Текст книги "Возлюби ближнего своего"

Через три дня Рут уехала в Вену. Она получила телеграмму от подруги, у которой могла поселиться. Рут надеялась найти там работу и посещать лекции в университете.

Накануне отъезда она пошла с Керном в ресторан «Черный поросенок». До сих пор они питались в «народной кухне», но по случаю прощального вечера Керн предложил устроить что-нибудь особенное.

«Черный поросенок» был небольшой, насквозь прокуренной ресторацией, где кормили недорого, но очень вкусно. Они пошли туда по совету Марилла, который не преминул назвать Керну точные цены и настоятельно порекомендовал отведать тамошнее фирменное блюдо – гуляш из телятины. Керн пересчитал свои деньги и прикинул, что останется даже на роскошный десерт – сырное пирожное. Как-то Рут сказала ему, что это ее любимое лакомство. Однако в ресторане их ожидало горькое разочарование. Гуляш кончился. Следовало прийти пораньше. С озабоченным видом Керн принялся изучать меню. Почти все остальные блюда были значительно дороже. Подошел кельнер и скороговоркой начал перечислять яства.

– Копченая свинина с красной капустой, свиные отбивные с салатом, цыплята-паприка, свежая гусиная печенка…

Гусиная печенка, подумал Керн… этот идиот, видимо, принимает нас за мультимиллионеров. Он подал Рут меню.

– Что ты хочешь вместо гуляша? – спросил он, быстро подсчитав, что если заказать отбивные, то сырное пирожное улыбнется.

Рут быстро пробежала меню глазами.

– Сосиски с картофельным салатом, – сказала она. Дешевле не было ничего.

– Исключается! – заявил Керн. – Какой же это прощальный ужин!

– Я их очень люблю. После этих супов в нашей столовой сосиски – настоящее объедение.

– А свиные отбивные, по-твоему, не объедение?

– Слишком дорого.

– Господин кельнер, – сказал Керн. – Две свиные отбивные. Только большие!

– Они у нас все одинаковые, – равнодушно заметил кельнер. – Что прикажете подать сначала? Суп, hors d’oeuvres[12]12
  – Закуски (фр.).


[Закрыть], заливное?

– Больше ничего не надо, – сказала Рут, не дав Керну опомниться.

Они заказали еще графин дешевого вина, после чего кельнер, окинув обоих презрительным взглядом, удалился, словно почуяв, что его чаевые уменьшились по крайней мере на полкроны.

В ресторане было пусто. Кроме них, за столиком в углу сидел еще один посетитель со шрамами на широком красном лице и моноклем в глазу. Он сидел за кружкой пива и разглядывал Керна и Рут.

– Жаль, что этот тип сидит здесь, – сказал Керн.

Рут кивнула.

– Был бы хоть кто-нибудь другой! А то смотришь на него и сразу вспоминаешь…

– Да, это наверняка не эмигрант, – сказал Керн. Скорее, наоборот.

– Давай не будем смотреть на него, и все.

Но Керн все же продолжал смотреть на человека в углу и заметил, что тот не сводит с них глаз.

– Не пойму, чего ему надо, – раздраженно сказал Керн. – Уставился и глазеет!

– Может, это агент гестапо. Мне говорили, что их тут полно.

– Хочешь, подойду и спрошу, в чем дело?

– Не надо! – Рут испуганно положила ладонь на руку Керна.

Кельнер принес хрустящие и нежные отбивные со свежим зеленым салатом. Но все удовольствие было отравлено – оба разнервничались.

– Что-то я не пойму. Ведь не ради нас он явился сюда, – сказал Керн. – Никто не мог знать, что мы придем именно сюда.

– Верно, никто, – ответила Рут. – Может, пришел случайно. Но во всяком случае, он следит за нами, это сразу видно…

Кельнер унес тарелки. Керн расстроенно поглядел ему вслед. Ему так хотелось доставить Рут настоящее удовольствие, а теперь страх перед этим типом с моноклем испортил все. Вдруг он резко встал.

– Погоди минутку, Рут…

– Что ты хочешь сделать? – боязливо спросила она. – Останься со мной!

– Не бойся! К нему я не подойду. Надо поговорить с хозяином.

На всякий случай он прихватил с собой два флакона духов. Теперь он решил попытаться выменять один из них на два сырных пирожных. Правда, духи стоили намного дороже, но это его не смущало. Уж если с отбивными ничего путного не вышло, то пусть она хоть отведает любимого десерта. Керн надеялся выторговать еще и кофе.

Он подошел к стойке и изложил хозяину свою просьбу. Тот побагровел.

– Ишь, кутила нашелся! Жрать горазд, а платить нечем! Нет, дорогой мой, придется вызвать полицию! Больше ничего!

– Я могу заплатить за то, что мы съели! – Керн раздраженно швырнул деньги на стол.

– Пересчитайте, – обратился хозяин к кельнеру. – А свое барахло спрячьте, – буркнул он Керну. – Что вам вообще нужно? Вы кто – гость или попрошайка?

– Пока я еще гость! – яростно заявил Керн. – А вы…

– Минуточку! – раздался голос за его спиной. Керн резко обернулся. Перед ним стоял мужчина с моноклем.

– Можно мне спросить у вас кое-что?

Незнакомец отошел на несколько шагов от стойки.

Керн последовал за ним. Сердце бешено заколотилось.

– Ведь вы немецкие эмигранты, не так ли? – спросил мужчина.

Керн недружелюбно уставился на него.

– Какое вам дело!

– Никакого, – спокойно ответил тот. – Просто я слышал, о чем вы только что говорили с хозяином. Не продадите ли вы эти духи мне?

Теперь Керн понял, куда клонит незнакомец. Продать духи – значит выдать себя: недозволенная торговля. И тогда возможен арест и немедленная высылка.

– Нет, – ответил он.

– Почему же нет?

– Мне нечего продавать. Торговлей не занимаюсь.

– Тогда давайте поменяемся. Даю за них то, в чем вам отказал хозяин: кофе и пирожные.

– Не пойму, чего вам, собственно, надо, – сказал Керн.

Мужчина улыбнулся.

– А я все понимаю! Вы очень недоверчивы. Послушайте: я из Берлина и через час еду обратно. Вы же туда вернуться не можете…

– Нет, не могу, – сказал Керн.

Мужчина внимательно посмотрел на него.

– Потому-то я и стою перед вами. Потому и хочу оказать вам эту маленькую услугу. На фронте я командовал ротой. Один из моих лучших солдат был евреем… Ну, так как же – дадите вы мне свой флакончик?

Керн подал ему духи.

– Простите меня, – сказал он. – А я было подумал о вас совсем другое.

– Представляю себе. – Мужчина улыбнулся. – А теперь пойдите к вашей фройляйн. Нельзя оставлять ее так долго одну. Ей наверняка очень страшно. Желаю вам обоим всего самого хорошего! – он протянул Керну руку.

– Спасибо! Большое спасибо!

Несколько ошарашенный, Керн вернулся к столику.

– Рут, – сказал он, – либо сегодня Рождество, либо я сошел с ума.

Тут же появился кельнер. На подносе стояли кофейник и трехэтажная серебряная подставка, полная пирожных.

– Что это? – изумилась Рут.

– Вот какие чудеса способны творить духи «Фарр» фирмы Керн!

Сияя от радости, он налил кофе в чашки.

– А сейчас можно съесть по пирожному. Выбирай любое. Какое тебе положить?

– Сырное.

– Вот, ешь, пожалуйста! А себе я возьму с шоколадным кремом.

– Остальные прикажете завернуть? – спросил кельнер.

– То есть как это завернуть?

Кельнер обвел рукой подставку с пирожными.

– Это все заказано для вас!

Керн изумленно взглянул на него.

– Все для нас? А где же?.. Этот господин не придет?..

– Он уже давно ушел. Все оплачено. Так что, если позволите…

– Погодите минутку! – торопливо проговорил Керн. – Ради Бога, погодите одну минутку! Рут – кусок шоколадного торта? Или трубочку? Или вот это, свиное ушко с марципаном? Или это – с посыпкой?..

Он положил ей на тарелку несколько пирожных и взял себе еще два.

– Вот так! – сказал он, переводя дух. – Остальные заверните, пожалуйста, в два пакета. Один возьмешь с собой в дорогу. Как хорошо – хоть раз могу позаботиться о тебе!

– Шампанское уже охлаждено, – заявил кельнер, снимая со стола серебряный шедевр.

– Шампанское! Милая шутка! – рассмеялся Керн.

– Никаких шуток!

Кельнер показал на дверь: хозяин собственной персоной шел к столику, неся ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки.

– Не обижайтесь на меня, – сказал он с приторной улыбкой. – Я, конечно, только пошутил, не более того…

Керн широко раскрыл глаза и откинулся на спинку стула.

– Все оплачено, – успокоил его кельнер.

– По-моему, мне это снится, – пролепетал Керн и коснулся пальцами глаз. – Скажи, Рут, ты когда-нибудь пила шампанское?

– Никогда. До сих пор я видела его только в кинофильмах.

Керн с трудом овладел собой.

– Итак, господин хозяин! – проговорил он с достоинством. – Теперь, надеюсь, вы поняли, сколь выгодную сделку я вам предложил. Флакон всемирно известных духов «Фарр»? за каких-то два жалких сырных пирожных! Вы видите, что дают за них знатоки!

– Знать все просто невозможно, – ответил хозяин. – Я больше разбираюсь в напитках.

– Рут, – сказал Керн. – Отныне я верю в чудеса. Я ничуть не удивлюсь, если вдруг в окно впорхнет белый голубь и принесет нам в клюве два настоящих паспорта сроком на пять лет или бессрочное удостоверение на право работать!

Они распили вдвоем всю бутылку. Им показалось бы святотатством оставить в ней хоть одну каплю. Шампанское оказалось не таким уж вкусным, но они пили бокал за бокалом, все больше оживлялись и под конец были немного пьяны.

Настала пора уходить. Керн взял пакеты с пирожными и хотел было расплатиться за отбивные, но кельнер остановил его жестом.

– Все в порядке…

– Рут, – сказал Керн, слегка запинаясь, – меня это просто подавляет. Еще один такой вечер, и я стану романтиком.

Хозяин задержал их.

– У вас есть еще такие духи? Я приобрел бы флакон для моей жены.

Керн мгновенно протрезвел.

– Случайно остался еще один флакон. Последний! Он извлек второй флакон из кармана. – Но теперь, дорогой мой, он стоит уже не так дешево, как час назад! Вы упустили выгодный шанс! Двадцать крон! – Он задержал дыхание. – Только для вас!

Хозяин прикинул: за шампанское и пирожные он посчитал бывшему командиру роты лишних тридцать крон. Так что у него оставалось еще десять крон чистого дохода.

– Пятнадцать, – предложил он.

– Двадцать. – Керн сделал вид, будто собирается спрятать флакон.

– Ну ладно, давайте!

Хозяин достал смятую кредитку. Про себя он тут же решил сказать своей любовнице, крутобедрой Барбаре, что заплатил за духи пятьдесят крон. Таким образом, он сэкономит на шляпке, которую Барбара требовала от него уже несколько недель. Шляпка стоила сорок восемь крон. Получалась двойная выгода…

Керн и Рут зашли в отель, взяли чемодан и отправились на вокзал.

Рут притихла.

– Не печалься, – сказал Керн. – Скоро я к тебе приеду. Максимум через неделю мне надо убираться из Праги. Тогда и поеду в Вену. А ты хочешь, чтобы я туда приехал?

– Да, приезжай! Но только если это действительно лучше для тебя.

– Почему ты не говоришь просто: да, приезжай!

Она виновато посмотрела на него.

– По-моему, я сказала больше. Разве нет?

– Не знаю. Это прозвучало как-то очень осторожно.

– Да, – печально проговорила она, – ты прав, именно осторожно.

– Довольно грустить, – сказал Керн. – Только что ты так радовалась!

Она беспомощно взглянула на него.

– Не слушай меня, – проговорила она. – Иногда я сама не понимаю, что со мной происходит.

Может быть, это из-за шампанского. Считай, что из-за него. Давай посидим. У нас еще есть несколько минут.

Они сели на скамью в парке. Керн обнял ее плечо.

– Ты побольше радуйся, Рут! Все остальное ни к чему. Вообще, это, конечно, довольно глупый совет, но ты должна меня понять: нам так важна каждая крупица радости! Именно нам.

Она неподвижно смотрела в одну точку.

– Да я и сама хотела бы радоваться, Людвиг. Но какая-то я тяжелая на подъем. А так хочется быть легкой!.. Хочется делать все хорошо, но почему-то всегда получается неловко, тяжело…

Рут произнесла эти слова с горечью. Вдруг Керн заметил, что ее лицо в слезах. Она плакала беззвучно и беспомощно.

– Не знаю, почему я плачу, – сказала она, – ведь сейчас у меня как будто нет особых причин для слез. Или, может быть, именно поэтому? Не смотри сюда… не смотри на меня…

– Нет, буду смотреть!

Рут приблизила к Керну лицо и положила ладони ему на плечи. Керн привлек ее к себе. Она поцеловала его – слепо, закрыв глаза, плотно сжав жесткие губы, страстно и гневно, словно хотела оттолкнуть.

– Ах… Что ты знаешь… – Она немного успокоилась, но глаз не открыла. – Что ты можешь знать… – Ее губы разомкнулись и стали мягкими, как спелый плод.

Они пошли дальше. У вокзала Керн куда-то исчез и вскоре вернулся с большим букетом роз. Мысленно он благословлял человека с моноклем и хозяина «Черного поросенка».

Цветы привели Рут в полное замешательство. Она покраснела. Выражение печали и озабоченности исчезло.

– Цветы, – сказала она. – Розы! Ты провожаешь меня, как настоящую кинозвезду.

– Вообрази, что я преуспевающий делец и провожаю свою жену, – гордо заявил Керн.

– Дельцы не дарят цветов.

– Не скажи, самые молодые из них возобновили этот обычай.

Он положил ее чемодан и пакет с пирожными в багажную сетку, и они вышли. На перроне Рут сжала ладонями его лицо и очень серьезно посмотрела ему в глаза.

– Как хорошо, что ты был рядом. – Она поцеловала его. – А сейчас иди! Уходи, я сяду в вагон. Не хочу опять плакать. Еще подумаешь, что ничего другого я делать не умею. Иди…

Он не сдвинулся с места.

– Я не боюсь расставаний, – сказал он. – Сколько их уже было! А у нас с тобой и расставания-то никакого нет.

Поезд тронулся. Рут помахала рукой. Керн стоял на месте, пока поезд не скрылся из виду. Потом пошел обратно. На душе было тяжело – казалось, весь город вымер.

У входа в отель он увидел Рабе.

– Добрый вечер, – сказал он, достал пачку сигарет и протянул тому. Рабе вздрогнул и поднял руку, словно защищаясь от удара. Керн удивленно взглянул на него.

– Простите меня, – смущенно пробормотал Рабе. – Это у меня еще… ну, такое непроизвольное движение…

Он взял сигарету.

Третью неделю Штайнер работал кельнером в трактире «Под зеленым деревом». Была поздняя ночь. Хозяин спал уже два часа. За столиками остались последние посетители.

Штайнер опустил жалюзи.

– Закрываемся! – объявил он.

– Давай, Иоганн, пропустим еще по рюмочке, – ответил ему один из гостей, столяр, с головой, похожей на огурец.

– Ладно, – сказал Штайнер, – «Миколаш»?

– Нет, венгерского больше не хочу! Начнем-ка мы сейчас с доброй сливовицы!

Штайнер принес бутылку и рюмки.

– Чокнись со мной, – предложил столяр.

– Не сегодня. Либо капли не выпью, либо в дымину напьюсь.

– Тогда возьми да напейся! – Столяр почесал свой огурец. – И я напьюсь! Ты только представь: третья дочка! Понимаешь, сегодня утром выходит ко мне акушерка и говорит: «Поздравляю вас, господин Блау, с третьей, здоровой дочкой!» А я-то думал, на сей раз наверняка мальчик получится! Три девчонки и ни одного продолжателя рода! Как же тут не спятить? Ну скажи, Иоганн, сам скажи – как тут не спятить? Ведь ты все-таки человек, должен это понимать!

– Еще как понимаю! – сказал Штайнер. – Принести рюмки побольше?

Столяр грохнул кулаком по столу.

– Проклятие! Да ты ведь верно говоришь, черт бы тебя побрал! В том-то все и дело! Надо, чтобы рюмки побольше! Правильная идея! И как это она мне самому не пришла в голову!

Они взяли рюмки побольше и в течение часа распили бутылку, после чего столяр перепутал все на свете: стал сетовать на жену, якобы родившую ему трех мальчиков. С трудом расплатившись и едва держась на ногах, он вышел из трактира в сопровождении собутыльников.

Наведя порядок, Штайнер налил себе еще один полный стакан сливовицы и выпил ее. В голове загудело. Он сел за столик и погрузился в раздумье. Потом встал и направился к себе в каморку. Порывшись в чемодане, достал фотографию жены и долго разглядывал ее. С тех пор он не имел о Мари никаких сведений, сознательно не писал ей, предполагая, что за ее корреспонденцией следят, считал, что она уже оформила развод.

– К черту все! – Он встал. – Может, Мари уже давно живет с другим и забыла меня! – Резким движением разорвал фотографию надвое и бросил половинки на пол. – Надо взять себя в руки, не то рехнусь. Теперь я одинокий мужчина, Иоганн Губер, а никакой не Йозеф Штайнер. Вот и все!

Он выпил еще стакан, запер дверь и вышел на улицу. Недалеко от Ринга[13]13
  Бульварное кольцо в Вене. – Примеч. пер.


[Закрыть] с ним заговорила девушка.

– Пойдешь со мной, котик?

– Пойду.

Они пошли рядом. Девушка испытующе разглядывала его сбоку.

– Да ты и не посмотрел на меня.

– Посмотрел! – возразил Штайнер, не поворачивая головы.

– А мне кажется, что нет. Нравлюсь я тебе?

– Да, ты мне нравишься.

– Быстро это у тебя получается.

– Да, – сказал он. – Это у меня быстро получается.

Она взяла его под руку.

– А что ты мне подаришь, котик?

– Не знаю. А ты сама чего хочешь?

– Останешься на всю ночь?

– Нет, не на всю ночь.

– Что ж, тогда двадцать шиллингов, пожалуй.

– Десять. Я кельнер и зарабатываю не очень-то много.

– Ты не похож на кельнера.

– Есть люди, которые не похожи на президентов и все-таки являются ими.

Девушка расхохоталась.

– А ты веселый! Люблю веселых людей… Ладно, пусть десять. У меня уютная комнатка. Я тебя сделаю очень счастливым, увидишь.

– Вот как? – сказал Штайнер.

Комната была отделана красным плюшем. Везде стояли фарфоровые фигурки. На столиках и креслах красовались накидки. Диван был уставлен плюшевыми мишками, карнавальными куклами и матерчатыми обезьянками. Над диваном висела увеличенная фотография какого-то фельдфебеля в парадном мундире, с нафабренными усами и неподвижным тупым взглядом.

– Твой муж? – спросил Штайнер.

– Нет, покойный супруг хозяйки.

– Она небось рада, что избавилась от него?

– Скажешь тоже! – Девушка расстегнула блузку. – До сих пор все не наплачется. Очень, говорит, был хорош. Сильный был, понимаешь?

– Так зачем же она повесила его к тебе в комнату?

– А у нее висит другой его портрет. Совсем большой, раскрашенный. Мундир расписан красками, понимаешь? Ну-ка, расстегни мне крючок сзади!

Штайнер ощутил крепкие плечи. Это было неожиданно. Еще со времен воинской службы он помнил, каковы проститутки на ощупь. Их тело почти всегда довольно мягкое.

Девушка бросила блузку на диван. У нее была полная, тугая грудь – под стать сильным плечам и красивой шее.

– Садись, котик, – сказала она. – Устраивайся поудобнее. У кельнеров и у нас всегда болят ноги.

Она скинула юбку.

– Черт возьми, – сказал Штайнер, – а ты ведь красивая!

– Слышала, много раз слышала! – Девушка аккуратно сложила юбку. – Если, конечно, тебя это не обижает…

– А вот и обижает!

Она полуобернулась к нему.

– Ты, я вижу, шутник… Веселый у тебя характер!

Штайнер внимательно посмотрел на нее.

– Чего ты так смотришь? – спросила девушка. – Того гляди напугаешь меня. А глаза-то у тебя какие! Господи, прямо как ножи! Давно женщину не имел, да?

– Как тебя зовут?

– Смеяться будешь – Эльвира. Это моей маме взбрело в голову. Ей всегда хотелось взлететь высоко. Давай ляжем.

– Нет, – сказал Штайнер. – Сначала выпьем чего-нибудь.

– А деньги у тебя есть? – быстро спросила Эльвира.

Штайнер кивнул. Обнаженная и беззаботная, она подошла к двери.

– Фрау Пошнигг! – крикнула она. – Принесите чего-нибудь выпить!

Хозяйка появилась так поспешно, словно стояла за дверью и подслушивала. Это была полная женщина в плотно затянутом платье из черного бархата. На румяном лице выделялись блестящие глаза навыкате.

– Могу принести шампанское, – услужливо сказала она. – Сладкое, как сахар!

– Водки, – ответил Штайнер, не глянув на нее. Или там сливовицы, вишневки, можжевеловой – все равно!

Обе женщины обменялись взглядом.

– Вишневки! – решила Эльвира. – Высшей марки! Она у нас на верхней полке. Стоит десять шиллингов, котик.

Штайнер дал ей денег.

– Откуда у тебя такая кожа? – спросил он.

– Ни одного пупырышка, видишь? – Эльвира поворачивалась перед ним и так и сяк. – Это можно встретить только у рыжих.

– Да, – сказал Штайнер, – но на улице я и не заметил, что ты рыжая.

– Потому что я была в шляпке, мой миленький. – Эльвира взяла у хозяйки бутылку. – Хотите выпить с нами, фрау Пошнигг?

– Если разрешите? – Хозяйка присела. – До чего же вам хорошо живется, фройляйн Эльвира! – Она вздохнула. – То ли дело я, бедная вдова… всегда одинока…

Бедная вдова залпом выпила рюмку и тут же налила себе вторую.

– Ваше здоровье, шикарный господин!

Она встала и кокетливо посмотрела на Штайнера.

– От души благодарю! Позвольте откланяться! Желаю вам большого удовольствия!

– А ты ей понравился, котик! – заявила Эльвира.

– Дай-ка мне этот стакан, – попросил Штайнер. Он налил его дополна и выпил.

– Господи Иисусе! – Эльвира с опаской поглядела на него. – Ты ничего здесь не разобьешь, миленький? Эта квартира влетает мне в копеечку. Понимаешь, котик?

– Садись сюда, – сказал Штайнер. – Рядом со мной.

– Лучше поедем с тобой куда-нибудь. В Пратер[14]14
  Большой лесопарк в Вене. Известен множеством аттракционов. – Примеч. пер.


[Закрыть] или в лес.

Штайнер удивленно взглянул на нее. Он ощущал постукивание каких-то крохотных молоточков в голове; они били изнутри по глазам.

– В лес, говоришь? – спросил он.

– Ну да, в лес. Или в пшеничное поле, летом там так хорошо…

– Пшеничное поле… летом? И что это тебе взбрело в голову? Пшеничное поле…

– А как же не взбрело? – торопливо и озабоченно затараторила Эльвира. – Ведь сейчас лето, ты что – не заметил, котик! Вот и хочется погулять в поле. Понимаешь?

– Не прячь бутылку. Ничего я у тебя не перебью, не бойся. Значит, пшеничное поле, говоришь… летом?..

– Конечно же, летом, котик! Зимой там небось холодно!

Штайнер снова наполнил свой стакан.

– Как ты приятно пахнешь…

– Все рыжие пахнут так, котик.

Молоточки застучали быстрее. Комната закачалась.

– Пшеничное поле… – медленно и как-то тяжело повторил Штайнер. – И ночной ветер…

– А теперь давай ляжем, миленький, раздевайся…

– Открой окно…

– Да оно же открыто, котик… Ну, иди сюда, я сделаю тебя счастливым.

Штайнер выпил.

– А ты-то была когда-нибудь счастлива? – спросил он, уставя глаза в стол.

– Конечно, была, и даже довольно часто.

– Да помолчи ты. Погаси свет.

– Сначала разденься.

– Погаси свет!

Эльвира повиновалась. В комнате стало темно.

– Ложись в постель, котик.

– Нет! Не в постель! Постель – это другое, черт побери! Не в постель!

Неуверенной рукой Штайнер налил себе еще немного вишневой водки. В голове перекатывался гул. Девушка прошлась по комнате. Она задержалась на минуту у окна и выглянула наружу. На темные плечи падал слабый свет уличных фонарей. За окном стояла огромная ночь. Девушка поправила прическу…

– Мари, – пробормотал Штайнер.

Она повернулась и приблизилась к нему, мягко и неслышно. Она подошла, спелая, как пшеничное поле, темная и неузнаваемая; от нее исходил аромат, свойственный тысяче женщин. И еще одной…

– Мария, – пробормотал Штайнер.

Девушка рассмеялась нежным грудным смехом.

– Сразу видно, что ты нализался, котик… Ведь меня зовут Эльвира…