как гром гремит:
«А и гой еси, сударыня матушка,
Молода Марфа Всеславьевна!
А не пеленай во пелену червчатую,
А не поясы в поясья шелковые, —
Пеленай меня, матушка,
В крепки латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
По праву руку – палицу,
А и тяжку палицу свинцовую,
А весом та палица в триста пуд».
 
 
А и будет Вольх семи годов, —
Отдавала его матушка грамоте учиться,
А грамота Вольху в наук пошла;
Посадила его уж пером писать,
Письмо ему в наук пошло.
А и будет Вольх десяти годов, —
Втапоры поучился Вольх ко премудростям:
А и первой мудрости учился —
Обвёртоваться ясным соколом,
Ко другой-то мудрости учился он, Вольх, —
Обвёртоваться серым волком,
Ко третей-то мудрости учился Вольх —
Обвёртоваться гнедым туром – золотые рога.
А и будет Вольх во двенадцать лет, —
Стал себе Вольх он дружину прибирать.
Дружину прибирал в три годы,
Он набрал дружину себе семь тысячей;
Сам он, Вольх, в пятнадцать лет,
И вся его дружина по пятнадцати лет.
Прошла та слава великая.
 
 
Ко стольному городу Киеву
Индейской царь наряжается,
А хвалится-похваляется,
Хочет Киев-град за щитом весь взять,
А Божьи церкви на дым спустить
И почестны монастыри розорить.
А втапоры Вольх он догадлив был:
Со всею дружиною хораброю
Ко славному царству Индейскому
Тут же с ними во поход пошёл.
Дружина спит, так Вольх не спит:
Он обвернётся серым волком,
Бегал-скакал по тёмным лесам и по раменью,
А бьёт он звери сохатые,
А и волку, медведю спуску нет,
А и соболи, барсы – любимой кус,
Он зайцам, лисицам не брезгивал.
Вольх поил-кормил дружину хоробрую,
Обувал-одевал добрых молодцов,
Носили они шубы соболиные,
Переменные шубы-то – барсовые.
Дружина спит, так Вольх не спит:
Он обвернётся ясным соколом,
Полетел он далече на сине море,
А бьёт он гусей, белых лебедей,
А и серым малым уткам спуску нет.
А поил-кормил дружинушку хоробрую,
А все у него были ества переменные,
Переменные ества, сахарные.
А стал он, Вольх, вражбу чинить:
«А и гой еси вы, удалы добры молодцы!
Не много, не мало вас – семь тысячей,
А и есть ли у вас, братцы, таков человек,
Кто бы обвернулся гнедым туром,
А сбегал бы ко царству Индейскому,
Проведал бы про царство Индейское,
Про царя Салтыка Ставрульевича,
Про его буйну голову Батыевичу?»
Как бы лист со травою пристилается,
А вся его дружина приклоняется,
Отвечают ему удалы добры молодцы:
«Нету у нас такова молодца,
Опричь тебя, Вольха Всеславьевича».
А тут таковой Всеславьевич
Он обвернулся гнедым туром – золотые рога,
Побежал он ко царству Индейскому,
Он первую скок за целу версту скочил,
А другой скок не могли найти;
Он обвернётся ясным соколом,
Полетел он ко царству Индейскому.
И будет он во царстве Индейском,
И сел он на палаты белокаменны,
На те на палаты царские,
Ко тому царю Индейскому,
И на то окошечко косящатое.
А и буйные ветры по насту тянут, —
Царь со царицею в разговоры говорит.
Говорила царица Аздяковна,
Молода Елена Александровна:
«А и гой еси ты, славной Индейской царь!
Изволишь ты наряжаться на Русь воевать,
Про то не знаешь, не ведаешь:
А и на небе просветя светел месяц, —
А в Киеве родился могуч богатырь,
Тебе, царю, сопротивничек».
А втапоры Вольх он догадлив был:
Сидючи на окошке косящатом,
Он те-то-де речи повыслушал,
Он обвернулся горносталем,
Бегал по подвалам, по погребам,
По тем по высоким по теремам,
У тугих луков тетивки накусывал,
У калёных стрел железцы повынимал,
У того ружья ведь у огненного
Кременья и шомполы повыдергал,
А всё он в землю закапывал.
Обвернётся Вольх ясным соколом,
Звился он высоко по поднебесью,
Полетел он далече во чисто поле,
Полетел ко своей ко дружине хоробрыя.
Дружина спит, так Вольх не спит,
Разбудил он удалых добрых молодцов:
«Гой еси вы, дружина хоробрая!
Не время спать, пора вставать,
Пойдём мы ко царству Индейскому».
И пришли они ко стене белокаменной,
Крепка стена белокаменна,
Вороты у города железные,
Крюки-засовы все медные,
Стоят караулы денны-нощны,
Стоит подворотня – дорог рыбий зуб,
Мудрены вырезы вырезено,
А и только в вырезу мурашу пройти.
И все молодцы закручинилися,
Закручинилися и запечалилися,
Говорят таково слово:
«Потерять будет головки напрасные,
А и как нам будет стена пройти?»
Молоды Вольх он догадлив был:
Сам обвернулся мурашиком
И всех добрых молодцов мурашками,
Прошли они стену белокаменну,
И стали молодцы уж на другой стороне,
В славном царстве Индейскием, —
Всех обернул добрыми молодцами,
Со своею стали сбруею со ратною.
А всем молодцам он приказ отдаёт:
«Гой еси вы, дружина хоробрая!
Ходите по царству Индейскому,
Рубите старого, малого,
Не оставьте в царстве на семена,
Оставьте только вы по выбору
Не много, не мало – семь тысячей
Душечки красны девицы».
А и ходят его дружина
По царству Индейскому,
А и рубят старого, малого,
А и только оставляют по выбору
Душечки красны девицы.
А сам он, Вольх, во палаты пошёл,
Во те во палаты царские,
Ко тому царю ко Индейскому.
Двери были у палат железные,
Крюки-пробои по булату злачены.
Говорит тут Вольх Всеславьевич:
«Хотя нога изломить, а двери выставить!»
Пнёт ногой во двери железные —
Изломал все пробои булатные.
Он берёт царя за белы руки,
А славного царя Индейского,
Салтыка Ставрульевича,
Говорит тут Вольх таково слово:
«А и вас-то, царей, не бьют, не казнят».
Ухватя его, ударил о кирпищатый пол,
Расшиб его в крохи <…>.
И тут Вольх сам царём насел,
Взявши царицу Азвяковну,
А и молоду Елену Александровну,
А и те его дружина хоробрые
И на тех на девицах переженилися.
А и молоды Вольх тут царём насел,
А то стали люди посадские,
Он злата-серебра выкатил,
А и коней, коров табуном делил,
А на всякого брата по сту тысячей.
 

Вольга

 
Закатилось красное солнышко
За лесушки за тёмные, за моря за широкие,
Рассаждалися звёзды частые по светлу´ небу:
Порождался Вольга´ сударь Буславлевич
На святой Руси.
И рос Вольга´ Буславлевич до пяти годков.
Пошёл Вольга´ сударь Буславлевич по сырой земли:
Мать сыра земля сколыбалася,
Звери в лесах разбежалися,
Птицы по подоблачью разлеталися,
И рыбы по синю морю разметалися.
И пошёл Вольга´ сударь Буславлевич
Обучаться всяких хитростей-мудростей,
Всяких языков он разныих.
Задался Вольга´ сударь Буславлевич на´ семь год,
А прожил двенадцать лет,
Обучался хитростям-мудростям,
Всяких языков разныих.
Собирал дружину себе добрую,
Добрую дружину, хоробрую,
И тридцать бога´ без единого,
Сам становился тридцатыим:
«Ай же вы дружина моя добрая, хоробрая!
Слушайте бо´льшего братца атамана-то
И делайте дело повелёное:
Вейте верёвочки шелко´вые,
Становите верёвочки по темну´ лесу,
Становите верёвочки по сырой земли,
А ловите вы куниц, лисиц,
Диких зверей, чёрных соболей
И подкопучиих белых заячков,
Белых заячков, малых горносталюшков,
И ловите по три дни, по три´ ночи».
Слушали бо´льшего братца атамана-то,
Делали дело повелёное:
Вили верёвочки шелко´вые,
Становили верёвочки по темну´ лесу, по сырой земли,
Ловили по три дни, по три ночи,
Не могли добыть ни одного зверька.
Повернулся Вольга´ сударь Буславлевич,
Повернулся он левым[1]1
  Львом.


[Закрыть] зверем;
Поскочил по сырой земли, по темну´ лесу,
Заворачивал куниц, лисиц
И диких зверей, чёрных соболей,
И белых поскакучиих заячков,
И малыих горносталюшков.
И будут во граде во Киеве
А со своею дружиною со доброю,
И скажет Вольга´ сударь Буславлевич:
«Дружинушка ты моя добрая, хоробрая!
Слухайте бо´льшего братца атамана-то
И делайте дело повелёное:
А вейте силышка шелко´вые,
Становите силышка на тёмный лес,
На тёмный лес, на самый верх,
Ловите гусей, лебедей, ясныих соколей
А малую птицу-ту пташицу,
И ловите по три дни и по три ночи».
И слухали бо´льшего братца атамана-то,
А делали дело повелёное:
А вили силышка ше´лковы,
Становили силышка на тёмный лес, на самый верх;
Ловили по три дни, по три ночи,
Не могли добыть ни одной птички.
Повернулся Вольга´ сударь Буславлевич нау´й птицей,
Полетел по подоблачью.
Заворачивал гусей, лебедей, ясныих соколей
И малую птицу-ту пташицу.
И будут во городе во Киеве
Со своей дружинушкой со доброю,
Скажет Вольга´ сударь Буславлевич:
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Слухайте бо´льшего братца атамана-то,
Делайте вы дело повелёное:
Возьмите топоры дроворубные,
Стройте судёнышко дубовое,
Вяжите путевья шелко´вые,
Выезжайте вы на сине´ море,
Ловите рыбу семжинку да белужинку,
Щученьку, плотиченьку
И дорогу рыбку осе´тринку,
И ловите по три дни, по три ночи».
И слухали бо´льшего братца атамана-то,
Делали дело повелёное:
Брали топоры дроворубные,
Строили судёнышко дубовое,
Вязали путевья шелковые,
Выезжали на сине´ море,
Ловили по три дни, по три ночи,
Не могли добыть ни одной рыбки.
Повернулся Вольга´ сударь Буславлевич рыбой щу´чинкой
И побежал по синю морю.
Заворачивал рыбу семжинку, белужинку,
Щученьку, плотиченьку,
Дорогую рыбку осе´тринку.
И будут во граде во Киеве
Со своею дружиною со доброю,
И скажет Вольга´ сударь Буславлевич:
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Вы слушайте бо´льшего братца атамана-то:
Кого бы нам послать во Туре´ц землю,
Проведати про думу про царскую,
И что царь думы думает,
И думает ли ехать на святую Русь?
А старого послать – будет долго ждать;
Да среднего послать-то – вином запоят;
А малого послать —
Маленькой с девушками заиграется,
А со молодушками распотешится,
А со старыма старушками разговор держать,
И буде нам долго ждать.
А видно, буде´ Вольга´ самому пойти!»
Повернулся Вольга´ сударь Буславлевич
Малою птицею-пташицей,
Полетел он подо´блачью.
И будет скоро во той земли Турецкоей,
Будет у сантала у турецкого,
А у той палаты белокаменной,
Против самыих окошечек,
И слухает он речи тайные.
Говорит царь со царицею:
«Ай же ты царица Панта´ловна!
А ты знаешь ли про то, ведаешь?
На Руси-то трава растет не по-старому,
Цветы цветут не по-прежнему, —
А, видно, Вольги´-то живого нет.
А поеду я на святую Русь,
Возьму я себе девя´ть городов,
Подарю я девять сынов,
А тебе, царица Панта´ловна,
Подарю я шубоньку до´рогу».
Прого´ворит царица Панта´ловна:
«Ай же ты царь, Туре´ц-сантал!
А я знаю про то, ведаю:
На Руси трава всё растёт по-старому,
Цветы-то цветут всё по-прежнему.
А ноче´сь спалось, во снях виделось:
Быв с-под восточныя с-под сторонушки
Налетала птица малая пташица,
А с-под западней с-под сторонушки
Налетала птица черно´й ворон;
Слеталися они во чисто´м поле,
Промежду собой подиралися;
Малая птица-пташица
Чёрного ворона повыклевала,
И по пёрышку она повыщипала,
А на ве´тер всё повыпускала.
То есть Вольга´ сударь Буславлевич,
А что чёрной ворон – Турец-сантал».
Проговорит царь Турец-сантал:
«Ай же ты царица Панта´ловна!
А я думаю скоро ехать на святую Русь,
Возьму я девять городов,
Подарю девять сынов,
Привезу тебе шубоньку до´рогу».
Говорит царица Панта´ловна:
«А не взять тебе девяти городов,
И не подарить тебе девяти сынов,
И не привезти тебе шубоньки до´рогой!»
Прого´ворит царь Турец-сантал:
«Ах ты старый чёрт!
Сама спала, себе сон видела!»
И ударит он по белу´ лицу,
И пове´рнется – по дру´гому,
И кинет царицу о кирпичен пол,
И кинет ю второй-то раз:
«А поеду я на святую Русь,
Возьму я девять городов,
Подарю девять сынов,
Привезу себе шубоньку до´рогу!»
А повернулся Вольга´ сударь Буславлевич,
Повернулся серым волком,
И поскочил-то он на конюшен двор,
Добрых коней тех всех пе´ребрал,
Глотки-то у всех у них пе´рервал.
А повернулся Вольга´ сударь Буславлевич
Малым горносталюшком,
Поскочил во горницу оружейную,
Тугие луки пере´ломал,
И шелковые тетивочки пе´рервал,
И каленые стрелы все повыломал,
Вострые сабли повыщербил,
Палицы булатные дугой согнул.
Тут Вольга´ сударь Буславлевич,
Повернулся Вольга´ сударь Буславлевич
Малою птицею-пташицей
И будет скоро во граде во Киеве,
И пове´рнулся он добрым молодцом,
И будет он с своею со дружиною со доброю:
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Пойдёмте мы во Турец-землю».
И пошли они во Турец-землю
И силу турецкую во полон брали.
«Дружина моя добрая, хоробрая!
Станемте теперь полону поделять!»
Что было на´ делу дорого,
Что было на´ делу дешёво?
А добрые кони по семи рублей,
А оружье булатное по шести рублей.
Вострые сабли по пяти рублей,
Палицы булатные по три рубля.
А то было на´ делу дешёво – женский пол:
Старушечки были по полушечке,
А молодушечки по две полушечки,
А красные девушки по денежке.
 

Вольга и Микула

 
Когда воссияло солнце красное
На тое ли на небушко на ясное,
Тогда зарождался молодый Вольга´,
Молодой Вольга´ Святославович.
Как стал тут Во´льга растеть-матереть,
Похотелося Вольги много мудрости —
Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях,
Птицей-соколом летать ему под оболока,
Серым волком рыска´ть да по чисты´им полям.
Уходили все рыбы во синие моря,
Улетали все птицы за оболока,
Ускакали все звери во темны´е леса.
Как стал тут Во´льга растеть-матереть,
Собирал себе дружинушку хоробрую —
Тридцать молодцов да без единого,
А сам-то был Вольга во тридцатыих.
Собирал себе жеребчиков неле´гченыих,
Вот посели на добрых коней, поехали,
Поехали к городам да за получкою.
 
 
Повыехали в раздольицо чисто поле,
Услыхали во чистом поле оратая, —
Как орёт в поле оратай, посвистывает,
Сошка у оратая поскрипливает,
Омешики по камешкам почиркивают.
Ехали-то день ведь с утра до´ вечера,
Не могли до оратая доехати.
Они ехали да ведь и другой день,
Другой день ведь с утра до вечера,
Не могли до оратая доехати, —
Как орёт в поле оратай, посвистывает,
Сошка у оратая поскрипливает,
А омешики по камешкам почиркивают.
Тут ехали они третий день,
А третий день ещё до па´бедья,
А наехали в чистом поле оратая, —
Как орёт в поле оратай, посвистывает,
А бороздочки он да помётывает,
А пенье´, коренья вывёртывает,
А большие-то камни в борозду валит.
У оратая кобыла соло´вая,
Гужики у неё да шелковые,
Сошка у оратая кленовая,
Омешики на сошке булатние,
Присошечек у сошки серебряный,
А рогачик-то у сошки красна золота.
А у оратая кудри качаются,
Что не скачен ли жемчуг рассыпаются,
У оратая глаза да ясна сокола,
А брови у него да черна соболя.
У оратая сапожки зелен сафьян, —
Вот шилом пяты, носы востры,
Вот под пяту, пяту воробей пролетит,
Около носа хоть яйцо прокати,
У оратая шляпа пуховая,
А кафтанчик у него чёрна бархата.
Говорит-то Вольга таковы слова:
«Божья помочь тебе, оратай-оратаюшко!
Орать, да пахать, да крестьяновати,
А бороздки тебе да пометывати,
А пенья, коренья вывёртывати,
А большие-то каменья в борозду валить».
Говорит оратай таковы слова:
«Поди-ка ты, Вольга Святославович!
Мне-ка надобно Божья помочь крестьяновати.
А куда ты, Вольга, едешь, куда путь держи´шь?»
Тут проговорил Вольга Святославович:
«Как пожаловал меня да ро´дной дядюшка,
Родной дядюшка да крестной батюшка,
Ласковой Владимир стольне-киевской,
Тремя ли городами со крестьянами:
Первыим городом Курцовцом,
Другим городом Ореховцем,
Третьим городом Крестьяновцем.
Теперь еду к городам за получкою».
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
«Ай же ты Вольга Святославович!
Как живут-то мужички да все разбойнички, —
Они подрубят-то сляги калиновы
Да потопят тя в речку да во Смородину.
Я недавно там был в городе, третьёго дни,
Закупил я соли цело три меха,
Каждый мех-то был ведь по сту пуд,
А сам я сидел-то сорок пуд.
А тут стали мужички с меня грошов просить,
Я им стал-то ведь грошов делить,
А грошов-то стало мало ставиться,
Мужичков-то ведь да больше ставится,
Потом стал-то я их ведь отталкивать,
Стал отталкивать да кулаком грозить, —
Положил тут я их ведь до тысячи:
Который стоя стоит – тот сидя сидит,
Который сидя сидит – тот и ле´жа лежит».
Тут проговорил ведь Во´льга Святославович:
«Ай же ты оратай-оратаюшко!
Ты поедем-ка со мною во товарищах».
А тут ли оратай-оратаюшко
Гужики шелковые повыстегнул,
Кобылу из сошки повывернул,
Они сели на добрых коней, поехали.
Как хвост-то у ней расстилается,
А грива-то у неё да завивается,
У оратая кобыла ступью´ пошла,
А Вольгин конь да ведь поскакивает.
У оратая кобыла грудью´ пошла,
А Вольгин конь да оставается.
Говорит оратай таковы слова:
«Я оставил сошку во бороздичке
Не для-ради прохожего-проезжего, —
Маломожный-то наедет – взять нечего,
А богатый-то наедет, не позарится, —
А для-ради мужичка да деревенщины.
Как бы сошку из земельки повывернути,
Из омешиков бы земельку повытряхнути,
Да бросить сошку за ракитов куст».
Тут ведь Вольга Святославович
Посылает он дружинушку хоробрую, —
Пять молодцов да ведь могучиих,
Как бы сошку из земли да повыдернули,
Из омешиков земельку повытряхнули,
Бросили бы сошку за ракитов куст.
Приезжает дружинушка хоробрая —
Пять молодцов да ведь могучиих,
Ко той ли ко сошке кленовенькой,
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли поднять,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошки за ракитов куст.
Тут мо´лодой Вольга Святославович
Посылает он дружинушку хоробрую,
Целыим он да ведь десяточком.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли выдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошки за ракитов куст.
И тут ведь Во´льга Святославович
Посылает всю свою дружинушку хоробрую,
Чтобы сошку из земли повыдернули,
Из омешиков земельку повытряхнули,
Бросили бы сошку за ракитов куст.
Они сошку за обжи вокруг вертят,
А не могут сошки из земли выдернуть,
Из омешиков земельки повытряхнуть,
Бросить сошки за ракитов куст.
Тут оратай-оратаюшко
На своей ли кобылы соловенькой
Приехал ко сошке кленовенькой,
Он брал-то ведь сошку одной рукой,
Сошку из земли он повыдернул,
Из омешиков земельку повытряхнул,
Бросил сошку за ракитов куст.
А тут сели на добрых коней, поехали.
Как хвост-то у ней расстилается,
А грива-то у ней да завивается.
У оратая кобыла ступью пошла,
А Вольгин конь да ведь поскакивает.
У оратая кобыла грудью пошла,
А Вольгин конь да оставается.
Тут Вольга стал да он покрикивать,
Колпаком он стал да ведь помахивать:
«Ты постой-ка ведь, оратай-оратаюшко!
Как бы этая кобыла коньком бы была,
За эту кобылу пятьсот бы дали´».
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
«Ай же глупый ты, Вольга Святославович!
Я купил эту кобылу жеребёночком,
Жеребёночком да из-под матушки,
Заплатил за кобылу пятьсот рублей.
Как бы этая кобыла коньком бы была,
За эту кобылу цены не было бы».
Тут проговорит Вольга Святославович:
«Ай же ты оратай-оратаюшко!
Как-то тебя да именем зовут,
Нарекают тебя да по отечеству?»
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
«Ай же ты Вольга Святославович!
Я как ржи-то напашу да во скирды сложу,
Я во скирды сложу да домой выволочу,
Домой выволочу да дома вымолочу,
А я пива наварю да мужичков напою, —
А тут станут мужички меня похваливати:
Молодой Микула Селянинович!»
 

* * *

 
Тут приехали ко городу ко Курцевцу,
Стали по городу похаживати,
Стали города рассматривати,
А ребята-то стали поговаривати:
«Как этот третьего дни был, да мужичков он бил».
 
 
А мужички-то стали собиратися,
Собиратися они да думу думати:
«Как бы прийти да извинитися,
А им низко бы да поклонитися».
Тут проговорил Вольга Святославович:
«Ай же ты Никула Селянинович!
Я жалую от себя трема городами со крестьянамы.
Оставайся здесь да ведь наместником,
Получай-ка ты дань да ведь грошовую».